Теперь помолчали все мы. Я смотрела на Прия и думала. Он друг, враг или ни то, ни сё? Врага можно вычеркнуть — всё-таки не похож. Эгоист, преследующий свою выгоду? Но какая ему выгода в том, чтобы объединяться с заклеймёнными? Однако сейчас, после новости от тартарского куратора… не знаю, выдержу ли, если поверю и опять натолкнусь на предательство. Слишком тяжело. Больно обманываться в людях и терять надежду.
С другой стороны, если смотреть честно, предавали-то отнюдь не все. Даже наоборот — фактически подлость сделала только Лия. Шас обо мне заботился, Ликрий — тоже. Асс не оставил в беде, как и Вира, а Лисс так вообще был готов защищать ценой своей жизни. Прий, конечно, тартарец… но опекун тоже с аналогичным гражданством. Как и многие другие.
— Я бы не разрушала группу, — высказала своё решение эрхелка.
— Пожалуй, согласна, — повела рукой я. — Хотя ещё один вопрос есть. Если ты действительно на стороне байлогов, то почему у тебя в паспорте нет пометки о ненадёжности? Вообще нет? У тебя связи, есть кто-то высокопоставленный в покровителях? Тот, кто убирает метки?
— Нет, мне никто их не убирал. Их и не было, — лукаво муркнул прищурившийся Прий. — Не забывай: нужны не вынужденные, а добровольные и излишние контакты. Если работа или другая, даже личная, но серьёзная причина — то не считается. Без пометки мне было легче работать. Хотя нет гарантий, что и дальше удастся сохранить чистоту.
Миошан сказал, что скинет нам свое досье. Официальное, но к которому мы раньше допуска не имели.
— Надеюсь, почитав его, вы поймёте. Учтите — там реальные факты, правда. Но, одновременно, маскировка, — пояснил он.
А потом перевёл разговор на другое. Поскольку немалый кусок общежития вырезали и ликвидировали, многие студенты, в том числе мы и Прий, остались без комнат. Теперь всех пострадавших будут расселять заново.
— Большинство помещений рассчитаны на троих. А вас теперь двое. Софья опасна для меня по жизненным кодам, но я думаю, что нам всё равно рационально подать заявление на совместную комнату. Всё-таки мы — группа, нам предстоит жить и работать вместе, — пояснил миошан. Вздохнул и добавил: — Знаете, я не хотел, чтобы Ликрий так кончил.
— Нас ещё не двое, — упрямо возразила я.
Прий сочувственно погладил меня по руке.
— Вас — двое. Мне жаль, но Ликрия продали. Я не смог узнать куда, но, скорее всего, в какую-то арванскую древтарскую лабораторию.
Внутри будто что-то оборвалось.
— Но… но если лаборатория арванская… ведь он для них ценен… они же должны его спасти, — голос прозвучал как будто со стороны.
— Не знаю. Думаю, какая-то надежда есть, но не уверен. Он был для них ценен, пока был здоров и вменяем, — в словах миошана мне почудилась горечь. — Арваны вполне могут ставить любые эксперименты на себе подобных. И не считают это чем-то зазорным.
Я сжала кулаки и зажмурилась. Лисс. Ликрий. Скольких ещё придётся потерять?
— Так как насчёт комнаты? — напомнил Прий. — Меня уже скоро попросят освободить транспорт.
— Пусть будет общая, — за нас обоих решила Вира.
— Ещё кое-что. После возвращения вам придётся наверстывать по учёбе и свободного времени тоже будет мало. Поэтому я постараюсь прямо сегодня скинуть предложение. Официальное — чтобы не боялись обмана. Вроде бы знаю вас достаточно хорошо, поэтому могу сам купить вам необходимые вещи и обставить комнату.
— Спасибо, — попыталась улыбнуться я. В конце концов, почему бы и нет? Даже если Прий подведёт, предаст — буду точно знать, что с ним связываться не стоит.
В это время люк открылся и в транспорт вошла целая толпа народу. Два десятка псевдомоллюсков, пятеро черных и чешуйчатых (одним из которых был Лисс), ангелоподобный Русс и ещё два незнакомых человека. Миошан поспешно попрощался и покинул корабль. А мы остались. И отправились в путь.
После вылета охрана расслабилась и разошлась по своим делам. Только один многощупальцевый страж задержался, чтобы показать выделенную для нас каюту, но оставаться тоже не стал.
Оказалось, что миошан собрал нам не только компьютеры, а ещё необходимый минимум вещей. Даже немного одежды. Поскольку выходить не запретили, я вытащила из сумки Прия шорты с футболкой, натянула на тело и отправилась искать Лисса.
Но далеко не ушла. Соседнее купе было открыто, и через проём я заметила Ликрия. В отличие от нас, его продолжали сторожить два чёрных многощупальцевых создания. Но это было ожидаемо. В отличие от кое-чего другого. Застыв, я молча смотрела на впавшего в раннее детство и играющего с простым, но ярким конструктором друга.
Лысый. Ему опять, как в институте химеризма, удалили псевдоволосы. Почему-то именно эта деталь, вроде бы мелочь, окончательно убила всё ещё теплящуюся надежду. Ликрий не вернётся. Больше не сможет учиться вместе с нами.
Я рванулась к другу, но на полпути была остановлена чёрными жёсткими щупальцами.
— Объект представляет опасность, физический контакт запрещён, — сообщил псевдомоллюск.
— Ликрий… — прошептала я, опускаясь на колени: ноги не держали.
Химера отвлеклась от конструктора и внимательно посмотрела на меня.
— Я тебя помню. Ты меня накормила, когда так есть хотелось, что даже в сон тянуло, — в отличие от Лика, даже сейчас Ри хотя и выказывал эмоции, но говорил чисто и не запинаясь. — Ты красивая. Внутри. И хорошая. Но ты дружила со страшным байлогом.
С трудом сглотнула слезы. Невинные слова друга резали по живому.
— Ликрий, прости. Прости, если сможешь.
Мужчина взял из стоящей рядом миски сладость, встал и направился ко мне. Но тоже был остановлен охраной. Тогда Ри вручил лакомство псевдомоллюску.
— Отдай ей, — ткнул он в меня пальцем. — А ты не плачь, лучше кушай.
Страж сунул мне конфету и с явным намёком подтолкнул в сторону выхода. А стоило покинуть комнату, как и вовсе закрыл дверь.
Я тупо стояла перед запертым купе. Может, следовало бы попрощаться, смириться с тем, что мы не сможем ни учиться, ни работать вместе… но не получалось. Как не удавалось и совладать с болью. Да, Ри говорил верно: «У людей и у свекеров эмоциональная сфера играет большую роль». Не знаю, как там у свекеров, но у меня — точно. Ликрий стал для меня не просто другом, а очень близким человеком. Семьёй.
— Что с тобой? Тебе плохо? — в панике выскочил из-за угла Лисс. Вцепился мне в футболку и с тревогой заглянул в лицо.
От этого стало ещё хуже. Заметив Виру, я быстро обняла юношу и за его спиной на пальцах попросила подругу отвлечь внимание, позаботиться о байлоге. Мне необходимо побыть одной. Чтобы взять себя в руки и не натворить глупостей.
Эрхелка согласилась, сработав быстро и чисто. Я тоже помогла, соврав, что надо ещё решить кое-какие вопросы с местным начальством — в результате Лисс вместе с Вирой ушли в наше купе. А я всё ещё стояла в коридоре. Смотрела им вслед.
— Ты винишь Лисса?
Русс либо подошёл незаметно, либо вообще был свидетелем последней сцены. Я горько усмехнулась, вытерла слёзы и только после этого обернулась.
— Нет. Это был несчастный случай. Стечение обстоятельств.
Действительно, юношу винить не за что. Он сам испытал огромный шок. И винит себя. Незачем ещё добавлять.
— Отойдём, — скомандовал спецназовец и тут же пояснил: — Раз прикрылась нами как ширмой, будь любезна соответствовать.
Он проводил меня в зал отдыха или что-то подобное. Небольшое, но уютное помещение, уставленное растениями.
— У Ликрия есть шанс поправиться?
Русс сел в мягкое кресло и указал мне на такое же. Взял стакан с желтоватой жидкостью, повертел в руках, а потом поднялся и ненадолго отошёл к шкафу.
— Я могу и сам воздействовать, но думаю, так ты будешь меньше волноваться и фантазировать, — сообщил байлог, вернувшись и вручая мне стакан. — Здесь успокоительное.
Я поблагодарила движением руки и выпила лекарство.
— Не уверен. Точно сказать не могу. Думаю, что есть… но вероятность очень невелика, — дождавшись, пока я поставлю ёмкость, сказал спецназовец. Помолчал, а потом добавил: — Но Лисс тут не виноват.
— Я понимаю. Не собираюсь его бить за то, что случилось, — заверила древтарца.
— Ты не поняла, — нахмурился тот. — У Ликрия серьёзный случай. Ещё немного, и я бы без колебаний назвал его безнадёжным. Но он — химера, и намного меньше поддаётся нашему влиянию. А Лисс — молодой и очень слабый тартарец. Он физически не мог воздействовать настолько сильно, чтобы вызвать подобное состояние. Да, от Лисса арван в этой химере тоже бы спятил, но выправился бы самостоятельно буквально за пару стандартных недель.
Встав, сходила и набрала в стакан воды. Отпила, а потом долго рассматривал прозрачную гладь и то, как играет на ней свет.
— Кто, если не Лисс? Рядом больше никого не видела.
— Нам не обязательно быть в непосредственной близости, чтобы ударить по арвану, — сухо сообщил Русс. — Асс. Асс натворил дел… чувствую, будут к нам большие претензии из-за него, — спецназовец нехорошо усмехнулся. — Но это проблемы тартарцев. Они знали, кого им предлагают, и согласились. Да ещё и не обеспечили достаточной охраны, позволили постоянно провоцировать, нервировать и доводить Асса. Так что теперь пусть сами последствия расхлёбывают.
— Но Лисс говорил, что это он…
— Лисс плохо в этом разбирается. Он видел мало арванов, попавших под наше поле, и не может объективно оценить свою силу и результат. Сразу после убийства сородича Асс ударил по всем арванам, до которых мог дотянуться. По всем, кроме Радия — тому досталось только фоном, поэтому он скоро оправится. Остальных же бил прицельно, причём со всей силы.
Русс достал с полки вазу с фруктами и поставил передо мной:
— Угощайся, — помолчал и продолжил: — Хоть какой-то шанс есть у Ликрия и, насколько знаю, ещё одного арвана — с наиболее крепкой психикой. Но и у них он слабый. Больше в университете… во всём Бурзыле не осталось нормальных, вменяемых арванов.
— Остальные вообще не смогут поправиться? — сделала шокирующий вывод я.
— Да. Все другие пострадавшие арваны — безнадёжны, — подтвердил древтарец. — Чтобы обезвредить их на время, достаточно слегка задеть. Асс же, когда у него приступы, каждый раз будто в прошлое возвращается. В то время, когда из-за арванов близкие ему существа погибли. Вспоминает и не может сдержаться — во всю свою немалую силу атакует.
Кроме того, выяснилось, что куратор бил именно что по всем: как тем, кто проставил свою видовую принадлежность в паспорте, так и по скрытым. По взрослым и по только начинающим свой путь. Без разбора.
Я снова отхлебнула воды. Даже теперь легче не стало. Пусть причиной сумасшествия Ри был не Лисс, но Асс-то тоже навредил неосознанно. Мы знали, что он серьёзно болен. Ликрий тоже был в курсе — он и предупреждал. Кроме того, приступ у Асса начался не просто так — причина очень даже серьёзная. Куратора можно было бы обвинить, если бы он приехал в Тартар и ходил по университету по собственной инициативе. Но сомневаюсь, что Ассу дали хоть какой-то выбор. Скорее всего, психически больного байлога отправили на задание, не спросив его мнения. Поэтому куратора тоже винить не получается. Опять просто страшное стечение обстоятельств.
— Зачем ты мне сказал? — горько спросила я. — Всё равно хоть так, хоть эдак, получается что и Асс и Лисс — жертвы ситуации. Так какая разница?
— Я бы не хотел, чтобы Лисс повредил себе. Поэтому ему тоже сказал. Хотя он всё равно считает себя виноватым, — спецназовец взял фрукт и погладил блестящую кожицу. — Асс… как бы мне ни хотелось иного, но Асс уже безнадёжен. К тому же он искренне ненавидит арванов и готов их не просто обезвреживать, но и убивать. Кроме редкого исключения.
— То есть Асс считает, что поступил правильно? — подумав, тоже взяла плод. На вкус тот оказался приятным, сочным, слегка кисловатым, и с ярким запахом лимона.
— Асс чувствует свою вину. Но не перед арванами и не перед Ликрием, — сочувственно пояснил Русс. — Перед тобой. Перед нами — что подвёл. Перед ещё некоторыми знакомыми. Перед тартарскими байлогами.
Ещё немного поговорив, я ушла в своё купе. Да, на Асса есть небольшая обида… но именно что небольшая. Всё-таки он — больное существо и вовсе не всегда способен себя контролировать. Будь куратор злодеем осознанно, то уже давно мог бы повредить Ликрию. Но не стал. Даже защищал его — когда был во вменяемом состоянии. Судя по словам Русса — защищал, несмотря на то, что в глубине души не хотел. Уж это-то я хорошо запомнила.
Мы с Вирой немного пообщались с Лиссом, а потом подросток ушёл. Почти сбежал, признавшись, что находиться рядом с нами ему сейчас физически тяжело. Возможно это из-за той самой связи и отсутствием того, что Прий называл «необходимыми процедурами»?
Улеглась на койку, прикрыв глаза. Чуть больше чем за сутки произошло много событий. И узнать тоже удалось немало. Теперь надо подумать. Хорошо подумать и решить, как жить дальше.
С дополнительным кредитом на самом деле попали не только мы, а вообще все студенты, которые жили в разрушенной части общежития. Даже если они успели вынести личные вещи, то за обстановку комнаты всё равно придётся возмещать. Хорошо хоть не за само строение.
