Двое мужчин пробирались через развалины средневековой усадьбы Бимбери, близ Тернхема в Кенте. Этим тихим поздним весенним утром, девятнадцатого июня, две одинокие фигуры, низкая и высокая, шли по заросшей тропе, направляясь в особенно глухой уголок. Кругом ярко зеленела лесная растительность, в воздухе ни ветерка. Простершиеся над ними густые ветви каштанов, посаженных когда-то владельцем поместья, столетиями осеняли эту тропу. Тот, что пониже ростом, Уильям Хэмпсон, викарий церкви Святой Девы Марии, нес большое увеличительное стекло. Он приостановился, чтобы рассмотреть повнимательнее кусок кремня в стене, полускрытый покрывающим ее плющом. Хэмпсон, лихенолог-любитель, специализировался на кладбищенских лишайниках, однако его ничуть не меньше интересовали любые другие лишайники, растущие на древних тесаных камнях, — чем древнее, тем лучше.
Его спутник, профессор Лэнгдон Сент-Ив, естествоиспытатель и искатель приключений, жил милях в пяти в Айлсфорде, с женой Элис и двумя детьми, Клео и Эдди. Сент-Ив проделал путь до усадьбы Бимбери ранним утром, после восхода солнца, по холодку. Он нес заплечный мешок, намереваясь наполнить его летними грибами. Лишайники его не слишком интересовали, но они с Хэмпсоном последнее время сдружились и с удовольствием проводили время вместе. Хэмпсон только вчера сообщил Сент-Иву о каменных столбах, случайно открытых им на укромной поляне в лесу за старой усадьбой. Если на этих камнях остались неповрежденные лишайники, им вполне могло быть несколько тысяч лет. Хэмпсон набрел на поляну вечером и, опасаясь заблудиться в надвигающихся сумерках, не рискнул задержаться, чтобы все как следует рассмотреть.
Они спустились по тропе со склона холма, пересекли вброд ручей и, перелезая через поваленные деревья, снова пошли вверх по подсохшему верховому болоту, заросшему папоротником, болотными орхидеями и напоминающими спаржу побегами плауна. Следы сапог Хэмпсона трехдневной давности шли им навстречу — единственный отпечаток ноги человека на влажной тропе, изобиловавшей тем не менее следами барсуков и оленей. Они вспугнули нескольких кроликов и заметили большую рыжую лису, которая с любопытством посмотрела на людей и исчезла в густой зелени. Тропа к этому времени стала почти незаметной, и они знали, что не сбились с пути, только благодаря тому, что Хэмпсон, полный решимости вернуться к своим каменным столбам, разодрал голубой носовой платок на полоски и привязал их к веткам на видных местах.
— Предвкушаю полет на вашем воздушном шаре, профессор, — говорил Хэмпсон на ходу. — Не терпится подняться ввысь, чтобы хоть немного приблизиться к небесам, как бы нелепо это ни звучало.
Сент-Ив поднимался на шаре с десяток раз, первые несколько полетов на привязи. Элис не очень хотелось, чтобы его унесло в Северное море, особенно вместе с викарием, и она настаивала на привязи, однако Хэмпсон, хотя и сознавал опасность, все же предпочитал свободный полет.
— В этом нет совершенно ничего нелепого, — возразил Сент-Ив. — Уверяю вас, в полете на воздушном шаре действительно есть нечто райское.
— Много лет назад мне выпал шанс подняться на шаре с Роджером Крижанеком, эксцентричным польским воздухоплавателем, мы с ним дружили. Но за два дня до полета я споткнулся на ступеньке в ризнице и сломал берцовую кость — и так и упустил этот шанс. По-настоящему встал на ноги только через несколько месяцев, но Крижанек тогда уже бесследно исчез. В то время он жил в Мейдстоуне, шестеро детей. Двенадцать лет минуло, почти день в день. Вы знали Крижанека?
— Лично не знал, — ответил Сент-Ив. — Тем не менее я читал о его похождениях — тех, что стали достоянием публики, особенно о его странном исчезновении над Сануиджем. Тогда все газеты трубили о «тайне Крижанека», как ее окрестили в «Таймс», — а всё из-за репортажа о дожде из улиток и неизвестных ярко-оранжевых пелагических крабов, выпавшего на фермерское поле в тот самый день.
— Помню это явление, — подтвердил Хэмпсон, — или, точнее, слухи о нем.
— К прискорбию, Элис помнит его во всех подробностях. Она тогда была еще маленькой и жила недалеко от Пламстеда.
— Что же прискорбного в этих воспоминаниях? — Хэмпсон отвел в сторону ветку и придерживал ее, чтобы Сент-Ив мог пройти.
— Элис считает — и она, возможно, права, — что иногда я проявляю слишком живой интерес к научным загадкам и из-за этого могу попасть в неприятную ситуацию. Сама она любит тайны, только если они надежно запрятаны под обложкой романа, — он указал перед собой и сказал:
— Кажется, одна из ваших ленточек вон там, левее.
Пока они продирались на тропу сквозь подлесок, Хэмпсон показал Сент-Иву россыпь белых грибов.
— Джулия жарит их в масле, — сказал Хэмпсон. — По мне, это король грибов.
— Совершенно с вами согласен, — и Сент-Ив принялся собирать грибы, выбирая самые крепкие.
Они пошли дальше, и Хэмпсон продолжил рассказ:
— Мой зять, Бэйтс, владелец «Отдыха королевы» в Ротем-Хит, своими глазами наблюдал исчезновение Крижанека. Работал у него в наземной обслуге, знаете ли, химиком. Крижанек предпочитал горячему воздуху водород, а Бэйтс умеет получать водород в больших количествах. Настоящий искусник. По его рассказам, воздушный шар Крижанека затянуло в какой-то вихрь, где он и исчез, несмотря на тяжелый балласт из песка — видимо, недостаточно тяжелый. Они смотрели на шар, и вдруг он исчез из вида, словно его сдернули с неба багром. Беднягу Крижанека с тех пор никто не видел.
— Воздушный вихрь, говорите? Очень необычное наблюдение. Элис не любит такого рода вещи.
— Это слова Бэйтса, но потом их повторили и газеты, так что теперь это официальная версия. А ваш дождь улиток и крабов списали как выдумку.
— Почти уверен, что это и была выдумка, — пожал плечами Сент-Ив.
— Или чудо, — ответил Хэмпсон, — за которым часто стоит возможное, но не очевидное.
Они напали на едва заметную звериную тропу и за полчаса продвинулись далеко в лес. Повсюду торчали грибы огромных размеров: гигантские трутовики светились золотом на дубах, сквозь толстый слой лесного перегноя плотным строем пробивались лисички. Сент-Ив собирал их по дороге и аккуратно укладывал в свой заплечный мешок. Грибы лишний раз свидетельствовали о девственности этих мест: в противном случае их наверняка бы собрали и съели. Возможно, каменные столбы Хэмпсона действительно никто еще не открыл или же о них забыли много лет назад. Друзья решили между собой, что так оно и есть: слишком мало осталось в Англии нетронутых уголков.
— Мы уже совсем рядом с поляной, если не ошибаюсь, — отметил Хэмпсон, показывая на очередную ленточку, и они взобрались по крутому склону на вершину холма, у подножия которого лежала заросшая травой лощина размером около акра. Точно в ее центре высились выветрелые каменные столбы — серый известняк, обильно покрытый кляксами лишайников. Жужжание пчел и доносящийся откуда-то шум падающей воды усиливали ощущение заброшенности.
Однако Сент-Ив мгновенно потерял интерес к древним камням и лишайникам, увидев нечто совершенно невероятное — бурный водопад, сияющий в солнечных лучах цилиндр воды, низвергающейся неведомо откуда прямо с неба футах в двадцати от каменных столбов. Можно было принять водопад за оптический обман, но они с Хэмпсоном ясно видели, как вода падает на траву и разбегается к краям поляны широким валом, образуя небольшой, но явно увеличивающийся пруд.
— Ничего подобного в прошлый раз здесь не видел, — Хэмпсон в изумлении глядел на открывшуюся перед ними картину. — На поляне было сухо. Выглядит в точности, как если бы кто-то на небесах открыл кран.
— Над этим водопадом, кажется, какое-то смутное возмущение атмосферы — возможно, это и есть, так сказать, источник.
— Я вижу облако тумана, похожее на маленькое дождевое облако или призрак облака, если вы об этом. Но я, в отличие от вас, не ученый. Как вы это истолкуете? Мне известна история о воде, забившей из разбитого камня, но не из дыры в небе.
— Науке подобные явления не известны, — ответил Сент-Ив, и двое мужчин направились вниз по склону, мимо каменных столбов.
Сент-Ив сунул руку в поток воды, чтобы составить какое-то представление о непонятном явлении. Вода оказалась неожиданно теплой, с растительным запахом, как настой листьев. Вот и еще одна странность: вода явно не дождевая. Он шагнул назад, чтобы не промочить сапоги.
— Смотрите сюда, — Хэмпсон указывал на бежавший в траве мелкий ручей. Цилиндрической формы рыба с плотной чешуей, около десяти дюймов в длину, ползла, упираясь грудными плавниками, видимо, собираясь на прогулку. Сент-Ив подобрал скользкое создание и положил его в свою шляпу.
— Эта рыба упала с неба? — спросил Хэмпсон. — Ведь это совершенно невозможно, несмотря на морских крабов и улиток Крижанека.
