Новая Жизнь 4

Глава 20

— Вот как-то так… — объясняю я ситуацию и наслаждаюсь зрелищем дергающегося глаза у Накано Наоки, совладелицы шоу «Токийский айдол» и эфирного директора. Я видел Накано-сама всего один раз, но за этот раз уже успел составить свое мнение о ней. Накано-сама — высококвалифицированная, тщательно откалиброванная, доработанная с микронными допусками, и хорошо смазанная машина для достижения успеха. Ее движения выверены и точны, ее суждения ограничены рамками корпоративной этики, ее задачи совпадают с миссией компании, ее слова — отражения Устава предприятия и вообще говорим — «Шоу Джапан Копорейтен ЛТД филиал в Сейтеки» — подразумеваем Накано Наоки.И наоборот.

Так что обычно эта корпоративная машина, собранная из идеального женского тела и жесткого мужского характера — излучает уверенность и собранность, эффективна и надежна, непоколебима и точна в формулировках. Поэтому видеть, как у эффективного менеджера дергается глаз — это достижение. Рядом со мной, потупив глаза в пол — стоит Шика-сан. Она никак не решается оторвать взгляд от пола и насладиться зрелищем в полной мере. Ей страшно.

— Как-то так? — говорит Накано-сама и потирает виски. На какое-то мгновение все усилия пластических хирургов, косметологов и визажистов идут прахом, маска идеального кукольного лица дает трещину, и я вижу уставшую женщину за сорок, которую так достали окружающие ее идиоты.

— Шика-сан… — говорит Накано тихим голосом и Шика вздрагивает, как от удара и втягивает голову в плечи.

— Мне мэр звонил. Пятнадцать минут назад. У нас выпуск в прямом эфире через два часа. — говорит Накано и качает головой: — Через два часа! Мы не можем дать в эфир то, что засняли сегодня… по крайней мере в такой интерпретации.

— Мы … все исправим, Накано-сама… — шепчет Шика, глядя в пол. Накано смотрит на нее и снова качает головой.

— Да вы уже… наисправляли… спасибо. Фиксеры, мать вашу… ох! — она хватается за голову. Встает со своего огромного кресла, больше похожего на трон, выходит из-за стола, поверхность которого может поспорить со средним авианосцем и подходит к окну. Смотрит на расстилающийся перед ней город, видимо готовя метеоритный дождь, нашествие саранчи и семь казней египетских на головы Содома и Гоморры.

— Нам не обязательно давать это все в эфир — вставляю я, решив, что благоприятный момент настал и Накано не будет швыряться в меня пресс-папье и обливать водой из графина: — мы можем…

— Мы не можем дать это в эфир, потому что будет крик, скандал и мэра снимут. А нас вообще под ковер закатают — говорит Накано, складывая руки на груди и продолжая смотреть на город внизу: — но и не дать в эфир мы тоже не можем, просто потому что эту сцену уже выложили в сеть какие-то зеваки… качество не очень, но наши фургоны с логотипом на весь борт — видно отлично! Поэтому мы должны дать это в эфир, но с изменённым нарративом. Аааа! — она хлопает ладонью по стеклу: — Терпеть этого не могу! — она разворачивается и подходи к столу. Нажимает кнопку селектора.

— Тойя! — командует она в селектор: — Мне сюда этого засранца Тенджиро, кого-нибудь из связей с общественностью, юриста и этих двоих гиков сюда. Срочно! Будут упрямиться — скажи, что по утроенной ставке. И напомни, кто кого в прошлый раз от полиции отмазывал.

— Кофе в термосе и таблетки от головной боли? — спрашивает голос в селекторе.

— Да. И кофе и таблетки. Но этих двоих — срочно! Прямо сейчас! И… напомни, как их там звать?

— Тоширо-кун и Исида-кун. Тоширо — толстый, Исида — дохлый.

— Ясно. — она отжимает кнопку на селекторе и открывает дверцу шкафа, за которой обнаруживается довольно приличный бар, достает оттуда пузатую бутылку и рюмку. Плескает себе в бокал янтарной жидкости. Закрывает бутылку. Долго смотрит на бокал. Со вздохом отодвигает его в сторону. Шика делает робкий шаг назад, но останавливается на месте, пришпиленная гневным взглядом эфирного директора.

— Даже не вздумай! — говорит Накано качая головой: — Вот даже не вздумай! Вы вдвоем эту кашу мне заварили — примете участие в разрешении. Садись, Шика-сан и ты тоже, Кента-кун. У нас много работы… — она еще раз бросает быстрый взгляд на бокал с янтарной жидкостью и вздыхает.

