Глава 4

Я закрыл глаза, но это ничуть не помогло.

Вокруг царил настоящий бедлам, Вася испуганно орал, кто-то голосил радостно, доносились смех, пение Сыча и рыдания. И под опущенными веками продолжали роиться образы — усатые киты, алые и синие, улыбались мне приветливо, как добрые дядюшки любимому племяннику, стада единорогов мчались по зеленым лугам, и перламутровые рога были нацелены прямо в зенит.

Голова кружилась, во всем теле ощущалась странная легкость, словно я был воздушным шариком, и в меня закачали достаточно гелия, чтобы я утащил в небо бульдозер.

— Смирррно! — голосище Нгуена прорезал гомон, точно нож масло.

Я содрогнулся, хлопнул себя по щеке, и мгновенная боль помогла прийти в себя. Открыв глаза, обнаружил, что Ингвар сидит на плацу прямо передо мной, и улыбается бессмысленно и тревожно.

— Смирррно!! — повторил комроты уже во всю мощь своей глотки.

Он вновь пытался превратиться в дракона, но теперь я знал, что это глюк, и боролся с ним. Мысли разъезжались, словно копыта у выбравшейся на лед коровы, я никак не мог сообразить, где я, хотя окружавших меня людей узнавал… тех, с кем познакомился, естественно.

В следующий момент наваждение отступило, и я понял, что насквозь мокрый от пота. Физиономия Ингвара стала обычной, нордическо-сосредоточенной, а Вася принялся материться, да так, что его признал бы за родную душу и прижал к сердцу несравненный сквернослов сержант Косолапов, с которым мне довелось служить уже на контракте.

— Что… это… было? — с усилием выталкивая каждое слово, поинтересовался Эрик.

— Смирно! — в третий раз скомандовал Нгуен, и в этот раз мы отреагировали как надо. — Помощь уже вызвана, ожидаем на месте, — только тут я обнаружил, что он в респираторе. — Кому трудно стоять, можете сесть. Если кто-то потерял сознание — немедленно доложить.

Меня колотило, пот продолжал струиться по лицу, спине, даже по ладоням — переутомление, недосып? Или это отходняк после наркоты, под которой нас держали некоторое время после подписания контракта с ЧВК «Земля», чтобы спокойно доставить сюда?

Ну и методы у этой конторы!

На плац выбежали три доктора, с которыми я познакомился в санчасти, и с полдюжины бойцов-санитаров с краснокрестными повязками — все в респираторах.

— Плечо всем заголить! — велел морщинистый, занимавшийся моим коленом, открывая небольшой чемоданчик, и внутри блеснули ряды аккуратно разложенных ампул. — Быстрее! Шевелись, криворукие!

Но если отходняк, то зачем респираторы? Они боятся отравиться? Заразиться? Чем? Неужели мы притащили с родной планеты какую-то дрянь, которая становится опасной тут, в другом мире?

Тут меня накрыла вторая волна галлюцинаций… хотя уже третья, если считать то, что было в гараже. И если предыдущая была, скажем так, фэнтезийной, то эта оказалась настоящим хоррором — я плыл по реке из крови на утлой лодочке, и ко мне из тьмы склонялись высокие фигуры вроде тех, с которыми мы сражались ночью, только эти могли похвастаться пылающими алыми глазами, и унылый вой заставлял вибрировать кости черепа, отдавался тупой ломотой в затылке.

Я выскочил из кошмара, точно кролик из норы, и понял, что в самом деле вишу в чужих руках, что меня держат с двух сторон: Вася и незнакомый усатый боец, и в руке у последнего шприц с капелькой прозрачной жидкости на кончике иглы.

— Ничо, сейчас полегчает, — сказал он басом, и уколол меня в плечо.

От места укола потек жидкий бодрящий огонь, и дурманящая слабость отступила.

— Спасибо, — выдавил я, пытаясь вытереть мокрое лицо.

— Спасибо в глотке не булькает, — заметил усач. — Так, порядок! Давай следующего!

Не знаю, что они мне вкололи, но буквально через минуту я оказался в полном порядке. Вася, видимо уже очухавшийся, помог санитару перевернуть на бок валявшегося в отключке Ингвара — ничего себе, вот тебе и стойкий викинг — и они принялись закатывать рукав на его мускулистом предплечье.

