Очарование Ремиты

Лишний

Гулко закрылись за спиной тяжелые двери.

Олмир не сразу понял, что тяжкий путь его завершен. Вместе с ним в зале оказались Кокроша с Лоркасом и Эсом Мерлиным, Юлианна с Селеной, трое встречавших его Служителей да туча очень важных незнакомых людей. У входа, картинно расставив ноги и положив руки на широкие пояса, как и у капитана увешанные множеством каких-то футляров, молодцевато застыли четверо гвардейцев — по два с каждой стороны дверей. Позже Олмир узнает, что такие пояса назывались оружейными и предоставляли своим владельцам большие возможности для нападения и защиты.

Один из незнакомцев, маленький и тщедушный, с совершенно лысой головой, болтающейся на длинной тоненькой шейке, начал распоряжаться. Бесцеремонно оттолкнув Кокрошу — наставник никак не прореагировал на такую наглость — он приблизился к Олмиру и гнусаво процедил:

— Граф Борис Краев, канцлер.

Роскошный костюм его, щедро украшенной позолотой и драгоценными камнями, торжественно сверкал, а в руке он держал какой-то жезл.

— Очень приятно, — сказал в ответ Олмир, с трудом выдавив из себя улыбку.

— Я полагаю, Ваше Величество, что наши дамы, учитель Лоркас и следователь федеральной полиции Содружества капитан Эс Мерлин сгорают от нетерпения осмотреть достопримечательности дворца. С Вашего разрешения, я распоряжусь, чтобы их уместное любопытство было удовлетворено. А заодно чтобы они смогли освоиться в отведенных им комнатах и привести себя в порядок перед ужином.

— Надеюсь, мне отвели надлежащие моему сану апартаменты, — сказала Юлианна. — Вообще-то я хотела бы остановиться в королевских покоях. Олег, распорядись, пожалуйста.

Она держала себя так, словно была самым важным здесь человеком. Селена же, наоборот, вся сжалась в комочек.

— Да-да, — быстро сказал Олмир, — сделайте так, как желает наследница Дома Павлина. Считайте всех, прибывших со мной, самыми почетными гостями.

— Я не прочь остаться… — начал было Эс Мерлин, но, подхваченный с двух сторон под руки, вынужденно попятился к выходу.

— Здесь вам будет совершенно неинтересно, господин капитан, — усмехнулся ему в спину Краев, — нас ждут чисто семейные дела.

Как только за насильно изгнанными — иначе и не скажешь — закрылись двери, к Олмиру обратился один из Служителей:

— Ваше Величество, прошу Вашего распоряжения о приеме у Вас порции крови для генетического анализа.

— Это еще зачем?

— Чистая формальность, Ваше Величество. Должна быть стопроцентная уверенность в том, что Вы тот, кем Вы являетесь на самом деле, — Олмир Сеонский.

— Почему вы зовете меня "ваше величество", хотя Коронный Совет еще не утвердил меня королем? — спросил Олмир.

— Как прикажете Вас величать? — спросил канцлер.

— Ну… просто — Олмир. Или герцог Олмир. Можно еще…

— Слушайте все, — закричал Борис Краев, — с этого момента при обращении к предполагаемому главе Дома Медведя рекомендуется использовать "Олмир" или "герцог Олмир".

— Вашу руку, Ваше Ве… герцог Олмир! Развернутый ДНК-анализ снимет все сомнения в принадлежности Вас к королевскому роду. Буквально через часик все расчеты будут готовы — мы работаем весьма оперативно…

— Неужели внешнего сходства недостаточно?

— Никак нет, мой герцог. Заодно мы снимем и все другие Ваши индивидуальные параметры, необходимые для изготовления государственной печати, — отпечатки пальцев и ступней ног, расположение особых точек на мочках ушей, рисунок на сетчатке глаз…

Служители работали быстро и слаженно. Когда они ушли, Олмир не успел оглядеться, как к нему подскочил толстый, но чрезвычайно маленький человечек — казалось, ростом ниже, чем десятилетний мальчик, — и повел вглубь зала.

— Пожалуйста, подкрепитесь с дороги, великий герцог, — услышал Олмир.

— Кто вы?

— Разрешите представиться: граф Леон Октябрьский, начальник Личной канцелярии главы Дома Медведя, а по совместительству — и королевской канцелярии. Короче, просто секретарь. Со всеми вопросами, приказами и пожеланиями Вы можете обращаться ко мне — моя обязанность всюду и всегда следовать рядом, чтобы транслировать Ваши указания и контролировать неукоснительное их выполнение. Если Вы не пожелаете назначить на мое место другого человека, то Вам придется привыкнуть к тому, что я всегда буду путаться у вас под ногами.

Одет секретарь был во все монотонно серое. Руки его были испачканы какой-то темной краской, и, беспокойно хватаясь за одежду, он оставлял на ней многочисленные следы своих пальцев.

— Хорошо. Можно, я буду звать вас просто Леон?

— Как Вам будет угодно. Ваш покойный батюшка — да будет земля ему пухом! — часто обращался ко мне еще короче — Лео.

Олмир был отведен в самый дальний угол огромного зала и усажен за стол, уставленный блюдами с разнообразными фруктами и напитками. Понукаемый Леоном, отпил немного сока, поморщившись — уж больно сладко, — но на всякий случай похвалил вкус напитка и принялся изучать обстановку.

Несмотря на то, что в огромном зале крутилось довольно много народа, из-за своих размеров он казался совершенно пустым. Отделка стен, потолка, украшения люстр поражали роскошью. Двери высотой в три человеческих роста, вероятно, были сплошь из золота. Довольно близко к главному входу размещались длинные столы. Сейчас за ними, разбившись на несколько групп, сидели люди, в беспорядке были разбросаны бумаги. У противоположной, парадной стены на маленьком возвышении стояло большое кресло с высокой спинкой, рядом несколько маленьких столиков и совсем крошечных сидений. Неужели так буднично выглядит самый что ни на есть настоящий трон?

Несколько человек, до этого сидевших рядом с Кокрошей, встали, собираясь уходить. Но пошли они не к главному входу, а к неприметной дверце сбоку. Наставник бросал им вдогонку последние инструкции. Так, очевидно, снаряжена команда для поиска нашего второго отряда, догадался Олмир. И сразу беспокойно стало на сердце. Там же Злата, Джон. Куда они запропастились? Неужели Винтер заблудился в сельве?

— Итак, что у нас с законотворческими инициативами Луонского? — спросил Кокроша у канцлера. Тот, поглощенный чтением бумаг, лишь отмахнулся. Не дождавшись ответа, наставник подошел к Олмиру.

— Слушай, мой мальчик, — сказал он. Олмир взбодрился: первое нормальное обращение к нему за все последнее время. — Когда Хранители огласят результаты твоего анализа, ты официально будешь признан главой Дома Медведя. Ни у кого не принимай присягу. Объяви, что сделаешь это позже, что тебе необходимо привыкнуть к той мысли, что ты герцог.

— Почему — не принимать?

— Надо изгнать предателей и трусов. Тех, кто голосовал против введения чрезвычайного положения.

— А как узнать таких людей?

— По этому вопросу было расширенное заседание руководящего состава служащих Дома. Проводилось поименное голосование. Впрочем, оно всегда поименное. Всеми данными располагает Октябрьский. Он даст исчерпывающую информацию. Да и вообще со всеми вопросами всегда обращайся прямо к нему — он обязан давать справку по любому поводу.

— А вы спрашивали у него эти данные?

— Да, спрашивал.

— Ну и что?

— Он ничего мне не ответил.

— Почему?

Кокроша пожал плечами:

— Всяк сверчок знай свой шесток. Почему меня только что проигнорировал канцлер? Я для них никто. Наставник наследника престола — не величина, не начальник крупному дворцовому чиновнику.

— А адмирал Межзвездного Флота?

— Ну, эта персона априори чрезвычайно нежелательная и очень даже вредная. Все равно что слон в посудной лавке. Пятое колесо в телеге. Мое адмиральское звание для всех здесь собравшихся равносильно черной метке, с носителем которой — от греха подальше — не следует иметь вообще ничего общего. Кстати, ты мне напомнил: надо срочно позвонить в Генеральный штаб Флота…

— Зачем?

— Заблокировать донесение уважаемого Эса Мерлина. Я не хочу, чтобы в Содружестве серьезно обеспокоились нашими неурядицами. Как-нибудь сами разберемся.

— Так зачем вы ему все про нас рассказали?

— Мне показалось, что будет в наших интересах, если он со своей стороны сделает попытку начать расследование. На воре и шапка горит. Кое-кто забеспокоится, заспешит и, как следствие, наделает ошибок.

— Граф Кокроша, — начальствующим тоном позвал наставника канцлер, — что это вы натворили у герцога Луонского? Два человека с травмами, грозящими летальным исходом, отправлены в столичный госпиталь. Родственники подали на вас жалобу.

— Я могу ответить по поводу только одного, — бросился к нему наставник. — Второй, видимо, попал под горячую руку самому герцогу.

— В жалобе говорится обратное: если бы Виктор Луонский не пришел на выручку своим людям, вы растерзали бы их. Вы явно потеряли над собой контроль и в порыве душевного затмения осмелились поднять руку на самого герцога.

— Чистая выдумка! Где свидетели? Дайте мне этот грязный донос. — И Кокроша зарылся в бумаги.

Олмир тихо сидел, наблюдая за собравшимися в зале. Казалось, про него все забыли. О чем-то спорили, что-то выясняли друг у друга. Шуршали бумагами. Работали за переносными компьютерными пультами. "Он так мал, — по-змеиному прошелестело сразу с нескольких сторон, — он не удержится на троне. Разумнее временно передать власть…" В ответ тяжким вздохом отозвалось: "Но разве можно полагаться на слово Виктора Луонского?.." Кто-то, вероятно, прибывший издалека и потому проголодавшийся, приказал принести еду. Шустро забегали киберы-официанты, разнося напитки и закуски. Помещение наполнилось тяжелым, дурманящим запахом алкоголя.

— Надо бы собрать Коронный Совет, — вслух подумал Олмир.

— Когда именно, мой герцог? Какова будет повестка дня? — тут же вынырнул откуда-то сзади Леон. Нет, не забыли про Олмира, не оставили в одиночестве, а просто обычным порядком вели свои дела в его присутствии. Или дожидались отрицательных результатов ДНК-анализа?

— Как можно быстрее. А на повестке дня один вопрос — объявление меня королем.

— Это невозможно, мой герцог.

Ну погоди у меня, Колобок, подумал Олмир и как можно более спокойно спросил:

— Почему — невозможно?

— В нынешнем своем составе Коронный Совет не выберет Вас королем. Для легитимности такого решения необходимо получить голоса восьми из одиннадцати членов Совета, а Вы можете гарантированно рассчитывать только на пять — свой, Главного координатора, он же министр экономики, Главного врача, герцога Кунтуэского и Председателя Академии наук.

— Странно. Когда выбирали королем моего отца, Олмира Четвертого, было набрано необходимое большинство голосов?

— Было, — тяжело вздохнул Леон.

— Что же произошло?

— В последние годы Ваш батюшка задумал провести ряд реформ и на этой почве разругался с Шойским и графом Бюловым. А после его заигрываний с меритцами и неосторожных высказываний насчет Предназначения от королевского Дома отвернулся Верховный Служитель.

— Ну и что? Всего трое против.

— О, если бы так! Все много сложнее. После Вашего исчезновения герцог Луонский открыто заявил о собственных претензиях на трон и каким-то образом перетянул на свою сторону Георгия Цезийского… В настоящее время чисто теоретически он располагает в Коронном Совете большинством — шестью голосами из одиннадцати. Мало, чтобы стать королем, но достаточно, чтобы почувствовать себя истинным властителем Ремиты. Просто голова идет кругом от переживаний.

— Хорошо. А почему нельзя собрать Коронный Совет для того, чтобы просто поговорить о том о сем? Я посмотрю на всех этих Шойских и Цезийских и их последышей. Виктора Луонского я уже видел. Мерзкий тип.

— Просто так — собрать, и все? Нет, так не положено. Каждое заседание Коронного Совета — это чрезвычайно важный государственный акт. За десять дней до него принято высылать развернутую повестку дня, обмениваться тезисами предполагаемых выступлений. Аналитический центр готовит подробную информационную справку о позиции каждого члена Коронного Совета по обсуждаемым вопросам, перечень возможных предложений и инициатив с их стороны и наиболее рациональные варианты нашей реакции на них. Моя обязанность — согласовать всю эту груду бумаг с заинтересованными министерствами и ведомствами нашего Дома… Когда Олмир Четвертый шел на Совет, у него всегда с собой было листов двести-триста бумаг. Кроме того, довольно часто его сопровождало несколько экспертов. В общем, нелегкое это дело, подготовка заседаний.

— Ну и бюрократия у вас!

— Первое правило большой политики: прежде чем что-либо сказать или сделать, с абсолютной точностью предугадай реакцию своих оппонентов. Иначе обязательно когда-нибудь попадешь в смешную ситуацию, после чего единственное, что тебе останется, — это писать мемуары. Да, только так… — Леон начал горячо защищать сложившийся порядок.

Олмир, слушая вполуха, запоминал: "Верховный Служитель — Предназначение, меритцы", "реформы — Шойский, Бюлов". В будущем обязательно следует выяснить, что кроется за этими связками. А заодно полезно, наверное, запомнить и "первое правило" — знание его формулировки явно способствовало бы успеху игры в "Пять королей".

Меж тем народу в зале все прибывало и прибывало. Появилось несколько женщин. Одна из них, дородная, в летах, одетая в строгий темный костюм, показалась знакомой. Неужели это?.. Точно, она!

— Баба Аня! — вскрикнул Олмир.

— Не "Баба Аня", а графиня Анна Михайловна Оболенская, Главная фрейлина. — Олмир утонул в ее объятиях. — Как же ты вырос, мальчик! Как я рада нашей встрече! Как часто я вспоминала тебя, всех детишек. Как скучала по вам… Такие вы были забавные… Когда мы расставались, ты был, наверное, в два раза меньше. Такой упрямый и самостоятельный крепыш! Не прыгай, не трясись. Ты король и должен вести себя подобающим образом. И не вздумай обижаться на мои замечания — они от чистого сердца, от моей любви к тебе. Запомни: я, как и раньше, всегда готова оказать тебе всяческую поддержку и помощь. Возможности у меня, как у Главной фрейлины, имеются.

— Если честно, то я вообще не знаю, зачем нужны фрейлины.

— Ну, номерные фрейлины — Первая, Вторая, Третья и так далее — исполняют при дворе главным образом представительские функции. Это, как правило, близкие родственницы, жены или дочери герцогов или графов. Они меня не касаются. А вот настоящие фрейлины… про них особый разговор. Ты еще молод и не обладаешь жизненным опытом. Красивые молодые женщины часто легко добиваются того, что не под силу никакому мужчине. Что ты так недоверчиво смотришь на меня? Я не фрейлина, а Главная фрейлина — что-то вроде мамки, наставницы, надсмотрщицы над ними. Сразу после смерти короля все мои девочки, как и положено, подали в отставку. Я осталась одна, чтобы набрать новый контингент сообразно твоим пожеланиям. Между прочим, в должностные обязанности фрейлин входит снятие сексуальной напряженности у членов королевской фамилии и их ближайшего окружения…

— Мне не надо, — перебил ее Олмир, краснея до ушей.

Анна Михайловна оценивающе посмотрела на него и сказала назидательным тоном:

— Не торопись. И всегда избегай безоговорочных и категоричных утверждений, от которых трудно будет потом отказаться. Ты еще слишком молод, чтобы правильно оценить мои слова. Запомни: у короля есть только одна обязанность — властвовать. Никакие сердечные томления, вообще ничто не должно отвлекать властелина от этой его святой обязанности. Не должны мешать ни сильные эмоции, ни душевные переживания. Поэтому нет ничего предосудительного в том, что король вовремя получает необходимую сексуальную разрядку…

— Я знаю, что мой отец был королем и недавно трагически погиб. А почему никто ничего не говорит про мою… маму?

Впервые в жизни, наверное, он произнес вслух это ласковое слово — мама. Много-много лет он готовился задать этот вопрос, перебирал возможные варианты неприятных ответов, и голос его дрогнул. Но что бы ни случилось в прошлом, он должен все знать! Ведь была же она! Почему его отобрали у нее, а сейчас делают вид, что ее как бы и не существовало?

— Это грустная история, мой мальчик. Твоя мать была очень красивой и доброй, но несчастной женщиной. Она была одним из лучших альпинистов Ремиты и погибла почти сразу после твоего рождения, без надлежащей страховки пытаясь взобраться на Пик Радости. То было поистине черное время нашей истории. Неожиданно произошел сход лавины, и многометровый слой камней и снега накрыл сразу большую группу скалолазов — Элеонору Ремитскую, супругов Цезийских и Шойских, графиню Миркову… Ужас.

— Несчастной вы называете ее потому, что она погибла молодой?

— Нет, не только поэтому. Она, наверное, единственная из известных мне женщин, отрицательно воспринимала Олмира Обаятельного и согласилась выйти за него замуж только под давлением Служителей и своего рода. Я это точно знаю, так как училась с ней в одном классе и некоторое время была ее самой близкой подругой. Насколько мне известно, она всю жизнь тяготилась обществом твоего отца и супружескую обязанность делить с ним ложе считала тяжелым бременем…

— Расскажите, пожалуйста, каким он был, мой отец, — попросил Олмир главным образом для того, чтобы изменить тему разговора. — Я, к сожалению, не видел ни одного портрета как его, так и мамы.

— Ты обещаешь стать очень похожим на него, когда вырастешь. Я вижу в тебе отцовские глаза, метающие ярко-голубые молнии в моменты душевных переживаний. Те же непокорные темные волосы, подверженные ранней седине. Чуть припухшие чувственные губы и удлиненный подбородок. Физически безупречное тело, постоянно словно находящееся в напряжении, в готовности к немедленному действию. Одним словом, оболочка великолепна. А наполнение, должно быть, и того краше…

Олмир заметил, что в зал торжественно вошли те Служители, которые брали у него кровь на анализ. Однако большинство присутствующих, занятых своими делами, не обратило на вошедших никакого внимания. Потерянно потолкавшись, Служители подошли к канцлеру и с большим почтением что-то стали говорить ему. Тот слушал, одновременно просматривая бумаги.

Анна Михайловна меж тем продолжала говорить как ни в чем не бывало:

— Твой отец был настоящим королем, то есть необыкновенным человеком. Украшением и движущей силой любой компании. Интереснейшим собеседником. Самородком, мгновенно перенимающим любое ремесло. Он великолепно владел всеми разрешенными видами оружия и не раз в поединке доказывал свое превосходство самым грозным противникам. Он, вероятно, очень любил твою мать и после ее гибели никому не предлагал свою руку и сердце. Все разговоры во дворце о бывшей королеве были строжайше запрещены — таким образом он чтил память о ней. При этом, однако, он не отказывался от женского внимания, не вел монашеский образ жизни. Под его напором падали самые неприступные бастионы. Недаром он получил прозвище Обаятельный. Он был сладкой погибелью всех женщин, лучшим любовником, о котором слагались легенды. Кстати, именно на этой почве он поссорился с герцогом Луонским, скуки ради отбив у того его давнюю фаворитку. Эта история достойна отдельного рассказа. Дело было так…

— Внимание! — вдруг закричал канцлер противным тонким голосом. — Слушайте официальное сообщение. Прошу вас, господа. Только покороче, у нас на сегодня еще масса дел.

Один из Служителей вышел на середину зала и, показывая на Олмира, сказал:

— Хранители крови признают этого человека сыном покойного главы Дома Медведя короля Олмира Четвертого. Его Совершенство, не имеющее количественного выражения, выше, чем у всех его предков, и безусловно попадает в Конечную зону.

Надо бы выяснить, что такое "Совершенство" и "Конечная зона", подумал Олмир. Опустив в смущении голову, он не заметил, как Служители вышли, и к нему подскочил канцлер.

— Давайте побыстрее завершим формальности, — громко сказал Борис Краев, — и дадим присягу этому мальчику.

Почему-то "этот мальчик" сильно резануло слух, и Олмир, рывком поднявшись, сказал:

— Извините, пожалуйста, я очень устал с дороги. Разрешите мне провести эту… процедуру как-нибудь в другой раз. Все произошедшее в последние часы так ново для меня… Я бы хотел вначале свыкнуться со своим королевским саном.

— С саном герцога Сеонского, — не моргнув глазом поправил его канцлер. — Правильно, Олмир, что Вы отказались принимать присягу у своих ближайших подданных. Дело это утомительное. Отдыхайте, пожалуйста. Я осмелюсь также посоветовать Вам отменить званый ужин с наследницами герцога Кунтуэского и графа Бюлова. Девочки тоже сильно устали и, как только что мне доложили, пребывают в полнейшей растерянности по поводу выбора надлежащих случаю нарядов.

— Курицу не накормишь, девицу не оденешь, — встрял Кокроша, улыбнувшись.

— Хорошо. Званый ужин я отменяю, — сказал Олмир.

— Прекрасно! Лео, пошли официальные извинения Юлианне Кунтуэской и Селене Бюловой. А вас, Анна Михайловна, я прошу взять девочек под опеку и помочь им освоиться во дворце. Так, за работу, коллеги…

— Одну минуточку, — остановил его Олмир. — Мне, право, неловко, но я хотел бы немедленно назначить наставника Кокрошу своим Главным советником.

— Что здесь неловкого? — удивился канцлер. — Это Ваше право. До сего момента обязанности Главного советника исполнял по совместительству я и, надо признаться, весьма тяготился этими заботами. Лео, подготовь соответствующий указ.

И канцлер Борис Краев, поглощенный текущими заботами, повернулся спиной к своему молодому господину.

Вроде бы приходили Служители, объявляли принадлежность Олмира Дому Медведя, была перенесена церемония принятия присяги, появился новый Главный советник… А вроде бы ничего и не происходило. Разве что Кокроша переместился ближе к центру группы самых надутых сановников, занятых какими-то сверхважными делами. Баба Аня — свет в безликом царстве — тоже куда-то исчезла. Вероятно, отправилась выполнять поручение Краева. Опять Олмир остался один. Вновь никто не обращал на него внимания.

Когда сидеть без дела стало совсем невмоготу, Олмир встал, отыскал в толпе Леона и, потянув за непоправимо испачканный черной краской рукав, отвел в сторону.

— Я хочу вас кое о чем спросить.

— Пожалуйста, я всецело в Вашем распоряжении.

— Кокроша, вероятно, перестарался, скрыв от своих воспитанников их настоящие имена. Вы знаете, как зовут моих… однокашников?

— Конечно! Ваш наставник регулярно посылал в канцелярию полные отчеты о своей деятельности.

— Хорошо, тогда просветите меня. С Юлианной-Джулией, Селеной-Леной и со мной полная ясность. Я также знаю, что Юра на самом деле Георгий Цезийский, Барбара — Варвара Миркова, дочь Президента Академии наук. А кто такая Злата-Синди?

— Зоя Луонская, родная сестра Виктора, нынешнего главы Дома Дракона.

— А Джон-Иван?

— Это Ван, сын Верховного Служителя графа Вана Мерсье. Алик или Алексей, как еще вы его иногда называли, на самом-то деле Аполлон Шойский, внук нынешнего главы Дома Кабана.

Как бы не перепутать: Джон — это Ван, Алик — Аполлон. Зоя, Селена, Варвара, Георгий и Юлианна. Надо же: Злата — родная сестра этого выродка Виктора, главного врага королевского Дома!

— Хорошо. Вот мой следующий вопрос. Почти сразу после рождения каждому дворянину Служители подбирают его будущую жену или, соответственно, мужа. Я слышал, что все восемь подопечных Кокроши разбиты на пары. Так это или нет?

— Совершенная правда! Вам, дорогой герцог, рекомендовано взять в жены Зою Луонскую, Георгию Цезийскому — Селену Бюлову. Юлианна Кунтуэская должна обручиться с Аполлоном Шойским, а Ван Мерсье в качестве супруги должен провозгласить Варвару Миркову.

— Интересно…

— Что именно, мой герцог?

— То, что… наши… симпатии совершенно естественным образом склоняются примерно к такому же варианту. Неужели случайное совпадение?

— Не думаю, мой дорогой герцог. Я слышал, что у людей взаимное влечение развивается под влиянием многих неосознаваемых и, казалось бы, неприметных факторов. В первую очередь, несомненно, от того, насколько приятен запах партнера, а также от скрытного воздействия привычного жеста, характерного наклона головы и прочих мелочей. Все это в той или иной мере предопределяется наследственностью, полученным от родителей набором генов. То есть как раз тем, чем руководствуются в своих расчетах Служители. Так что ничего случайного и тем более странного в совпадении ваших симпатий с рекомендациями Служителей нет.

Как хорошо, что Юлианна не его суженая! Да и… если б ему предназначалась, скажем, Варька, то было бы как-то не совсем удобно перед Джоном… А Злата… нет, Зоя — наилучший вариант!

— Что такое "Совершенство" и "Конечная зона"?

— О, это специфические термины Служителей, и я не в полной мере понимаю значение этих слов. На каждого ремитца при рождении заводится особый генетический паспорт. Упомянутое Вами Совершенство определяет степень близости к некоему идеалу, известному только Служителям. Существует негласное, не занесенное в Кодекс чести правило, согласно которому каждый род должен возглавляться тем, у которого это самое Совершенство максимально. Как только рождается ребенок с более высоким Совершенством, чем у всех других его родственников, то при первом же удобном случае он должен быть провозглашен главой рода. Я доступно для Вас излагаю?

