В свое время отец Стэна, того самого Стэна, который носил нож, вживленный в предплечье, того самого, который был лучшим убийцей Вечного Императора — говаривал так — если они тебе — зиг, то ты им — заг. Надо быть проактивным, надо быть в моменте, снучи-бучи. И, конечно, держать палец на пульсе. Нельзя позволять людям вокруг определять твою судьбу, пусть даже они абсолютно уверены, что делают все правильно и тебе будет лучше и что вообще ты в этой жизни понимаешь. И даже если они в конечном итоге правы — все равно нельзя давать решать за тебя. Так я думал, вставая на весы в одних трусах. Носки я мог бы и оставить — так Мидори говорит, но уж дудки. Если девушка в чулках это красиво и эротично, то мужик в трусах и носках — нет смешнее зрелища. А я совершенно искренне рассчитываю когда-нибудь покорить эту крепость в белом халатике под именем Мидори, и чтобы мои войска на низеньких степных лошадках, в мохнатых шапках и с кривыми саблями — промчались по улицам с гиканьем и торжествующими воплями… а стоять перед Мидори в носках и трусах — значительно снижает мои шансы.
— Вес в норме. Ты в последнее время набрал. — говорит Мидори укоризненно и качает головой: — Хотя мне нравится то, что я вижу. Ничего удивительного, что у тебя есть поклонницы. Столько поклонниц… ведешь регулярную половую жизнь? — ее карандаш замирает над планшетом и она вопросительно смотрит на меня. Хороший вопрос такой.
— Вряд ли это можно назвать регулярной половой жизнью. — честно признаюсь я: — Скорее беспорядочной.
— Хм. Промискуитет. Так и запишем. — карандаш чиркает по планшету: — ты же понимаешь, Кента-кун, что мне ни в малейшей степени не любопытно. Это медицинская процедура. — уверяет меня Мидори, но я-то вижу лукавую улыбку, которая спряталась в уголках ее губ. Кто сказал, что работа не должна приносить небольшие радости? Вот и Мидори доставляет искреннее удовольствие троллить меня. Как бы я тут не старался, но подобающим сексуальным объектом для нее не являюсь и не буду являться, даже если Оскара мне вручат и Нобелевскую премию с Пулитцеровской, и миллиарды зарабатывать буду. Жалко. Вспоминается анекдот про Вовочку, который на вопрос учительницы «Кем ты хочешь стать, Вовочка?», отвечает, закрывая «плейбой» девяносто третьего года с Анной Николь Смит в качестве «Playmate of the year» — взрослым, Марина Петровна, просто взрослым. Вздыхаю.
— Что так печально? — укоряет меня Мидори: — Ты ж у нас звезда. На шаг ближе к мечте.
— Моя мечта — это вы. — отвечаю я: — а тут все так же как и было. А теперь меня еще и в Академию перевести хотят.
— Настоящий мужчина никогда не прекратит бороться за свою мечту — поднимает карандаш она и задумывается. Я стою перед ней в одних трусах и начинаю понимать, что реагирую на ситуацию надлежащим образом. Хм. Любой парень моего возраста при первых признаках поднятия флага и возвышения одноглазого змея — засмущался бы и прикрылся. И наверное — покраснел. Но это не наш путь. Есть эрекция, это ж радость какая! Молодежи не понять. Стоим с гордо поднятой… хм… головой. Двумя.
Впрочем, трусы ограничивают мое право на самовыражение. Мидори наконец опускает взгляд и сталкивается с… моим правом на самовыражение. У нее поднимаются брови.
— Что же… — говорит она: — по крайней мере ты не врешь, когда говоришь, что рад меня видеть…
— Очень — киваю я: — прямо не знаю, что с этим делать…
— И я тоже не знаю — снова улыбка в уголках губ! Но она быстро берет себя в руки: — вон там раковина, помочи головку холодной водой и возвращайся.
— Ох… — я, конечно, предполагал иной способ разрешения проблемы эрекции, да и не проблема это вовсе, но… я отхожу в угол, открываю кран с холодной водой и подставляю под струю голову. Помогает? Да нет, не сильно. Сзади раздается немузыкальный ржач. Поворачиваюсь. Мидори разве что по полу не катается, скорчилась на стуле и за живот держится.