Через пять минут неловкого молчания кабинет наполнился людьми в костюмах и очках, с папками и какими-то рулонами бумаги, откуда-то выкатилась белая магнитная доска, на ней тут же были вывешены графики и нарисованы схемы, секретарь Накано — Тойя-сан — выкатил тележку, на которой были несколько термосов с кофе и снэками, печенье и конфеты, бутерброды, один термос с бульоном и аптечка. Оперативность, отсутствие суеты и точность движений Тойи-сана выдавали тот факт, что все происходящее — не в новинку. Невозмутимое лицо секретаря, которое кажется говорило «это не первое мое родео, парень», суета прибывших, закатанные рукава и карандаш за ухом у юриста, расстегнутые пуговицы и сброшенные туфли (в кабинете у Накано — такой классный и пушистый ковер), появившиеся магнитные доски и маркеры, напитки и закуски и даже то, как один из пришедших экспертов — спокойно воспользовался личным туалетом Накано, который оказывается скрывался за фальшивой дверцей шкафа (там же и душевая кабинка) — все это говорило о многом. Скорость, с какой кабинет высокого начальника превратился в комнату для мозгового штурма, то, как люди обращались друг к другу — без подбодострастия, свободно обмениваясь идеями — говорило еще о большем. По просьбе эфирного директора я рассказываю о происходящем. В момент «и тут-то я понимаю, что это не те дроиды, которые мне нужны…» — в кабинет вваливаются еще двое. Эти двое отличаются от всех уже присутствующих. Если все в кабинете (включая и меня) — в костюмах, то эти двое одеты «по гражданке» — один, толстый и с точащими во все стороны волосами — в гавайской рубашке с ярко-желтыми надписями на ней, листьями пальм и цветками орхидей. Такое вот безобразие покупают и носят только туристы и только в курортной зоне, привлекая своим видом всех карманников, мошенников и прочих профессионалов обдирать приезжих. Второй, худощавый и с синяками под глазами — в черной толстовке с изображением девушки из какого-то аниме с огненным копьем в руке и призраком на заднем фоне.

— Вы видели, что в сети происходит?! — сразу же с порога говорит тот, что в гавайской рубашке: — Наши фургоны там засветились! Нам никто ничего не говорит! Мы, что фильм про якудзу снимаем? А этот, гений, который Шику трахнул — он чего там делал?!

— Пфхфх! — выпучивает глаза Шика, вспыхивая красным цветом до самых ушей.

— Тоширо! — обрывает его Накано: — Опять за языком не следишь?! Мы не произносим таких слов тут! Что еще за «трахнул»?! И… Шика-сан же тут!

— А что я?! Все же знают и… — тут он натыкается взглядом на покрасневшую Шику и затыкается, открывает и закрывает рот, похожий на рыбку, выброшенную на берег.

— Ээ… я… — выдавливает он из себя.

— То-кун не имел это в виду — защищает его худощавый: — он хотел сказать, что мы совсем не знаем, что там Шика-сан делала в той душевой и с кем. Мы даже записи все уничтожили… ну себе оставили и все. Мы даже не ведем журнал с кем и когда Шика-сан… зачем нам журнал вести?

— Вы еще и журнал ведете?! Накано-сама! — вопль измученной души вырывается из Шики.

— Так! Заткнулись все! — хлопает ладонью по столу эфирный директор Накано Наоки: — Прекратили детский сад! У нас кризис из-за… этого вот малолетнего маньяка! — она тычет в меня пальцем: — У нас угрозы от мэра, звонки из центрального офиса и в случае, если мы поведем себя неправильно — то выбор между… как ты там сказал, Та-кун? — она поворачивает голову к юристу. Тот поправляет очки, встает и откашливается.

— Выбор у нас между сокрытием факта преступления группой лиц, а именно — киднэппинг, шантаж, вымогательство, рэкет, от двух до пяти лет общего режима. Или — угроза применения насилия, организация киднэппинга, самоуправство, линчевание, избиение и вымогательство. Организованно, группой лиц по предварительному сговору. От восьми до пятнадцати лет строгого режима.

— Нет, ну если так выбирать, тогда конечно сокрытие… — говорит тощий: — но я ничего об этом не знал! Как привлекать, если не знал?!

— А уже знаешь. — злорадно добавляет юрист, садясь и откидываясь на спинку кресла: — Все, ты с нами в одной лодке. Начиная с этого момента.

— Шика-сан! Тоширо-кун! — повышает голос Накано: — Мы разберемся с этими сплетнями и прочим, но потом. Сейчас же все…

— Что случилось?! Накано-сама, я прилетел, как только смог и… — в кабинет влетает высокий и худощавый японец с седой шевелюрой, разлетающейся во все стороны. Он в черной водолазке и джинсах — тоже творческий человек, видимо.

