Один сон на двоих

Глава 10

Мирону удалось попасть на территорию усадьбы незамеченным. И не потому, что он был таким уж ловким и изворотливым, а потому, что на воротах не оказалось охранника. Охранника не оказалось, а калитка рядом с воротами была приоткрыта. Какая непростительная халатность! Похоже, Милочка была права.

О том, что у подобного головотяпства может быть уважительная причина, Мирон догадался, как только оказался на территории усадьбы, как только увидел лужу крови на мощеной цветной плиткой дорожке. Дальше он действовал уже на привычном автопилоте, который включался почти одновременно с тем самым неприятным чувством в солнечном сплетении. Пока он прогуливался по лощине, беда приключилась в Гремучем ручье.

В окнах первого этажа главного здания горел свет. Дурной признак. Мирон зашвырнул осиновый кол в ближайший куст сирени и перешел с быстрого шага на бег в тот самый момент, когда на крыльцо выбежала перепуганная молоденькая медсестричка. Фирменный костюм ее был перепачкан кровью. Увидев Мирона, она замахала руками, в голосе ее одновременно слышались и истерика, и облегчение.

– Доктор, как хорошо, что вы уже здесь! А меня отправили за вами. – Она ухватила Мирона за руку с неожиданной для ее комплекции силой. – Это просто чудо, что все здесь!

– Кто все и что случилось? Вы ранены? – Мирон потащил медсестричку поближе к свету.

– Это не моя кровь. – Она замотала головой. – Это Акима, нашего сторожа.

Сторожа Акима. Уж не того ли Акима, который устроил им с Ба не самый теплый прием много лет назад?

– Что с ним?

– Вы сейчас увидите! – Теперь уже медсестричка тянула его за собой в распахнутую настежь дверь. – Это какой-то ужас! Все в шоке!

Шок и ужас в контексте бэкграуна Мирона – это плохо, это очень плохо! Следом за медсестричкой он несся по гулкому коридору в сторону перевязочной. На расспросы не оставалось времени. Скоро он все увидит сам.

В перевязочной горел яркий свет, толпились люди. Из присутствующих Мирон узнал только Марту, Розалию Францевну, постовую медсестру и бросившего боевой пост охранника. Марту и Розалию, очевидно, подняли из постелей. Одеты они были по-домашнему: Марта стояла в спортивном костюме, наверное, усела переодеться, а Розалия Францевна – в накинутом поверх ночной сорочки бархатном халате, на голове ее было что-то вроде шелкового тюрбана, накрученного так плотно, что Мирону вдруг подумалось, что под этим тюрбаном не остается места волосам. Старуха бросила на него раздраженный взгляд, под которым он тут же почувствовал себя нашкодившим школьником.

– Где вы были, молодой человек? – процедила она.

– У себя. Спал.

Мирон обогнул Розалию Францевну, устремился к перевязочному столу, над которым склонились постовая медсестра и дежурный хирург – крепкий дядька из приезжих, имя которого Мирон пока не успел запомнить.

На столе лежал человек. Лежал спокойно, неподвижно. В какой-то момент Мирон даже успел испугаться, что человек уже мертв. Тот самый ли это Аким, он в первый момент не понял – взгляд его был прикован к окровавленной, словно ножом изрезанной рубашке, прилипшей к груди и животу. Из-за рубашки было невозможно оценить тяжесть ран. Хирург и постовая как раз занимались тем, что пытались снять с пострадавшего одежду. Мирон бросился на помощь, на ходу натягивая стерильные перчатки. Хирург глянул в его сторону, удовлетворенно кивнул, сказал:

– Большая кровопотеря. Он без сознания. «Скорую» уже вызвали. Впрягайтесь, коллега!

И Мирон впрягся. Пока хирург с постовой стаскивали с мужчины окровавленную одежду, он измерил давление, выслушал сердце.

– Ну что там? – спросил хирург, не отрываясь от своего занятия.

– АД 80/60, ЧСС 118, – сказал Мирон, вытаскивая из ушей фонендоскоп, а потом велел медсестре: – Готовьте систему для внутривенных инфузий и физраствор. Пока нет «Скорой», будем капать, что есть.

Пока медсестричка заряжала капельницу, а хирург с постовой заканчивали снимать с пострадавшего остатки одежды, Мирон установил подключичный катетер. Через пару секунд капельница с физраствором была подключена. Им бы сейчас не помешала плазма, но кто ж в раю думает о таких вот форс-мажорах?! Есть физраствор, и на том спасибо!