— Не ту голову… — выдает она сквозь смех: — но… я полагаю… хех… что и так сойдет.
— Все бы вам надо мной смеяться, Мидори-сан — укоризненно замечаю я, вытирая голову белым вафельным полотенцем. Проблема и вправду проходит, то ли из-за легкой обиды на Мидори, то ли, потому что кровь к голове прилила… из-за холода, то ли почему-то еще. В любом случае, зрелище женщины, которая корчится от смеха — оно просто замечательно, но не так уж и возбуждающе. Особенно при мысли, что смеются над тобой.
— Ну не обижайся, Кента-кун — вытирает слезы Мидори: — просто ты такой забавный, что я не могла удержаться…
— Хм. — вот оно что. Если я «забавный», то мои шансы разделить постель с этой очаровательной женщиной стремятся к нулю. Большая разница между «смеяться над кем-то» и «вместе с кем-то». Надо это исправлять… постепенно. Имидж — штука въедливая и сразу тут ничего не происходит. Пока я тут в статусе «забавного зверька», то и секса никакого не будет. Ну и ладно, играем теми картами, что на руках. Ничего страшного, секса в моей жизни уже и так перебор немного, а вот социальная составляющая не сильно двигается. Академия, мать ее. Как представлю всех этих снобов и мажоров, так мороз по коже. А у меня клуб тут, мы даже еще к глубокой терапии и не приступали, нельзя дело оставлять недоделанным, это ж травма. Психологическая. Для меня.
— Можешь одеваться — говорит Мидори: — для своих лет ты хорошо сложен и здоров. Да, немного набрал вес, но это в основном мышцы. Такое бывает в этом возрасте — резкий, взрывообразный рост… плюс половая активность. Рекомендую высыпаться и сбалансированную диету. Половую активность… можешь продолжать. Противопоказаний нет.
— А я думал, советы какие будут… — ворчу я, натягивая штаны.
— Советы, конечно, будут — улыбается Мидори: — предохраняйся всегда. Прислушивайся к мнению партнера… партнерши. Даже если их несколько. Не позволяй никому указывать тебе что правильно, а что нет. Но уважай чувства других. Все, что вы делаете в постели, если это по обоюдному согласию и никому не вредит — правильно. Продвигайся постепенно. Анальный секс — это больно, используй смазку. Игры со связыванием проводи только убедившись, что знаете технику безопасности и не увлекайся. Помни, что секс — это только часть жизни, и что в жизни есть много радостей помимо кувыркания в постели. И если вдруг ты собрался соблазнить женщину старше тебя… практически на десять лет — запасись терпением. Такие женщины — требовательные партнеры и им нужно что-то большее, чем ты можешь предложить прямо сейчас…
— Хорошо — вздыхаю я: — но я не сдамся, Мидори-сан. Всего каких-то пять лет. Просто потом, когда мы будем вместе — мы будем жалеть, что потеряли эти пять лет.
— И еще один совет — прищуривается Мидори, глядя как я застегиваю рубашку: — никогда ни о чем не жалей.
— Я таких советов могу пачку выдать. Даже притчами говорить могу. Так, кстати, Чингисхан говорил и Миямото Мусаси тоже писал. Никогда не о чем не жалеть… О! К Диогену однажды подошел мужчина и спросил его «Диоген, ты мудрый человек, ответь, жениться мне или нет?», а тот и отвечает «Делай как знаешь, все равно пожалеешь».
— Какой ты умный — Мидори треплет мои влажные волосы: — аж жуть берет. Боюсь, что через пять лет ты окончательно станешь занудой.
— Уже. Но шансы у вас есть, Мидори-сан, вы все еще можете успеть изнасиловать меня, пока я не совсем зануда. — делаю попытку я. Она улыбается и хлопает меня по плечу — так, по-братски. Так меня Сомчай по плечу хлопнуть может, только после него ключица будет сломана. Даже Косум это более игриво сделала бы. Не воспринимает меня Мидори-сан как мужчину. Эх. Ну и ладно, будем жить с этим дальше. Бывают неприступные крепости, да. Хотя… нет, не бывает неприступных крепостей, подкоп, штурм, требушеты, подкуп городского главы… и терпение, терпение и еще раз терпение… хорошая осада требует времени.