— Как туго идет, — пожаловался усач, налегая пальцем на поршень, и лицо его над респиратором покраснело.

Ингвар дернулся, изо рта его вырвалось нервное кудахтанье, полетели капли слюны. Вася тут же навалился, прижал его могучими лапами, но норвежец открыл глаза и дергаться перестал.

— Что со мной? — спросил он слабым голосом, совсем не похожим на обычный.

— Если бы я знал, — буркнул санитар. — Велели колоть универсальный антишок. Остальные вопросы к доктору. Порядок! Давай следующего!

Следующим оказался Пестрый Сыч — этого, несмотря на мелкие размеры, не выключило, он даже остался на ногах, разве что приплясывал и кружился, воздев руки, и напевал очередную бессмыслицу.

Я огляделся.

Вокруг царил тот же бедлам, санитары и врачи делали уколы всем подряд, потерявших сознание приводили в чувство, впавших в раж успокаивали, пришедших в себя отводили в сторонку и поили чем-то дымящимся из больших термосов.

— Ты как? — спросил поднявшийся Ингвар, бледный как покойник, но в остальном почти нормальный.

Я пожал плечами:

— Бывало лучше.

— Никогда такого не переживал… — он сглотнул, на горле дернулся кадык. — И это… думаешь, это болезнь?

Я вновь пожал плечами — не похоже, слишком быстро, скорее похоже на массовое отравление каким-то галлюциногеном, которым мы могли надышаться на патрулировании. Вспомнил дым, сочившийся из отверстия в боку пострадавшего куба.

Так что, мы охраняем запасы химического оружия?

— Это испытание! Наслано предками! — сообщил подошедший к нам Сыч.

Это наоборот, мог похвастаться не бледностью, а нездоровым румянцем, глаза его блестели.

— Троллю в жопу такие испытания, — пробормотал Ингвар. — Я на них не подписывался.

— Не стойте тут! — напустился на нас Цзянь, он по привычке возник непонятно откуда. — Принять горячих напитков! Вон там! После чего отправиться в казарму и приступить ко сну! Усекли?

— Комотделения, разрешите… — начал вернувшийся к нам Вася.

— Нет! Не разрешаю! — отрезал Цзянь, и голос его, только что почти человеческий, превратился в обычное шипение.

В больших термосах оказался горячий, очень крепкий и сладкий до сиропности чай. Едва я отхлебнул, из памяти выплыло детство, чаепитие с дедом и бабушкой у них в квартире, кусочки сахара на блюдце… сердце заныло, ведь деда нет почти двадцать лет, а бабушка хоть и жива, ей отсюда даже не позвонить, не узнать как дела.

Вспомнились родители… отец в офицерской форме, немногим старше, чем я сейчас… Потом Мила, какой она была в школе, до того, как продалась Жабеню и предала меня… прочь, прочь, не хочу об этом думать!

Я потряс головой, словно так из нее можно было выкинуть ошметки прошлого.

* * *

После чая нас и правда отправили в казарму, я с трудом дотащился до своей койки и отрубился, едва голова коснулась подушки.

Проснулся я от той же команды «подъем», и только вскочив с кровати, сообразил, что продрых почти сутки! Не сразу вспомнил, где нахожусь, голова осталась такой же дурной, как и в предыдущие дни, если не дурнее, да еще показалось, что все мне приснилось, включая историю с заменой сустава… так что меня прошибло холодным потом, и я невольно ухватился за коленку.

Нет, все как у людей, никаких искусственных сочленений.

Счастье еще, что застилать койку и натягивать форму я могу на инстинктах, без участия разума. Соратники мои двигались немного заторможено, лица были сонные, опухшие, с них смотрели красные, ничего не понимающие глаза, ну так и я наверняка выглядел не краше.

Построение в этот раз прошло без галлюцинаций, никаких драконов, рек крови и прочего. Никто не отрубился, слушая духоподъемную речь отца-командира по поводу того, что наша служба только начинается, что мы должны показать себя ратным трудом… и прочее бла-бла-бла…

А затем нас погнали на завтрак: тот же чай, что вчера, и две трубочки на тарелке, похожие на сосиски, только черные, все в мелких колючках и очень большие, с огурец-переросток.

