Если читатель ждет, что я сейчас буду описывать посещение стриптиз-бара, то зря. Кто в них был, тот и так представляет себе эту атмосферу роскоши и порока, типичную для всех стриптиз-клубов мира. Нет, конечно, бывают нюансы в зависимости от региона. Наверняка, в Японии или Таиланде у танцовщиц щелочки поуже под бровями, рост и длина ног не дотягивают опять же до российских стандартов. А в остальном всё как везде. Очень легко одетых девушек примерно столько же, сколько и посетителей, с освещением беда, покушать нормально тоже не предлагают. Еще и от деловых разговоров все время отвлекают то одним, то другим. Так что данное мероприятие Фролову не понравилось, а очень понравилось — отдохнул душой на триста баксов, как когда-то высказался всё тот же Самбист. А если учесть, что за аудио-визуальный разврат в легкой форме заплатила принимающая сторона, то и вообще блеск! Не потратил — считай, заработал. Но Ленке про такую форму дохода лучше не рассказывать, не поймёт.
Два дня, вернее двое суток, проведенных в Нижнем Тагиле, запомнились Фролову мельтешением буксовых узлов, голых ягодиц и женских бюстов вперемешку с надрессорными балками, а заодно лязгом срываемых под задорную музыку запорно-пломбировочных механизмов. Томными голосами его постоянно просили то подписать акт, то совершить его. На износ работал человек, по-другому не скажешь. Так что поездку в Новоалтайск он ждал как избавление.
Ага, по прямой всего-то полторы тысячи километров. Вот только нет в России прямых путей. Через Свердловск, через Новосибирск, через Барнаул… С двумя пересадками на поезде всего пару суток. А если на самолете? Конечно, так гораздо быстрее! Но через Москву. В России как в Италии, все дороги ведут в столицу. Так что самолетом почти домой, в аэропорт Домодедово, там пересадка — и вот он уже приземляется в Барнауле, сэкономив сутки и устав еще сильнее. Спрашивается, зачем было заезжать на съемную квартиру? Разве что помыться и одежду сменить. Еще и пистолет этот под мышкой задолбал нестерпимо. Но оставить его нельзя нигде, кроме родного дома, так что опять полетел во все оружии. С другой стороны, жизнь такая, что сейчас с оружием по большому счету идти по ней сподручнее, чем без оружия.
Братцы, как удачно получилось у Артёма — крытые вагоны, которые закуплены для перевозки алюминиевых изделий, можно забирать с завода не порожняком, а с попутным грузом! Любой логист вам скажет — каждый порожний рейс грузового транспорта — это такая боль, как серпом по душе. Макаронные изделия весят немного, зато дорого стоят, а значит и железнодорожный тариф вкусный. В том числе для собственника вагонов. Идиотская схема — стоимость перевозки зависит в большей степени от цены груза, чем от его веса, железная дорога цветет и пахнет в своем монопольном положении. Самые наглые говорят в открытую: «Не нравятся наши условия, идите к кому-нибудь другому» В руководстве МПС уверены — грузоотправителю пойти некуда, автотранспорт им не конкурент, и будет так вовеки. Наивные такие.
Не то судьба сжалилась над Фроловым, не то просто давала ему передышку перед новыми испытаниями, но факт: все новые вагоны оказались технически исправны, комплектны и покрашены на загляденье. И даже уже с восьмизначными сетевыми номерами, то есть прямо хоть сейчас оформляй под погрузку. А их и оформили. Вот только засада пришла, откуда не ждали. Прямо в товарной конторе уважаемого представителя собственника вагонов взяли под локоток и начали смущенно шептать:
— Нельзя ваши вагоны под погрузку отдавать, они воняют-с!
— Вот с этого места не понял. Поподробнее, плиз. Кто воняет, чем воняет, что за проблема?
— Все воняют как всегда, про это безобразие мы знаем, а один прямо особенно, так, что и не передать.
— Да гоните вы, я их все осматривал лично! — Фролов начал терять терпение, ему стало ясно, что приемосдатчица набивается на взятку.
— А пойдемте посмотрим, вагоны на девятом стоят, мы их не велели подавать на рампу.