— Спасибо за такое щедрое предложение, Кента-кун — говорит она: — я заполнила все документы. А теперь выметайся из моего кабинета, у меня еще куча дел. И скажи Натсуми, чтобы прекратила подслушивать у дверей, а то еще по уху получит, когда выходить будешь.
— Спасибо за ваше время, Мидори-сан. — кланяюсь и выметаюсь из кабинета. Чувство легкого разочарования и обиды бултыхается где-то в груди, конечно любой подросток на моем месте уже выл бы и стенку царапал. Привычным волевым усилием выдыхаю и распыляю эти чувства во внутреннем пространстве. Чего обижаться? Она — взрослая женщина и у нее своих дел полно, не говоря уже о том, что трахаться со школьником в медицинском кабинете — должностное преступление, за это и посадить могут. А я тут хожу весь из себя — давайте, Мидори-сан, чего вам стоит. Да всего может стоить. И карьеры, и жизни нормальной. Так что все верно Мидори-сан делает, нечего на нее дуться. Вот закончу школу — тогда и подкачу, всему свое время. Обижаться не на что, испытывать разочарование — тем более. Это все гормоны у меня. Открываю глаза, оглядываюсь. Так и есть — у стеночки стоит Натсуми и делает вид, что ногти свои рассматривает.
— А… это ты, Кента-кун. — говорит она, таким голосом, словно бы случайно меня на Токийском КомиКоне встретила.
— Мидори велела передать, чтобы ты не подслушивала в коридоре — говорю я и вижу, как у Натсуми бровь дергается.
— Пфф! — отвечает она. Ну да, думаю я, и то верно, Натсуми не опустится до оправданий в духе «а я просто тут стояла», ей просто нет необходимости оправдываться. Фыркнуть в ответ и все. Какое ей дело до грязных инсинуаций в ее адрес… или на то пошли — любых инсинуаций. Она знает кто она такая. Знаю ли я?
— Но я, собственно, о чем. Ты же за Академию Гизы в курсе, да? — вот быть не может, чтобы Натсуми наша что-то про Академию не знала. Вообще удивительно, что она там не учится… она бы запросто. Или у ее семьи финансовые проблемы? Нет, не похоже, деньги она вообще не считает, в отличие от бедняги Отоши. Одета хорошо, смартфон опять-таки последней модели.
— Академия Белого Феникса. В курсе. В свое время папа приложил немалые усилия, чтобы я туда не попала. — говорит Натсуми: — интересное заведение. А что, старый козел все-таки предложил тебя перевести? Как я и думала. Меня тут тоже… не очень терпят только потому, что внимания не привлекаю. А ты — ты привлек внимание, Кента-кун. Очень много внимания.
— Вот как. Мне бы пригодилось твое экспертное мнение и о Академии и о самой ситуации. — в двух словах я объяснил, что тут происходит. Натсуми задумалась.
— Сейчас не время и не место — говорит она: — на урок опоздаем… но после уроков можно поговорить. Или у тебя в клубе, или, если эта твоя ниндзя все еще на меня дуется — в кафе посидеть. Академия Гизы… — пробормотала она последние слова себе под нос: — ну надо же как интересно…
Уроки прошли как обычно, за исключением того факта, что на меня теперь пялились. Причем, как и положено тактичным японским школьникам — старательно делали вид, что не пялятся. Но все равно пялились. Как только я поворачивался — поспешно отворачивались и делали вид что занимаются своими делами, особенно плохо это получалось у тех, кто пытался меня сбоку на телефон заснять — они делали вид, что нашли на своем телефоне какие-то интересности и теперь держат его перед глазами, камерой на меня. Случайно. Томоко, кстати — купалась в лучах всеобщего признания и обожания, своими глазами видел, как девочки, которые до сих пор с ней не разговаривали — вовсю перед ней заискивали. Впрочем, уж кто-кто, а она свой урок давно выучила и реагировала на всю эту суету с раздражением и откровенной агрессией.