— Макунга, ты у себя на родине людей ел? — спросил Эрик, осторожно принюхиваясь и тыкая вилкой эту штуковину.

— Людей — нет, — отозвался Вася. — А вот таких болтунов как ты, братан, доводилось. Пожарить хорошенько, перцу побольше… но главное, чтобы помучился перед смертью как следует, тогда мясо гораздо сочнее, мням-мням, — и он напоказ облизал толстые губы широким розовым языком.

— Нет ли там свинины? — носатый смуглый парень изучал «сосиски» с подозрением.

Сегодня он наконец назвался, и мы узнали, что зовут его Фейсал, и родился он прямиком на берегах Нила.

— Ничего, потом три лишних молитвы, и Аллах простит в великой милости своей, — сообщил другой мусульманин из нашего отделения, большой, почти как Вася, и очень мрачный пакистанец по имени Хамид. — Это я тебе как знаменитый богослов говорю.

Они заспорили, чье богословие круче, и спасает ли незнание о наличии в пище свинины от гнева Всевышнего, а я решился попробовать эту штуку. Просто отковырял кусок и положил в рот — ничего, мясо и мясо, ни особого вкуса, ни запаха, всяко лучше тех жуков и личинок, которых мне как-то пришлось с голодухи три дня жрать в джунглях, поскольку нас слегка «потеряли».

Так что через пять минут моя тарелка опустела, и глядя на это, и другие принялись работать вилками.

Я ждал, что после завтрака нас отправят в учебный класс,где придется зубрить устав. Но угрозу эту видимо отложили на потом, Поль погнал нас в оружейку, где мы получили всякое хорошо знакомое мне добро вроде калашей, ПКМ и РПГ-7, и даже одну СВД, которое и поволокли на стрельбище.

— Покажете, что умеете, — сообщил нам комвзвода. — Каждый из каждого по разу. Пятьдесят метров.

От себя я ничего особенного не ждал, и впечатление производить не собирался — снайпер я никакой, с остальным управляюсь прилично. А вот на других было любопытно посмотреть — на что годятся наемники, собранные ЧВК «Земля» со всего мира, люди, с которыми мне придется служить рука об руку… и есть подозрение, даже воевать вместе.

Первым из нашего отделения стал Вася, в лапищах которого ПКМ смотрелся как родной, да и с прочим он не сплоховал.

— Почему тут только русское оружие? — неожиданно возмутился Ингвар, взяв СВД. — Между прочим, стандарты НАТО…

— …можешь засунуть себе в задницу! — перебил его Цзянь, наблюдавший за нашими стрелковыми подвигами. — Что вокруг? Пустыня. Жара. Песок. Отвратительные условия. НАТО привыкло воевать в других. А русские делают то, что работает практически всегда. Работает везде. Не ломается. А если ломается, то легко чинится. Правда ведь?

Спорить с этим норвежец не мог, не зря калаш — самое популярное оружие мира.

Мрачно засопев, он повертел винтовку Драгунова, которую наверняка держал впервые в жизни, а затем выдал пять выстрелов не хуже девятки. Многие, в том числе и я, зааплодировали, и даже на непроницаемой физиономии Цзяня появилось нечто вроде одобрения.

С остальным Ингвар показал себя хуже, но тоже справился очень прилично. Интересно, в каких войсках стопроцентно-вероятного противника он послужил, и почему уволился?

Выглядит ведь как актер с вербовочного плаката, и явно не стул в штабе полировал…

— Серов, давай! — велел комотделения.

С СВД я дал средний балл, не очень люблю это оружие, вот даже не знаю почему так. Зато ухватив калаш, ощутил себя на родной территории… и кто говорит, что с его помощью нельзя расписаться внутри черно-белого круга?

Пулемет… гранатомет… тоже нормально, по крайней мере мишени разлетелись в клочья.

— Зачтено, — сказал Цзянь, когда я отряхнулся и встал к остальным.

Из тех, кто был после меня, запомнился Джавад, оказавшийся невероятно метким стрелком. Наверняка его предки-кшатрии преисполнились гордости, созерцая с индуистских небес, как их потомок кладет пули фактически одну в другую.