— Действительно, — Сент-Ив разглядывал «совершенно невозможную» рыбу. Он видел окаменелые образцы таких рыб и живые образцы их дальних родственников из Африки и Австралии, когда учился в Эдинбургском университете. — Это, видимо, двоякодышащая рыба, — он выставил вперед шляпу, чтобы Хэмпсон мог рассмотреть находку как следует. — Видите, похожие на ноги плавники и отдельные костистые чешуйки — они не перекрывают друг друга, как должно быть у рыбы?
— Теперь, когда вы мне показали, вижу. К тому же у этой твари мясистый хвост, как у амфибии.
— Точно, — подтвердил Сент-Ив. — Она может ходить и плавать, и ее не видели на Земле, во всяком случае именно эту разновидность двоякодышащих рыб, триста с лишним миллионов лет. Если я не ошибаюсь, это живой реликт девонского периода, хотя вполне возможно, что они жили еще многие тысячелетия после того, как большинство девонских животных вымерло.
Хэмпсон долгим взглядом посмотрел на Сент-Ива, возможно, надеясь уловить в его словах намек на шутку.
— Вижу, вы читали мистера Дарвина. В этом споре я твердо придерживаюсь стороны ангелов, сэр. Ничего не имею против оппонентов, но пусть оставят своих обезьян себе.
— Мистер Дарвин расплакался бы от счастья, увидев такой улов, — сказал Сент-Ив. — А вам придется признать, что мы наблюдаем здесь целый ряд необычных явлений природы: и этот необъяснимый водопад, и вымершая двоякодышащая рыба.
Он открыл свой заплечный мешок и уложил двоякодышащую рыбу среди белых грибов и лисичек, где она немного побилась и затихла. Она вполне может потерпеть временные неудобства, пока Сент-Ив не выпустит ее в один из аквариумов в теплице.
— Вы уверены, что этого потока воды три дня назад здесь не было? В конце концов, вы проходили здесь уже на закате солнца. Может быть, в воде просто не отражался свет.
— Нет, сэр. Никогда в жизни не был настолько в чем-то уверен. Я бы совершенно точно влез прямо в этот водопад. Очевидно, вода совсем недавно полилась из дыры в небе и принесла с собой «невозможную» рыбу. Буду рад считать это чудом, столь редким в наши мрачные последние дни. Что оно предвещает, сказать не могу. Пути Господни неисповедимы, как говорится в гимне мистера Каупера.
— Я лишь собирался предположить, что поток воды может прекратиться столь же внезапно, как и возник.
— В таком случае возрадуйтесь, профессор! Полагаю, мы появились здесь в самый подходящий день. Не буду отвлекать вас от вашей двоякодышащей рыбы, пойду гляну на лишайники.
Хэмпсон направился к каменным столбам, но тут же споткнулся о какой-то погруженный в глину предмет, лишь немного выступающий на поверхность. Он остановился, выдернул его из грязи и сполоснул в водопаде — это оказалась керамическая пивная бутылка, закупоренная пробкой. На обожженной глине рельефно выступало: Т. Дейнс, пивоварня «Якорь», Айлсфорд.
— Какое разочарование, — сказал Сент-Ив. — Оказывается, на нашей укромной поляне кто-то уже устраивал пикник.
— Не уверен, что соглашусь с вами на этот счет, — возразил Хэмпсон. — Бутылка валялась в глинистой луже — а я не видел здесь этой лужи три дня назад. Дождей с тех пор не было. Где же следы этого призрачного любителя пикников? Почему бы не предположить, что и бутылка тоже упала с неба и целиком вошла в глину при падении?
— Возможно, это повторение чуда с хлебами и рыбами, однако на сей раз перед нами бутылочное пиво и несъедобная двоякодышащая рыба.
— Вам хочется пошутить, но это уже совсем на грани богохульства.
— Однако совсем простое чудо для бога, я полагаю, — Сент-Ив вытащил пробку и поднес горлышко бутылки к носу, чтобы понюхать. — Запах пива начисто отсутствует, — констатировал он. Он заглянул внутрь: солнечный луч проник в темное нутро бутылки и осветил нечто похожее на свернутый листок бумаги. Лэнгдон осторожно вытащил его, стараясь при этом не порвать мокрую бумагу — листок, вырванный из обычной карманной записной книжки, с несколькими написанными от руки строчками, частично уничтоженными сыростью: «…через открытые врата портала… Китае, но меня унесло… газовый баллон практически уничтожен, но, к счастью… Вполне возможно, великий бог Форт разгневан… Моей возлюбленной Памеле».
Остальное написанное на листке разобрать не представлялось возможным, за исключением имени «Крижанек», нацарапанном в конце послания.
Сент-Ив наполнил опустевшую бутылку водой из водопада, снова закупорил ее пробкой и положил в заплечный мешок к двоякодышащей рыбе.
Со времени закрытия библиотеки прошел уже час, и в ее круглом зале воцарилось долгожданное безлюдье. Мисс Джулия Пикерел обтерла слегка намасленной тряпкой мраморные постаменты, поддерживающие высокие канделябры, наслаждаясь тишиной и изяществом расписных панелей потолка, стен и высоких стрельчатых окон, выходящих на Брайант-парк. Электрические свечи и лампы заливали зал розоватым светом, а снаружи спускались сумерки. Ей редко доводилось оставаться в зале одной, и сейчас она чувствовала себя почти как герцогиня в своем дворце, хотя герцогиня вряд ли ходила бы по нему с тряпкой.
Вдруг раздался скрип колес, и она, раздраженная помехой, оглянулась на шум. Коренастый низкорослый мужчина вошел в большой зал, толкая перед собой тележку с двумя поставленными друг на друга стульями с мягкой обивкой. Очки и густые усы делали его похожим на земноводное. Мисс Пикерел сразу узнала посетителя, хотя зачем ему понадобилось возить через зал мебель, оставалось загадкой. Не испытывая никакого желания разговаривать с ним и не желая быть замеченной, она отвернулась. Джулия знала его жену Анну, они даже дружили, поскольку обе состояли в Обществе попугая. Несколько недель назад мистер Форт — полное имя Чарлз Форт, эксцентрик нижненемецкого происхождения — сопровождал Анну на одно из заседаний, где сидел, явно скучая и ковыряя в зубах. Он подолгу просиживал в библиотеке, однако ему уже давно было пора уйти вместе с остальными посетителями — здание закрыто, и двери уже заперты.
Услышав, что тележка проехала у нее за спиной, Джулия, подождав немного, выглянула и увидела, как Форт поворачивает за угол в дальнем конце зала и исчезает в высокой арке, за которой находилась галерея, — что, в свою очередь, тоже показалось ей странным. Довольно небольшая галерея с увешанными гобеленами стенами никуда не вела, выйти из нее можно было только через ту же арку. Кроме того, там пусто, никакой мебели — зачем же стулья?
Требовать объяснений у этого сумасшедшего, вполне возможно опасного, было не в ее характере. Очевидно, что он прятался где-то в библиотеке, чтобы не вывели после закрытия, а значит, не замышлял ничего хорошего. Отойдя в тень колонны, Джулия решила дождаться его возвращения. Послышалась какая-то возня, шорох, а затем голосом, более уместным на палубе корабля, чем в библиотеке, Форт, словно отдавая приказ, провозгласил: «Откройся». Снова послышалась возня, деревянный стук, и наступила полная тишина.
Потеряв наконец терпение, Джулия прокралась вдоль стены к краю арки и заглянула за угол. Галерея была пуста. Мистер Форт бесследно исчез вместе со стульями. Зато посреди комнаты одиноко стояла пустая тележка. Никаких признаков того, что сюда кто-то заходил, если не считать слабого покачивания огромного гобелена на восточной стене, не наблюдалось. Это был ее любимый, очень старый гобелен — причудливая хижина на обрыве над океаном, солнечный луч освещает закругленную входную дверь.
Она вошла в галерею и нерешительно подошла к гобелену, который уже не колыхался. Ни малейшего движения воздуха — возможно, Форт притаился за гобеленом и собирается выскочить оттуда. Джулия посмотрела в узкий просвет снизу, ожидая увидеть носки его ботинок, но, ничего не обнаружив, решительно откинула край гобелена от стены и заглянула за него. Форта там не оказалось — лишь самая обычная стена. Женщина осмотрела деревянные панели, с трудом различимые в полумраке. Двери нет.
Ей пришло в голову, что двери и не могло быть: за стеной начинался город Нью-Йорк.
Следующее утро застало Сент-Ива и викария Хэмпсона на той же поляне в компании нескольких друзей.
— Стоячий воздух, сэр, на высоте около трех тысяч футов, — сообщил зять Хэмпсона, Бэйтс. — Я бы сказал, примерно на той же высоте, что и ваш водопад. Стоячий воздух на пятнадцать морских саженей в высоту, может, чуть побольше или поменьше, — он опустился на колени перед лебедкой, от которой тянулась бечевка к маленькому пробному шару для измерения скорости ветра. Бэйтс, крупный мужчина, закатал рукава на теплом утреннем солнце, а его шляпа и сюртук лежали на траве. День выдался в точности как вчера. — Анемометр показывает, что выше него скорость ветра два узла, а ниже чуть меньше.
— В точности как тогда с Крижанеком — такой же карман стоячего воздуха?
— Именно так, профессор. Мы точно так же запускали тогда пробный шар.
Сент-Ив кивнул и обратился к Хэмпсону:
— Все эти странности еще не отбили у вас охоту к воздухоплаванию, викарий? Если погода не испортится, можем взлететь с вами на следующей неделе, на привязи.