— Может быть. А что такое "Конечная зона"?

— Когда Совершенство принимает одно из предельных значений, то Служители говорят, что оно попало в эту зону. Это значит, что, по их мнению, данный человек достиг идеала.

— Совершенство моего отца попадало в Конечную зону?

— Несомненно.

— А у других людей?

— Насколько мне известно, близкое к идеалу Совершенство было отмечено у Зои Луонской, Юлианны Кунтуэской и Варвары Мирковой. Были и другие случаи… Спросите, пожалуйста, у Служителей — это область их профессиональных интересов. У Вас будут еще вопросы ко мне, мой герцог? С Вашего разрешения, я бы отошел подготовить ряд бумаг…

— Вопросы? Пожалуй, нет. Впрочем, остался еще один: где здесь туалет?

— Вам лучше всего пройти вот сюда. — Леон повел Олмира к маленькой и почти незаметной дверце справа за троном. — Этот коридор ведет прямо в покои для краткосрочного отдыха. Мне проводить Вас?

— Спасибо, я сам.

Вызов

Олмир шел по узкому коридору, машинально касаясь стен, украшенных причудливой лепниной. Вдруг после одного касания часть стены пошла в сторону. Не успев испугаться, Олмир увидел перед собой человека в одежде Служителя. Низко опущенный балахон скрывал его лицо.

— Вы кто?

Незнакомец низко поклонился.

— Войдите, пожалуйста, мой герцог. Не бойтесь.

— Я не боюсь, — поспешил заверить Олмир, делая шаг вперед. — Просто я хочу знать, кто передо мной.

— Для всех я — один из многих помощников Ваших Хранителей крови. А на самом деле начальник Тайной службы. Ваш отец, Олмир Обаятельный, скрытно от всех основал наше учреждение всего два года назад для борьбы с внутренним врагом.

Голос у незнакомца какой-то безликий, чуть приглушенный, отметил Олмир. Он тогда еще не знал, что разговаривающий с ним человек использовал особое устройство, вымарывающее характерные для его голоса обертоны.

— Ваше имя? Как мне к вам обращаться?

— Я предлагаю называть меня Шерлоком. При желании Вы, естественно, можете узнать и мое настоящее имя, и имена всех наших агентов, да и вообще все, чем мы располагаем… только в соответствующем помещении. Таково было распоряжение Вашего отца, продиктованное элементарными правилами конспирации.

— Хорошо. Как-нибудь я удосужусь сделать это, а пока буду звать вас так, как вы желаете — Шерлоком. Что вам нужно?

— Мне? Ничего. Я встретился с Вами, Ваше Величество, чтобы представиться и предупредить о том, что в настоящее время во дворце затаился один наемный убийца, посланный Виктором Луонским для Вашего умерщвления. Ваши верные слуги пытаются его найти, но я все же призываю Вас проявить предельную осторожность. Кроме того, я спешу заверить Вас в своей готовности исполнить любое Ваше указание, относящееся к моей компетенции. А также заявляю, что в любой удобный для Вас момент я готов повторить свою присягу Дому Медведя.

Так, в "Пяти королях" у Лоркаса были предусмотрены подобные службы. Назывались они — в зависимости от выбранного цвета фигур — то контрразведкой, то министерством государственной безопасности или федеральным бюро расследований, то тайной канцелярией.

— Оставим пока формальности. Как я понимаю, ваша обязанность — ловить шпионов и предателей моего Дома?

— Совершенно верно, Ваше Величество.

— Не приписывайте, пожалуйста, мне титул, который пока мне не принадлежит. Зовите просто Олмиром или герцогом Олмиром.

— Как Вам будет угодно, мой герцог.

— И сколько же предателей вами выявлено?

— В настоящее время я располагаю убедительными доказательствами того, что тридцать два должностных лица Вашего двора причастны к разведывательным структурам других Больших Домов. В отношении одиннадцати лиц имеются серьезные подозрения.

— Прекрасно. Дайте мне список этих людей, и я прикажу их немедленно арестовать.

— Ни в коем случае, мой герцог!

— Почему?

— Выявленный шпион — большая ценность. Мы получаем возможность контролировать его действия, в определенные критические моменты подсовывать ему… так скажем, отредактированную информацию, а через его связи — вычислять других агентов. Да только знание одной направленности его поисков чрезвычайно полезно. Кроме того, его хозяин, уверенный в том, что получает надежные разведывательные сведения и обладает хорошо законспирированной шпионской сетью, зачастую снижает активность в засылке новых агентов.

М-да, в "Пяти королях" подобных нюансов не предусматривалось.

— Но мой наставник предлагает избавиться от всех предателей, голосовавших против введения чрезвычайного положения после гибели моего отца и уничтожения школы. Я уже решил затребовать у Леона Октябрьского соответствующий список.

— Разрешите дать Вам несколько советов. Кстати, по совместительству я являлся тайным советником Вашего отца. Вы готовы выслушать меня?

— Говорите.

— Ваш отец, Олмир Обаятельный, подбирал себе помощников из людей малоинициативных и не очень умных, но верных и работящих. По моим данным, все самые высокопоставленные служащие Дома, с которыми Вы уже успели столкнуться — канцлер Краев, Леон Октябрьский, Анна Михайловна, — безусловно преданные Вашему Дому люди. То же самое я могу сказать про себя, начальников материально-технической и продовольственной служб. Конечно, про начальника стражи — он не моргнув глазом исполнит любой Ваш приказ. Начните работать с ними. Постепенно расширяя свои контакты, Вы сможете понять, кто Вам симпатичен, с кем Вы сработаетесь, а кого следует перевести куда-нибудь подальше…

— Почему я должен вам верить?

— Я готов немедленно принести присягу.

Олмир, повинуясь минутному импульсу, неожиданно для самого себя сказал:

— Хорошо. Считайте, что вы уже присягнули мне. Что дальше?

Шерлок улыбнулся:

— А дальше я дам Вам личное поручительство за всех своих людей. Если откровенно, у Вас и выбора-то не было. Ничего нет хуже недоверия к собственной тайной службе. Разрешите мне продолжить свои советы.

— Говорите.

— Я не думаю, что Кокроша предложил Вам надежный критерий отбора лояльных людей. Многие голосовали против введения чрезвычайного положения в силу различных обстоятельств. Хотя бы потому, что таково было мнение большинства, чем, например, руководствовался канцлер, объявляя личное мнение при подведении итогов голосования. А некоторые — потому, что об этом попросил их я. Всего, насколько мне известно, в том совещании участвовало около двухсот человек, весь расширенный совет Дома. Итоги проведенного голосования я использовал бы в качестве удобного предлога для чистки рядов придворных и некоторых кадровых перестановок. Я готов дать свои предложения по этому поводу.

— Хорошо, я посмотрю их. Как и когда вы их мне передадите?

— Ну, скажем, завтра утром Вы найдете запечатанный пакет на письменном столе в Вашем малом кабинете — он, да будет Вам известно, расположен рядом с королевской опочивальней. Ваш отец любил работать в нем ранним утром. Огромная просьба вскрывать этот пакет только тогда, когда более никого в кабинете нет.

— Что будет в вашем пакете?

— Список, аналогичный тому, что представит Вам Леон, плюс наши комментарии о лояльности того или иного участника голосования, а для немногих — предложение о назначении на другие должности. Поймите меня правильно: я не настаиваю, чтобы Вы выполняли наши просьбы. Вы, конечно, можете и должны поступать согласно собственным соображениям. Однако если Вы совершите некоторые рекомендуемые нами кадровые перестановки, то значительно облегчите нашу дальнейшую работу.

— Хорошо, я подумаю.

— Вот только одна загвоздка… Дело в том, что в нашей службе используется особая бумага. При соприкосновении с воздухом она существует не более десяти минут, а после этого бесследно исчезает. Боюсь, Вы не успеете за столь короткое время просмотреть весь список.

— Ничего, я постараюсь.

— Две сотни имен, Вам совершенно до этого незнакомых… Нет, надо придумать какой-нибудь другой способ.

— Двести человек? Мне хватит и пяти минут.

Начальник Тайной службы бросил недоверчивый взгляд, но, поскольку Олмир молчал, продолжил:

— Тогда, если у Вас не будет более ко мне никаких поручений, я бы хотел сообщить Вам способы, используя которые Вы сможете оперативно вызвать представителя Тайной службы. А также договориться с Вами о системе паролей и обговорить смысл используемых тайных знаков.

— Говорите, я вас слушаю…

Олмир отсутствовал в тронном зале, наверное, чуть более получаса, но вернулся совсем другим человеком. До этого под внешним спокойствием, принятым многими за надменность, он скрывал неуверенность, чуть ли не страх расплакаться на глазах у всех. А сейчас он почувствовал наконец-то поддержку за спиной, понял, что существует масса людей, готовых откликнуться на одно его слово.

В зале стоял громкий гул, как в растревоженном улье, и никто не обращал внимания на молодого герцога. Олмир походил вокруг столов, сел в кресло, в которое его раньше усаживал Леон. От нечего делать съел несколько виноградин и стал прислушиваться к разговорам.

Самая большая группа людей, среди которых выделялся канцлер властностью, а Кокроша — своей чужеродностью, обсуждала вопросы, связанные с непонятным "регентством". Группа, чуть поменьше первой, строила совершенно неуместные планы научных экспедиций и социологических опросов. Наставник периодически присоединялся и к ней.

Ухо выхватывало отдельные куски фраз: "Как ни крути, но следует признать, что двенадцатилетний мальчик не может исполнять обязанности…", "Но в самом деле нет ни одного нормативного акта, определяющего возрастные ограничения…", "Отдадим власть — обратно никогда не получим…", "Значит, в восточной области мы проводим геологоразведочные работы. Очень хорошо, но как мы обоснуем наши потребности по использованию городских информационных сетей? Не представляю…". Что-то не то затевается, решил Олмир. Не о том думают его придворные.

Улучив момент, он схватил Кокрошу за рукав куртки.

— Послушайте, наставник, мне кажется, что первым делом надо найти всех остальных ребят. Узнать, куда Винтер их завел. А также выяснить, что стало с Юрой, Варей и миссис Макгорн.

— А мы чем сейчас, по-твоему, занимаемся? Королевская Служба безопасности от скрытного саботажа дошла до открытого неповиновения. Поэтому нам приходится рассчитывать только на собственные силы. Отправляем новые поисковые отряды. Сейчас разрабатываем легенды прикрытия наших действий.

— Зачем?

— Это долго объяснять. Видишь ли, родовые земли всех Больших Домов пользуются полным суверенитетом. Поэтому на их территории для получения любой информации мы вынуждены использовать главным образом тайных агентов. А так как их возможности ограничены, то приходится засылать временных осведомителей под различными благовидными предлогами. Например, организовывать якобы геологические экспедиции, проводить внеплановые медицинские исследования и так далее. Всего не перечислишь. Это очень сложная кухня, требующая много сил.

Интересно, подумал Олмир, а как это Эс Мерлин в одиночку собирался проводить свои расследования? У него что, другие методы работы? Вслух же спросил:

— А при чем здесь какое-то регентство?

— Это наш тактический шаг, не более того.

— И все же?

— Видишь ли, наша разведка утверждает, что герцог Луонский готов снять свои претензии на престол в обмен на получение должности регента ремитского королевства до твоего совершеннолетия. Учитывая, что его сестра Зоя — это хорошо известная тебе Злата — должна стать твоей женой, у нас есть все основания согласиться с регентством Виктора Луонского. Он ведь сможет сохранить свое главенство в Доме Дракона только при том условии, что Зоя перейдет в другой Дом — у нее Совершенство гораздо выше, чем у него. Кроме того, Служители никогда не дадут своего согласия на то, чтобы Виктор утвердился на троне.

— Почему?

— Он принадлежит тупиковой генетической линии Дома Дракона. Совершенство всех его потомков не скоро достигнет Конечной зоны.

— Что-то я не совсем понимаю…

— Извини, мой мальчик, мне надо работать. Все объяснения — потом.

— Но я не хочу отказываться от трона в пользу этого вашего Луонского…

— Ты что — думаешь, что мы желаем тебе вреда? Пойми, что мы поступаем единственно правильным образом. Давай потом, на досуге я все подробно и понятно тебе объясню. Каждому овощу свое время. Хорошо?

И Кокроша, отвернувшись, схватил ворох бумаг, только что прибывший по пневмопочте.

— Но я не согласен…

— Извини, малыш, я занят, — отмахнулся от него наставник и отошел.

Олмир опять остался один. Масса очень умных и важных людей решала сейчас его судьбу. Вероятно, они придумали, как предпринять самые лучшие и правильные действия, чтобы соблюсти интересы его рода. То, что он не был согласен с их точкой зрения, ровным образом ничего не значило: они просто не обращали на него внимания, и все.

Следующий свой вопрос Олмир задал случайно подвернувшемуся Леону Октябрьскому:

— Послушайте, что тут говорят о каких-то возрастных ограничениях?

— Точнее, об их отсутствии, мой герцог! Обнаружен вопиющий прокол в действующем законодательстве. Предусмотрено, например, что правом избирать и быть избранным в местные органы власти наделяется каждый ремитец с восемнадцати лет. Правом создавать семью — с шестнадцати. Оговорена ответственность за совершение всякого рода насилия над детьми. Но нигде не сказано, с какого возраста ребенок может принимать на себя главенство над Большим Домом или королевский титул. Мы никак не можем подобрать безупречное юридическое основание, чтобы либо по достижению Вами совершеннолетия, либо сразу после Вашей женитьбы герцог Луонский передал Вам корону.

— Но я не хочу, чтобы он ее брал даже на время!

— Извините, мой герцог, но этот вопрос, видимо, уже решен.

— Леон! — раздался писклявый голос канцлера. — Куда ты запропастился? Готов черновик указа?

— Извините, меня ждут, — пролепетал Леон, ускользая.

Итак, его, законного герцога и наследника престола, никто даже не замечает. Никто не спрашивает его мнения, считая несмышленым мальчишкой. Так!

Олмир стал ходить по залу туда-сюда, нарочно мешая движению других людей. От него молча шарахались. Попробовал обратиться к канцлеру — тот под первым благовидным предлогом отправил его к Леону. Леон — к Кокроше. Наставник просто отмахнулся. Стыдно-то до чего!

Чтобы как-то привлечь к себе внимание, Олмир потребовал кружку горячего шоколада. Отпил глоток и поморщился: очень сладко. Попросил горячего молока и кружку побольше, слил вместе — вроде бы ничего, можно пить. Тут его внимание привлекла маленькая дверца слева от трона. Может, посмотреть, что за ней? И с кружкой обжигающе горячего какао в руке он отправился на разведку.

Почти такой же узкий коридор, по которому он шел в туалет. А по дороге встретил Шерлока. Здесь тоже кто-то есть…

Чисто интуитивно Олмир действовал раньше, чем осознал нависшую над ним опасность. Нападающий человек внезапно надвинулся на него и тут же получил кружку дымящегося какао в лицо. Олмир отскочил назад, чтобы разобраться в ситуации. Нападающий — высокий мужчина, одетый во все черное, — крутился на месте, едва сдерживая стоны: почти кипящий напиток попал ему прямо в глаза, ослепив. В руке у него Олмир заметил кинжал. Неужели убийца? Тогда пусть получит по заслугам, и, поймав очередное движение незнакомца, ударом ноги в особую точку за ухом — Кокроша хорошо поставил такие удары своим ученикам — свалил на землю. Постоял, приглядываясь к лежащему. Незнакомец, очевидно, потерял сознание.

Олмир не помнил, как оказался снова в зале. Никто и не заметил его минутного отсутствия, а шума борьбы — и подавно. Ну, сейчас он им всем покажет!

— Господа! — Нуль внимания. — Товарищи!

Никто не смотрит в его сторону. Крикнуть громче? Но тогда его голос будет похож на писклявые выкрики этого коротышки канцлера. Нет, надо действовать иначе. Как?

А ведь Шерлок предупреждал о том, что во дворце прячется наемный убийца. Поиски, видимо, были неудачны потому, что никто не мог предположить, что незваный пришелец совьет логово прямо за троном. А еще Шерлок говорил о том, что… И Олмир негромко позвал:

— Стража, сюда!

Тихо позвал. Его слова, казалось, начисто потонули в разноголосице зала. Однако откуда ни возьмись появилось множество новых людей в неприметной серой форме.

— Пожалуйста, наведите тишину, — сказал им Олмир. — Я желаю сделать сообщение.

Стражники действовали весьма расторопно и решительно. Зал замер.

Олмир, почувствовав на себе взгляды всех собравшихся, прыгнул на стол, за которым недавно сидел, и, выдержав небольшую паузу, медленно произнес:

— Только что мною обезврежен преступник, посланный чтобы убить меня, вашего законного герцога. Я не понимаю, почему я лично вынужден защищать свою жизнь. Очевидно, что вы все работаете из рук вон плохо. Леон, к завтрашнему утру прошу подготовить мне справку о том, кто голосовал против введения чрезвычайного положения. Я намерен учесть эти данные при принятии решений о кадровых перестановках и реорганизации двора.

— Ваше Величество, — пискнул канцлер, — эти сведения не отражают действительной картины…

— Ничего, я умею читать между строк.

— Прошу разрешения представить Вам также материалы нашего Аналитического центра по этому вопросу…

— Не надо. Сосредоточьте все силы на одном — как можно быстрее найти пропавших ребят и сопровождающих их взрослых…

В игре "Пять королей", вспомнил Олмир, каждому указанию требовалось определять срок исполнения. Поэтому он добавил:

— Надеюсь в утреннем докладе услышать о завершении поисков.

— Ох, Ваше Величество! — воскликнул канцлер. — А как же предстоящее заседание Коронного Совета?

— Да никак. Отмените его. Перенесите на будущее. Меня удивляет ваше непонимание того, что я не могу даже на мгновение отказаться от трона своего отца. Временно утеряно большинство голосов в Совете? Это не довод. Я уверен, что не пройдет и недели, как Совет единогласно провозгласит меня королем. Да — единогласно! Править я намерен долго и справедливо. Планирую провести кое-какие реформы. Все, можете расходиться, но впредь без моего ведома прошу не принимать ни одного важного решения. Всю власть в Доме Медведя я сосредоточиваю в своих руках.

В зале стояла гробовая тишина.

Внезапно смутившись, Олмир спрыгнул со стола и как можно мягче сказал:

— Чтобы не мешать вам работать, я удаляюсь. Кто покажет мне место, где я буду спать?

Властвование

Проснувшись, Олмир не сразу понял, где находится. Откинув полог кровати, через весь громадный зал, называемый королевской спальней, подошел к окну.

Было раннее утро, и первые лучи солнца только-только нащупывали внутренний дворик дворцового здания, куда глядели окна всех королевских покоев. Вчера вечером его провели по дворцу, показали расположение разных важных помещений и отвели в комнаты, предназначенные для него.

Спальня, где он сейчас находился, имела один парадный и два простых входа. Парадные двери открывались в зал, предназначенный для утренних приемов, а далее находились все те помещения дворца, в которых, собственно, велась светская жизнь и проводило основное рабочее время большинство придворных.

Двери по левую руку от широченной кровати, снабженной сверху своей крышей, а по бокам прикрытой многослойными занавесками, вели в помещения, в которых совсем недавно каждое утро и каждый вечер находился его отец, Олмир Четвертый. Сразу за дверью была шикарная туалетная комната со множеством нужных и не очень устройств и приспособлений, бань и прочих физиотерапевтических кабинетов. Посредине нее был настоящий маленький бассейн. Далее располагалась длиннющая комната без окон, используемая отцом для хранения официальных мундиров и другой красивой одежды. За ней был так называемый малый кабинет. Он соединялся с комнатой для особо важных совещаний, которая выходила уже в общий коридор. Отныне это его мирок, в котором он должен отдыхать и думать.

Дверь справа от кровати, заколоченная двумя грубыми досками крест-накрест, вела в личные покои королевы. Вчера он, несмотря на заверения, что внутри ничего нет, кроме голых стен, попросил отодрать доски и отрыть двери. Убедился, что его не обманывали, и распорядился восстановить все в прежнем виде. Отец оставил только одно материальное напоминание о своей жене — потрепанную фотографию в овальной рамке, стоящую на рабочем столе в малом кабинете. Олмир долго изучал ее.

Его мать, пришел он к выводу, была женщиной неземной красоты. И имя у нее было чрезвычайно редкое — Элеонора. Из сбивчивых рассказов сопровождающих он узнал, что была она довольно близкой родственницей теперешнего герцога Кунтуэского — чуть ли не двоюродной сестрой. От рождения обладала таким высоким Совершенством, что если бы не вышла замуж за короля, то ее должны были бы провозгласить главой Дома Павлина.

Вчера поздно вечером он долго смотрел хроникальные материалы, посвященные родителям, и сейчас не помнил, как заснул.

Задержавшись на минимально необходимое для утреннего душа время, Олмир прошел в кабинет, на ходу запахивая халат — он не знал, что положено королю одевать утром. Включил компьютер и сразу настроил его на новостной канал. Их школа была отрезана от общепланетной информационной сети.

Новости культурной жизни начинались с интервью барона Кима, председателя профсоюза творческих работников, о новом, чрезвычайно модном направлении в искусстве — образных многоуровневых мультфильмах-голограммах, создаваемых на специальных кристаллах. Назывались они бсинктами. Признанным мастером этого направления в Галактическом Содружестве была Лара Элефанская. Ее последователи и подражатели давно размножились повсюду, но до Ремиты слава ее донеслась только сейчас. Затем шел репортаж об открытии бароном Кимом выставки своих работ, после чего показали фрагмент заседания какой-то комиссии, решающей вопрос увековечения памяти… кого именно, Олмир пропустил. Потом на экране снова возник барон Ким…

Производственные новости. Погода. Предостережения туристам и путешественникам о начинающимся большом шторме в западной части Южного океана. Последствия обильного дождя, внезапно обрушившегося на окрестности Конды минувшей ночью. Описание новых товаров, поступивших в сеть общественного распределения. Предложения отдыха на море и в высокогорных курортах… Самым большим был блок спортивных новостей. Олмир пропустил и его, перейдя сразу к хронике светской жизни.

Главным событием вчерашнего дня все информационные агентства единодушно считали, конечно, прибытие нового главы королевского Дома во дворец. Более сотни различных сообщений и комментариев. Но почти все они, ограничиваясь какими-то неконкретными, общими словами, были как близнецы похожи друг на друга. Излюбленной их фразой было: "На эти хрупкие плечи (мальчика, юноши, молодого человека, просто человека или просто плечи непонятно кого) возлагается отныне ответственность за судьбу всей планеты. Как легко даже сильному, взрослому человеку сломаться под такой тяжестью! А ведь Олмиру нет еще и двенадцати…". Или: "Тоненькая хрупкая фигурка, с которой связываются все надежды Ремиты на социальный мир и стабильность…". Было много восхищений его манерой держаться. В нескольких пространных комментариях обсуждалось, следствием чего является его гордая осанка — природной надменности или повышенного самообладания. В двух сообщениях осторожно один в один намекалось, что Олмир "не пошел на поводу наиболее ортодоксальных своих советников и заявил о намерении проводить новую, свободную от прежних догм политику". Что именно скрывалось за этими словами, однако, не уточнялось.

Ни в одном информационном сообщении не говорилось о том, что без вести пропали остальные обитатели школы. Не сообщалось и о попытке герцога Луонского арестовать их группу, сорванной благодаря его побегу и вмешательству Эса Мерлина. Так, есть о чем спросить своих советников, решил Олмир.

Плотный пакет к краткой надписью "Герцогу Сеонскому. Лично. Государственной важности" он обнаружил, казалось, совершенно случайно, перекладывая в раздумьях корреспонденцию на соседнем столе. Шерлок предупреждал его, а он совсем забыл. Нехорошо получилось бы, если б он не увидел пакета, и его вскрыл бы кто-нибудь другой. Нехорошо. Впредь надо быть внимательнее.

Сосредоточившись, Олмир вскрыл пакет и внимательно прочитал находящиеся в нем бумаги. В одном месте хотел было вернуться назад, перечитать, но листки прямо на глазах утончались, бесследно испаряясь. Совсем немного времени прошло, и от бумаг, от самого пакета, такого плотного и солидного снаружи, остался неосязаемый след — что-то вроде застывшей дымки на столе. Дуновение, и ее не стало. Но Олмир хорошо запомнил прочитанное.

Из размышлений его вывел звуковой сигнал. В правом верхнем углу компьютерного экрана мигало маленькое изображение Павлина. Что такое? Ах да, с ним пытается соединиться герцог Кунтуэский. Оказывается, у отцовского (теперь — его) компьютера есть режим видеотелефона. Более того, предусмотрена возможность автоматического вызова всех членов Коронного Совета — вероятно, отец часто в рабочем порядке разговаривал с ними. Ладно, узнаем, что понадобилось Кунтуэскому.

Экран высветил лицо мужчины средних лет. Глаза чуть навыкате, широкий нос, большие уши — все вроде бы как положено, ничего необычного или некрасивого. Однако Олмиру он показался почему-то уродливым.

— Александр Кунтуэский приветствует тебя, герцог Олмир. Рад видеть тебя в здравии, как говорится, в родном гнездышке. Наслышан, наслышан я о твоих подвигах. Утер нос самому Луонскому? Молодец! И сразу по прибытии — всю власть в свои руки? Так держать!

