Когда ты открываешь глаза и видишь свет, то понимаешь, что ещё жива. Если, открыв глаза, находишь только темноту, тебе кажется, что ты мертва.
Судя по медно-красным сполохам, танцующим надо мной, я была жива. Первым моим чувством было раздражение — в который раз одно и то же? Сколько я просыпалась, испытывая недоверие, что продолжаю дышать, и душа ещё остаётся в теле? Может быть, на этот раз мне всё-таки удалось умереть, и эти огни, мельтешащие перед глазами — ангелы небесные, растворяющие передо мной врата Рая?
Не ангелы. Всего лишь бесформенные оранжевые пятна, отбрасываемые огнём костра. Я ощущала на правом боку тёплое дыхание огня. Почему-то я испугалась, как бы не загорелась одежда, и сделала попытку отодвинуться. Зря — ибо тело тут же отреагировало дикой болью. Казалось, с головы до ног я покрыта синяками, ссадинами и ушибами. Возможно, так и было. Я спазматически вдохнула и обнаружила, что во рту не осталось ни капли влаги. Воздух входил в лёгкие, сминая их, как бумагу.
«Воды, — подумала я, не имея возможности высказать своё желание. — Хоть бы кто-нибудь дал воды…».
Я попыталась сфокусировать взгляд на отблесках костра. Пятна стали чёткими и рдяно-оранжевыми. Они колыхались, отплясывая танец на чёрной глине надо мной. Меня это удивило, но в тот момент я неспособна была о чём-то думать, кроме воды. Жажда была сродни физической боли, даже сильнее её. Я перекатила голову на правую щёку, и шейные позвонки хрустнули. Фокус зрения опять «поплыл»; потребовалось время, прежде чем я смогла рассмотреть то, что открылось взору. А когда увидела, то издала судорожный хрип, заменивший крик ужаса.
Я была в пещере. Со сводов свисали большие комки земли. Довольно обширная и высокая пещера освещалась парой костров, которые полыхали в середине. Над пламенем клубился густой чёрный дым, едкий даже на вид. Когда я жгла костры в лесу, дым был голубоватым и лёгким, совсем не таким. Дым поднимался куда-то вверх и там исчезал. Вокруг костров был вырыт кольцевой ров — должно быть, чтобы огонь не распространился по пещере, хотя гореть тут было нечему. Вид огня вызывал жжение на днище глаз.
Но не это привело меня в отчаяние, а существа, которые находились в пещере. Я вспомнила, как видела их за минуту до того, как провалилась в пустоту. Неименуемые твари, омерзительно напоминающие человека, были повсюду. Некоторые копошились возле костров, подкладывая в огонь куски чего-то чёрного. Тройка тварей (у одного рот был перекошен до самого уха) восседала неподалёку. Все свесили бугристые головы на грудь. У дальнего конца пещеры существо с тремя ногами развлекалось тем, что с завидным постоянством пинало в живот маленького недочеловека с длинными зубами, торчащими изо рта наружу. На мой хрип трехногое существо с поразительной реакцией повернуло голову. Я увидела крошечные глазки, которые отражали огонь костров. Словно не глаза это вовсе, а медные монеты. Две из трёх тварей, которые дремали возле меня, зашевелились и подняли головы. Я лихорадочно поскребла ладонью, но в руке оказалась только горстка сухой земли.
Они приближались, медленно и настороженно, а мне не оставалось ничего другого, кроме как беспомощно смотреть на них. Кожа у всех была угристая с осклизлая на вид. Лица напоминали человеческие, но ни одного более-менее нормального. Большинство монстров изучали меня взглядом сосредоточенно, без эмоций, но вот Трехногий лыбился до ушей. Его улыбка вселяла ужас, который касался горла лезвием ножа. Я попыталась отползти, но мышцы превратились в веретено: я слишком долго лежала на земле.
— Е рилиайте, — выдавила я из себя. Должно было получиться «не приближайтесь», но монстры и не думали меня слушаться. Первым до меня добрался один из тех, что спали поблизости, и наклонился, загородив свет. С моей позиции он выглядел чёрным пупырчатым силуэтом. В нос ударил смрадный запах отходов и сырого мяса. Я почувствовала, как вновь теряю сознание. Это было бы спасением. Может, это очередной кошмар, месть духов из покинутого замка, и в следующий раз я очнусь на пустыре, где устроила ночлег?
Монстр поднял руку. Он всё ещё казался сплошной чернотой, поэтому я не сразу поняла, что в руке что-то находится. Продолговатый цилиндрический предмет, похожий на микрофон или… фонарь.
— Ы? — выдал монстр, поднося фонарь вплотную к моему лицу. Рукоятка была обмазана жёлтой слизью. Та же слизь стекала между кривыми пальцами чудовища. Я поспешно закрыла глаза, чтобы не видеть это. Монстр ждал, раскачивая фонарём. Неизвестно, чего он добивался: может, хотел, чтобы я показала, как пользоваться устройством. Вряд ли я могла помочь ему в этом, потому что батарейки в фонаре сели.
Не дождавшись от меня реакции, монстр разочарованно хрюкнул, выпрямился и убрал фонарь. И тут же был сбит с ног сокрушительным пинком Трехногого. Он наконец дошёл до меня и первым делом обрушился на монстра с фонарём. С возмущённым повизгиванием тот отлетел куда-то в сторону, растеряв по пути фонарь. Я было вздохнула свободнее, но тут Трехногий поставил левую ногу на меня, и я оказалась прижатой к земле. Прижатой основательно — так, что грудь перестала вздыматься, и я потеряла возможность дышать. Урод весил не меньше трехсот фунтов.
С полминуты Трехногий гордо оглядывал с такого положения своих сородичей, явно получая удовольствие от своего превосходства надо мной и над ними. Моих жалких попыток вырваться из-под гнета он, скорее всего, не заметил. Когда оранжевый свет костра начал синеть перед глазами, а грудная клетка, как мне казалось, превратилась в желеобразное месиво, он таки соблаговолил убрать ногу. Впрочем, полегчало мне не сильно, потому что существо тут же наклонилось надо мной и прижало свои перепончатые пальцы к моему лицу. Я попыталась закричать, но не сумела: слишком мало воздуха было в лёгких. Пальцы медленно передвигались по лицу от правого уха к левому, от левого уха — к глазам (был жуткий момент, когда я была уверена, что монстр собирается выдавить их), оттуда — к щеке. Так портной ощупывает дорогую ткань, которую дали для пошива платья.
«Чего ему надо? — думала я, балансируя на краю обморока. — Господи, почему он не уберётся от меня?».
Движения пальцев становились резче и быстрее, вдавливая мою голову в землю. Когда кисть Трехногого не закрывала обзор, я видела в омерзительной близости от себя его лицо — самодовольно ухмыляющееся, кривое, хищное. Изо рта на подбородок стекала прозрачная слюна, странным образом вновь пробудившая своим видом смертельную жажду во мне.
Потом кто-то сердито прикрикнул, и Трехногий мгновенно выпрямился, убрав руку с моего лица (впрочем, привкус его пальцев остался гореть клеймом на губах). Он отвернулся от меня — теперь я лицезрела перед собой только тройку мощных, похожих на деревянные балки, ног. Удивительно, как он не расплющил меня в лепешку под своим весом.
Голос того, кто остановил Трехногого, был низким и хриплым. Я ничего не поняла, но уловила общий тон — спокойный и властный; так говорят те, кто облечён властью. Трехногий сердито урчал, потом затих. Когда его визави закончил говорить, монстр нехотя двинулся от меня прочь. Стало светлее, на земляных стенах снова затанцевали красноватые сполохи. Я попыталась рассмотреть, кто мой избавитель, но голова шла кругом от пережитого страха и отвращения. Поняв, что нахожусь в безопасности (хотя бы временно), я закрыла глаза.
Когда я проснулась, свет костров стал намного слабее. На потолке пещеры колыхался одинокий бледно-жёлтый зайчик в форме овала. Я посмотрела в центр пещеры. Костёр догорал. Вокруг него в разнообразных позах расположились на ночлег твари. Некоторые спали молча, иные издавали храп. Один из этой компании бодрствовал даже сейчас: мелкий монстр с выступающими наружу зубами, которого пинал в прошлый раз Трехногий. Он сидел в семи шагах от меня, подобрав ноги под себя, и задумчиво смотрел на костёр, покачиваясь вперёд-назад. Угли внутри рва краснели глазами демона. Я смотрела на эту картину около минуты, потом попыталась сглотнуть слюну и тут же зашлась в коротком сухом кашле. «Часовой» тут же обернулся ко мне. Я стиснула зубы, не давая кашлю продолжаться, но было поздно. Монстр вскочил на ноги и засеменил в мою сторону. Никто из спящих не шелохнулся.
Я попыталась встать, хотя знала, что обречена на провал. Мышцы были обезвожены, а кожа стала шершавой и едва ли не слоистой. Я чувствовала себя высушенной мумией.
Монстр остановился в шаге от меня. Лицо его было плохо видно, но мне показалось, что он смотрит на меня с тревогой и заинтересованностью. Это меня приободрило. Я решила попросить у него воды. Пить хотелось до колик в желудке.
— Вода, — сказала и закашлялась снова. — Пить…
— Оа, — дружелюбно кивнул монстр. Он улыбнулся, и зубы выступили изо рта ещё больше. — Оа. Ить.
Я была близка к отчаянию. Неужели я так и умру от жажды, лёжа здесь?
— Вода, — повторила я и облизнула губы, стараясь делать глотательные движения. — Вода…
— Оа, — согласился он и наклонился ко мне, будто хотел расслышать лучше. В нос ударил кислый запах мочевины. Тем не менее, сильного отвращения я не испытала. — Оа.
«Он не понимает. Никто здесь не понимает меня». Будь в теле жидкости чуть больше, я бы заплакала.
Но, как оказалось, суть моей просьбы Длиннозубый всё-таки уразумел. Немного выждав, он повернулся и заковылял прочь. Я потеряла его из виду и стала оглядывать спящих тварей. Какой из них мог быть тем Главным, который избавил меня от навязчивого внимания Трехногого? На вид все они были на редкость уродливыми, и выделить кого-то одного я не могла. Трехногий распластался на спине справа от костра, раскинув ноги по сторонам. Толстый живот монстра вздымался и опадал. Возле него лежало чудо-юдо с наростом на спине, форма которого подозрительно напоминала младенческую фигуру. Я зажмурилась. Куда я попала? Что это за выродки? Место им в страшных сказках и в зонах радиационного заражения, которыми нас пугает телевидение, но… здесь? Что со мной будет?