К счастью, информация не пропала. Все учебные, да и личные файлы дублировались на сервере университета — так что в этом плане лишних трат не предстоит. Поставив закачку, хмыкнула на появившееся предупреждение о том, что я нахожусь на закрытой территории Древтара и любые действия в сети проходят через специальный фильтр, отслеживаются и могут быть заблокированы. Но пока ни по скорости связи, ни по информации ограничений не заметно. Кстати, принесённый Прием экран действительно удобней — почти как тот, подержанный, который когда-то купила под контролем Шаса.
Щёлкнул компьютер, сигнализируя о новом сообщении: обещанном предложении миошана. Перед тем, как подтверждать, я внимательно прочитала текст, но ничего подозрительного не обнаружила. Даже платы за реальную услугу Прию не полагалось. Стопроцентных гарантий в Тартаре всё равно не получить, поэтому второй раз просмотрев договор, отправила своё согласие.
Только сейчас поняла, что есть то, на что обратила мало внимания. Почему Прий сказал нам, чем он занимался? Зачем открыл секрет, можно сказать, почти подставился? Особенно если считает меня подозрительной и возможным врагом? Даже если допустить, что я всё равно не смогу рассказать — как предупредил псевдомоллюск — всё равно странно. Прикрыв глаза, поудобнее устроилась на матрасе и закинула руки за голову. Пусть миошан получает только первое образование, но он истинный тартарец. Быстро ориентируется в ситуации. Например, с той же первой категорией ненадёжности и нашим коротким разговором насчёт Лии — наверняка многое понял и сделал свои выводы. Хорошо разбирается в особенностях чёрного государства, да и в людях — неплохо. По крайней мере, сейчас для меня действия Прия выглядят почти шагом навстречу. Выказывание доверия: как другу, коллеге, человеку. Благодаря словам миошана, уже не ощущаю себя в такой яме, а его — где-то наверху иерархии.
С Прия мысли перескочили на контроль и всеобщий шпионизм. В том числе — над извращенцами-самоубийцами. Перед тем, как подтвердить наши отказы и последние официальные решения, нам задавали вопрос о принуждении и тому подобном. Но к чему бы такие заморочки, если бы имелась возможность следить всегда и постоянно? Нет, судя по когда-то прочитанному описанию, через т’тагу ведётся именно что круглосуточное наблюдение и контроль. Получается, либо он ограниченный, либо его результаты не передают всем желающим. Причём даже высокопоставленным. Действительно, настоящая тирания древтарских спецслужб в данной области.
Кстати, сюда же можно добавить то, как подробно нам расписывали новые ограничения и о чём именно надо молчать. Даже если т’тага гарантирует соблюдение тайн, расчёт есть явно не только на неё, а и на нашу сознательность. А ещё из сложившийся у меня картины выбиваются новые сведения. Снова Прий. Вот ведь тартарец, сразу в нескольких убеждениях заставил сомневаться! Как этот ушасто-мохнато-хвостатый товарищ мог участвовать в войне, быть причастным к убийствам, но при этом остаться незабракованным? Да ещё и, судя по всему, его враги не узнали о роли миошана.
Повернулась на бок. Кто участвовал в нашей проверке? Сначала Радий контролировал, чтобы мы не находились под влиянием наркотиков и тому подобного. Кстати, не только Радий, ещё и байлог. Но это всё — физиологические параметры. Вертарский куратор проверял, нет ли действующего стороннего влияния, Лия — досье. После этого Фуньянь убеждался в нашей адекватности и отсутствии преступлений, а его слова, в свою очередь, подтверждал вертарский чиртериан. Выходит… С досье работала тартарка. С учётом слов Прия (кстати, Шас тоже что-то насчёт этого когда-то говорил), мог ли миошан скрыть или как-то замаскировать свои действия? Если он в этом разбирается — не исключено. Но остаётся ещё мыслечтец и непонятно чем занимавшийся вертарец.
Притянула к себе компьютер и залезла в сеть, поискать сведения о Дилане. Консультация заняла совсем немного времени: насчёт чиртериана никто не пытался скрывать или маскировать информацию. Вертарский куратор может работать как очень продвинутый, практически идеальный детектор лжи. Практически все приёмы, например, самоубеждение, гипноз и тому подобное, с ним не помогут. Только если человек действительно был сам обманут и даже подсознательно не осознаёт ошибки. Кстати, данной способностью обладает не только Дилан, а вообще все чиртерианы. В разной степени, но все. Кроме того, представители этого вида нередко могут почуять внушение, а то и даже заставить его сбоить или отменить влияние гипноза — на тех, кто находится рядом с ними. Кстати, на них самих воздействовать таким образом тоже почти нереально.
Значит даже если допустить, что Прий хорошо замаскировал свои действия, то всё равно остаются древтарец и, в меньшей степени, вертарец. Резко сев, замерла и покосилась на соседку. Вира продолжала спать. Вот как ей удаётся в таком положении сохранять спокойствие? Тихо встав, прихватила компьютер и вышла в коридор.
Напрашивается вывод, что спецслужбам гигантских стран, по крайней мере, той их части, которая контролирует нас, безразличны межвидовые трения. Особенно, если не касаются их лично. И даже преступления наши, до определённой степени, контролёров не трогают. Главное — чтобы для гигантских стран или стабильной зоны в целом мы угрозы не представляли. То есть, получается, что у нас ещё больше свободы, чем думала раньше. Вот только не радует эта свобода.
В коридоре стояла тишина. Приглушённый свет создавал иллюзию зеленоватых сумерек, растения, вьющиеся по стенам, дарили уют и почти домашний покой. Вот только… то ли действие успокоительного закончилось, то ли по какой-то другой причине, но спать не хотелось. Совсем.
Немного постояв, проверила дверь в купе Ликрия. Как и ожидала, та была заперта. Прислушалась. Показалось, или из залы отдыха всё-таки доносятся какие-то звуки? Хуже вряд ли будет. Разве что усыпят или обратно отправят — но это не страшно.
Раннее утро 19 – 27 июня 617135 года от Стабилизации
Транспорт древтарских спецслужб
В залу входить не спешила, остановившись у порога и заглянув. Светлое озеленённое помещение занимали только пятеро байлогов и несколько псевдомоллюсков. Если вторые, судя по всему, дремали, то первые просто отдыхали: Русс сидел в кресле и просматривал новости на стационарном компьютере, трое чёрных и чешуйчатых развалились на полу, на толстом ковре из вешности, и похоже, дружно что-то мастерили. Только Лисс неприкаянно бродил из угла в угол, пошатываясь, вздыхая и пошипывая себе под нос.
— Не спится? — поинтересовался ангелоподобный спецназовец, даже не обернувшись. И, не дожидаясь ответа, продолжил: — Усыпить, успокоить или просто здесь побыть хочешь?
Подтвердив последний вариант, устроилась на свободном кресле в углу и снова углубилась в чтение. Вопросов всё ещё оставалось очень много. Например, почему мне и Ликрию не присвоили первую категорию ненадёжности просто за то, что часть нас — опасные и нестабильные виды? Или за то, что мы тесно общались друг с другом?
Сеть не подвела. Все химеры, неважно из каких видов они произошли, по умолчанию считаются адекватными и психически стабильными. Усмехнулась: теперь понимаю, что такой ответ очевиден. Ведь среди химер сразу после «соединения» проходит чрезвычайно строгий отбор — чуть вбок, и мне подобный банально не выживет. Поэтому уже нет смысла смотреть на составляющие.
Кроме этого, из интереса просмотрела паспорта всех присутствующих. К слову, у Лисса документ был, но уже не тартарский. Чёрное же государство лишило его права даже на рабское удостоверение личности. Учитывая законы Тартара — ожидаемо.
У всех других байлогов гражданство тоже Древтарское. Ну и, разумеется, у всех (включая друга) классическое предупреждение в паспортах: про охрану спецслужбами. А вот документы псевдомоллюсков преподнесли сюрприз. Да ещё какой! Оторвавшись от компьютера, я долго рассматривала многощупальцевых созданий на всех доступных мне уровнях. Нет… не знаю. В чём-то похожи, но никакого чёрного тумана не заметно. И на пси-уровне выглядят несколько иначе. Тогда почему в их видовой принадлежности чётко прописано «байлог: хета»?
Лисс продолжал маяться. Несколько минут я наблюдала за подростком. Странное поведение. Как будто его что-то мучает… причём не горе. Точнее, горе есть, но отнюдь не только оно. Создавалось впечатление, что подросток страдает от боли или какого-то очень сильного дискомфорта.
— Что с ним? — перебравшись поближе к Руссу, осмелилась отвлечь спецназовца. — Это из-за того, что… — запнулась, мучительно вспоминая непривычный термин.
— Из-за того, что не тэлились, — подтвердил мужчина, без малейшего недовольства оторвавшись от компьютера.
Поколебавшись, села на соседнее кресло.
— Процедура болезненна? Опасна?
— Для тэля? Ни то, ни другое, — казалось, спецназовец даже удивился от моего предположения.
— Тогда, может, не стоит избегать тэльства? Если Лиссу надо, а для нас — безопасно.
— Нет! — тут же вмешался Лисс. — Нельзя… мы не должны этого делать!
Юноша выглядел усталым, измученным и напуганным. Из-за таких резких возражений мне в голову начало закрадываться бредовое предположение:
— Тэльство связано с сексом?
Вот теперь на меня поражённо воззрился не только Русс, а вообще все находящиеся в комнате байлоги.
— Секс — это хорошо, — глубокомысленно заявил один из чёрных и чешуйчатых.
— …Но вообще-то к тэльству никакого отношения не имеет, — укоризненно посмотрел на него ангелоподобный спецназовец.
— Не имеет, но всё равно — хорошо, — упрямо повторил тот.
Народ оживился и с готовностью поддержал новую тему для разговора — тем самым сильно меня смутив. Послушав бурное обсуждение между другими байлогами, Русс вздохнул и предложил отойти в другую комнату — чтобы и меня не стеснять, и другим отдыхать не мешать. Лисс тоже увязался следом за нами.
— Если ни с чем таким не связано, то я согласна пройти процедуру. Думаю… уверена, что и Вира согласится, — решительно сказала я.
— Я уже предлагал, — вздохнул Русс. — Хотя бы с Ликрием — ему-то уже всё равно.
— Нет, — набычился Лисс. — Не буду. Не надо, мы всё равно не станем тэлиться. Я хочу, чтобы вы меня таким запомнили. И чтобы ничего не мешало.
— Выйди, я Софье наедине лучше объясню, — попросил подростка спецназовец. — С тобой не получится — перебивать начнёшь.
Лисс сгорбился и обхватил себя руками:
— Я-с всё-с равно-с не-с соглашусь-с!
— Объясню, чтобы она больше не предлагала, — успокаивающе пояснил Русс. Дождался, пока молодой байлог покинет помещение, закрыл дверь и повернулся ко мне. — Я лучше других понимаю Лисса, потому что тоже вырос в Тартаре.
Подождав, пока я удобно расположусь на ковре из вешности, спецназовец сел сбоку. А потом приступил к неспешному рассказу. И уже вскоре удалось понять, чего так боится Лисс.
Чтобы тэлиться, байлогу необходимо вылезти из скафандра, открыться. Предстать перед тэлями таким, какой он есть на самом деле — в своей природной форме.
— У многих… почти у всех из нас подсознательно сидит страх. Ожидание того, что нас-настоящих не примут, что начнут относиться предвзято: в ту или иную сторону, — Русс горько усмехнулся. — Хотя, если совсем откровенно, то не просто ожидание. Мы уверены в том, что к нам начнут так относиться… и справиться с этим убеждением сложно. Мне так и не удалось.
Уточнив и поняв, что нам не обязательно во время процедуры находиться в сознании, предложила другой вариант: усыпить и сделать всё необходимое. Оказалось, что об этом уже думали, но Лисс опять отказался. Юноша считал, что поступив так, подорвёт наше доверие, точнее — те его остатки, которые ещё сохранились после трагических событий.
Тяжело вздохнула. Судя по всему, Русс тоже понимает, что Лисса в этих вопросах не переубедить. Ну или, по крайней мере, не в ближайшие недели. Даже страшно становится. Причём пугает вовсе не то, что скрывается под змейкой. Амёба, черви, ещё какая-то непривычная форма жизни — биологические особенности можно понять и принять. Но юноша… все байлоги глубоко погрязли в комплексах. Кстати, если подумать, это очень многое объясняет. Даже поведение того же Асса. Он ищет одобрения, пытается быть нужным, страдает, если на него не обращают внимания. Любопытно, это обосновано природной особенностью байлогов, или такие обширные комплексы сформировались из-за истории данного вида, воспитания… пропаганды, в конце концов?
В общем, Руссу удалось меня убедить. Лиссу тяжело физически, но не легче и в моральном плане. Юноша ошибочно считает, что немалая доля вины в том, что произошло, лежит на нём. Охраняет нас от самого себя, как от какого-то зла.
— Возможно, я всё-таки способна как-то помочь? — ещё немного подумав, спросила древтарца и поспешно продолжила: — Это уже насчёт другого. Можно ли мне остаться с Лиссом?
Русс некоторое время ковырял мягкую вешность, лежащую на полу — а она будто ласкалась к руке байлога.
— Нет. Примерив на себя — всё-таки нет, — наконец покачал головой спецназовец. Ещё подумал и пояснил: — Точнее, нет и по объективным причинам тоже. Если тебя сейчас покупать — то придётся со всем немалым кредитом брать. Ну допустим, у меня есть такие деньги. Но ты — мироходец. У Лисса нет и, скорее всего, ещё долго не будет нужного уровня допуска — чтобы гарантировать, что ты не навредишь. То есть отвечать за тебя придётся кому-то другому. У меня тоже нет. А если бы даже был — я постоянно в разъездах. Кроме того… дальше уже личное. Насколько понимаю, Лисс никогда себя не простит, если тебе из-за него придётся поступиться своей жизнью. Планами, надеждами… свободой. Ты можешь гарантировать, что делая такое предложение, не жертвуешь ничем, что было бы для тебя важно? — серьёзно посмотрел на меня Русс.
Я отвела взгляд, понимая, что даже если начну уверять в чём-то подобном, слова окажутся ложью. Опять собеседник прав.
Мы говорили ещё долго. Древтарец пообещал, что о Лиссе позаботятся, что юноша не будет рабом или бесправным. Сомневаться в сказанном не хотелось, хотя опасения всё равно оставались. Но поднятая тема напомнила ещё об одном друге.