Теперь, когда основное было сделано, можно было осмотреть раны. Раны были глубокие, но, на первый взгляд, несмертельные. Выглядели они так, словно какой-то крупный зверь рвал человека когтями, пытаясь добраться до сердца. Кое-где в месиве крови и грудных мышц были видны ребра. Живот прочерчивала вертикальная, уже переставшая кровоточить рана. Внутренние органы, на первый взгляд, не задеты, а вот предплечья были исполосованы, из чего Мирон сделал вывод, что пострадавший сопротивлялся, не давал неведомому зверю – или не зверю – дотянуться до шеи. Подбородок и шею старика – а это точно был старик – покрывала густая, некогда седая, а сейчас бурая от крови борода.

– Что там с шеей? – спросил хирург. Сам он проводил ревизию раны передней брюшной стенки, вид имел сосредоточенный и немного ошалелый.

– Ничего серьезного, только царапины, – сказал Мирон. – Деда спасла борода.

А ведь и в самом деле борода спасла, не позволила той твари впиться в кожу когтями на всю длину. Борода и, наверное, природная сила. Дед, несмотря на возраст, выглядел крепким и жилистым, было видно, что он сопротивлялся и отбивался.

– Хорошо. Давай-ка его на бок! На раз, два, три!

Вдвоем с хирургом они осторожно перевернули деда на бок, отклеили от спины окровавленный лоскут, некогда бывший рубашкой. Спина тоже была исполосована до ребер. Наверное, на него сначала напали сзади: прыгнули на спину, впились когтями и, кажется, зубами… На правом плече, над выцветшей татуировкой штурвала был отчетливо виден след от укуса, отсутствовал фрагмент плоти. Мирон с хирургом переглянулись, а постовая медсестра, все это время державшаяся молодцом, вдруг не выдержала и запричитала.

– Павловна, ты только в обморок не упади, – не глядя на нее, буркнул хирург. – Нам тут и без тебя хватает. Как думаешь, кто его так? – Он вопросительно посмотрел на Мирона.

Мирон не думал, Мирон знал наверняка, и от знания этого к горлу подкатывала тошнота.

– Что с этим человеком? – механическим голосом спросила Розалия Францевна. – Надеюсь, он выживет?

– Кровопотеря большая, но раны несмертельные. Коллега, продолжаем? Павловна, давай инструменты!

Дальше работали быстро и слаженно: в обморок никто не падал, над душой не стоял, переговаривались вполголоса, обсуждали случившееся.

– Интересное кино, – бормотал хирург, не отвлекаясь от работы ни на секунду. – В самом деле, кто его?

– Тварь какая-то, – сказал Мирон мрачно и чуть не добавил: – первородная.

Впрочем, он не думал, что Астра сработала бы так грязно, а вот кто-нибудь из упырей рангом пониже запросто. Уж не тот ли это был упырь, который напал на Милочку? Тогда, конечно, странная картинка получается: Милочка отделалась легким испугом, а крепкого дядьку нашинковали как капусту.

– Кто его нашел? – Хирург обернулся, обвел присутствующих внимательным взглядом.

– Я. – Охранник поднял руку. – Только не нашел, он сам пришел, своими ногами. Упал, уже когда я открыл калитку. – Охранник растерянно посмотрел на свои руки со следами запекшейся крови.

– Кто на воротах? – спросила Розалия Францевна так резко, что все присутствующие вздрогнули. – Дикий зверь бродит по округе, а вы оставили вход без присмотра!

– Я запер калитку, – сказал охранник. Соврал и глазом не моргнул. Права была Милочка.

– Почему вы до сих пор здесь? – процедила Розалия. – Сейчас приедет «Скорая» и поднимет шум перед запертыми воротами, перебудит нам тут всех гостей!

Охранник нерешительно попятился к выходу.

– Поторопитесь, голубчик, – сказала Розалия Францевна таким тоном, что даже у Мирона по спине пробежал холодок. Охранник ретировался.

– Он из местных? – снова спросил хирург.

– Из Видово, – ответила окончательно пришедшая в себя постовая медсестра. – Работал сторожем в усадьбе еще до всего этого. – Она неопределенно взмахнула рукой.

– Интересно, как добирался? – Хирург нахмурился.

