Объект (СИ)

Глава 4

Беспокойный, подкравшийся под утро сон, как и накануне, прервал вызов устройства связи. Не без внутреннего трепета активировала сигнал, чтобы услышать:

— Мария Григорьевна? Собирайтесь. Группа приступит к работе с объектом через час.

Бесстрастный голос инструктора вызвал облегчение. Все не так жутко, как я себе навыдумывала. И, по крайней мере мне, ничего не сделают.

«Скажу им, что отказываюсь», — решила я, собираясь. Участвовать в этих мучениях я была не способна.

С этим стойким убеждением в сопровождении военного прибыла к месту сбора. Тут и начались странности… Сегодня меня не «укомплектовывали» средствами защиты, не повторяли уже привычных инструкций. Адмирал тоже впервые присутствовал при сборах нашей группы.

— Мы решили дать вам шанс, — с толикой злорадства в глазах сообщил он мне.

О, нет…

— Вы — лучший способ достучаться до пленника, а для вас это прекрасная возможность продемонстрировать нам все достоинства цивилизованного подхода, — прокомментировал ситуацию штатный психолог, наблюдая за мной с явным «научным» интересом. — Психологически ни один из нас не окажет на роденца того давления, которое невольно сможете продемонстрировать вы. Это очень многообещающий вариант.

О чем он говорит? Я в состоянии паники рванула в сторону. В этот миг не думала о невозможности покинуть это место, избежать уготованного… Что я против них? Против всех них?.. Я даже боялась представить, что они задумали.

Тяжелая рука ближайшего ко мне военного опустилась на плечо, удержав на месте.

— Мария Григорьевна! Где ваше стремление помочь ближнему, продемонстрированное накануне? — «пошутил» инструктор, и меня практически в принудительном порядке потянули в направлении капсулы, где содержался роденец.

Электрическое поле вокруг пропало, позволяя нам добраться к цели.

В этот раз никто не рассредотачивался вдоль стен, пленника отделяла от нас вспыхнувшая временная волновая преграда. Меня втолкнули в крошечное пространство капсулы и практически сразу дверь за моей спиной захлопнулась, отрезая от своих. А защитное поле, удерживающее роденца, исчезло…

Одновременно с исчезновением треска и искр электрических разрядов пропал и свет, погружая все вокруг в жуткую пугающую тьму. Вжавшись в дверь, затаилась, ежесекундно ожидая нападения роденца. Все добрые чувства и благие намерения покинули меня мгновенно, оставив в памяти лишь жуткое воспоминание о его агрессии, когда я первый раз появилась в капсуле. Душили обида, злость и ярость на своих, фактически сделавших меня разменной монетой. Такое предательство! Как они смогли?!

И было страшно… До одури жутко — я не представляла, чего ожидать от пленника.

Темнота не позволяла ничего увидеть. Слух подводил, заглушаемый шумом крови. Тело напоминало натянутую струну, настолько колоссальным было напряжение. Не знаю, сколько времени провела в этом состоянии, прежде чем начать медленно съезжать по стене на пол.

Сжавшись возле входа, чувствуя, как беззвучно текут из глаз слезы, все же смогла разобрать «шипение» роденца:

— Зачем? Зачем это? Надолго?

Голос выдавал не ярость, а — страх!

— Меня… — я не могла подобрать слов, чтобы объяснить чужаку, что свои поступили со мной не лучше, чем с ним. — Меня… Все решили, что от моего присутствия вы станете сговорчивее… Не представляю, насколько…

Говорить с ним, когда меня душили рыдания, было трудно. Отчаяние и обида угнетали сильнее, чем ужас перед дальнейшим. Вероятно, мое ответное шипение было неразборчивым, но он понял.

— Это недопустимо!

Вот сейчас в голосе зазвучала ярость. Та самая, знакомая мне по первому визиту. Сгорбившись, приготовилась к его атаке, понимая, что в этот раз остановить роденца некому.

Но меня никто даже не коснулся.