— Насколько знаю, Ликрия купили ваши, древтарцы. Можно узнать, что его ждёт? — спросила, опасаясь в очередной раз получить в ответ, что судьба друга больше меня не касается и вообще не моё дело.
Но Русс отнёсся к беспокойству с пониманием и не стал отмахиваться.
— Ликрий — необычная химера. У него оба разума на уровне лидирующих. Разумы настолько высокого уровня вообще встречаются редко, причём даже у высокоразвитых цивилизаций, — пояснил «ангел». — Сама понимаешь, подобных химер мало. А значит — они недостаточно изучены. Поэтому даже такой, наполовину сумасшедший, Ликрий представляет для науки интерес. Его отправят в один из наших исследовательских центров по химеризму.
К горлу снова подкатил комок. В институт химеризма — даже не в арванскую лабораторию. Когда мы познакомились, Ликрий был экспонатом. Вещью. И теперь судьба снова возвращает его в то же положение. Только уже без возможности как-то повлиять на своё будущее. Без надежды.
Вскоре древтарец вернулся в зал, разрешив мне оставаться в уединении столько, сколько потребуется. Несколько минут я глотала слёзы, а потом включила компьютер.
То, да не то. Хоть немного, но сведения из глобальной сети успокоили. Пусть небольшая, но разница между древтарскими и тартарскими институтами была. Хотя бы в том, что в зелёном государстве не разрешали жестоко «развлекаться» с подопытными — лишь бы не в ущерб работе. А вот насчёт гуманности экспериментов или любых ограничений для безопасности исследователей, увы, никаких гарантий. Получается, что пытать Ликрия смогут, просто не ради собственного удовольствия. И удалять псевдоволосы… внешние лёгкие — тоже будут.
Ещё немного посидев, вернулась к себе. Порылась в сумке и неожиданно наткнулась на лекарство. Тот препарат, который загоняет меня в кому и отдаёт власть Ги Ирау. Села на кровать.
Ги Ирау. Опять, со всеми этими событиями, забыла о своей второй половине. А вдруг она не одобрит всю ту отсебятину, что я натворила? Подумала и чуть не рассмеялась. «Не одобрит». Если бы лидирующая личность была против моих действий и решений, то легко могла бы помешать. Но не стала. Наверное, только теперь я по-настоящему поняла слова Шаса про симпатию Ги Ирау по отношению ко мне. Действительно, если у нас схожие моральные принципы — это уже много.
Впервые мне не пришлось заставлять себя принять препарат. Впервые я почувствовала к невольной соседке по телу не только уважение, но и искреннюю благодарность. Поэтому и выпила лекарство с чистым сердцем.
Проснулась на постели. На соседней кровати сидела Вира.
— Ну ты отчудила, — улыбнулась она, когда я поднялась. — Тебе приказ от нынешнего начальства: пока сортировку не пройдёшь, всякую гадость не принимать.
Подруга рассказала, что как только препарат подействовал, Лисс поднял тревогу. Байлог чуть не впал в истерику, паниковал и рвался меня спасать. Говорил, что со мной плохо и я отравилась. Что отравилась — понятно, если подходить строго, то именно так и было. И что тело не в порядке — тоже, ведь по сути часть мозга отключается, оказывается почти парализованной.
Но раньше я тоже принимала лекарство, а Лисс ни разу не поднимал тревогу. Может, Ги Ирау просто с ним не пересекалась?
— Самый главный… Русс сказал, что дело не в этом, а в тэльстве, — возразила Вира на моё предположение. — Точнее, не просто в тэльстве, а в том, что после возникновения связи Лисс постоянно следит за нашим здоровьем. Без перерыва и сильнее, чем раньше.
Подросток взбудоражил остальных байлогов. Кстати, к чести Ги Ирау, она не растерялась и тут же предложила усыпить её, а потом вывести опасное вещество. Другие байлоги поддержали идею, да ещё и развили — в результате я спала дольше, чем планировала. Под предлогом «всё равно воздействуем, так пусть хоть отдохнёт как следует».
Знал ли о запрете Прий? А если знал, то зачем положил препарат и где его достал: стоит-то он недёшево? Вряд ли миошан хотел вредить или нервировать Лисса. Скорее всего, рассчитывал на мою разумность. Лекарство же ещё пригодится: после сортировки нам предстоит обратный путь. Причём никакого спецтранспорта для него уже не предоставят, так что добираться придётся обычным, с несколькими пересадками. И не факт, что это займёт так уж мало времени.
Жизнь на транспорте оказалась спокойной и размеренной. Иногда он приземлялся: то ли по каким-то делам, то ли чтобы заправиться, но выходить нам не разрешали. Более того, не очень-то доверяли: каждый раз перед люком оставалось дежурить несколько хет. Древтарцы нас не отталкивали, но держались чуть отстранённо. Впрочем, я и сама не стремилась общаться. Не хотелось. Как не хотелось и многого другого. Иногда ловила себя на том, что по нескольку часов кряду лежу на койке и бездумно смотрю в стену. Заниматься хоть чем-то приходилось через силу. Учиться стало трудно, информация будто отказывалась усваиваться.
Трагические события нанесли очень сильный удар. Подорвали старательно лелеемый оптимизм. Сейчас всё казалось серым и беспросветным, а жизнь — бессмысленной и безнадёжной. Я понимала, что нельзя погружаться в болото депрессии, что надо бороться, несмотря на все потери… но получалось плохо.
Подруга видела, что со мной творится, и старалась хоть как-то расшевелить. Вытаскивала из кровати и купе, заставляла заниматься зарядкой, пыталась развлечь. Порой у неё почти получалось, но потом я снова впадала в противное бессмысленное состояние. От этого, в свою очередь, мучилась совестью. Но главного Вира всё-таки достигла: я хотя бы старалась выкарабкаться. Пусть пока не особо успешно.
Поняв, что с занятиями успехов почти нет, а неудачи снова сбрасывают в яму, приняла волевое решение отложить учёбу и вообще пока к ней не прикасаться. Потому что не имеет смысла сидеть по несколько часов над одной страницей, пытаясь насильно запихнуть в мозг её текст.
На пользу шли физические упражнения, музыка, разговоры… и, как ни странно, искусственное любопытство. То есть вначале я через силу заставляла себя искать ответ, но через некоторое время просыпался искренний интерес, хотя и приглушённый.
Мы с Вирой быстро приспособились к временному месту жительства. Часто гуляли по кораблю, осмотрели все доступные нам помещения, иногда общались с охраной из загадочных хет, реже — с байлогами из спецслужб. Оказалось, что на транспорте, кроме прочих, присутствуют все тэли спецназовцев. За последними я некоторое время наблюдала: от подозрения, что процедура несёт какие-то негативные последствия, полностью избавиться так и не удалось. Но тэли вели себя совершенно нормально, не выказывали признаков сниженного интеллекта, нестабильной психики или какого-то недомогания. Наоборот, очень умные, развитые, образованные и живые люди. Кроме обязанностей тэлей, они ещё и работали, причём не меньше, чем остальные. Судя по отдельным замеченным сценам, отношения между тэлями и байлогами были очень тёплыми, искренними. А ещё — честными и откровенными.
Больше всего меня поразило, что у одного из байлогов в тэлях целая семья. Причём не просто пара, а ещё и двое их детей, младшему из которых всего лет пять по человеческим меркам. И родители совершенно не боятся, что ребёнку повредит процедура или сами байлоги. А спецназовцы с огромным удовольствием возятся с малышом, играют и даже занимаются.
Байлоги, даже находящиеся на такой серьёзной и в чём-то жестокой службе, совсем не выглядели суровыми или непреклонными. Самым сдержанным и умеющим приказать среди них оказался Русс. Может, потому его и назначили главным?
Естественно, пытаться как-то пользоваться мягкостью спецназовцев мы даже не думали. И без того нам позволили гораздо больше, чем следовало ожидать. Могли бы вообще в комнате запереть, как, например, того же Ликрия.
Псевдомоллюски вели себя совсем иначе. В отличие от вроде бы сородичей, они были жёсткими, часто непреклонными. Более того, создавалось впечатление, что хеты относятся к нам с пренебрежением. Поскольку мы действительно ещё ничем не заслужили уважения, такое поведение хет выглядело чуть ли не естественней… но совершенно не похоже на то, что привыкла видеть у их сородичей.
Поискав в сети, я опять столкнулась с массой противоречащих мнений. Но в целом и общем большинство сходилось во мнении, что хеты — либо нечто вроде домашних животных байлогов, либо вообще некая часть их самих, эдакие дистанционные «пальцы». Все псевдомоллюски жили только рядом со своими хозяевами. Точнее — относительно рядом, иногда за много десятков километров. Но при этом — никогда не вели самостоятельную жизнь, всегда поддерживали связь с байлогами. А если на неком условном расстоянии такового по какой-то причине не окажется, то хеты впадают в летаргический сон до тех пор, пока не вернётся хозяин. Было также известно, что байлоги могут управлять хетами дистанционно, более того, возможно — такой контроль идёт на постоянной основе.
В Тартаре псевдомоллюски официально считались неразумными существами. Надстройки «разум» у них нет, а любое кажущееся продвинутым поведение легко списать на дрессировку или дистанционное управление. Кстати, в отличие от байлогов, хеты не попадали под закон об охране ни в одной гигантской стране. И только в Древтаре могли получить полноценный паспорт — не животного, а разумного существа. В Вертаре с псевдомоллюсками ситуация вообще какая-то непонятная: вроде бы их не угнетают, но никаких документов не выдают. То есть, скорее всего, тоже считают неким продолжением байлогов.
Оторвавшись от компьютера, посмотрела на работающих неподалёку хет. «Пальцы»? Не обладающие разумом существа? Хмыкнула. По тому, что вижу, вовсе не так. Поведение мало того, что вполне осознанное, так ещё и сильно отличается от такового у байлогов. Например, тут, в транспорте, не раз видела, что у многих чёрных и чешуйчатых (за исключением Русса и Лисса) возникают сложности при работе с теми же компьютерами и телефонами. Более того, такие байлоги стараются пользоваться ими по минимуму. Тогда как хеты спокойно справляются с аналогичными технологиями, нередко помогают «хозяевам», да и сами часто пользуются. Если псевдомоллюски только «пальцы» то почему они, например, могут найти нужную информацию в сети, а центральный мозг на это не способен?
— Как вы связаны с байлогами? — поинтересовалась у одного из охраны, подумав, что дальше искать в замусоренной дезинформацией сети — только больше запутываться.
Кстати, глаза у хет всё-таки есть, просто вначале я их приняла за простой узор на чешуе. Множество совсем мелких, чёрных и фасетчатых, как у насекомых. Органы зрения располагались на всём теле: особенно густо на верхней стороне и концах щупалец, а также у их основания. Даже представить сложно, какой надо иметь мозг, чтобы обрабатывать информацию, поступающую сразу со стольких рецепторов.
— Мы — хеты, — снисходительно ответил псевдомоллюск. Несмотря на то, что воспроизводящий звуковую речь прибор не передавал интонации, собеседник мастерски владел языком, пользуясь всем богатством эмоциональных частиц, приставок и суффиксов.
— Я искала про вас информацию, но не уверена, что она истинна. Если это тайна и мне её знать не положено, чтобы не рассекретить — так и скажи, — попросила охранника, решив не отступать от цели. Потому что иначе разве что к Лиссу или Руссу идти: очень уж хеты недружелюбны.
— Ты не сможешь рассекретить эту информацию, — теперь в построение предложения многощупальцевый страж добавил толику насмешки. — Мой сородич связался со своими знакомыми, и вас переключили на контролёров, которые на нашей стороне. Так что даже если захотите — не удастся занять сторону арванов или повредить байлогам.
Я прищурилась. Новость была ожидаемой, поэтому совсем не смутила. Но навела на кое-какие мысли.
— То есть Древтар всё-таки участвует в войне между вашими видами?
— Вольно или невольно, но в эту войну втянуты многие, — мягко пояснил сзади незаметно подошедший тэль. — Древтар — относительно меньше. Он старается её смягчить или прекратить. Но одно дело — официальная политика государства, а другое — некие группировки на её территории. Кстати, не стоит беседовать на эту тему с байлогами. Всё равно ничего не изменишь, а их расстроишь.
— Ты хочешь сказать, что они не состоят в этой вашей группировке? — подозрительно уточнила я.
— Из находящихся на борту — никто из байлогов, — человек сложил руки на груди и прислонился к стене.
Так. Если поверить, что сказанное правда — то вот и ещё одно доказательство, что хеты вполне себе на уме.
— Прий?..
Тэль многозначительно улыбнулся.
— Неужели ты считаешь, что у нас только одна партия? Наша сотрудничает с его.
Некоторое время я молчала, а потом раздражённо встряхнула головой. Не нравится мне этот разговор. Будто в политику или противостояние межвидовое затянуть хотят. Ладно сами враждуют — их дело. Но мне влезать в такие разборки не хочется. По крайней мере — вот так, ещё даже не поняв, как к ним отношусь и чью бы сторону хотела занять.
— Давайте не будем о партиях и войне, — попросила у собеседников. Мужчина понимающе хмыкнул и отправился дальше по коридору, а я снова повернулась к псевдомоллюску. — Я просто запуталась. У тебя в паспорте стоит видовая принадлежность «байлог», пусть и с уточнением. Но ты не похож на дистанционную конечность. Кто ты? Что ты такое?
Хета потянулась. Движения многощупальцевых созданий каждый раз завораживали. Плавные, будто скользящие или перекатывающиеся. Таящие в себе скрытую силу и опасность. Напоминающие то морские волны, то могучих змей.
— Мы — дети наших родителей, — наконец снизошёл до пояснения охранник. — Они — матки, — указал он на зал, где почти всегда находился кто-то из байлогов. — Мы — их дети. Мы — их руки. Мы — их народ. Но мы — не они.
С этими словами хета скользнула по коридору и удалилась по своим делам.