— Здравствуйте, — смутился Олмир. — Я тоже рад видеть вас, большого друга нашей семьи…

— Тут я получил от твоего канцлера предложение перенести заседание Коронного Совета. Согласен, надо некоторое время подумать над складывающейся ситуацией. Однако помимо престолонаследия есть другие наболевшие вопросы. Например, соблюдение экологической дисциплины. Луонский по наглому осваивает заповедные земли, пытаясь сверх всякого приличия увеличить экспортный потенциал своего домена. Я предлагаю незамедлительно обсудить этот вопрос на Совете и поставить Виктора на место. Твое мнение?

— Не знаю, наверное, надо…

— Вот и хорошо. Значит, договорились?

— Наверное… я проконсультируюсь у своих…

Олмир не знал, как правильнее назвать своих советников и поэтому замолчал на полуслове. Кунтуэский явно заерзал.

— Право дело, мы живо скрутим его в бараний рог. Я сегодня же рассылаю проект повестки дня заседания и тезисы своего выступления. Решение, надо ли это, за тобой. Второе, что я хотел с тобой обговорить, касается моей дочери, Юлианны. Я соскучился по ней и желаю, чтобы она не задерживалась у тебя в гостях. Когда она сможет покинуть твой дворец?

— Ну, я не знаю, — Олмир был озадачен: у Юльки вечно семь пятниц на неделе, и думает она постоянно не о том, о чем следовало бы. Трудно что-либо определенное сказать о ее планах. — Я поговорю с ней.

Вероятно, его слова были опять неправильно поняты Александром Кунтуэским, ибо он сразу смешался, заговорил о чем-то совсем постороннем, а затем быстро распрощался.

Не успел экран погаснуть, как Олмир услышал громкий стук в дверь. Кто-то ломился в его кабинет. Стоило открыть — к нему вихрем ворвался канцлер. Следом тенью проследовал Леон Октябрьский, пряча за спиной испачканные в краске руки. Третьим был Кокроша.

Борис Краев вырядился в еще более роскошной мундир, чем накануне, но лоб его заливал пот, а глаза дико вращались.

— Ваше… Кунт… Олмир, с Вами хочет поговорить герцог Кунтуэский.

— Опять? Мы же только что разговаривали.

— Как, уже?! Что Вы ему сказали? Что он говорил? Это очень важно! — И канцлер заставил Олмира почти дословно пересказать весь разговор. Внимательно выслушав, со вздохом облегчения повалился на диван.

— Что-нибудь не так? — спросил Олмир.

— Да вроде бы ничего страшного. Удачно все получилось.

— Мне он показался каким-то странным, — признался Олмир. — Я говорю ему одно, а он воспринимает мои слова, будто я отказываю.

— Боится герцог-то наш дорогой… — таинственно произнес Кокроша.

— В политическом лексиконе нет таких слов — "не знаю", — объяснил канцлер. — Когда один дипломат отказывает другому, то не кричит "нет", а говорит, например, "надо подумать", "взвесить все последствия", "не знаю, как общественность воспримет" и так далее. Кунтуэский воспринял Ваши слова как прямой отказ.

— Но ведь я и вправду не знаю, например, сколько времени у нас собирается гостить Юлианна. Как я должен был сказать об этом?

— Да хотя бы так: "Она может покинуть мой дворец в любой момент, как только пожелает сделать это". Каждая фраза большого политика должна быть полностью определенной и недвусмысленной. Если эти требования не выполнены, значит, он уходит от ответа на поставленный вопрос, намекает, что намерен торговаться, добиваться для себя каких-то преимуществ.

— Да какие такие преимущества у меня появляются, если Юлька останется здесь? — недоуменно спросил Олмир. — Если откровенно, она мне жутко надоела, когда мы были в сельве.

— А вот насчет возможных наших выгод надо подумать, — серьезно сказал канцлер. — Меня удивляет, почему Кунтуэский, официальный союзник нашего Дома в Коронном Совете, боится настаивать на немедленном возвращении ему дочери. Я как чувствовал, когда давал распоряжение Анне Михайловне держаться подальше от всех средств связи и не напоминать девочкам о том, что их пожелает увидеть кто-нибудь из родственников.

— Я не хочу держать Юлианну в плену, — сказал Олмир. — Мне кажется, что это недостойный поступок для будущего короля. Да и вообще чем-то похоже на предательство… У нас в школе были другие взаимоотношения.

— Никто и не предлагает брать ее в заложники, — устало сказал канцлер.

Олмир, поежившись под внимательным и, как ему показалось, немного удивленным взглядом Кокроши, спросил:

— А как мне научиться… политическому разговору? Всю свою жизнь я говорил только по-человечески. Мне не хочется переучиваться.

— С волками жить — по волчьи выть, мой мальчик, — улыбнулся Кокроша. — Вчера ты сам взял на себя ношу власти. Отказываться поздно. Не завидую я тебе. Запомни, пожалуйста, раз и навсегда, что король — это не должность, не звание. Король — это мировоззрение, призвание. Образ жизни Ты обрек себя всегда и везде быть первым. Самым проницательным и дальновидным. Смелым и ловким. Впредь ты не спрячешься за спину другого. Никогда ради скуки не поддержишь чужую компанию, не пойдешь на поводу даже самого близкого товарища. Мне жаль тебя.

— Советник, почему вы столь запанибратски обращаетесь к нашему герцогу? Вы находитесь на службе и обязаны обращаться к нему на "Вы" и добавлять при ответе "мой герцог", — сделал канцлер замечание Кокроше.

— Да я как-то привык к тому, что он мал, — виновато ответил наставник. — К тому ж почти всю свою сознательную жизнь я провел далеко от Ремиты. Там, где нет королей и герцогов.

— Это не оправдание! — не унимался канцлер.

— Пусть он обращается ко мне так, как ему удобно, — сказал Олмир. — Я тоже пока еще не привык, что все обращаются ко мне на "Вы".

— Ваша воля, мой герцог, — сразу согласился канцлер и добавил: — Лео, подготовь соответствующий указ, разрешающий уважаемому советнику в приватной обстановке обращаться к нашему герцогу на "ты". На всякий случай, однако, предусмотри, чтобы нецензурные или явно издевательские обращения были запрещены.

— Будет исполнено, Ваша Светлость, — отозвался забившийся в угол кабинета Леон.

— Чтобы научиться разговаривать на дипломатическом языке, — продолжил канцлер, — Вам, наверное, придется взять несколько уроков у начальника протокола и церемониймейстера. А до этого, мой герцог, я призываю Вас перед каждыми переговорами внимательно изучать информационные материалы, подготавливаемые нашим Аналитическим центром.

— Где же я их возьму?

— Они будут предоставляться Вам точно в те сроки, которые Вы установите. В конце концов Аналитический центр для того и существует, чтобы осуществлять информационное обеспечение руководства Дома. Кстати, в ближайшее время с Вами на связь может выйти герцог Луонский. Он намерен настаивать на том, чтобы провести запланированное заседание Коронного совета, на котором предполагалось принять решение о назначении его регентом.

— Не соглашайтесь.

— Мы так и делаем, исполняя Ваши указания. Но сколько хлопот это доставляет!

— Только сегодняшним утром по данному вопросу мы разослали около трех десятков писем, — счел нужным пояснить Леон. — Луонский патологически упрям и настырен. Долбит и долбит одно и то же. Я уже не первый раз подумываю, что его проще убить, чем убедить в чем-нибудь. Кстати, при том образе жизни, что он ведет, организовать на него покушение очень просто…

— Не надо покушений, — отозвался Олмир, — какой-никакой, но он все же человек. И сестра у него — Зоя.

— Вам, Лео, только бы всех работой загрузить, — проворчал канцлер, — пусть наши спецподразделения продолжают оттачивать мастерство в учебных лагерях. Не один Луонский является источником повышенного беспокойства. Барон Ким окончательно выявился как непримиримый враг нашего Дома. Вон его вчерашнее выступление на вечере встречи выпускников художественной академии. Опять во всеуслышание кричал, что искусство-де еле-еле теплится в тисках суровых монархических порядков. Ему подавай свободу — тогда он якобы лучше будет малевать свои картины. Самое опасное в его речах то, что регентство он преподносит как великий шаг ко всеобщей свободе и процветанию. Сперва регент, затем президент, а там и вообще светлое будущее.

— Да, барон Ким внешне мне тоже не понравился, — сказал Олмир.

— Так, может, организуем на него покушение? Вот уж год, как мы ни разу не задействовали свой спецназ. А раньше, помнится, его все побаивались.

Олмиру показалось, что мир вокруг какой-то нереальный. Сколько красивых слов он слышал о людях, сколько добрых историй прочитал. Сколько радостных и целеустремленных лиц видел (правда, не наяву, а в основном на экране компьютера). Свыкся с мыслью, что ни с ним, ни с кем-то другим никогда не произойдет ничего страшного… Подумаешь, взорвали школу и пропали ребята — ничего плохого с ними не будет. А тут ни с того, ни с чего: "проще убить, чем убедить", "простаивает спецназ". Вспомнились переживания во время обсуждения правил проведения его дуэли с Аликом… нет, с Аполлоном Шойским.

— Не будет никаких покушений!

— Экий ты, Лео, кровожадный, однако, — сразу откликнулся канцлер.

— Я что-то не пойму. Вроде бы публичное осмеяние для политика смерти подобно. Я поставил в смешное положение герцога Луонского, сумев убежать от него и его подручных в самом центре его власти — в Конде. Если об этом узнают средства массовой информации, то он не сможет, как говорится, сохранить лицо. Почему в новостях ничего не говорится о моем побеге из-под стражи?

Канцлер молча повернулся к Кокроше. Наставник, крякнув, сказал:

— Да, можно было бы насолить Луонскому, живописуя наши приключения в его столице. "Но" здесь в том, что ты призвал на помощь чужака — Эса Мерлина. У нас не принято выносить сор из избы, и широкие круги дворянства осудят твое поведение. Вот если бы мы сами разоружили всю стражу и спокойно улетели к себе — тогда да, Луонский был бы высмеян, уничтожен, стерт в порошок. А пока у нас с ним ничья или, как это можно еще сказать, обоюдный пат.

Помолчав, Кокроша добавил:

— Можно было бы и закинуть в прессу такую информацию, но при этом придется добавить, что ты не знаком с принятыми порядками. Нарисовать тебя эдаким несмышленышем.

— Не надо называть меня несмышленышем, — сказал Олмир.

— И все же ты многого добился своими решительными и смелыми действиями. Никто не говорит, но все чувствуют: Большие Дома и их прихвостни прониклись по отношению к тебе животным страхом. Они думают, что ты обладаешь сверхъестественными способностями, и боятся. Надо обязательно обыграть это обстоятельство.

— Да, аналитики разрабатывают новую стратегию, — поддакнул наставнику канцлер.

— Хорошо, вернемся к неотложным делам. Какие новости об отряде Винтера? — спросил Олмир.

— К сожалению, никаких, — повинно ответил канцлер. — Наши команды прочесали, наверное, каждый квадратный метр сельвы, где они могли бы находиться, но ничего не нашли. Вообще никаких следов!

— А узнали, кто взорвал школу?

— Тоже нет.

— Там же подлетал второй отряд. Произошло сражение. Сгорело два лита. Наверняка есть большие жертвы.

— Мы это учитываем… Мой герцог, дайте нам еще время. Я уверен, что вот-вот появится нужная Вам информация. А пока просмотрите затребованные Вами вчера результаты голосования по вопросу о введении чрезвычайного положения. Лео, быстро список!

Перед Олмиром возник ворох бумаг. Почти такой же, какой подготовил ему Шерлок. Только без комментариев и не испаряющийся на глазах.

— У меня небольшая просьба, мой герцог, — сказал канцлер. — Вероятно, рассмотрение представленных материалов займет у Вас много времени. Ваш кабинет экранирован, и никакие средства связи, кроме стационарно установленных, в нем не работают. А мне бы хотелось, как это говорится, постоянно держать руку на пульсе.

— Что вы предлагаете?

— Давайте перейдем в соседнюю комнату — она специально предназначена для совещаний. Там все мои приспособления работают нормально.

Вглядевшись, Олмир увидел, что канцлер просто нашпигован какой-то аппаратурой: маленькие бусинки в ушах (наушники?), наклейки на шее, всюду проводки, в зубах тоже что-то блестит. Надо бы узнать, что это такое, подумал он, а вслух сказал:

— Хорошо, пройдем в комнату для совещаний.

Пропустив вперед Бориса Краева и Леона Октябрьского, Олмир попридержал Кокрошу.

— Скажите, наставник, вы по-прежнему ратуете за увольнение всех, кто голосовал против введения чрезвычайного положения?

— Я по-прежнему настаиваю на том, чтобы как можно скорее изгнать всех предателей и тайных недоброжелателей из наших рядов. К сожалению, вчера я предложил несостоятельный критерий их определения.

— Почему?

— Ума много, да разума нет. Я упустил из виду, что в условиях чрезвычайного положения все решения Коронного Совета принимаются простым большинством голосов. Мы могли бы сами расчистить Луонскому дорогу к трону.

— Таким образом, канцлер, проголосовавший против чрезвычайки, может называться верным слугой нашего Дома?

— Весь его послужной список говорит об этом. Дела не голуби — не разлетаются.

— Остается единственное — то, что мне не совсем нравятся маленькие люди, — сказал Олмир, вспоминая Алика. Эта фраза была произнесена, когда он уже садился за стол в соседней комнате. Борис Краев и Леон Октябрьский сделали вид, что ничего не слышат.

— Перед Вами список всех тех, кто участвовал в расширенном заседании руководящего состава служащих Дома Медведя, состоявшемся через три дня после гибели Вашего отца. Всего двести одиннадцать человек.

— Такая уйма народа! Что все они делают во дворце?

— Да, развелось дармоедов, — пробурчал Леон, — и каждый по всякому поводу бежит в секретариат. Нам и вздохнуть-то некогда…

— Смею Вас заверить, что обязанностей и хлопот у каждого из них хватает, — бросился на амбразуру канцлер, бросая на секретаря уничтожающие взгляды. — Это список только руководящего состава центрального аппарата Вашего Дома. Всего во дворце и в сопутствующих учреждениях трудится более десяти тысяч человек.

— Вот это да!

— Ну, это еще не все. Если учесть сотрудников наших региональных управлений, работников производственной и образовательной сферы и прочее, то общее число людей, находящихся на службе у Вашего Дома, превысит семьдесят тысяч! Кроме того, до сего времени мы осуществляем руководство и общепланетными королевскими службами — а это уже более миллиона человек. Представляете, какая нагрузка и ответственность падает на наши плечи?

— Да, представляю, — задумчиво ответил Олмир, проглядывая список. — Вот возьмем к примеру экзекуторную службу, палаческий отдел. Начальник отдела, имеющий титул Главного палача, его заместитель, два палача первой категории, шесть — второй, вакансии для десяти палачей третьей категории и четырех учеников. Скажите, в последние, скажем, десять лет они казнили кого-нибудь?

— Нет, у нас давно отменены все казни.

— Но тогда зачем вообще нужен этот отдел?

— Видите ли, мой герцог, должность палача весьма почетна. Исполняющий ее наделен массой привилегий. Поскольку палачи лишены возможности исполнять свои прямые функциональные обязанности, мы возложили на них ведение статистики несчастных случаев на производстве — как на планете, так и в ближнем космосе.

— Хорошо. А вот тут у вас числится подаватель герцогской обуви.

— Также чрезвычайно почетная должность, мой герцог.

— Скажите честно, он не тяготится своими обязанностями? Не стыдно ему именоваться подавателем обуви кому-то там?

— Не "кому-то там", а главе королевского Дома! Откровенно говоря, он не сильно загружен своими прямыми обязанностями, однако исполняет массу других поручений. В конце концов, участвует в светской жизни двора.

— Я не представляю, как можно прожить всю жизнь простым подавателем, — сказал Олмир. — Ведь были же у него в детстве какие-то мечты. Хотел же он оставить свой след в жизни…

— Тебе не нравится само слово — подаватель? Да пусть хоть горшком зовут, лишь бы в печь не ставили, — сказал после некоторой паузы Кокроша. — Считай, что основная масса придворных просто принимает определенные правила игры, не более того. Большинство людей, добившись какого-нибудь необременительного поста, получают возможность жить в свое удовольствие. Многие из них являются внештатными сотрудниками различных научных и образовательных учреждений. Совершенствуются в любимом виде спорта. Общаются с интересными людьми, занимаются искусством. В общем, живут так, как им хочется.

— Игра… Я думал, что играют только дети.

— Если вдуматься, то все люди всю свою жизнь только то и делают, что играют в различные игры. Придумывают себе всякие условности, ставят надуманные цели. В старину самой распространенной игрой было создание себе материального достатка, хотя очевидно же, что обеспеченность материальными благами может быть только средством достижения чего-то, но не самим смыслом жизни. Были государственные образования, основной целью существования которых провозглашалось построение светлого будущего, как будто бы те, кто жил в нем в свое время, не были достойны хорошей жизни. Встречались вообще курьезы. Например, в качестве важной государственной цели как-то называлось распространение в мире так называемой демократии. И дураку должно быть ясно, что становление народного самоуправления может достигаться только одним путем — через воспитание и образование каждого члена общества. В общем, человек — совершенно алогичное существо, мой мальчик, и постоянно находится в плену ложных символов и устремлений.

— Как-то чересчур пессимистично вы говорите, — прокомментировал канцлер.

— Я подумаю над вашими словами, — сказал Олмир. — Давайте перейдем пока к неотложным делам. Предположим, что мой отец, Олмир Обаятельный, умел разбираться в людях, и нет нужды устраивать кадровую революцию. Начнем с конца списка…

Не представляя ясно смысл своих действий, Олмир хотел побыстрее выполнить рекомендации Шерлока, но вовремя спохватился: если он будет выхватывать из длинного списка конкретные фамилии, то присутствующие заподозрят, что у него появился какой-то особый источник информации, и постараются докопаться до него. Вряд ли Шерлок придет в восторг от подобной перспективы.

Скрывая свои секретные знания, Олмир принялся задавать массу никчемных вопросов, в результате чего обсуждение немногих перестановок заняло ощутимое время. По каждому вопросу, по каждой кандидатуре канцлер имел собственное мнение, но тут же менял его и соглашался с решением Олмира. Леона же волновали только назначения, связанные с секретариатами.

Как приятно, оказывается, играть роль всезнающего владыки: этот хорош, пусть идет на повышение, а его товарищ явно недостаточно усерден. Этого перевести в северный округ, а того надо бы наградить… Аналитический центр следует усилить — обязательно включить в его состав специалиста по протокольным мероприятиям… Как здорово руководить! Какое-то удивительное чувство довольства: кажется, что ты весь переполняешься наслаждением. И думать ни о чем другом не хочется. Неужели это и есть упоминаемое в старых книгах "упоение властью"? Какое это удовольствие! И внезапно Олмир одернул себя: вот он сидит, демонстрирует кому-то свой ум и осмотрительность, а принимаемые им решения предопределяют судьбу многих и многих чужих и совершенно незнакомых ему людей…

Кокроша, почувствовав, вероятно, его переживания, сказал вроде бы совсем не к месту:

— С высокого места больнее падать. В старые добрые времена умные властители обязательно заводили себе шута: его насмешки здорово помогали устоять на ногах, не улетать в небеса. Может, и тебе надо, чтоб дыхание в зобу не… задерживалось?

— Не знаю, — серьезно ответил Олмир и тут же отвлекся, выслушивая очередное предложение канцлера.

Из одиннадцати человек, попавших под подозрение Шерлока, но против которых не было конкретных улик, Олмир решил снять с поста только одного — начальника разведывательного подразделения, осуществляющего надзор за герцогством Кунтуэским. Повод он придумал, по его мнению, благовидный: Дом Павлина — единственный из Больших Домов, с которым сохранились союзнические отношения. Надо наградить людей, обеспечивших подобный успех.

— Может, назначить этого разведчика Главным конюхом? — предложил сразу согласившийся с мнением Олмира канцлер. — В настоящее время нет более почетной вакантной должности. Правда, для него это слишком большое повышение…

— Хорошо, согласен, — с облегчением сказал Олмир. — Кстати, почему в реестре нет должности начальника внешней разведки?

— Ваш отец сократил ее, возложив общую координацию действий нашего разведсообщества на себя.

— Я бы восстановил эту должность. При условии, что на нее будет назначен Кокроша. Наставник, вы не возражаете?

— Нет, не возражаю. Коза щиплет траву там, где ее привяжут. Мне знакома эта работа по службе в Межзвездном Флоте.

— Вот и отлично.

По мере продвижения к началу списка возрастала нервозность канцлера, а Леон Октябрьский серой мышкой все плотнее забивался в угол. Олмир не стал играть у них на нервах:

— Так, более ничего не меняем. Несмотря на то, что у меня остаются большие претензии к высшему руководству Дома, быстро и безропотно смирившемуся с гибелью моего отца…

— Это вина королевской Службы безопасности…

— …и с пропажей без вести меня и других детей…

— Мы очень надеялись на графа Кокрошу…

— …тем не менее, я буду рад, если вы, канцлер, и вы, Леон, останетесь на своих местах. Что дальше?

— Дальше? — канцлер не смог скрыть своего облегчения и разулыбался во всю мочь. — Дальше Лео подготовит соответствующие указы. Они будут доведены до каждого под роспись перед их личным представлением герцогу. Эти представления начнем сегодня же по мере подготовки документов. А саму церемонию присяги я предлагаю провести завтра в первой половине дня. Затем — торжественный прием, фейерверк, праздничный бал и прочие увеселения. Словом, все, что положено в подобных случаях.

— А нельзя это сделать как-нибудь поскромнее? Я не хотел бы отвлекаться на пустяки…

— Присяга — это не пустяк! — твердо заявил канцлер. — Уж потерпите денек, мой герцог. Кроме того, на сегодня назначен торжественный обед в честь Вашего возвращения, мой герцог. Очень важное дворцовое мероприятие.

Олмир не стал напоминать, что вчера канцлер хотел дать присягу "по-быстрому". Он представил себя вновь в центре тысяч взоров во время званого обеда и скривился, предчувствуя свои мучения.

— О, чуть не забыл, — сказал Леон. — Хранители крови изготовили три экземпляра большой государственной печати. Вот они.

Перед Олмиром появились три перстня.

— Что мне с ними делать? — спросил он.

— По установившемуся порядку, одну печать Вы постоянно носите с собой. Когда Вас провозгласят королем, это будет одновременно и большая королевская печать, — пояснил канцлер. — Второй печатью, на которую дополнительно нанесена циферка "один", распоряжался обычно канцлер, Ваш покорный слуга. Третья, с дополнительной цифрой "два", поступала в распоряжение начальника канцелярии. Если Вы не измените принятый порядок…

— Не изменю, — сказал Олмир. — Забирайте свои печати. Так, а сейчас я хотел бы поговорить с Эсом Мерлиным.

— Провести личную встречу?

— Да нет, просто поговорить. Хотя бы по телефону. Я хочу задать ему один вопрос.

— Я дам команду подготовить Ваш разговор…

— Мне бы хотелось поговорить с ним немедленно.

— Хорошо, Лео соединит Вас с ним, как только Вы окажетесь в кабинете. А пока я спешу сообщить Вам, что Юлианна Кунтуэская и Селена Бюлова высказали пожелание позавтракать с Вами. Вы не возражаете?

— Нет, не возражаю, — ответил Олмир. Потом, вспомнив приставания Юлианны в сельве, добавил: — Пусть на завтраке присутствует и Анна Михайловна. Только… меня беспокоит одно обстоятельство… короче, я не знаю, что мне надеть. Как вообще должен одеваться герцог?

— Во внутренних покоях Вы можете ходить в любой одежде, какая Вам по душе. А для официальных встреч и переговоров Вам сейчас принесут несколько костюмов…

После коротких обязательных обменов приветствиями с Эсом Мерлиным Олмир сразу перешел к делу.

— Расскажите, пожалуйста, какие методы вы используете, проводя свои расследования.

— Не понял вопроса…

Видимо, звонок оторвал капитана от важного личного дела: он был каким-то заторможенным и с трудом мог фокусировать свой взор на собеседнике.

— Для получения необходимых данных мы вынуждены привлекать большое количество людей. Вы же каким-то образом умудряетесь работать в одиночку, добывая, как мне говорили, огромное количество информации. Как вам это удается?

— Ах вот что. Ничего экстравагантного у меня нет. Только типовые и широко распространенные в Содружестве поисковые программы. Естественно, все они надлежащим образом аттестованы.

— Объясните, пожалуйста, в чем их суть.

— Спросите у кого-нибудь из своих слуг. Они обладают соответствующими знаниями.

— Я спрашиваю вас.

— Простому мальчику по имени Олег я рассказал бы с большим удовольствием, а вот герцогу Олмиру не хочется.

— Почему?

— Потому что все вы, ремитцы — от деревенского старосты до короля — всеми правдами и неправдами постоянно чините мне препятствия для работы. Я полагаю, что твой вопрос, мальчик-герцог, продиктован просто желанием поэффективнее мешать мне.

— Вы не правы. Я хочу попросить вас содействовать нам в поисках.

— Кого?

— Вам рассказывал Кокроша о том, что пропало без вести больше половины обитателей школы?

— И вы действительно собираетесь с моей помощью найти их?

— Боюсь, у нас нет иного выхода.

Эс Мерлин тряхнул головой, избавляясь, видимо, от мешающих мыслей.