Зато со стороны моего нежеланного соседа продолжало доноситься взбешенное шипение. И, судя по тому, что я, как ни вслушивалась, не могла уловить никакой смысловой нагрузки, это были просто вопли ярости.

Мне они ничего хорошего не сулили.

— Спите.

Неожиданное предложение несколько обескуражило. Ожидала чего угодно, только не этих слов. Поэтому и ответила честно:

— Не могу, страшно.

— Спите! У вас мало времени.

Что хотел этим сказать роденец, я не совсем поняла, но тот факт, что ему удалось обуздать собственные эмоции, отметила.

И наступила тишина.

Спать я не могла: в слишком потрясенном и перевозбужденном состоянии находилась. И не доверяла мужчине, что был где-то совсем рядом, в крошечном, укрытой тьмой, помещении. В памяти всплыли его слова о голоде, о том, что он способен питаться мной…

«Вдруг его слова — это специальный обманный маневр?» — я изнывала от страха, опасаясь, что он выжидает момент, чтобы… ну, откусить от меня кусок…

Со стороны роденца изредка доносились равномерные то ли шелестящие звуки, то ли вздохи. Неужели он действительно спит?

Прошло полчаса, может быть минут сорок, когда… начался конец света!

Тьма сменилась резким, яростно-ярким светом, ослепившим и заставившим ощутить резь в глазах. И одновременно жуткая какофония совершенно бессвязных и оглушающих звуков загрохотала вокруг. В маленьком изолированном пространстве капсулы это оказывало ужасающий эффект.

Импульсивно прижала руки к ушам в тщетной попытке приглушить дикий грохот и сидела, зажмурившись и пытаясь свыкнуться со светом. Едва смогла открыть глаза, как снова вернулась тьма. Но тишина с ней не вернулась…

Не видя ничего вокруг после слепящего света, отчаянно терла глаза, когда по ушам ударили новые — очень высокие и неприятные — звуки. Махнув рукой на глаза, вновь зажала ладонями уши, не замечая, что уже окончательно сползла на пол и бьюсь о стену в надежде прекратить этот ужас.

И снова яркий свет и грохот!

А на смену ему тьма и разрывающий барабанные перепонки визг…

Свет!

Тьма!

Грохот!

Визг!

И снова, и снова…

Не представляю, сколько времени продолжался этот ад. Часы? Дни?

Я была полностью дезориентирована, потерявшись и отупев, утратив возможность реагировать хоть на что-то. Я дошла до крайности, измучилась и ощущала себя сплошным сгустком боли. Не физической… Боль зарождалась где-то в висках, пульсируя и нарастая. Она растекалась по телу, лишая чувствительности, действуя как наркоз — «отключая» все прочие ощущения. В моем настоящем осталось одно — повсеместная боль!

О роденце я не думала. О том, что рядом, подобно мне, мучается еще кто-то, эгоистично не способна была думать. Слишком плохо, чудовищно плохо было мне самой!

Когда глаза перестали различать свет и тьму, а в ушах визг и грохот слились в сплошной гул, сверху ударила вода!

Я не осознавала уже, на каком свете нахожусь, не чувствовала окружающее пространство, поэтому острые холодные струи едва не уничтожили меня. Захлебываясь в отчаянной попытке увернуться и поймать хоть глоток воздуха, задергалась на полу. Казалось, вода льет отовсюду — потолок, стены…

И я неминуемо захлебнулась бы, если бы неожиданно кто-то не дернул, вынуждая подняться, встать на ноги.

Для измученного тела это было непосильной нагрузкой, я не чувствовала ни ног, ни рук. Но инстинктивно почувствовав в роденце (а именно он тянул меня вверх) единственный шанс на спасение, вцепилась в мужчину со всей силы. И сейчас я не думала о том, что могу стать его добычей. Это перестало быть актуальным.

Мы застыли посреди комнаты лицом к лицу, соприкоснувшись лбами, поддерживая друг друга. Шатало обоих. И если со мной весь этот ужас случился впервые, то с ним?..