– Местные добираются, кто как. Кто пешком через лощину, кто попутками. Аким ходил пешком, насколько я знаю. Господи, кто ж его так? Ужас-то какой…

– Хватит причитать! – оборвала ее Розалия.

– Это очень плохо, – заговорила молчавшая все это время Марта.

– Да уж, хорошего мало. – Розалия обняла ее за плечи. – Если гости узнают… – Она обвела присутствующих строгим взглядом, а потом сказала: – Гости ничего не узнаю об этом… инциденте! Я ведь права?

Ответом ей стало молчание.

– Я права! – заключила Розалия. – Неприятности никому не нужны: ни нашему центру, ни его сотрудникам, ни, уж тем более, гостям. Инцидент случился за пределами усадьбы. Все это в компетенции местных властей. Пусть разбираются с этим… животным. А наша задача – обеспечить покой и безопасность гостям. – Она посмотрела на Марту, сказала уже мягче: – Нужно усилить охрану.

Марта молча кивнула. В отличие от деятельной Розалии, выглядела она растерянной.

– У него есть родственники? – Розалия кивком указала на Акима, обращалась она при этом к постовой медсестре, как к самой осведомленной.

– Он не слишком общительный. – Та покачала головой. – Но я могу узнать.

– Узнайте. Надо будет подумать о компенсации. Работать у нас этот человек больше не сможет.

– Я завтра же свяжусь с нашими юристами, – сказала Марта. – Они все решат. Думаю, можно будет организовать ему сначала лечение, а потом реабилитацию.

– И как можно дальше от Гремучего ручья. – Розалия кивнула, провела узловатыми пальцами по своему шелковому тюрбану, словно проверяя, на месте ли он. – Слухи нам ни к чему.

Она хотела еще что-то сказать, но не успела: из коридора послышались торопливые шаги, а спустя несколько мгновений в перевязочную вслед за молоденькой медсестричкой вошел врач «Скорой», за ним просочились фельдшер и водитель с носилками. Все трое были Мирону знакомы, поэтому докладывать обстановку доверили именно ему. Доложил он кратко и быстро, без лишних подробностей. Так же быстро деда погрузили на носилки. Пока грузили, фельдшер все бубнил про «хрень какую-то». Оказалось, что именно эта бригада работала на той аварии на старой дороге. Вот там тоже была «точно такая же хрень». Мирон не сказал бы, что точно такая, но, определенно, похожая. Впрочем, он вообще ничего не сказал. Как только стало ясно, что жизни пациента ничто не угрожает, мысли Мирона сразу же вернулись к тому, ради чего он так спешил в Гремучий ручей, – к Лере. Но уйти сразу не получилось. Розалия решила провести всем участникам спасательной операции краткий инструктаж, перемежающийся плохо замаскированными угрозами. Суть ее спича сводилась к одному: все должны молчать о случившемся. И если хоть кто-нибудь, хоть единая живая душа в усадьбе узнает…

– Пострадавшего отправили в больницу. – Мирон оборвал старуху на полуслове, за что та одарила его раздраженным взглядом. – Его раны видели не только мы, но и бригада «Скорой помощи». О какой секретности может идти речь? Скоро весь город будет знать, что в лощине завелась какая-то тварь.

Он так и сказал «тварь», не сумел удержаться.

– В городе могут говорить что угодно, – процедила Розалия. – Наша задача – не допустить паники в центре.

– У нас информационный детокс, – сказала Марта с извиняющейся улыбкой. – Если никто из присутствующих не проговорится, гости ничего не узнают.

Наивности Марты можно было только позавидовать. Как минимум у одной гостьи имелся мобильный и связь с внешним миром. Кто знает, что спрятано под матрасами у других постояльцев? Может быть рация!

– Шила в мешке не утаишь, Марта Генриховна, – поддержал Мирона хирург. – Все равно, рано или поздно, слухи извне просочатся.

– Пока слухи просочатся, – процедила Розалия, – это животное нейтрализуют, и нашим постояльцам нечего будет бояться. – Она строго и многозначительно посмотрела на Марту, та кивнула в ответ.

– Я завтра же поговорю с мэром, – сказала она, – попрошу, чтобы в лощину прислали кого-нибудь из службы отлова животных.

