А вечером, стоя в очередной пробке на выезде из города, я зашлась в таком приступе кашля, что долго ещё не могла отдышаться. Горло горело. Найдя в сумке упаковку с леденцами «от кашля», закинула один. И забыла про это. На усталость и боль в глазах я тоже внимания не обратила. Меня волновала только дочка, её здоровье. Что с ней? Как она провела день? Что сказал врач? Не стало ли ей хуже?
Когда я поднималась по лестнице, меня настиг очередной приступ. И мне пришлось на минуту остановиться. Перевести дыхание. И только после этого продолжить подъем, который казался мне невыносимым и бесконечным. Хотя это был всего-то третий этаж!
Однако на последнем пролете я резко ускорилась. Потому что из-за моей двери доносилась громкая и заводная мелодия, а моего Лисёнока было прекрасно слышно — она громко хохотала.
Не понимая, с чего это вдруг Галина Петровна включила музыку, а мой ребёнок, что утром полыхал от высокой температуры, сейчас такой развеселый, я взлетела наверх. Вставила ключ в замочную скважину. Но дверь оказалась не заперта.
Нахмурившись, я тихонько открыла её. И вошла внутрь.
Мелодия как раз затихла. А дочка всё смеялась и щебетала:
— Ещё! Ещё! Давай ещё! Ну позя-зя!
— Ещё? — спросил её мужчина, тихонько посмеиваясь.
— Да! Да! Да! Ещё! — выпалила она радостно. И я не услышала по её голову, что она больна… Ребёнок был бодр. Весел. И полон сил.
— Ладно. Только в последний раз!
— Хорошо! Хорошо!
— Не как в прошлый раз. А точно в последний.
— Да! Да!
И опять заиграла та самая веселая мелодия, что я слышала, когда поднималась. И которая пару лет назад всех доставала, поскольку её включали все, всегда и везде. А дочка моя от неё была в полном восторге.
Затаив дыхание и не снимая обувь, сделала пару шагов, чтобы увидеть, что творится на кухне, откуда доносились голоса…
Моя кроха, стоя на кухонном столе, одетая в красивый розовый сарафанчик, в своих любимых носочках с котятами и кружавчиками и хвостиком-фонтанчиком, важно топала ножками в ритм, танцуя, и мурлыкала, подпевая певице.
Динэш подал ей руку, в которую она вложила ладошку и затопала ножками ещё активнее. Он же двигал бедрами и плечами под ритм. И так элегантно, естественно и красиво у него всё это получалось, будто он попутно был ещё и профессиональным танцором.
Дочка кружилась, держась за его руки. Подпрыгивала вместе с ним, причем грохот создавала только она. Динэш же что шагал, что сейчас прыгал, казалось, вообще бесшумно.
Я продолжала неотрывно смотреть на этого странного мужчину.
Сегодня он был одет в простую тёмно-синюю футболку с длинными рукавами, чёрные легкие брюки со стрелками. Волосы заплетены в косу. Серебристая серёжка в ухе, серебристый кулон: круг с равносторонним крестом внутри. И по какой-то причине я не могла отвести от него взор… И, как всегда, не могла понять мотивов его поступков. Почему и зачем он здесь.
Стоя в темноте коридора, не создавая лишнего шума, чтобы меня не заметили раньше времени, я дожидалась конца песни и наслаждалась их весельем. Радуясь за дочь, что была сейчас так счастлива.
Спросить, где Галина Петровна, я могу, и когда мелодия закончится. И недовольство выказать мужчине, что он пришел без спроса…
Однако мои планы нарушил очередной приступ удушающего кашля. Согнувшись, я схватилась за дверной косяк…
Музыка в тот же миг оборвалась. Дочкин смех затих, и под её восклицание:
— Мама-кашлюн! — я очутилась в горячих, крепких объятиях.