— Отнюдь, профессор. В моем возрасте и положении приключения случаются не так уж часто. К тому же Роджер Крижанек мой друг. Подозреваю, эти странности, как вы их назвали, как-то связаны с его исчезновением. Уж слишком маловероятное совпадение. Скорее наоборот, теперь мне еще больше хочется пуститься в путь, — Хэмпсон улыбнулся, посмотрев на покачивающийся над ними воздушный шар жизнерадостного красного цвета, с висящей под ним плетеной гондолой. На оболочке аэростата красовался черно-золотой карп — точное изображение рыбы, выловленной Элис в пруду у них в поместье. Его нарисовала Феодосия Лофтус, талантливая цыганская девушка, теперь близкая подруга Элис.
На доставку воздушного шара и оснастки в позабытую людьми долину ушла почти вся ночь, и потребовались усилия шести человек помимо Сент-Ива и Хэмпсона. Им на редкость повезло, что удалось так быстро собрать людей. К счастью, у Дика Бэйтса нашлось свободное время, как и у его сыновей-близнецов, двух крепких парней — на несколько дюймов выше Сент-Ива с его шестью футами и двумя дюймами, и весом под восемнадцать стоунов. Билл Кракен с соседней фермы «Грядущее», высокий и худой старик, оказался на удивление сильным и бесконечно выносливым. Он с братьями Бэйтс нес оболочку, свернутую и обвязанную веревками наподобие колбасы. Пятым был Хасбро, друг и помощник Сент-Ива. Они с Лэнгдоном тащили гондолу, разобранную и привязанную к крепкому шесту многими саженями веревки.
Молодой Финн Конрад, который жил в коттедже в поместье Сент-Ива, нес в мешке за спиной порошок гидроксида натрия и алюминиевую пудру. Бэйтс исполнял обязанности химика, а Финн — его помощника. Вдвоем они взялись за получение водорода еще в два часа ночи при свете полной луны, и теперь шар был практически наполнен. Сент-Ив заметил, что Финну очень хотелось бы отправиться с ним в полет, и Хасбро не меньше. Шар, конечно, мог бы поднять еще кого-то кроме Сент-Ива и викария, но чем тяжелее груз, тем больше нужно газа и времени на подготовку, к тому же маневрировать стало бы несколько сложнее.
Излагая свои намерения Элис вчера вечером, Сент-Ив старался приуменьшить опасность. Они поднимутся, сказал он, только чтобы рассмотреть любопытную, похожую на облако аномалию, откуда, судя по всему, и льется вода. Бриз может отклонить их от курса и помешать приблизиться к цели: в таком случае придется прервать эксперимент и спуститься. Однако этим утром никакого заметного ветра не чувствовалось: идеальный день для прогулочного полета. В гондоле лежала плетеная корзина с крышкой, содержавшая четырехколенную ахроматическую зрительную трубу Сент-Ива и обязательный набор для аварийной посадки: колышки, веревку и тяжелую кувалду.
Как только приготовления закончились, Сент-Ив и Хэмпсон вскарабкались в гондолу, проверили все еще раз и отвязали веревку.
— Почти ровно десять утра, — сказал Сент-Ив Хэмпсону. — Вот уж не думал, что нам это удастся.
Шар поднялся над лугом почти вертикально — ветерок едва заметно сносил его в сторону. Небесный ручей, совершенно не собираясь иссякать, колотил по оболочке шара, и вода стекала по его бокам, попадая в гондолу и выливаясь через плетеное дно. Сент-Ив и викарий со своим багажом уворачивались от струй.
Подъем шел медленно, но ускорять процесс Сент-Ив не хотел, поскольку запас балласта восполнить невозможно. Тем не менее, совсем скоро земля осталась далеко внизу, и их помощники, глядящие на них снизу, прикрывая глаза от солнца, превратились в лилипутов. Слабый порыв ветра вывел шар из-под потока воды, под теплые лучи солнца, и Сент-Ив различил вдалеке берег: город Дил, за ним песчаная мель Гудуин и стоящие на якоре в Даунсе суда; в зрительную трубу открывался на удивление четкий вид.
— Посмотрите в трубу, викарий, — предложил Сент-Ив, — только, прошу, не высовывайтесь далеко за борт.
Хэмпсон взял оптический прибор и посмотрел в него, видимо, лишившись на время дара речи и глядя по всем направлениям компаса — в буквальном смысле компаса, который Сент-Ив извлек из кармана.
— Вон Кентерберийский собор! — воскликнул Хэмпсон. — А там дальше, профессор — неужели я вижу Эссекс?
— Почти наверняка, — ответил Сент-Ив.
— Мой брат Том с женой и дочерями живет в Кембридже. Интересно, могли бы они нас разглядеть, на такой высоте? — викарий энергично махнул рукой в том направлении и рассмеялся. — Голова кругом от восторга, — признался он. — Вон усадьба Бимбери так аккуратно расположилась между деревьями, и деревня Айлсфорд, если я не ошибаюсь. Вы можете разглядеть свой дом и земли?
— Думаю, да, — сказал Сент-Ив, принимая у него зрительную трубу. Он быстро нашел реку Медуэй, а за ней без труда разглядел свой большой луг с хмелесушилкой, амбар и дом и плантации хмеля вокруг — зеленые, купающиеся в лучах летнего солнца. А потом увидел своего индийского слона, Доктора Джонсона, которого выводили из амбара Элис с детьми. С ними шли старый садовник, мистер Бинджер, и кот Ходж, хотя он и казался не больше мыши. Сент-Ив почувствовал, что затаил дыхание, неожиданно растроганный этим видом: его микроскопическая семья идет по своим делам без него, а он смотрит на нее с такой необычной точки. Он находился не так уж далеко от них, но словно совершенно в другой плоскости бытия — и это именно так, напомнил он себе, ведь земля осталась внизу.
Он пожелал, чтобы Элис взглянула вверх, на него, но тут шар поглотили серые волны тумана, и его семья исчезла из виду. Шар начал медленно раскручиваться. «Та самая воронка, про которую рассказывал Бэйтс», — подумал Сент-Ив без всякой радости. Отчего это происходило, оставалось загадкой — без сомнения, какой-то воздушный эффект Кориолиса — эффект, поглотивший Крижанека вместе с его шаром. Они ожидаемо вошли в стоячий воздух, и ветер совершенно утих. Сквозь мглу Сент-Ив различил перед собой нечто похожее на высокий бок темной тучи.
Он глянул на свой компас и с удивлением обнаружил, что его стрелка беспорядочно крутится, совершенно сбитая с толку: поворачивается в одну сторону, останавливается на полдороге, возвращается обратно, и так без конца. Он достал свои карманные часы — пятнадцать минут одиннадцатого. Цилиндр воды, нарушив тишину, снова ударил по шару, когда они прошли под ним; капли и струи устремились вниз, стекая по бокам шара и падая на землю. А потом шум внезапно прекратился и вода пропала — только слабо журчал ручеек, вытекавший из гондолы. Судя по всему, они достигли верха странного водопада и поднялись выше.
Воздухоплаватели перегнулись через край гондолы и увидели серый мутный столб изгибавшейся дугой воды прямо под шаром. Сент-Ив поискал глазами то место, откуда она вытекала — оказалось, из той самой темной тени, к которой они быстро приближались. Колышущаяся волнами стена сумерек, чернеющая на глазах, напоминала театральный занавес, потревоженный проходящими за ним актерами.
Шар наклонился и потянул гондолу вбок, в глухую темноту, и оба путешественника уцепились за накренившуюся гондолу. Сент-Ив подумал о последнем, невероятно удачном взгляде на Элис, Клео и Эдди, и сердце его дрогнуло. Возникла мысль, что он не увидит их больше никогда, и он попытался выбросить ее из головы. Сент-Ив услышал, что Хэмпсон читает молитву — что безусловно полезнее, чем обычные жалобы, но, несмотря на все его усилия, мог думать только о своей семье и о том, что променял сокровище счастья на грош праздного любопытства.
Тьма длилась долгое мгновение, потом снова началась полоса серых сумерек, и наконец они оказались в чистом воздухе, хотя на небе и висели тяжелые тучи. Внизу виднелась земля — совсем близко. Но Сент-Ив не узнавал эту местность: это был вовсе не Саут-Даунс, а совершенно чужой мир. Под ними торчали крутые утесы — черные вулканические скалы, покрытые буйной зеленью, а от их подножия начинался лес гигантских деревьев. Примерно в миле от них простирался скалистый берег, хотя в кристально-прозрачном воздухе, явно тропическом, по ощущениям Сент-Ива, оценить расстояние было сложно. Над гладью моря за подковообразной бухтой он различил фонтаны китов.
Сент-Ив смотрел на этот вид со сдержанным изумлением, но сдержанность ему изменила, когда он увидел одинокий деревянный домик, прилепившийся к скале над бухтой, словно выросший прямо из нее.
— Вот так так, профессор, — сказал Хэмпсон. — А это еще что? — он указал на лес, откуда взлетели четыре огромные птицы и направились к шару.
— Очень крупные пеликаны, — рассеянно ответил Сент-Ив. Он смотрел на компас, с облегчением отметив, что тот снова вел себя нормально.
— Пеликаны, конечно! — хмыкнул Хэмпсон. — Не сожрут ли они нас?
Сент-Ив пристально посмотрел на летучих тварей и понял, что это вовсе не пеликаны, а какой-то вид птерозавра с длинным саблевидным клювом. Он не верил в так называемые массовые галлюцинации, как не верил и в живых птерозавров, однако эти определенно выглядели живыми — еще одно ошеломляющее свидетельство… неизвестно чего.
— Если я правильно понимаю, — рассудительно сообщил спутнику Сент-Ив, — эти твари питаются рыбой и падалью — теоретически, конечно.