Костёр затрещал, зайчик на потолке пещеры пустился в пляс. Из сумрака дальней стороны пещеры выплыл Длиннозубый. Он что-то нёс на руках, подняв высоко перед собой. Какой-то камень. И при этом лыбился так, что зубы обнажились до корней. Ступал он тихо, чтобы не будить сородичей.
Он пришёл ко мне, и я увидела, что в руках у него действительно камень — цельная глыба круглой формы. С одной стороны глыбы было углубление, там плескалось что-то, переливающееся рябью в свете костра. Пальцы Длиннозубого неловко скользнули по боку этой самодельной чаши, и жидкость выплеснулась на моё лицо. Я высунула язык и слизнула капли с подбородка. Вода. Должно быть, монстр ходил к источнику воды. Желудок встал колом внутри живота.
— Оа, — удовлетворённо сказал монстр и положил чашу на мою грудь. Вес камня мешал дышать (особенно после недавнего издевательства над лёгкими со стороны Трехногого). Но я тут же вцепилась пальцами в бока чаши и начала накренять её, ибо поднимать камень не было сил. По дороге добрая половина живительной влаги пролилась, но я всё-таки донесла какую-то её часть до рта. Большего наслаждения я не испытывала в жизни. Я глотнула всего четыре раза, прежде чем вода кончилась. Потом последовала реакция — надсадный кашель, рвотные позывы и зелёные искры перед глазами. Чаша свалилась на землю. Длиннозубый быстро присел и поднял её.
Первой мыслью, когда я откашлялась, было: «И это ВСЁ?». Вода вернула мне чувства: если раньше я не ощущала ничего, то теперь тело наполнилось тяжестью, а рот начал гореть, словно изъеденный кислотой. Я подняла глаза на Длиннозубого. Он продолжал улыбаться.
— Оа, — сказал он.
— Да, — ответила я. На этот раз голос был совсем другим. — Вода. Принеси ещё. Пожалуйста. Воды…
Не говоря ничего, он отправился на второй поход, и за это я в него почти влюбилась. Правда, благодарность быстро затмили другие, гораздо более приземленные и неприятные ощущения. Голод, например. Организм понял, что его не собираются обрекать на смерть, и с облегчением возобновил свои требования. Воды. Еды. Справить нужду. Размять окаменевшие мышцы. Но я была слишком слаба, чтобы что-то делать.
Когда Оа (так я про себя нарекла Длиннозубого; хоть какое-то имя в этой безымянной толпе) вернулся во второй раз, мне удалось не пролить ни капли воды из чаши. И пила я медленнее, с расстановкой, чувствуя кончиком языка немного солёный привкус. Истерия желудка прекратилась. Я бы не отказалась и от третьей чаши, но решила, что испытывать далее благосклонность монстра, пусть и такого обходительного, не стоит.
— Спасибо, — сказала я, положив чашу на землю. — Большое спасибо.
Он опять заулыбался, и эта улыбка, которая иному не приснилась бы в страшном сне, показалась мне приятной. Я опёрлась локтями о землю и попыталась присесть. Голова кружилась, но мне наверняка удалось бы подняться, если бы не Оа, который довольно грубо толкнул меня обратно. Земля под головой была мягкой, так что при падении я не поранилась. Оа перестал растягивать губы в улыбке. Корни зубов спрятались за серыми губами. Он дважды покачал головой, ясно давая понять — вставать нельзя. Страх снова вполз в мой разум ледяной струёй.
«Что они хотят со мной сделать?».
Монстры спали, а вода ненадолго дала мне какие-то силы. Может, когда они проснутся, шанса убежать уже не выдастся. Если бы не длиннозубый часовой, который каланчой высился надо мной, я бы кое-как встала и искала выход из этой пещеры…
Кстати, а пещера ли это? Я нигде не видела каменных сводов — только земля, мягкая и местами осыпающаяся. Должно быть, это подземное укрытие по типу землянки, только очень большое.
— Дай мне уйти, — обратилась я к монстру. — Пожалуйста. Мне надо уйти. Понимаешь?
Оа не знал моего языка, но прекрасно понял, о чём я говорю — и опять покачал головой, решительно и упрямо, как заартачившийся осёл. Он не поможет мне, подумала я. Не даст умереть, но уйти тоже не позволит.
В любом случае, мне нужно было встать хотя бы затем, чтобы облегчиться. Только как ему это объяснишь? Я даже не стала пытаться. Пока я могла терпеть. Может, когда проснутся родичи Оа, мне удастся столковаться с кем-нибудь более сообразительным. В худшем случае проблема просто выпадет из круга моих беспокойств.
Пока Оа неотрывно смотрел на меня, я решила заняться самообследованием. Тело продолжало болеть — меня слишком долго волокли по земле и успели понаставить синяков. Вроде бы я даже смутно вспоминала это путешествие — за ноги меня тянули сильные руки, а голова то и дело билась о кочки. Я не отключилась полностью в тот момент, когда на меня напали уродцы — сознание затуманилось, но крохотный огонёк продолжал светить на какой-то забытой сторонке. Я помнила, как раздался резкий окрик, и толпа монстров осадила назад. Должно быть, это пришёл Главный. Далее урывками вспоминалось, как меня тащили в темноте, особо не заботясь о моём здоровье. Примерно на половине пути я вырубилась по-настоящему и очнулась уже в подземелье.
«Маяк, — подумала я. — Мне нужно было идти к нему. Киппи говорил мне, что надо спешить. А я лежу здесь в плену у каких-то мутантов. Теперь-то я точно опоздала».
Киппи. Где он сейчас? Я надеялась, что существа не схватили его. Но даже если ему повезло, то бельчонок умрёт от голода и холода на этих ночных землях. Такой серьёзный, иногда даже циничный… и умрёт. А я не дойду до желанного Маяка. Кто знал, что эта история закончится столь бесславно.
В невесёлых раздумьях я лежала не меньше часа. Всё это время Оа восседал рядом, не сводя с меня глаз. Потом в пещеру пришёл Главный.
Окружающее умиротворение погрузило меня в негу; я задремала и перестала замечать происходящее рядом. Поэтому, когда раздался громкий голос, разом поднявший монстров на ноги, я вскрикнула от неожиданности.
Безмолвие кончилось. Все те, кто разлеглись у догорающего костра, вскочили и начали суетиться. Похоже, обязанность каждого была расписана давно: никто не остался на месте, все пошли заниматься делом. Одни чудовища отправились за водой, водрузив на спины камни с углублениями, другие начали кидать в костёр чёрные куски горючего, от которых пламя приобретало синеватый цвет. Оа тоже быстро встал и ушёл от меня. Кажется, он направился к Главному. Я до рези в глазах пыталась разглядеть смутную фигуру, которая не выходила из тени на той стороне пещеры. Если взор меня не обманывал, ростом он был с обычного человека. Это меня немного разочаровало — я полагала, что вожаком стаи должен быть самый крупный и свирепый самец. В толпе спавших у огня были те, кто был без малого в два раза выше Главного.
Оа что-то пробормотал Главному, но ответа не дождался. Это меня растревожило. Не нужно иметь семи пядей на лбу, чтобы догадаться: длиннозубый монстр докладывал вожаку о том, какую ночь он провёл, охраняя меня. Я понимала, что моя жизнь сейчас находится во власти этой безликой тени, наделённой властью. А он не удостаивает одним словцом того, кто рассказывает обо мне. Словно ему всё равно…
Между тем время бежало, и суета в пещере становилась всё более организованной. Вернулись монстры, которые отправились за водой, костёр разгорелся с новой силой, куча горючего рядом с огнём тоже восполнилась — новые чёрные камешки приносили четверо самых мелких чудовищ, которые, кажется, занимались в этой компании выполнением черновой работы. Иные монстры закончили отведённую им работу и уселись вокруг костра. Большинство из них нет-нет, да и кидало любопытные взгляды в мою сторону. Когда они смотрели на меня, я закрывала глаза. Я сплю, меня не трогать.
Наконец, из командировки вернулся Трехногий, неся на могучих плечах тушу зверя. Обитатели пещеры приветствовали его одобрительным воем. Дичь напоминала лося, но выглядела крупнее; шея свёрнута, голова болтается из стороны в сторону с каждым шагом охотника, из пасти сочится кровь. Мне стало нехорошо. Тем более что Трехногий, скидывая дичь с плеч, одарил меня своей внушающей ужас ухмылкой. Я не успела притвориться спящей и встретилась взглядом с этим гигантом с лопающимися под серой кожей мышцами. В тот миг я заметила одну неприятную деталь: из всей толпы, которая копошилась возле убитого животного, Трехногий был единственным, у которого имелся детородный орган. У других я не заприметила такого. Все были либо самками, либо кастратами.
Я ждала, что надвигающимся пиршеством будет заправлять Главный, который в кои-то веки покинет убежище сумрака, но он остался на своём месте. Оа вернулся в круг, Трехногий заголосил дурным тоном, произнеся какой-то клич, и все набросились на зверя, раздирая его когтями на части. На пол хлынула кровь. Вскоре все чудовища топтались на хлюпающей красной луже. Обрывки шкуры, куски мяса и кости летели во все стороны; маленькие твари, которые не могли дотянуться до вожделенной пищи, занимались тем, что подбирали крошки, упавшие на землю, и без долгих раздумий совали в рот. Большой монстр с четырьмя глазами-блюдцами отправил себе в горло внушительный кусок мяса, за что тут же получил затрещину от своего сородича, который пытался завладеть тем же куском. Завязалась потасовка; чем она окончилась, я не увидела, потому что отвернулась к стене. Меня тошнило. В участи бедного зверя я видела саму себя в будущем.
Пир продолжался довольно долго, и к его концу все монстры были с ног до голов обмазаны кровью. От животного остались только кости, рога и копыта; впрочем, их тоже подобрали и проворно унесли с собой. Толпа разбрелась по пещере. Я с благоговейным трепетом следила за фигурой Главного, который, похоже, вообще уснул стоя.
Трехногий с видом победителя расхаживал взад-вперёд, поглаживая солидный бугристый живот, и все почтительно уступали ему дорогу. На меня он изредка косился, но подходить в присутствии вожака не решался. Теперь я стала молиться, чтобы Главный не ушёл обратно в своё логово.