Я не представляла, как он выдерживает эти пытки, как может еще сохранять рассудок, сопротивляться?!

Свет горел. Я была уверена — за нами наблюдает не одна пара глаз. Наблюдают с целью понять, как сломить нас… его…

«Дождь» продолжался долго. Вода исчезала во множестве крошечных отверстий, что имелись в полу капсулы. Влага насквозь пропитала нашу одежду, заставила меня дрожать от холода. И бессилия. Хотелось выть, кричать, умолять о помощи… Вот только кого? Тех, кто, отправляя меня сюда, наверняка предвидел мою реакцию?..

Колючие струи воды пропали так же неожиданно, как появились. Все — свет, вода и шум — исчезло одновременно. Но мы какое-то время по инерции продолжали стоять. Лично я не верила, что это конец. Да и сил на то, чтобы отстраниться, не было.

Но тьму и тишину ничто не нарушало. И постепенно в сознании начал разгораться лучик слабой надежды — все! Едва мысль была осознана мною, как силы (непонятно какие), поддерживающие меня, исчезли. Тело рухнуло на влажный пол. Прямо в лужи скопившейся в углублениях влаги.

Мне хотелось одного — наконец-то забыться в спасительном беспамятстве.

— Пей! — шипение роденца было слабым, но я услышала его. И даже попыталась понять. О чем он?

— Пей воду на полу, — с надрывным усилием повторил он.

Одного его совета я уже не послушалась…

«На что способны обитатели этой базы?» — называть их людьми я была не способна.

Сил хватило лишь на то, чтобы уронить голову набок, щекой прижавшись к мокрой поверхности. Губы приоткрылись, и я втянула в себя несколько глотков воды, что скопилась в ямке возле лица. О том, что уподобляюсь животному, не думала. Думать не могла совсем — слишком ужасно болела голова и давило собственное бессилие.

Где-то рядом своим замерзшим телом, закованным в мокрую броню одежды, я ощущала другое тело. И его присутствие сводило с ума, порождая в душе отчаянный вопрос:

— Это еще повторится?

— Да, — хриплое шипение ответа. — Каждый день. Иногда не по разу. Спи. Времени мало.

Душу заполнила ненависть. Горькая, отчаянная и злая. Ненависть к своим, к тем, кто был способен на такое. И спать я не могла, вопреки отчаянному желанию. Слишком мое тело и психика были не приспособлены к таким «перегрузкам». Постепенно приходило осознание — то, что во время мучений было мне недоступно. До меня начал доходить весь ужас моего нынешнего положения…

Его безысходность…

«Отпустят ли меня домой? Вырвусь ли я когда-нибудь из этого места?»

Но я отчетливо понимала, что свидетели таких событий никому не нужны. И что меня уже «списали», низведя до положения расходного материала. И это было страшно.

От внезапного «отходняка» затрясло тело. Зубы стучали, дрожь волнами прокатывалась по членам. О сне не могло быть и речи.

«Объект» — до меня только сейчас дошел смысл этого слова во всей его неприглядности. Ничем не прикрытая правда.

Роденец придвинулся вплотную, заставив в первый миг вздрогнуть, ощутив в темноте прикосновение к коже влажной одежды. И замереть — неужели вот сейчас?..

Но есть меня никто не стал. Мужчина лишь тесно прижался ко мне, позволяя укрытому где-то в глубинах наших тел теплу объединиться, удвоив усилия по обогреву наших переохлажденных организмов. Его руки потянулись к моим ладоням, сжимая их, растирая. На большее не хватало сил.

— Такому нельзя подвергать женщину, — яростно прошипел он. — Вы — чудовища!

А я почувствовала, как из глаз потекли соленые ручейки. Так дико было в этом странном, опасном и чуждом существе обнаружить созвучные собственным суждения. Только я бы выразилась иначе: подобному нельзя подвергать никого — ни мужчину, ни женщину. Это крайняя форма проявления бесчеловечности.