ЭПИЛОГ

Для детей


…настала пора эпилога, то есть завершающего раздела книги.

Почему, вы спросите? Говорят, что в детских книгах последнюю точку нужно ставить незамедлительно. Как только возникло чувство, что дальнейшее чтение становится в тягость непоседливому читателю, или когда одолела усталость, и захотелось заняться чем-нибудь другим.

Опять вы спросите: почему? Удивительно, но зачастую год жизни взрослого человека по насыщенности много меньше, чем один день ребенка. Причем почти все события, происходящие с детьми, одинаково важны и интересны. И если включаешь в историю одно, то трудно объяснить, с какой такой стати опускаешь другое. Вот почему следует не усердствовать и вовремя расставаться со своими героями. До того, как они станут совсем взрослыми.

Все дети должны учиться. Поэтому завершим нашу историю одним из уроков, проведенных Лоркасом.

Точность — вежливость королей, и Олмир, с сожалением оторвавшись от изучения проекта космического производственного комплекса, разработанного министром экономики, поднялся из-за стола, чтобы заблаговременно оказаться в классной комнате.

Надо было пройти в противоположное крыло дворца, и бесконечные коридоры один за другим развертывались перед ним. Мысли закрутились вокруг школьных проблем.

У Лоркаса осталось всего шесть учеников. Аполлон Шойский заявил, что решил стать самым выдающимся художником всех времен и народов и не желает тратить свое драгоценное время на любые другие занятия. То ли из солидарности с ним, то ли еще по какой иной причине, но Юлианна Кунтуэская также отказалась продолжить обучение. Она часто звонит и, словно змей-искуситель, подробно рассказывает о своей светской жизни. Девочки ей страшно завидуют, и Лоркас опасается потерять других учениц.

После первого же занятия с Диким Магом стало ясно, что все те упражнения на самоконтроль, которые они с большим трудом выполняли по указке Кокроши, — просто детский лепет по сравнению с тем, чему им предстоит научиться. Поэтому наставника можно освободить от преподавательской работы — пусть полностью сосредотачивается на исполнении обязанностей начальника разведки. Но Кокроша заодно давал им уроки фехтования… Кто заменит его на этом поприще?

Виктор Блистательный в свое время ввел специальную придворную должность — королевский дуэлянт — для того, чтобы было кому замещать королевскую особу, если дело вдруг доходило до поединка один на один. Назначались на нее, естественно, самые искусные фехтовальщики. Тот, кто занимает эту должность сейчас, сможет, вероятно, научить их обращению с холодным оружием. Так, кандидатура учителя фехтования есть. Да, но еще надо подыскать хорошего учителя изящных искусств…

Господи, а отдыхать-то когда, книжки читать? И как выкраивать время для внесения назревших новшеств в жизнь королевства?

В расстроенных чувствах Олмир вошел в классную комнату. Все, мгновенно умолкнув, встали. Точнее, первым вскочил и вытянулся по стойке "смирно" молодой герцог Цезийский, а остальные невольно последовали его примеру. Олмир поморщился: сколько раз он просил в классе относиться к нему как к обыкновенному ученику. Даже соответствующий указ издал. А все без толку. Жора считал единственно правильным всегда вставать, когда входит король, и никакие указы на него не действовали. Остальные же поддавались его влиянию.

Олмир хотел поздороваться и предложить всем сесть, как вдруг из-за его спины выскочила Варвара Леопольдовна Миркова. Со смаком размахнувшись, Первая фрейлина ремитского королевства длиннющей палкой ударила по голове графа Вана Мерсье, своего будущего мужа. Палка при ударе сломалась. Ван успел поднять обе руки, защищаясь, но все равно получил обломком по затылку и упал.

Селена непроизвольно шагнула вперед, своим телом защищая Жору. Ее суженый еще не совсем поправился после многодневного пребывания в состоянии между жизнью и смертью, и она всячески его оберегала.

Варвара, разведя руки в стороны, оторопело смотрела на содеянное.

— Убила, — ехидно сказал Олмир, прекрасно чувствуя, что Ван притворяется, — надо вызвать санитаров, чтобы отправить тело в морг.

— Не надо санитаров! Я сама! — вскричала Варвара.