Зато ко мне подошёл Оа, боязливо оглядываясь через плечо. На лице сияла дружелюбная зубастая улыбка. Он стал что-то увлечённо рассказывать мне на своём языке (если это вообще был язык), но я покачала головой, давая ему понять, что ничего не смыслю в его словах. Он сник. Испугавшись, что он уйдёт, я подняла руку:
— Постой… я хочу у тебя кое-что спросить.
Монстр недоумённо уставился на меня и почесал рукой затылок с редким клоком чёрных волос.
— Кто он? — прошептал я, тайком указывая на Главного. — Почему он всё время стоит и смотрит?
Оа посмотрел туда, куда я показывал и издал низкий горловой звук. Резким движением он шлёпнул меня по руке, заставляя опустить её. Я стиснула зубы, когда костяшки моих пальцев ударились о камешек на земле.
— Ну, так кто он? — шёпотом спросила я. — Что он собирается делать?
Оа наклонился ко мне вплотную; запах от него шёл невыносимый. Я ждала ответа.
— Изрл, — сказал он. — Изрл.
— И что это означает?
Я ничего не понимала. Оа раздосадованно нахмурился и ткнул пальцем в мою сторону, едва не попав в глаз:
— Изрл.
— Я?
— А, — он согласно закивал и снова заулыбался. — Изрл.
— Нет, ты меня не так понял. Я спрашиваю о нём, — рука дёрнулась было вверх, но я вовремя сдержалась. — Кто он?
Может, Оа сказал бы ещё что-нибудь, но ему не дали возможности. Спокойный хриплый голос с командирскими оттенками перекрыл все остальные голоса; монстры замерли и начали пятиться прочь от центра пещеры, прижимаясь к стенам. Оа тоже ускакал от меня, как от прокажённой. Единственным, кто медлил с исполнением приказа, был Трехногий, который секунду-другую не сходил с места с выражением тупого упрямства на лице. Но и он не смог выдержать дольше и поплёлся вслед за остальными.
«Что происходит?». Я беспокойно заворочалась на своём месте. Пространство вокруг костра опустело. Рядом с огнём сиротливо валялись только кусочки горючего, старые и свежие кости да продолговатый чёрный предмет, в котором я узнала свой злосчастный фонарь.
Стоило тому, кто одним приказом разогнал всю свору, сделать первый шаг в сторону света, я не сводила с него глаз. Главный шёл медленно, с достоинством. Когда, наконец, отблеск костра осветил Главного, мне пришлось закрыть рот ладонью, чтобы сдержать крик удивления.
Главный был человеком!
Он был среднего роста, но из-за непропорционально широких плеч и косматой головы казался низким и немного приплюснутым. Но кожа была гладкой и светлой, и никакие уродства в глаза не бросались. А главное — его взгляд был ясным, осмысленным… человеческим. Из одежды на нём была только широкая набедренная повязка. Учитывая, что остальным обитателям пещеры одежда была незнакома, это можно было счесть за знак отличия.
Он подошёл к костру неспешной походкой, пока я в углу старалась прийти в себя. Человек среди этого сборища! Как он здесь оказался? Почему твари признали его своим вожаком? Почему он так долго прятался от меня? Вопросы множились. Я лежала и смотрела, как Главный мрачно оглядывает все углы пещеры. Он что-то сказал, и это прозвучало как животное рычание. Должно быть, он говорил на языке монстров. Странно было слышать такие звуки из человеческих уст, но удивиться как следует мне не хватило времени: не успело утихнуть эхо голоса Главного, как несколько тварей выбежали из тени и бросились в мою сторону.
— Что происходит? — Главный отвернулся от меня. Может, он не понимает мой язык? — Что случи…
Меня бесцеремонно подняли в воздух. Кто-то вцепился в запястье, кто-то — в голень. Тело опять пронизала боль; я застонала. Главный что-то недовольно проворчал, и монстры перестали тянуть меня каждый в свою сторону. Держа за руки и ноги, они стремительно понесли меня вперёд, в сторону мрака, из которого появился Главный. Краем глаз я заметила, как он развернулся и всё той же степенной походкой направился за нами.
Мне стало действительно страшно. Я не понимала, что происходит. Куда они меня несут? Будь Оа среди тех, кто держал меня, я, возможно, смогла бы что-то выяснить, но его тут не было. К моему облегчению, среди «конвоя» не наблюдалось и Трехногого.
Свет перемежался с тьмой, потом мы попали в полосу сумрака, и я перестала что-либо различать. Время от времени чувствовала, как рука или нога соскальзывает с хватки монстров, и с ужасом представляла, как шмякнусь на кочковатую землю, но они тут же хватались за меня покрепче.
Потом я привыкла к ритму странной прогулки и больше не делала попыток трепыхаться. Гадать, что будет дальше, тоже перестала, потому что воображение рисовало картины одна хуже другой. Вместо этого я сосредоточилась на воспоминаниях о прошлых днях, когда мы на пару с Киппи преодолевали милю за милей. Как будто это было сто лет назад — хотя едва ли прошло более двух суток. Лес, пустырь, замок… Маяк вспоминался в последнюю очередь. В этом зловонном подземелье он казался вещью скорее выдуманной, чем реально существующей.
Вскоре мы прибыли на место. Ещё до того, как меня положили на землю, я услышала тихое журчание воды. Течение. Должно быть, здесь черпал воду для меня Оа.
Меня опустили вниз достаточно бережно, так что особых мучений я не испытала. Земля была сырой и рыхлой, она тут же прилипла к моим волосам. Лежать и слушать плеск воды было невыносимо. Я перевернулась на живот и попыталась проползти вперёд в поисках водоёма, но один из монстров издал предупреждающий рык. Я покорно замерла.
Молчание длилось три минуты, пока не пришёл Главный. Я услышала сзади знакомый густой голос. Монстры отошли в сторону, пусть и не покинули это место совсем. Но они стали безликими наблюдателями, и легко было вообразить, будто возле подземного ручейка нет никого, кроме меня и того, по чьей воле меня сюда привели.
Я ждала, что скажет Главный. Но он хранил молчание, и мне пришлось взять инициативу на себя:
— Вы здесь?
Тон получился дрожащий и донельзя жалобный. Таким голосом просят милостыню отчаявшиеся сироты.
Главный безмолвствовал. Я не могла его видеть, но знала, что он не ушёл. Течение переливалось звонким хрусталём в темноте. Я сглотнула слюну, чтобы как-то промочить пересохшее горло.
— Кто вы?
На этот раз он двинулся ко мне ближе — шорох шагов навис надо мной, и я внутренне сжалась, как щенок, ожидающий пинка. Я была уверена — что бы сейчас ни случилось, хорошего в этом не будет. Какая-то часть сознания уже готовилась к неминуемой смерти.
Тут он заговорил. Голос был хриплым, и слова я различала с трудом — но различала!
— У меня нет имени, — сказал Главный. — Но они называют меня Изрл. Это означает «человек».
Напиться до одури водой было сказочным удовольствием, но наедаться, к моему разочарованию, оказалось не так приятно. Во рту за последние дни возникло множество мелких нарывов — организму не хватало витаминов. Когда я грызла мясо, боли в этих ранках изрядно портили мне радость от трапезы. Но я не прекращала засовывать в рот холодные куски несолёного жареного мяса. Глотала их, даже не дожёвывая — желудок требовал ещё… и ещё. Я отдавала себе отчёт, что в результате пиршества у меня вполне может произойти заворот кишок, но не могла остановиться. Лишь когда последний кусок мяса оказался у меня в животе, я разрешила себе подумать о чём-то ещё, кроме еды.
Человек, которого здесь звали Изрл, находился рядом. Я сидела возле водоёма, опустив ноги в прохладную воду, а он стоял за моей спиной. По крайней мере, стоял там раньше — в темноте я не могла его видеть, а он умел перемещаться бесшумно (и очень быстро). С таким же успехом он мог сейчас сидеть возле меня, и я бы продолжала думать, что он находится там, где был раньше.
— Спасибо, — сказала я, вытирая рукавом слюну. Живот забурчал, присоединяясь к благодарности.
— Не за что, — учтиво ответил Изрл. — Мяса могло бы быть больше, если бы ты пришла к нам в день охоты. В этот день вся пещера выбирается наружу в поисках дичи. А так — жалкие остатки… Ты, должно быть, понимаешь, что мясо здесь жарю только я.
— Да, — я поморщилась, вспомнив о кровавом пире. Несколько секунд мы молчали, потом я вспомнила, что не представилась своему благодетелю.
— Меня зовут Анна.
— Хорошее имя. Человеческое. У меня наверняка тоже было когда-то.
— Ты не помнишь своего имени?
— Нет. Я потратил не один час, чтобы вспомнить его, но не смог.
— Слушай, — я повернулась на звук его голоса. — А как ты сюда попал? И когда? Где ты жил до наступления темноты?
— Темноты? — в вопросе чувствовалось недоумение.
— Ну да. Две недели назад — помнишь? Солнце село и не взошло.
Повисла пауза. Затем Изрл сказал, разделяя слова:
— Сколько я себя помню, в здешних краях всегда была темнота.
Я похолодела.
— Ты хочешь сказать… но… сколько ты здесь живёшь?
— Поначалу я считал дни и месяцы. Потом забросил это дело. Бесполезно. Думаю, не меньше пяти лет. Может, шесть. Или семь.
— Но этого не может быть, — мои мысли совершенно заплутали в лабиринте неразрешимых загадок. Я чувствовала, как теперь не тело, а разум трещит по швам. — Ведь две недели назад всё было хорошо… потом я проснулась, и…
— Не пытайся понять, — услышала я голос Изрла. — Здесь слишком много тайн. Я думаю, лучше принять всё, как есть, и не ломать попусту голову. В своё время я пришёл к такому выводу.
Я обхватила голову руками. Должно быть, Изрл прав. В течение всего своего путешествия я сталкивалась с непонятными, необъяснимыми вещами. Как я смогу их понять? А если пойму — что в моих силах сделать? Проще прекратить себя мучить и смириться.
Но это свербящее чувство, засевшее в мозгу — чувство неправильности, исковерканности, — не оставляло меня. От него нельзя было отмахнуться.
— Расскажи о себе, — попросил человек, который стоял в темноте. — О том, где ты жила раньше. Каким был твой мир. Может, мне удастся что-то вспомнить, когда я услышу…
Я опустила руку в прохладную воду. Течение щекотало ладонь. Мне не очень хотелось вспоминать о прежних днях, потому что воспоминания приносили тоску. Но раз Изрл просит… Я закрыла глаза.