— Тогда буду молиться, чтобы мы не показались похожими на теоретическую падаль, — отозвался викарий, — и чтобы эти твари не пробили шар просто развлечения ради. Мы с вами оказались в чрезвычайно странном месте, профессор. Ничего не имею против поисков дороги обратно.
Сент-Ив кивнул, вспомнив о невероятной двоякодышащей рыбе, обитающей теперь в одном из аквариумов у него в теплице. Никаких сомнений, что она появилась именно отсюда — из места, в некотором смысле лежащего вне времени, хотя его карманные часы тикают как ни в чем не бывало. Он оглянулся на оставшуюся позади клубящуюся мглу занавеса, через которую пролетел шар. Расстояние до нее неприятно увеличивалось с каждой минутой. Под ними через луг бежал широкий ручей, уходивший в темную пустоту и несший с собой бог знает что. На берегу ручья виднелись фигуры людей, едва различимые в сумерках.
— Приготовьтесь к посадке, викарий, — Сент-Ив потянул рычаг сброса газа, выпуская часть их невидимого, но драгоценного водорода. — Будьте готовы скинуть балласт, но совсем немного, если потребуется. Я скомандую. А теперь потихоньку, — он закрыл клапан, решив, что шар опускается с должной скоростью.
— Смотрите, профессор, — там, внизу, на лужайке! — вскричал Хэмпсон, глядя в зрительную трубу, которую держал в одной руке.
Сент-Ив увидел человека, бегущего по поросшему травой склону холма, очевидно, только что выскочившего из леса. Он отчаянно размахивал руками над головой, словно речь шла о жизни и смерти. Это был коренастый мужчина с круглой лысой головой, в очках, коротких брюках и гетрах.
— Боже мой! — воскликнул Хэмпсон. — Это же Роджер Крижанек! Ни тени сомнений. Порастерял волосы и трубит, как слон в неистовстве. Чему удивляться — ведь он здесь почти двенадцать лет. Впрочем, вижу, перенесенные тяготы не сказались на его фигуре, — викарий расхохотался от радости, видя своего старого друга живым.
Но его смех прекратился, когда из леса выбежали с полдюжины дикарей, гнавшихся за польским воздухоплавателем. Они буквально наступали Крижанеку на пятки, хоть тот и несся изо всех сил… Тут земля встретила гондолу; свежий боковой ветер поволок шар в сторону, плоское днище корзины скользило по земле, прыгая, словно пущенный по воде плоский камень. Крижанек нетерпеливо ждал, пугливо оглядываясь на приближавшихся дикарей, двое из которых помахивали копьями. Низкорослые и волосатые, они были одеты в ветхие штаны, обрезанные у колен, и не менее истрепанные рубахи. Крижанек ухватился за швартовный конец, волочившийся по земле, и стал руками подтягивать его к себе, подпрыгивая на траве.
— Хэмпсон! Бог мой, Хэмпсон! — крикнул Крижанек. — Помоги забраться в корзину, друг!
Хэмпсон протянул руку и схватил Крижанека за локоть, стараясь поднять его на борт — явно непосильная задача, — и Сент-Ив наклонился, чтобы помочь ему. Рискованное предприятие, хотя вес Крижанека прекратил прыжки гондолы. Польский воздухоплаватель перекатился через борт и свалился на дно, но теперь поднять шар в воздух, не сбросив балласт, не представлялось возможным, а дикари уже настигли их — шестеро из них схватили корзину. Сбрасывай балласт хоть до второго пришествия — не поднимешься ни на дюйм.
Шестеро ждали — терпеливо, без угрожающих жестов. На палеолитических людей, чьи рисунки Сент-Ив видел на стенах пещеры на берегу Франции, они не походили. С выступающими челюстями, полулюди, полуобезьяны — определенно, очень древняя раса. Их украшали разнообразные дешевые побрякушки, щедро усыпанные фальшивыми драгоценными камнями. У каждого на шее на тонком кожаном ремешке висела грубо вырезанная человеческая голова — круглая и в очках, как лицо луны из детской книжки.
Один из дикарей, немного выше остальных, в красных, выцветших, покрытых пятнами штанах, доходивших ему до лодыжек, носил очки без стекол в проволочной оправе. Он выглядел несколько авторитетнее. «Вождь», — подумал Сент-Ив.
Вождь сдвинул очки на переносицу и кивнул головой на землю, указывая всей троице, чтобы они вышли из гондолы.
— Черт бы их всех подрал, — Крижанек с трудом переводил дыхание.
— Я перелезу через борт, — сказал Сент-Ив. — Мне кажется, у нас нет выбора. Дайте мне колышки и кувалду. Надо надежно закрепить шар.
Вождь посторонился, чтобы дать Сент-Иву выйти, и по-джентльменски взял его за руку, чтобы тот не упал. Хэмпсон передал заостренные деревянные колышки, а Крижанек, горестно качая головой, взялся за кувалду, злобно глядя на своих до сего момента мирных преследователей.
— Не стоит начинать драку, которую мы не сможем закончить, — Сент-Ив отобрал у Крижанека кувалду, пока тот не раскроил кому-нибудь череп.
— Этого я и боялся, — пробормотал Крижанек. — Он знал.
Смысла этих слов Сент-Ив не понял. Он принялся заколачивать колышки. Четыре птерозавра облетели поляну и исчезли на западе, где сквозь тучи начало пробиваться солнце. Если повезет, солнце нагреет газ в шаре и увеличит его подъемную силу — и это очень хорошо, при условии, что им удастся подняться вместе с Крижанеком. Сент-Ив кивнул своим товарищам, чтобы те спускались на землю. Пустая гондола поднялась над землей ему по пояс и повисла неподвижно, надежно удерживаемая веревками. Без дальнейших промедлений вождь повел их в лес: трое удивительных дикарей шли впереди, трое сзади, переговариваясь на языке, состоявшем в основном из хмыканий, посвистывания и нечленораздельных звуков.
Широкая извилистая тропа была проложена вверх по склону холма, и вскоре они вошли в лес, быстро превратившийся в настоящие джунгли: сырые, обвитые ползучими растениями и пахнущие разлагающимися листьями. Гигантские деревья уходили в вышину, воздух звенел голосами птиц. В развилках ветвей росли папоротники, цвели орхидеи, из скоплений зелени торчали папоротники поменьше — настоящие висячие сады. Высоко над головой в ветвях резвились мелкие обезьяны и порхали стайки огромных бабочек. Сент-Ив, потрясенный увиденным, вернулся к реальности, только когда Хэмпсон нарушил очарование, представив ему Крижанека.
— Наслышан о ваших похождениях, сэр, — улыбнулся ему Сент-Ив. — Очень надеялся здесь вас найти.
— А я о ваших, профессор, — ответил Крижанек.
— Каким образом? — спросил Сент-Ив, удивленный услышанным: ведь Крижанек пропал двенадцать лет назад. Его вопрос повис в воздухе, когда в просвете между деревьями футах в сорока перед ними показалась чудовищная ящерица, судя по размерам, способная легко проглотить средних размеров свинью, — возможно, это был варан, но никак не меньше десяти футов в длину. Рептилия вызвала некоторое оживление среди дикарей: один из копьеносцев изготовился пуститься в погоню, однако вождь свистом остановил его.
— Какое это имеет значение? — вздохнул Крижанек. — Не стоило мне об этом упоминать.
Сент-Ив, завороженный видом гигантской рептилии, не сразу понял смысл фразы поляка. Однако действительно не имело особого смысла продолжать расспросы о его собственных «похождениях». После этого между ними завязался обычный разговор — об общих друзьях, жизни в Мейдстоуне и в Айлсфорде и семье Крижанека, пребывающей в добром здравии.
— Двадцать шесть внуков в общей сложности, — сообщил ему Хэмпсон.
— Господи боже! — вскричал Крижанек. — Двадцать шесть?
— Вы самый настоящий патриарх.
— Я ужасно боюсь быть патриархом. Но не могу сказать, что не скучаю по ним — тем, кого знаю. Без сомнения, я еще научусь скучать по тем, кого не знаю, ибо наши шансы покинуть этот проклятый остров крайне невелики. Значит, вы нашли мою записку? Я послал ее вниз по реке. Я бы и сам отправился туда, но тогда вы нашли бы не бутылку, а мой труп.
— Мы действительно ее нашли, — подтвердил Сент-Ив. — Бутылка лежала в луже, куда с неба чудесным образом падает вода — вода из того самого ручья на лугу, где мы приземлились.
— И где появился водопад, над Сануиджем?
— Нет, — ответил Хэмпсон. — Луг недалеко от Тернхема. Увы, у нас не было времени доставить записку вашей жене, Памеле.
— Мы спешили отправиться в полет, не теряя ни секунды, — добавил Сент-Ив. — Я боялся, боюсь, что этот занавес, если можно его так назвать, просто исчезнет — что, очевидно, и произошло после того, как вы пролетели сквозь него над Сануиджем.
— Тут вы совершенно правы, профессор, — кивнул Крижанек. — Он совершенно точно закроется, как только кончится прилив солнцестояния.
— Прилив солнцестояния, говорите? Не вполне понимаю этот термин. Какое он имеет отношение к закрытию занавеса?
— Вы, несомненно, хорошо осведомлены об океанских приливах, профессор, но это прилив другого рода — космический прилив, если хотите, или небесный. Пожалуй, это ненаучно и неканонично, но совершенно бесспорно.
— А я бы, пожалуй, поспорил, — ухмыльнулся Сент-Ив.