Благодарно поведя рукой в пустоту, я вернулась в каюту. Разговор многое прояснил. Дети. Народ. Руки. Матки… и рабочие особи. Похоже, структура общества байлогов чем-то напоминает муравейник. Интересно, могут ли хеты, при отсутствии матки, сами перерождаться в таковую? Не уверена — всё-таки различия между ними велики. Но даже если они бесплодные особи — то всё равно это вовсе не отменяет наличия развитых мозгов. И того, что хеты могут плести интриги. В том числе за спиной своих родителей.
Дорога даже на таком транспорте заняла больше времени, чем я думала. Одни условные сутки сменялись другими. Постепенно Лисс сдавал. Я ни разу не видела его спящим (как, впрочем, и других байлогов). Подросток стал менее адекватным, иногда на середине разговора забывал, о чём идёт речь, с трудом сосредотачивался, а порой наоборот — зацикливался на какой-то идее. Например, однажды он пристал к Руссу с просьбой чтобы тот зачал ему ребёнка. Причём главным аргументом было: «ты такой умный, математичный, папа бы хотел, чтобы у него были такие математичные внуки». Спецназовец резко, почти в панике отказался, но подросток не успокоился. В результате, как ни странно, Лиссу по-прежнему позволяли свободно гулять по кораблю, зато Русс начал от него старательно прятаться и сбегать при первом же намёке на подобные разговоры.
Сначала я думала, что «ангел» просто не в восторге от подростка или не считает нужным вступать в такую связь, но потом, по обмолвкам тэлей, стало ясно — всё гораздо сложнее. Поиски в сети быстро прояснили ситуацию. А заодно развеяли моё первоначальное заблуждение, что Русс — тоже, как и Асс, потомок древтарского императора. Спецназовец оказался сыном тартарских байлогов. Точнее — нынешних тартарцев, когда-то бывших рендерами. Но главное в другом. У его родителей был ещё один ребёнок… по меньшей мере ещё один, старший. Причём намного более знаменитый, чем Русс.
Рио. Он стоял почти в самом верху идеала «математичности», поскольку не просто получил полноценное тартарское образование, а на специальности, тесно связанной с вычислениями, в том числе — абстрактными. Например, моя профессия, несмотря на пугающую геометрию и математику, даёт намного более слабую подготовку в этом плане. Причём окончил университет этот уникум хорошо. Рио отлично разбирался в технике, судя по слухам, мог неплохо программировать, работал с недоступными другим байлогам нео-уровнями. Да ещё и сам по себе чрезвычайно сильный, могущественный — но при этом умудряющийся не срываться на каждую провокацию и даже вести интриги. Он мог бы стать идеалом… если бы не одно огромное «но».
Старший брат Русса — сумасшедший. Как Асс, а по некоторым слухам — ещё хуже. Безумный, агрессивный, злой, любящий поиздеваться… и безнаказанно творящий ужасные вещи. Рио тоже уехал из Тартара, но, в отличие от брата, в Мориотар. И сейчас занимал там высокое положение: был учеником ученика второго мориотарца из шестисотки. Причём этот «ученик второго» сам тоже состоял в рейтинге сильнейших — на семьдесят девятом месте. Так что родич Русса по рангу выше как Зоргума, так и Фуньяня. Даже Асса с Радием выше.
Немного позабавил тот факт, что оба брата пользовались идентичными змейками. Про это ничего не говорилось, но по фото видно — Рио и Русс выглядят как близнецы. И, судя по срокам, когда первый и второй начали появляться на людях в таком виде, дублирует как раз младший. Зачем — непонятно. Особенно учитывая, какая слава у мориотарца и что спецназовец от неё вовсе не в восторге.
По прочитанной информации и обрывкам разговоров: как тэлей, так и самого Русса, удалось сделать определённые выводы. Спецназовец считал, что у него такая же слабая психика, как и у Рио… что он может сойти с ума таким же образом и в ту же ужасную сторону, как и брат. Более того, Русс жутко боялся (не факт, что безосновательно), что тут замешана наследственность. А значит — дети тоже окажутся склонны к безумию. Причём такому, которое у байлогов (и не только у них), считается самым опасным из всех.
Так что на самом деле спецназовец хотел детей, но боялся их заводить. В отличие от брата — тот даже в Мориотаре успел обзавестись потомством, причём, похоже, таким же сумасшедшим.
Несколько раз я пыталась поговорить с Лиссом: не к чему поднимать больную для Русса тему. Ведь опасения спецназовца вполне можно понять. Иногда подросток вроде даже соглашался с доводами, но уже через несколько минут скатывался в классическое «зато какой он математичный» и «папа был бы рад». Закончилось всё тем, что меня выловил Русс и подтвердил подозрения: Лисс сейчас не сможет принять разумную аргументацию.
— У него состояние… вот представь, если бы тебе не давали спать несколько суток. Некая полуявь-полубред. А я выдержу такое внимание — не впервой, — грустно улыбнулся спецназовец.
— Сон не помогает? Только тэльство?
— Мы теряем способность спать после того, как взрослеем. Тэли — компенсация. А сон остаётся только в воспоминаниях о детстве.
— Почему ты пошёл на такую опасную работу? Ведь, насколько понимаю, если бы у тебя было меньше стрессов — то и риск был бы меньше? — не в тему спросила я.
Русс вздохнул и ласково потрепал мои волосы.
— Ты о Рио? — горько уточнил он. — Да, я понимаю, что если закопаюсь где-то в вешности — то больше шансов не спятить. Но… ты ведь знаешь, что творит мой брат?
— Честно говоря — почти нет. Только краткую характеристику посмотрела, — я слегка отстранилась и облокотилась о стену. К счастью, спецназовец не попытался задержать или двинуться следом.
— Родители тоже хотели, чтобы я был в безопасности. Поэтому и отправили в Древтар, — теперь Русс погладил цветок, одновременно вырастив у него несколько молодых веточек. — Но брат… после того, что он сделал и делает до сих пор, я не считаю себя вправе отсидеться в стороне. Он причинил слишком много зла. Может быть, мне хотя бы частично удастся его компенсировать.
Больше я не поднимала эту тему. И Лисса не трогала. Юноша всегда был с обострённым чувством справедливости и корректности. Воспринимай он обстановку адекватно — сам бы не стал приставать к спецназовцу.
Несмотря на все усилия Виры и мои собственные попытки выкарабкаться, то и дело снова наваливалась депрессия. Даже вроде бы нормальные сведения умудрялись её подогревать. Мне было горько из-за того, что межвидовая война продолжается. Тяжело, что хет не признают за нормальных людей. Грустно думать о нелёгкой судьбе Русса. Не говоря уж о близких людях… в том числе одном человеке, запертом в соседней каюте.
Даже досье Прия не улучшило настроения, хотя и позволило понять, как миошан замаскировался. Отец сокурсника страдал от некой серьёзной патологии. Излечимой — но у семьи не было таких огромных средств, которые требовались для излечения. Поэтому Прий решил пойти другим путём. Нашёл байлога (врача, который может справиться с лечением) и попытался обменять свою жизнь на жизнь отца. Продать себя в бесправное рабство в обмен на здоровье родича. Но чёрный и чешуйчатый воспротивился, вместо этого потребовав, чтобы миошан обязался не шарахаться, общаться и развлекать всех встречных байлогов. А также остаться с одним из них — если те того захотят. Прий согласился — и они заключили договор. А уж после сокурсник просто его выполнял. И не выказывал восторга по этому поводу — скорее наоборот. По крайней мере — публично нигде не засветил, что участвует в войне или противостоянии.
Вроде бы всего лишь легенда. Но и правда. Отец Прия действительно тяжело болел и семья потратила на его лечение много денег. Отказались почти от всего, распродали имущество, переселились в самое дешёвое жилье. Но этого оказалось недостаточно. Что же до прихоти неизвестного байлога — такое тоже вполне возможно… более того, насколько удалось найти в сети, подобные требования не так уж редки. Если у пациента нет денег, чёрные и чешуйчатые вполне могут обменять жизнь на жизнь или заключить вышеприведённый контракт. До чего же довели байлогов, если они пытаются получить внимание хотя бы таким образом?
Лёжа и глядя в потолок, я снова погружалась в вязкую тину уныния. Прошло уже несколько лет, как попала в этот мир. Появилось много знакомых людей. Некоторые из них сначала казались весёлыми и беззаботными. Но стоит лишь копнуть глубже, заглянуть за внешнюю маску — как у каждого открывается горькое и тяжелое прошлое. Да ещё и тянущееся кровавыми рубцами в настоящее. Есть ли в Тартаре хоть один по-настоящему счастливый человек? Без шрамов на сердце, без тяжести на душе? Есть ли хоть один такой человек во всей Чёрной Дыре?..
28 июня – 17 августа 617135 года от Стабилизации
Фессисасисс, Древтар — Вокзал Орилеса, Древтар
Окончание пути прошло спокойно, хотя и не слишком приятно. После приземления к тарелке подъехал спецтранспорт, выглядевший так, словно предназначен для перевозки опасных заключённых. Впрочем, снова появившаяся охрана из хет примерно таким образом с нами и обращалась. Лисс (с которым окружающие вели себя куда мягче) попытался возмутиться, но его поспешно утащили в другую сторону. А нас, включая Ликрия, посадили в бронированный фургон. Но одних не оставили — рядом постоянно были хеты. Более того, они категорически запретили общаться друг с другом.
Всё-таки Ликрия не считают полным безумцем — иначе бы меры предосторожности были выше. Хотя вряд ли бы спятившего чиртериана оставили в живых, какую бы ценность для исследователей он ни представлял. Слишком опасен.
Доехали быстро. После высадки нас разделили. Меня сопроводили в какое-то служебное помещение, заставили сдать всё имущество, обыскали, кажется, даже чем-то просветили. Потом краткий медосмотр, длинный коридор, лифт, снова коридор и небольшая, но вполне уютная одиночная камера без окон. Вскоре в неё же доставили завтрак. Вполне полноценный и на удивление вкусный: мясо, фрукты, какая-то зерновая лепёшка, сок и вода. Обидно только, что столовых приборов не предусмотрено, да и утолять жажду приходилось наклоняясь, как собаке: напитки налили не в отдельную ёмкость, а в специальные выемки на подносе. В таких же лежала и пища. Так что если вдруг возникло бы желание вооружиться, всё равно ничем бы не получилось. Даже кости из мяса выбраны и все твёрдые части из плодов. Называется: почувствуй себя рецидивистом.
Поев, я задумалась. Вначале такая строгость показалась естественной: мало ли, может, тут военная база. Но сейчас где-то в глубине заворочалось беспокойство. Ладно бы заперли… но почему настолько высокие меры безопасности? Не может ли оказаться, что нас обманули? Что солгали о нашей дальнейшей судьбе: чтобы не сопротивлялись и не бунтовали? Не могли ли мы сами, добровольно, попасть в ловушку?
Ни накрутить, ни успокоить себя я не успела, поскольку в камеру зашёл посетитель. Высокий для своего вида миошан с золотисто-коричневой шерстью, шикарной гривой и ярко-зелёными глазами.
— Я тебя вижу. Ты сейчас можешь общаться или зайти позже? — мягким, мурлыкающим тоном спросил кот.
На мгновение я замерла. Впервые за долгое время речь звучала предельно правильно и вежливо — так, как когда-то говорили и учили в Белокермане. Почти все знакомые, а если честно, то и я сама, уже давно часто опускали некоторые частицы и нюансы. Например, очень редко слышала, чтобы кто-то добавлял в речь эмоциональные структуры (если, разумеется, не хотел задеть собеседника с их помощью или акцентировать на них внимание). Кроме того, в Тартаре часто игнорировали те нюансы, которые придавали словам вежливую окраску. А этот посетитель говорил прямо как по канону.
— Я тоже тебя ощущаю, — смутившись, постаралась соответствовать уровню собеседника. — И к разговору готова.
Миошан попросил разрешения пройти и сесть, а потом начал задавать вопросы. При этом вёл себя осторожно, предупредительно, но, в отличие от миртарских арванов из лаборатории, уважительно. От непривычного стиля общения я сначала напряглась, а потом, наоборот, расслабилась. Тем более, что ничего опасного собеседник не спрашивал, к тому же часто пояснял, почему требуется знать такие детали.
Говорили мы о Лиссе. О его поведении, характере, привычках и многом другом. Как пояснил древтарец, тартарское досье у них есть, но его недостаточно, чтобы составить полную картину. А кандидатов для тэлей подбирать надо очень осторожно. Иначе подросток может вообще никогда не выправиться.
— Погоди, — попросила я после очередного вопроса. — Что значит «не выправиться»? Я думала, что у Лисса горе и недомогание от нехватки тэльства… А у него серьёзные проблемы?
— Твой друг раньше времени порвал кокон. Отнюдь не все могут это перенести и остаться нормальными. Мы не уверены, что Лисс сможет стать полноценным взрослым байлогом. По крайней мере, пока… ты ведь видела, в какую сторону изменилось его поведение. Это не объясняется только нехваткой «сна». И не факт, что ему удастся стать прежним.
Оказалось, если вылупление у байлога происходит болезненно и раньше времени (почти всегда — от сильного стресса), то хотя он не сходит с ума, но психика может сдвинуться, а интеллектуальные способности — сильно упасть. В общем, грубо говоря, такой байлог рискует на всю жизнь остаться недоразвитым.
По заверению древтарца, у Лисса ещё есть вероятность стать полноценным. Но только если удастся правильно подобрать тэлей, обстановку… и если подросток сам себя не загонит. Причём последняя угроза серьёзней всего.
— У наших в такой ситуации намного больше шансов, — заметил миошан. — Но Лисс — тартарец. Он привык жаться, скрываться, боится идти на близкий контакт и не готов к нормальным отношениям. Поэтому с ним сложнее.
Вот так. Теперь и Лисс. Мало того, что расстаёмся, так он ещё и на всю жизнь может дурачком остаться. А ведь какой умный был! С трудом преодолевая очередной приступ уныния, постаралась максимально честно и полно рассказать о подростке и наших отношениях.
Потом миошан ушёл. Но уже через несколько минут вернулся, причём не один, а вместе с двумя хетами. Мягко сообщил, что меня сейчас переведут в другую камеру. Естественно, я и не думала возражать или сопротивляться: и то, и другое было бы бессмысленно.