— Я жила в городе, — сказала я. — В маленьком городке в лесу. У меня были родители, мать и отец. То есть… — я запнулась. — Они у меня есть и сейчас. Просто что-то случилось со мной, а с ними, наверное, как раз всё в порядке…
Словно прорвалась тонкая плотина, яркие образы режних солнечных дней хлынули на меня волной, и я едва не захлебнулась в их устрашающем натиске. Летние ужины на залитой светом кухне, шоколадный пудинг, который мама умела готовить так, как никто другая. Беседы с отцом в его комнате, совместный просмотр телевикторин. Наши походы по магазинам, наши пикники в Зелёной Роще, поездка в Диснейленд пять лет назад…
А ещё я снова почувствовала тот сладковато-кислый вкус во рту, которым закончилось моё безбедное существование. Апельсиновые дольки, ломтики солнечного света, которые я приняла из рук матери, прежде чем отправиться спать. Я провела языком по нёбу, чтобы прогнать терпкий цитрусовый вкус, но он остался гореть в каждой ранке на языке.
Не плакать, сказала я себе. Не здесь и не сейчас. В другое время я, может, и поревела бы, но мне не хотелось выглядеть так перед Изрлом. Тем более что он ждал моего рассказа.
Стараясь не выдать дрожи в голосе, я вкратце пересказала ему свою историю. Конечно, не стала останавливаться на таких несуразностях, как духи, обитающие в замке, или сказка об Осевых часах. Зато рассказала о часовых стрелках, сорванных с ратуши, о своём противостоянии с волком, о Киппи, о Тейлоре Гранте. Он ни разу меня не перебивал, даже тогда, когда я теряла нить мыслей и оставляла что-то без должного внимания.
— Потом я увидела этих… — я запнулась, подбирая слово, но решила, что лучше называть вещи своими именами. — … монстров. И потеряла сознание. Когда очнулась, была уже здесь.
— Да, — отозвался Изрл медленно; кажется, он над чем-то раздумывал. — У нас как раз была вылазка на поверхность, и мы наткнулись на тебя. Хорошо, что я подоспел. — Он замолчал, потом добавил извиняющимся тоном. — Они до этого несколько дней ничего не ели.
Меня зазнобило, но в темноте Изрл этого не заметил.
— Я хочу сказать, — продолжал он, — что они не так кровожадны, как ты могла подумать. И разум у них есть, только… подавленный их естеством. Я живу с ними много лет и хорошо изучил их.
— Я понимаю, — сказала я, а сама вспоминала плотоядную ухмылку Трехногого.
«Этой твари я никогда не буду симпатизировать. Никогда».
— Когда я впервые увидел их, тоже был в ужасе, — голос Изрла потеплел. Я могла бы биться об заклад, что он сейчас с нежностью смотрит в стороны тёмных углов, где притаились наши сопровождающие. — Хотя я ничего не помнил из своей прошлой жизни, у меня с собой кое-что было. Двустволка с полным патронташем. И я не забыл, как ей пользоваться.
Я легко могла вообразить ужас примитивных тварей перед «огнедышащей палкой». Скольких, интересно, пришлось убить Изрлу, прежде чем они признали за ним господство?
— Я стал их вожаком. Они поначалу боялись меня и ненавидели, и я ни один день не мог провести спокойно. Приходилось засыпать в обнимку с ружьём. К тому же зарядов у меня было мало, и я боялся, что в случае общего бунта не смогу отбиться. Но этого не случилось. Я научил их поддерживать огонь — до меня они грелись только возле источников горячих испарений. Я учил их вести организованную охоту и отбиваться от подземных хищников. Такие тут тоже водятся, знаешь. Не думаю, что подобные чудовища существуют в том мире, где я жил раньше.
Я боязливо оглянулась через плечо — а вдруг, пока мы разговариваем, эти хищники уже подкрадываются к нам? Но я ничего не увидела. Извечная, гнетущая темнота владычествовала в подземелье.
— Как они к тебе относятся сейчас? — спросила я.
Изрл, кажется, улыбнулся:
— Принимают за бога. По крайней мере, большинство. Есть и такие, кто хочет оспорить власть чужака. Видишь ли, до меня у них главными в племени считались продолжатели рода. Не все они способны к воспроизведению потомства, поэтому тот, кто может сделать детёныша самкам, пользуется среди них практически неограниченным авторитетом. Сейчас среди них только один продолжатель рода, и большой опасности ждать от него вряд ли стоит. К тому же он из смышлёных… Понимает, что я нужен племени. Конечно, я на всякий случай всегда начеку.
«И правильно, — подумала я. — С этим Трехногим ухо нужно держать востро».
Изрл замолчал. Воспользовавшись этим, я решила сменить тему:
— Ты сказал, что, когда вы меня нашли, у вас была вылазка на землю?
Ответа я дождалась не сразу. Наконец, он медленно, с видимой неохотой сказал:
— Да, это так.
— Тогда ты должен был видеть свет Маяка — синий луч на небе. Я шла туда, пока не столкнулась с вами.
— Синий луч? — в голосе Изрла сквозило удивление. — Нет, ничего подобного не замечал. Я привык, что небо всегда тёмное, без единой звезды. Если бы что-то появилось на небе, я бы видел.
Я так и осталась сидеть с раскрытым ртом. Нехорошее ощущение скрутило живот. Мне пришлось крепко зажмуриться и несколько раз глубоко вдохнуть сырой воздух, чтобы тьма перестала крутиться юлой.
— Но я же видела…
Я запнулась. Страшная мысль пронзила мозг: а что, если как раз после того, как я упала в обморок, Маяк погас, и Изрл не успел его увидеть? Могло такое быть?
Нет, сказала я себе. Не могло. Это всего лишь одна из причуд бесконечной ночи. Маяк стоит на месте.
— Я должна увидеть это сама, — решительно заявила я. — Изрл, ты должен вывести меня на поверхность. Если Маяк там, мы можем вместе отправиться к нему. Там наше спасение.
— Спасение? — голос Изрла как будто стал ближе. Интонации стали холодными, и это мне не понравилось. — Спасение от чего? Я ничего не помню о прошлой жизни. Всё, что мне известно, это то, что я здесь, что меня здесь уважают и я обладаю кой-какой властью. Это место стало мне домом. У меня нет желания покидать его.
— Ну хорошо, — поспешно заверила я, гадая, к чему бы эта отчуждённость, почти враждебность, в его голосе. — Но мне-то всё равно нужно наверх. Я должна, пусть и в одиночку, добраться до этого Маяка.
— Что ты надеешься там найти? Вдруг там ничего не окажется? Или ты что-то такое знаешь об этом месте?
Я подумала о своих снах, где был Маяк, о безумной, болезненной надежде, которая охватила меня при взгляде на него, и поняла, что мне нечего ответить. Выждав, Изрл начал говорить сам:
— Я тебе кое-что расскажу. Три дня назад — за двое суток до того, как ты пришла — случилось странное. У нас в пещере погасли все огни, словно под дуновением ветра, хотя никакого ветра не было. Мы остались в темноте. Могла начаться паника. Мне удалось кое-как собрать всех в одну толпу. Мы стояли и ждали, что будет дальше. Никто не имел понятия, что происходит, даже я был сбит с толку.
Я слушала, проводя ладонью по спокойной воде.
— Затем я услышал голос. Кто-то говорил с нами оттуда, с поверхности. Мы все услышали. Но понимал этот голос только я, потому что он принадлежал человеку, — Изрл выдержал паузу. — Впервые за всё время, проведённое здесь, я услышал человеческую речь. Но это меня не обрадовало.
Он опять умолк на несколько секунд, и я вдруг поняла, что он намеревается сказать. Моя рука перестала качаться. Я замерла в безмолвном ужасе. Изрл высился прямо за моей спиной.
— Голос сказал, что скоро через пустырь пройдёт девушка. Он сказал, что мы должны её остановить и держать у себя, пока он не заберёт её. Иначе, — опять пауза, зияющая космической пустотой, — иначе всем нам придёт конец. Не выживет никто.
Его ладонь — тяжёлая, мозолистая, будто высеченная из камня, — опустилась на моё плечо, пригвоздив к месту. Я смотрела в тёмное ничто перед собой и машинально покусывала ранки во рту. Мысли пропали.
— Я ничего тебе не сделаю, Анна. И никому из них тоже не позволю тебя тронуть. Но не отпущу тебя наверх. Ведь я всё-таки вожак, — горькая ирония чувствовалась в сухом смешке. — Благополучие племени для меня важнее всего.
Той ночью мне приснился очень плохой сон. Раньше, когда я была побита и изморена, сон был похож на провал в глубокую яму — отсутствие сознания, ничего более. Теперь было иначе.
Я проснулась от собственных судорог, хватая ртом воздух. Слава Богу, не закричала, иначе перебудила бы половину пещеры. Костёр опять ослабел. Знакомый одинокий желтый зайчик смотрел на меня с потолка. Часовой восседал поодаль — не Оа, а другой, с до того угрюмым выражением покрытого волдырями лица, что мне не хотелось смотреть на него.
Когда дыхание выровнялось, я зажмурилась и попыталась заснуть снова. Но все остатки неги испарились окончательно при мысли о том, что сон был не простым. Может статься, он был вещим. И воплотится в реальность, если я буду покорно лежать на месте, как овечка на заклание.
Мне нужно бежать, сказала я себе в который раз. Чем скорее, тем лучше.
Монстр сидел ко мне боком, уставившись на пламя огня. В водянистых рыбьих глазах не было ни малейшего намёка на сонливость. Из остальной толпы тварей на первый взгляд никто не бодрствовал. Изрл ушёл в своё место в глубине пещеры. Отдельный ночлег обеспечивал ему дистанцию, необходимую вожаку стаи, и безопасность.
Может, сейчас? У меня достаточно сил, чтобы подняться и идти. Встать и прокрасться к выходу, пока часовой следит за игрой огня…
Нет, бесполезно. Он всё видит. Стоит мне приподняться, как урод тут же повернётся ко мне и угрожающе обнажит клыки.
Проскочила сумасшедшая идея: изобразить конвульсии, подозвать к себе часового, а когда он наклонится надо мной, как-нибудь оглушить его, и путь к свободе будет открыт. Хороший план, жаль только, что неосуществимый. Я вполне трезво оценивала свои физические возможности.