— Пустая трата времени, уверяю вас. Я ломал голову до умопомрачения, но в конце концов смирился и обжился здесь, чтобы изучить это дикое место. И вот что я узнал, к своему огорчению: занавес, как вы его назвали, прекратит свое существование, как только прилив спадет, и мы, полностью отрезанные от нашего мира, останемся здесь, невзирая на все ваши сомнения. Мы должны подняться на вашем шаре, пока прилив прибывает. Если повезет, нас затянет обратно в портал. Впрочем, в данный момент мы пленники великого бога Форта, которому я не верю ни на грош.
— Форт? — спросил Хэмпсон. — Странное имя для бога. Вы имеете в виду бога в каком-то абстрактном смысле слова?
— Обычный живой человек. И мошенник. Он, этот Форт, — американец, ему, кажется, нравится мое общество, поскольку аборигенов невозможно научить играть в карты. Они считают его богом, а он это поощряет, подкупает их дешевыми побрякушками и карамельками. Да вы скоро сами с ним познакомитесь.
Они вышли на чисто выметенную прогалину. Над ними высилось многоуровневое жилище, построенное на толстых ветвях баньяна. Вокруг ствола вилась спиральная лестница. Несколько комнат, устроенные на толстых, уходивших в землю воздушных корнях, покрывали соломенные крыши, а крышей самой верхней служила, судя по всему, оболочка воздушного шара Крижанека — вся изорванная, хотя воздухоплаватель и пытался местами ее зашивать. Стены дома были сделаны из палок и прутьев, а в окнах на легчайшем бризе, проникавшем между деревьями, колыхались тюлевые занавески.
— Этот дом-ракушка, джентльмены, — мой дом, — пояснил Крижанек, указывая на строение, когда они проходили мимо. — Живописно, не правда ли? Я наслаждался этим видом более чем достаточно и, когда увидел ваш воздушный шар, рискнул вообразить, что, возможно, мне улыбнулось счастье и взбираться по этим ступенькам больше не придется никогда.
На прогалине стояли деревянный стол с двумя грубыми скамейками и, как ни странно, кресло с мягкой обивкой и деревянный ломберный столик. На столе лежали недоеденный мангустан и книга в кожаном переплете корешком вверх, открытая, видимо, на том самом месте, где Крижанек прервал чтение, увидев их полет. Между ветвями открывался широкий просвет, где виднелось небо.
— Вы ведь не привезли сюда это кресло на воздушном шаре? — осторожно поинтересовался Хэмпсон. — И книги тоже, я думаю — разве что хотели использовать их в качестве балласта.
— Форт притаскивает всю эту роскошь через свой тайный проход, викарий, в том числе все, что потребовалось мне для постройки этого дома — гвозди, инструмент, даже оконные занавески. Он крайне педантичен в этом вопросе. Свой проход он именует «вторым порталом».
— А почему бы ему не провести и вас через этот портал? — спросил Сент-Ив. — Или нас всех, если на то пошло, в случае нужды.
— Я немного боюсь отвечать на этот вопрос, — ответил Крижанек. — Вам снова захочется со мной поспорить. Одним словом, Форт из будущего. Я видел тому подтверждения и не испытываю желания сопровождать его в мир, еще более отдаленный от моего домашнего очага, чем этот.
— Из будущего? — изумился Сент-Ив. — Мне не терпится с ним познакомиться. Даже очень.
— Надеюсь, встреча не продлится долго. День догорает, как любит выражаться сам Форт.
Из тени деревьев на них смотрел тапир ростом фута четыре, а где-то вдалеке с ветки на ветку перебиралась какое-то крупное прямоходящее животное — орангутан или, возможно, горилла. Сент-Ив задумался о богатстве животного мира на этом…
— Где мы? — спросил он Крижанека. — Вы знаете? Форт вам сказал?
— Да, сказал, — Крижанек обращался к затылку Сент-Ива. — Мы находимся на осколке нашей земли, выброшенном в небо во время древнего катаклизма, — летучем острове, если угодно. Он скрыт тем, что вы называете занавесом, который представляет собой просто-напросто плащ-невидимку, как говорят в Уэльсе. Остров плывет, невидимый, над землей, время от времени останавливаясь, когда прилив находится в нужной фазе. Сейчас, как вам известно, мы проплываем над Саут-Даунсом. Когда начинается прилив, Форт приказывает аборигенам бросать всякую всячину в ручей, и тот уносит все это в наш мир — морских улиток, лягушек, ракушки, и они валятся на землю, изумляя публику.
— Зачем же ему это? — озадачился Хэмпсон. — Какая в этом выгода?
— Форта совершенно не интересует выгода. Боюсь, он это делает просто для потехи.
— Потехи? — переспросил Сент-Ив. — Не вполне понимаю, в чем тут потеха.
— Форт ответил бы, что потешается над вами, сэр. Этими странными выходками он ставит в тупик закоснелую, если угодно, науку, отвергающую все непонятное. Форт подкидывает ученым факты для опровержения, а простому народу — возможность подивиться небывалым явлениям.
В этот момент дорога повернула, и перед ними открылся «прилепившийся» к обрыву дом, уже виденный Сент-Ивом с высоты. По грубым вулканическим скалам, служившим фундаментом деревянному дому, змеились толстые лианы, щедро усыпанные фиолетовыми цветами. Венецианские окна смотрели на бухту. Гладкое, но странно зловещее море простиралось до самого горизонта; вдали виднелись небольшие островки. Из-под слоя водорослей на мгновение выглянула огромная зубастая тварь — возможно, морской крокодил — и тут же скрылась под водой; подальше от берега над маслянистой зыбью торчала черная шея, увенчанная маленькой головой, — вероятно, родственник плезиозавра. «Чего бы я только не отдал за три часа в полосе прилива с сеткой и мешком для образцов», — подумал Сент-Ив. Второй раз такая возможность совершенно точно не представится. Он потряс бы Королевское общество, да что там общество — весь мир! Как знать, может, высокий прилив вовсе не так редок, как опасается Крижанек…
Раздражающий внутренний голос предостерег Сент-Ива от глупых мыслей, и, пока они поднимались по каменным ступеням, он задумался, не Элис ли принадлежит этот голос — за годы совместной жизни она стала для него кем-то вроде ангела-хранителя. Надо бы поинтересоваться, что скажет Хэмпсон на этот счет.
Они вошли на веранду, в дальней стене которой был прорезан высокий арочный проем, перекрытый двустворчатой дверью, сейчас, впрочем, открытой внутрь дома. Вождь дикарей три раза ударил тупым концом копья по доскам, видимо, объявляя об их появлении богу Форту; все шестеро дикарей, отойдя в сторону, расселись на полу и немедленно затараторили о чем-то между собой.
— Я вас проведу, — сказал Крижанек, и они вошли в полутемный коридор. — Предупреждаю сразу: Форт хитер, как черт, и невероятно убедителен. Я уже говорил, он приходит и уходит через, как он называет, портал, который открывается в относительно недалеком будущем.
— И вы верите в это потому, что ходили туда, — уточнил Сент-Ив, — или потому что он вам об этом рассказал?
— Верю, что это правда, профессор, хотя, признаться, сам не бывал в будущем. Да, верю. Впрочем, у него есть некоторые любопытные доказательства.
— Какого рода доказательства?
— Скоро вы их сами увидите. Этот человек… фаталистичен. Он помешан на простых вопросах о времени — таких, которые легко задать, но на которые невозможно ответить. Он приверженец теории, которая гласит, что изменения в прошлом могут изменять будущее.
— Думаю, так и есть, — кивнул Сент-Ив.
— Тогда подумайте как следует, прежде чем решите задержаться в этом доме. Я стремился всего лишь улететь отсюда на вашем шаре, там, на лугу. Мне это не удалось, что, впрочем, ничему не противоречит. Вы, сэр, — его большой эксперимент. И вы ему нужны именно потому, что вы тот, кто вы есть.
— Звучит чрезвычайно загадочно, — заметил Хэмпсон.
— Хочу прояснить только одно. Я хочу взлететь на вашем шаре, а времени, чтобы это сделать, у нас осталось очень и очень мало, — с этим он повел Сент-Ива и Хэмпсона в задние комнаты дома.
Они нашли Чарлза Форта в освещенном лампой кабинете, в кресле с мягкой обивкой — точно таком же, как на площадке перед домом-деревом Крижанека. В комнате стояли еще три таких же кресла. Форт, низкорослый, но плотный, с коротко остриженными волосами, весело глядел на них сквозь очки.
— Джентльмены, — он встал и протянул им руку, — очень рад наконец видеть вас здесь. Я ждал вашего появления, — он мягко стиснул ладони Сент-Ива и Хэмпсона, а Крижанек от рукопожатия отказался. — Садитесь, пожалуйста, — предложил Форт. — Выпейте по стаканчику этого превосходного бренди, — он достал графин и несколько стаканов с нижней полки небольшого шкафчика сбоку от стола.
— Не пейте, — твердым голосом сказал Крижанек. — Ни капли. Вполне возможно, это снотворное зелье. Мы упустим прилив, пока Форт занимается своими делами. Этому человеку верить нельзя. У него весьма грубый юмор.
— У Роджера богатое воображение, — ухмыльнулся Форт, — и он обижается, потому что проиграл мне в карты десять миллионов.
— Десять миллионов! — вскричал Хэмпсон.
— Накопилось за двенадцать лет игры.
— Подозреваю, он жульничает, — пожаловался Крижанек, — но не могу понять, каким образом.
Сент-Ив слушал вполуха. Его манил этот необычный дом, построенный из грубо отесанных досок, напиленных из темного тропического дерева. Здесь и там сквозь щели между досками проникали солнечные лучи, озарявшие проросшие внутрь лианы с фиолетовыми цветами, что превращало дом в очаровательную беседку. Через широкое окно, выходящее на бухту прямо над обрывом, открывался великолепный вид. Плезиозавр, которого заметил Сент-Ив, исчез, но кристально прозрачная вода, сквозь толщу которой виднелись покачивающие на дне водоросли, завораживала.