Вагоны стояли, их было много, и да, их не грузили. Сверкающие зеленой краской, свежие игрушки вызывали в душе Петра только радость и гордость, что его компания начала предоставлять клиентам этакую красоту. А не только обшарпанные ободранные древние вагоны собственности братской Киргизии, которые не помнят нормального обращения с ними, а строились чуть не после войны.
— И чем мои крытые воняют?
— А это ВАШИ вагоны? — Вопрос тетенька задала с таким восторгом и придыханием, что было ясно, она поняла фигуру речи за чистую монету. А Фролова за нового русского, купившего себе целый состав новеньких вагонов. Хотелось еще шире расправить плечи, а то и крылья и подтвердить факт, мол да, вагоны мои. Но врать было неудобно, тем более без нужды.
— Не мои, а наши. Нашей фирмы вагоны. Повторяю вопрос: чем они нехороши?
— Согласно Уставу железных дорог, вагоны, подаваемые под погрузку продовольственных грузов, должны быть очищены от остатков ранее перевозимого груза и не иметь посторонних запахов. А у вас крытьё воняет краской со страшной силой. А один вагон вообще засран!
— Прошу прощения, как засран? Кем?
— Вот этого я не знаю. Небось стоял долго под цехом на вагоностроительном заводе, вот его рабочие под туалет и приговорили. Чтоб далеко не ходить. А лето жаркое, духан такой стоит, что двери лучше не открывать. Мы их один раз пробовали открыть, больше не хотим.
За светской беседой про вонь и человеческую природу Петр и его собеседница дошли до вагонов. И Фролов оценил запах свежей краски. В самом деле, снаружи ощутимо пахло. Вагоны стояли с широко открытыми дверями, причём с обеих сторон. Видимо, железнодорожники хотели не срубить денежку с него, а наоборот — сделали всё, чтоб они поскорее проветрились. Получалось у вагонов не очень, Пётр это осознал, когда залез внутрь одного из своих крытых. Реально воняет, может и в самом деле такой запах может впитаться в макароны? А самое обидное, что никто не виноват, жизнь так повернулась — не получится организовать гружёный рейс.
Самый отвратительный засранный вагоностроителями вагон стоял последним, так что идти до него было неблизко. По пути в хвост состава Фролов никак не мог понять, почему он не заметил этот нехарактерный и резкий запах, если верить работнице товарной конторы. А когда они дошли, то всё встало на свои места: и тетя не соврала, запах и впрямь был не лавандовый. И он не слажал — вагон был не из его партии, чужой вагончик.
— Чужой вагон-то! Не наш. — Специально для непонимающей сути события тети он повторил, — Этот вагон мы не покупали, не оформляли перевозочные документы, не просили подать под погрузку. Лишний он, андестенд?
— Андестенд. А как так получилось? Мы ж по номерам подаём, не так просто.
— Да вы посмотрите, на нём даже номера нет! А вы говорите, пономерной учет.
Шустрая тетушка в это время уже оббежала вагон с другой стороны и сейчас кричала оттуда:
— Есть номер! Вот он! И он в списке! — Теперь и Пётр обогнул хвост состава, номер вправду был.
— А почему не поп порядку стоит?
— Да какая разница⁈
— Такая. Мне кажется, я такой номер уже видел, и он стоял по порядку среди других вагонов. По возрастанию чисел, — Договаривал он уже на бегу. — Вот он, нашел!
Действительно, среди других вагонов на своем месте стоял крытый вагон с именно этим номером, нанесённым с двух сторон.
— Ну что, пошли считать вагоны?
— Пошли, куда ж деваться. Только будем проверять по списку и галочками крыжить.
— Не. Если крыжить, то крестиками. Слово «крыж» в старорусском языке означает крест, — не удержался от мини-лекции Пётр.
— Да хоть херами обкладывай, только дай разобраться с этой тряхомудией! — Приёмосдатчица уже не контролировала свой словесный поток, она была железнодорожницей со стажем, потому помимо тряхомудии из её рта выпала еще пара-другая словесных конструкции. Более резких и весомых, из тех, что не печатают приличные авторы в приличных книжках.