Значит, бежать нельзя. Во всяком случае, не сейчас.
Утром сюда вернётся их вожак. Я подумала о том, чтобы вновь попытаться до него достучаться. Ведь он не монстр, он — человек. Неужели он допустит, чтобы меня забрало то невидимое чудище?
«Да, — зло ответила я. — Он это сделает, можешь не сомневаться».
Я извела все мольбы и слёзы на то, чтобы разжалобить Изрла. Я готова была ползать перед ним на коленях, лишь чтобы он отпустил меня на волю. Я пресмыкалась перед ним, умоляла его не губить меня. Слепой страх перечеркнул всё: гордость, выдержку, жалкие останки той девушки, которая некогда вышла из города на дорогу. Меня трясло. Я вновь и вновь взывала к единственному человеку в подземелье. Изъяви он какой-то намёк на то, что желает меня, я бы легла под него без раздумий. Но он оставался глухим и безучастным, как заведённый повторяя, что не может, не может, не может этого сделать.
Сейчас, вспоминая об этом, я покрылась пунцовой краской от смешанного чувства стыда и злости. Как я могла так опуститься? Я поджала губы и дала себе слово больше никогда ничего не просить у Изрла. Он мне не друг. Он — мой враг. Всего лишь один из этих монстров… самый опасный.
Сколько у меня времени на то, чтобы вырваться из плена? Чудовище говорило с Изрлом за два дня до моего прихода. С той поры прошло четверо суток. По всем подсчётам, осталось немного. Чудовище может прийти прямо сейчас, и все мои думы станут бессмысленными.
«… сказал, что скоро через пустырь пройдёт девушка. Он сказал, что мы должны её остановить».
Чудовище знало, что я иду к Маяку. Оно следило за мной. Я вспомнила о странном ощущении, которое тревожило меня ещё с города — чьё-то далёкое и незримое присутствие, безмолвное, но недоброжелательное. ОНО, как я нарекла его. Вот кто побывал здесь.
И если я попаду в его когти, мне несдобровать.
Я провела языком по нёбу. Горло опять начало пересыхать. Когда «отбой» кончится, Изрл принесёт мне поесть и попить, он обещал. Пожалуй, можно попытать счастья сразу после завтрака, в час всеобщей суматохи.
Больше этой ночью я глаз не смыкала. Когда последние куски торфа догорели в костре, у меня уже был план. Теперь всё зависело от меня самой.
— Анна? Анна, проснись. Я принёс тебе поесть.
Изрл склонился надо мной, загораживая свет. Я приоткрыла веки, изображая сонливость, и несколько раз слабо кашлянула. Рядом на гладком камне лежали несколько почерневших кусков мяса и знакомая ёмкость с водой. Изрл, собравшийся было уйти (я поняла, что он не очень хочет, чтобы вся пещера видела нас ведущими задушевные беседы), обернулся и с тревогой посмотрел на меня:
— С тобой всё в порядке?
— Нет, — я прикоснулась рукой к шее. — Болит горло. Трудно дышать…
— Наверное, простудилась, — он покачал головой.
Вместо ответа я издала надсадный кашель, скрючившись пополам.
— Вот что, — Изрл нахмурился. — Давай-ка перенесём тебя ближе к теплу.
— Не надо, — слабо запротестовала я, внутренне ликуя. Он уже давал приказ монстрам. Минуту спустя я лежала рядом с костром, и правый бок буквально плавился от жара. Проведи я здесь хотя бы два часа, то превратилась бы в обугленную головёшку. Но я не собиралась залежаться на новом месте.
Монстры обходили меня на расстоянии нескольких шагов и старались не обращать на меня внимания (должно быть, Изрл пригрозил им карами, если будут мне докучать). Трехногий ушёл на охоту, ну и слава Богу.
Я подцепила пальцами кусок мяса и положила в рот, по-прежнему изображая смертельную слабость. Я знала, что Изрл смотрит на меня, и испытывала злобное удовлетворение: мол, смотри, до чего ты меня довёл. А что, если я возьму да умру от упадка сил до того, как вернётся твой всемогущий монстр? Что ты тогда будешь делать, вожак?
Когда я закончила скудную трапезу, Изрл наплевал на свои предрассудки и подошёл снова. Сначала он лишь молчал. Я не удостаивала его вниманием. Наконец, он спросил:
— Что, совсем плохо?
Я замотала головой, давая понять, что мне больно говорить, но тем не менее, я чувствую себя распрекрасно.
— Тут лекарств нет. Сам я, к счастью, серьёзно не болел, — он вздохнул. — Я должен был предусмотреть это. Держись, Анна. Ты поправишься.
«Зачем? Чтобы ты сделал из меня подарок в коробке с серебряной ленточкой?». Мной овладело отвращение, и я отвернулась к костру. Не нужно, чтобы он разговаривал со мной целый час. Время дорого, как никогда.
К счастью, Изрл больше не стал доставать меня. Посидел ещё немного, о чём-то размышляя, потом встал и пошёл прочь, растеряв вид грозного хозяина. Самые смышлёные монстры наверняка приметили изменения в его настрое.
Пора. Я шевельнула руками и ногами и решила, что сил у меня достаточно. Главное — выбраться из пещеры, а там можно затаиться в темноте. Твари, хоть и обитают в ночи, в полной мгле видят не лучше меня.
Я взялась обеими руками за каменную чашу с водой. Несмотря на жажду, я не пригубила оттуда, когда жевала мясо, так что сосуд был полон — пинта или две холодной жидкости. Не отпуская чашу, я осторожно присела. Какой-то монстр в углу пещеры уставился на меня с любопытством. Другие, кажется, не заметили вовсе мои манипуляции. Я набрала воздуха в грудь и подняла тяжёлую чашу в воздух.
В последний момент в глубине души зашевелился росток сомнения и страха — получится ли? стоит ли? что со мной будет, если они меня схватят? Пальцы дрогнули, едва не расплескав драгоценную воду.
Я встала. Своды пещеры отдалились, голоса смолкли, оставляя меня одну. От напряжения неистово звенело в ушах.
«Только бы не ошибиться».
Протянув руки вперёд (запястья и кисть обдало предупреждающим жаром), я опрокинула чашу с водой над костром.
Сначала мне показалось, что ничего не вышло — костёр вспыхнул даже ярче, чем раньше. Цвет пламени на моих глазах превратился из жёлтого в фиалковый. Брызги воды зашипели, соприкасаясь с огнём, и вверх повалил белый пар. К этому моменту я уже должна была бежать со всех ног к выходу из пещеры, но продолжала стоять, как зачарованная, глядя на агонию костра. Пар окутал костёр матовой блестящей шапкой, перекрывая воздух. Тут и там из-под этой шапки вырывались длинные красные языки, но сразу угасали.
«Беги! — исступлённо закричал тоненький голосок. — Беги же, если не хочешь, чтобы они сцапали тебя!».
Я послушалась. Побежала, почему-то низко нагнув голову, как во время бомбёжки. Не то чтобы бежала очень быстро, всё же слабость в голенях давала о себе знать. В пещере пролегли тени. Со всех сторон раздавались панические вопли, множащиеся со сгущением темноты. Некоторые монстры кричали прямо над моим ухом, и тогда я на бегу сворачивала в сторону, чтобы не наткнуться на них.
Только бы не потерять из виду выход из пещеры. Тьма стала плотнее, чем хотелось бы мне. Я бежала вслепую, молясь о том, чтобы не споткнуться. Несколько раз наткнулась на кого-то из обитателей пещеры, и они тут же с воем отскочили от меня.
Даже в этом разворошенном курятнике я слышала зычный голос вожака. В нём не было паники — он что-то пытался втолковать взбудораженной стае. Железный командорский тон вернулся, но вряд ли кто-то из тварей сейчас подчинялся ему. Огонь был для них священным таинством, даром богов, и вид его смерти вверг их в парализующий ужас. На что и был расчёт.
Вот он, выход. Я скорее ощутила кожей, чем узнала иным способом, что я уже за пределами пещеры. Крики остались позади, и внезапно я услышала среди них человеческий:
— Анна, что ты делаешь? Вернись! Ты нас всех погубишь!
Если Изрл хотел таким коварным образом узнать, в каком направлении я бегу, то это ему не удалось: я вовремя прикусила язык, который уже норовил что-то выкрикнуть в ответ. Вместо этого прибавила ходу, углубляясь дальше в подземную горловину. Скоро они придут в себя и начнут преследование. Нужно уйти как можно дальше.
Но пока преследования не было. Я бежала изо всех сил, задыхаясь, и крики всё отдалялись. Я начала успокаиваться и перешла на быстрый шаг. Подземный ход сузился — я могла пересечь её поперёк двумя-тремя шагами. Странно как-то, удивилась я, не сознавая грозный смысл своего наблюдения. Когда меня водили к водоёму, горловина была не такой узкой. Я двигалась вперёд, хватаясь ладонью о земляные стены. Минут через пятнадцать крики стихли совсем. Я остановилась и прислушалась, переводя дыхание. Не могло же быть так, чтобы хотя бы один хиленький монстр не бросился за мной вдогонку. Не говоря уже о самом Изрле. У него был тысяча и один шанс догнать и перегнать меня ещё на первых шагах.
Но вокруг было тихо. Ни одной искорки не было видно в абсолютной темноте. Я словно парила в открытом космосе — только там, должно быть, светят звёзды и планеты, а тут я не видела ничего. Я снова коснулась рукой осыпающейся стенки, испугавшись, что потеряю направление и пойду назад.
«Нужно идти дальше. Их нет, но они могут прийти».
Впервые в голове возник вопрос — а куда, собственно, ведёт подземный ход? Я была уверена, что выйду прямиком на поверхность, на бесплодные края. Но горловина и не думала идти вверх. Наоборот, ходить было необычно легко… словно земля подо мной наклонялась вниз.
Вниз?
Сердце, вернувшееся было в обычный ритм, ёкнуло. Я стиснула зубы, чтобы остановить начавшееся головокружение. Тьма плавно вращалась, как ветряная мельница.
Я вспомнила, что к водоёму меня несли не прямо, а часто делали повороты. Это могло означать одно: подземный ход был разветвлённым. Лабиринт с сотней, может быть, с тысячей хитросплетений. И я добровольно окунулась в него с головой, как рыба, устремляющаяся в лопасти турбины.