– Сегодня, – поправила ее Розалия. – Звонить нужно сегодня. – Она посмотрела в окно, за которым уже клубился предрассветный туман. А Мирон посмотрел на ее профиль. Профиль был хищный, с выступающей вперед челюстью, со скошенным затылком. Розалия Францевна запросто могла бы возглавить упыриную банду с этакой внешностью и этакой мизантропией, но Мирон не заметил с ее стороны никакого интереса к крови. А крови в перевязочной было хоть залейся, в воздухе все еще стоял ее густой дух. Сумел бы вампир удержаться? Мирон не знал, но искренне полагал, что, если Розалия – вампир, то исключительно энергетический.

Из главного корпуса он вышел, когда Марта и Розалия ушли к себе, медсестры остались наводить порядок в перевязочной, а хирург пристроился на лавочке с сигаретой в зубах. Он явно не горел желанием обсуждать случившееся, и Мирон был ему за это весьма признателен.

Теперь, когда врачебный долг был исполнен, самое время исполнить долг человеческий: проверить, как там Лера. Мирон подобрал свой осиновый кол, сунул его за пояс джинсов. Несмотря не приближающийся рассвет, усадьба еще спала. Свет теперь горел только в нескольких окнах главного корпуса и в сторожке получившего нагоняй охранника. Мирон двинулся в сторону флигеля, по колено бредя в густом тумане и внимательно оглядываясь по сторонам. От первородной твари Астры можно было ждать любой подлянки.

Вопреки ожиданиям, Цербер не появился ни просто так, ни на тихий Миронов свист. Мирон не знал, уместно ли подзывать призрачных псов банальным свистом, просто действовал по наитию. Казалось странным, что за всю ночь Цербер ни разу не объявился, не проверил, как там его закадычный дружок Мирон Куликов. Не водилось раньше за ним такого равнодушия.

Отсутствие Цербера было первым звоночком. Второй не заставил себя долго ждать: дверь флигеля была приоткрыта. Мирон чертыхнулся, вытащил из-за пояса осиновый кол, взбежал на крыльцо, протиснулся в дверь. По коридору он шел на цыпочках, хоть и чуял, что осторожность уже излишня. Во флигеле что-то случилось.

Дверь, ведущая в комнату Семеновны, была открыта, из комнаты доносился богатырский храп. От сердца немного отлегло, ровно до тех пор, пока Мирон не переступил порог Лериной палаты.

Супернавороченная, суперфункциональная больничная койка была пуста… Мирон прижался спиной к дверному косяку, зажмурился, приходя в себя. Это была совершенно детская реакция. Словно все может измениться, стоит ему только открыть глаза.

Не изменилось. Больничная койка была пуста. Мирон оттолкнулся от дверного косяка, набрал полные легкие воздуха, шагнул к койке. Под ногами что-то хрустнуло. В мутном предрассветном сумраке он не сразу понял, на что наступил, а когда понял, к горлу подкатила тошнота. Пол Лериной палаты толстым ковром устилали мертвые летучие мыши. Окоченевшие трупики лежали на подоконнике настежь распахнутого окна. Тут же, на подоконнике, в белой керамической вазе стояли обуглившиеся палки. Мирону понадобилось время, чтобы понять, что когда-то эти палки были розами, еще всего пару часов назад были. Что случилось с розами, Мирон не знал, но подозревал, что то же, что и с летучими мышами.

Он отвернулся от окна, осторожно, стараясь больше ни на кого не наступать, подошел к больничной койке. Внимательно осмотрел простыню и подушку. Что искал? Чего боялся? Боялся, что увидит следы крови – явное доказательство того, что он опоздал, и случилось непоправимое. Но никаких следов не было.

– Лера, – позвал Мирон шепотом, словно бы она все еще могла быть где-то в комнате. Он даже заглянул в шкаф. В шкафу не нашлось ничего интересного, на полках аккуратными стопками лежало постельное белье и кое-какая одежда. – Цербер?.. – снова позвал он.

Вся надежда оставалась на призрачного пса, на то, что тот объявится, помигает красными глазюками и разъяснит ситуацию.

Никто не объявился и не помигал, зато в солнечном сплетении разгоралось одновременно жаркое и колючее пламя, словно прямо сейчас невидимый упырь полосовал Мирона невидимыми когтями. Пока он сначала мчался на подмогу к Милочке, а потом исполнял врачебный долг, спасая незнакомого старика, он упустил самое главное – он потерял Леру! Пламя в солнечном сплетении полыхало так сильно, что Мирон сполз по стеночке, прижал ладони к животу, попытался дышать и думать.