— Ты не сможешь, — возразила Зоя, подыгрывая Олмиру. — Во-первых, ты не знаешь, где морг, а во-вторых, тебя сейчас саму арестовывать будут.

— Нет! — Варвара с плачем упала перед Ваном на колени и тормошила его за плечи. — Слышь, Ваня. Ванечка! Отзовись!

У Вана не хватило выдержки, и он улыбнулся. Поняв, что ее в очередной раз разыграли, Варвара под общий смех стала пинать лежащего, пока Олмир с Зоей не оттащили ее в сторону.

— Он мне нос гримом измазал, — жаловалась Первая фрейлина, — я не потерплю издевательств над собой, заставлю прекратить дурацкие выходки.

— Варька, — с ужасом в голосе сказала Селена, — ты знаешь, что за палку ты поломала? Это жезл Главного церемониймейстера! Чем он будет сегодня стучать по полу, объявляя название следующего танца?

— Придется отменить все балы, все торжественные мероприятия, пока не изготовят новый, — сказал Олмир.

— Да ладно вам, я склею.

— При королевском дворе не принято пользоваться второсортным реквизитом… — стал развивать новый прикол Ван, но тут в класс вошел Лоркас.

— Доброе утро, дети, — начал он говорить с порога. — Прошу садиться. Сегодня у нас весьма сложная тема занятий — логика, наука о мышлении как средстве познания. Я недаром использовал уточняющий оборот "как средство…", так как в ином аспекте мышление изучается психологией, ксенологией и рядом других наук. Да и сам термин "логика" довольно часто употребляется в других значениях. Например, для обозначения объективных закономерностей в выражениях типа "логика вещей", "логика политической борьбы" и так далее, а также для характеристики правильности процесса мышления в словосочетаниях типа "логика рассуждений", "логика доказательства" и прочих.

Варвара старательно запихивала ногой обломки жезла под стол, подальше от глаз.

— В литературе вы можете встретить также утверждение, что наряду с чувством "верха и низа", человеку присуще особое "чувство логики". Согласитесь, что просто так находиться вниз головой неестественное и неприятно. Аналогично все, что противоречит логике, человек интуитивно воспринимает как нечто некрасивое, ущербное, нежизненное. Логические парадоксы вроде известного "я солгал" создают острое ощущение дискомфорта. Оцените свои переживания сами, вдумавшись в следующие рассуждения: если в действительности я солгал, то, значит, сказал правду; а если сказал правду, то тем самым солгал. Многие впечатлительные натуры приходят в ужас от анализа и более тонких парадоксов. Например, такого: "смысл бессмысленного в отсутствии смысла". Или: "всякое правило имеет исключение". Последнее утверждение само является правилом и, следовательно, должно иметь исключение, которое, очевидно, формулируется следующим образом: "существуют правила, не имеющие исключений". А это прямо противоречит исходному утверждению.

Лоркас сделал паузу, наверное, для того, чтобы ученики успели внутренне содрогнуться от нахлынувших переживаний.

— Итак, сегодня мы познакомимся с наукой, нацеленной на исследование законов и форм, приемов и операций мышления. О важности этой темы занятий я не буду говорить. Напомню лишь, что многие мыслители в качестве одного из главных критериев разумности называли способность делать предметом своих раздумий собственные мысли. То есть сегодня мы, изучив логику, подтвердим свое отличие от неразумных животных.

— Не понимаю, что здесь Варька делает, — сказал Ван. — Она не человек, а настоящая тигрица.

Варвара молча показала ему кулак.

— На что я советую обратить внимание? В первую очередь я рекомендую проследить, как используется логический инструментарий для нащупывания пределов могущества "чистого" разума в познании природы. Я объясню, что под этим подразумевается. Мы верим, что каждому описательному высказыванию можно приписать свойство быть либо ложным, либо истинным, и третьего не дано. В глубокой древности возникла идея создания некоего универсального алгоритма вычисления истины, то есть автоматизированного, полностью формализованного способа определения, какое из высказываний истинно, а какое ложно. Если б такой алгоритм был бы найден, то можно было бы вообще исключить человека из познавательного процесса: построй большой компьютер, реализуй на нем программу расчета по этому алгоритму, введи в него необходимые начальные утверждения, принимаемые за аксиомы, — и получи на выходе разъяснения всех тайн природы. Красивая идея, не так ли?