На столе, сделанном из тех же грубых досок, что и стены, лежали стопки книг по естествознанию — некоторые Сент-Ив читал, но многие видел впервые; рядом в шкафах с открытыми полками тоже стояли книги, но большинство полок занимали объемистые банки с крышками, где размещались различные рыбы и мелкие млекопитающие: землеройки соседствовали с осьминогами, свернувшимися гадюками, зародышем акулы, доисторическими бесчешуйчатыми рыбами, сцинками и жабами, даже с головой небольшой обезьяны — сотни и сотни банок; этот Форт явно заядлый естествоиспытатель.
— Вижу, вам нравится моя коллекция, профессор, — заметил Форт.
— О, даже очень. Что это за длинное создание с щупальцами, в конической раковине?
— Головоногое с прямой раковиной, нашел его в глубоком приливном бассейне, прямо в моей бухте. Выловил сеткой. Можете определить эпоху?
— Девонская, я бы сказал.
— Совершенно верно, в нашем маленьком раю многие тысячи растений и животных избежали вымирания. Увы, не удалось сохранить его живым, я не любитель убивать.
— Как и я, хотя в жизни естествоиспытателя это неизбежно.
— Что правда, то правда. Заметили в бухте ихтиозавра, когда поднимались на холм?
Сент-Ив молча посмотрел на Форта, вспомнив похожее на крокодила животное в бухте. Он определил плезиозавра — но ихтиозавр?!
— Думаю, да, но я принял его за какой-то вид крокодила.
— Похожая зубастая морда, но он ближе к рыбам, чем к ящерам. Возможно, своего рода связующее звено между морскими млекопитающими и рыбами. Не хотите ли отправиться на экскурсию?
— Он не хочет, — встрял Крижанек. — У нас нет на это времени.
— Верно, — подтвердил Хэмпсон, принимая сторону Крижанека.
Сент-Ив задумался, не запрещает ли Хэмпсону его христианский долг особенно пристально разглядывать окружающие их чудеса. От них так и разило дарвинизмом. Он пожалел о том, что Крижанек употребил слово «черт» по отношению к Форту.
— А вы, кажется, увлекаетесь лишайниками, — обратился к викарию Форт.
— Увлекаюсь, — Хэмпсон оживился, но его лицо тут же приобрело подозрительное выражение. — А вы откуда знаете?
— Прочитал в этом очень интересном журнале, — Форт протянул им издание.
Это был номер «Графики», любимого журнала юного Финна Конрада. Хэмпсон не пошевелился, и Форт вручил его Сент-Иву, который выпрямился в кресле, заинтригованный иллюстрацией на обложке — гравюра изображала подъем воздушного шара. Под шаром виднелись лес и люди на поляне, задравшие головы вверх, а в небе над шаром висело туманное облако, окутывающее призрачную стену — очевидно, метафорический занавес. Из облака на землю ниспадал поток воды.
— Что вы на это скажете, профессор? — спросил Форт. — Встряхивает мозги, не так ли? Прямо дух захватывает?
Сент-Ив не нашелся с ответом. Он рассматривал воздушный шар. Изображенная гондола чрезвычайно походила на принадлежавшую ему; в ней стояли двое мужчин, один высокий, другой низенький, и высокий мужчина смотрел в зрительную трубу. С изумлением Сент-Ив узнал нарисованного на оболочке шара карпа. Шар на иллюстрации не то чтобы походил на его шар; здесь действительно был изображен именно он. Ум ученого судорожно пытался подыскать объяснение, но объяснения не было.
— Посмотрите на дату, сэр, — Форт явно наслаждался моментом.
— Август 1886 года, — вслух прочел Сент-Ив.
— Больше чем через год! — вскричал Хэмпсон. — Это, конечно, фальшивка.
— Уверяю вас, это вовсе не фальшивка, викарий, — ровным голосом сказал Крижанек. — Мистер Форт не пытается вас разыграть. В руках у профессора подлинный экземпляр журнала. Может, вы немного поторопитесь, Чарлз? — сказал он устало. — Время уходит.
— Вы слишком много внимания уделяете времени, — ответил польскому воздухоплавателю Форт. — Часы и есть самый большой обман. Никакой другой прибор не причинил человечеству столько боли и ужаса.
— Я уже почти решил, что выброшу вас в окно, сэр, — сердито засопел Крижанек. — Если мы упустим наш прилив, клянусь, мое решение станет окончательным. Вы просто валяете перед нами дурака. Признайтесь в этом моим друзьям, и мы отправимся в путь.
— Слишком все это забавно, чтобы делать подобные признания, Роджер. Вы всегда отличались некоторым занудством, — поморщился Форт и продолжил, обращаясь к Сент-Иву: — А теперь откройте первую страницу, профессор.
Под обложкой находился небольшой вклеенный бумажный кармашек с вложенным в него куском плотной бумаги с отпечатанной датой. Июнь, вчерашняя дата, но 1906 год. Сент-Ив прочел ее вслух для Хэмпсона, а затем сказал Форту:
— Это ничего не доказывает, сэр. Любой человек с наборным резиновым штампом может такое изготовить. У меня дома на столе есть такой штамп.
— Но его никто не изготавливал, сэр. Этот штамп поставила одна очень милая библиотекарша…
— …из Нью-Йоркской публичной библиотеки, — перебил Форта Крижанек. — Ради бога, профессор, я вам все объясню, пока у вас не лопнула голова. Перед вами подлинный выпуск «Графики», который наш ухмыляющийся друг взял в библиотеке в городе Нью-Йорк, куда он отправляется, когда ему вздумается. На самом деле он живет в Нью-Йорке. Он перемещается туда и обратно, повторяю вам еще раз, через дверь в этой стене, как бы дико это ни звучало.
— Не совсем так, — возразил Форт. — Я редко путешествую, когда мне вздумается. Обычно мои путешествия происходят в те часы, когда библиотека открыта для посетителей. Время от времени я делаю исключение.
— Одним словом, этот журнал не может существовать, — потряс головой Сент-Ив. — Не верю ни на секунду, что он настоящий.
— Вера! — воскликнул Форт. — Вера — второе пугало, на мой взгляд, почти столь же зловредное, сколь и часы на стене. Если вы не верите тому, что держите в собственных руках, возможно, вам это снится.
— Возможно. Это самое простое объяснение всему происходящему.
— Потрясающе! — сказал Форт. — Если это сон, прокатитесь вниз по реке в вашей гондоле, как Моисей. Во сне будет на редкость весело. Но не так весело, если вы не спите и за вас возьмется сила тяжести. Вы что, как Галилей, готовы отдать все за то, что считаете истиной?
— Только не за такую истину, нет, сэр.
— Молодец. Истина скользка, как угорь, в лучшем случае.
— Вот истина, черт ее подери, — вмешался Крижанек. — Я изложу вам это дело просто, профессор, — только факты. Там, в библиотеке, в которую можно войти через эту удивительную дверь, идет 1906 год. Рассказ, проиллюстрированный на обложке этого журнала, еще не написан. Автор, некий Джек Оулсби, еще не знает, что когда-нибудь напишет такой рассказ, а тем более продаст его в «Графику». Но он его совершенно точно напишет, если мы немедленно покинем этот дом. Если мы этого не сделаем, он никогда не узнает нашу печальную историю, — поляк развел руками и пожал плечами. — Короче говоря, — он повернулся к Форту и повысил голос, — нам пора заняться другими пузырями помимо этого, болтающего тут перед нами, — он встал из своего кресла и уставился на Форта, проверяя, насколько того задело его замечание, но хозяин кабинета жестом велел ему сесть.
— У профессора разыгралось любопытство, Роджер. У него еще остались вопросы. Умерьте свое нетерпение, друг, — Форт взял трость, прислоненную к столу, и постучал ею в пол. Послышались шаги, и шесть дикарей молча вошли в дверь, явившись на стук трости Форта. Вели они себя не слишком дружелюбно, хотя и без враждебности, однако само их присутствие выглядело зловещим.
Сент-Ив догадался, что резные деревянные головы, которые дикари носили на шее, изображали самого Форта, что почему-то показалось ему смешным. Он поспешно просмотрел рассказ в журнале, где повествовалось о том самом приключении, которое они с Хэмпсоном переживали в данный момент: открытие каменных столбов, воздушный источник, двоякодышащая рыба, подъем на воздушном шаре. И все с превосходно прорисованными иллюстрациями. Излагалась даже история злосчастного бегства Крижанека через луг. Обнаружил Сент-Ив и иллюстрацию с видом комнаты, где они находились, достаточно похоже изображавшую самого Форта, который, сидя в своем кресле, смотрел на карманные часы.
— Мне кажется, вы знакомы с автором, профессор, — сказал Форт.
— Да, очень хорошо, но не с иллюстратором — не вижу здесь его имени.
— Вы сами отдадите этот журнал мистеру Оулсби, чтобы текст и картинки можно было опубликовать именно в этом номере.
— Может быть, и нет, — сказал Сент-Ив.
— И все же отдадите, ибо Джек Оулсби должен описать ваше приключение и продать рассказ в «Графику», а я должен найти его в ходе моих изысканий через много лет, чтобы подготовиться к вашему прибытию. Я, видите ли, принес два этих кресла, заботясь о вашем удобстве. Короче говоря, если бы вы не отдали журнал мистеру Оулсби, никто из нас здесь бы не сидел.
— Но если вы будете держать нас в этой комнате, кривляясь, как обезьяна в зоопарке, мы опоздаем! — рявкнул Крижанек. — И что тогда? Превратимся в пар?