— Наконец все в сборе. Пятнадцать минут! — поднимает палец Накано: — Но времени нет. У нас… вот — она нажимает кнопку и на окна опускаются жалюзи, включается проектор и на белом экране в ускоренной перемотке происходят события у склада. Мелькают субтитры, Тойя-кун поясняет что и как происходило. Освещение событий происходит очень быстро, на мое удивление. Когда там стоял и на Сору с поднятым мечом смотрел — как будто час прошел, время как будто остановилось, а оно оказывается минут пятнадцать заняло от силы. В перемотке и вовсе за минуту управились.

— Итак — мы не можем выпустить это как есть — говорит Накано, потирая висок указательным и средним пальцами: — но не можем и не выпустить — это уже в сети. Что там пишут, Тоширо?

— Пишут, что это либо вернулись годы кровавых разборок якудзы или это съемки фильма. — говорит толстяк в гавайской рубашке.

— Ну вот. Нам необходимо развернуть нарратив. Однозначно мы выпускаем этот эпизод, но желательно так, чтобы не освещать тот факт, что дочь мэра у нас — ебнутая на всю голову малолетняя идиотка, которая связалась не с той компанией. У нас на секундочку даже это здание — в муниципальной собственности. Я про студию и павильоны не говорю. Предложения? — Накано стучит незаточенной стороной карандаша по столу.

— Выпускаем как есть — тут же реагирует Исида, худой в толстовке: — только звук убираем и последние… несколько минут убираем. Эфирное время же. Накладываем голос за кадром. Кто у нас ведущий? Надо чтобы такой голос, знаете, вызывающий доверие… и рассказываем историю о том, как Кента-кун принцессу спас… и трахнул!

— Опять?! — возмущается Накано: — Опять «трахнул»?! Вы, что, слов других не знаете?

— Да я не для себя! Я для народа! — кипятится Исида: — Принцип «потерянного письма» Эдгара По! Если мы что-то не будем прятать, а наоборот — выпятим! Смотрите, главной сенсацией станет, что Кента дочку мэра трахнул! Ой! — он шустро убирает голову и запущенное твердой рукой эфирного директора пресс-папье — пролетает мимо и ударяется в стенку. Падает на ковер.

— Принцип мозгового штурма предполагает свободу слова, но у всего есть свои границы! — распаляется Накано: — Никаких мне тут «трахнул», «трахаются», «трахнуть» и всего такого! Вы же профессионалы! Возьмите себя в руки! Слов других не знаете?!

— Ээ… Кента дочку мэра… совокупил? Совершил коитус? Get laid? — поднимает голову из-под столешницы Исида.

— Мне кажется нам надо сдаться — говорит юрист: — деятельное содействие следствию поможет скостить срок, у меня есть знакомый прокурор, никому больше пяти лет не дадут. Скажем что нас заставили. Вот Тоширо с Исидой и заставили. Жалко этому никто не поверит. Хм... а если это Тенджиро нас всех заставил? Этому поверят...

— Вы что?! — врывается в разговор высокий седой японец: — Это же у нас на руках сенсация! Это же наши рейтинги взлетят! Нельзя это прятать! Коррупция в высших эшелонах власти, вскрытая нашим трахателем Кентой!

— Тенджиро! Что за слова?! Только что Исиде выписала… Та-кун, передай мне пресс-папье обратно…

— Накано-сама, не надо! Только не в голову! Я ведь правду говорю! Ну, хорошо, хорошо, не трахателем. Хм… совокуплятором?

— Я между прочим тут же стою — говорю я. Мне начинает надоедать, что обо мне в третьем лице говорят.

— Вижу. Привет, Кента. — машет мне рукой Тенджиро: — Так о чем я? Ах, да, Великий Совокуплятор Кента-сама — совершает коитус с коррупцией, доминируя и неся своим лингамом Правду и разрушая заговор молчания вокруг коррупции, словно девственную плеву и врывается своим одноглазым змеем в головы телезрителей! Трах во имя Справедливости! Ай! Накано-сама! Я же просил, не в голову…

— Есть еще вариант — спрятать событие среди других событий. Где умный человек прячет лист? — вставляю я. На короткое время все замолкают.

— Честертон. Гилберт Кийт Честертон — говорит Накано и задумывается: — а что… может получиться.

— Где умный человек прячет лист… — бормочет Тенджиро: — в лесу. Где умный человек прячет камешек — на морском берегу… где умный человек прячет тело… большой грех, да.

— О чем это вы? — вертит головой Тоширо: — Не понимаю…

— Операция КГБ «Бумажный Шторм» в конце восьмидесятых — начале девяностых. — поясняет ему Исида.