Снова разветвлённые коридоры и несколько лифтов. Даже если бы вдруг решила бежать, вряд ли бы удалось выбраться из этого лабиринта. Тем более, что в лифтах не было ни кнопок, ни управляющей панели, поэтому догадываться, в какую сторону и на какое расстояние мы едем, удавалось лишь по косвенным признакам.
Помещение, в котором мы закончили путь, на камеру не походило. Зато навеяло воспоминания о жизни в тартарском институте химеризма. Или о клетках в зоопарке разумных. Большая светлая комната, напоминающая густую оранжерею или акватеррариум. Почти половину места занимает водоем, частично заросший водорослями. Скалы, зелень, цветы, много мха, высокие кусты, лишайники и даже грибы. Будто мало всего этого, ещё и животный мир не забыт: насекомые, многоножки, улитки, ящерицы… кого только нет.
Я недоумённо обернулась и выжидательно посмотрела на сопровождающих.
— У тебя тоже патологические изменения. Пока они только начинаются и легко обратимы, — поспешил успокоить миошан. — Но лучше принять меры сейчас, чем ждать.
Хеты покинули комнату, а кот присел на мох.
— Среда здесь для тебя не оптимальна, но смещена как раз в ту сторону, которая требуется для остановки негативных изменений. Не беспокойся, — хвост чуть лукаво шевельнулся. — Когда пройдёт сортировка и твоё состояние не будет вызывать опасений… а, по предварительному прогнозу, ты выправишься раньше окончания процедуры, тебя и Виру отпустят, — миошан немного помолчал, а потом продолжил: — Я бы посоветовал тебе, как тартарке, завести какого-нибудь дешёвого безобидного раба из моего вида. Врачи сказали, что близкое общение с миошаном поможет поддержать твоё здоровье в нормальном состоянии.
— Я и так очень живучая и выносливая, — буркнула я.
— У тебя есть слабость, — серьёзно сказал собеседник.
— И не одна. Знаю, — пожала плечами. — Но не понимаю, какое к ним имеет отношение твой вид.
— Я сейчас имею в виду не совсем то, о чём ты говоришь, — сообщил миошан, жестами предлагая расположиться у водоёма. — Твоя лидирующая личность — свекер. Они намного менее выносливы… психически. Даже то, что Ги Ирау — необычный свекер, относительно своего народа очень выдержанный и устойчивый, не отменяет того, что нервная система у неё чувствительнее и слабость есть. Более того, она есть и у тебя. То есть теперь, после того, как ты стала химерой, Ги Ирау стала сильнее в этом плане, а ты — слабее.
Некоторое время я думала. Невольно вспомнился Шас, стремящийся к огню, Ликрий с живым уголком, даже Лисс с биологической частью очистных сооружений. Мне казалось, что уже нашла что-то своё. Бегущую воду. Но, судя по словам собеседника, я ошибалась.
— Требуется не только эмоциональное, но и физическое воздействие, — подтвердил кот, когда я высказала мысли вслух. — Не знаю, кем был твой опекун, но для Ликрия и Лисса ты подходящие факторы назвала правильно. Более того, в принципе очистные сооружения и тебе по физическим параметрам бы подошли. Вопрос в том, дают ли они эмоциональное успокоение?
А ведь миошан прав. Ещё как прав! Если подумать, когда я сильно расстраивалась в Бурзыле, то начинало тянуть к котловану с бурлящей жижей. Тогда это казалось неким извращением, но если дело не только в моих странных вкусах, но и в физиологии…
— Вернусь, буду на очистные ходить, — заверила собеседника. — Раз это, оказывается, полезно. А к тому же — бесплатно.
Древтарец нагло пододвинулся, прижался к моему боку и громко замурлыкал. Мурлыкотерапия, понимаешь!
— Я перекинул тебе десять рублей, — через несколько минут сказал он. — Этого должно хватить и на покупку, и на оформление раба.
— Ну знаешь! — возмутилась я, всё-таки отстранившись от миошана. — Мне не нужны подачки. Денег у меня достаточно, пусть лишних нет, но милостыню не прошу. Как только отдадут документы и компьютер — верну.
Собеседник долго косился на меня приоткрытым глазом, а потом слегка натопорщил усы, показывая отношение к сказанному.
— Думаешь, я не читал твоё досье? Угощение у Асса ты взяла.
Я почувствовала, как лицо горит от стыда. Вот ведь… гордость взыграла. А считала, что её уже и не осталось почти.
— Тогда была другая ситуация. У меня выбора не было, — возразила себе под нос.
— А сейчас есть? – лукаво повёл хвостом миошан. — Ты — студент, и вся в кредитах. Я — состоявшийся гражданин и могу позволить себе такую благотворительность. Не хочешь покупать моего сородича — потрать деньги на иное. Уверен, они не будут лишними.
С трудом сдержалась, чтобы не продолжить спор и не выставить себя в глупом свете. Всё-таки аргументы у собеседника сильные… а у меня действительно большие долги висят. Точнее, большие висели, а теперь они ещё увеличились в размерах.
— Спасибо, — рука сама потянулась погладить кота-переростка, но я её отдёрнула. Вот только миошан поступка не оценил и слегка приподнялся, буквально подлезая под кисть и словно напрашиваясь на ласку. Ладно, посчитаю это частью мурлыкотерапии. — А если обычного, человеческого кота завести? Неразумного. Его будет достаточно?
Собеседник не то задумался, не то с кем-то консультировался.
— Земная природа не даст нужного эффекта. Нужна или с планеты свекеров — но она часто агрессивная, или с нашей, или ещё с какой-то со схожими параметрами.
— То есть не обязательно именно разумного, главное, чтобы зверь происходил с твоей родины или из места с подобными условиями?
Миошан подтвердил, а потом мы долго молчали. Только в самом конце, когда древтарец уже собрался уходить, я всё-таки спросила:
— Я — тартарка. Зачем тебе это? Сомневаюсь, что забота о моём психическом состоянии входит в ваш договор с университетом.
— Не входит, — подтвердил сотрудник. — Но ты не учла другого. Я служу высшим существам. Именно высшим, одним из немногих по-настоящему разумных. У них… и у меня тоже — свои взгляды, свои ценности. Ты — тартарка. Но ты ещё и страдающее живое существо. Мы не привыкли оставлять их мучиться, если способны помочь.
— Высшие, по-настоящему разумные существа — это знатные древтарцы?
Хвост заметался, выдавая веселье владельца.
— Нет, — фыркнул он. — Это одни из тех, кого тартарцы хотят исключить из категории разумных.
Миошан ушёл, а я сидела и пыталась переварить услышанное. Намёк настолько очевиден, что прозвучал почти прямым текстом. Диаметрально противоположные мнения. У кого-то недоразвитые дурачки, руководствующиеся эмоциями, а у кого-то, оказывается, «одни из немногих по-настоящему разумных». У тартарцев есть аргументы против… кто сказал, что у последователей противоположной точки зрения нет серьёзных причин для своей позиции? Жаль, что сообщать их никто не собирается.
Мурлыкотерапию мне устраивали ещё несколько раз. Не знаю, помогла она или обстановка (скорее всего, всё вместе), но состояние действительно изменилось. Боль, горе потери — ничего не пропало и даже не ослабло. Но теперь они не вгоняли в беспросветное уныние. Хотя сомневаюсь, что смогу когда-нибудь забыть. Такие раны не проходят бесследно. Вот только… даже после них жизнь продолжается. И мой долг — как перед собой, так и перед другими, хотя бы постараться вплести свою нить, сделать мир хоть капельку лучше. Если опущу руки — то каково будет другим? Шасу, Вире, Лиссу, Прию? Да и Ликрий, будь он вменяемым, вряд ли бы одобрил, что я из-за него вдруг сдалась. Поэтому надо собраться и жить. Бороться.
Лисса за всё время, проведённое в террариуме, не видела, да и вообще посетителей почти не было, даже еду доставляли через специальный мини-лифт в стене, без участия людей. Кроме миошана, было только две встречи с местными. В первый раз пришло двое мужчин и женщина среднего возраста — те, кого выбрали будущими тэлями. Они, как и миошан, расспрашивали о подростке. А через пару дней меня вывели из камеры-оранжереи и сопроводили в небольшую комнату, к незнакомому байлогу. Но он даже не заметил нашего прихода, с чем-то увлечённо ковыряясь в углу.
— Щас, третий тэль ждёт, — через пару минут молчания напомнил миошан.
— Ага-с, сейчас-с, — отмахнулся названный когтистой рукой.
Но отвлёкся не сразу. Ещё дважды заверял, что «вот уже сейчас» (имя оказалось на редкость говорящим) и только на четвёртое напоминание с тяжелым вздохом оторвался от чёрного чешуйчатого кокона. Быстро осмотрел меня и снова махнул рукой, разрешив уходить. Честно говоря, я так и не поняла, в чём был смысл этого визита. А объяснять никто не стал.
В остальное время оставалось только отдыхать. Компьютера не было (его отобрали, как и остальные вещи), так что новый материал изучать не оставалось возможности. Поэтому я то просто валялась на траве, мху или водорослях, покрывающих дно водоёма, то занималась физкультурой, то тренировалась решать тут же выдуманные пространственные задачи. Последнее даже повеселило: вот где реальная практика. Прямо как на работе будет: голая, без техники и считай как хочешь. А из подсобных средств только палочка с ближайшего куста и выровненный песок.
Так прошло почти полторы недели. Поэтому очередному визиту стражи я искренне обрадовалась. Ещё больше — когда узнала, что сортировка прошла успешно и нас отпускают. Незаметно как-то прошла. Да и когда? Непонятно.
Уже у выхода, после встречи с Вирой и возвращения наших вещей (включая паспорта), я увидела Лисса. Подросток стоял в окружении своих новых тэлей и явно не решался подойти.
— Лисс? — я неуверенно шагнула ему навстречу и с опаской покосилась на хет — вдруг остановят. Но стражи мешать не стали.
Байлог всхлипнул, тоже бросился ко мне и крепко обнял.
— Прощай, — прошептал он.
— Может, ещё встретимся. Жизнь — странная штука, — улыбнулась я. — К тому же…
Не договорив, оборвала себя. Ещё раньше, когда уезжала в Миртар, предложила подростку переписываться или перезваниваться. Но он признался, что у него проблемы с дистанционным общением: находясь далеко и не «чуя», многие из байлогов не способны воспринимать собеседников адекватно. В том числе и Лисс.
— Русс так и не согласился сделать ребёнка, — пожаловался друг.
— Ну и не расстраивайся, — погладила юношу по голове. — Вот поправишься, на тебя самые суперматематичные байлоги заглядываться будут.
— Думаешь?.. — с какой-то детской надеждой взглянул мне в лицо Лисс. — Я глупый, слабый… без образования и тартарского паспорта. К тому же теперь от меня техника ломается. Такие никому не нужны.
С трудом сдержалась, чтобы не выдать эмоций. Прежний друг никогда бы так не сказал. Он тоже засомневался бы в моих словах, но аргументировал бы нормально. Адекватно. К тому же раньше Лисс никогда не считал, что байлоги могут отвернуться от сородича по таким дурацким причинам. Скорее, наоборот.
— Ты выздоровеешь, и всё будет хорошо, — сама сомневаясь в том, что говорю, повторила я и обратилась за поддержкой к тэлям: — Ведь так и будет?
— Так и будет, — уверенно подтвердил старший мужчина. Вот только глаза его говорили о другом. О том, что вероятность поправиться у друга минимальна. Если вообще есть.
Вскоре Лисс ушёл, вместе со своими сопровождающими. Только старший тэль на мгновение задержался, чтобы скинуть свои данные. Я благодарно кивнула: теперь, пусть и через третье лицо, но получится хотя бы узнавать, как дела у подростка.
А потом хеты радостно выставили нас из здания. Точнее, как только сейчас выяснилось — из гигантской и мрачной вешности. В отличие от виденной в Миртаре, у этой росли не только плети и листья — вся поверхность ощерилась жесткими даже на вид колючками. А ещё цвет был иным. Вместо буро-красноватой какая-то чёрно-пепельная масса. Как будто после пожара. Картину отлично дополняла большая грубость строения и неравномерная поверхность.
Я немного постояла на улице, глядя на биотехнологию и мысленно ещё раз прощаясь с друзьями. В том числе с Ликрием. С ним после окончания пути не удалось даже увидеться. Может, уже в институт химеризма отправили?
— Идём, — встряхнув головой, отогнала лишние мысли и обернулась к терпеливо ожидающей эрхелке. — Наверное, лучше сразу на вокзал?
Так мы и сделали. Потом провели несколько часов, пытаясь выстроить приемлемый маршрут. Получалось либо слишком дорого, либо достаточно долго. Вообще это нехороший поступок со стороны начальства: насколько удалось узнать, древтарцы оплатили наше возвращение средним классом. Вот только договор заключался не с нами, а с университетом, в результате, хотя ему деньги перевели, мы с Вирой их не увидели. И ехать придётся за счёт увеличения кредита. Самое паршивое — даже своё право на выделенные средства не отстоять. Но хоть придираться за то, что пропустили часть учёбы и отстали, не имеют права. Хотя всё равно обидно… и на проезд надо постараться потратить как можно меньше.
В конце концов мы составили нормальный план поездки, всего с одиннадцатью пересадками. Да уж, когда в выделенном для студентов вагоне ехала, как-то не представляла, насколько сложны и запутаны маршруты. А ведь это логично: стабильная зона огромна и пускать транспорт из каждого города, даже из каждого крупного города во все другие никто не станет. Слишком накладно.
Путь проходил буднично. Мы ехали, занимались, старались экономить и не покупать лишнего. Из-за этого, когда пересадка пришлась на зимний город, почти сутки не вылезали из кафе, чтобы не замёрзнуть, — благо в нём за это деньги не снимали. Ну и ели там же, естественно, пусть и то, что подешевле.
Кстати, режим жёсткой экономии вовсе не означал, что я или Вира сильно себя зажимали. Мы уже достаточно прожили в Тартаре, чтобы понимать: если потеряем здоровье, никто не будет нас жалеть или делать поблажки. Поэтому мы старались обеспечить себе полноценное питание (но дешёвое, поэтому часто приходилось жертвовать вкусом), хороший сон и безопасность. То есть, всё-таки не скатились на уровень аллюсов.