— Добывая нужную мне информацию, проводя расследования и осуществляя прочие обязанности представителя полицейской службы Содружества на Ремите, я, естественно, не бегаю как савраска, ни за кем не подглядываю, даже никого не расспрашиваю. И никаких тайных агентов у меня нет. Я располагаю некими поисковыми логическими программами, позволяющими выуживать нужную информацию из компьютерных сетей. Вспомни: когда ты брал напрокат лит, автоматика зафиксировала, кому, когда и какой аппарат выдан. Так делается по любому случаю: заказывает ли кто обед, новый костюм или билеты в театр, вызывает ли врача на дом, совершает ли определенную работу и прочее, и прочее. Даже если кто-то, например, просматривает утренние новости, и то данные об этом поступают в соответствующий блок статистической информации. Одним словом, в нашем мире человека окружает множество компьютеров, соединенных между собой и обменивающихся информацией, необходимой для безупречного функционирования всех общественных служб. По существу фиксируется каждый шаг, каждый вздох всех людей на планете. Обрабатывая эти данные специальным образом, можно с большим успехом проводить любые расследования.

Олмир почувствовал себя как-то неуютно.

— Вы можете передать свои программы нашим специалистам?

— Нет, не могу.

— Почему?

— Они считаются конфиденциальным технологическим продуктом, за приобретение которого необходимо заплатить довольно значительную сумму. Кстати, насколько мне известно, Луонское герцогство обладает подобными программами.

— А королевские службы?

— У вас все делается по старинке.

— Хорошо. Трудно самому написать аналогичные программы?

— Не просто. Если б не гений Уренара, создавшего прототип поисковых программ, то и по сей день задача выуживания из распределенных компьютерных архивов нужной информации была бы не решена, — ответил Эс Мерлин. — На Ремите искусственно создана еще одна трудность для информационного поиска — почти все ваши компьютерные сети разомкнуты.

— Почему?

— Вероятно, так своеобразно понимается суверенитет родовых земель ваших Больших Домов. Я вынужден мотаться между столицами герцогств, чтобы собрать необходимые мне данные. Потом вручную их сопоставлять и анализировать. Адская работа, не оставляющая времени на отдых и любимые занятия. Кроме того, под разными надуманными предлогами мне обычно не разрешают входить в ваши информационные сети…

— Я готов оказать содействие.

— Спасибо за заботу. Ладно, вернемся к твоей проблеме. Не скрою, я думал над вопросом, как организовать поиск пропавших детей и взрослых. Задача почти нерешабельная. Единственная более или менее перспективная зацепка в том, что Георгий, находясь в состоянии клинической смерти, был помещен в негэнтропийную капсулу. Такие сложные устройства выдвигают повышенные требования к системам энергоснабжения. Если по компьютерным сетям вашего министерства экономики проследить, где и когда без видимой причины стали использовать соответствующее специальное оборудование… В общем, теоретическая возможность обнаружить эту капсулу существует, но, вероятно, придется потратить уйму времени.

— Для этого вам нужно разрешение министра экономики?

— Вообще говоря, оно у меня имеется. Сам поиск может продлиться довольно долго.

— Вы можете приступить к этой работе?

Эс Мерлин испытующе посмотрел на Олмира и сказал:

— Откровенно говоря, мой Умник уже несколько часов занимается этим.

— Вы сообщите мне результаты?

— Да. Это мой долг.

— Хорошо… Вот еще одно. Тогда над школой было сбито два лита. Наверняка погибли люди. Вы можете узнать, кто это был? Хотя бы какому Дому они принадлежали?

Эс Мерлин пожал плечами.

— Используя, например, информационную сеть вашей медицинской службы, это можно сделать легко. Только зачем вам это?

— Да хотя бы для того, чтобы исключить из списка подозреваемых один Большой Дом. Так вы узнаете, кто послал тех людей на гибель?

— Узнаю, если мне разрешат войти в медицинскую информационную сеть.

— А кто вам запрещает это делать?

— Ваш Главный врач под предлогом охраны врачебной тайны.

— Я попробую с ним договориться. Позже сообщу, удалось ли мне это, — сказал Олмир. — А пока вы ищите капсулу, в которую помещен Георгий. Договорились?

— Договорились, непростой мальчик Олег…

После разговора с Эсом Мерлиным Олмир связался с Леоном и попросил пригласить Главного врача на разговор один на один.

Отчаяние

Девочки ждали в малой гостиной. Олмир отметил про себя, что Юлька вырядилась в сногсшибательное платье: нежно фиолетовое — цвет Дома Павлина — длинное и узкое, не позволяющее нормально шагать, в результате чего она вынуждена была семенить, словно постоянно шла по натянутой струне. С учетом того, что туфли на ней были на чрезвычайно высоких и тонких каблуках, добровольные мучения девочки были поистине ужасными. У Селены тоже были туфли на каблуках — в школе миссис Макгорн запрещала носить такую обувь, и поэтому все девочки о ней только и мечтали, — но каблуки эти были широкие, а сами туфли необычайно удобные. В отличие от подруги Селена придумала себе платье с очень короткой юбочкой — такое, что если бы не лазурный цвет, то ее наряд трудно было бы отличить от формы для игры в большой теннис.

При виде Олмира Юлианна начала исполнять сложное движение, именуемое то ли "книксен", то ли еще как. Селена же, приветливо помахав рукой, сказала:

— Олежек… тьфу, Олмир, покажи-ка нам свой дворец. Анна Михайловна нас никуда не выпускала. Покажи, где ты спал сегодня ночью.

Юлианна почему-то зарделась.

— Пойдемте.

Проходя по богато отделанным залам и коридорам, Селена все ахала от восторга, а войдя в королевскую спальню, несказанно удивилась:

— Что это за домик такой там вдалеке?

— Это кровать.

— Кровать? С крышей и занавесками? Можно, я вблизи посмотрю?

— Конечно. А занавески эти, как мне кажется, называются "альковы", — подыгрывая ей, с придыханием сказал Олмир. — Помнишь, в книжках попадалось выражение "альковные тайны"?

— Помню! — крикнула Селена.

Она отодвинула занавески и, сверкнув белыми трусами, прыгнула на кровать, скинув в полете туфли. Юлианна ахнула. Как она сейчас завидовала подруге! Вслух же сказала:

— Селена, веди себя достойно. Королевская кровать — это не мебель, а важный государственный символ. Из женщин на ней может возлегать только королева. Немедленно слезай!

— А мне здесь так хорошо! Такая она мягкая. Олмир, а что там за кнопочки?

— Я еще сам не до конца разобрался. Это кондиционер и какие-то устройства для создания приятной обстановки.

— Во здорово! Ты не обижаешься на меня, что я заняла твою кровать?

— Ну конечно же, нет.

— Ладно, полежала — и хватит, — печально сказала Юлианна. — Пойдем завтракать. У меня с утра маковой соринки во рту не было.

— Не "соринки", а "крупинки", — поправил Олмир. — А может — "росинки". Я тоже еще ничего не ел сегодня. Пойдемте.

Возвращаясь в малую гостиную, Юлианна попросила Олмира взять ее под руку и всю дорогу терлась своей большой мягкой грудью о его плечо. Молодой герцог не знал, куда деться от смущения.

Тетя Поля кормила их вкусно и обильно, но незатейливо. Во дворце же каждое поданное им блюдо представляло целое произведение искусства. Олмир решил, что внешняя оболочка не улучшила вкусовые качества, девочки же были противоположного мнения: ничего более вкусного, по их словам, они никогда прежде не ели. И подавали блюда не какие-то там киберы, а очень важные настоящие, живые люди, одетые в красивые одежды. Юлианна сидела за столом как великая царица.

Где-то со второй половины завтрака Олмир стал тяготиться пустым времяпровождением. Вспомнив вчерашние слова наставника, сказал:

— Да, вот какое дело. Я прошу вас не рассказывать на публике наши приключения в Конде. Желательно также умолчать пока о том, что произошло с нашей школой, и о том, что наш второй отряд пропал в сельве. Договорились?

— Наоборот, надо всем рассказать, какой ты герой! — воскликнула Селена.

— Кому надо знать — те знают, — отрезал Олмир. — Я был бы героем, если б не позвал на помощь Эса Мерлина.

К его удивлению, аргумент был воспринят. Кивнув в знак согласия, Селена заговорила о великолепии дворца. Юлианна в ответ утверждала, что здание — это ничто, главное то, как в нем проходит светская жизнь. Слушая их болтовню, Олмир, проникшись ролью радушного хозяина, сказал:

— Сегодня у нас торжественный обед в честь нашего прибытия. А завтра — небольшой праздник. Танцы, фейерверк и все такое прочее. Я приглашаю вас.

— Я согласна! — выкрикнула Юлианна. — Ты будешь танцевать со мной первый танец?

Селена помрачнела.

— Ты же знаешь, что я не танцую, — сказал Олмир.

— Кто же будет открывать бал?

— Я подберу вам прекрасных партнеров, — пришла на помощь Анна Михайловна, незаметно для девочек подмигнув Олмиру. — Несмотря на роспуск Пажеского корпуса, Мифополь не оскудел на ангелоподобных молодых кавалеров.

— Ой, Олмир, а почему твой отец распустил Пажеский корпус? — спросила Юлианна. — Мне кажется, это недальновидное решение. Как же так: королевский двор — и без пажей?

— Наверное, он боролся за сокращение управленческого аппарата и немного перегнул палку. Возможно, я исправлю его ошибку.

— Обязательно исправь! — воскликнула Юлианна и принялась расспрашивать Анну Михайловну, каким танцем завтра откроется бал.

Улучив удобный момент, Олмир, сославшись на неотложные дела, поднялся из-за стола и прошел в кабинет. Не в тот, в котором он провел утро, а в парадный, больше похожий на спортивную арену, чем на комнату для сидячей работы.

Его ждал Леон, вручивший ворох документов. На трех страницах — характеристика Главного врача: где когда родился, как и где учился, семейное положение, планы на будущее и просто мечты, увлечения, слабости, а также свершенные в прошлом неэтичные поступки. Это называлось непонятным словом "объективка". Остальные бумаги назывались "рекомендациями": по ведению разговора, по ответам на возможные вопросы и прочее.

— Главврач уже в приемной, — сказал Леон. — Вы можете вызвать его, как ознакомитесь с этими документами.

— О ребятах ничего не известно? — спросил Олмир.

— Пока ничего нового. Ищем. Граф Кокроша, пользуясь врученной Вами властью, поднял на ноги всю разведку.

— Зовите врача.

— Но Вы же еще не…

— Зовите!

Когда Главный врач Ремиты, представляющий всю медицинскую общественность планеты, он же королевский министр здравоохранения, он же член Коронного Совета, вошел, Олмир выскочил из-за своего необъятного стола и встретил его почти посредине кабинета, поздоровался за руку и подвел к креслу. Это получилось случайно, от избытка сил. Однако подумав, Олмир пришел к выводу, что подобный порядок встречи посетителей имеет положительные стороны, и решил поступать так же впредь.

— Я надеюсь, что вы останетесь сторонником Дома Медведя, — начал он разговор "рекомендованной" фразой.

— Это зависит в первую очередь от того, какую политику вы намерены проводить, — степенно ответил Главврач. Он представлял собой самостоятельную и достаточно влиятельную силу и привык, что все с ним считаются. — Вы продумали свою политическую программу?

— Ну, "программа" — это чересчур обязывающе, — ответил Олмир. — Пока я могу только рассказать, что не устраивает меня в сегодняшней жизни. Но я не знаю, как добиться желаемого, и рассчитываю на вашу помощь.

— Я с большим вниманием выслушаю ваши задумки.

— Главное мое желание в том, чтобы не допустить того, чтобы Ремита оказалась выброшенной на обочину развития человечества. Для этого в первую очередь нужно обеспечить резкое повышение продолжительности жизни населения. В необходимых количествах закупать ривский ренень или заложить плантации для его выращивания. Это первое. Второе — обеспечить лечение всех пожилых жителей в санаториях Феи. Третье — снизить количество травм и смертельных случаев на спортивных соревнованиях и дуэлях, поднять медицинское обслуживание на такой уровень, при котором исключаются все возможности случайной гибели людей. Вы разделяете мои взгляды?

Олмир кривил душой: он только что прочитал, что его собеседник всегда и везде говорил то же самое.

— Да, полностью. Я думаю, что мы станем союзниками…

Под конец разговора Олмир попросил Главврача разрешить Эсу Мерлину поработать в общепланетной информационной сети здравоохранения для "проведения расследования одного случая гибели людей". Естественно, он получил безоговорочное согласие и тут же позвонил капитану.

— Я немедленно приступлю к исполнению вашей просьбы, — заверил Эс Мерлин.

Олмир, начиная понимать скрытый смысл витиеватых политических фраз, поправил его:

— Моя просьба будет заключаться не в этом. Мне не надо просить вас расследовать случаи насильственной гибели людей. Ваш долг сделать это. Поэтому моя просьба будет заключаться в том, чтобы вы сохранили результаты своей работы в тайне от нашей общественности.

— Ладно, — буркнул Эс Мерлин с досадой.

Это был последний самостоятельный разговор Олмира до нескончаемого, наверное, хоровода торжественных мероприятий. Началось все с подготовки к обеду. Потом был обед в зале, площадью больше, чем рядовой стадион. На следующий день с самого утра — встречи с придворными. Потом принятие присяги. Потом праздничные торжества. Большой бал. Фейерверк. Маскарад…

Время от времени Олмир интересовался, удалось ли найти кого-нибудь из ребят. "Нет, — отвечали ему, — но мы ищем, задействовали все возможности".

За Селеной прилетел отец, граф Адольф Бюлов, Предводитель Дворянского собрания. Человек, перед моральным авторитетом которого склонялось все дворянство. Он был в ссоре с Олмиром Обаятельным и не захотел встречаться с его сыном. Вслед за Селеной улетела к себе Юлианна.

Никогда раньше Олмир не был так одинок. Селена, то ли почувствовав его переживания, то ли просто решив поделиться с ним впечатлениями от встречи с отцом и родным домом, позвонила ему на следующий день. Они долго говорили обо всем понемножку, и только сигнал о новом срочном вызове заставил Олмира прервать разговор. С ним связался Эс Мерлин.

— Я определил, чьи люди погибли на подлете к вашей школе, — сказал капитан. — Их посылал герцог Луонский. Я мог бы рассказать детали, но, думаю, они для тебя неинтересны.

— Спасибо большое, — вырвалась у Олмира "неправильная", несовместимая с герцогским достоинством фраза. — Больше ничего вы не узнали?

— Больше ничего, — сказал Эс Мерлин, отключаясь.

От нахлынувших мыслей у Олмира раскалывалась голова. Итак, главный враг его Дома герцог Луонский, оказывается, не захватывал в заложники Варвару, Юру и миссис Макгорн. Его постигла неудача — он опоздал. А там дерзкий побег прямо из-под носа его самого важного пленника, затем ультиматум Эса Мерлина… Есть от чего на стенку лезть от злости.

А если не Луонский, то кто совершил набег на школу? Кто направил целый отряд литов, снабженных запрещенным оружием? Шойский? Но уж больно нарочито все литы подлетали с той стороны, где расположены его земли. Цезийский? Он и лазутчиков направил…

Селенка как-то странно обмолвилась насчет дворца. Будто бы ее отец проговорился, что Луонский выторговал королевский дворец у Кунтуэского. Как так? Дворец Дома Медведя — и вдруг кто-то чужой отдает его другому. Что-то здесь не так… Кунтуэский вроде бы союзник…

Олмир связался с Кокрошей и рассказал о странной оговорке графа Бюлова и о том, что Луонский не замешан в уничтожении школы. Действовал кто-то другой. Кто? Наставник тоже схватился за голову.

— Соглашаясь возглавить твою разведку, — сказал он, — я не ожидал, что мне придется разгребать поистине авгиевы конюшни. Чья-то "умная" голова в качестве главного критерия эффективности работы тайных агентов решила считать количество их донесений в Центр. А те, вынужденные принимать навязываемые сверху правила игры, стали слать сюда всякую дребедень — вплоть до прогнозов погоды. В результате здесь скопилось огромное количество бумаг, не имеющих абсолютно никакой практической значимости. Я со своими новыми помощниками утонул в их изобилии. Архив донесений по Кунтуэскому герцогству мы еще не разбирали. Я немедленно примусь за него. Болото без черта не бывает.

Чувствуя, что никаких дельных мыслей не приходит, а возбуждение нарастает, Олмир отправился бродить по длинным дворцовым коридорам. Увидел табличку "Музей славы", зашел.

Огромный зал — во дворце все помещения были большими — с развешанными на стенах портретами прежних королей и королев из Дома Медведя. Ниже портретов располагались стенды с жизнеописаниями их прототипов. Сколько усилий, оказывается, тратили его предки, чтобы захватить и удержать власть! На какие только преступления не шли! Да, ему никак нельзя уступать трон — это будет предательством. Неожиданно в центре зала Олмир увидел красочную экспозиция, ядром которой был график роста Совершенства династии Дома Медведя. Как будто бы своей главной заботой все нарисованные мужчины и женщины считали обеспечение постоянного подъема изображенной кривой.

Олмир вспомнил, что читал раньше о старинной традиции: портреты властвующих короля и королевы доверяли писать лучшему художнику. Это было самой желанной наградой всех живописцев былых времен. Картины и в самом деле были великолепны.

Когда в зал вошел Кокроша, Олмир читал биографию своего деда.

— Плохо дело, — хмуро сказал наставник. — Только что мы извлекли из архива и расшифровали почему-то признанные ранее недостоверными разведдонесения о тайном сговоре между Кунтуэским и Луонским. Из них следует, что в действительности на трон претендует Дом Павлина. За свою поддержку Луонский выторговал себе множество преимуществ, в том числе управление Мифополем. Сопоставляя с прочими имеющимися данными, можно утверждать, что заводилой всей кампании против нас является Александр Кунтуэский. Всех других членов Коронного Совета он использует как марионеток.

— Предатель!

— Судя по косвенным данным, Кунтуэский стремится добиться заседания Совета с любой повесткой дня, чтобы уже в ходе него неожиданно для нас предложить выбрать себя королем. Голоса всех сторонников Луонского будут отданы Дому Павлина.

— Сколько их? — Олмир едва смог сдержать предательские слезы. За свою короткую жизнь он считанные разы попадал в неприятные ситуации. Почти никогда не терял душевного равновесия. Разве что во время дуэли с Аликом… нет, с Аполлоном Шойским, когда его робот был близок к поражению. Или когда наставник обнаружил вертолет, который он построил вместе с Ваном. Сейчас же он испытывал настоящее отчаяние. Позже в жизни Олмира будет много сильных разочарований, и его сердце научится каменеть.

— Самого Кунтуэского всегда поддерживает граф Мирков, Председатель Академии наук. Получается, что против нас будет восемь голосов.

— Восемь?

— Да. Ровно столько, сколько требуется для избрания нового короля.

Итак, всего два дня назад он заявил, что Коронный Совет единодушно объявит его королем, А сейчас выясняется, что все шансы получить корону имеет его коварный соперник, до поры до времени прикидывающийся, будто змея подколодная, верным союзником. Олмир до крови прикусил губу.

Появился Леон, по внешнему виду которого сразу можно было понять, что он тоже все знает.

— Мой герцог, — сказал он, — поступило коллективное письмо герцогов Шойского, Луонского и Кунтуэского с требованием немедленного созыва Коронного Совета.

— Откажите под благовидным предлогом.

— Будет исполнено… Но…вот какое дело… через неделю начинаются Летние спортивные игры. По закону перед их открытием должно состояться заседание Совета для утверждения регламента соревнований.

— Значит, за эту неделю мы должны успеть подготовить единогласное избрание меня королем, — спокойно сказал Олмир ровным голосом и повернулся к Кокроше. — Наставник, я обратил внимание, что во время официальных церемоний мне не всегда удается сохранять надлежащую моему положению степенность. То подпрыгну в неподходящий момент, то непроизвольно начну размахивать руками, то еще что-нибудь сотворю. Надо бы как-нибудь избавиться от этой вредной привычки. Что вы мне посоветуете?

— Вероятно, следует сбрасывать лишнюю энергию. Например, каждое утро начинать с хорошей физической зарядки. Я могу составить тебе компанию.

— Да? Очень вам признателен. Давайте начнем с завтрашнего утра.

Послание

После зарядки у Олмира с трудом поднимались руки, а ноги шаркали, как у тысячелетнего старика. Полный комплекс утренних водных и ионных процедур лишь немного снял усталость. Поэтому он, пройдя в кабинет, прикатил из соседней комнаты столик с напитками и закусками и с облегчением плюхнулся на диван. Какое счастье, что можно чуть-чуть отдохнуть и пожевать чего-нибудь вкусненького! Каждый прием пищи — завтрак ли, обед или тем более ужин — представлял у него официальное и очень важное мероприятие, предназначенное не для насыщения, а для ведения умных разговоров. По-настоящему поесть он мог только уединившись.

Съев яблоко, Олмир позвонил Лоркасу. Учитель, вероятно, только что проснулся и ответил на вызов машинально, не подумав, что его кто-то будет рассматривать. Одет он был в мятую пижаму, седые волосы торчали в беспорядке, а по всему телу были наклеены белые маленькие нашлепки. Лечение кожного раздражения, полученного в сельве, шло с трудом.

— Доброе утро, учитель, — сказал Олмир. — Как ваше здоровье?

— Доброе утро, мой маль… э… Ваше Ве… э… мой герцог. — С Лоркасом хорошо "поработали" придворные, и сейчас у него возникли большие затруднения с тем, как называть своего ученика. — Уже гораздо лучше себя чувствую. День-два, и, надеюсь, все последствия пребывания в обстановке, далекой от цивилизации, у меня пройдут.

Придворные, вышколенные многолетними традициями жизни Дома Медведя, выказывали Олмиру неподдельное уважение и были готовы исполнить любую его прихоть. Поэтому он совершенно естественным образом сразу стал вести себя так, как подобает герцогу. Научился повелевать и более не тяготился вниманием окружающих. Наслаждение переживаниями тех людей, которые терялись в разговоре с ним, не зная, как правильно обратиться или ответить на прозвучавший вопрос, Олмир полагал детской чертой и стремился не приобретать этой нездоровой привычки.

— Вот и хорошо. Только зовите, пожалуйста, меня как и прежде. Обращение "герцог" мне порядком надоело. Я побеспокоил вас вот по какому вопросу: что можно почитать о принципах управления государством? Какие книжки вы бы мне рекомендовали? Я чувствую недостаток теоретических знаний.

— Ну, без сомнения, работы Уренара и его последователей. Наиболее глубокое и последовательное изложение основных правил управления человеческими общинами. Их неожиданные, парадоксальные утверждения заставляют задумываться о, казалось бы, очевидных вещах. Чего стоит одна только формулировка: "Главная функция государства — предоставление максимальной свободы своим гражданам". Я составлю тебе полный список учебной литературы. Жаль, что погибли наши школьные записи. Я потратил много времени на подготовку учебной композиции. А какая библиография там была! Начиная с древнеиндийской "Артхашастры", древнекитайской "Книги правителя области Шан", макиавеллевского "Государя"… очень жаль. Сейчас придется срочно восстанавливать школьную библиотеку…

— Ах да. Помнится, вы переживали по поводу каких-то меритских записей.

— Не "каких-то", а учебных лент разового чтения, предоставленных меритцами по личной просьбе твоего отца. Небывалый, уникальный случай!

— Что же в них особенного?

— Не знаю, мой мальчик. Но мой жизненный опыт говорит, что все, связанное с меритцами, имеет первостепенную важность!

— Почему?

— Меритцы — человеческая цивилизация, обогнавшая все Галактическое Содружество на… так скажем, на много. На ступень, на голову. Одним словом, навсегда. Малую толику своих открытий и технических изобретений они безвозмездно передают другим человеческим общинам. Но не допускают до своих фундаментальных знаний о природе. Мы до сих пор не знаем, например, что из себя представляют так называемые меритские маги. Вроде бы это люди, которые, как настоящие волшебники детских сказок, могут творить чудеса. Но мы не знаем, на какую физику они при этом опираются. Есть мнение, что меритцы используют Содружество в качестве подопытного кролика, подсовывая ему научные теории, относительно которых у них самих возникают определенные сомнения. Например, они передали нам технологию нуль-транспортировки. А теоретическое объяснение ее дали не то, которое используют сами.

— Зачем они это делают?

— Не знаю. Вероятно, проверяют, насколько их теории адекватны окружающему миру, нет ли других, более удобных для лучшего понимания известных экспериментальных фактов. Я тебе рассказывал раньше, что чем важнее тот или иной мировой закон, тем больше различных формулировок и объяснений он имеет. Законы термодинамики или, например, принцип наименьшего действия в механике имеют великое множество интерпретаций. Подкидывая нам какую-нибудь спорную теорию, меритцы следят, каких успехов мы добиваемся, применяя ее на практике. Оценивают, зря ли они ее отвергли.

— И что же вы ждали от тех записей?

— Очень многого! Одни названия чего стоят: "Уточненная физическая картина мира", "Методы создания новых вселенных", "Управление Случайностью", "Конструирование внемировых Сущностей" и другие. Неужели ничего этого я никогда не смогу прочитать?

— Успокойтесь, пожалуйста. Вот разберусь с неотложными делами и сразу же займусь вашими меритцами.

— Да, твой отец как-то нашел к ним подход…

— Вот и я найду, будьте спокойны! А список литературы подбирать мне не надо. Хватит того, что вы назвали. До свидания. Быстрее выздоравливайте!

Запросив упомянутые Лоркасом книги из Информатория, Олмир, повинуясь внезапному порыву, вызвал на связь графа Мерсье, Верховного Служителя и отца своего самого близкого… нет, единственного настоящего друга.

Экран высветил лицо мужчины, обладающего неуловимо близкими и знакомыми чертами.

— Приветствую Вас, герцог Олмир. Чем вызван Ваш неожиданный звонок?