— Красивая, — с готовностью поддакнул Ван.

— Именно для достижения этой цели многими поколениями ученых разрабатывалась так называемая математическая логика. При этом более или менее четко выделились два направления научных исследований. Первое было связано с поиском минимальной и внутренне непротиворечивой системы аксиом, то есть набора исходных, интуитивно очевидных и потому принимаемых без доказательства утверждений, из которых чисто формальными методами можно было бы получить все другие истинные высказывания. Второе направление связывалось с исследованием проблем формализации доказательств и интерпретации различных выражений. И по первому, и по второму направлениям были получены совершенно ошеломляющие результаты.

Герцог Цезийский, старательно слушая учителя, сидел как истукан. На лице его не отражалось никаких эмоций. Селена безответно бросала в его сторону участливые улыбки.

— Было показано, что существует невообразимо огромное количество непротиворечивых наборов аксиом, и нельзя сказать, какой из них более "правильный". У каждого из них оказались свои преимущества и недостатки. Так, например, интуитивно у нас нет возражений против так называемой аксиомы выбора, гласящей, что если задана совокупность непересекающихся множеств, то можно образовать новое множество, выбрав по одному элементу из каждого множества данной совокупности. С использованием этой аксиомы легко доказываются многие теоремы, а соответствующие математические теории выглядят изящными и красивыми. Все бы ничего, но… выявились вдруг совершенно жуткие следствия. В частности, если мы принимаем эту аксиому, то должны согласиться с существованием кривой, проходящей через все точки какого-то куба, но, как и все кривые, не имеющей объема. Немыслимо: нечто заполняет полностью какой-то объем и не имеет при этом никакого объема.

— Не может быть такого! — не выдержала Варвара.

— Надеюсь, за сегодняшний урок вы с должным вниманием проследите, как и почему становятся возможными подобные парадоксы. Что касается меня, скажу лишь следующее: как сторонник аксиомы выбора, я вынужден смириться со всеми ее следствиями.

— А я не буду! — упрямо заявила Варвара.

— Таков мир, в котором мы живем и должны принимать его, какой он есть, — серьезно ответил Лоркас. — При исследовании проблем формализации доказательств получены еще более неожиданные результаты. Было, например, доказано, что даже в простых формализованных теориях существуют высказывания, которые нельзя строго логически ни доказать, ни опровергнуть. Более того, ученые пришли к заключению, что множество всех выводимых формул составляет совершенно ничтожную часть истинных. Настолько малую, что ролью строгой логики в процессе познания можно вроде бы вообще пренебречь. Некоторые мыслители даже высказывали предположение, что в действительности логика служит нам лишь для растолкования полученных научных результатов, придания им общепонятной и убедительной формы, и не более того.

Варвара взлетом бровей изобразила крайнее удивление, но промолчала.

— Я надеюсь, что за время урока вы сможете самостоятельно разобраться, как обосновываются следующие общие положения. Первое: невозможно построить универсальный алгоритм вычисления истины и, следовательно, невозможно исключить человека с его интуицией, парадоксальностью и нелогичностью мышления из процесса познания. Второе: существует много различных наборов исходных, принимаемых на веру аксиоматических положений, опираясь на которые можно строить научную картину мира, и не ясно, какой из этих наборов более правильный и удобный в обращении. И наконец, третье: мы не знаем, насколько теперешние наши знания адекватны окружающему миру, и не должны питать особых надежд на то, что сможем узнать это в будущем. Я был бы рад, если б вы серьезно подумали и над тем, какие следствия вытекают из перечисленных положений. Итак, готовимся включить учебную запись…

Ван почесал голову, стараясь, чтобы Варвара этого не заметила, и подмигнул Олмиру, получив в ответ королевскую улыбку.



Для взрослых




Итак, вы до сих пор не отложили эту книгу. Думаете, наверное, что вам откроются какие-то тайны, которые не обязательно или вредно знать детям? Не надейтесь. Здесь ничего не скрывается даже от самых юных читателей.

А, все ясно, вы привыкли к другим эпилогам. Вы читаете в основном книги про любовь, в которых превратности судьбы или происки недоброжелателей постоянно разъединяли главных героев. И как только они наконец соединялись, разрешали все надуманные проблемы, так тут же бежали под венец. И даже если книга была не только про любовь, все равно, как правило, она заканчивалась бракосочетанием. Вы привыкли, что все, достойное вашего внимания, обязательно должно заканчиваться свадьбой.