Четвёртая пересадка пришлась на Орилес, тот самый город, в который нас возили кураторы. Но здесь нам предстояло ждать нужный поезд около трёх недель. На вокзале почти ничего не изменилось: на таможенном пункте дремал очередной дежурный, камеры хранения открытые и без присмотра, даже подросток-геймер по-прежнему большую часть времени занимал единственный справочный терминал. Хотя, если серьёзно, пассажирам он почти не нужен: билет легко заказать через сеть или купить заранее.
Впрочем, нас сейчас и камеры хранения не интересовали — весь груз на двоих умещается в одной сумке. Поэтому мы сразу направились к неработающему эскалатору.
— Эй! — не отрываясь от игры, окликнул нас мальчишка. — А туда нельзя!
— Почему? — удивилась Вира.
— Потому, — геймер снова погрузился в виртуальный мир, и добиться нормального ответа у него вряд ли бы получилось.
Решив, на всякий случай, проверить, я разбудила таможенника.
— Да, вам нельзя в город, — потянувшись, подтвердил он. — Вы иностранцы и без специального разрешения. Орилес для вас закрыт.
Мы переглянулись.
— Даже в кафе и участок стражей? — уточнила я.
— Вам нельзя в город, — повторил мужчина. — Всё, не мешайте спать.
Отойдя к стене, Вира (была её очередь нести нашу поклажу) поставила сумку, и мы сели обсудить новости. Получается, что придётся либо всё три недели на станции ждать, либо ехать на местном аналоге электрички в ближайшее открытое селение. Но тратить деньги на лишние билеты не хотелось. А выход ну совсем никак не охранялся.
— Нет, так нельзя, — встряхнула головой я, отгоняя неуместные мысли. — Если нарушать начнём — можем в неприятности попасть.
Вира согласилась, и мы отправились осматривать вокзал. В закрытую часть (то есть туда, где когда-то стоял студенческий вагон) нас теперь не пускали. Да и вообще, разница в отношении очевидна: всё-таки тогда мы были студентами и с разрешением, а сейчас — иностранцы, всё ещё без образования и путешествующие по собственной инициативе.
К счастью, на подземном вокзале удалось обнаружить несколько кафе, столовую и пять небольших магазинов. А ещё хороший туалет, в котором даже помыться можно. Самое главное — бесплатный. На самой станции тоже можно находиться без ограничений — при условии, что ждём поезда (и неважно, что ожидание несколько недель продлится). Даже спать не запрещали.
На всякий случай мы оценили и второй вариант — на время уехать в соседний город. Но, подумав, отказались. Во-первых, это дополнительные траты, во-вторых — там мы уже не будем «ожидающими поезда», так что с вокзала могут попросить.
— Добро пожаловать в бомжи. Вариант студенческий, — хмыкнула я, распаковывая сумку и поудобнее устраиваясь на том участке пола, который мы решили занять на время ожидания. — Интересно, когда уже будем с образованием и работой, тоже придётся вот так жить?
Вира улыбнулась и пожала плечами. А я включила компьютер и задумалась. В спецтранспорте древтарцев связь была и ничего нам не стоила. Сейчас же и она пойдёт за счёт кредита. А учитывая, что цены для иностранцев и своих отличаются в разы… дороговато выходит. Пролистала материалы. Ладно, пока уже накаченного хватает, чтобы учиться. А вот если обойтись не получится — тогда и подумаю.
Несколько раз к нам подходили древтарцы (насколько удалось понять по тем, кто носил с собой документы — в звании имперцев), рассматривали, но потом отправлялись дальше по своим делам. Помощь никто не предлагал и в младшие забрать не пытался: мы ведь не просто граждане Тартара, но до сих пор под его защитой — то есть потенциальному владельцу придётся возвращать всю сумму уже взятого нами кредита и ещё сверху доплачивать. Слишком дорого.
Глядя вслед очередному имперцу, чуть не рассмеялась. Отправься я в Древтар сразу после Белокермана, никакой защиты бы не было. И наверняка очень быстро стала бы младшей. Это даже сейчас пугает… но так ли страшно оказалось бы на самом деле? Вряд ли смогу оценить, не испытав. А испытывать нет никакого желания.
Впрочем, и Тартар, мягко говоря, далёк от идеала. Зажмурившись, откусила от лепёшки и фыркнула. Может, действительно, когда верну кредит, на бомжа пойти? Судя по опыту — очень актуальная профессия. Впрочем, сейчас рано об этом думать. Сейчас надо хотя бы на самоубийцу доучиться и на работу устроиться.
С питанием и гигиеной проблем не возникало. В занятиях приходилось ограничиваться общей практической самокультурой и теорией из накачанных учебников. Хотя мы советовались друг с другом, но без консультаций всё равно осваивать материал сложнее. Поэтому некоторые темы приходилось пропускать, откладывать спорные или сложные вопросы. А вот со сном не заладилось. Хотя на станции достаточно тепло, но пол слишком жёсткий. И те немногие тряпки, которые у нас есть, ситуацию почти не улучшают. А хозяйственных магазинов, чтобы хотя бы какой-нибудь простой надувной матрац приобрести, на вокзале нет. В результате спать приходилось дольше, но всё равно оставалась небольшая усталость. Зато теперь я оценила подарок Прия — препарат для передачи власти Ги Ирау. Поездка действительно долгая, и второй половине необходимо от меня отдыхать.
Хотя на вокзале многие пересаживались с одного поезда на другой, но почти никто не оставался надолго. А если и задерживались, то останавливались в гостинице — поэтому нам не мешали. Единственный минус — косились. Ну да это их проблемы: если разрешено, то имею право спать, где хочу. Даже на полу у стеночки. Но сколько бы я не убеждала себя, смущение всё равно оставалось. Как и неприятное ощущение того, что позорю Тартар. С другой стороны, что, теперь в ещё большие долги залезать, просто чтобы сделать вид успешного человека? Вон, даже Лэт, основатель чёрного государства, позволяет себе в простом комбинезоне ходить. Чем я хуже?
За пару недель мы познакомились и с таможенниками, и с продавцами, и с малочисленной охраной. Даже с геймером здоровались, а он крутился у терминала почти каждый день по много часов. Однажды, в качестве тренировки переключившись на пси-тело, я заметила этого подростка… и чуть не шарахнулась.
Вместо безобидного мальчишки или чего-то подобного, у терминала стоял большой зубастый и капающий слюной монстр. Да ещё и вооруженный, как герои какого-нибудь яркого, но неправдоподобного боевика.
— Вира, погляди на него внимательно, — вернувшись к нормальному восприятию, шепнула подруге, нервно косясь на поедающего мороженое «безобидного» мальчишку.
Эрхелка согласилась, явно поняв намёк, сосредоточилась и неожиданно заулыбалась:
— Какой милый!
— Милый?! — обалдела я, но тут же вспомнила о том, какие нео-уровни доступны подруге. — Ты на каком уровне смотришь?
— На маг.
— Переключись на пси, — посоветовала я.
Но и сама напряглась. В отличие от пси и био, маг уровень давался мне тяжело. А вот Вире — проще других, с пси тоже хороший потенциал, а био-уровень для неё недоступен: слишком плохо развито соответствующее тело.
Наконец добившись результата и посмотрев в том же зрении, что и подруга, передёрнулась. Вооружённый монстр несколько изменился, но стал ещё более опасным и непривлекательным. Как будто подгнившим… словно нежить. Что в нём «милого»?..
— Что ты в нём нашла? Это же ужас какой-то.
— Да что в нём ужасного? — возразила эрхелка. — Такая лялечка пушистенькая, так бы и приласкала.
Я в шоке посмотрела на Виру. Потом на монстра и снова на подругу. Вроде её раньше никогда ни на что подобное не тянуло. Конечно, наверняка мы видим несколько по-разному… но не настолько же? Или настолько?
— Что-то не так? — насторожилась эрхелка.
— Я вижу двухметрового мускулистого и вооружённого до зубов монстра. Кстати, зубы тоже ещё те — прямо как в дурацких ужастиках.
Вот теперь удивилась Вира.
— Наверное, мы по-разному видим, — высказала вслух напрашивающийся вывод я.
— Слишком уж по-разному, — покачала головой она. — Давай-как вдвоём на пси — там лучше всего пересекаемся. И сравним.
Вздохнув, переключилась на соответствующее тело. Порождение больной фантазии по прежнему было таковым. Громко рыгнув, оно пошатало рукой собственный зуб, вырвало его, глубокомысленно оглядело и с аппетитом проглотило. Потом почесало подбородок и так же жадно зажевало собственную кисть. Я всё-таки отшатнулась, прижавшись к стене и с ужасом наблюдая, как рвущаяся плоть исчезает в пасти монстра. На мгновение отвлеклась, выискивая подругу, но тут же одёрнула себя: до сих пор забываю, что эрхелы в пси-зрении выглядят мелкими и мимикрующими.
Хотела уже переключиться на физ-зрение, но следующее действие пугающего создания снова заставило замереть. Теперь существо гнило… или вообще рассыпалось в прах? Но не полностью — через жуткое тело показалось другое. Плоть облачком развеялась по полу и вместо чудовища у справочного терминала осталась стояла очаровательная трёххвостая, четырёхглазая и шестиухая светло-кремовая лисица. Выражение морды удивлённо-наивное и такое забавное, что если бы не прошлый ужас, я бы рассмеялась. Но не теперь.
Всё-таки вернувшись к привычному восприятию, тронула подругу. Вира вздрогнула и тут же потянула меня вбок — подальше от непонятного геймера.
— Прости, что не описывала увиденное… но оно быстро менялось, — сообщила я.
— У меня тоже. И монстра на сей раз я увидела, — кивнула эрхелка.
— А потом он превратился в небольшого симпатичного зверька.
— Именно.
Мы помолчали.
— Но это не байлог, — задумалась я. — На пси байлоги иначе выглядят.
Вира нервно хмыкнула.
— Тоже думаю, что не байлог, — согласилась она. — Но подозреваю, что ему подобные тоже очень популярные персонажи фильмов ужасов, — поёжилась и добавила: — Очень хотела бы ошибиться.
— Его вид — метаморфы?
— Если это птер… то ещё хуже, — мрачно покосилась в сторону справочного терминала подруга. — Идём к себе, расскажу.
Эрхелка честно призналась, что знает немного и желанием узнавать никогда не горела — с такими существами, по её мнению, лучше не связываться. Но и того, что сообщила, уже было достаточно.
Если байлоги способны менять своё физическое и бионическое тело, то птеров на этих уровнях просто не существует. Как, кстати, и на маг-уровне. Поэтому когда представитель этого вида находится в обычном для себя состоянии, ни я, ни Вира, ни многие другие не смогут его увидеть. Чтобы общаться с нам подобными, птеры становятся кукловодами. Они могут сделать некое подобие голема на любом из вышеперечисленных уровнях. А потом «дёргать за ниточки» и управлять на самом деле мёртвой куклой. Некоторые берут уже нечто готовое, например, манекен или труп, другие собирают «тело» из грязи, тряпок, камней — любых подсобных материалов. У одних получается очень похоже на живых существ, у других поделки грубые, топорные, и опознать их не составляет труда.
Но ладно бы просто трудности общения — главная беда не в этом, а в особенностях питания птеров. Этот вид потребляет некие субстанции на более высоких уровнях. Причём больше любят поедать разумных, точнее, то, что в поведении и восприятии последних проявляется сильными эмоциями. Страх, ужас, шок, стресс, эйфория — всё это для птеров как лакомство. А отрицательные эмоции вызвать намного проще, чем положительные. Вот и… перчат гурманы свою пищу. По словам Виры, «обеды» птеров отнюдь не безобидны: их жертвы могут сойти с ума или даже погибнуть.
Сети не было, но я всё же запустила поиск по названию вида на своём компьютере. Не безрезультатно, хотя единственный найденный документ оказался не учебником. Птеры в Тартаре тоже входят в список особо опасных и нестабильных видов.
Немного посидев, подумав и позанимавшись, я всё-таки подошла к геймеру. Будь он маньяком, наверняка местные власти приняли бы меры. А если это существо перемещается свободно, значит всё не так страшно.
— Ты птер? — прямо спросила у «юноши».
— Ага, — не отвлекаясь от игры, согласился он.
Поджав губы, посмотрела на экран. Неужели ему действительно интересно играть «куклой» на компьютере? Или цель на самом деле совсем иная? Например, нарваться на конфликт с кем-то из приезжих?
— Вкусно было? — буркнула и тут же извинилась. Не стоит нарываться на конфликт.
— Вкусно, — снова согласился «подросток» и откусил от мороженого. — Хочешь?
Я не ответила на вопрос, вместо этого задумчиво глядя на лакомящегося птера. Если то, что я вижу, только кукла… то почему «кукла» так активно питается?
— Это… это кто-то живой? Чьё-то живое тело под твоим управлением? — слегка отступив, всё-таки решила прояснить ситуацию.
— Не-а, оно полностью дохлое, — геймер ещё раз откусил от мороженого, потом демонстративно оторвал себе челюсть, помахал ей и торчащим из неё мусором у меня перед носом и приставил обратно. А потом расхохотался: — Ты забавная. Обычно народ от меня сбежать старается, а ты как бабочка перед насекомоядной птицей. Между прочим, для меня ты не ядовитая, а вполне съедобная и аппетитная.
— Уже ушла, — вздрогнув, заверила странного собеседника и тут же воплотила слова в жизнь.
— У тебя вообще голова не работает, только задница? — сердито встретила меня Вира. — Что ты вечно лезешь не туда?!
— Мы уже тут давно, — возразила я. — Хотел бы — уже десять раз бы съел. И вообще… у меня уже первая категория ненадёжности, а гражданство от простого общения не потеряю.
Эрхелка поперхнулась возмущением.
— Вот знаешь… теперь я понимаю, что тебе не зря её присвоили.
Я обиженно отвернулась. Но потом всё-таки решила прояснить ситуацию и рассказала, какими соображениями руководствовалась.
— Ну, в этом плане верно, — задумчиво согласилась Вира. — Злонамеренного птера древтарцы вряд ли бы стали терпеть. Но ведь он…
— Байлоги и чиртерианы тоже ужастики. Как, кстати, и арваны — они ходячие эпидемии, — пожала плечами я. — Так что теперь, их всех избегать?
