Занятия — громко сказано.
Весь день мы посвятили уборке. Разноплановой и беспощадной. Боевики сконцентрировались на физической работе — поднять упавшие деревья, собрать разбросанный по лужайкам гравий, очистить окрестности от осколков и обломков.
Внутри женского общежития девочки справлялись своими силами. Чинили шторы, сгребали труху, налетевшую с ветром.
Восстановить стекло оказалось не так-то просто. В идеале нужно подобрать все обломки, чтобы они сами вспомнили исходную форму и собрались в нее под воздействием рестраврирующего заклинания. Но поскольку окон было много, и в разбитом виде они где перемешались, где вовсе рассыпались снаружи по кустам, обычный алгоритм не срабатывал. Пришлось идти сложным путем: сначала утилизировать весь мусор, рассортировать по материалам, а уже после переплавлять в мастерской в обычные стандартные стекла. Их потом по одному вставят работники академии.
Ремонт грозил растянуться на несколько недель. Не все проблемы можно решить при помощи магии, кое-где умелые руки и молоток с отверткой куда уместнее.
Запрет на использование дара временно отменили. Не ручками же все поднимать! Так что к обеду мы все выглядели не лучше ректора с артефактором. А ближе к ужину так и хуже.
Кстати, что Айзенхарт, что Хаттегер трудились наравне со всеми.
Чаще всего я их видела поблизости от женского общежития, но, вероятно, это совпадение. Не могли же они на полном серьезе думать, что я попробую сбежать?
Или могли?
Чужая душа потемки, конечно. Тем более репутация у меня соответствующая.
Кстати, я так не узнала, как меня вычислили. Надо бы уточнить.
Во-первых, любопытно.
А во-вторых, учту где прокололась — на будущее.
После ужина к кабинету ректора я брела без особого энтузиазма. Больше всего хотелось лечь в постель и умереть на недельку. Давно я так не выкладывалась!
Я больше спринтер, чем марафонец. Могу вложить весь резерв в одно заклинание и разровнять все к песям.
А вот так, по капельке цедить целый день — выносите меня.
Айзенхарт уже ждал. Сидел за столом и распивал нечто темно-карамельное в обществе друга. Любимое кресло почившего мистера Дитлинда пустовало, я с облегчением в него рухнула и взмахнула рукой из последних сил.
— Мне тоже налейте. Для бодрости! — повелела со слабым вздохом.
— Студентам не положено, — не слишком уверенно возразил Хаттегер и метнул вопросительный взгляд на начальство.
— Ну серьезно! — воскликнула я, привставая, и снова повалилась обратно. — На здравую голову я с вами сотрудничать отказываюсь.
— Не рассчитывайте на что-то эдакое. Это восстанавливающий сбор на шишках! — предупредил Айзенхарт, но полтора пальца в граненый стакан нацедил.
На чем бы там ни настаивали, пробрало до самой печенки.
— Рассказывайте! — разрешила я, придя в более благодушное настроение.
— Собственно, я думал, это вы нам расскажете, — выгнул бровь ректор.
Я отзеркалила его мимику. Получилось даже выразительнее.
— Ничего не знаю, ничего не помню. Смирно учусь и жду своей незавидной участи, — отчеканила и сделала еще глоток. Зелье действительно неплохо восстанавливало силы — уже не было чувства, что на мне пахали неделю без анестезии.
— Потайной ход! — подсказал Хаттегер. — Вы сказали, он где-то за стеной.
— Да ну? — вытаращила я глаза в искреннем изумлении. — Неужели? Найдете — обязательно расскажите, что там! Так интересно!
— Хватит изображать дурочку. Вам не идет! — рыкнул Айзенхарт. — Чего вы хотите?
— Взаимовыгодное сотрудничество? — мурлыкнула я. — Это мне по душе. Пожалуй, для начала хотелось бы магическую клятву. С моей формулировкой.
— Лучше мы как-нибудь сами справимся, — проворчал Хаттегер.
— С большим удовольствием посмотрю, как именно! — заулыбалась я.
Устроилась поудобнее и залпом допила оставшееся в стакане пойло. Шишки особенно четко ощущались в послевкусии. Спросить, что ли, рецептик на прощание?
— Мы вполне можем подождать год, пока не появится связь с твердью. И позвать специалистов, — отрезал Айзенхарт. — Зря я вас пригласил. Всего доброго.
— Да нет, не зря, — безмятежно отозвалась я, и не думая подниматься из уютных недр. — За этот год случиться может многое. Кто знает, доживем ли? Я не про себя, конечно. Такие, как я, хуже тараканов — уцелеем в любой ситуации…
— Вы мне сейчас угрожаете? — перебил ректор.