— Ааа! Спрятать событие под ворохом других событий, гипотез и версий! — светлеет лицом Тоширо: — Это идея, да. Мы сюда и версию с… эээ… коитусом Кенты всунем!

— И версию про Лингам Справедливости и Девственную Плеву Коррупции! — Тенджиро.

— И то, что на самом деле произошло — тоже. — кивает юрист: — Но официально комментариев не дадим, а если нас будут сажать — то скажем, вот, ничего не скрывали же… а что полиция не среагировала, так ваше дело.

— Нужны еще версии и события — тут же ориентируется Накано: — чем скандальней, тем лучше.

— Раскрыть личность Юрико? — тут же предлагает Тенджиро: — И показать как лингам Кенты действует на личность, перевоспитывая и внося гармонию в тело и душу реципиента…

— При всем уважении к вам, Тенжиро-сан, но я бы попросил воздержаться от… такого поворота событий. — твердо говорю я. Мне сейчас только истерики Юрико не хватало. Она у меня верный союзник и партнер и даже друг. Унижать ее на публике я не дам — если я могу это предотвратить.

— Да ты не понимаешь, Кента. Мы ее сюда и пригласили, чтобы…

— Нет — складываю руки на груди я. Мы с Тенджиро встречаемся взглядами. Он смотрит на меня с легким удивлением, так смотрят на букашку, которая разговаривать умеет. Раздавить букашку и все дела. Я встречаю его взгляд, добавляя в свой Лучи Добра. Говорят, глаза — зеркало души и это действительно так. Просто дайте мне взглянуть в глаза человека во время разговора, а лучше — во время конфликта. И я сразу пойму — на что способен этот человек. В моих глазах — твердая уверенность в том, что я сделаю все, чтобы отстоять свою точку зрения. Потому что «here I stand, and here I stay». Здесь — мой Рубикон. Здесь — моя граница. Не заходи за черту, Тенджиро-сан, не начинай войну, которую ты не сможешь выиграть. Это обойдется тебе очень дорого. Мне — тоже, но я готов к этому. А на что готов ты?

— Но… — Тенджиро отводит взгляд и разводит руками: — Накано-сама? Шика-тян?

— Мы вернемся к этому позже — говорит Накано: — сейчас у нас кризис и…

— Я бы хотел обсудить это сейчас — говорю я: — здесь и сейчас. В прошлый раз именно вы, Накано-сан, говорили, что выше дешевых сенсаций и я верю в то, что вы не планировали никаких дешевых сенсацией с «разоблачением дочки мошенника». Мне бы хотелось узнать ваше мнение о… предложении Тенджиро-сан — сейчас я глажу корпоративного зверя против шерсти, и все знают это. Сейчас не время и не место, так кажется сказала Накано? Так вот — именно сейчас и место и время. В другое время, без кризиса — она меня и не спросит и даже разговаривать не будет. И выступать я буду с точки зрения просителя. Но не сейчас. Сейчас от меня много зависит, а студия в щекотливом положении и если я не буду играть по правилам, то у них будут неприятности. Говорите, нельзя пользоваться минутной слабостью? Неверно говорите. Мне нравится Накано Наоки, я ничего не имею против этого мудака Тенджиро, мне скорее не нравится корпоративная культура студии и шоу, но это не их вина. Тут ничего личного — ни с их стороны, ни с моей. Я знаю таких людей. Возможно — потом, когда-нибудь, они и смогут воспринимать меня как равного, но не сейчас. С нашей разницей в социальных статусах единственный способ заставить прислушаться к себе — причинить боль. А уж что-что, а это я умею. Корпоративный зверь понимает только один язык — язык доходов и расходов. И только угроза потерять доходы может заставить его вильнуть хвостом — и пусть сейчас эти корпоративные звери делают вид, что заботятся о людях, вводят дополнительные отпуска и работу из дома — их сущность не изменилась. Просто они поддаются дрессировке.

Потому я смотрю прямо в глаза Накано Наоки, эфирному директору студии. Рядом испуганно замирает Шика, замолкают все вокруг. Глаза в глаза. Я вижу, как расширяются ее зрачки, как бешено работает ее мозг, прикидывая варианты от «выкинуть наглеца из кабинета» и до «сделать вид, что так и должно быть».

— Кента-кун — наконец легкая улыбка трогает ее губы: — я думала, что мы обо всем уже поговорили. Впрочем, если ты не понял в прошлый раз — я повторю. Наша студия не гонится за дешевыми сенсациями. Предложение Тенджиро-сан — неприемлемо. А теперь — давайте вернемся к обсуждению…