Эрхелка задумалась, а потом решительно направилась к геймеру.
— Можно тебя потрогать? — сходу спросила она.
— Могу даже демонстративно развалиться, — развеселился птер и тут же воплотил слова в жизнь: тело рассыпалось горкой мусора, кожа взметнулась мелкими драными лоскутками и закружилась вокруг Виры. Подруга взвизгнула и отшатнулась.
— Эй, хватит тут сорить! — возмутился проснувшийся таможенник.
Останки поднялись в воздух и культурно перенеслись в ближайший мусорный бак. А потом оттуда выскользнул большой змей, снова рассыпался и собрался уже в привычного геймера, рядом с которым появилось ещё нечто… человекоподобная фигура из отходов. Они вдвоём прошлись туда-сюда, после чего второе тело развалилось и улетело обратно в мусорку.
— Из этого набора реалистичней получается, — пояснил геймер, ткнув в себя пальцем. — Ну давай, трогай… если ещё не передумала.
Сжав зубы, Вира прикоснулась к птеру, а потом и вовсе обиженно ткнула его в бок. И поспешила вернуться ко мне.
— Фух, теперь я тоже первой категории соответствую, — облегчённо сообщила подруга, вытирая выступившую испарину со лба.
Я хмыкнула, а потом поинтересовалась, зачем она всё это затеяла.
— Как зачем? Ты права — у нас уже высшая категория ненадёжности, надо же из неё хоть какие-то плюсы извлекать.
— Ну ты даёшь… нашла плюс.
Больше никаких интересных событий не было вплоть до ночи нашего отъезда. Когда мы ожидали поезда, над вокзалом пронёсся вой, полный ужаса и безнадёжности. Уходить никуда мы уже не могли: транспорт должен приехать очень скоро, а остановка короткая. Поэтому просто обернулись, на всякий случай приготовившись бежать или прятаться.
В начале эскалатора, ведущего в Орилес, катался на полу, рвал на себе волосы и уже не выл, а хрипел один из тех пассажиров, что приехали буквально несколько минут назад. Остальные сгрудились по стенке, со страхом взирая на происходящее.
— Всем успокоиться и не паниковать, — скомандовал подошедший охранник. И добавил, обращаясь куда-то в сторону невменяемого мужчины: — Успокой его уже, шумно слишком.
Тот замолчал почти мгновенно, словно отрезало. Лишь тихо сипел и скреб пальцами пол. Охранник приблизился к пострадавшему, зачем-то пощупал ему голову, а потом обернулся к остальным приезжим.
— Если что-то запрещают, не стоит это игнорировать. Идите в комнату отдыха.
Помолчал, дожидаясь, пока его команду выполнят, а потом снова склонился над жертвой.
— У него хоть есть вероятность поправиться? — будто высказывая мысли вслух, спросил охранник.
У стены что-то зашевелилось. Только сейчас я заметила, что вместо геймера рядом с терминалом лежала куча обрывков и кусочков. Несколько секунд — и из неё опять сложился человек… кажущаяся человеком кукла.
— Не-а, — небрежно заявила она. — Он же на закрытую территорию проникнуть хотел — так что всё равно высший приговор. И ценности не представляет — я паспорт посмотрел.
Охранник смерил птера недовольным взглядом:
— Всё с тобой ясно.
В этот момент подошёл наш поезд, и мы поспешили на посадку. Уже перед закрытием дверей я успела обернуться и увидеть, как охранник стреляет в голову лежащему на полу. Вот только не уверена, что он исполнял приговор, возможно, наоборот, освободил агонизирующего.
Мы прошли вглубь вагона и расположились на своих местах. Поезд уносился вдаль, но мысли всё ещё задержались на вокзале в Орилесе.
Геймер? Три раза «ха»! Птер такой уж «обычный» человек: по видовой принадлежности, по поведению… и по реакции на него охраны и таможенников. Теперь уже никаких сомнений: «подросток» не развлекался, а работал. Именно этот, кажущийся безобидным и безалаберным птер наверняка является одной из самых серьёзных и сильных преград на пути в город. Да ещё и, судя по всему, геймер имеет полное право бить на поражение.
Пугает. Хотя, с другой стороны, как раз страх тут лишний. Как бы себя ни вёл птер, нам он ни разу не угрожал и не пользовался властью. Только представление одного актёра устроил. Да и никого из пассажиров не трогал, даже ту скандальную пару, которая согнала его с игрового автомата и долго ругалась. Птер — охранник и просто выполняет свою работу. Более того, он предупредил нас, когда в самом начале мы, не подумав, чуть не ушли наверх. Наверняка, и того несчастного тоже пытался остановить — но тот не обратил внимания на слова. Так что если не нарушать закон, то и опасность не угрожает.
Но как же я всё-таки рада, что не соблазнилась «неохраняемым» выходом и не попыталась подняться в город. Можно сказать, спасла этим себе жизнь. А если даже не жизнь (вдруг являюсь достаточно ценным оборудованием), то хотя бы свободу.
17 августа – 31 октября 617135 года от Стабилизации
Поездка — Бурзыл, Тартар
Больше путешествие особых впечатлений не принесло. Но когда проезжали вертарские территории, я в полной мере оценила прямоту и чёткость местных порядков. Строгие, точные инструкции, понятные указания — от кажущейся тирании повеяло какой-то свежестью и чуть ли не свободой. В определённых рамках, но ведь и в Тартаре на самом деле много ограничений. Просто они менее явные, поэтому легче ошибиться и решить, что «забора» нет. Но это весьма опасное заблуждение.
Путь обратно занял много времени. Несмотря на то, что мы старались заниматься, всё равно понимали, что сильно отстаём от остальной группы. Так что настроение, когда наконец, добрались до Бурзыла, было неоднозначным. С одной стороны, радость от того, что наконец дома. С другой — опасения насчёт учёбы и большой нагрузки. Нагонять-то надо. Особенно если хотим выпуститься одновременно с Прием.
Уже в Тартаре созвонились с сокурсником, и он пообещал нас встретить. Что и сделал, кстати, предусмотрительно захватив тёплую одежду: уже начинался октябрь и сейчас в Бурзыле шёл первый снег. Ещё относительно тепло, но уже отнюдь не для летнего костюма.
До общежития решили пройтись пешком и по наземной части города. Я любовалась белыми хлопьями и мрачными строениями. Не то, чтобы Бурзыл мне нравился, но сейчас он казался привычным. А ещё — здесь, наконец, удастся вернуться к нормальной жизни. Долгое путешествие утомило, в первую очередь — морально.
То здание, в котором раньше была наша комната, так и не восстановили. Но помещение Прий получил по-прежнему в нём, только теперь подвальное. Действительно уютно его обустроил, даже почему-то (Ликрия-то теперь нет!) с живым уголком. Но этим не ограничился.
Остановившись на пороге, я задумчиво посмотрела на ребёнка… котёнка, протянувшего руки, чтобы взять нашу небольшую поклажу.
— Познакомьтесь, это Мирум, — представил его сокурсник. — Мой раб. И мой брат.
Я недоуменно кхекнула. Вроде знаю, сама в рабстве была, да и привыкнуть уже давно пора… но всё равно как-то странно выглядит вот такое будничное представление близкого родственника как вещи.
— Нам ведь не запрещено заводить животных или разумное движимое имущество, — пояснил Прий. — Если вы возражаете — буду по большей части в своём закутке держать.
— Не возражаю, просто удивилась, — тут же заверила я, представив ребёнка, запертого даже не в комнате, а чуть ли не в мелкой клетке.
Вира тоже ничего против котёнка не имела.
Мы закинули привезённую одежду в стиральную машинку на этаже, помылись сами и потом долго осматривали закупленные для нас вещи. Почти все марки и модели другие, не те, что когда-то брали. Но по требованиям соответствуют. Да и качество хорошее… по крайней мере, с первого взгляда.
Немного отдохнув, мы все втроём наметили план занятий. Навёрстывать необходимо, но перегружаться нельзя, как и жертвовать ради учёбы здоровьем. Поэтому, увы, в тартарары улетает всё то время, которое раньше оставалось для личных увлечений и интересов.
Большинство предметов догнать сможем — особенно теперь, с хорошими консультантами. Но некоторые беспокоят. Особенно — специфическая практика самоубийц. Её по-прежнему ведёт Зоргум. Да, есть расписание… но только по расписанию такое сильное отставание не наверстать. Надо просить о дополнительных занятиях. Вот только страшновато.
Выяснилось, что страх — ещё не самое плохое. Мориотарский куратор выслушал просьбу со своим обычным, миролюбивым выражением на лице. Но отреагировал неожиданно:
— Ты для меня неинтересна. Слишком хилая, — весело сообщил он Вире. — А ты — личинка, но плохая, негодная, — добавил уже мне. — Тоже неинтересная и хилая. Поэтому не вижу смысла заниматься с вами дополнительно. Ну или… — опасный юноша обошёл нас по окружности, — или, так и быть, позанимаюсь. Но только если вы убьёте и съедите… ну вот, например, этого студента, — выловив проходящего мимо старшекурсника, мориотарец поставил гуманоида перед нами. — Не бойтесь, наказания за это не будет — я позабочусь.
Я мрачно посмотрела на невинно улыбающегося Зоргума. Подавила резкое возражение и задумалась. На такую сделку ради учёбы в любом случае не пойду. Вира тоже не будет жертвовать совестью. Но зачем мориотарец вообще предлагает подобное?
Мельком заглянула в паспорт студента: вот-вот закончит обучение. То есть, если бы причиной была выбраковка, то она бы уже давно произошла. Тогда… неужели это просто ради удовольствия? Та самая «плата», о которой когда-то говорил Фуньянь?
Вдвойне гадко. Учиться, пройти все проверки, чтобы потом вот так просто под руку мориотарцу попасть! Может это всё-таки просто злая шутка? Хотя непохоже — слышала, чем кончаются «развлечения» Зоргума. Да и жертва явно всё понимает. Недаром бедолага так выглядит, аж посинел, весь трясётся, хотя ни вырваться, ни возражать не пытается. Впрочем, сбежишь от Зоргума, как же.
— Нет, спасибо, мы лучше как-нибудь сами, — почти хором отказались мы и с опаской переглянулись.
Мориотарец рассмеялся, оттолкнул студента к стене и скрестил руки на груди. А я вдруг почувствовала, что не могу двигаться. Почти не могу — только голова подчиняется. Судя по ужасу в глазах Виры, ею тоже завладело странное состояние.
— Тогда ты. Подошёл, убил, съел, — скомандовал Зоргум прежней жертве.
Гуманоид медленно встал. Плавно достал из кармана пистолет и сжал его в четырёхпалой кисти.
Я судорожно вздохнула и зажмурилась.
— Ты можешь меня заставить, — тихо сказал старшекурсник. — Можешь. Но тебе придётся заставлять. Тут не Мориотар.
От удивления я распахнула глаза и пораженно уставилась на студента. Сородич Роллеса всем видом выражал отчаянное упрямство.
— Вот как? — опасно прищурился куратор. — А если пойти по-другому… Ладно, ты свободна, — бросил он Вире, после чего обернулся к старшекурснику и указал на меня. — А ты знаешь, что одна из частей этой химеры принадлежит свекеру? — заметив непонимание трёхглазого, мориотарец пояснил: — Той цивилизации, которую часто называют облачными.
Вот теперь реакция была. Рука сжалась на оружии, глаза сузились, а дыхательные щели, наоборот, расширились. Но мужчина тут же взял себя в руки.
— Ты можешь меня заставить, — просто констатируя факт, повторил он.
— Какие же вы все слабаки, — хмыкнул Зоргум, толкнул меня на старшекурсника и исчез. Буквально растворился в воздухе.
— Вы в порядке? — поинтересовался старшекурсник, убирая пистолет. — Вот и хорошо.
Повернулся, чтобы уходить, но потом оглянулся.
— Я не буду распространяться, кто ты, — холодно сообщил он. — Но сам не забуду.
— Спасибо, — поблагодарила я, всё ещё не отойдя от пережитого шока, и задумчиво проводила взглядом трёхглазого.
Всё-таки Ликрий и в этом был прав — у моей лидирующей половины немало врагов. Но по какой причине? Что всё-таки такого натворили свекеры, чтобы заслужить подобное отношение? Почему разные виды просто не могут жить мирно? Или хотя бы соблюдать нейтралитет?
— Да что я за бяка такая? — пробормотала себе под нос.
— А ты не знаешь? — так же тихо поинтересовалась Вира.
— Нет. Понимаю, что глупо звучит, но действительно не знаю, — призналась подруге. — Когда-то думала, что надо бы поискать, но потом так и не посмотрела.
Нервно вздохнула. Если серьёзно, то сейчас тоже не до этого. Тем более, что Вира не в курсе, а за пять минут ответ найти вряд ли удастся. Поэтому загадка свекеров (или «облачных»?) подождёт. Как и многое другое.
Только через несколько минут первый шок схлынул, и меня реально затрясло. Пережитый страх выходил через слёзы. Мы с Вирой сидели у стенки, обнимались и дружно ревели. Сильно, чуть ли не до икоты. Хорошо, когда есть кто-то, кому можно выплеснуть переполняющие эмоции. И кто их понимает.
А когда уже почти успокоились, увидели стоящего рядом Фуньяня.
— Ладно молодежь, всё с вами в порядке, поэтому заканчивайте потихоньку лужи разводить, — усмехнулся он.
— Скажи, что это была просто злая шутка! — потребовала я у куратора.
— Это была просто злая шутка, — с готовностью повторил эрхел и лукаво добавил: — А я сейчас солгал.
— Проверка? — высказала свою версию для успокоения Вира.
— Мориотарское развлечение, — присел на корточки рядом с нами Фуньянь. — Но Софье, в отличие от тебя, Вира, и Оливмива, смерть не угрожала. У неё серьёзный покровитель в этом университете. Против него не пойдут, тем более теперь, после случившегося. Я рад, что повезло вам всем.
Куратор ушёл, и мы тоже встали, чтобы вернуться к себе. Я вытерла слёзы и горько усмехнулась. Покровитель. Сумасшедший, сильный, высокопоставленный. Вот только порой терять близких людей не легче, чем рисковать своей жизнью.