Короче, вагонов на пути оказалось пятьдесят одна штука, лишний вагон был тем самым полуномерным, вернее с чужим номером. Люди порой ошибаются, и те, которые наносят трафареты, те тоже. Пётр вообще был в мягко говоря, охренении, когда ходил по цеху покраски вагонов. Зеленые вагоны стояли в зеленом тумане, по которому зелеными тенями сновали зеленые существа и яростно шипели. Существ этих он потом смог разглядеть в курилке — беседке, установленной на улице возле цеха. Это были женщины с зеленой кожей в зеленых комбинезонах. Шипели не они, а ручные краскопульты в их руках. Короче, никакой механизации, налицо сверхвредное производство. Такое, что глоток никотина в курилке после покраски вагона как глоток свежего воздуха. Женщин было жалко неимоверно, вот только помочь было нечем. У каждого свой путь.
— И что, Галина Иванна, совсем ничего нельзя сделать?
— Есть один вариант. — Ага, сейчас начнет намекать, решил для себя Фролов.
— Не тяните, уважаемая. Какой?
— Берете растворимый кофе. Банку на ведро воды размешиваете и веником весь вагон кропите. Запах кофе отобьёт запах краски, вагоны можно будет подавать под погрузку.
— И всё? Да легче лёгкого!
Он опять не угадал, но не расстроился от такой своей ошибки. Сначала. А потом представил себя такого из себя на «Мерседесе» с ведром и веником, кропящего аж полсотни вагонов… Было грустно от одной мысли, а если начать действовать?
— Блиииин! Это ж сколько я провожусь со всей партией?
— Что, самому влом ручками поработать?
— В точку, Галина Иванна. Может, подскажете кого из станционных рабочих, кого можно подрядить на шабашку? Или из посторонних кого подпрячь?
— Да тут есть, кому руками работать. Сам будешь организовывать?
— Лучше вас попрошу, вы ж всё и всех знаете. И кофе, небось, какой надо купите. А я сдуру могу и в зёрнах купить. Придется тогда прямо в ведре и варить на костре.
— Хотела бы я на это посмотреть. Эх! Погрузка в этом месяце сильно нужна. ДС всю плешь проел, план горит. Так что ладно, подсоблю. За это денег не возьму, чисто на кофе и девкам за труд. Вы москвичи не обеднеете, а им детей кормить чем-то надо.
— Что, совсем фигово?
— Половина заводов уже позакрывалась. Когда прекратится всё это? У вас там не слышно в столицах?
— Еще нет. Говорят, дно не нащупали, есть куда погружаться пока. Так что пару-тройку лет народ поголодает.
— Вот же. А всё демократии хотели, жить как в Европах! Где та Европа, а где мы в своей Сибири!
Железнодорожница еще раз завернула по-железнодорожному и пошла в сторону товарной конторы, унося полученные деньги в кармане сигнального жилета. Она явно не боялась быть застигнутой в момент получения взятки, класть она хотела на всех с прибором. А Фролов подумал, что примерно того же результата он мог бы добиться в кабинете начальника станции. С той разницей, что ДС заставил бы теток произвести ту же операцию, но бесплатно, все деньги положив в свой карман. Ну разве что на кофе бы выделил часть. По минимуму, по самой нижней кромке минимума. И «левый» вагон бы сейчас не нашли. А нашелся бы он уже после погрузки, а то и в поезде. А мог бы и вообще улететь с грузом и какое-то время вносить путаницу в отчетность как вагон-двойник. МПС бы не сильно страдал, а его фирма с её строгой отчетностью бы уписалась разруливать отчеты и сводить свои дебеты с кредитами.
Короче говоря, командировка вышла сильно длинная, так что в Тулу Фролов попал уже к обеду субботы, а не вечером в пятницу. Телефон позволил ему не потеряться в пространстве и времени, то есть заранее предупредить супругу о такой задержке. Но от недовольства не избавил. И вообще, лето кончилось, а обещанную поездку в Турцию не видать даже на горизонте, а не то что в ближних планах.
А еще она потребовала решить вопрос с Лузгиным, который опять названивал и просил соединить его с Петром. И что-то подсказывало ему, что Саша хочет встретиться не просто так, не чаю попить. Есть такие люди, которым постоянно нужны деньги. То есть они всем нужны, вот так сильно, что прямо без них жить нельзя, такое не у всех. К счастью, пока для Фролова нехватка денег не являлась угрозой его жизни. И жизням близких тоже. Нужны средства — иди и зарабатывай. Или как-то еще находи. Но ходить по знакомым и просить в долг — вообще не вариант. Пару раз Фролов пробовал, ни разу не получилось. Так что, если сильно надо — кредит в банке, официально, дорого, муторно, а зато без всего этого. Дай в долг — потеряй друга.