— Здравствуйте, Ваша Духовность. Вас зовут так же, как и Вашего сына — Ван?

— Чаще все-таки называют Жаном, хотя родовое наше имя — Ван. Я рад Вас видеть, герцог. Чего Вы желаете?

— Я? Да ничего. Я хотел просто посмотреть на вас. Ваш сын был моим лучшим другом. Мне так его не хватает сейчас!

— Никаких положительных результатов поисков?

— Да, никаких.

— Я тоже прикладываю много сил, чтобы найти исчезнувших ребят. У меня единственный сын. Ваш отец знакомил меня с некоторыми отчетами Кокроши о Вашей школе. Я знаю, что Вы дружили с моим Ваном, и рад этому обстоятельству.

— А почему вы не поддерживаете Дом Медведя?

— Сердцем своим я с Вами. А голосовать на Коронном Совете вынужден так, как решит Коллегия. Большинство же в ней Ваши противники. Это барон Ким узурпировал власть в своем профсоюзе и поступает так, как ему вздумается. Все его заместители, являясь сторонниками политики, проводимой Домом Медведя, не смеют и голоса подать.

— Почему ваша Коллегия против моего Дома?

— Объяснений много, но истинная причина, я думаю, одна: они не желают перемен, так как опасаются, что уменьшится их влияние в обществе. Если согласиться с той трактовкой Предназначения, которую отстаивал Олмир Обаятельный, то Служители становятся ненужными. Вы, вероятней всего, пойдете по его стопам.

— Что же говорил отец?

— Задайте этот вопрос своим Хранителям крови.

— Хорошо, спрошу. Ага… насколько я вас понял, если барона Кима сместить, то любой новый председатель профсоюза творческих работников будет поддерживать меня?

— Думаю, что так.

— А если я смогу перетянуть на свою сторону большинство членов вашей Коллегии, то…

— Достаточно всего-то человек пять из десяти, поддерживающих Дом Дракона. Лично я с радостью отдам свой голос за Дом Медведя.

— Понятно. Спасибо за ценную информацию.

— У Вас что-то еще?

— Вы, наверное, подумали, что я звонил только для того, чтобы что-то выведать у вас. А я на самом деле хотел просто пообщаться. Извините. Некрасиво получилось.

— Все нормально, — вдруг как-то совсем по-домашнему, беззащитно улыбнулся Жан Мерсье. — Мне было очень приятно поговорить с тобой. Со всех сторон шепотком несется, что молодой герцог Сеонский настоящее чудовище. Я рад своими глазами убедиться, что внешне ты выглядишь обыкновенным мальчиком, и ни рогов, ни копыт у тебя нет.

— Это почему меня называют чудовищем?

— Ну как же? Облапошить Луонского с целой сворой его псов. Разыскать в Конде единственного человека, который мог вам помочь. Одолеть один на один подосланного убийцу, то есть специально подготовленного взрослого человека, истинного профессионала. Проявить недюжинную твердость, взяв власть в Доме свои руки. Я был бы рад, если бы мой сын хоть немного оказался похожим на тебя.

— Он и в самом деле похож. Мы дружили. Всю сознательную жизнь.

— "Всю сознательную жизнь"… М-да… А для меня будто одно мгновение прошло с того дня, как я расстался с Ваном. Да, быстро летит время. Тогда, больше десяти лет назад, когда твой отец предложил собрать вас в одном месте, в одной школе-интернате, изолированной от нашего мира, мы вас называли "кукушатами". Волна несчастных случаев — и все из вас стали сиротами. Нам никак не удавалось остановить бесконечную череду смертей носителей высокого Совершенства. Мы стали опасаться за ваши жизни и потому решили принять предложение короля. Много проблем, помнится, возникло с набором обслуживающего персонала и преподавателей. Никто не возражал только по поводу назначения главным наставником Кокроши, вокруг других кандидатур постоянно велись жаркие споры. Возможно, они и в самом деле не идеальны…

Жан Мерсье еще немного повспоминал минувшие годы и попрощался — вероятно, куда-то спешил, и незапланированный разговор не вписывался в его рабочий график.

Оставшись в одиночестве, Олмир стал читать заказанную литературу.

Если б у него спросили, пошло ли это ему на пользу, почерпнул ли он для себя что-нибудь полезное, то он затруднился бы с ответом. Труды Уренара, даже адаптированные для широкого круга читателей, все равно остались чрезвычайно трудными для восприятия. А старые книги были переполнены повторами и самые простые мысли пережевывали по многу раз. Да и не особо подходили к реалиям Галактического Содружества. Утратили былую актуальность мудрые советы типа: "людей следует либо ласкать, либо изничтожать" или: "обиды нужно наносить разом, а благодеяния полезно оказывать мало-помалу", "в тяжелое время зло делать поздно, а добро бесполезно".

Несомненным было лишь одно: цинизма и неуважения к людям подобные произведения придают предостаточно. Может быть, именно поэтому во время завтрака со своими ближайшими родственниками Олмир смотрел на собравшихся с ним за одним столом очень высокомерно. У всех этих отростков побочных ветвей Дома Медведя пренебрежимо малое Совершенство, и было бы стыдно перед другими Домами, если королевский Дом возглавил бы один из этих людей. Да и не испытывал он никаких родственных чувств ко всем этим мужчинам и женщинам, являющимся ему двоюродными, троюродными и вообще седьмая вода на киселе дядями-тетями-племянниками и прочая. Интересно, подумал он, если б родители были живы, как проявились бы у него особые, родственные чувства к ним? Сухо распрощавшись, ушел к себе, в парадный кабинет. Наступило время важного мероприятия — первой личной встречи с министром экономики.

Олмир бегло прочитал "объективку" и рекомендуемые сценарии ведения разговора. Он уже привык пользоваться такими материалами. Вначале ему казалось, что это не совсем этично: вооружившись чужими мыслями, любой дурак сможет замаскироваться под знающего и умного человека. Своим умом надо жить. На это Леон Октябрьский ему отвечал: у герцога мало времени, чтобы спокойно размышлять в тиши кабинета. На то и аппарат помощников, консультантов и референтов, чтобы интенсифицировать труд руководителя, нацелить на самое важное, не перегружать его драгоценный мозг копанием во второстепенных деталях. Предложение же Олмира вообще не использовать никаких заготовок, повергло Леона в шок. Да знает ли герцог, закричал он, что Юлий Цезарь, величайший из древних римлян, набрасывал план разговора и тезисы своих речей даже тогда, когда шел коротать вечер к своей жене? Герцог не знал этого и стал пользоваться чужой мудростью.

Пригласив министра войти, Олмир начал разговор заготовленными фразами: "Дом Медведя благодарен вам за безупречную службу и надеется и далее на вашу помощь… Мы приложим все силы, чтобы создать вам самые благоприятные условия для плодотворной работы…". Потом отбросил рекомендации и заговорил так, как сам думал:

— Я плохо разбираюсь в экономике и был бы рад, если б вы немного просветили меня. Мне сказали, что цена наших основных экспортных товаров крайне низка, и вроде бы по этой причине мы не можем в необходимых количествах приобретать взамен то, что нам нужно. А о массовых закупках, например, санаторных путевок на Фею и речи не может быть. Так ли это?

— И да, и нет, мой герцог. Разрешите, я начну издалека, — ответил министр. — Вот карта нашей планеты. Из девяти материков по-настоящему обжит только один, самый крупный и благоприятный для обитания человека. Три материка объявлены заповедными, на оставшихся пяти есть только маленькие поселки. Одним словом, земли и природных ресурсов у нас более чем достаточно. В целом климат и плодородие почв выше всяких похвал. Несмотря на… действие определенных негативных факторов, население планеты растет достаточно быстро и в настоящее время составляет около ста восьмидесяти миллионов человек. Из них сто десять миллионов — свободные горожане, а около десяти — дворяне и Служители. Остальные называют себя крестьянами, хотя на самом деле почти все они являются обладателями крупных ферм. Переход из одного социального слоя в другой достаточно прост, и общественная стабильность высока. Общий вывод: у нас огромный внутренний потенциал развития.

— Что же нам мешает? Содружество скупает наши товары за бесценок? Почему мы не можем поднять экспортные цены?

— Основа нашего экспорта — продукция сельского хозяйства и уникальные проявители вкуса — концентраты ремитского щавеля, раллодия, роздыни и прочих. Фактически мы монополисты в этой сфере. Капля вытяжки из щавеля — и облагораживается самая грубая пища, а привычные блюда приобретают новые невообразимые оттенки вкуса. Любой настоящий гурман сейчас просто не представляет, как можно наслаждаться пищей без наших добавок. Недостаток один, но существенный: транспортирование любых материальных предметов с одной планеты на другую — весьма дорогое удовольствие. Проблема не столько в преодолении огромных галактических расстояний, сколько в доставке грузов в ближний космос, на околопланетную орбиту.

— Я слышал, что в Содружестве освоена меритская технология нуль-транспортировки. Почему мы ее не используем?

— Да, люди научились строить нуль-туннели и мгновенно, с малыми затратами энергии передавать по ним материальные тела на любые, сколь угодно большие расстояния. Эти туннели бывают двух видов: один — с поверхности планеты в ближний космос, второго типа — между различными звездными системами. У Ремиты нет ни того, ни другого. Более того, политическое руководство планеты традиционно против строительства этих сооружений.

— Почему?

Министр пожал плечами.

— Официальная причина — необходимость единовременного вложения чрезмерно больших ресурсов. Экономика планеты якобы не вынесет подобной нагрузки.

— Это неправда?

— Я со всей ответственностью заявляю, что нам очень выгодно построить хотя бы нуль-туннель первого типа для доставки грузов на околопланетную орбиту. Все вложения сторицей окупятся буквально через полгода.

— Так, а какова действительная причина отказа от строительства нуль-туннелей?

— Мне трудно об этом судить. Я хозяйственник, а не политик. Насколько я понимаю, многие власть имущие до сих пор не согласны с реформами Джорджа Второго, открывшего Ремиту веяниям извне, и всеми силами стремятся сохранить определенную изоляцию. Сколько неудобств доставляет им присутствие здесь только одного эмиссара Содружества! После строительства этих туннелей следует ожидать, что сюда хлынут толпы праздных туристов. Существует мнение, что тем самым будет затруднено следование Предназначению.

И здесь Предназначение, отметил про себя Олмир. Вслух же сказал:

— Хорошо. С этими туннелями разберемся в следующий раз. Вы так и не ответили мне, можно ли нам повышать цены на свои товары. Если мы монополисты, то вроде бы сколько ни запросим, нашу продукцию все равно купят. Деться-то некуда.

— Я уверяю, что установленные нами цены близки к предельно допустимым. В свое время я окончил Школу Вэра Корева и научился абсолютно точно просчитывать все стоимостные величины. Дело в том, что в экономике любая монополия — вещь относительная и временная. В Содружестве не производят продукцию, которая могла бы заменить наши товары главным образом потому, что в существующих условиях это невыгодно. Но как только мы поднимем цены, тут же начнут создавать технологии изготовления продуктов, альтернативных нашим. Сейчас и года не сыграешь на незнании или недостатке информации: все и везде точно учитывается и контролируется. Наши товары будут постепенно выдавлены из сферы общественного потребления. Разве что по старой памяти какой-нибудь знаток специально оговорит в своем заказе использование только ремитских пищевых добавок…

— А что нужно сделать, чтобы даже при высоких ценах в Содружестве отдавали предпочтение нашей продукции?

— Путь один — реклама и еще раз реклама. К слову сказать, феитское вино никак не лучше нашего, но спрос на него всегда высок несмотря на запредельную стоимость. Почему? Да потому, что люди надеются, что оно обладает какими-то особыми свойствами, не указанными в сертификатах. Хотя каждый знает, что и с Феи, и с Ремиты вывозится сухой концентрат ароматических веществ, а вода, спирт и сахар местного производства. Все это смешивается непосредственно перед подачей на стол. Какие особые качества могут быть у этого коктейля?

— Значит, реклама…

— Да, реклама. О нас много душераздирающих историй ходит в Содружестве, поэтому интерес к нашим товарам традиционно выше среднего. Откровенно говоря, мы извлекаем из этого большую пользу, обыгрываем каждую удобную возможность. Последнее повышение цен, например, мы сделали после того, как Ваш отец, Олмир Обаятельный, вошел в контакт с меритцами и предложил им открыть у нас посольство. Тогда пресса Содружества много писала о нас.

— Кто ведет рекламу наших товаров?

— Все рекламные кампании проходят по линии двух ведомств — моего и профсоюза творческих работников. Персональная ответственность, соответственно, возложена на меня и на барона Кима.

— Да? Интересно. Я этого не знал. А справляется барон со своими задачами?

— Вполне. У меня лично, например, нет к нему претензий.

— Хорошо. Еще один вопрос. Почему у герцога Луонского есть то, чем не располагает королевский Дом? Например, современные технологии информационного поиска в компьютерных сетях.

— Каждый Большой Дом получает импортных товаров пропорционально своему экспорту. Герцогство Луонское самое богатое.

— А мы?

— Олмир Обаятельный мало внимания уделял чисто хозяйственным вопросам.

— Понятно. Так… А хватит ли нам средств, чтобы закупать ривский ренень для всего населения?

— По моим данным, сейчас каждый Дом приобретает на рынке Содружества достаточно рененя. Кроме того, у нас отработана своя технология его выращивания.

— Да? Где и кем?

— Эти работы выполнялись большим коллективом научных сотрудников. Руководство проектом было возложено на графа Жана Мерсье, Верховного Служителя, и на знакомого Вам Свена Варгу.

— Варга показывал мне митов особой породы, но о выращивании ривского рененя не сказал ни слова.

— Этот старичок никогда не раскрывает свои карты полностью. Ренень в изобилии произрастает на его ферме. Массовое распространение его митов тоже обещает революцию в экономике.

— Значит, никаких проблем с продлением жизни всех жителей Ремиты?

— Никаких. За исключением того, что дворянам и Служителям не рекомендуется употреблять ренень.

— Я как раз хотел спросить, почему это для них такое ограничение.

— Я не дворянин и не вдавался в этот вопрос. Говорят, что это затрудняет следование Предназначению.

Опять Предназначение! Совершенно непонятно и страшно: отказываться от продления своей жизни ради чего-то абстрактного, неосязаемого…

— Неужели никто из дворян и Служителей не нарушает этот запрет?

— Ну почему же никто? Втихомолку, исподтишка — почти все, кто дожил до преклонных лет. По моим данным — я как-то проследил за распределением одной партии импортной продукции — почти все члены Коллегии Служителей заказывают и, вероятно, потребляют ренень.

— Несмотря на то, что им это возбраняется?

— Да, несмотря на то, что тем самым они не показывают личного примера следования Предназначению.

— Вы сможете представить убедительные доказательства своего утверждения?

— Трудный вопрос… Пожалуй, не смогу. Я вообще не представляю толком, как это доказать. Кто-то ведь приобретает импортные товары не для себя самого. Вот если б пометить ренень, скажем, каким-нибудь безобидным ароматическим веществом и проследить за тем, кто именно его принял… Кстати, сейчас как раз прибыл очередной звездолет. Сегодня он должен встать под разгрузку.

— Так пометьте прибывший груз рененя!

— Мм… Это не так просто сделать. Звездолет опоздал почти на три месяца. Его грузы ждут с большим нетерпением. Технологические карты для наших новых заводов, микроэлектроника для Луонского и все такое прочее…

— Для Луонского? Тем более попридержите разгрузку! Объявите карантин или еще чего-нибудь.

— Можно бы… но чтобы вскрыть грузовые люки звездолета, его следует пристыковать к пирсу космопорта. У межзвездных кораблей настолько мощные двигатели, что недопустимо малейшее нарушение их центровки.

— Ну так пристыкуйте его.

— Как только звездолет коснется пирса, юридически он считается вошедшим в порт назначения, и все получатели груза немедленно приобретают право личного осмотра его трюмов.

Какая-то детская задачка! В "Пяти королях" приходилось преодолевать массу подобных, противоречивых лишь на первый взгляд требований. Олмир быстро нашел несколько возможных вариантов решения.

— Хорошо, — сказал он, — а что нам мешает поступить следующим образом: оставим на пирсе космопорта в качестве прослойки какой-нибудь планетолет, а прибывший грузовоз пристыкуем к нему. В этих условиях звездолет будет считаться вошедшим в порт назначения?

— Нет, не будет.

— А можно будет разворошить его груз?

— Думаю, что можно.

— Вот и прекрасно!

— Но как мы объясним свои действия? Появится столько недовольных. Посыплются жалобы… да и подозрения могу возникнуть.

— Что-нибудь придумаем. Скажем, что проверяем грузы, заказанные Луонским, — сказалось влияние старых книг об искусстве государственного управления, строчки которых были обильно сдобрены изощренным коварством, и Олмир добавил: — Заявим, например, что подозреваем Луонского в закупках запрещенного оружия для оснащения своего личного воздушного флота. Пустим слух, что мы расследуем случай применения его гвардейцами авиационных ракет, повлекших человеческие жертвы. Я уверен, что канцлер Краев и Кокроша придумают, как надежно залегендировать истинные цели наших действий.

— Что ж, я немедленно отдаю соответствующие распоряжения насчет звездолета. Вот только не представляю, каким веществом пометить ренень…

— Я найду, кому поручить столь деликатное дело. Занимайтесь только своими прямыми обязанностями.

— Отлично! Мне можно идти?

— У меня к вам еще один вопрос, — сказал Олмир. — Вот мы поставляем Содружеству уникальную продукцию. Терпим его наставления, как нам жить. Боимся вызвать его недовольство. В общем, ведем себя как маленький шкодливый ребенок перед строгим взрослым. А что нам делать, чтобы разговаривать с ним на равных? Чтобы жить интереснее и богаче многих других и не обращать внимания на нравоучения извне?

— Я полагаю, что самый верный путь — выбиться в научно-технические лидеры. Поставлять на рынки Содружества не порошок для изготовления вина, а новые технологии и научные теории. Это самая дорогостоящая продукция.

— Где же их взять — новые технологии? Почему их сейчас у нас не изобретают?

— Ваш отец, Олмир Обаятельный, тоже задавался подобным вопросом. Он пришел к выводу, что для этого необходимо пойти на коренные изменения общественной жизни. Чтобы молодежь пошла в науку, следует реформировать всю систему образования. Сейчас в наших школах доминирует преподавание гуманитарных предметов, чрезмерное внимание, на мой взгляд, уделяется спорту. Точные науки в загоне.

— Почему?

— Это вопрос не ко мне. Образование и воспитание — это епархия Служителей. Ваш отец не смог преодолеть их сопротивления новшествам.

— Как они отстаивали свою позицию?

— Как обычно: интересами следования Предназначению.

— Понятно… Я-то рисовал себе немного другую картину. В одной книжке я прочитал, что давным-давно, когда на Земле было еще феодальное общество, в некотором государстве все дворяне мечтали только о карьере придворного или военачальника. Они считали ниже своего достоинства заниматься любым другим общественно полезным трудом. Правителя своего они называли "король-солнце". А в соседнем государстве, расположенном на маленьком острове, наоборот: дворяне не считали зазорным трудиться. В результате в нем развились науки и промышленность, и оно стало мировой империей. А первое государство стали сотрясать революции и прочие неприятности. Я полагал, что у нас все беды тоже из-за того, что дворяне чрезмерно увлечены службой при дворе.

— Это неправильное представление. Относительный вклад дворян в научно-производственный потенциал нашей планеты не меньше, скажем, чем горожан или крестьян. У нас все социальные группы населения, как мне кажется, имеют искаженные представления об общественном прогрессе.

— Понятно. Спасибо за разъяснения…

Сразу после ухода министра экономики Олмир послал условный сигнал Шерлоку, требуя встречи, а затем вызвал к себе Краева и Кокрошу.

— Помнится, вы обещали Свену Варге навестить его ферму при первой же возможности, — напомнил он наставнику.

— Мало ли кому и что я говорил. Обещанного, как известно, три года ждут.

— А мне кажется, что назрела острая необходимость, — возразил Олмир и рассказал свои соображения по поводу посылки к Варге целой экспедиции. Отдал распоряжения: канцлер должен взять на себя все организационные мероприятия в Мифополе, а Кокроша — провести специальную подготовку на ферме. Наставник пришел в восторг от задуманного.

После этого Олмир отправился на встречу с начальником Тайной Службы. Кому, как не Шерлоку, можно было поручить тонкое задание — сбор компромата на Служителей?

Вскоре канцлер по видеотелефону доложил, что все указания молодого герцога выполнены. Учитывая важность предстоящей поездки, барон Ким принял приглашение лично участвовать в ней. Сегодняшний обед целесообразно сжать во времени, чтобы пораньше вылететь на ферму Свена Варги.

Почти сразу после доклада канцлера в кабинет заявился Леон с кипой бумаг: наступила пора подготовки к обеду. Сегодня разделить трапезу с молодым герцогом было приглашено руководство прокуратуры и агентства по чрезвычайным ситуациям. Люди все очень интересные и яркие, поэтому следовало внимательно ознакомиться с "объективками" на них.

Время поджимало, и обеденный разговор пришлось скомкать. Олмир вынужден был извиниться и, оставив за хозяина стола канцлера, покинул обеденный зал, не дождавшись десерта. Он бросился к себе переодеваться.

Когда одетый по-походному он стоял уже на пороге кабинета, готовый захлопнуть дверь, раздался звонок. Эс Мерлин не мог выбрать более неудачного момента для разговора.

— Нашли кого-то? — торопливо спросил Олмир.

— Нет, — расстроил его капитан, — но выудил множество совершенно необъяснимых явлений. Разбираюсь вот потихоньку. А позвонил для того, чтобы предупредить, что моя работа затягивается на неопределенный срок. Слишком большие затраты живого труда.

Олмир много чего успел узнать о Эсе Мерлине. В пространных "объективках" прочитал про все его странствия и метания, несбыточные желания и мечты, ошибки и заблуждения. Помнил, что увлечения Эса Мерлина произвели настоящий фурор в ремитском обществе, породив, в частности, повальный интерес к бсинктам. Он испытывал большое уважение к этому разностороннему и много повидавшему человеку и не прервал разговор.

— Что, например, вы не можете понять?

— Да хотя бы откуда послан в общепланетную информационную сеть вот этот мультфильм, — и Эс Мерлин включил запись.

На экране возникло изображение павлина, держащего в клюве какое-то маленькое дрыгающееся существо. Встряхнув, птица кинула свою добычу в пустую консервную банку, лежащую, вероятно, посреди улицы — вокруг возникли схематические силуэты ног множества идущих людей. Мгновенное затемнение — и павлин, чудом превратившийся в петуха, уселся на банку верхом.

— Мои программы не могут определить, с какого компьютера послали этот мультфильм. Я перепробовал все возможные способы, — сказал Эс Мерлин, заполняя длинную паузу.

— Можно, я еще раз посмотрю? — попросил его Олмир дрогнувшим голосом.

— Да смотри сколько угодно, — участливо отозвался Эс Мерлин. — Я переслал тебе весь файл.

— Спасибо, капитан. Я буду вам многим обязан, если вы все же найдете хотя бы географическое место, откуда отправили эти картинки.

— К сожалению я бессилен.

— А какие-нибудь другие сообщения, похожие на это, вы находили?

— Странностей в вашей информационной сфере предостаточно, — сказал Эс Мерлин, — но все они появились задолго до разрушения вашей школы.

Поняв, на что намекает капитан, Олмир еще раз поблагодарил его и прервал сеанс связи, а потом несколько раз прокрутил полученные кадры. Да, он не ошибся: то существо в клюве павлина действительно было Горгончиком! Наконец-то весточка от Зои! Значит, скорее всего все… или почти все потерявшиеся живы, но содержатся в условиях, заставляющих и одновременно допускающих отправку подобных сообщений. Что из этого следует? Размышления Олмира прервал новый звонок: его с нетерпением ждали, чтобы лететь к Свену Варге.

Весь перелет до фермы, давшей им приют после выхода из сельвы, Олмир просидел в глубоком раздумье. На мероприятие были приглашены ведущие журналисты от всех крупных информационных агентств, но сколько бы они ни пытались, им не удалось разговорить молодого герцога.

Свен Варга ждал столичную делегацию у порога все того же "полевого домика". При виде важных гостей он, немного засмущавшись, сразу отвез их на свою плантацию рененя — раскинувшийся на многие гектары лес из странных растений, не похожих ни на ремитские, ни на земные деревья.

Прибывшие вволю наиздавали обязательные в таких случаях ахи и охи, после чего их подвезли к изгороди, за которой содержались миты. Наступал тот момент, ради которого и затевалась вся поездка, поэтому Олмир, отвлекшись от своих мыслей, придвинулся ближе к барону Киму и сказал:

— Барон, не обращайте, пожалуйста, внимания на запах. От этих созданий польза очевидна, поэтому приходится терпеть определенные неудобствами. Гораздо хуже, на мой взгляд, когда от кого-то никакой полезности, а вони хоть отбавляй.

Барон Ким был чрезвычайно вспыльчивым человеком, но известным тугодумом. Пока он вдумывался в слова молодого герцога, Свен Варга предложил всем пройти за изгородь и, по-настоящему входя в роль экскурсовода, завел скороговорку:

— Наши многолетние исследования подтвердили, что базовый геном митов необыкновенно удачен. Мы довешивали на него много разных ансамблей генов, добиваясь появления новых полезных свойств, и чрезвычайно редко получали неустойчивости. Здесь перед вами миты, способные преобразовывать любую органику в очень вкусное и богатое витаминами мясо. Тем самым, в частности, появляется возможность скармливать им отходы, образующиеся при переработке местных растений…

Приглашенные журналисты, зажимая носы, развернули свою аппаратуру и послушно следовали за группой особо важных персон. Барон Ким медленно наливался краснотой, улавливая оскорбительную подоплеку слов Олмира.