К слову, потом узнала, что в тот же день мориотарец аналогичным образом развлёкся ещё с несколькими студентами. В первый раз добился своего (причём убийца, как и обещал Зоргум, остался безнаказанным), а во второй получил отказ на своё требование, разозлился и покалечил обоих. Так что нам очень повезло.
Несмотря на то, что никаких левых развлечений, типа поиска лишней информации или даже просмотра новостей, я себе не позволяла (сначала нагнать надо), но не ослепла и не оглохла — в результате постепенно узнавала, что происходит. А события не стояли на месте.
Вертарские кураторы-чиртерианы уехали на родину сразу, как только нас увезли в Древтар: ведь теперь им уже не надо было контролировать Ликрия. Количество студентов сильно сократилось. Здания не ремонтировались, а кое-где пустующие части общежитий стали сдавать в аренду. Народ в Бурзыле возмущался создавшимся положением… и от этого часть начальства очень нервничала.
Университеты в Тартаре — частные заведения. Владелец нашего дорожно-извращенского сделал огромную ошибку, когда согласился на контракт с Ассом, да ещё и не обеспечил психически больному нормальной обстановки. После приступа древтарца для университета началась тёмная полоса. Ректор (он же — владелец) попытался отослать Асса под предлогом того, что теперь расследование завершено, но представители Древтара отказались разрывать контракт раньше времени, сославшись на соответствующий пункт договора. В каком-то плане это было подло: зелёные слишком хорошо понимали, какую непредсказуемую угрозу несёт психически больной байлог, но не хотели пока его ликвидировать. В результате воспользовались ситуацией, чтобы хотя бы ещё несколько лет «хранить» опасное оружие на чужой территории. А что тартарцы могут пострадать — это неважно, за это отвечает тот, кто заключил договор. То есть — наш ректор. Впрочем, он тоже должен был десять раз подумать и перепроверить прежде, чем соглашаться.
Зато Радий, как только пришёл в нормальное состояние, тут же потребовал разорвать свой договор (тоже аргументируя предусмотренным пунктом и тем, что его присутствие для расследования уже не требуется). Вот тут запротестовал университет: с его специализацией арваны в сотрудниках необходимы, а среди этого народа нет дураков ехать в город, где недавно зачистили всех сородичей и угроза ещё не удалена. Но по договору насильно удержать не могли — в результате теперь и доплачивают большую сумму, и чуть ли не любое пожелание выполняют — лишь бы не уехал и в роли университетского специалиста поработал. Потому как другим банально опасно рядом с Ассом находиться и не станут они рисковать. Даже за повышенную плату.
В связи с трагическими событиями ректор потерял доверие банков — поэтому новым студентам, поступившим в дорожно-извращенский университет, кредит не дадут. Естественно, абитуриенты о такой особенности узнавали заранее, и в результате желающих учиться не стало. А нет студентов — нет и средств на содержание огромного комплекса, сотрудников и всего остального.
Университет медленно, но верно приходил в упадок. Хуже всего даже не нам — нас, с нашими кредитами, если что, примет другое учебное заведение с аналогичной специальностью. А вот ректору и ещё некоторым представителям из администрации грозит реальная опасность. Если они не выполнят взятых на себя обязательств, то будут вычеркнуты из граждан и людей в Тартаре.
Мы станем последним выпуском. Банально потому, что как раз за это время закончится предельный срок контракта Асса — потом древтарцам придётся его отозвать. Всех студентов, поступивших позже, администрация разослала учиться по другим городам: сама договаривалась и сама же оплачивала издержки. То есть, когда мы выйдем, университет прекратит своё существование. Или перейдёт в другие руки.
Узнав обстановку, я даже в чем-то поняла ректора. Он разоряется и, естественно, пытается сэкономить на всем, на чём может. Включая наши билеты. Но поняла — не значит приняла или простила.
То ли почувствовав слабину, то ли по какой другой причине, но Зоргум разошёлся и совсем потерял совесть. К счастью, после той серии «развлечений» студентов он трогал не больше обычного, зато теперь нападал на преподавателей, представителей администрации и прочих работников университета. Под ещё большее внимание попадали те, кто собирался уходить или был уволен. Чем дальше, тем сильнее противостояние становилось похожим на войну. Войну одного против всех. Точнее, не всех, но многих. Прямые атаки, яды, ловушки, «несчастные случаи» — в ход шло всё.
Естественно, реальные и потенциальные жертвы не смирились. У Зоргума не заплачено ни одного налога, который бы запрещал охоту на него. Кроме того, хотя хозяин (некий семь тысяч тридцать пятый мориотарец) вряд ли обратит внимание, если его игрушка что-то натворит в соседнем государстве, но точно так же ему безразлична судьба самого Зоргума. Да, он раб, достаточно высокого ранга в фиолетовом государстве — но вовсе не любимчик. Поэтому если куратор вдруг погибнет — никаких проблем университету это не принесёт.
Поэтому против Зоргума каких только мер не применяли. Наёмные убийцы, подложенные бомбы и многое другое (наверняка и яды тоже были), но мориотарец до сих пор оставался жив и, судя по виду, невредим. В отличие от его жертв. А вот у остальных сотрудников университета, даже у тех, кого пока не трогал, начали сдавать нервы.
К слову, все-таки мориотарец какой-то системы, похоже, придерживался. Я не слышала, чтобы он больше обычного трогал жителей Бурзыла и приезжих, не имеющих отношения к нашему университету. Да и в нём такое впечатление, что жертв выбирал прицельно. Причём мог упорно игнорировать даже тех, кто вроде бы активно действовал против мориотарца. Однако чем руководствовался Зоргум, понять так и не удалось. Да и легче от странной выборности не становилось.
Как бы то ни было, жизнь продолжалась. С учёбой возникли реальные проблемы. Самостоятельно заниматься хождением через короткие пути — большой риск там и сгинуть. Прий тут тоже не помощник. Нужен нормальный, опытный самоубийца, который, в случае чего, сможет вытащить и спасти. Но где его взять… да ещё чтобы он был не мориотарцем или ещё кем-то не лучше?
За своими проблемами я не сразу заметила, что и у других студентов отнюдь не всё гладко. Вире вживили т’тагу когда мы были в Древтаре. Точнее — когда держали на базе в ожидании и в процессе сортировки. Эрхелка приняла новость философски, возможно, даже легче, чем я в своё время. Ирину тоже провели через аналогичную процедуру, пока нас не было. Вот только принципиальная девушка перенесла её очень тяжело. Из активной и жизнерадостной она превратилась в тихую и почти незаметную. Ирина осунулась, похудела, словно даже постарела. Она продолжала учиться, но уже не затевала и даже не участвовала в развлечениях. И общаться не стремилась. А я тоже вынужденно отказалась от этой части жизни — может поэтому и не сразу обратила внимание.
Когда всё-таки заметила, решила поговорить. Ирина сначала старательно избегала контакта, но потом всё-таки согласилась и предложила пройти туда, где народа поменьше. Мы поднялись вверх, на разрушенный после трагических событий этаж. Подошли к краю: стена была срезана ровно, на ней удобно сидеть или опираться. Кстати, то самое поле, которое делает падение безопасным, всё так же работает, поэтому риска для жизни фактически нет. Некоторое время мы просто стояли, облокотившись о стену и глядя на заснеженный город. Сегодня солнечно, морозно и ветрено. Красиво.
Потом у меня закончилось терпение, и я сама завела разговор.
Известие о тотальном контроле, вкупе со специальным прибором (ну и пусть он живой организм или биотехнология), ударил по Ирине ещё сильнее, чем я когда-то думала. Намного сильнее. Практически раздавил. От этого стало ещё более стыдно за те свои мысли и за неуместное злорадство.
Ирина находилась в депрессии, но помощи не хотела. Как не желала и обращаться к специалистам. Попытка доказать, что да, событие неприятное, но жизнь от этого не кончается, успехом не увенчалась. Не помог и рассказ о том, почему за извращенцами-самоубийцами требуется такой жесткий контроль. Сначала подруга реагировала вяло, но потом разозлилась.
— Ты всё-таки действительно просто тупой рендер! — резко заявила Ирина. — Думаешь, если у тебя тут нет никого, и ничего не мешает проявлять свои склонности к мазохизму и прочим рабским удовольствиям, то и другие такие же? Ошибаешься!
— Да при чём тут вообще удовольствия? — удивилась я. — Неужели ты считаешь, что мне это всё нравится?
— Если бы не нравилось — не оправдывала бы!
Внутри поднялось возмущение.
— Ну, знаешь… Некоторые вещи признавать неприятно, но приходится. К тому же всё не так уж плохо. Я уже больше стандартного года с т’тагой живу и не заметила, чтобы она хоть чему-то мешала. Морально да, неприятно, но привыкнуть можно.
Ирина некоторое время недоумённо молчала, а потом расхохоталась. Истерически, до кашля и одышки.
— Понятно теперь, на какой почве ты с Вирой спелась, — оскалилась она, отдышавшись. — Тоже такое же рабское мировоззрение: всем готова подчиняться.
Теперь и я разозлилась.
— У тебя нет права так говорить и меня судить, — отрезала я. — Ишь, цаца какая нашлась: все живут и не жалуются, все терпят, одна она бедная и несчастная! Да, мы под контролем, но под таким же контролем все самоубийцы! И не только они. Почему для тебя должны делать исключение?
Сокурсница скривила губы, но потом как-то резко сникла, махнула рукой и отвернулась, глядя на соседней здание. А у меня проснулась совесть. Успокоила и поддержала, называется. Скорее тупо подлила масла в огонь.
— Ирина…
— Я уже много лет Ирина, — тихо и грустно отозвалась девушка. — Чего тебе?
— Ирина, я ведь вначале тоже чуть в панику не впала, — призналась подруге. — И мысли всякие дурные в голову лезли. Если бы заранее знала, что такое будет — может вообще бы не пошла на эту специальность. Но потом-то выбора уже не давали. Да и, на самом деле, не всё так плохо — я ни разу не замечала какого-то контроля.
Собеседница безнадёжно хмыкнула.
— Если так, то у тебя ещё все впереди… и ничего-то ты не знаешь, — вздохнула она. — Если бы я знала заранее, если бы предупредили о таком… а теперь уже поздно.
— Чего конкретно не знаю? — тут же насторожилась я.
Ирина некоторое время молчала, будто собираясь с силами.
— Ты теперь раб. Как и все мы.
— Почему вдруг раб? Да, ограничения есть, но они не такие уж страшные, — возразила я.
Девушка снова хмыкнула.
— Ты не сможешь даже умереть по собственному желанию, — сообщила она. — Не сможешь многое. Сомневаюсь, что тебе позволят получить вторую специальность, как ты мечтала. Ты — раб и не более того.
— Да с чего ты это взяла?!
Ирина не спешила отвечать. Глядела куда-то вдаль и казалось, полностью ушла в свои мысли. Я тоже оперлась о стену и посмотрела на заснеженные улицы, пытаясь понять, о чём говорила подруга. Что бы могли значить её слова? Почему она пришла к такому мнению? Откуда взяла, что будет именно так?
Поймав проскользнувшую мысль, покосилась на неподвижную девушку. Ирина ещё молода. Максималистка, резкая и часто категоричная. Могла ли она пойти на принцип?.. Судя по тому, что о ней знаю — ещё как могла. Более того, скорее всего так и сделала бы.
— Ты пыталась умереть?
Подруга кивнула.
— Никто из нас не сможет уйти из жизни, пока хозяева не разрешат, — помолчав, добавила она. — Даже если попытаешься остаться в междумирье — т’тага возьмёт власть над телом и не позволит — заставит завершить упражнение. Или не даст начать — если захочешь отправиться в сложный короткий путь. А потом тебя накажут. И с каждым разом будут наказывать всё сильнее. До тех пор, пока не подчинишься.
Я снова перевела взгляд на улицу. Ветер гонял рыхлый снег, быстро заметая следы редких прохожих. Конечно, надо будет уточнить, но пока Ирина не давала повода сомневаться в правдивости её слов. К тому же разве не такого жёсткого контроля я опасалась, когда узнавала про внедряемую биотехнологию? Меня ни разу не наказывали и не лишали власти над собственным телом — но такое вполне возможно. А теперь получается, что не просто возможно, но и применяется.
Вдохнула морозный воздух Бурзыла. Стоит ли надеяться, что такая политика с самоубийцами только в Тартаре, а, отработав кредит и переехав в другую страну, мы получим свободу? Нет, это глупо. Власть над т’тагами в руках древтарцев и мориотарцев. Получается, что это их позиция… или, ещё вероятнее, происходит по общему согласию всех гигантских стран. Вот тебе и Тартар — страна свобод и возможностей.
Поправив капюшон, чтобы лучше защититься от ветра, я сменила позу. Кроме улиц, отсюда открывался прекрасный вид на соседний корпус общежития. Он совсем не пострадал во время неприятных событий и возвышался над городом сказочным высокотехнологичным дворцом, загадочно мерцающим в лучах солнца. Красивым и будто таящим в себе скрытую угрозу.
Новость, конечно, очень неприятная, но отнюдь не смертельная. И даже, если подумать, напрашивающаяся. Извращенцы-самоубийцы — ценные специалисты. Вот их и охраняют… даже от них самих. Обидно другое. Нас о слишком многом не предупредили.
Смахнув со стены снег и проследив за серебристыми искрами, уносимыми потоками ветра, улыбнулась. Не следует обманывать саму себя. Пусть не обо всём, но нас предупреждали. А где не предупреждали, там можно было догадаться. Или узнать. Тут Тартар и не стоит ждать, что всю информацию преподнесут на блюдечке. То же, о чём умолчали — например, о той же т’таге — об этом всё равно бы не сообщили, потому что уровень доступа к информации в то время у нас был недостаточен. Поэтому только намекнули «стандартными изменениями организма» и тому подобным. А я… догадывалась ведь. Понимала, к чему всё идёт. Но не захотела верить самой себе. То есть мы сами подписали договор, который позволяет делать с нами то, что делают. Сами согласились… хотя и не представляли, на что. Но сами. А значит, если судить по тартарским меркам, сами и виноваты.
Вот только судить по ним не хочется. В конце концов, невозможно знать всё!