— В пар? Это, пожалуй, маловероятно, — Форт пошевелил пальцами, словно изображая паука на зеркале, и пристально посмотрел на Крижанека. — У меня к вам предложение, — обратился он к Сент-Иву. — Рассмотрите такую возможность — создать собственную реальность, вместо того, чтобы улетать на своем воздушном шаре. Почему бы не воспользоваться редкой удачей и не продлить пребывание на нашем гостеприимном острове? Я видел, как у вас блестели глаза, когда вы рассматривали мои препараты. Что, если я скажу вам, что в двух днях ходьбы отсюда пасутся мамонты? А они, знаете ли, действительно пасутся — и это еще не все здешние чудеса. Улетите — и такой возможности больше не представится никогда.
Сент-Ив обнаружил, что услышанное едва не лишило его дара речи. Он отогнал от себя искушение и возразил:
— Но остров движется. Два дня легко могут превратиться в два месяца или в два года.
— Или в двенадцать лет, — вставил Крижанек. — Предлагаю воспользоваться возможностью вернуться в Айлсфорд, профессор. Эта возможность больше не представится, если мы не отправимся прямо сейчас. Гоните от себя черта, профессор! Прихлопните его ладонью!
— Не обращайте на него внимания, — отмахнулся Форт. — Роджеру чудятся черти под каждым кустом. Через несколько дней мы должны быть над Китаем. Месяц исследований в моем потерянном раю, профессор, а потом, после приятного отдыха на Востоке, вы улетите на своем шаре. Я покажу вам чудеса, сэр.
Крижанек встал, грозный, как туча.
— Китай! Мошенник! — крикнул он. — Через месяц в шаре не останется ни капли водорода, как вам прекрасно известно. Я пролетал над Китаем четырнадцать раз, но я по-прежнему здесь, на этом проклятом острове, а спасение висит над кольями на лугу, и возможность потихоньку улетучивается.
Шестеро мужчин у двери внимательно следили за Крижанеком.
Форт пожал плечами и достал свои карманные часы. «Как ему и суждено», — подумал Сент-Ив, вспоминая иллюстрацию в «Графике». Форт поднял руку, призывая к тишине, и загадочно произнес:
— Шестьдесят секунд на размышления, сэр! Остаетесь или отказываетесь от приключения? — он радостно улыбнулся, вслух считая секунды и едва сдерживая смех, словно единственный из присутствующих понял соль анекдота. Он бубнил числа, пока не дошел до нуля, выкрикнул: «Ноль!» — и ударил ладонью по подлокотнику кресла.
Ничего не произошло. Шутка Форта, очевидно, не удалась. Сент-Ив огляделся, обдумывая ситуацию. Тишина затянулась, но вдруг через распахнувшуюся внутрь комнаты часть стены — потайную дверь ворвался воздух, пахнущий книгами и натиркой для мебели. Послышались голоса, и, самым невероятным образом оттуда появился сам Сент-Ив с пистолетом в руке, а за ним Элис. Вошедший навел пистолет на Форта.
— Хватит! — заявил он. — Мистер Крижанек поступит, как пожелает, мистер Форт.
В комнате наступила гробовая тишина. Хэмпсон сидел с широко открытым ртом. Шестеро дикарей, явно испуганных видом пистолета, попятились к входной двери, а затем повернулись и дружно бросились наутек. Лицо Форта разъехалось в широчайшей улыбке.
Сент-Ив увидел, что будущий он — ибо это было единственно возможное объяснение происходящего — почти старик, с морщинистым лицом и обильной, слишком обильной сединой в волосах. Он выглядел усталым, хотя и не особенно несчастным. Элис выглядела еще красивее, чем сейчас. Получалось, в этот момент Элис было две, и слово «сейчас» не имеет особого смысла. Одежда пришельцев выглядела странно — Сент-Ив был в клетчатом двубортном костюме, с широкими брюками, сужавшимися к лодыжкам, и вместо шейного платка носил галстук из узкой ленты, казавшийся более чем нелепым. Его низенькую фетровую шляпу украшала яркая лента под цвет галстука. На Элис было вечернее платье с узором из павлиньих перьев и с перьями той же птицы на корсаже. Шляпу ей заменяла высокая завитая прическа.
— Элис Сент-Ив, — Форт встал и протянул ей руку. — Мое имя Чарлз Форт. Я вас ждал. С вашим мужем мы уже знакомы, как изволите видеть. Счастлив наконец познакомиться с вами, — а к седовласому Сент-Иву он обратился более сурово: — Незачем махать пистолетом, сэр. Ни за что не стал бы принуждать другого поступить против его желания. Просто в жизни часто приходится делать сложный выбор, и я лишь попытался придумать интересный пример.
— Пожалуйста, убери пистолет, дорогой, — попросила Элис седовласого. — Не следует стрелять в мистера Форта, — затем она обратилась к все еще сидящему Сент-Иву, а не к его альтер-эго, улыбавшемуся не менее широко, чем Форт, и сказала: — Мы идем на ужин, а потом в оперу, дорогой. Ты купил билеты, как и обещал. Завтра мой день рождения, ведь ты не забыл?
— Конечно, нет, — солгал Сент-Ив.
Он так и не смог заставить себя полюбить оперу — сплошные завывания, по его мнению, — и постоянно забывал о дне рождения Элис, если она не находила способ напомнить ему, однако никогда еще напоминание не принимало столь экстравагантную форму. Как и обещал? Появление Элис полностью вытеснило из его головы мамонтов.
— Нам пора отправляться, — поспешно сказал Сент-Ив, кивая своим друзьям.
— Отправляться! — воскликнул Крижанек. — В высшей степени разумные слова в сложившихся обстоятельствах. Чарлз, мы уходим. Вы никогда не получите свои десять миллионов, так и знайте. Ни единого пенни.
Сент-Ив встал и кивком попрощался с самим собой и Элис, подумав, не будет ли слишком поцеловать свою жену. Хэмпсон и Крижанек поднялись на ноги и пошли к двери кабинета, и мгновение миновало.
— Вы должны доиграть свою роль, сэр, — напомнил Форт Сент-Иву. — Возьмите журнал. В библиотеке никто не хватится.
Сент-Ив подчинился, хотя не знал еще, как поступит с «Графикой». Выходя из кабинета, он бросил прощальный взгляд на Элис, которая помахала ему и подмигнула. Она и постаревший Сент-Ив тоже отправлялись восвояси, пока их тайная дверь оставалась открытой и была возможность уйти. Он поступил бы так же, суждено ему это или нет.
Вся троица спустилась по каменным ступеням без помех и провожатых. Когда они ступили на тропу, ведущую через джунгли, Крижанек припустил трусцой, а Сент-Ив и викарий старались не отставать. Они бодро пробежали мимо дома-дерева Крижанека, на который польский воздухоплаватель даже не оглянулся, а когда они достигли поляны, то увидели, что солнце, уже высоко поднявшееся в небе, нагрело газ в шаре и тот, как живой, бьется на ветру, торопясь взвиться ввысь.
— Сначала вы двое, — крикнул Сент-Ив, передавая Хэмпсону журнал. Он опустился на колени и сцепил руки, чтобы подсадить низенького викария и упитанного поляка, а затем, на всякий случай обвязавшись швартовным концом, принялся по одному выдергивать колышки и бросать их в корзину. Потом передал своим спутникам кувалду, отвязал страховку и забрался в гондолу, которая легко опустилась на луг под его весом. Крижанек принялся выбрасывать балласт — слава богу, осторожно, — а Хэмпсон снова читал молитву. Шар поднялся, но дувший у земли бриз медленно понес их к дальним утесам. Крижанек громко выругался и заизвинялся перед Хэмпсоном.
— Он ляжет на правильный курс, — попытался успокоить поляка Сент-Ив. — Мы знаем, что ляжет. В конце концов, кому-то суждено доставить рассказ Джеку.
— Боже, упаси нас от всякого зла, — пробормотал Крижанек, не поддаваясь неуместному оптимизму.
— Никому не суждено ничего сделать, — внес свою лепту Хэмпсон. — В этом и состоит великая благодать быть Божьей тварью — мы можем менять наши намерения, к лучшему или к худшему.
— Именно это, сэр, меня больше всего сейчас и пугает, — сказал Крижанек.
Словно намереваясь еще больше напугать Крижанека, шар продолжал нести их в противоположном направлении, и, несмотря на самонадеянное «мы знаем» Сент-Ива, сам он с тоской думал, что, возможно, только что последний раз в жизни видел Элис — это его второй последний взгляд за прошедшие пару часов, и оба с недосягаемого расстояния. Он посмотрел вниз на лесной ковер, где с дерева на дерево летали пестрые птицы. Внизу между деревьями открылся просвет, и там, на опушке, паслись два обещанных Фортом мамонта, невероятно лохматые, каждый размером с небольшой дом. Сент-Ив вытащил зрительную трубу, додумав, что потребуется всего лишь несколько минут, чтобы спуститься и рассмотреть их получше. Однако стоило ему начать размышлять на эту тему, как шар пошел вверх, и быстро.
Мамонты были уже не видны, а поднявшийся на изрядную высоту шар подхватил сильный ветер, который дул именно в том направлении, которое требовалось с самого начала. Их повлекло обратно к далекому занавесу, словно корабль, попавший в приливное течение. Сам занавес волновался, в нем появлялись и исчезали расселины, все в белых разводах, как на штормовом прибое у скалистого берега. Сент-Иву показалось, что завеса распадается и висящий перед ней туман начинает рассеиваться.