Однако — если откровенно — совершенно непонятно, почему свадьба должна завершать повествование. Что, на этом любовь заканчивается и начинаются беспросветные будни? Дальше ничего интересного не происходит, писать не о чем?

Что ж, хотите свадьбу — пожалуйста. Однако все же не хочется утомлять вас многословным воспеванием торжественной церемонии бракосочетания, символичности и красоты свершаемых обрядов, ахами и охами по поводу нарядов участников. Поэтому ограничимся описанием свадебного подарка славного короля Олмира Пятого своей возлюбленной Зое, герцогине Луонской

Дар этот был поистине царским. Олмир сотворил для своей милой необыкновенный мир, в котором исполнялось любое ее вещное желание. Мимолетной мыслью Зоя могла возводить в нем изумрудные города и выращивать хрустальные леса, пускать молочные реки мимо кисельных берегов… В общем, могла делать все, ибо главным законом этого мира являлось удовлетворение любой ее прихоти.

Долго Олмир ломал голову, придумывая, как преодолеть неисчислимые трудности создания этого мира, и сейчас, когда его чудесное творение обрело плоть и явь, позволил себе несколько минут отдыха. Он сидел на пороге школы — точь-в-точь такой же, какая она у них когда-то была, на том же самом месте, где сидела Зоя, когда он на нее упал, — и жевал яблоко. Торопиться было незачем: сколько бы времени он ни провел здесь, у людей все равно пройдет одно мгновение.

Когда перед ним появился Месенн, Олмир, подняв руку ладонью вверх, сотворил на ней второе яблоко и предложил другу.

Месенн, усевшись рядом, принялся с аппетитом грызть сочный плод.

— Ну как, доволен? — спросил он.

— Да, неплохо получилось, — ответил Олмир. — Мы с тобой многому научились вместе. Все, бросаем детские шалости. Пора приниматься за настоящие дела.

— Что ты имеешь в виду?

— Есть у меня кое-какие соображения. Мне кажется, я увидел Цель — ту, настоящую, для достижения которой существует человек.

— В чем же она заключается?

— Не торопись, я все расскажу в свое время. Сразу после медового месяца я соберу на Ремите всех магов, чтобы спланировать наши совместные мероприятия на ближайшие сто-двести лет. Хватит самодеятельности, пора действовать единой командой.

— Ты уверен, что они прислушаются к твоему мнению?

— А куда им деться-то?

После длительной паузы Месенн спросил:

— Неужели и маги получили своего властителя?

— Да, получили, — с улыбкой сказал Олмир, — обещаю быть хорошим королем не только людям, но и магам. Таково мое призвание.



Продолжение следует!




А жаль все-таки расставаться с героями повествования… Будет ли продолжение?

Да, будет, и порукой тому может служить одна маленькая сценка, разыгравшаяся в день восшествия на престол Олмира Пятого. Произошла она в неприметном здании на окраине Мифополя, в неуютной, плохо освещенной комнате со множеством окон, полуприкрытых тяжелыми портьерами ядовито-фиолетового цвета. Самое видное место помещения занимал массивный письменный стол. Два высоких кресла напротив него да несколько стульев с кривыми ножками — вот и вся мебель.

Когда отворилась дверь, сидевший за столом человек резво вскочил и почти бегом приблизился к вошедшей женщине, нерешительно замершей на пороге.

— Вы Анн-Мари? — спросил он. — Тот самый знаменитый эксперт-психоаналитик?

— Да, милорд, — ответила женщина. Голос ее сорвался. Наверное, от волнения.

— Проходите, садитесь, — сказал мужчина, указывая на одно из кресел.

Подойдя, женщина увидела — с порога это было незаметно из-за высокой спинки, — что соседнее кресло занимает какой-то древний старик в сутане.

— Ваше Святейшество… — пролепетала она, смутившись, и сделала попытку поклониться. Старик, однако, небрежно махнул рукой: не надо, мол, лишних церемоний, мы тут по делу и не следует отвлекаться по пустякам.

— Садитесь, — повторил мужчина. — Здесь собралось все руководство проекта "Левиафан".