Вот почему Изрл не бросился вслед, когда паника в пещере развеялась. Он понимал, что я уже отдалилась достаточно, чтобы завернуть в одну из многих разветвлений, и поймать меня не представляется возможным. Он предпочёл пока наводить порядок в пещере, успокоить перепугавшихся монстров. А за мной они отправятся потом организованной группой. Они-то знают, что я не смогу найти выход.
Я зажмурилась. Что делать? Идти вперёд — значит навсегда затеряться в беспросветных просторах подземелья. Вернуться — поймают, и жизнь мёдом не покажется.
Я сделала один нерешительный шаг вперёд, и вдруг в ушах зазвучал голос Изрла.
«… отбиваться от подземных хищников. Такие тут тоже водятся, знаешь. Не думаю, что подобные чудовища существуют в том мире, где я жил раньше».
Чудовища?
Об этом я раньше не думала. Вряд ли Изрл врал мне. Я уже ощущала кожей горячее дыхание перед собой и видела во тьме красные искорки глаз. Понадобилось осторожно, с расстановкой протереть глаза, чтобы видение исчезло.
Как можно надеяться выбраться наверх, если земля под ногами кренится вниз?
Не оборачиваясь, я отступила на шаг назад. Снова Изрл заговорил во мне, и на сей раз в голосе слышалась явная издёвка надо мной.
«Сказал, что мы должны её остановить… пока он не вернётся и не заберёт её».
Я сделала шаг вперёд, потом снова шаг назад. Затем прислонилась спиной к стенке горловины и сползла вниз.
— Господи, за что мне это? — взмолилась я. — Что мне делать?
Я сидела прямо. Когда двигала глазами, во мгле проскакивали разноцветные искры. Они быстро угасали, но всё равно нарушали всеобъёмлющую власть тьмы. Поэтому я время от времени косила взгляд, чтобы полюбоваться очередным цветным снопом.
С тех пор, как я убежала из пещеры, прошла половина суток. Я не решилась углубиться в подземный ход, но и возвращаться не хотела. Да и не могла — сделав всего несколько шагов в обратном направлении, я наткнулась на развилку. Их было много, а я ушла достаточно далеко, чтобы звуки из пещеры полностью глушились. Я была в западне — мне пришлось это признать. В первые часы теплилась надежда, что я как-то смогу выбраться, найду путь наружу. Нынче надежда обратилась в прах. Темнота и тишина выматывали сильнее всего: на что надеяться, если ты ослепла и оглохла, и весь мир исчез, потонув в этом жутком небытии?
Иногда мне казалось, что я слышу звуки. Большинство оказывалось плодом воображения, но раз или два я была уверена, что они существуют. Неясные шорохи, разносящиеся ползком, отражаясь от сухой земли. Я останавливала дыхание и сливалась с темнотой. И зловещие звуки уходили в сторону — так медленно, что я чуть не синела от удушья, пока не позволяла себе начать дышать снова.
Умом я понимала, что, восседая на месте, расписываюсь под собственным приговором. Бездвижность означала поражение; нужно было идти хоть куда-то, и тогда у меня был бы крошечный шанс на случайное спасение. Но я не могла. Усталость и отчаяние заставили разум оцепенеть. Я считала минуты и часы, развлекаясь наблюдением за ненастоящими искрами.
И снова звук. На этот раз — не шорох и не шелест, а тихое потрескивание. Будто кто-то скребёт когтями по сводам. Звук пришёл слева и уплыл в противоположную сторону, не приближаясь ко мне. Я бесшумно выдохнула. Обошлось.
«В конце концов, ты будешь рада этому потрескиванию, — подумала я. — Когда голод и жажда сделают своё дело, ты сама пойдешь у звуку в поисках быстрой смерти».
И испугалась собственных мыслей.
«Боже мой, что ты такое говоришь?».
Конечно, я не пропаду здесь. Я выберусь отсюда. Встану и пойду, только… не сейчас.
Воспоминание о ритмичном потрескивании в темноте вызвало невольные ассоциации с тиканьем часов. Я опять вспомнила папину сказку про часы, ход которых вращал мир. По последним сведениям, эта реликвия хранилась на рабочем месте отца за застеклённой витриной.
Помнится, я осталась недовольна сказкой. У историй, которые рассказывала мать, бывал другой конец — «хорошие» всегда побеждали «плохих» и устраивали пир на весь мир. Следующим утром я спросила отца, правильно ли он пересказал мне конец. Отец посмотрел на меня как-то странно — вроде бы удивлённо, но, как мне показалось, он обрадовался вопросу, — и ответил, что сказка такова, как есть, и тут ничего не изменишь. Я повторила вопрос тем вечером, потом следующим утром. Тут он понял, что я категорически не соглашусь со столь несчастливым завершением истории, и признался, что не досказал того, что было В САМОМ-САМОМ КОНЦЕ. Я радостно захлопала в ладоши и немедленно потребовала продолжения.
Конечно, королевство не пало. Война, начатая колдуном, была долгой и кровопролитной. Прошёл не один год и даже не одно десятилетие, прежде чем торжество зла пошло на спад, и оставшиеся в живых люди начали браться за ум. Страна лежала в развалинах — но нашлись те, кто взялись за возрождение славного королевства из руин. Дело было трудное; прежде чем королевский флаг снова начал гордо развеваться над дворцом, пало немало добрых людей. Но это в итоге случилось. Страна начала новую жизнь, стараясь не вспоминать о прошлом и с надеждой глядя в туманное будущее.
«А колдун? — спросила я. — Что стало с ним?».
«Колдун умер. Воины всё-таки выследили его и заставили заплатить за свои злодеяния. Но на его место пришли другие злые люди, пусть не такие могущественные, но их было больше, и все тоже грезили о гибели королевства. Поэтому с той поры трон стали охранять вдвойне ревностно, — отец вдруг замолчал и нахмурился. — Пожалуй, с этим они справились даже слишком хорошо».
Я недоумённо захлопала ресницами:
«Папа, о чём ты?.. А что они сделали с Осевыми часами?».
«Часы починили, время в королевстве опять текло в привычном ритме. Но люди поняли, что держать Осевые часы и все остальные реликвии во дворце будет опрометчиво. Одна-единственная измена, как в прошлый раз, и столь могущественные артефакты могли оказаться в руках врага, и всё началось бы снова. Поэтому было решено спрятать их в самых отдалённых уголках мира, где их неустанно берегли бы люди, избранные самим королём. Вот Осевые часы и уплыли в никому не известном направлении. Единственное, что о них знают сейчас — они всё ещё в порядке и покоятся у своего хранителя, иначе время снова сошло бы с ума…».
Это было уже лучше. Я удовлетворилась таким постскриптумом к сказке. Лишь подросши, я начала подозревать, что в исходной сказке ничего подобного не было, и отец выдумал продолжение сам.
Воспоминания кончились, картинка в голове потухла. Осевые часы, если и существовали, ничем не могли изменить моё положение. К тому же они явно были неисправны. Видать, хранитель попался никудышный.
Ну всё, одёрнула я себя, хватить сходить с ума. Не можешь встать и идти, так хотя бы держи мысли в узде. Я отвела глаза в сторону, и новая россыпь искр заплясала перед глазами. Искры были красивыми; в них был какой-то сокровенный смысл, который я не могла постичь. Но я пыталась. Я думала, что буду тщетно разгадывать тайну огней во мгле до самой своей кончины.
Внезапный грохот вырвал меня из истомы. Земля дрогнула, со сводов посыпалась земляная пыль; я машинально смахнула с шеи несколько жёстких крупинок. Сердце забилось учащённо. Что это было?
Повторный грохот не заставил себя ждать. На этот раз он был громче, и частицы земли попали мне в ноздри, вызывая желание чихнуть. Я зажала нос и поднялась на ноги. Кто-то… или что-то сюда идёт? Нужно было ретироваться, но я не знала, с какой стороны ждать угрозы.
В третий раз грохот оглушил меня после минутного молчания. Я уже почти успокоилась, вообразив, что опасность миновала, и тут земля встрепенулась под ногами, заставив меня зашататься. Звук был похож на эхо артиллерийской канонады, как в фильмах про войну. По узкой горловине загуляло эхо, вызывая постоянное наэлектризованное гудение.
Справа. На этот раз я была уверена.
Я сделала несколько торопливых шагов в противоположную сторону, пока не споткнулась о большой комок земли, сорвавшийся сверху. Лицо не расшибла, зато досталось рёбрам. Я не закричала. Кричать сейчас, выдавая местоположение, было бы неразумно. Почему-то не вставая на ноги, я поползла вперёд на четвереньках. Своды подземелья молчали, и через некоторое время я осмелилась выпрямиться снова. И прислушалась. Может, тот, кто издавал грохот, свернул в одну из многочисленных развилок, и бежать больше нет надобности?
Надобность была. Когда четвёртый грохот обрушился шквалом в тридцати шагах сзади меня, вызвав в горловине маленький ураган, мне пришлось признать это. Секунду я стояла на месте, ошарашенная, не поверив, что худшее всё-таки случилось — и лишь после этого издала нечленораздельное мычание и бросилась вперёд. За спиной слышалось какое-то копошение, сопровождающееся болотным хлюпаньем. Тратить время на то, чтобы прислушаться и выяснить, что это такое, было недопустимо. Мне нужно было добраться хотя бы до первой развилки. Там шансы разминуться будут пятьдесят на пятьдесят. Бросок монеты — орёл или решка. Если, конечно, монстр уже меня не учуял…
Я рассчитывала на лучшее.
Как назло, развилки не было. Стенки горловины разворачивались передо мной, но ответвления в них я не могла нащупать. А копошение нарастало, как и смердящий запах, от которого щипало ноздри. Такая же вонь, только слабее, стояла в подвале нашего летнего коттеджа, куда я изредка спускалась, играя с Джо в прятки. Отец не одобрял нашей игры. Однажды летом он просто заколотил дверь в подвал, положив забаве конец.
Ну, где же развилка? Их же тут было пруд пруди!
Я рванулась вперёд в стремительном броске, который съел значительную часть моих сил. Мне даже подумалось: будь у меня фонарь с собой, я бы посветила и увидела, что развилки закрылись, как двери, повернувшиеся на невидимых петлях. Это место хотело, чтобы хлюпающий монстр меня сожрал, и подыгрывало ему.
