Ночь иллюзий

XXXIII

Дверь была большой, черной, украшенной резными фигурками херувимчиков и чертенят. Я ткнул пальцем в протертое пятно на одной стороне двери, и она с мягким шипением ушла вглубь, открыв комнату со стенами из зеленого кафеля. Ван Ваук, Иридани, Трейт и все остальные сгрудились около центральной панели мертвой, без огоньков. Позади них зияла открытая дверь, ведущая в комнату с декорациями. Барделл лежал на полу и довольно тяжело дышал. Манекен с размозженной головой был усажен в кресло. Я произнес:

— Хм, — и они все, как на шарнирах, повернулись в мою сторону.

— Матерь Божья, — сказал Вольф и начертил в воздухе магический знак. Ван Ваук произнес нечто нечленораздельное. Иридани нервно раздул ноздри. Трейт выругался и потянулся рукой к бедру.

— Гадкий шалун, — сказал я. — Если выкинешь что-нибудь чересчур остроумное, то я превращу тебя в уродливого клоуна с плохим цветом лица.

— Этому следует положить конец, Флорин, — запротестовал, хотя и слабо, Ван Ваук, — так не может больше продолжаться.

Я шагнул в сторону и бросил взгляд на дверь, в которую только что вошел. Это была самая обычная дверь, расщепленная около замка, и за ней — ровная поверхность обычного бетона.

— Согласен, — сказал я. — Вообще-то мы физически не могли пройти столько. Сколько прошли, но вы обратили внимание, что это меня даже не затормозило. Кто хочет наконец раскрыть секреты? Иридани? Вольф?

— Правду? — Ван Ваук издал звук, который мог быть смехом, задушенным в колыбели. — Кто знает, что такое правда? Кто вообще что-нибудь знает? Ты, Флорин? Если так, то у тебя есть преимущество перед нами, уверяю тебя!

— Машина должна быть разрушена раз и навсегда, — сказал Иридани холодным тоном. — Я полагаю, теперь ты понимаешь это. Флорин?

— Еще нет, — сказал я. — Что случилось с Барделлом?

— Он упал и стукнулся головой, — сказал Трейт противным голосом.

— Приведите его в чувство, чтобы он мог присоединиться к нам.

— Забудь о нем, это просто лакей, — произнес Ван Ваук.

— Тогда кто научил его обращаться с Машиной Сновидений?

— Что?.. Никто. Он ничего не знает. Барделл застонал и перевернулся. По моему настоянию Иридани и Трейт привели его в чувство. Барделл потер виски и оглядел собравшуюся компанию.

— Они пытались убить меня, — сказал он дребезжащим голосом. — Говорю тебе, они хотели убить меня и…

— Успокойся, Барделл, — сказал я. — Я намерен провести эксперимент. Ты готов помочь?

— Что ты имеешь в виду?

— Я признаю, что Барделла нельзя назвать важной персоной, но вы, ребята, кажется, с ним не сошлись во взглядах. А это делает его моим союзником. Ты согласен с этим, Барделл? Становишься ли ты на мою сторону или предпочтешь сгореть вместе с Ван Вауком и его компанией?

Барделл переводил взгляд с них на меня и обратно.

— Подожди минутку. Флорин…

— С этим кончено. Теперь мы действуем. Ты со мной или с ними?

Он кусал губы и дергался. Открыл рот, чтобы заговорить, но что-то лишь невнятно просипел.

Трейт засмеялся.

— Вы поставили не на ту лошадь. Флорин, — сказал он. — Это не мужчина, а кувшин с желе.

— Хорошо, я помогу тебе, — сказал Барделл спокойно, подошел ко мне и встал рядом.

— Трейт, неужели ты никогда не научишься держать свою дурацкую пасть закрытой? — сказал Иридани голосом, выкованным из легированной стали.

— Конечно, будь похитрее, — сказал я. — Это оживляет игру. — Я махнул рукой. — Все назад, к стене. — Они повиновались, несмотря на то, что никто им не угрожал оружием.

— Барделл, включи машину сновидений.

— Но… вы не подключены к ней.

— Просто включи. Я войду с ней в контакт и отсюда.

— Я требую, чтобы вы сказали, что собираетесь делать! — прорычал Ван Ваук.

— Полегче, — сказал я. — До сих пор я плыл по течению. Теперь я беру штурвал в свои руки.

— Что это значит?