Усевшись, женщина поерзала в кресле, устраиваясь поудобнее. И замерла: хитроумные устройства, в изобилии навешанные на ней, подсказали, что за ближайшей к ней портьерой кто-то прячется.

Минутную паузу прервал властный возглас старика:

— Милорд, ведите совещание!

Нервно вздрогнув, мужчина за столом поломал пальцы, сосредотачиваясь с мыслями, прочистил горло и неуверенно начал говорить.

— Итак, подведем некоторые итоги нашей деятельности. На первом этапе проекта вы, несомненно, сыграли чрезвычайно важную роль, — сказал он, обращаясь к женщине. — Чего стоит одно только приручение… э… Кентавра. Блестящий ход! Мы получили чрезвычайно полезное, просто незаменимое орудие, но, к сожалению, не смогли воспользоваться раскрывающимися возможностями в полном объеме и добиться более ощутимых результатов…

— Я предупреждала, что нельзя Кентавра использовать по мелочам. Он почувствовал, что им управляют, и дальнейшее программирование его поведения стало опасным. Он мог полностью выйти из подчинения.

— Об этом, помнится, вы предупреждали… Но как-то неубедительно, как бы между прочим. Не акцентировали в должной степени внимание руководства на этом вопросе.

— Так я и знала, что меня будут обвинять в том, что "Левиафан" провалился!

— С чего вы решили, что наш проект провалился? — с неприкрытой издевкой желчно произнес старик. — Неужели вам известны его действительные цели?

— Нет, не известны, Ваше Святейшество, — стушевалась женщина. — Но милорд говорит так, что можно подумать…

— Никто ни в чем вас не обвиняет, — примирительно сказал милорд. — Я лишь упомянул, что мы ожидали более весомых результатов. Что ж, перейдем ко второму этапу проекта. Вы составили психологическую карту нашего многоуважаемого молодого короля?

— Да. Вот результаты моих расчетов. — Анн-Мари достала из тоненькой папочки, которую до этого нервно мяла в руках, несколько листочков, испещренных красочными диаграммами со множеством непонятных значков. Потянула их милорду. Замялась на мгновение и достала точно такие же для Их Святейшества. — На всякий случай я сделала распечатку в двух экземплярах.

Старик принялся внимательно изучать полученные бумаги. Милорд же, с уважением полистав, обиженно сказал:

— Ничего не понимаю. Да, психоаналитика серьезная наука. С моими школьными знаниями делать абсолютно нечего. Может, расскажете популярно, что у вас получилось?

— Ну… не знаю, смогу ли я вам все правильно объяснить… Право дело, язык формул точнее и лаконичнее. Когда то же самое описываешь словами, невольно обедняешь общую картину, скатываешься к одной-единственной интерпретации…

— И все же?

— Ну, хорошо. Заранее, однако, прошу извинений за смысловые неточности и другие неловкости моего рассказа, поскольку загодя я не готовилась к выступлению… Право дело, не знаю, с чего начать…

— Не кокетничайте. Говорите по делу.

— Хорошо. Итак, восшествие на Ремитский престол Олмира Пятого. На поверхностный взгляд все события вокруг этого действа кажутся не иначе как настоящим чудом, проявлением сверхъестественных, божественных сил. Действительно, внешне все выглядит следующим образом: появился буквально из небытия, как черт из табакерки, никому не известный двенадцатилетний мальчик и железной рукой взял всю власть в самом большом и многолюдном герцогстве, в зародыше подавив еле слышный ропот недовольных и несогласных с таким исходом дела. Попутно выставил герцога Луонского и барона Кима на всеобщее посмешище, а… другим спутал все карты. А какая речь, манера держаться, какое самообладание! Почти все, с кем бы он ни встретился, чтобы обмолвиться парой-другой слов, немедленно становились его сторонниками и ревностными почитателями. Естественно, что после освобождения его товарищей и полета на Змее над столицей королевства Коронный Совет склонился перед ним. А еще он заключил тайный союз с наиболее могущественной силой в Галактике — с меритскими магами… Одним словом, в одночасье Олмир Пятый стал самым известным и почитаемым человеком на Ремите. Недаром его изображение украшает почти каждый городской и сельский дом. Да что там падкие на сиюминутную моду горожане?! — его портрет на почетном месте в большинстве дворянских замков! Народную любовь трудно завоевать, а бороться с ней просто бесполезно. Так что даже я пребываю в определенной растерянности. Поистине он стал общенародным героем, и в настоящее время свергнуть его с престола почти невозможно…