Далеко под ними весело бежал ручей, и в зрительную трубу Сент-Ив увидел, что дикари пустили вниз по течению нечто похожее на плот из листьев и веток с каким-то грузом — видимо, разыгрывая очередную шутку Форта над остальным миром. Шар продолжал так стремительно подниматься, что закладывало уши, но ветер, несмотря на скорость подъема, волок его к завесе. Сент-Ив подумал, что, возможно, занавес посредством какой-то неведомой силы притягивает их, а потом испугался: вдруг, поднявшись слишком высоко, они не смогут пройти сквозь него! Однако осознав, что они не в силах ничего сделать, чтобы предотвратить подобную участь, Сент-Ив заставил себя прислушаться к словам псалма, который читал Хэмпсон спокойным и ясным голосом. И тут шар внезапно резко дернуло вниз, отчего воздухоплаватели мешками повалились на дно гондолы. Пока они, мешая друг другу, вставали на ноги, шар завертелся волчком и горизонт закрутился у них перед глазами — они угодили в очередной воздушный вихрь страшной силы. Внезапно вращение прервалось, и шар понесся прямиком к занавесу, так что вытянутая оболочка тянула за собой опасно накренившуюся гондолу. Сент-Ив посмотрел на компас и, к великому своему облегчению, увидел, что тот снова сошел с ума.
Занавес на глазах распадался. Внутри бежали белые, похожие на пену ручейки, тут и там внезапно возникали прорехи, открывая синее небо. «Но что за небо?» — спросил себя Сент-Ив, вцепившийся мертвой хваткой в борт гондолы. Прорезиненный шелк оболочки шара шел волнами и трещал, ветер свистел в ушах, уволакивая их прямиком в черноту: слава богу, небесный прилив пригнал их к другому берегу. В объятьях колеблющегося занавеса гондола изогнулась и застонала, как живое существо. Трое путешественников держались изо всех сил, Сент-Ив с тревогой смотрел на напряженные соединения, где корзину стягивала жалкая тонкая веревка.
И наконец их вынесло под ясное небо. Все трое встали на ноги и радостно закричали. Под ними лежал Саут-Даунс. С востока дул ласковый ветер, который нес их в сторону дома; правда, луг, где друзья ждали их возвращения, остался в стороне, но аббатство Боксли виднелось недалеко внизу.
Сент-Ив на минуту позволил себе помечтать. Он представил, как предстанет перед Королевским обществом с докладом о событиях этого удивительного дня — невидимый остров, доисторические животные, исчезнувшая раса людей, дом Форта, проход в библиотеку, еще не существующий рассказ, написанный, по сути, неизвестно кем. Совершеннейший бред сумасшедшего, абсолютно гибельный для его репутации серьезного ученого. Невозможно даже допустить мысли о выступлении с подобными россказнями.
Сент-Ив обернулся и, посмотрев назад, увидел, что занавес в небе пропал. Мир плавучего острова исчез, как не бывало, и теперь останется навсегда лишь в их памяти — или, по крайней мере, до тех пор, пока он сам не ступит в кабинет Форта через двадцать лет. Он похлопал себя по карману пальто, где лежал экземпляр «Графики», его единственный сувенир. Но тут он вспомнил двоякодышащую рыбу и пивную бутылку, наполненную водой из затерянного мира. Как знать, какие микроскопические существа плавают в той бутылке — возможно, яйца или даже личинки?
Под взглядами флегматичных овец, поднявших головы к спускающемуся шару, они мягко приземлились на широкое пастбище — футах в тридцати от Пилгриме-Роуд, в каких-то трех милях от Айлсфорда.
Элис положила «Графику» на скамью в теплице у аквариума, где обитала двоякодышащая рыба, по всей видимости, вполне довольная жизнью. Минуту Элис молча смотрела на Сент-Ива. На ней были застиранные льняные брюки и блуза, запачканная землей из горшка, — ее рабочая одежда; она рассаживала бегонии, которые выращивала из корней и листьев. Густой запах теплицы — растений, почвы и аквариумов — напомнил Сент-Иву запах джунглей, где они шли еще вчера и которые он счел бы сном, если бы не осязаемое доказательство в виде журнала и бесспорное возвращение Роджера Крижанека.
Он заглянул в будущее, видел свое будущее счастье с Элис и теперь гадал, гарантировано ли им счастье или же это лишь один из бесконечных возможных вариантов будущего — вариант, который может мгновенно исчезнуть, если он не передаст Джеку журнал, который только что читала Элис. Сент-Иву пришло в голову, что там, в кабинете Форта, ему не хватило присутствия духа спросить ее о Клео и Эдди: как им живется, какими людьми они выросли. Но он тут же понял, что ответы на такие вопросы могут стать губительными из-за ядовитых сожалений о событиях, которые еще не произошли или уже произошли. И все же интересно было бы узнать, как там поживают его дети.
Элис тыльной стороной ладони отвела с лица выбившуюся прядь темных волос и взяла фарфоровую кукольную голову из стоявшей рядом с журналом большой корзины, наполненной такими головами — частью треснутыми или разбитыми. Посмотрев на нее немного, она произнесла:
— В твоем рассказе нет никакого земного смысла. Людей упекают в Колни-Хатч за гораздо более тривиальные истории. Если бы я не знала тебя настолько хорошо, то послала бы за психиатром.
— Земной смысл? Да, действительно никакого. Форт предпочитает внеземной смысл.
— И чего же этот Форт пытается добиться своими эксцентричными выходками?
— Его теория заключается в том, что человечество следует время от времени выводить из оцепенения, потому что оно живет под пеленой и его время и мысли стали заложниками необходимости. Вот он и устраивает дожди из моллюсков, или лягушек, или фарфоровых голов, чтобы люди задумались о чем-то удивительном и чтобы посмотреть, как ученые мужи будут опровергать существование моллюсков и голов. Может, он артист, а может, сумасшедший — я пока не могу решить.
— Учитывая, как все сложилось, мне он, пожалуй, нравится.
— Скажи, — попросил Сент-Ив, — если бы там я спросил тебя о нашем общем будущем, ты бы мне рассказала?
— Нет, — ответила Элис. — Конечно, нет. Не могу представить ничего более разрушительного для нашего семейного счастья. А вот и Клео с Эдди, пришли покормить двоякодышащую рыбу, — она открыла дверь теплицы и помахала детям, которые, запыхавшись, ворвались внутрь. Клео держала в каждой руке по кукольной голове. Эдди разжал кулак и показал им большого дождевого червяка.
— Можно попробовать скормить его нашему Крижанеку? — спросил мальчик, взбираясь на широкий деревянный верстак и вставая на колени, чтобы заглянуть в аквариум сверху. — Толстый червячок, я его сполоснул от земли, — он подержал свою добычу над водой, а потом выпустил из пальцев.
Червяк, извиваясь, начал погружаться. Двоякодышащая рыба, недавно получившая кличку Крижанек, метнулась вперед, сожрала угощение и вернулась в свой укромный угол.
— Я еще накопаю! — крикнул Эдди и снова выбежал на улицу.
— Бедный червяк, — сказала Клео. — Крижанеку нужна голова куклы, отец?
— Он не будет ее есть, Клео.
— Я имела в виду, не решит ли он поиграть с ней, дурачок.
— Тогда да, почти наверняка.
— Подними меня.
Элис подняла ее, и Клео бросила одну из голов в аквариум.
Голова, выпустив рой пузырьков, вертикально опустилась на гравийное дно и встала, словно выглядывая из-за кустика водорослей. Двоякодышащая рыба подплыла посмотреть на нее, но особого интереса, как показалось Сент-Иву, не проявила. Клео выдернула из корзины очередную голову, и Элис опустила девочку на пол. Дочь выбежала наружу с криком:
— Эдди, смотри, смотри!
— Хорошо, что Финн принес домой корзину этих голов, — Элис провожала взглядом бегущую по лужайке Клео, — ни один здравомыслящий человек не сочтет дождь из фарфоровых голов доказательством чего бы то ни было, даже если доберется до твоего луга через лес, чтобы своими глазами увидеть их.
— Да. В эту историю никто не поверит, хоть все и правда до последнего слова. Мы трое договорились хранить молчание. Подумай, что произойдет с репутацией Хэмпсона, разумного, благочестивого человека, если он хоть одним словом заикнется о наших приключениях. Мы станем посмешищем на весь мир.
— Не могу себе представить, что мистер Крижанек скажет своей жене.
— Он собирается сказать, что потерял память от удара по голове, и уверен, что жена будет рада принять его без всяких вопросов.
— Ты отдашь журнал Джеку?
— Думаю, да, — кивнул Сент-Ив. — Джеку-то нетрудно будет поверить в нашу историю, но он может проявить щепетильность и отказаться подписывать рассказ, который не писал.
— Но его имя там уже стоит, — заметила Элис. — Кто же его написал, если не Джек?
— На это я ничего возразить не могу, — ответил Сент-Ив. — И кое-что еще. С днем рождения, дорогая моя. Теперь ты понимаешь, что нам необходимо — возможно, даже жизненно необходимо — через двадцать лет отправиться на пароходе в Нью-Йорк. Вот тебе мой подарок ко дню рождения — каникулы в Америке и вечер в опере. Что ты на это скажешь?
— Скажу, что очень странно получать подарок ко дню рождения с опозданием на двадцать лет.
— В таком случае, что бы ты хотела получить сегодня? Все твое, что ни пожелаешь.
— Желаю, чтобы ты собрал корзину для пикника. Возьмем Клео, Эдди и Финна и остаток дня будем рыбачить у плотины. Будем мазать на тосты паштет из ветчины и говорить о разумных, приземленных вещах.