— Кое-кто делал намеки, что я ответственен за некоторые аномалии. Согласно этой теории, я и первоисточник зла, и одновременно жертва — бессознательная. Я переношу действия в сферу сознания. Следующий трюк, который вы увидите, будет произведен вполне осознанно.

Иридани и Ван Ваук издали какие-то невнятные звуки; Трейт оттолкнулся от стены и замер в нерешительности. Барделл крикнул:

— Работает!

— Не делайте этого, Флорин! — рявкнул Ван Ваук. — Разве вы не видите ужасную опасность, свойственную… — Он дошел до середины фразы, когда Иридани и Трейт атаковали меня, бросившись в ноги. Я нарисовал кирпичную стену высотой до колена, пересекающую комнату.

И она возникла!

Трейт ударился о нее в полете, перевернулся и шлепнулся на спину, как будто упал с крыши. Иридани успел выставить вперед руки и врезался в кирпичи, издав звук кошки, когда на нее наступают.

— Ради Бога, — выкрикнул Ван Ваук и попытался заползти на стену позади себя. Иридани заблеял, как овца, замычал сопрано, как корова, переворачиваясь и поджимая ноги. Барделл закудахтал, как цыпленок. Трейт просто лежал на месте, как дохлая лошадь.

— На сегодня зверинца достаточно, — сказал я и вообразил, что их не существует.

Они исчезли.

— Теперь мы куда-нибудь выберемся, — сказал я и вообразил, что у комнаты нет одной из стен.

Она послушно исчезла, но пористая поверхность бетона осталась'.

— Сгинь, бетон, — пожелал я, но он остался. Я ликвидировал три другие стены, пол и потолок, мебель и все остальное, обнажив везде грубый бетон, слабо отсвечивающий жутковатым фиолетовым светом.

— 0'кей, — сказал я громко, мои слова ударились о глухие стены и упали замертво. — Попробуем сконцентрировать силы.

Я выбрал место на стене и сказал себе, что его нет. Возможно, оно слегка затуманилось, но не исчезло. Я сузил фокусировку до пятна размером с монету в десять центов. Фиолетовый цвет в этом месте потускнел, и больше ничего. Я сжал фокус до размеров булавочной головки и вложил в удар все силы.

От точки зигзагом во все стороны побежали трещины. Выпал толстый кусок, впустив серый свет и извивающиеся щупальца тумана. Стена рухнула, как мокрое пирожное, почти беззвучно. Я пробрался через мягкий мусор в водовороте тумана. Пушистым грибом-дождевиком впереди блеснул свет. Когда я подошел, он превратился в уличный фонарь, старомодную карбидную лампу в железном корпусе на высоком стальном шесте. Я остановился под ним и прислушался. Кто-то приближался.

Через мгновение Дисс, лиловато-розовый монстр, появился передо мной, одетый в черный вечерний костюм.

— Ну и ну, — сказал он, причем прозвучало это не так небрежно, как обычно. — Как вы попали сюда?

— Я не попадал, — сказал я. — Вы находитесь в передающей кабине в двух световых годах от Солнца, а я погоняю парой кошмаров на старой доброй Улице Сновидений, помните?

Он выдавил смешок и сразу же отбросил его, почти не использовав.

— Вы не выполнили наше соглашение, — сказал он тоном, показавшим, что его чувства ущемлены, но не смертельно.

— Может быть, это ускользнуло из моей памяти. Я выучил несколько фокусов с того времени, Дисс. Например, таких. — Я превратил уличный фонарь в дерево и зажег его крону. Пламя, весело потрескивая, разогнало ночь. Дисс чуть изогнул бровь — или, скорее, место, где должна быть бровь.

— То, что вы делаете, — сказал он, перекрывая рев огня, — опасно. Слишком опасно, чтобы это позволить. Я ведь говорил вам…

— Ага, вы говорили мне, — сказал я. — Кто вы, Дисс? За какую команду играете?

Тени от затухшего пламени плясали на его лице.

— Вот это уж никак вас не касается, — сказал он резким тоном человека, который хочет прекратить спор до того, как он начался. — Вы довольно занятное существо, вовлеченное в великие дела. Из сострадания я предложил вам защиту; игнорировать ее, значит, готовить себе гибель.

— Следующая строчка — вы даете мне еще один шанс, не правда ли? Что если я отвергну предложение?