— Что-то вы чересчур мрачно настроены. И не совсем точны в своих оценках и суждениях. Вот вы сказали "двенадцатилетний", но ему до двенадцати еще месяц. Он совсем мальчик. Неужели он не способен совершить какую-нибудь ошибку и никак нельзя его одолеть? Насколько я помню себя в этом возрасте…

— Я не говорила, что Олмир досконально просчитывает каждый свой шаг. Например, его ультиматум Коллегии Служителей — поддержите меня или я вас опозорю — нельзя не назвать крупной политической ошибкой. Дело не в нем, а в той народной любви, которая его окружает. Для ремитцев сейчас он единственный, кто достоин трона. Но не это главное. Набирает обороты особый, чрезвычайно редко наблюдаемый процесс — его, я бы сказала, чуть ли ни обоготворения. Если вовремя не вмешаться, то через несколько лет появятся люди, которые будут молиться перед его портретом как перед иконой.

— Почему? В чем причина всенародной любви к нему?

— Вокруг его имени возникает ореол мифа, легенды. Причем строится эта мифология с исключительной грамотностью, с использованием… э… наиболее надежных методов.

— Объясните, пожалуйста.

— Ну, применяя профессиональные термины, сделать это довольно просто. А вот облечь очевидные специалисту вещи в обыденные слова… Право дело, я в затруднении.

— И все же попробуйте.

— Хорошо. Для этого я сделаю небольшое отступление. Вы помните старую сказку про принцессу и горошину?

— Сказок я давно уже не читаю, — оскорбленно произнес милорд. Помолчал, понял, что его не хотели разыграть, и добавил: — Кажется, в детстве мне больше всего запала в душу история про Нера, сжегшего столицу своего королевства.

— Очень интересно. — Анн-Мари внимательно посмотрела на милорда. Она-то знала, что Нер — собирательный образ когда-то действительно существовавших императора Нерона, всеми силами мечтающего прославиться, и некоего Герострата, возжелавшего остаться в истории как величайший разрушитель и по этой причине сжегшего самый прекрасный храм Древней Греции. Каждый сам выбирает себе героев по образу и подобию своему. Признание милорда косвенно свидетельствовало о его непомерном тщеславии. Польза от изучения психологии может быть и в том, чтобы ненароком не сказать про себя больше, чем хотел, подумала она, а вслух сказала:

— Я напомню вам суть истории про принцессу. В промозглый вечер к одному замку подошла смертельно уставшая от дальней дороги девушка, назвалась принцессой и попросилась переночевать. Вид ее был жалок: изодранное, до последней нитки промокшее платье, стоптанные туфли. Хозяйка замка, естественно, не поверила девушке на слово, но на всякий случай проявила должное гостеприимство: предложила принять ванну, накормила вкусным ужином, уложила в мягкую постель. И придумала ей испытание: положила на кровать, под многочисленные матрацы и перины маленькую горошину, а утром спросила, как спалось. Когда же девушка пожаловалась, что ей было крайне неудобно лежать, что она всю ночь просто места себе не находила, хозяйка замка поняла, что перед ней самая что ни на есть настоящая принцесса. Незатейливый рассказик, не так ли? Написан он давным-давно, но тем не менее не забылся и по сей день. Как вы думаете, почему?

— Да мало ли казусов в истории! Случайность, наверное.

— Неужели вы никогда не задавались вопросом: почему одно произведение культуры оказывается затребовательным из поколения в поколение, тысячелетия будоражит умы и души людей, а другое, принадлежащее иногда даже более маститому автору, словно испаряется через год-другой?

— Продолжайте, пожалуйста. Я слушаю.

— Это проявление общего закона: только нетленное переживает века, все поверхностное, случайное исчезает очень быстро. Так как сказка о принцессе не забылась, значит, она покоится на надежном фундаменте. Описывает, я бы сказала, какое-то базисное свойство человеческой природы. Какое?

— Показывает принцессу крайне изнеженной?