Правая рука скользнула по шершавой поверхности и ушла в пустоту. В первый момент я не поняла, что вот она, желанная развилка, и продолжала брести вперёд. Но потом в голове повернулись какие-то начавшие ржаветь шестерёнки. Я юркнула в ответвление, стараясь не выдать себя прерывистым дыханием. Велико было желание плюхнуться на землю, замереть, лишиться сознания, но опасность ещё не миновала. Я пошла вперёд, натыкаясь плечом на стенки. Когда грохот снова сотряс подземелье, как землетрясение, я не удержалась и упала. Отсюда до развилки было шагов десять — пятнадцать, отдалиться на большее расстояние я не могла. Оставалось уповать на знакомый трюк: меня здесь нет, я не существую. Я закрыла глаза. Были бы затычки, уши бы тоже заткнула, чтобы не слышать того, что происходило рядом.
Но я слышала, ничего не могла поделать. Шуршащие звуки двигались в прежнем направлении. Я не знала, прошёл ли монстр мимо ответвления. Начала надеяться, что обошлось, и монета упала правильной стороной, когда копошение вдруг прекратилось. Всего на долю секунды — и раздалось снова, изменив направление движения.
У меня не осталось сомнений. Монстр завернул в развилку, с таким трудом найденную мной. Он знал, где я.
«Вот и всё, — подумала я, сжимая виски ладонями. — Попалась».
Запах сгустился, и меня затошнило. Я вдруг вспомнила, что это такое: крысиный запах, который витал в подвале коттеджа. По углам подвала были расставлены ловушки для крыс: дом был старый, но отец не желал терпеть мерзких серых существ, которые правили балом на минус первом этаже жилища. Я не знала, удалось ли ему справиться со всеми тварями, но, по крайней мере, во время игры в прятки ни я, ни Джо не видели ни одной крысы.
Крыса.
Лёжа на животе, я почувствовала, как желудок внутри пульсирует. Неужели это крыса? Судя по звукам, размер существа огромен, он едва умещается в горловине…
«Не думаю, что подобные чудовища существуют в том мире, где я жил раньше», — прокомментировал Изрл.
Отвратное копошение раздалось прямо над моей головой. К шуршанию примешивался какой-то влажный звук. Мне не составило труда понять, что это такое. Монстр облизывался. Его язык тёрся о губы, предвкушая трапезу.
Я закричала.
Крик вырвался внезапно и без усилий, как выходит воздух из проткнутого воздушного шара. До меня дошло, как это несправедливо: быть съеденным гигантской крысой в подземных катакомбах, потеряв всё, что имела, так и не добравшись до Маяка, не узнав, живы ли мои родители… не увидев ещё раз восхода солнца.
Я не могла умереть здесь. По всем правилам. Ни один Бог, даже самый злой из жестоких ацтекских божеств, о которых я читала, не позволил бы такому случиться. Мой крик стал последним протестом, проклятьем в адрес того, кто обрёк меня на такую судьбу, сидя на своих небесах рядом с сияющим солнцем и белыми облаками. Я кричала.
Я почувствовала, как разжались челюсти громадной крысы, и на какой-то отрезок времени УВИДЕЛА её, наклонившейся надо мной, в мгновенном чёрно-белом кадре — большие передние лапы с перепонками, как у летучей мыши; заросшая кожа там, где должны быть глаза; серое поблескивающее тело с короткой шерстью. Размерами он был больше, чем иной бык. В пасти блестели острые зубы. Но всё уродство его тела затмевали черви, белые черви, которые обычно обитают в могильной земле: ими было полно брюхо неименуемого существа, и мне сначала показалось, что они копошатся с характерным звуком прямо во внутренностях крысы. Но нет, они были только в сумке, которую крыса носила под брюхом, подобно кенгуру. В сумке истлевал скелет мелкого зверя, и черви без устали впивались в его плоть. Я почувствовала, как кричать стало трудно, и гортань сжимается сама собой. Потом видение исчезло (до конца своих дней я не знала, был ли это услужливый рисунок воображения, которое решило восполнить недостаток знаний, или…). Темнота сомкнула уста чёрным занавесом. Этот миг должен был стать последним в моей жизни, но не стал. Что-то происходило за вуалью тьмы. Когда одна секунда ожидания превратилась в другую, а за ней последовала третья, я расслышала странную возню над собой. Крысиная вонь отдалилась. Из темноты до меня долетали то ли всхлипы, то ли похрюкиванья, и приглушённые звуки ударов. Я не осмелилась поднять голову, боясь, что её тотчас оторвёт. Снова возродилась хрупкая надежда: если лежать, плотно прижавшись лбом к земле, и стараться ни о чём не думать, то все бедствия пройдут стороной…
Через минуту крыса (если её можно было так назвать) умерла.
Перед смертью она поднялась на задние коротенькие лапки, чтобы всем весом свалиться на землю. Эпицентр этого искусственного землетрясения оказался рядом со мной. Меня подбросило вверх и снова приложило к земле. Уши словно заложили мокрой ватой, зубы заныли. Наверное, так чувствуют себя люди, рядом с которыми взорвалась граната.
Но это падение стал последним движением, которое сделала крыса. Я услышала, как она рухнула оземь неподалёку от меня своей массивной тушей и больше не шевелилась. Я вспомнила перепонки на её передних лапах и гладкую, поросячью кожу, обтягивающую нижнюю часть лап. Я поняла, для чего крыса устраивала грохот. Она не могла видеть, так что давно умерла бы с голоду в подземелье, если бы у него не имелись другие чувства, заменяющие зрение. Подобно летучим мышам, крыса определяла местонахождение своих жертв по звуку — точнее, по колебаниям почвы, которые она вызывала, с размаху погружая свои массивные лапы в землю.
Радоваться своей догадливости я не могла. Крыса умерла, но лишь потому, что её что-то убило. Это «что-то» было ещё здесь. Стояло рядом со мной молчаливым наблюдателем, снова упиваясь моей беспомощностью, как делало это на всём протяжении моей дороги к Маяку.
— Кто здесь? — спросила я охрипшим голосом.
Тишина. Но меня было не обмануть. Я чувствовала это существо всеми жилами. Его ненавидящий взгляд прожигал кожу. Словно вся человеческая злоба собралась в одной твари — и эта тварь была передо мной…
— Я знаю, что ты здесь.
Я с трудом встала на ноги. Иллюзий не питала — если ОНО спасло меня от слепой крысы, то, значит, хотело разделаться со мной само. В конце концов, не ОНО ли заставило Изрла и его свору пленить меня, чтобы я сошлась с ним не под спасительным лучом Маяка, а в бездушных катакомбах подземелья?
— Ты победил, — устало сказала я. — Делай, что хочешь. Мне уже не выбраться…
В ответ на свою тираду я ждала что угодно — смертельный удар, презрительный смех, хищный рёв, — но только не звонкий девичий голосок, который пролился по горловине серебряными колокольчиками:
«Анна?.. Почему ты сердишься?».
Сердце отозвалось резкой болью; я схватилась за левую сторону груди и согнулась, но не отвела взгляда от переливающейся темноты перед собой. Я знала этот голос.
— Джо?!
Сначала — молчание, но затем я снова услышала весёлый, такой бодрый, до боли родной голосок:
«Хочешь раскрыть карты?.. Тогда, чур, ты первая!».
— Джо! — закричала я и, шатаясь, пошла вперёд. Руки вытянула перед собой, чтобы найти младшую сестрёнку — коснуться её красного платьица и шелковистых угольно-чёрных волос. Голос был так близко!
— Джо, где ты?
«Раскрыть карты» — это было любимое выражение Джо. Многие вечера мы коротали за потрепанной колодой игральных карт. Я относилась к картам без особого энтузиазма, а вот Джо просто обожала играть в покер на конфеты. «Хочешь раскрыть карты? — спрашивала она с лукавым прищуром, когда видела по моему лицу, что карта не идёт (такое случалось довольно часто). — Тогда, чур, ты первая».
— Джо…
Приглушённый смешок на расстоянии десяти-пятнадцати шагов. Меня бросило в жар и холод. Джо часто смеялась. Это я была вечно мрачной и угрюмой, за что зарабатывала от неё всевозможные меткие прозвища. Этот смех… весёлый, но с просачивающейся в нотках жестокостью… я спросила себя, где я его слышала прежде.
Я остановилась, руки опустились сами собой.
— Джо?.. — уже полушёпотом, без той эйфории, что раньше.
Что-то замелькало в темноте, что-то, не имеющее цвета и формы, но отличающееся от мглы. Оно таяло, когда я пыталась сфокусировать на нём взор, но снова начинало кружиться там, как назойливая мошкара, если отвести взгляд. Я не знала, что делать. Наверное, мне следовало идти за этой странной искрой, но в свете последних откровений я сомневалась, что это улучшит моё положение.
Монстр. ОНО. И смех злобного ребёнка, так напоминающий мою погибшую сестрёнку. Всё перемешалось. В голове только всплывала одна картина из прежней жизни: солнечный день, серая лента асфальта и красное платье Джо на нём каплей крови.
Мутный светлячок появлялся и исчезал, появлялся и исчезал. Он ждал, когда я пойду за ним. Наконец, я двинулась за ним. В конце концов, если мне станет хуже, то ненамного. Положения безнадёжнее, в котором оказалась я, сложно придумать.
Через пяток шагов я наткнулась на пухлое тёплое тело большой крысы. Обойти труп или перешагнуть его не представлялось возможным — оно загораживало горловину, так что мне пришлось карабкаться по нему. Это вызвало у меня куда меньшую гадливость, чем можно было ожидать. Да, меня мутило, когда ладони упирались в податливую плоть с мелкой шерстью. И крысиный запах, казалось, навечно врезался в нос. Но даже это меркло перед страшной догадкой, на которую меня натолкнул смех в темноте. Я не желала в это верить. Я шла вперёд даже не затем, что надеялась найти спасение от этой подземной мышеловки — а потому что хотела в итоге прийти к уверенности, что моя догадка была неправильной.
Размытое видение вело меня сквозь подземные катакомбы. Иногда оно исчезало, но стоило мне остановиться в нерешительности, как возникало снова. Я не оставляла попыток углядеть в нём какие-то черты, но это был просто смутный образ, лишённый внятного воплощения.
Один раз — когда я стояла, уверенная в том, что потеряла нить, — я вновь услышала голос сестры. Не знаю, в моей голове ли он звучал или в действительности, но доносился он со стороны огонька. Джо поругала меня за то, что я такая медлительная, потом светлячок забрезжил снова. Я поймала себя на том, что улыбаюсь. Как это похоже на неё — эта нетерпеливость, постоянная спешка куда-то. Как будто она догадывалась, что много времени ей не отпущено.