Откровенных лохов не нашлось, ну оно и понятно, это вам не срочка, тут все профи.

На стрельбище мы проторчали пару часов, и первое солнце успело подняться в зенит. Разогрело так, что над барханами поплыли волны жара, горизонт задрожал, превратился в тонкую полоску воды.

Тоже глюк, но уже иной природы, обычный мираж.

Интересно, но во втором отделении нашелся кадр, не умеющий обращаться с оружием. Не знаю, как он вербовщика прошел, документы поддельные сунул или еще как извернулся… и зачем?

— Интересно, его прям тут расстреляют и закопают? — спросил Вася, когда понурившегося мошенника под белы руки повели в сторону штаба.

— Боишься, что мясо хорошее пропадет? — тут же вылез Эрик, и я подумал, что рано или поздно он дошутится, наш черный друг осерчает и устроит нетолерантному финну еще более нетолерантную трепку.

— Ты у меня всегда под рукой, — ответил Вася. — С жирком, мням-мням.

— Никакого расстрела не будет, — вмешался в наш разговор Цзянь. — Домой поедет. Только ничего помнить не будет.

Раньше бы я засомневался, что такое возможно, но за последние дни убедился, что наши наниматели умеют оперировать с памятью, по крайней мере вырезать из нее куски… хм, а если еще и вставлять, внушать то, чего не было?

От этой мысли мне стало холодно на жутком солнцепеке.

* * *

А после обеда и тихого часа наш взвод отправили на хозработы.

Только ребенок может думать, что солдат большую часть времени проводит с оружием. Увы, во взрослой реальности все немного иначе, обычно ты упражняешься с лопатой, метлой, пилой, кистью, топором или еще каким общественно-полезным, но совершенно не воинственным, не героическим инструментом.

Единственный плюс в наших трудовых подвигах сводился к тому, что мы могли поближе рассмотреть транспортную зону.

На ее восточной границе стояли в рядок грузовики, обычные длинные большегрузы. За рулем каждого дрых водитель, уронив голову на руль или откинувшись на сиденье, из ближайшего доносился раскатистый храп, от которого дрожали стекла.

— Здесь груз, — сказал комвзвода, показывая жилистой дланью. — Там склад. Перетаскиваем.

Двери склада были гостеприимно распахнуты, и около них почесывал живот толстый дядя, типичное материально ответственное лицо, отъевшее не только это самое лицо, но и седалище на разнообразных махинациях. На погонах у него поблескивали палочки двойки, то есть по рангу он равнялся нашему комотделения.

— Интересно,пацаны, что там внутри? — заволновался Эрик, когда Поль взялся открывать первый грузовик.

— Думаешь, бабы резиновые? — спросил в ответ Вася, не забывший «людоедских» подколок, и тут случилось невиданное — финн обиделся, надул губы и замолчал… минут на десять.

Скрежетнули петли, створки разошлись, и нашим глазам предстали штабеля аккуратных, одинаковых ящиков — глухой пластик, никаких рисунков, надписей, возможности удовлетворить любопытство. Одно стало ясно достаточно быстро — внутри находится что-то тяжелое, при переноске оно не булькает, не брякает и не пересыпается.

— Перчатки берите, — подал голос завскладом, когда первые из нас окунулись в прохладу и сумрак его владений. — А то это… руки обдерете… Давай-давай, гонор в дупу. Давай-давай…

Склад был огромным, в сумрак уходили стеллажи, уставленные мешками, ящиками и бочками. Пахло лежалой крупой, присыпкой от моли и чем-то неуловимым, но неприятным, должно быть запасливостью.

Первый грузовик мы разгрузили за полчаса, и Поль тут же закрыл его кузов.

— В стороны! — скомандовал он, и махнул в сторону диспетчерской башни.

От той донесся короткий гудок, и на опустевшую машину упал сверху, из пустоты, сноп алого света. На мгновение он стал нестерпимо ярким, так что я прикрыл глаза, и «Скания» начала понемногу таять, растворяться, пока не исчезла вовсе, даже отпечатков шин не оставила,; свет еще мгновение заливал голый бетон, а затем погас.

— Ох-ох-ох-охренеть, — выразил общие чувства Вася. — Это как так?

Так мы сюда и попали, судя по всему — благодаря технологии, которую я даже не мог представить.