— Милорд, вы невнимательно слушали меня. Девушка преодолела долгую, трудную дорогу, мокла под дождем. Нет, изнеженность явно ни при чем. Гениальность и жизнестойкость этой сказки в том, что в ней принцесса наделена исключительной тонкостью чувств, способностью уловить недоступное обычному человеку. А это как раз та черта, которая и является самой важной для настоящей принцессы, не так ли?

— Наверное…

— А какова, по вашему мнению, самая главная характеристика принца, отличающая его от других людей?

— Умение повелевать?

— Это свойство короля — быть лидером, мотором любой компании, движущей силой истории. Но принц — пока еще не король. Его главная отличительная черта — благородство. Каждый его поступок, каждый жест должен быть красивым. Олмир, сам, наверное, того не желая, следуя своему внутреннему голосу или просто велению сердца, поспособствовал началу бесконечным разговорам о себе как человеке с исключительно благородными манерами. Вспомните донесения о пребывании его в доме Варги: смертельно уставший после длительного путешествия по сельве, голодный, он ведет себя за сельским столом так, как будто бы находится во дворце на званом обеде. С этого все и пошло: кто-то один назвал его настоящим принцем, повторил второй, третий, потом матушки и тетушки обрадовались, что появился удачный пример для подражания их чадам, и принялись на все лады описывать его существующие и придуманные достоинства. Вот и покатились похвальбы и небылицы в его адрес, словно снежный ком. Остановить этот процесс в настоящее время просто невозможно. От Олмира требуется только одно — не совершать явно опрометчивых поступков, не делать грубых словесных ошибок. Он с блеском справляется с этой задачей, следуя инструкциям и заготовкам речей, подготавливаемых его помощниками.

— Говорите вы одно, а ваши расчеты показывают иное, — встрял в разговор старик. — Вот здесь, — он потряс листочками с диаграммами, — Олмир выглядит очень уязвимым.

— Вы правы, Ваше Святейшество, — живо откликнулась женщина. — Я обрисовывала милорду сложившуюся ситуацию как бы извне. А на самом-то деле Олмир как был ребенком, так им и остался. Через годы не перепрыгнешь, жизненный опыт не почерпнешь из книг. Но главное его уязвимое место, его ахиллесова пята в том, что он, проведя раннее детство в уединении, в отрыве от общества, за полноценных людей воспринимает фактически только тех, кто был с ним раньше, в школе. Все остальные для него — как персонажи очередной виртуальной реальности, марионетки, появившиеся для того, чтобы кто-то управлял ими. Вот почему он без всякого стеснения, без малейших угрызений совести и каких-либо сомнений дает всевозможные указания всем окружающим его людям, даже самым пожилым. Да и в целом окружающий мир, по-моему, он воспринимает чуть ли не как свою иллюзию, существующую исключительно потехи для. В глубине души, наверное, у него спрятано: вот как перестанет мне нравиться ход событий — нажму на кнопочку и начну все сначала, как допускается в любой компьютерной игре. С такими психическими установками трудно приобрести твердость и целеустремленность взрослости. Именно это обстоятельство я рекомендую использовать. Ой, что это?

Внезапно комната озарилась разноцветьем огней.

— Это начался фейерверк в честь Олмира Пятого. Празднества и народные гулянья запланированы до утра, — пояснил милорд.

— Затените стекла! — скомандовал старик. — Яркий свет действует мне на нервы.

Милорд поспешно нажал что-то на столе, и окна стали непроницаемо черны.

— Благодарю за ценную консультацию, — сказал старик, поднимаясь, — теперь мы знаем, за какие рычаги ухватиться, чтобы завершить наш проект. Последний вопрос: через какое время можно будет снова использовать Кентавра?

— Я думаю, где-то через год, не раньше.

— Значит, очередной этап "Левиафана" начнется ровно через год. Затягивать далее смысла нет, так как каждый лишний день, проведенный Олмиром на троне, усиливает его, дает дополнительные преимущества. Я правильно говорю?

— Совершенно верно, Ваше Святейшество!

— Хорошо, так и решим. Что ж, предстоящий год посвятим подготовке неотразимого удара. А заодно я использую образовавшуюся передышку, чтобы слетать на Фею. Мне надо помолодеть, ибо гнет прожитых лет не дает как следует расправить крылья.







Загрузка...