— Я считаю, что миты — самые удивительные творения человеческого гения! — продолжал Свен Варга. — Вы только представьте себе: простейшая нервная система — такая, что они даже не чувствуют боли, когда от них отрезают целые куски их тела, — но при этом они прекрасно помнят, в какое место им кладется пища, и куда им надо отползти, чтобы облегчить кишечник. Чрезвычайная чистоплотность! Как вы видите, вблизи кормушек земля совершенно читая. Их туалет, если можно так выразиться, вон там…

— Я что-то не понял, что вы имели в виду, когда говорили о полезности, — сказал барон Ким, обращаясь к Олмиру.

— А то, что ваше ведомство вместо того, чтобы всемерно способствовать продвижению наших товаров на экспорт, занимается непонятно чем!

— Как это непонятно чем? Да мы…

Олмир, вполоборота повернувшись к нему, решительно направился к самому пахучему месту. Барон Ким вынужден был идти следом.

— Я хотел сказать, что вы мало внимания уделяете представлению нашего общества в лучшем свете перед Галактическим Содружеством. Вот, например, помогли ли вы Свену Варге, нашему уважаемому хозяину, в распространении его технологии генного конструирования митов? Нет, не помогли. Не создали ни одного яркого художественного образа этих милых животных, упустили удобный случай лишний раз напомнить галактической общественности о том, что на далекой крошечной планете по имени Ремита живут и добиваются больших научно-хозяйственных достижений скромные труженики вроде Варги. Вместо этого вы лезете в политику. Что вы там забыли?

— Вы хотите сказать, что я… я…

Через огромную лужу дурно пахнущих свежих экскрементов митов была переброшена доска. Олмир пошел по ней, добивая барона несправедливыми упреками:

— Да, от вас один дурно пахнущий вред!

Барон Ким в возбуждении бросился за ним.

— Вы хотите сказать, что я… я…

Доска, не выдержав тяжести, подломилась, и барон оказался в смердящем месиве. Но по инерции заканчивал свою фразу:

— …я не работаю, а воняю?!

Журналисты с увлечением запечатлевали председателя профсоюза творческих работников, по колено стоящего в экзотической луже. Барон Ким обладал тяжелым характером. Мало кто испытывал к нему симпатию. Поэтому можно было смело надеяться, что все нюансы происшедшего будут со смаком продемонстрированы в ближайших выпусках новостей.

Никто не обратил внимания на то, что предательская доска была подпилена: Кокроша, выполняя деликатное задание молодого герцога, не даром потратил два часа, ожидая прилета делегации. Вес мальчика доска выдержала, но под грузным мужчиной сломалась.

— Это вы на себя наговариваете, а я только высказываю вам претензии по поводу вашего недостаточного усердия в рекламе наших достижений, — сказал Олмир, поворачиваясь к барону спиной. — Уйдите и приведите себя в порядок. С вами невозможно рядом стоять. Продолжайте, пожалуйста, дорогой Свен. Ваша лекция чрезвычайно интересна…

Когда поздним вечером герцогский лит приземлился у парадного входа во дворец, Олмира встречали почти так же, как в первый раз — фанфары, почетный караул, длинные шеренги важных придворных. Не было разве что простого народа и Хранителей крови у трапа лита. Олмир знал, что и впредь придется тратить драгоценное время на подобные церемонии: таков обычай. В полном противоречии со здравым смыслом высшего руководителя всегда должны встречать так, как будто бы он вернулся из дальнего и смертельно опасного похода. Хорошо еще, что мелкое начальство не осмеливается брать в этом пример и не выстраивает во фрунт немногих подчиненных, прибывая в свою контору после посещения, например, бани.

— Я желаю знать все, что скрывается под словом "Предназначение", — сказал Олмир канцлеру. — Пусть ко мне немедленно придет Хранитель крови.

— Ваше Ве…, - озадаченно воскликнул Борис Краев, — по закону в тайну Предназначения посвящаются только лица, достигшие совершеннолетия.

— А глава Большого Дома должен знать, что это такое?

— Должен…

— Вот я и хочу узнать ваши тайны.

— Но…

— Никаких "но"! Неужели вы не понимаете, что это не прихоть, не каприз? Я действительно должен это узнать, потому что не понимаю смысла многого из того, что творится вокруг меня, и что я должен делать. Короче, зовите ко мне Хранителя крови, и точка!

Предназначение

Олмир встретил Хранителя крови Дома Медведя на пороге своего парадного кабинета, но предложил пройти не к главному столу, а сесть друг против друга в кресла у боковой стены. Рядом на низеньком столике стоял поднос с фруктами и напитками. От угощений посетитель решительно отказался, а свой рассказ начал издалека — с открытия Ремиты.

— На вас одежда Служителя, — сказал Олмир, когда слушать стало совсем скучно: все это он уже давно читал, — а называют почему-то Хранителем крови Дома Медведя. Как вас отличить от просто Служителя?

— Видите, мой герцог, эту эмблему — Медведь внутри красного квадрата? Этот квадрат символизирует Кровь, и его имеют право носить только Хранители, третий отряд Служителей.

— Третий? А что делают два первых?

— По существу, почти все Служители по основной своей специальности психологи — преподаватели, директора учебных и культурных заведений, врачи. Все они условно объединены в первый отряд. Второй отряд — это научные сотрудники, в основной своей массе генетики.

— Понятно. А конкретно вы чем занимаетесь?

— Моя главная задача — учет всех носителей генетического материала Вашего Дома и всемерное споспешествование повышению их Совершенства.

— Ну, для того, чтобы учитывать всех моих родственников не обязательно иметь целую службу…

— Родственники — это далеко не все носители генов Вашего рода. При первом поступлении… биологически активных веществ в… женскую репродуктивную систему происходит определенная перестройка, модификация набора генов женского организма. Так, если Вы вступите с какой-нибудь девушкой в… нормальную сексуальную связь, то после этого ее в какой-то степени можно будет считать Вашей родственницей, так как она получит часть Ваших генов. Естественно, она тут же попадет в мою картотеку.

Олмир почувствовал, что начинает краснеть. Он вспомнил, что на уроках Лоркаса рассказывалось про это явление, почему-то называемое телегенией или телегонией, буквально — передачей генов на расстояние. Слово "расстояние", естественно, здесь употреблялось совершенно не к месту. Женскому организму передавалось ничтожное количество генов, поэтому этот эффект учитывался разве что при содержании представителей элиты домашних животных, да в глубокой древности высшая знать для сохранения чистоты рода следовала обычаю брать в жены только девственниц.

— Кстати, в наше время на Ремите приобрела второе дыхание старинная земная традиция, по которой великие полководцы и государственные деятели были вынуждены вести весьма интенсивную половую жизнь. Так они делились с обычными людьми своей выдающейся наследственностью. У Вас чрезвычайно высокий уровень Совершенства, и многие фамилии постараются использовать Вас для улучшения своих генетических показателей. В этом плане Вам желательно проявлять предельную разборчивость и сдержанность…

— Прошу вас, без лишних подробностей. А в чем заключается ваше, как вы выразились, споспешествование росту Совершенства?

— Во-первых, мы определяем кандидатуры будущих супругов. Во-вторых, добиваемся усиления действия определенных генов, назначая специальную диету и рекомендуя точное время… производства зачатия ребенка. В-третьих, мы заботимся о… полезной модификации женского набора генов. Кроме того…

— Так, подождите. Будущую жену вы мне подобрали. В принципе я согласен с вашим выбором. Но все остальное для меня неприемлемо! Особенно эта ваша модификация. И вообще я не желаю разговаривать на эту тему!

— Извините, мой герцог. Возможно, мои слова вам показались чересчур циничными. Мы, взрослые, намного спокойнее обсуждаем подобные вопросы, чем молодые люди…

— Дело не в возрасте! Я вам не бык-производитель!

— Еще раз — извините. Применительно к конкретно Вашему случаю ни о какой модификации Зои Луонской и речи быть не может. И у нее, и у Вас Совершенство принадлежит Конечной зоне и, следовательно, не нуждается в улучшении. Единственное, о чем я буду Вас настоятельно просить — это когда вы захотите завести ребенка, я укажу конкретный момент времени, когда это надо будет сделать.

— А если я откажусь?

— Это Ваше право. Только вот как Вы потом будете жить, постоянно испытывая чувство вины перед Вашими детьми? Как Вы объясните им, почему их Совершенство ниже, чем могло бы быть?

— Ладно, оставим эту тему. Я вызвал вас для того, чтобы вы рассказали мне про Предназначение. А вместо этого вы излагаете мне какие-то интимные проблемы.

— Вы не вовремя перебили меня. Я рассказывал, как удалось добиться того, что первая группа колонистов Ремиты сплошь состояла из единомышленников. Государственное строительство они подчинили одному — созданию условий, наиболее благоприятных для роста Совершенства из поколения в поколении.

— Так значит Предназначение — это…

— …выведение людей с Совершенством, лежащим в Конечной зоне.

— Зачем?

— В настоящее время, к сожалению, на этот вопрос нет однозначного ответа. В Завещании Ортовера появление подобных людей прописано как конечная цель общественного прогресса. Отцы-основатели колонии на Ремите полагали, что эти люди будут подобны богам, и далее ни о чем можно не беспокоиться — все проблемы будут решены. Потом, когда появился первый человек с Совершенством, близким к идеальному, а ничего не произошло, стали строить всевозможные предположения, но…

— Что это такое — Совершенство?

— Довольно специфическая количественная характеристика набора генов человека. Рассчитывается оно следующим образом…

— Погодите, меня не интересуют детали. Что оно выражает?

— Есть две генетические линии, носители которых обладают необыкновенными, паранормальными способностями. Совершенство количественно определяет, насколько полно усилена работа генов второй из этих линий.

— Да? Интересно. И кто открыл эти линии?

— Согласно древним преданиям, это сделал Меример, исследуя человеческий геном.

— Если откровенно, я воспринимаю Меримера как сказочного, былинного персонажа. Неужели он действительно существовал когда-то?

— Да, это совершенно реальный человек. Как и Илин, являющийся, кстати, Вашим прямым предком.

— Не отвлекайте меня. Насколько я понял, в результате многовековых усилий Служители достигли того, что на Ремите появились люди с максимальным этим вашим Совершенством. А ничего не произошло. Так, может, зря старались?

— Однозначно — нет, не зря. По всем существующим методикам тестирования, люди, имеющие высокое Совершенство, превосходят среднестатистического человека по всем показателям. Они обладают более высоким интеллектом и большей умственной работоспособностью, лучше развиты физически и так далее. У них проявляются и некоторые необъяснимые черты — возможность предсказывать будущее, экстрасенсорные способности, необыкновенная глубина мышления и прочее. Все наши ученые сходятся во мнении, что мы просто не знаем, как разбудить их мэ-э… божественные качества. Возможно, просто мало старались…

— Так, вы говорили, что у нас искусственно усиливают вторую генетическую линию. Почему только вторую?

— Потому, мой герцог, что ремитцев, имеющих гены первой особой линии, просто-напросто нет. Ее развитие подавлено.

— Почему?

— Такова воля отцов-основателей нашего государства.

— Так, может, ее вообще не существует в природе?

— Я ничего не хочу от Вас скрывать и готов сообщить самую оберегаемую тайну Служителей, известную только высшим посвященным. Пообещайте хранить ее при себе и не касаться даже намеком, с кем бы Вы ни говорили.

— Рассказывайте, а я уж сам разберусь потом, что делать с вашими тайнами.

— Есть первая особая линия. По преданиям, ее носители основали человеческую колонию на… Мерите.

— Продолжайте, пожалуйста.

— Есть мнение, что меритские маги — это люди, паранормальные способности которых преодолели некий критический порог. Они носители первой особой генетической линии, описанной Меримером, и каким-то образом сумели добиться того, что никак не удается нам.

— Кто-нибудь пробовал разобраться, как им это удалось?

— Попыток было много, но все они не дали какого-то конкретного объяснения, понятного всем. У меритцев своя, очень непростая история. Одна их война чего стоит! Кстати, именно после нее Джордж Второй из опасения, что мы можем повторить судьбу Мериты, начал свои реформы.

— Чего он боялся?

— В Содружестве с большим опасением относятся к любым генетическим экспериментам на человеке. Если бы нас обвинили, скажем, в евгенике, то можно было бы ожидать всего — вплоть до насильственного изменения нашего общественного строя.

— Я слышал, что мой отец, Олмир Обаятельный, вел с меритцами переговоры. У нас вроде бы даже их посольство открыто. О чем он договаривался?

— Не знаю. Все разговоры с меритцами он вел один на один. Посольство Мериты, возглавляемое странным человеком по имени Дикий Маг, действительно есть, но не демонстрирует никаких признаков жизни. Никто туда не входит и не выходит оттуда вот уж сколько лет.

— Как вы думаете, меритцы могут помочь разбудить паранормальные способности у людей с высоким Совершенством?

— Не знаю. Ваш отец полагал, что могут.

— Хорошо. Я постараюсь не болтать попусту про нашу давнюю связь с меритцами. Как следует из ваших слов, Предназначение заключалось в производстве людей, обладающих предельно высоким Совершенством. Цель достигнута. Все, Предназначение выполнено?

— Прошу Вас, герцог, никогда не произносите этих слов прилюдно. Подобные высказывания многими расценивается как кощунство.

— Почему?

— Ремитская колония землян существует почти пятьсот лет. За это время сложились определенные традиции, привычки. Следование Предназначению приобрело сакральный смысл.

— Сакральность — это что?

— Таинственность, обоготворенность.

— Иными словами, произошла подмена ранее поставленной цели средствами ее достижения? Не важно, чего ты достиг — важно, что ты просто движешься в прежнем направлении.

— Можно и так сказать. Главная же причина, на мой взгляд, банальна: просто никто не знает, что делать дальше. И принято решение на всякий случай сохранять существующее общественное устройство.

— Не понимаю, почему нельзя пояснить всем действительное состояние дел. Сформулировать следующую цель социального развития.

— Какую, мой герцог? Мы не знаем, куда пришли, победители мы или побежденные. Нельзя бездумно перечеркивать прожитые годы. Слишком много сил и людских судеб пожертвовано Предназначению. Вся структура нашего общества — разбиение на различные социальные группы, существование Больших Домов, система воспитания и образования, огромные пласты общественного сознания, многие века искусственно деформируемые Служителями, — все это подстроено под единственную цель: обеспечить следование Предназначению.

— Ага, запрещение дворянам увеличивать продолжительность жизни…

— …необходимо для ускорения смены поколений, так как это сословие существует главным образом для того, чтобы добиться появления носителей высокого Совершенства. Поэтому-то и введено правило, по которому каждый дворянский род и тем более каждый Большой Дом должен возглавляться человеком, имеющим максимальное Совершенство.

— Но так ведь неправильно! Слишком жестоко! Негуманно. Зачем вынуждать дворян рано уходить из жизни?

— Никто никого не принуждает. Мир, построенный на насилии, сам себя пожирает. Каждый ремитец выбирает способ существования по душе: либо яркую, но достаточно короткую жизнь на пределе возможного, всеобщий почет и уважение, максимальное развитие тела и ума — и тогда он становится дворянином, либо обыкновенное существование — тогда он становится крестьянином или горожанином. Служители следят за общественным устройством и подают личный пример следования Предназначению.

— А почему нельзя, например, побыть немного герцогом, а потом податься в крестьяне?

— К сожалению, человеческая природа такова, что лишение власти и почета подавляющим большинством людей воспринимается как жизненная катастрофа, как одно из наиболее позорных наказаний…

После ухода Хранителя крови Олмир некоторое время посидел в тиши кабинета, погруженный в тяжкие размышления. Прежнее, казавшееся незыблемым и единственно разумным устройство их общества превратилось в его глазах в карточный домик. Договорились какие-то дяди и тети между собой и принялись слепо следовать придуманным правилам. Примерно так же, как если б нарисовали на дороге одну белую линию и условились ходить только по ней. А кто случайно отступится, тот должен броситься в пропасть. Неужели прав Кокроша, и все люди всю свою жизнь только то и делают, что играют? С одной небольшой разницей: ребенок играет "на интерес" или чтобы скоротать время, а взрослые ставят на кон судьбу и жизнь — свою и многих-многих родных и близких им людей.

А потом Олмир вспомнил про показанный Эсом Мерлиным мультфильм. И размышлял о его тайном смысле, пока не уснул.

Победа

В странном помещении, стены которого скрадывал горизонт, потолок давил на голову, а на полу толстым слоем лежал скрипучий красный песок, сидел на корточках Леон Октябрьский, склонившийся над каким-то бочонком. Олмир подошел и спросил, что происходит. "Я играю, — ответил Леон и зажег бикфордов шнур, — мне интересно, успею ли добежать до укрытия, прежде чем эта штука взорвется. Бежим!" Олмир понял, что сейчас будет взрыв, и надо изо всех сил убегать от бочки, к днищу которой неумолимо подкрадывался огонь. И он бросился прочь, чувствуя, что уже не успевает спрятаться. Песок противно скрипел под ногами. Сзади блеснуло, затем в спину ударил нестерпимый жар. Леон, бегущий чуть впереди, упал и покатился колобком. Горячий воздух, режущий крупинками песка как наждаком, подхватил Олмира, понес… и он проснулся.

Надо же, сны какие дурацкие! Откинув одеяло, он потянулся, собираясь с мыслями.

Пока еще неосознанно пользовался он медленно раскрывающейся способностью предвидения будущего. Он знал, что уже можно не опасаться избрания герцога Кунтуэского королем. Соотношение сил в Коронном Совете сегодня изменится: Дом Павлина потеряет, а Дом Медведя приобретет в нем сторонника. Через несколько часов будет избран новый председатель профсоюза творческих работников, до этого много лет просидевший в безликих заместителях барона Кима, но имеющий одно полезное качество — быть старинным товарищем Бориса Краева и верным вассалом герцога Сеонского.

В достоверности этого знания Олмир не сомневался. Внутренним зрением он увидел, как барон Ким, проснувшись в холодном поту, смотрит утренние выпуски новостей. Сгорая от стыда, узнает себя в луже экскрементов митов, слышит свои вчерашние крики. И понимает, что с этого момента что бы он ни делал, с кем бы ни говорил, все окружающие, с трудом сдерживая снисходительную улыбку, будут вспоминать его стоящим в этой луже.

Не в силах перенести открывающийся кошмар, барон бросится в фехтовальный зал, чтобы зарезать себя, как барана. Но там его подкараулит жена, верная боевая подруга, его настоящая "половинка", ибо после двадцати лет счастливого брака они бесповоротно превратились в единое целое. Совершать самоубийство на ее глазах покажется барону совершенно невозможным, тем более что она на коленях будет умолять его подать в отставку и уехать куда-нибудь далеко-далеко, вычеркнуть из памяти прошлую жизнь. И барон последует ее мольбам.

Олмир увидел также, как занервничал граф Бюлов: по представлениям Предводителя Дворянского Собрания, подобный позор хуже любой, самой мучительной смерти. Увидел, как граф Мирков, отец пропавшей Вари, в задумчивости склонил быстро седеющую голову. А Виктор Луонский с перекошенным от бессильного гнева лицом с такой силой ударил по столу, что сломал ноготь на большом пальце. Лишь Александр Кунтуэский, выпучив рыбьи свои глаза, не выказал никаких чувств.

А ведь сон-то послал напоминание: не опоздай!

Вскочив с кровати, Олмир забегал по безбрежной спальне. Приняв решение, метнулся в кабинет. Созвонился с дежурным по дворцу и приказал передать Кокроше, что сегодня у него нет времени для утренней зарядки. Да и вообще в ближайший час пусть его никто не тревожит: он будет "работать с документами". После этого, наскоро одевшись, закрыл изнутри все двери, ведущие в личные королевские покои, отодвинул заднюю стенку одного из шкафов в гардеробной и по потайному ходу спустился этажом ниже. Так он оказался в секретной комнате, принадлежащей Тайной службе. Шерлок не заставил себя ждать, почти сразу оказавшись там же.

— Как вы почувствовали, что я хочу с вами встретиться? — удивился Олмир. — Я полагал, что у меня будет время подумать до вашего прихода.

— Разве Вы, мой герцог, не догадались еще, что все помещения дворца, кроме Ваших личных покоев и комнат королевы, находятся под наблюдением? Везде установлены телекамеры и микрофоны.

— Если откровенно, я как-то не думал о такой возможности.

— Это не возможность, а реальность.

— Но дворец же очень большой. Сколько надо людей, чтобы просматривать записи…

— Отбор информации осуществляется автоматически.

— Так, погодите. Ваши камеры стоят везде? В туалетах, в душевых, в спальнях? — Олмир почувствовал себя крайне неуютно. Словно он муха под стеклянным колпаком: кто-то может видеть каждый взмах крылышек. Его личная жизнь — это одно, скрывать ему особо нечего, но у взрослых столько своих тайн!

— Вся первичная информация обрабатывается компьютерами. Мои агенты могут увидеть только то, что действительно вызывает определенные подозрения в плане государственной безопасности. Они дали клятвенное обещание в том, что все ставшие известными им сведения умрут вместе с ними. Вы, мой герцог, обещали выкроить время, чтобы ознакомиться с организацией моей службы…

Уместное напоминание насчет времени.

— Я обязательно сделаю это, как только завершу все неотложные дела, так как понял, что есть в чем разбираться. Но сейчас займемся другим. Я хочу привлечь вас к поискам пропавших обитателей школы.

— Не уверен, смогу ли оказаться действительно полезным, в моей ли это компетенции.

— Наверняка в их исчезновении замешаны противостоящие нам спецслужбы. Поэтому это напрямую касается вас как контрразведки.

— Слушаю, мой герцог.

— Будем исходить из того, что все пропавшие живы и удерживаются в плену одним Большим Домом. Наверняка в этом каким-то образом участвуют герцог Кунтуэский и регент Цезийский. Возможно, и Шойский с ними. Участие Луонского крайне маловероятно. Все пленники — за исключением, конечно, Георгия Цезийского, до сих пор скорее всего спящего в негэнтропийной капсуле, — находятся в сознательном состоянии. Вероятно, они заперты в каком-то помещении, почти не имеющем связи с окружающим миром. Тем не менее им удалось послать тайную весточку о себе.

— Вы говорите о том мультфильме Эса Мерлина?

— Да, о нем, — ответил Олмир, лихорадочно соображая, откуда Шерлоку об этом известно. В самом деле, надо срочно разобраться с Тайной службой. — Так вот, передавая весть о себе, они постарались, чтобы сам факт этого остался неизвестен их тюремщикам. Вероятно, они боялись, что их могут куда-нибудь перевезти или сделать с ними что-нибудь нехорошее. Есть достаточные основания полагать, что помещение, где содержатся пленники, находится в каком-то крупном городе или вблизи него. Одним словом, вблизи большого скопления людей. А охраняют их, видимо, слуги Цезийского. В этой связи у меня возникает один вопрос… Может ли один Большой Дом временно передавать своих служащих в распоряжение другого Дома?

— Подобная практика существует. Дом Петуха, кстати, славится школой разведчиков-диверсантов. В былые времена герцог Цезийский часто предоставлял своих орлов другим Домам, зачастую даже не зная, в каких специальных операциях они будут задействованы.

— Значит, можно предположить, что и сейчас, скажем, Кунтуэский похитил ребят, а для их охраны попросил стражников у регента Цезийского. Тот откликнулся на просьбу, а сам ничего не знает. Да и тот лазутчик, прокравшийся на территорию нашей школы и погибший от нападения летучих мышей, тоже был слуга Цезийского…

— У меня сомнения насчет сознательного состояния пленников, — осторожно встрял Шерлок, — их могли усыпить с помощью какого-нибудь медицинского препарата.

— Могли, конечно. Но с момента моего прибытия в Мифополь пошли уже пятые сутки. А Варя, миссис Макгорн и… Георгий удерживаются в плену более девяти суток. Вряд ли кто будет рисковать их здоровьем, все это время применяя сильнодействующие лекарства. При поимке, чтоб не брыкался, — пожалуйста. Но не столько же суток подряд.

— Существует много видов психотропного оружия, полная информация о котором на Ремите доступна только Служителям. Какой-нибудь из Больших Домов мог тайно закупить его в Содружестве…

— Про пропавших взрослых ничего не могу сказать, а что касается детей — Кокроша научил нас противостоять любому гипнотическому воздействию, — ответил Олмир. Вспомнив поведение Варвары в медицинском изоляторе, продолжил: — Я склоняюсь к мысли, что пленников заперли в таком помещении, чтобы надежно пресечь все их непосредственные контакты с надсмотрщиками. То есть в каком-то полностью автономном бункере. Негэнтропийная капсула предъявляет особые требования к системе энергоснабжения. Следовательно, искомый бункер должен иметь сложную систему обслуживания. Существуют на Ремите подобные строения?

— Да сколько угодно! Каждая крупная биологическая лаборатория снабжена такими боксами. В Институте космических форм жизни Академии наук есть целые подземные города, полностью изолированные от окружающего мира и позволяющие имитировать какие угодно условия окружающей среды. В Институте генетики, что рядом с резиденцией Верховного Служителя, также построены совершенно уникальные лаборатории. Потом, в Сельскохозяйственной академии…

— Вы можете найти все подобные помещения? А из них выбрать то, которое охраняется слугами регента Цезийского и расположено в населенном пункте или вблизи него?