На исходе часа пошли знакомые места — я услышала журчание воды и поняла, что мы пришли к водоёму, возле которого состоялся мой первый разговор с Изрлом. Опустившись на колени у берега, я жадно пила, пока не почувствовала себя от пяток до макушки наполненной водой. Боялась, что мой путеводный свет за это время канёт в Лету, но светлячок терпеливо дожидался, пока я закончу.
— Куда мы это? — спросила я, когда мы снова пошли. — Идём к выходу?
Вопрос повис в пустоте. Видение поползло вперёд, я последовала за ним.
Минут десять продолжалась прогулка, потом образ во тьме затуманился и исчез. Я нахмурилась и моргнула. Нет, ничего не появилось. Кто или что бы это ни было, ему надоело вести меня сквозь бесконечный лабиринт.
«И что мне теперь делать?».
Я на автомате пошла вперёд. Вновь одна; монстры покинули меня, хотя бы на время. Немного продвинувшись по горловине, я услышала тёплый треск.
Костёр. Подземный ход здесь резко поворачивал, и там горловина была освещена неяркими оранжевыми бликами, которые когда-то показались мне ангелами. Я осторожно выглянула из-за угла. Может быть, мой загадочный провожатый и хотел, чтобы я вновь встретилась со старыми знакомыми, но мне как-то не очень улыбалась такая перспектива.
В пещере было тихо: должно быть, твари опять спали. Я даже видела пару-тройку распластавшихся уродцев возле огня. С такого расстояния сложно было различить, какие именно это монстры — Оа или Трехногий, а может, сам вожак Изрл, что означало «человек».
«Нет, — подумала я. — Изрл здесь не стал бы спать. Он спит в своей пещерке, возле воды…».
Тут я забуксовала. Ведь я только что спокойно прошла мимо подземного течения и напилась вволю, а Изрл ничем себя не выявил. Его там не было. Я недоверчиво коснулась мизинцем уголка губ. Прохладная влага там ещё не испарилась.
Но почему Изрл заночевал здесь? Ведь он сам говорил, что опасается Трехногого…
Повинуясь импульсу, я выскочила из укрытия, забыв об осторожности. Костёр был очень слаб, практически догорал, но никто не удосужился подложить туда горючего.
Они лежали возле костра, скрюченные и бездыханные. Раньше мне казалось, что тварями кишит вся пещера. Теперь, глядя на трупы, я поняла, как их было мало. Некоторые прижались в последний момент своего бренного существования друг к другу, словно не желая расставаться. Мой затуманенный взгляд, медленно плывущий по кругу, наткнулся на Оа — длиннозубого монстра, который зародил во мне надежду в самый чёрный час. Он принёс мне попить. Сейчас он лежал на спине, рот открылся, обнажив кривые зубы. Его глаза не были закрыты — они внимательно смотрели на потолок пещеры, где оранжевый отблеск постепенно сходил на нет. Создавалось жуткое впечатление, что Оа замечтался, глядя на блики, и пытается изобразить блаженную улыбку на уродливом лице. Я поднесла ладонь ко рту и с силой прижала к губам, не зная, зачем это делаю — то ли сдерживала тошноту, то ли душила визг. А может, мне просто нужно было что-то сделать, глядя на их ужасную кончину. Хоть что-то.
Владыка мира — Трехногий был сражён у рва, и его голова повисла вниз с края. Лица его я не увидел, но узнал его по иссохшим ногам, раскинутым в стороны. Ноги напоминали трутни. Неужели в них недавно была такая мощь? Я вспомнила тяжелые колонны его ног над собой. Казалось, что под ними расползается земля при каждом шаге. А теперь…
В этом скоплении я не могла различить Изрла. Но я знала, что он тоже здесь, среди сборища, которое стало для него семьёй — нужно только подойти ближе. Я это сделала, хотя рассудок молил поскорее выйти из пещеры. Я должна была увидеть Изрла.
И я увидела. Он лежал лицом вниз, вот почему я сразу не узнала его. Копна чёрных волос съёжилась. В правой руке Изрл сжимал изломанный дробовик — тот самый, который он перенёс из прежней жизни в этот. Голова лежала под странным углом к телу, и в моей памяти не мог не предстать образ висящего на суку Гранта. Я застонала и отвернулась. На глаза навернулись слёзы.
«Что здесь случилось?».
Риторический вопрос. Разумеется, я знала, что произошло. То, чего так опасался Изрл — до того, что готов был отдать меня на растерзание невидимому монстру с человеческим голосом. Только какой голос был у того монстра? Я забыла его об этом спросить. Мужской? Или женский? Скажем, голос девочки, звонкий, но жестокий — голос безумного маленького божка из забытого африканского племени?
Вот почему ОНО вело меня. Хотело, чтобы я полюбовалась результатами его трудов. И убедилась воочию, на что ОНО способно, если его разозлить. Им было велено поймать меня и не отпускать. Но они дали мне уйти, и понесли за это наказание.
— Я поняла, — сказала я, одна в пещере. — Следующая — я, да? Ты это хочешь мне сказать?
Тишина. Ствол дробовика отливал синевой в гаснущем огне. Выставка смерти простиралась у моих ног. Внезапно у меня задёргались уголки губ.
— Но ты не убьёшь меня, — продолжила я. — Только не сейчас. Ты хочешь дождаться, пока я сама не сломаюсь… или не подойду совсем близко к Маяку. Вот тогда-то ты меня и прихлопнешь. Я правильно думаю?
Ничего. Но шестое чувство приняло какой-то посыл, пульсирующий образ глумливого кивка головой. Я развернулась спиной к мёртвым созданиям и закричала — всеми силами, которые у меня имелись:
— Ладно! Я согласна! Пусть будет так! Но сделай тогда одно одолжение… Покажись! Я хочу знать…
Воздух в легких кончился; я закашлялась и закричала снова:
— Я ХОЧУ ЗНАТЬ, КТО ТЫ ТАКОЙ!
Ответ пришёл неожиданно быстро, практически в тот же миг. Костёр затрещал, словно чьи-то громадные губы задули его. Пламя сгинуло — вместе с ним пропали мёртвые монстры и один мёртвый человек. Я подумала, что я тоже исчезла вместе с ними. Снова кромешная мгла, чувство затерянности в холодном космосе, где нет ни направлений, ни расстояний, а есть два слова. Первое: безнадёга. Второе: вечность. Куда ни иди, что ни делай.
Это был ответ. Он мог означать: «Никогда». Или же: «Всему своё время». А может: «Хочешь раскрыть карты? Тогда, чур, ты первая».
Я увидела знакомый смутный образ впереди. И пошла за ним, потому что ничего другого не оставалось. Зато хотя бы не боялась, что на меня нападёт по пути очередной подземный монстр. ОНО не даст убить меня кому-то, кроме него — когда придёт время.
Скоро я была на поверхности.
Подземный ход в финальном рывке поднимался круто вверх. Мне пришлось ползти, время от времени делая передышки. Я не заметила, в какой миг образ передо мной исчез. Но когда моих щёк коснулся ветер, гуляющий по пустырю, светлячка уже не было. Монстр не ушёл, но отдалился, на какое-то время предоставив меня самой себе.
Было холодно. Гораздо холоднее, чем раньше — а одежда у меня вконец изорвалась и едва прикрывала грудь, спину и ягодицы. Рукава и штанины почти оторвались. Шапку я потеряла. После первого же любовного объятия ветра я дрожала, как осиновый лист. Стало ясно, что до Маяка нужно добираться одним броском, без ночлега. Если меня угораздит заснуть по дороге, то подняться я уже не смогу.
Я подняла взор и увидела его — синий луч, приветствующий меня вновь, как старого доброго знакомого. Маяк был на месте, что бы там ни говорил Изрл. Он продолжал светить, порождая причудливую мысль: возможно, луч во мгле предназначался только для моих глаз, и никто другой (кроме, быть может, НЕГО) его и не мог видеть.
Успокаивающее вращение заворожило меня, и я в упоении любовалась небесным светильником, пока холод не залез под кожу и не дал мне знать, что пора идти.
Я сделала шаг. Пыль вилась под ногами. И тут к моей ноге прижалось тёплое мохнатое тельце.
«Вздор», — раздражённо подумала я и подняла ногу, чтобы сделать очередной шаг. Тёплый комок проворно отскочил к другой ноге и принялся царапать мелкими когтями истлевшие кроссовки.
— Киппи? — позвала я очень тихо и наклонилась вперёд: не для того, чтобы лучше видеть, но чтобы лучше слышать. Если это бельчонок, то он не станет молчать. Ни в коем разе.
Он заговорил.
«Анна, ты жива!».
Я заплакала. Опустилась на колени и коснулась зверька ладонью. Он тут же вскарабкался вверх по руке, чтобы вскочить на плечо, но я остановила его другой рукой и стала гладить, не разрешая себе поверить, что это он. Не мог быть он. Ведь иначе получается, что Киппи терпеливо ждал меня на месте разлуки три… или сколько там дней… в-общем, уйму времени. Белки на такое не способны. Он должен был давно уйти в пустырь. Голод заставил бы его забыть о подружке.
Но этого не произошло.
— Ты жив? — причитала я, поправляя взлохматившуюся шерсть, которая напоминала солому. — О Господи, Киппи… ты не умер. Как ты выжил? Где нашёл себе еду?
Киппи сообщил мне на полном серьёзе, что еду он так и не нашёл. Влагу высасывал из корней трав на пустыре… столько, сколько мог найти. Ещё он сказал, что безумно переживал за меня, но спуститься под землю не мог, потому что иначе сразу заплутал бы: запах толпы монстров начисто сбивал мой запах. Киппи сказал, что бывали, конечно, и лучшие времена, но какое-то время он потерпеть сможет.
— Ещё ведь не поздно? — спросила я. — Киппи, скажи, миленький… мы не опоздали, да? Мы можем идти к Маяку?
Он ответил уверенно, без тени сомнения в голосе:
«Да. Мы можем».
Я поцеловала его в мордочку. Потом не удержалась и принялась целовать куда ни попадя, пока рот у меня не наполнился вылинявшей шерстью. Ветер продолжал бесноваться, и за его тоскливыми завываниями терялся взгляд наблюдающего за мной монстра, но на какое-то время я перестала мёрзнуть и бояться.