Из плохого: Лера пропала.

Из хорошего: если бы на нее напал упырь, остались бы следы крови. После упырей всегда остается кровь. Кровь и растерзанное тело. Не было ни того, ни другого. И Цербера тоже не было! А это давало надежду, что он где-то рядом с Лерой, помогает и сторожит. Эх, хреновые они с Цербером оказались сторожевые псы! Не уберегли…

Мирон пока не знал, что будет делать, но пожар в солнечном сплетении уже почти улегся, а дышать и думать стало легче. Первое, что он может сделать, это отыскать Астру, побеседовать с этой первородной тварью по душам! Если она причастна к исчезновению Леры, он вытрясет из нее правду, чего бы ему это не стоило. Значит, нужно выяснить, где живет Астра!

На ресепшене ожидаемо никого не было, соваться в компьютер Мирон не стал, потому что был уверен – вход запаролен. Вместо этого он нашел ту самую молодую медсестричку, которая, судя по всему, только закончила прибираться в перевязочной. Девушка переоделась в чистую униформу и выглядела лишь самую малость спокойнее, чем час назад. Наверное, она все еще не пришла в себя или после случившегося держала Мирона за своего, потому что информацию о том, в каком номере остановилась Астра, предоставила без лишних вопросов.

Астра обитала не в главном здании, а в одном из небольших кирпичных домиков, стоящих наособицу в глубине парка. Домики эти были весьма удачно стилизованным под архитектуру усадьбы «новоделом». Всего их было шесть. Наверное, предназначались они для гостей, особо ценивших свою приватность. Астра была из таких. А чего еще ждать от упыря?

На самом деле ждать от упыря можно было всякого, поэтому Мирон держал ухо востро, в дополнение к осиновому колу прихватил из ординаторской еще и нож. В оружии своем он был не особо уверен, но оставить все, как есть, просто не мог. Чтобы погасить пожар в солнечном сплетении, ему нужно было хоть что-нибудь делать. И первое, что он мог сделать, – это взять Астру за горло. Если получится…

Ничего у него не получилось. Дверь домика Астры была приоткрыта. Точно так же, как дверь флигеля. Еще один дурной знак… Мирон вошел внутрь. Уже переступив порог, он понял, что в домике никого нет, своим ноющим нутром почуял.

Домик состоял из гостиной, спальни и небольшой кухни. Везде царил идеальный порядок: широкая двуспальная постель аккуратно застелена, платяной шкаф пуст. В воздухе тонко пахло духами Астры. Вот и все, что от нее осталось. Астра исчезла так же, как и Лера. Может быть, вместе с Лерой. Может быть, вслед за ней.

Мирон считал себя крепким парнем. Крепким и стрессоустойчивым. В его профессии без этого было никак. Но сейчас он стоял посреди маленькой гостиной и боролся с отчаянием. Пока получалось плохо. Он потерял Леру и потерял ту тонкую ниточку, которая могла к ней привести. Возможно, Лера уже мертва…

От этой мысли сделалось совсем уж тошно. Так тошно, что Мирон едва удержался от острого и совершенно ему несвойственного желания разнести в домике все на куски. Вместо этого он вышел на свежий воздух, уперся ладонями в колени, подышал глубоко и часто, как бегун после длительной пробежки. Оставалось еще одно место, которое он должен проверить, а потом можно звонить Харону, собирать военный совет.

Дверь водонапорной башни была заперта, пришлось воспользоваться отмычкой. Внутри царило уже знакомое запустение и непривычная тишина. Похоже, все летучие мыши полегли смертью храбрых в Лериной палате. Батарейка в его мобильном тоже была на последнем издыхании. Мирону оставалось надеяться, что фонарик не сожрет остатки заряда, и он успеет сделать задуманное.

Люк был закрыт. Мирон не помнил, в каком состоянии оставил его в прошлый раз, но точно помнил, какие чувства испытал, когда его открывал. Дважды открывал… Сейчас он был готов ко всему. Почти ко всему.

Мертвые призрачные девочки. Убитый, скрученный в бараний рог мужик. Что угодно, кто угодно, только не Лера! Но он должен убедиться, должен посмотреть.