— Поищем.

— Бросьте все силы. Время не ждет. После завтрака жду вас с докладом.

Поднявшись к себе, Олмир позвонил Кокроше и попросил сделать то же, что поручил Шерлоку.

До завтрака, на который сегодня было приглашено руководство Экологической службы, оставалось еще много времени. Олмир предвкушал, что просто проваляется на кровати. Но мечтам не суждено было сбыться: позвонила Селена, самый близкий сейчас ему человек, единственный, с кем он мог от души пообщаться. Говорить не то, что нужно в данный момент, а то, что думаешь. Поистине светлый лучик в темном царстве.

И они проболтали столько, сколько было возможно. Посетовали, что никак не находятся другие ребята. Перемыли косточки всем своим новым знакомым. Пришли к единому мнению о том, что Баба Аня стала "какой-то не такой, как раньше", постоянно на "что-то" намекает. Осудили Юлианну, закатывающую один бал за другим и абсолютно ничего не рассказывающую о подробностях встречи с отцом. Последнее обстоятельство донельзя раздражало Селену. Под конец разговора Олмир спросил:

— Слышь, Селенка, почему твой отец против признания меня королем?

— Папа говорил, что у него какие-то обязательства перед Луонским.

— Какие же, интересно?

— Он не сказал. Я ему рассказала, как по хамски вел себя Луонский в Конде, и стала убеждать, что с этим гадом вообще нельзя иметь ничего общего.

— А он?

— А он сказал, что и от тебя не ждет ничего хорошего. Король-де должен быть для дворян примером во всем, а от двенадцатилетнего мальчика, по его мнению, нельзя этого ожидать. Подумаешь, совершил побег из-под стражи! Вот если бы ты, как он обмолвился, прокатился бы на Змее, то…

Интересно, можно ли вообще летать на Змее, подумал Олмир. Отец пытался, значит, по всей видимости, можно. И следуя внезапному порыву, сказал:

— Скажи ему, что я полечу на Змее!

— Ой, да ты с ума сошел! Это же опасно. Змей так сильно бьет своими щупальцами, что от человека остается одна лепешка…

— Скажи ему, что я полечу на Змее перед заседанием Коронного Совета, на котором меня будут выбирать королем.

— Нет!

— Селена, я принял решение. Ты можешь сделать то, о чем я тебя прошу, а можешь и не делать. Ничего от этого не меняется. Только мне будет обидно, что ты не захотела мне помочь.

— Я устрою папке такой скандал, что он проголосует за тебя без всяких Змеев!

Граф Адольф Бюлов, Предводитель Дворянского Собрания, считался настоящим джентльменом и очень мужественным человеком. Специализировался он в чрезвычайно опасном виде спорта — бодифлае, в прыжках без парашюта с большой высоты в костюме изменяемой парусности. Неверный расчет — и ты либо не в силах погасить скорость падения, либо не успеваешь сделать это. Минутное замешательство, испуг — и ты в свободном полете, заканчивающемся верной смертью при соприкосновении с землей. Олмир подумал, что такой человек выдержит любые слезы обожаемой дочери, и сказал:

— Не надо скандалов, Селенка. Я мужчина и отвечаю за каждое свое слово, где бы и как бы оно ни было произнесено. Сказанного не воротишь, тем более если говорит человек, претендующий на титул короля. Я сейчас же распоряжусь подготовить все необходимое для моего полета и дать информационное сообщение в средства массовой информации.

Селена притихла, пораженная серьезностью Олмира. А также тем, сколько "взрослых" слов появилось в его речи — "средства массовой информации" и прочие. Стараниями Сани, а потом Лоркаса они знали великое множество чрезвычайно умных слов. Но то были чисто теоретические знания: общаясь между собой, они всегда предпочитали говорить как можно проще и понятнее. Как изменился Олмир за последние несколько дней!

— Хорошо, я передам папе твои слова. И пусть только он не проголосует за тебя! Я… я… в общем, скажу ему, что готова на все. Да он и сам, мне кажется, сильно переживает, что связался с Луонским. Ты знаешь, что этот паразит убил своего служащего за то, что тот позволил тебе убежать? Папа считает, что дворянин и тем более герцог не вправе совершать такой поступок. Люди клянутся служить верой и правдой, не жалея здоровья и самой жизни, и подло пользоваться своим высоким положением…

Леон, принесший ему "объективки" на экологов, на удивление спокойно воспринял решение Олмира повторить попытку отца лететь на Змее. Посокрушался, поохал, но обещал сделать все приготовления, которые требуются по такому случаю.

Олмир, впрочем, уже сам немного раскаивался, что поддался минутному порыву в разговоре с Селеной. Он ведь подумывает о том, чтобы отменить наиболее опасные виды спорта, запретить дуэли — и тут же сам подает отрицательный пример. С другой стороны, после полета — если, конечно, все закончится благополучно — он сможет сказать, что лично подвергал себя смертельному риску и понял, что ничего хорошего в этом нет… Чувствуя, что запутывается в своих рассуждениях, сказал:

— Я предполагаю, что в ближайшее время мне придется связываться по телефону с регентом Цезийским. В королевстве принято, чтобы главы Больших Домов просто так, без предупреждения звонили друг другу?

— Да, такая форма дипломатического общения допускается.

— А если я потребую его немедленного прилета ко мне?

— Между собой герцоги общаются как обыкновенные люди. Единственное — все их личные разговоры записываются и хранятся как материалы официальных переговоров государственной важности.

— Через какое время они поступают в общепланетный архив?

— Как правило, на следующий день.

— А можно ли на всякий случай устроить так, чтобы о содержании состоявшегося разговора другие Большие Дома получили бы возможность узнать только через два-три дня?

— Ну, это чисто техническая задача.

— Мне бы хотелось, чтобы то, о чем я буду — если буду — говорить с регентом Цезийским, не сразу поступило в общий архив.

— Будет исполнено, мой герцог. "Объективку" на регента Цезийского я занесу Вам сразу после завтрака…

Леон замялся.

— Вас что-то беспокоит? — спросил Олмир.

— Да, собственно, ничего… Только… от герцога Шойского пришла посылка.

— Что в ней?

— Мне как-то неловко говорить. Давно уже никто не обращает внимания на его чудачества. Я докладываю Вам исключительно для порядка — согласно действующим правилам делопроизводства, информация о всех личных посланиях глав Больших Домов обязательно должна доводиться до Первого лица. В общем, Шойский пошутил в своей обычной манере — прислал отравленный торт с приложенным пожеланием расправиться со всеми недругами в Коронном Совете так же красиво и убедительно, как Вы сделали это с бароном Кимом.

— Как принято реагировать на такие глупые шутки?

— Никак. Делать вид, что ничего не было.

— Мне кажется, это не совсем правильно. Сначала торт, потом бомбу пришлет, потом еще что-нибудь надумает.

— У старика Шойского появилось много странностей с тех пор, как без вести пропала в горах его дочка — это произошло тогда же, когда погибла Ваша мать, Элеонора Ремитская. Все прощают ему безобидные чудачества.

— Ничего себе — "чудачества"! Его тортом чуть не отравилась Варя. Я не буду терпеть его выходки. Давайте на первый раз сделаем следующее: пошлите ему в посылке какую-нибудь химическую смесь, самовозгорающуюся на воздухе. Что-нибудь типа бертолетовой соли или чего-то подобного. И приложите учтивое письмо с предложением вскрыть нашу посылку лично.

— Будет исполнено.

— Хорошо. Тогда последнее. Как мой отец приглашал на переговоры меритских магов?

— Ну, в первый раз Олмир Обаятельный отправил приглашение по межзвездной связи. А потом, когда у нас появилось их посольство, то просто посылал туда письма. У них на дверях сделано специальное окошечко для входящей корреспонденции.

— Прекрасно. Пошлите от моего имени предложение, чтобы какой-нибудь меритский маг явился ко мне на разговор.

— Право, не знаю… Маг по меркам Галактического Содружества — это огромная величина… Насколько я знаю, они оставляют без ответа множество обращений со стороны весьма уважаемых человеческих общин. Вдруг они проигнорируют Ваше приглашение? Это такое оскорбление…

— Мне почему-то кажется, что они с уважением отнесутся к моему желанию побеседовать.

— Вы уверены, что Вам действительно надо с ними встречаться?

— Да, уверен. С Хранителем крови я поговорил, кое-что прояснилось. Для полноты картины мне осталось пообщаться с кем-нибудь из меритских магов. Так что шлите приглашение.

— Будет исполнено. Только вот…

— Что еще?

— Их посольство много лет стоит без всяких признаков жизни. Одно время в нем жил некий то ли настоящий маг, то ли простой человек по имени Дикий Маг. А сейчас такое ощущение, что там никого нет.

— Тогда отправьте в посольство письмо, а по межзвездной связи пошлите дубликат.

— Будет исполнено, мой герцог. — И Леон, шатаясь от переживаний не вынести возложенной на него ответственности, вышел из кабинета.

Кокроша позвонил прямо перед обедом, когда Олмир, сжимая в руках тающую бумажку от Шерлока с короткой фразой "подтверждаю донесение разведки", от нетерпения готов был бегать по стенкам.

— Воистину в своем глазу бревна не видно, — сказал наставник. — Нашли мы потайную тюрьму Кунтуэского! И знаешь где?

— Где?

— У себя под самым носом — в Центральной санитарно-эпидемиологической лаборатории. Это в Мифополе, недалеко от дворца. Там есть несколько боксов абсолютной защиты. Один из них арендует Институт иммунологии, находящийся под патронажем Кунтуэского герцогства.

— Почему вы считаете, что ребята там?

— Сходятся все перечисленные тобою признаки. Во-первых, ровно семь дней назад туда доставили какие-то крупногабаритные грузы — как раз тогда, когда, по нашим расчетам, к первой партии пленников Кунтуэского прибавился отряд Винтера. Бокс привели в рабочее состояние, то есть обеспечили его полную изоляцию от остального мира. Во-вторых, была специально доставлена сложная система энергоснабжения — одна из тех, какие используются при эксплуатации негэнтропийных капсул. В-третьих, никакого научного персонала там нет, одна охрана, состоящая из "птенцов" — элитного подразделения спецназа Дома Петуха. Кроме того, сегодня туда была завезена новая партия продуктов, пригодных для человека.

— На чужой территории, под чужой охраной — почерк, характерный для Кунтуэского. Масса возможностей доказать, что он совершенно ни при чем, — задумчиво произнес Олмир.

— Абсолютно верно! Он большой любитель таскать каштаны из огня чужими руками.

— Хорошо. А где-нибудь в другом месте не могут содержаться пленники?

— Мы осмотрели все аналогичные помещения на Ремите. Они либо пусты, либо явно используются для научных целей. Конечно, могут быть еще какие-нибудь тайные узилища, но… крайне маловероятно, что они выпали из поля нашего зрения.

— Так, значит, осталось разобраться с этими "птенцами". Что вы посоветуете по этому поводу?

— Ни в коем случае нельзя затевать бой с охраной.

— Почему?

— Слишком большому риску подвергнутся пленники. Бокс, в котором они заперты, снабжен системой обеспечения технологической безопасности, позволяющей проводить как дезинфекцию различного уровня всех защитных контуров, так и мгновенную дематериализацию всего содержимого рабочей зоны. У стражников может быть приказ уничтожить содержимое бокса при нападении извне. Кроме того, среди них может оказаться тайный агент Кунтуэского, задача которого — ликвидация пленников при угрозе их освобождения. Дело-то секундное: нажал на кнопочку, а потом сколько хошь таращи глаза и кричи, что ничего не знал, что тебя обманули и все такое прочее.

— А можно ли извне послать сигнал на уничтожение содержимого бункера?

— Можно и извне…

— Значит, нам не обойтись без помощи регента Цезийского?

— Если его желание вызволить своего герцога искренне, то он будет крайне полезен. Я тут набросал примерный план действий. Если сам регент с командиром "птенцов", прихватив с собой восемь-десять своих ребят, вооруженных психопарализаторами, внезапно окажется перед входом в лабораторию, то… вероятность удачного исхода операции достаточно велика.

— Я немедленно звоню Цезийскому, а вы готовьте нападение на лабораторию.

Георгий, регент Цезийский, ответил на вызов почти сразу. Поздоровавшись, Олмир стал молча разглядывать своего нового собеседника. Перед ним был рыхлый неопрятный мужчина с безвольным подбородком и бегающим взором. Слегка подрагивающие руки и красноватая замутненность глаз выдавали его склонность к чрезмерному употреблению алкогольных напитков. Этот порок он всеми силами стремился скрыть, усугубляя излишней суетливостью негативное впечатление окружающих о себе.

По этикету, первым должен был заговорить Олмир — он и моложе, да и вызов был с его стороны. Однако регент, опустошивший в предвкушении обеда пару бутылок крепкого вина, не выдержал затянувшейся паузы и начал разговор:

— Есть что-нибудь новенькое о Жоре?

— Каком Жоре?

— О моем племяннике, герцоге Цезийском. Его домашнее имя Жора, а для всех он, конечно, Георгий Пятнадцатый, законный глава Дома Петуха.

— В школе мы называли его обычно Юрой. Иногда — Джорджем.

— Я всегда был против глупой выдумки Кокроши дать вам вымышленные имена. Так появились какие-нибудь новости?

— Новости-то, конечно, есть. Но я не знаю, что с ними делать.

Регент не понял двусмысленности слов Олмира.

— Мы тут тоже все с ног сбились, разыскивая пропавших. Они как сквозь землю провалились! Просто не представляю, кто это мог бы сделать, кому выгодно исчезновение Жоры. Никто не требует выкупа, не предъявляет никаких требований… Прямо мистика какая-то!

— Вы действительно желаете его найти?

— Ну конечно! Мне так его не хватает! Обязанности герцога не по мне. Моя стихия — это рыбалка, хорошая компания или просто светская тусовка… Скажу тебе откровенно: я страшно устал и с великим нетерпением жду того светлого дня, когда со спокойной совестью можно будет передать власть моему дорогому Жоре. Зря я тогда согласился на это регентство…

— Да? Простите за откровенность и, возможно, излишнюю грубость, но я сомневаюсь в вашей искренности. Мне кажется, что вы приложили много сил, чтобы умертвить своего "дорогого" племянника.

— Это… это оскорбление! Ты, мальчишка! Да знаешь ли ты, что… — Регент поперхнулся.

— Что знаю? Я знаю, например, что вы подсылали своих агентов, чтобы разведать расположение школы и убить всех нас. В первую очередь, конечно, Георгия Пятнадцатого.

— Нет!

— А также меня, Зою Луонскую, Юлианну Кунтуэскую…

— Нет!

— …а также Аполлона Шойского, Вана Мерсье, Селену Бюлову и Варвару Миркову!

— Нет!!! — что есть мочи закричал регент, обхватив голову руками, чтобы не слышать страшных слов.

Нормальный взрослый человек не может вести себя подобным образом, подумал Олмир. Видимо, пагубные пристрастия регента нанесли урон его психике. Кокроша без устали твердит, чтобы мы даже не пробовали вина и других дурманящих веществ. Видимо, прав наставник.

— А что ты, собственно говоря, кричишь? — как можно более спокойно сказал Олмир. — Твой лазутчик погиб, и по метке на его теле мы узнали, у кого на службе он состоял. Либо он, либо его напарник, либо они вместе применили модификаторы запаха, в результате чего наши неразумные защитники напали на нас и убили твоего племянника…

— Нет! Жору еще можно спасти!

— Ага, да ты, оказывается, знаешь больше, чем прикидываешься.

— Только то, что рассказал мне Кокроша. Но он не говорил, что в расположение школы проникал мой человек…

— Потому, что ты главный подозреваемый. Как ни крути, но все равно на тебе смерть Георгия Пятнадцатого!

— Нет! Я никого не посылал к вашей школе. Это Кунтуэский! Я временно переподчинил ему взвод своих "птенцов". Я не знал…

До чего же жалок регент!

— Я подумываю о том, чтобы подать на тебя в суд, обвинив в убийстве пятерых детей и четырех взрослых — двух женщин и двух мужчин. Как ты думаешь, оправдают тебя?

— Это Кунтуэский виноват!

— А ты?

— Я? Мне тоже нет оправдания… До суда дело не дойдет. Меня прирежут родственники, если мне самому не хватит силы воли принять яд.

— Да кому нужна твоя жизнь?! Ты глупее малолетнего ребенка, коли доверился Кунтуэскому.

— Да-да… Мне нет оправдания…

Выдержав паузу, Олмир сказал:

— Ты можешь получить снисхождение… более того, получить полное прощение.

— Мне уже все равно.

— Нет, не все равно. Если ты исправишь допущенные тобой ошибки, если все пропавшие дети и взрослые останутся в живых, ты можешь рассчитывать на прощение.

— Что я должен сделать?

— Помочь нам.

— Как? Я готов на все, что угодно. Хуже от этого уже не будет. Располагайте мною по своему усмотрению.

— Сейчас я не могу обрисовать тебе полную картину, поэтому не задавай лишних вопросов. Поверь, что иначе нельзя, и через несколько часов ты сам в этом убедишься.

— Я полностью в вашем распоряжении.

— Хорошо. Слушай внимательно. Ты никому не рассказываешь про наш разговор, кроме тех лиц, которых я назову далее.

— Ну… конечно.

— Ты немедленно вызываешь к себе командира "птенцов"… Он надежный человек?

— Абсолютно. Все его предки верой и правдой служили Дому Петуха. Сам он никогда ни в чем не был заподозрен.

— Хорошо, слушай дальше и крепко запоминай. Ты приказываешь ему вызвать десять его подчиненных, самых искусных и надежных. После этого вы садитесь в самый скоростной лит и летите к нам. По дороге связываетесь с Кокрошей для получения дальнейших инструкций. Более — никаких разговоров ни с кем. Все ясно?

— Да-да, я немедленно…

— Учти, Жора, что сейчас только от тебя, от твоего поведения зависит жизнь и твоего племянника, и моей… ну, не буду перечислять. Малейшее отступление от сказанного мной, и ничего нельзя будет исправить. Твоя репутация будет навеки загублена. Возможно, я смогу добиться даже расформирования Дома Петуха. Ты понял?

— Да-да, я вылетаю через пять-десять минут.

Олмир вышел к участникам предстоящей операции, как только они собрались в одном из внутренних двориков дворца. На долгие разговоры времени не было, и он сказал лишь следующее:

— Все вы знаете, что должны будете сделать. Многих из вас я вижу впервые, но не сомневаюсь, что вы оправдаете оказанное вам доверие. Особенно это касается служащих герцога Цезийского, от которых сейчас зависит не только честь и достоинство Дома Петуха, но и само его существование. По машинам, товарищи.

Из-за сильных душевных переживаний все последующее Олмир воспринимал как сон. Самое обидное было в том, что с этого мгновения лично от него ровным счетом ничего не зависело. Таков удел каждого большого начальника: всегда все самое ответственное и важное делают за него другие, а ему остается только нервничать. Оттого-то и мрут крупные руководители, как тараканы на отраве, обычно в самом расцвете сил от всяких там инфарктов и инсультов.

Всего в воздух поднялось девять литов. Через несколько минут два из них приземлились на территории Центральной санитарно-эпидемиологической лаборатории, а остальные воздухоплавательные машины принялись кружить в вышине, включив передатчики помех. Такие мощные, что ни один радиосигнал, посланный откуда-нибудь со стороны, не достигал лаборатории.

Из первого приземлившегося лита вышли регент Цезийский и командир "птенцов", подошли к вытянувшемуся по стойке "смирно" часовому, завели с ним беседу. Потом к ним подошел второй охранник, потом еще один. Затем из лита вылезли "птенцы", прилетевшие с регентом, и, присоединившись к разговору, непринужденно смешались со своими товарищами, охранявшими бункер. Через некоторое время командир "птенцов" вместе с регентом спустились вниз, чтобы снять с постов других часовых. Когда все солдаты взвода, переподчиненного Кунтуэскому, собрались вместе, они были мгновенно обездвижены с помощью психопарализаторов. После этого осталось самое простое, но необычайно волнительное — вскрытие бункера.

Вот открываются первые массивные двери. Команда, прибывшая с Кокрошей, отключает сложную систему обеспечения технологической безопасности. Дело тонкое и кропотливое. В этом бункере допускалось проведение работ с любыми смертоносными микробами и веществами, а расположен он был фактически в городе, поэтому защитные преграды конструировались на совесть.

Потом открыли вторые двери, затем еще одни… Наконец последняя многотонная дверь медленно-медленно поползла в сторону — и Олмир увидел Джона… нет, Вана Мерсье. А за ним Зою, Варю, Аполлона с перебинтованными руками, далее… всех остальных.

— Ольк, — с легкой укоризной сказал Ван, — ну почему ты так долго до нас добирался? Ты просто не представляешь, как нам здесь все надоело!

Было много восторга, восклицаний и объятий. Еще бы: столько времени не виделись, столько всего успело произойти! Каждая девочка без перерыва говорила что-то свое, но их периодическое "ах" свидетельствовало, что они одновременно умудрялись внимательно слушать все, что говорят другие.

Георгия Цезийского, их бедного Юру, спящего в негэнтропийной капсуле, отправили в лучшую больницу, чтобы врачи возвратили его к жизни. Олмир поблагодарил "птенцов" за решительные и умелые действия и предложил им следовать за своим герцогом в качестве почетной охраны. Регент Цезийский остался в одиночестве, но мужественно делал вид, что рад этому обстоятельству. Лететь в больницу он отказался, сославшись на неотложные дела: якобы надо как следует подготовиться к сложению с себя обязанностей главы Дома Петуха.

Обратный полет к дворцу тоже занял несколько минут, но за это время девочки успели позвонить Селене и Юлианне. Селена, улыбаясь до ушей, воскликнула, что "счас же" прилетит, а Юлианна, сказавшись очень занятой, обещала "нанести визит" завтра.

На сей раз почетный караул не был выстроен: как-никак, Олмир не покидал столицу, и его отсутствие можно было считать маленькой прогулкой. Кортеж литов встречал один Леон, и по его всклокоченному виду Олмир понял, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Так оно и было: посол меритских магов ожидал аудиенции герцога.

Месенн

Войдя в кабинет, Олмир увидел совсем молодого человека — юношу, по виду почти одинакового с ним возраста. Разве что на два, ну максимум на три года старше. И одет он был не по-посольски: клетчатая рубаха, застегнутая всего на две пуговицы из дюжины, да мятые шорты. Босые ноги были грязны.

— Ты — посол от магов?

— Да, — непринужденно сказал юноша. — Меня зовут Месенн. А ты Олмир?

"Ты" вырвалось у Олмира непроизвольно. Окунувшись в бездонность глаз Месенна, он понял неуместность такого обращения. Но сказанного не воротишь. Олмир лишь кивнул в ответ на прозвучавший вопрос мага.

— Давай поговорим без всяких условностей. В конце концов, мы дальние родственники, — продолжил Месенн, почувствовав смущение Олмира. — Наши общие предки последовали за Ортовером для небывалого в истории эксперимента — получения людей, способных одной только силой мысли преобразовывать природу.

— Согласен, — с облегчением сказал Олмир. — Мне кое-что говорили о близости между нашими народами. Но, если честно, я еще не вжился в эти факты. А обратился к тебе на "ты" от удивления: я не ожидал, что у меритского мага может быть такой простой облик.

— Чем тебе не нравится мой вид? — Месенн, усевшись в кресло у боковой стены, поднял ноги и пошевелил грязными пальцами. — Это тело я сохраняю в неизменном виде, а сам прожил — можно так, наверное, сказать — не одну тысячу лет. Мы, маги, живем вне времени и пространства. Точнее, у нас несколько стрел времени.

— Как так?

— Очень просто. Освоив индивидуальную нуль-транспортировку, мы свободно перемещаемся в пространстве. А разумом, мыслями, всем естеством мы в основном живем в своем искусственно созданном мире. В некоем замкнутом и отделенном от всего прочего пространственно-временном коконе. У каждого мага есть такой мирок, доступный только ему. Дикий Маг придумал для них общее название — "Дуат". Так, по-моему, в древности называли обиталище творческого огня, место возрождения богов. А я называю свой кокон Мастерской. Скорость времени в нем в миллиарды раз больше, чем в том мире, в котором обитаешь ты.

— Зачем тебе это?

— Удобно: я ухожу из этого мира, попадаю к себе в Мастерскую, делаю в ней все, что мне хочется — думаю, творю, создаю новые вселенные, — потом возвращаюсь обратно, а здесь прошло буквально мгновение.

— Зачем тебе другие вселенные?

— Ну, это особый разговор. Мы научились управлять эволюцией возникающих в них разумных существ, заставлять их сосредотачивать все силы на совершении нужных нам открытий и изобретений. А потом мы перенимаем их достижения.

— Получается, что вы как бы рабовладельцы?

— Отчасти. Но правильнее, на мой взгляд, говорить, что мы Демиурги. Тем более что мы никого не принуждаем. Мы просто заботимся о том, чтобы наши создания были счастливы только двигаясь по намеченному нами пути.

— Как вы это делаете?

— В нескольких словах не расскажешь. В созданные миры мы запускаем некие устройства, условно называемые ангелами. А для управления случайностью посылаем в них Промысла. Кстати, знаешь ли ты, что маг Марк по просьбе твоего отца наделил тебя качеством, чрезвычайно редко встречающимся у обычного человека? Как некоторые умники говорят, наложил на тебя особую Метку. Именно благодаря ей тебе сказочно везет. Ты всегда сразу находишь срочно понадобившуюся тебе вещь. Когда тебе надо с кем-нибудь переговорить — твой будущий собеседник всегда оказывается на месте. Вся важная информация доходит до тебя в нужный момент, и так далее. Вспомни, например: в Конде, убежав из-под стражи, ты быстро наткнулся на единственного человека, который мог оказать действительную помощь.