В своё время ни отец, ни мать, ни Ленкины родственники не помогли, спасибо им за это. Фролов был им искренне благодарен, во-первых, потому что дали науку не просить. А во-вторых, потому что в следующий раз, вернее разы, он со спокойной совестью отказывал в свою очередь. И их отмазки-просьбы в стиле «Тогда мы не могли, вот вправду не могли, а то бы дали. А ты дай сейчас» стекали по броне Фролова, не задерживаясь на его черствой душе. Лена была человеком более душевным, но Пётр её ограничил тогда: «Лена дорогая, что ты сама заработала, то и давай в долг. Они тебе близкие люди, а мне ближе вы с пацанами, я за вас в ответе». Супруга повздыхала два раза, а потом и махнула рукой. Тем более, что требовавшиеся суммы были несоотносимы с её личными активами. Мало того, брат прошлый раз взял ту самую небольшую сумму личных Ленкиных денег с укором. Вот буквально пристыдил её такой незначительной финансовой помощью. Зря он так, Лена прямо по-другому начала на такие вещи смотреть. И небольшой она была только на фоне Юркиных запросов и Фроловских запасов. А так вполне себе нормальные деньги, она, между прочим, два месяца за них пальцы иголкой колола.
Подорваться и тратить выходной на выяснение отношений с бывшим другом и таким же бывшим начальником Пётр не стал. Вместо этого он разрешил дать Лузгину московский рабочий номер телефона. Надо — пусть названивает и объясняет, по какой такой причине Фролов должен давать ему в долг. Машин в семье две штуки, покупать он ничего не собирается. Если только у того московская квартира завалялась, которую Александр готов продать недорого. Но это вряд ли.
В сентябре детишки чуть не пошли в школу, Пётр тогда выдержал не один бой, доказывая, что почти семь лет — это не семь. И да, идти в школу почти в восемь не стыдно. Наоборот, такой бонус к физическому развитию, тем более в исполнении братьев-близнецов, позволит решать многие психологические проблемы. А в школе их может возникнуть сколько угодно.
— И что теперь, все конфликты кулаками решать?
— В школе — конечно! Чем крепче кулаки, тем меньше конфликтов. Добрые неконфликтные ребята, насколько я понимаю — это физически крепкие пацаны, способные отстоять свои права. Или ты хочешь, чтоб наши мальчики стали забитыми существами с заниженной самооценкой.
Лена этого не хотела, но и сдаваться без боя не собиралась.
— Фролов, а ты знаешь, что насилие порождает насилие? Оно не решило еще ни одного конфликта в мире.
— Да ладно! Куча войн была прекращена как раз путем закапывания противников, не морального, а самого обыкновенного. И последующего ограбления проигравших. Ишь ты, насилие ей не нравится. Мне, может, тоже не нравится. Но других инструментов у человечества нет.
— Хреновое тогда у нас человечество!
— А где я тебе другое возьму? И еще — насилие способно не только породить насилие, но и уничтожить его. Как у Гоголя: я тебя породил, я тебя и убью! И вообще, вспомни тех цыган.
Да, цыган Лена помнила, ей тогда очень не понравилось, что кто-то считает вправе диктовать свою наглую волю таким добрым и мирным Фроловым. Она так и не узнала про превентивные меры мужа, спалившего дом нежеланных соседей.
— А еще, Лен, такое дело. Допустим, пойдут в этом году детишки в школу, а мы к следующему учебному году — бац! И переедем в Москву. И им придется менять класс, друзей, первую училку…
— Что, правда, сможем переехать?
— Не знаю, обещать не могу, но мы работаем над этим. Так что хочется верить.
Этот аргумент оказался последним в их летнем споре, в школу мелкие Фроловы в этом году не пошли. Пётр не обманывал жену, хотя и не верил, что сможет за это время заработать еще тридцать тысяч долларов. Но он всё глубже врастал в компанию, так что надеялся, что родная фирма захочет покрепче привязать своего высокопрофессионального руководителя среднего звена к себе. Да хотя бы путем выдачи кредита на покупку квартиры. Ненадолго, а пока он не продаст свой дом в Туле. Из этих денег он всё вернет и будет еще больше радеть за компанию. Хотя куда уж больше?