Люк Мирон открыл рывком. Дернул на себя, отступил на шаг, направляя луч фонарика в черное жерло котла. Сначала ему показалось, что в котле никого нет, а потом он увидел спину. Узкую, женскую спину, обтянутую белой не то пижамой, не то рубашкой. А может и не белой, но точно светлой. Понять цвет было невозможно из-за бурых потеков крови. Когда-то это были потеки, а теперь кровь запеклась коркой вокруг зияющей раны под левой лопаткой. Мирон глубоко, со свистом вздохнул, борясь с желанием вырваться из башни на свежий воздух и никогда больше сюда не возвращаться, он сделал шаг вперед, присел перед распахнутым люком на корточки. Если это Лера, он должен знать. Пока этого достаточно. Пока ему нужно лишь развернуть тело так, чтобы увидеть лицо. По спине и одежде ведь ничего не понять. Он изо всех сил старался, но не мог вспомнить, в какой пижаме была Лера, когда он видел ее в последний раз. А раз не помнит, нужно увидеть лицо.

Котел был большой, но места для маневров в нем было мало. Мирон положил руку на плечо мертвой женщины, почувствовал под пальцами холод и хрупкость костей, сделал еще один глубокий вдох, развернул тело.

Это была не пижама, это была медицинская роба. В таких робах в Гремучем ручье ходил почти весь медицинский персонал. Это была не Лера, это была незнакомая Мирону женщина. Худощавая, коротко стриженная, с дырой в груди. Ее убили чем-то достаточно острым и достаточно крепким. Мирон посмотрел на свой осиновый кол. Чем-то похожим, но значительно меньшим в диаметре. Чем-то вроде острой спицы. Ударили в сердце с такой силой, что спица пробила и в клочья разорвала фирменный бейдж, прошила тело насквозь, чиркнула по ребру и вышла под левой лопаткой. Когда это случилось, Мирон определить не мог. Однозначно, уже после того, как он нашел в этом чертовом котле скрученного в бараний рог мужика. Мужика из котла тогда убрали, но свято место пусто не бывает. Одно тело заменили другим. И если мужик точно был не из Гремучего ручья, то женщина здесь работала. Фамилии на залитом кровью бейдже не разобрать, но может быть остался пропуск? Мирон пошарил в карманах робы, вытащил белый пластиковый прямоугольник, точно такой же, как выдали ему самому в первый день работы. Сомнений больше не осталось. Астра не сдержалась и перешла на обитателей усадьбы. Пока только на персонал. Кстати, что-то такое он уже слышал по поводу персонала. Что-то, что влетело ему в одно ухо, а вылетело в другое, потому что на том этапе информация показалась Мирону нестоящей. Что это было? И когда?

В памяти всплыло посиневшее от асфиксии лицо косметички Машеньки. После приключившегося с ней отека Квинке Машеньке предлагали отлежаться дома, а она что-то говорила про свою сменщицу… Все верно! Сменщица косметички Машеньки внезапно занемогла и не вышла на работу. А если вышла, но не дошла? Напоролась по пути на вечно голодную тварь Астру?

Мирону не хотелось смотреть в мертвые глаза мертвой женщины. Для этого ему самому нужно было бы едва ли не по пояс просунуться в люк. Да и что он поймет, когда увидит лицо? Он никогда раньше не был знаком с несчастной. Нужно уходить. Личность убитой можно определить и по пропуску, а с него довольно.

Он уже почти решился, когда взгляд и свет фонарика упали на скрюченную руку покойницы. Кисть была широкая, с узловатыми суставами и крепкими пальцами. Такие натруженные, привыкшие к постоянной нагрузке руки могут быть у массажистов и, наверное, у косметичек. Вот только, могут ли у косметичек быть вот такие длинные и черные когти?..

Дышать вдруг стало совсем тяжело, а фонарик в телефоне предупреждающе моргнул, намекая на заканчивающийся заряд. Черные когти, дыра в сердце, а если бы он нашел в себе смелость изучить челюсть…

У Мирона не было ни смелости, ни желания, ни достаточного заряда в телефоне. Даже здравого смысла у него почти не осталось. Здравого смысла хватило лишь на то, чтобы тщательно стереть отпечатки своих пальцев с пластикового пропуска и зашвырнуть его обратно в котел. Что с того, что он узнает, кем была эта женщина? На тот момент, когда в ее груди образовалась дыра, она была уже не человеком…