— Как травить меня всем классом — так запросто — пожаловалась она на переменке, когда мы с ней сидели на подоконнике, пытаясь скрыться от назойливого внимания: — а сейчас «ты же в хороших отношениях с Кентой? Пригласи его вечером с нами в караоке пожалуйста!» Ууу… курицы.
— Курицы? — удивляюсь я резкой оценке одноклассниц. Томоко у нас обычно выражения выбирает.
— Так их всех Шизука называет. — кивает головой Томоко: — говорит, что курица, если ей голову отрубить — бегает по кругу. А этим даже голову рубить не надо — тупые курицы…
— Кстати, а куда Шизука подевалась? — спрашиваю я: — Вроде на уроке была же.
— Она всегда так — отвечает Томоко: — вроде только что была и уже нет ее. Я думаю, это магия. Надо над ней обряд произвести. Экзорцизма.
— Не, обряды мы проводим, если это жизни мешает, тогда только. А ее способность ей не мешает… наверное. — качаю головой я: — у Клуба Экзорцизма очень высокие стандарты.
— Зато всем окружающим мешает — жалуется Томоко: — иногда сидишь с Наоми, разговариваешь о том, о сем… и вдруг — бац! Оказывается, она все это время с нами сидела! И глазами хлопает так— хлоп, хлоп… Хорошо, что мы не про нее говорили…
— От этого есть очень хорошее средство — говорю я: — всегда говорить о Шизуке что-то хорошее, потому что никогда не знаешь — слушает она тебя или нет.
— Вот еще! — бормочет Шизука, сидящая на подоконнике рядом: — делать мне нечего, как их разговоры слушать. Все равно одни глупости говорят. Про девчонок и про тебя, Кента…
— Ааа…. Это вовсе не обязательно рассказывать! — вскакивает Томоко, стремительно краснея: — и ничего мы такого не говорили!
— О, Шизука! А я как раз с тобой хотел поговорить… — способность Шизуки оказываться незаметной была ближе к социальной мимикрии, чем к оптический иллюзии, умела она как-то прямо на глазах становится неинтересной и малопривлекательной деталью пейзажа, вроде глаза ее видят, а вот мозг говорит «ничего интересного, смотри дальше» и «это не те дроиды, которые вам нужны».
— Ну. — говорит она, стараясь удерживать материальную форму. Как Чеширский Кот — я всегда предполагал, что Чеширскому Коту надо прилагать усилия чтобы материализоваться и удерживаться в таком виде, нежели чем раствориться в воздухе. Быть растворенным в эфире — его истинное состояние, в которое он возвращается, едва лишь расслабится. Так и Шизука — сидит, брови хмурит, старается оставаться осязаемой и видимой.
— Мне после уроков надо с Натсуми поговорить. По серьезному делу. Ты ее в клуб пропустишь?
— Можно подумать я ей мешала когда! — фыркает Шизука: — Ходит как у себя дома. Курица.
— Вы так всех тут курицами обложите, будет у нас бройлерная ферма. — предупреждаю ее я: — Кроме того, речь не о помехе, а о… ну что ты там ей в чай подсыпаешь все время? Перемирие объяви.
— А что у вас за секреты? — задает встречный вопрос Шизука: — Я-то все равно узнаю, но девочки…
— А все вместе посидим — предлагаю я: — будет первое заседание Клуба после перерыва. Так сказать, блудный сын вернулся в лоно Клуба Экзорцистов!
— Скорее блудящий… — ворчит себе под нос Шизука, но Томоко не слушает ее.
— Вот и прекрасно! — говорит она: — А пока мне надо с Шизукой о чем-то поговорить! — и она хватает ту за руку и стремительно утаскивает куда-то вдаль. Шизука болтается позади, словно штормовой якорь за яхтой в бурную погоду.
— Вот ты и остался один, Такахаси. — раздается голос сбоку. Я поворачиваю голову. Девушка в школьной форме. Где-то я ее уже видел. Стрижка каре, карие глаза, чуть пухловатый вздернутый нос… где я ее могу видеть?
— Имя Аой Тсубаки — говорит она, видя мое затруднение: — эту информацию ты ищешь в своем заплесневелом и извращенном разуме, пожиратель девичьей чести?
— А?