— Предупреждаю. Из самых лучших побуждений! — еще и руку на грудь положила, для пущей убедительности.
Декольте у меня сегодня скромное, так что эффект слегка смазался. Но взгляды мужчин все равно метнулись, куда требовалось. Рефлексы!
— Не хочется, знаете ли, остаться на острове единственной обитательницей. Скучно будет.
— С чего вы взяли, что все настолько серьезно? — не выдержав, вмешался Хаттегер.
Я обратила на него обманчиво-ласковый взгляд.
— У вас уже есть на руках один труп и небольшая локальная катастрофа. К счастью, все обошлось. На этот раз. Мне действительно нужно что-то добавить к перечисленному?
— Желательно, — прищурился Айзенхарт.
И тут до меня дошло.
Они меня провоцируют!
Сами прекрасно понимают, что остров катится в… пусть будет пропасть. Не только фигурально выражаясь. Но пытаются сыграть на моем самолюбии, чтобы проговорилась и рассказала что знаю!
Ага, разбежались!
Поставила опустевший стакан обратно на стол и демонстративно поднялась.
— Когда соберетесь вести полноценный диалог, вызывайте. Пожалуй, мне пора. Сегодня был тяжелый день, а вчера еще тяжелее. Впереди еще почти год, стоит поберечь силы!
— Сядьте! — рявкнул ректор.
Я с достоинством, не спеша опустилась обратно.
Кажется, дозрел.
— Давайте сюда текст вашей клятвы! — мрачно потребовал Айзенхарт.
— Не только вы, он тоже пусть ее принесет, — заулыбалась я, протягивая сложенную в несколько раз бумажку.
Полночи над ней корпела!
Совместила непричинение вреда, освобождение после завершения работы и взаимовыгодную сделку. Пока учла все нюансы, чуть не рехнулась, но результат того стоил. Если ректор примет ее без правок и произнесет, подкрепив силой, то при первой же возможности я вырвусь из Траумфельда. И он никак не сможет мне помешать.
— Одно замечание, — Айзенхарт криво усмехнулся и заскрипел по бумаге ручкой. — Все это вступает в силу после того, как мы разберемся с магической аномалией и установим ее источник.
Тьфу ты.
Вечно эти силовики все усложняют! Теперь придется вместе с ними преступление раскрывать до конца. Открыть тайную дверь и сбежать не выйдет.
Ну, не думаю что там что-то сложное. Опасное — да, но не запутанное. Ставлю на одного из преподавателей. Для хорошего умельца организовать себе липовое алиби — раз плюнуть.
— Согласна, — буркнула, зорко следя, чтобы под шумок мужчина больше ничего не почеркал в документе.
Мы втроем расписались по очереди под текстом клятвы и поставили отпечатки ауры. Запястье обожгло откатом. Там, невидимая обычному глазу, сформировалась нить обязательства. Если мне — или ректору, или его приятелю — вздумается нарушить договор, нить начнет прожигать плоть. В худшем случае можно и без руки остаться!
— Все еще не верю, что мы на это пошли, — пробормотал Хаттегер, почёсывая под манжетой. — Магические узы с воровкой — до чего я докатился?
— С лучшей воровкой семи миров! — воздев палец, торжественно поправила я. — Это официально, а неофициально еще с десяток местечек наберется, где меня ждут, помнят и уважают.
— Открывайте уже тайник! — раздраженно буркнул Айзенхарт. Он тоже пребывал не в лучшем настроении, но хотя бы не бухтел в открытую.
Я и не подумала сдвинуться с места. Только рукой лениво махнула.
— Погодите. Сначала расскажите о подозреваемых. Не может быть такого, чтобы ни на кого не подумали за все эти годы! Странно себя вел, косил при допросе, запинался и бормотал непонятное… Любые зацепки подойдут!
— Никого, — вздохнул ректор и полез в ящик стола. — Но учитывая наличие секретного хода, концепцию придется пересмотреть. Мы исходили из того, что убийца должен был пройти по коридору академии через весь флигель, и кто-то обязательно его бы заметил. Да и все преподаватели, как и студенты старших курсов, находились в момент убийства в своих комнатах.
— Если коридор связывает несколько флигелей, значит, кто-то из них соврал, — кивнула я.
— И под подозрением оказываются практически все, — мрачно завершил логическую цепочку Хаттегер.
Мы помолчали, обдумывая ситуацию.
— Кому это могло быть выгодно? — поинтересовалась я после недолгого размышления. — У убийства всегда есть мотив. У любого преступления есть мотив, поверьте, я знаю о чем говорю. Даже ограбления заказывают, исходя из удобства расположения, возможной наживы и проработав схему сбыта краденого заранее. Никто методом тыка в дома не лезет, ну кроме левых дилетантов. Так кто получил плюшки после смерти мистера Дитлинда?