— Ты хочешь сказать, что от моих усилий, от моего ума ничего не зависит? Причина всех моих успехов — какая-то ваша Метка?

— Не обижайся. Я говорю лишь то, что она помогает тебе добиваться поставленных тобой целей. Естественно, если бы ты не решился на побег, то и везение тебе бы не понадобилось.

— Понятно. А как вы создаете новые вселенные? С помощью чего?

— Мы используем силы неизвестного вам вида — те, которые ответственны за саморазвитие Сложности. Мы называем эти силы виерными.

— Можно более подробное объяснение?

— Все можно, но это займет слишком много времени. Мы, маги, предлагаем вам: учитесь, перенимайте все наши навыки. Мы готовы полностью раскрыться перед вами.

— Вы так сильно в нас нуждаетесь?

— Да. Вы нужны нам как помощники.

— Объясни.

— Те миры, которые мы умеем создавать, никому не доступны. Даже сам маг не может физически проникнуть в них и вынужден оставаться сторонним наблюдателем.

— Ну и что? Зачем вам туда проникать?

— Сам поразмысли. Оперируй не годами, не столетиями, а миллионолетиями. Согласно второму закону термодинамики, в ходе любого процесса происходит увеличение энтропии, то есть отходов образуется много больше, чем полезного продукта. Как следствие, в результате жизнедеятельности человека обязательно происходит деградация окружающей среды. Человечество почти вычерпало ресурсы своей родной планеты — Земли, прежде чем открыло способ преодолевать галактические расстояния. А дальше еще хуже: из многих сотен и тысяч планет только единицы доступны для колонизации, но и они требуют неисчислимо большего вложения сил, чем когда-то Земля. Вот, например, Ремита — мир, довольно удобный для проживания человека, но и он нуждается в коренной перестройке, переделке под потребности людей. Освоим мы все подобные планеты, затем примемся за другие, менее удобные и так далее. Все больше трудностей, больше всевозможных переделок и, как следствие, все больше и больше отходов и прочего мусора. Пройдет некоторое время — нам покажется малой Галактика. Потом — местное скопление галактик и так далее. И все-таки через конечный промежуток времени человечество прекратит свой рост и начнет деградировать.

— Ну, когда это еще будет…

— Довольно скоро по космическим меркам. Особенно если учесть, что индивидуальная человеческая жизнь сейчас значительно удлинилась. Можно, конечно, как говорят, развиваться "внутрь" себя. Это мы уже наблюдаем на давно освоенных планетах. Да чего далеко-то ходить: возьми своего хорошего знакомого, Эса Мерлина. При всей своей энергичности и жажде деятельности он все свободное время посвящает просматриванию бсинкт, созданных, кстати, моей двоюродной сестрой, Ларой.

— Не вижу в этом ничего дурного.

— Плохо то, что постепенно происходит отказ от активной деятельности, от дальнейшего познания законов природы.

— В чем вы видите нашу помощь?

Месенн пристально посмотрел на Олмира.

— Что ты делаешь? Прекрати. Под твоим взглядом у меня противно жужжит в голове.

— Извини, я хотел убедиться, можешь ли ты делать то, что нужно.

— Убедился?

— Мне показалось, что можешь.

— Что именно?

— Создавать виерные поля, противоположные тем, которые умеет генерировать мой мозг. При наложении наших полей сконструированные мною миры можно фиксировать в высших измерениях пространства. Тем самым они станут доступными для всех.

— Ну и что из этого?

— Человечество получит возможность осваивать бесконечное количество новых вселенных. Исчезнут все ограничения для его роста.

— Прямо как раковая опухоль…

— Да, можно и так сказать. Но эта "опухоль" будет нести новую жизнь, новые возможности. Мы построим миры, в которых человеческая мысль будет непосредственной производительной и преобразовательной силой. Любой человек там будет волшебником, по своей прихоти и фантазии создавая все, что он захочет. Тем самым люди приобретут возможность безграничного совершенствования. Далее, у одних из наших виртуальных созданий мы переняли технологию, позволяющую устанавливать любую причинно-следственную связь и, как частность… воскрешать умерших людей.

Вот это да! Олмир даже раскашлялся от волнения. Придя в себя, спросил в лоб:

— Вы можете воскресить моих родителей?

— Все зависит от того, что стало с их телами, но… полагаю, что такая задача скоро будет нам по плечу. Я думаю, со временем мы сможем возвращать в наш мир даже давно живших людей, от которых остались одни только воспоминания.

— Одни воспоминания? А… если наладить процесс оживления на полную катушку, то… в будущем можно будет вернуть к жизни вообще всех когда бы то ни живших людей? Один оживший вспомнит о десяти своих современниках, каждый из которых — еще о десяти других, и так далее. Покатится волна воспоминаний, пока не вовлечет всех.

— Ты быстро соображаешь. Да, такая возможность в принципе допускается. Вот тогда-то для их расселения и понадобятся рукотворные миры.

— Я мечтаю устранить огромную несправедливость — ныне живущие считаются бессмертными, а раньше люди умирали совсем молодыми. А там еще и войны всякие случались, болезни и прочее. Нехорошо, когда одним много, а другим ничего, — Олмир промолчал о мириадах других своих мыслей, вызванных словами мага.

— Да, конечно, несправедливость надо устранить, — сказал Месенн, с изумлением посмотрев на Олмира.

— Так ты говоришь, что умеешь создавать новые вселенные со своими разумными обитателями… Интересно. А может, нас тоже кто-нибудь создал? И тоже ждет чего-то для себя полезного, наблюдая за нашей жизнью? Как ты думаешь?

— Этот вопрос давно не дает нам покоя. Скажу откровенно: мы не знаем на него ответа. Кстати, ты читал Надвратную проповедь Уренара?

— Нет. У нас, на Ремите, религиозная литература как-то не в почете.

— Хватает песен Служителей?

— Не понимаю, причем здесь они. Но не отвлекайся, расскажи про проповедь.

— Уренар проводит мысль, что мы сами создали себя. Рассуждения примерно следующие. Как наиболее полно осознать свое существование? Самый простой способ — отделить себя от остального мира, как бы посмотреться в зеркало. Видимый нами мир и мы сами и есть то "зеркало", созданное некой… Первопричиной для подтверждения своего существования. Причем человек как существо разумное — точная копия Создателя мира, поскольку любое ничтожно малое различие делает бессмысленным сотворение "зеркала", иными словами — существование вещного мира. Остается мысленно замкнуть временную ось, чтобы прийти к заключению, что Вселенная создана нами. Внутренняя красота этого предположения — в сближении малого и большого: каждый человек живет для того, чтобы дать жизнь своим детям, а человечество в целом — чтобы создать самое себя. И впридачу весь окружающий мир.

— А как же другие расы разумных?

— Ну, они, наверное, участвуют в создании Вселенной наравне с нами.

— Интересно…

Загудел зуммер вызова. Олмир дал разрешение на соединение. Перед ним возникла возмущенная Варвара.

— Олег, — сказала она, — сколько тебя можно ждать? Мы собрались в твоей столовой, но нас не кормят под тем предлогом, что нет тебя. Ты скоро? Помочь тебе?

— Я сейчас подойду, — ответил Олмир, отключаясь. Повернувшись к Месенну, продолжил разговор: — Я думаю, мы дадим согласие помогать вам. Что для этого мы должны делать?

— Те из вас, у которых высокое, как вы называете, Совершенство, должны научиться управлять своей силой. Мы готовы стать вашими учителями.

— Так, значит, вы предлагаете нам учиться. Лоркас тоже постоянно об этом твердит. В итоге я всю жизнь только то и делаю, что учусь. Надоело уже. Мой отец учился у вас?

— Свое согласие он, конечно, дал, но… усидчивости ему явно не хватало.

— Настолько тяжела и трудна будет наша учеба?

— Скажу честно: очень трудна. Но у вас будут хорошие учителя. Сначала Дикий Маг, затем сюда прибудет сам Марий, наш старейшина.

— Как я понимаю, вам требуется наше добровольное согласие на многие годы мучений?

— Ну, не так уж и долго продлится обучение. Лет пять, не больше.

— Хорошо. Я думаю, что смогу принять ваше предложение. А также смогу уговорить учиться других детей с высоким Совершенством. Однако вы должны принять некоторые наши условия.

— Я слушаю.

— Во-первых, вы должны раскрыть нам все свои секреты. Передать нам все свои знания об окружающем мире, все технологии.

— Нет проблем. Мы же родственники, хоть и дальние. Какие могут быть секреты от родственников?

— Во-вторых, вы поможете нам построить нуль-туннель для доставки грузов на околопланетную орбиту.

— О подобной мелочи вообще не стоит говорить. Мы построим все, что вам нужно.

— Вы поможете нам развить промышленность и науку так, чтобы мы не зависели от импорта высокотехнологичной продукции, а все ремитцы могли бы приобретать санаторные путевки на Фею.

— Зачем им путевки? Мы можем у вас построить оздоровительный комплекс, обладающий аналогичными возможностями по омолаживанию человека. Заодно построим и самый современный Технический центр.

— И, наверное, последнее. Думаю, это будет также и в ваших интересах. Вы окажете нам содействие в… защите от нездорового любопытства Содружества к нашей жизни.

— Это будет самое трудное. Могу лишь обещать, что попытаемся. Итак, договорились? — спросил Месенн, протягивая ладонь для рукопожатия.

— Договорились, — сказал Олмир, пожимая руку мага. — Я приглашаю тебя на обед. Ты познакомишься со многими из тех, у кого высокое Совершенство.

— Спасибо. Как-нибудь в другой раз. Сейчас у меня дела. Когда вы будете готовы начать учиться?

— Думаю, что уже через несколько дней. Меня должны избрать королем. Один мальчик должен вылечиться. Потом, надо будет навести элементарный порядок во вверенном мне королевстве.

Месенн пристально посмотрел на Олмира.

— Я чувствую, что на тебе не только Метка Удачи, — сказал он. — Ты наделен гораздо более серьезным качеством: всегда и всюду вопреки всякой логике ты призван быть победителем.

— Это лесть?

— Нет, это сухая констатация фактов. Знаешь, каков был наиболее вероятный сценарий развития Ремиты?

— Расскажи.

— Нельзя безнаказанно играть с надуманными общественными реалиями. Подавляющее большинство жителей Ремиты привыкло к теперешней, вообще говоря неестественной жизни, довольно своим существованием и, как следствие, не желает никаких перемен. В этой связи они неосознанно стремятся к тому, чтобы следование Предназначению окончательно превратилось в самоцель. Для этого будут последовательно уничтожаться все носители высокого Совершенства, общественный строй окончательно закостенеет, а Служители выродятся в касту жрецов. Если бы не… кое-какие шаги, предпринятые нами вместе с твоим отцом, это произошло бы уже сейчас.

— Я приложу все силы, чтобы такие прогнозы не сбылись.

— Ну, давай, работай. До встречи, — сказал Месенн и… растаял в воздухе.

Придя в себя, Олмир вызвал Леона.

— Можно ли отправить Председателю Академии наук графу Миркову такую запись моего разговора с Месенном, чтобы он не мог показать ее больше никому?

— Отправим ему монокуляр разового чтения с копией записи Вашей беседы. Прочитать текст сможет только один человек. Не обязательно, конечно, это будет граф Мирков, но…

— Тогда отправьте ему такой монокуляр. Пошлите также приглашение на приватную беседу, посвященную обсуждению вопросов выбора нового короля. И сообщите, что его дочь, Варвара Миркова, нашлась и ожидает встречи с отцом в моем дворце.

— Будет исполнено, мой герцог!

Обед прошел в необычайно веселой обстановке. Первые эмоции были выплеснуты, и сейчас объединенными усилиями воссоздавалась полная картина прошедших с ними событий.

Отряд Винтера, оказывается, схватили вечером второго дня путешествия по сельве, во время привала на крутой возвышенности, почти лишенной высоких деревьев. Усыпив, привезли в какой-то сарай, где томились Варя и миссис Макгорн. К тому времени Варвара уже научила тюремщиков уважительно обращаться с ней, и поэтому они срочно стали искать место, где можно было бы запереть захваченных людей и не общаться с ними. Нашли подходящий бункер и предоставили пленников самим себе.

Зоя с Ваном немедленно принялись с помощью Горгончика создавать мультфильм-послание. Они сразу решили придумать такую форму письма, чтобы тюремщики ничего не заподозрили и не отправили бы их в новое место заточения. Трудности, которые приходилось им при этом преодолевать, были огромными: достаточно сказать, что в качестве инструмента они могли использовать только Зоину заколку для волос.

Тем временем Винтер с Аполлоном стали копаться в системе открывания дверей. Где-то через сутки им удалось открыть двери изнутри. Винтер с профессором Макгорном набросились на часового, а Аполлон, схватив Горгончика, побежал прочь. Расправившись с напавшими на него мужчинами, часовой вызвал подмогу для поисков сбежавшего мальчика. При поимке Аполлон отчаянно сопротивлялся, и ему поломали обе руки. Кое-как оказали первую помощь, наложив специальные бинты, и водворили обратно в бункер.

О Горгончике, естественно, никто из тюремщиков и не вспомнил. А задание свое он выполнил. Зоя заметила, как мигнули осветительные лампы: это храбрый роботенок пожертвовал собой, замкнув силовые кабели, подводящие в бункер электричество извне. Горгончик почти мгновенно сгорел, но успел-таки передать сообщение на волю — на Ремите, как и почти всюду в Содружестве, обычные электрические сети широко использовались для передачи различных информационных сообщений.

— Его надо похоронить как героя, — сказал Олмир.

— Правильно! И памятник поставим. Поедем, найдем его останки, — тут же поддержал друга Ван.

Не засиживаясь за столом, все дети отправились обратно в бункер, отыскали маленькое сожженное тельце Горгончика и торжественно похоронили его на берегу главного дворцового озера. Зоя с Селеной сильно плакали.

На следующий день сразу после завтрака во дворец прибыл Леопольд Мирков за дочерью. Председатель Академии наук был настоящим ученым, и необузданное любопытство являлось самым слабым местом его натуры, его ахиллесовой пятой. Он заверил Олмира, что окажет ему поддержку в Коронном Совете. Варвара, присутствующая при их разговоре, конечно же, не могла не воспользоваться удобной возможностью и не выторговать что-то для себя. Олмир вынужден был обещать, что назначит ее Первой фрейлиной.

Потом пришло сообщение, что в столицу доставили живого Змея, предназначенного для полетов. Олмир с Ваном поехали изучать повадки монстра и провели за этим занятием целый вечер. Когда они вернулись во дворец, Леон доложил, что прибыл Верховный Служитель и уже третий час дожидается своего сына в приемной.

Выйдя к графу Мерсье, Олмир сказал:

— Ваша Духовность, я бы хотел, чтобы вы посмотрели запись моего разговора с магом Месенном. Вот вам монокуляр разового чтения. Я также хочу, чтобы вы ознакомились вот с этими материалами, доказывающими потребление членами Коллегии Служителей рененя. Меня удивляет, что ваши товарищи ратуют за неукоснительное выполнение правил следования Предназначению, а сами при этом их нарушают. Пусть определятся: либо то, либо другое. Если же они будут упорствовать в своем лицемерии и ошибаться в выборе правильной кандидатуры короля, то нам придется опубликовать эти материалы.

Сколько упреков потом услышал Олмир от канцлера по поводу такого непродуманного предложения! Этот его неосторожный шаг породил в будущем массу проблем.

— Подобные действия, дорогой мой, квалифицируются как грубый шантаж…

— А меня не интересует, что они про это скажут. Я поступаю так, как считаю нужным. Извините, я иду прощаться с Аполлоном. С Ваном я не прощаюсь, так как он обещал каждый день навещать меня.

Аполлона Шойского удалось перехватить в последний момент перед его отлетом в Сольдерио, к дедушке, когда он уже садился в лит.

— Что тебе надо? — недружелюбно спросил он Олмира.

— Поговорить.

— Нам не о чем разговаривать!

— Почему? Ты храбро себя вел. Я горжусь своим знакомством с тобой.

— Надо же! — Аполлон, прижав к груди перевязанные руки, лихорадочно подыскивал какую-нибудь колкость. И придумал: — Ты знаешь, что в сельве я спал с твоей Зойкой?

Какой же он все-таки ребенок, подумал Олмир и с улыбкой сказал:

— Я тоже в сельве спал рядом с твоей Юлианной.

Аполлон, поперхнувшись воздухом при вдохе, отвернулся.

— Что тебе от меня надо?

— Ты сказал Селене, что больше не будешь учиться у Лоркаса.

— Да, сказал. И что с того?

— Почему?

— Я решил по-настоящему начать рисовать. Это единственная область, где я могу тебя обойти.

— Помнишь, ты должен выполнить одно мое желание?

— Говори, я слушаю.

— Я хочу, чтобы из всех художников Ремиты я со спокойной совестью мог бы выбрать тебя для написания портрета властвующего короля.

— Какое-то странное желание. Это всегда поручают лучшему художнику планеты.

— Вот я и хочу, чтобы ты стал лучшим.

— Так… Ничего не понимаю. Ты обещаешь голосовать за меня… А какой тебе в этом интерес?

— Я хочу, чтобы мы не чувствовали себя врагами.

— Да? Я подумаю над твоим предложением. Хорошее у тебя желание. Молодец. Спасибо за добрые слова. Я не останусь в долгу. Обещаю проголосовать за избрание тебя королем. После того как дед обжегся, вскрывая твою посылку, он вообще впал в депрессию. Вместо него представлять Дом Кабана в Коронном Совете буду я.

— Очень приятно. Я этого не знал.

— Тебе, может, что-то и приятно, а мне нет. Скажу откровенно: я, наверное, буду голосовать за тебя только потому, что самому мне корона пока не светит. Но сейчас я должен лететь домой. Дай пройти.

— До свидания, Полло.

Аполлон, не отвечая, сел в лит. За ним следом заскочил охранник и захлопнул люк.

Полет

В назначенный час Олмир, на прощание помахав рукой многочисленным болельщикам, медленно пошел к привязанному Змею. Вспомнились насмешки Зои: он-де так вжился в образ очень важной персоны, что стал не ходить, а шествовать, не есть, а принимать пищу, не смотреть, а милостиво обращать внимание, не спать, а почивать… Ладно, пусть смеется. Сейчас ему нельзя идти быстрее: он должен привыкнуть к Змею, почувствовать сложный ритм волн жизни, текущих в утробе монстра.

Выбранный для полета Змей был не самым маленьким, но и не гигантом. Метров сто в ширину, а длиной чуть меньше километра. По краям брюха дрожит бахрома щупалец — как маленьких, только что проклюнувшихся, так и рабочих и уже завершивших свою службу, высохших и кое-где обломанных. Рабочие щупальца, конечно, предназначались для добывания пищи, но главной их функцией было встряхивание чудовищного тела. Что поделаешь, коли у Змея нет сердца, а циркуляцию питательных веществ надо каким-то образом обеспечивать. Змей с такой силой хлестал себя по бокам, что попадись на пути щупалец хрупкое тело человека, оно превратилось бы, наверное, в маленькое кровавое пятнышко.

Остановившись на некотором удалении от монстра, Олмир смотрел на него до тех пор, пока не почувствовал, что может предугадывать, когда, как и какое щупальце будет двигаться. После этого он бросился к Змею и запрыгнул в "сбрую" — так называлось сложное плетение из упругих шнуров, одни концы которых крепились к телу чудовища, а другие образовывали нечто вроде мостков посредине его брюха. Бегая по этим мосткам, можно было увертываться от ударов щупалец.

Его отец, Олмир Обаятельный, погиб оттого, что несколько шнуров оказались подрезанными, и он упал с большой высоты. Сейчас сбруя, несомненно, была в полном порядке: накануне ее лично проверил Кокроша. Наставник надежный человек.

Управлять полетом Змея предполагалось с помощью двух веревок, красной и синей. При натягивании красной в утробе Змея увеличивалось выделение тепла, тело его раздувалось и поднималось выше. При натягивании синей веревки, наоборот, Змей опускался.

Подав знак, чтобы отцепили тросы, привязывающие Змея к земле, Олмир решительно потянул за красную веревку. Тут же участились удары щупалец, заставляя быстро бегать по мосткам. Некогда стало смотреть по сторонам, и Олмир не сумел насладиться взмыванием вверх.

Когда фигурки людей на земле стали еле различимы, он прекратил подъем. Начался свободный полет.

Ветер дул мощно и ровно, и Змей вместе с молодым герцогом величаво проплывал над городом. Легко предугадывая удары щупалец, Олмир стал тяготиться монотонностью полета, и мысли его потекли свободно.

Скоро он приземлится за городской чертой. Триумфально вернется во дворец. Откроет заседание Коронного Совета. На повестке дня два вопроса: избрание его королем и утверждение регламента открывающихся послезавтра Летних спортивных игр.

Против его избрания только Виктор Луонский. Но не все так просто. Коллегия Служителей объявила о самороспуске: товарищи Жана Мерсье не поддались шантажу и решили, что лучше позор, чем участие в выдвижении на престол человека, продемонстрировавшего непочтительное отношение к их сословию. Регент Цезийский тоже подложил свинью, прислав сообщение, что не прибудет на заседание Совета, но присоединяется к мнению большинства. Юристы, посовещавшись, решили, что более правильно, однако, трактовать такую позицию Дома Петуха как вообще отказ от голосования. Итак, один голос против, два — ни "да", ни "нет". Более нельзя терять ни одного. Вот и приходится поэтому принимать предложение Александра Кунтуэского: его голос "за" в обмен на обещание не расследовать роль Дома Павлина во всех последних происшествиях — похищении людей, засылке наемных убийц, расстреле литов, посланных Луонским к школе, и других. В числе этих "других" много чего. Одни сломанные руки Аполлона Шойского чего стоят, не говоря уже о переживаниях Зои в заточении и ее слезах по поводу гибели Горгончика… Несправедливо, неправильно поступать таким образом. Но ничего не поделаешь. Такова большая политика: если в тебе заинтересованы, ты можешь делать все, что угодно, оставаясь безнаказанным.

Он, Олмир, помнится, публично заявлял о том, что будет единогласно выбран королем. И кто тянул тогда его за язык? Впредь надо быть более сдержанным, не давать громких обещаний. Да и вообще желательно меньше говорить, да больше делать.

Сразу после заседания Совета он подпишет много важных бумаг — целая их кипа давно лежит на столе в парадном кабинете. Первым делом он уволит начальника королевской Службы безопасности. Отдать бы предателя под суд, но… даже бывших руководителей спецорганов, как говорит Кокроша, не осуждают публично. Второй в стопке лежит Предписание родовому собранию Дома Дракона избрать своей главой Зою. Виктор Луонский не может исполнять герцогские обязанности, так как его Совершенство недопустимо мало.

А ведь кроме Зои среди Луонских нет более ни одного человека с высоким Совершенством. Представители всех боковых ветвей Сеонских тоже почти не отличаются от обычных людей. Другие Большие Дома также обескровлены. Это порождает свои проблемы. После того, как Зоя выйдет за него замуж, придется, видимо, расформировать Дом Дракона. Вместо него создать новый — Дом Оленя, поставив во главе его Варвару Миркову. Тогда, может быть, удастся уговорить ее отказаться от титула Первой фрейлины в пользу Селенки… Правда, Зоя будет недовольна таким назначением…

Есть у него великая мечта: оживить своих родителей и вообще всех-всех когда бы то ни живших людей, хороших и плохих, добрых и злых, — Месенн, помнится, говорил, что сейчас это представляется теоретически возможным. И всех сделать счастливыми и довольными своей судьбой. Как было бы здорово! А потом разгадать все-таки то, ради чего существует человек… Жаль только, что очень даже не скоро эта его мечта сбудется. Ой как непросто будет претворить ее в жизнь.

Столько дел предстоит. Ожидается трудная борьба с фанатизмом Служителей. Придется долго убеждать и сторонников Адольфа Бюлова в необходимости реформ. А также искать виновного необъяснимой череды случайностей, приведших к гибели многих выдающихся людей планеты, в том числе его матери, Элеоноры Ремитской. Требуют расследования и обстоятельства гибели отца. Предстоит разобраться, каким это образом лазутчикам столь легко удалось превратить школьных пчел-защитников в убийц. Содружество, прослышав про особые отношения Ремиты с меритскими магами, наверняка направит сюда тьму агентов влияния и обыкновенных шпионов. Попробуй-ка, вылови их. А тут еще Александр Кунтуэский затаился до поры до времени, словно смертельно ядовитая змея за пазухой. Все бы ничего, но за ним наверняка прячется еще более ловкий и коварный кукловод…

Когда-то он переживал, что у него появился один враг — Алик. А сейчас его окружают многие тысячи явных и тайных недоброжелателей и противников, а то и просто завистников. И никуда от них не денешься, не сбежишь. Придется мирно уживаться с ними со всеми, умудряться искать компромиссы и заключать временные союзы. И при этом делать то, что следует, что должен. Как канатоходец, упорно идущий вперед, несмотря на зияющие пропасти справа и слева. Таков мир, в котором нам всем посчастливилось появиться, и следует много потрудиться, чтобы он стал чуточку добрее.

И Олмир, закрыв на мгновение глаза, внутренним зрением увидел великое множество событий, которые когда-то произойдут с ним.

Много чего будет. Но обо всем этом будет рассказано в других историях, потому что…