— Не пяльтесь! За работу! — прикрикнул Цзянь, и пришлось взяться за второй грузовик, набитый мешками с чем-то сыпучим, легким, но объемистым.

Надо отдать должное командирам — они нас не торопили, не загоняли, и каждому отделению по очереди давали передохнуть.Освобожденные от груза машины одна за другой исчезали по той же самой процедуре — гудок, сноп красного света, и до свидания.

Во время очередного перекура, когда мы отошли в тень между двух складов, открылась дверь диспетчерской башни. Из нее выбрался некто коренастый, чернявый, с приготовленной сигареткой между пальцев — наш ночной знакомец Гомес собственной персоной.

— Эй, мужики! — закричал он, шагая в нашу сторону. — Я думаю — вы, не вы. Как дела?

В тот момент, когда он оказался рядом, в вышине основательно громыхнуло.

— Это чего? — спросил Сыч, опасливо вытягивая шею.

Звук напоминал то ли гром, то ли хлопок перешедшего на сверхзвук истребителя. Только вот туч над нами не было, и летательных аппаратов тоже, разве что в самом зените виднелись три крохотные звездочки — будто проколы в небесной сфере.

Гомес задрал голову, стала видна морщинистая, плохо выбритая шея.

— Не знаю, — сказал он после паузы. — Никогда почитай такого не видел.

— А ты давно тут? — влез Ингвар.

— Три месяца, из прошлого призыва я, — Гомес протянул руку с сигареткой, и ему тут же дали огонька.

Откуда у моих приятелей взялось курево, я не знал, но судя по мерзкой вони, они смолили ту самую «тутошнюю отраву».

— Помнишь, как сюда прибыл? — поинтересовался я.

На этот раз грома не было, небосклон перечеркнул метеор, да такой яркий, что затмил солнце.

— Ух! Обалдеть!! — заорал Эрик, а Хамид с Фейсалом забормотали, поминая Аллаха.

Джавал и его двое приятелей как обычно держались по отдельности, и не баловались куревом, они что-то жевали и сплевывали наземь ярко-алую слюну… бетель или тому подобная гадость.

Я глянул в ту сторону, где стоял Поль, и обнаружил на его красном, обожженном лице хорошо скрытую тревогу. К комроты подошел Цзянь и что-то сказал, но в ответ получил только покачивание головой.

— Нет… не помню, — признался Гомес с видимой неохотой. — Да никто не вспомнил. Многие пытались, — он оглянулся и понизил голос. — Офицеров спрашивали, ну и все такое. Только без толку.

— А такое как вчера с нами… у вас было? — задать этот вопрос Ингвару оказалось непросто, этому Мистеру Нордическое Совершенство вряд ли было приятно вспоминать то, что с ним творилось на утреннем построении, как он валялся на плацу точно мешок навоза.

Гомес затянулся, выдержал паузу, ему явно нравилось быть в центре внимания.

— Не, мужики, — признал он наконец. — Вообще сплошная тоска и тишина, если чего. Дрищи один раз напали, да прямо у КПП, и то всей перестрелки было на полчаса, двое раненых, ну и все.

То есть никаких проломов в ограде, дыр в стенах хранилищ, никаких галлюцинаций?

— А…

Про что хотел спросить Вася, так и осталось неизвестным, поскольку закончился перекур.

— За работу! — подал голос Цзянь, и бычки полетели в ржавое ведро.

Я принял очередной мешок, когда небеса над нами разразились целым ливнем искр. Звук пришел чуть позже, и на этот раз это оказалось шипение вроде того, которое издает жир от шашлыка, когда попадает на угли.

— Да что же это такое? — спросил Фейсал, передавший мне груз.

— Вряд ли новогодний фейерверк, — пробормотал из-за моей спины гундосый дружок Джавала, откликавшийся на Энрике; работала эта троица неохотно, с ленцой, но деваться им было некуда.

Шарахнуло так, словно небо треснуло над нашими головами, мы невольно посмотрели вверх.Факел рыжего пламени заполыхал в стороне от второго, красного солнца, и понесся в нашу сторону, в огне проявилось нечто черное, растопыренное, с крыльями… и устремилось прямо на нас!

Загрузка...