— Не будь идиотом, Флорин! Возвращайся туда, откуда ты родом, и разрушь аппарат, который поставил тебя в нынешнюю ситуацию.

— А почему я должен делать это?

— За тобой должок. Флорин! Они поместили тебя в машину, как подопытную морскую свинку, как куклу, реагирующую на их желания. И ты думаешь, что сумел бы избавиться от их контроля без моей помощи? — он улыбнулся от одной мысли об этом. — Есть ли у тебя лотерейный билет в кармане, приятель? Не стоит проверять — я знаю, он там. Я положил его туда. На самом деле это комплексная печатная плата, настроенная на ритмы твоего управления. Я дал ее тебе, помогая приобрести свободу действий, чтобы я мог вступить с тобой в переговоры. Итак, ты видишь, что кое-что мне должен, а?

— Вам придется объяснить получше, Дисс. Ведь вы помните, что я просто паренек из маленького городка. По крайней мере, вы так меня называли.

Дисс сделал раздраженный жест.

— Благодаря необычному везению ты получил возможность сохранить нетронутым, неиспорченным свой мир — по крайней мере до того времени, когда вы будете способны вступить в борьбу с этими галактическими цивилизаторами…

— Вы знаете слишком много о моем захолустном мирке, Дисс. Это беспокоит меня. Ложь всегда беспокоит меня, особенно когда кажется бескорыстной. Что вам нужно на самом деле?

— Довольно, Флорин! Я проявил терпение — гораздо больше, чем ты заслуживаешь! Сейчас ты возвратишься и разрушишь Машину Грез.

— Если это настолько важно, почему вы сами не разрушили ее давным-давно?

— Политические причины удерживали меня, но моему терпению приходит конец…

— Фью!.. Я не верю вам. Вы блефуете, Дисс.

— Больше не буду терять на тебя время! — он попытался повернуться и стукнулся носом о каменную стену.

— Ты идиот! Невообразимый идиот! И это награда за то, что я для тебя сделал?

— В данный момент я больше всего страдаю от любопытства. Расскажи мне правду, Дисс, начинай откуда хочешь, я не привередлив.

Он рванулся вправо: я поставил еще одну стену. Он дернулся назад, и я окружил его с третьей стороны. Он пронзительно вскрикнул.

— Давай, говори, Дисс, — сказал я, — пока я сдерживаю искушение попрактиковаться в волшебстве.

— Волшебство! Твой сарказм неуместен, уверяю тебя: во Вселенной существуют силы, для которых превратить тыкву в карету — такое же обычное дело, как подмигнуть!

— Рассказывай, Дисс. Если мне не понравится то, что я услышу, я превращу тебя в мышь, запряженную в карету, и отправлюсь на прогулку.

— Я все еще владел ситуацией, но у меня появилось чувство, что он был уже не таким напуганным, как несколько минут назад. Я пытался найти ошибку, в то время как он едва заметно продвигался к незакрытой стороне пространства.

— Ты — ребенок, глупый ребенок, балующийся с новой игрушкой, — пронзительно крикнул он.

— Я требую, я приказываю тебе немедленно прекратить эту бессмысленную игру… — Он ринулся из кирпичной клетки, но я тут же поставил четвертую стену, окончательно заперев Дисса. Он повернулся и, ухмыльнувшись мне, приставил большой палец к ноздрям и исчез, даже без облачка фиолетового дымка на том месте, где только что стоял.

— Молокосос, — сказал я сам себе и увидел, как меркнет свет, так как стены, в которых я был заключен, придвинулись ближе. Спиной я упирался в одну стену, руками и ногами — в противоположную, но сил не хватило, и стены сошлись и раздавили меня, и я стал таким тонким, как воск на обертке жевательной резинки, как золото на Библии, как совесть политика. Где-то на пути к этому я потерял сознание…

…и пришел в себя привязанным к креслу, которое было высоко подвешено перед гигантской панелью, огоньки на ней мигали и вспыхивали слишком быстро, чтобы за ними можно было уследить.

— Держись, Флорин, — раздался голос Сенатора откуда-то сверху и справа от меня.

Я еще не совсем пришел в себя, но мне удалось повернуть голову и увидеть его, подвешенного в кресле наподобие моего, ухватившегося за подлокотники и наклонившегося вперед; глаза его были устремлены на большое табло.

— Вы удержали их, — закричал он. — Вы выиграли немного времени. Может быть, еще есть надежда!