— Смотря что считать плюшками, — хмыкнул Айзенхарт. — Ректорское кресло получил я, хотя мистер Берен, куратор боевиков, подошел бы лучше. Он опытнее, с учебным процессом знаком, профильное образование имеет, опять же. Да кто угодно из старших преподавателей подошел бы, прямо скажем!
— То есть его могли убить из-за должности. И преступник должен быть сейчас очень расстроен неудачей, — загнула я мизинец. — А в личной сфере? Наследство, родственники, дрязги?
— Он был одинок, — покачал головой Хаттегер. — Ни жены — умерла давно, ни наследников. Дальние родственники имелись, но наследства, за которое стоит передраться, мистер Дитлинд не оставил. Он жил работой, академия заменяла ему семью.
— Бывает, — понимающе вздохнула я.
Сама такая.
— И что, на счетах совсем-совсем ничего подозрительного? А в доме? — уточнила, подумав. — Редкие артефакты, дорогие безделушки?
— Занятно, что вы заговорили о редкостях, — прищурился Айзенхарт. — Ректор жил здесь же, на острове, и не спускался с него долгие годы. Но коллекцию собирал. Все знали, что мистер Дитлинд любит археологию и увлекается историей разных миров. Зато вопроса, что дарить ему на юбилей, не возникало!
— То есть у него имеется целая коллекция редкостей? — вскинулась я. — И это, по-вашему, ничего ценного?!
— Древностей. Не ценностей, — поправил меня он. — Совершенно не равнозначные понятия. Мистер Дитлинд собирал рухлядь, если называть вещи своими именами. Иномирный мусор.
— А вы часто бывали в других мирах, что судите об этом с такой уверенностью? — нахмурилась я. Чуйка подсказывала, что мы копаем в правильном направлении. — Мне хотелось бы взглянуть на этот мусор, если не возражаете.
Мужчины переглянулись и пожали плечами.
— Почему бы и нет, — озвучил их общее мнение Айзенхарт. — Только сначала откройте тайный ход. Если сможете, конечно.
Подобных инсинуаций в сторону своих умений я не спускала. Фыркнув, поднялась и подошла к монолитной с виду стене. Пробежалась кончиками пальцев по кладке, заново проверяя поддающиеся камни.
Немного магии, чтобы определить порядок нажатия. Благодаря активности нового ректора отпечатки вышли смазанными, так что с первой попытки не удалось. Подумав, я поменяла местами третий и предпоследний. Сработало. Точно как в моем видении, по кабинету пронеслось зловонное дуновение. Я уже привыкла к стоячему воздуху академии, и отшатнулась от неожиданности.
Попав прямо в объятия «утеса».
— Осторожнее, мисс Тейра! — проворчал он хрипло. — Давайте вы посторожите дверь, а мы проверим, что там?
— Вот вы здорово придумали! — прищурилась я, высвобождаясь из цепких рук. Ректор отпустил мою талию с явной неохотой. — А если там дальше тайники или ловушки? Нет уж, пусть ваш приятель на стреме стоит. Как открывается, запомнили?
— Вроде да, — не слишком уверенно протянул Хаттегер.
На всякий случай я трижды повторила последовательность, чтобы точно отложилось в памяти. Скорее всего, с обратной стороны тоже можно открыть — устроил же кто-то ректору сюрприз! Но лучше подстраховаться.
— Погодите-ка минуточку! — попросила я, спохватившись, и полезла в саквояж.
Благо содержимое и его, и дополнительных карманов знала наизусть.
Мужчины едва успели снова отвернуться.
Все мои платья скроены особым образом. В критической ситуации достаточно потянуть за скрытую в шве нить, и юбка отваливается. Улика, конечно, и жаль хорошую вещь, но когда речь идет о жизни и свободе — не до мелочей. Сейчас к счастью, не экстренная ситуация, и ворох ткани с усилием был запихнут обратно в пространственный карман. А пышную красоту заменили рабочие штаны с карманами, полными необходимых мелочей.
Обычно я на дело сразу в них и иду. Но никогда не знаешь, в какой момент твои умения потребуются!
— Оригинально! — выдавил Хаттегер, оценивающе оглядывая необычный ансамбль.
Я застегнула поверх корсажа пояс с отмычками и прочими инструментами и решительно вздёрнула подбородок.
— Зато удобно. Я готова!
— Похоже, что ко всему, — пробормотал ректор. Одобрительно и осуждающе одновременно.
После чего Айзенхарт шагнул в вязкую затхлую темноту. А за ним и я.