Наутро Носов первым делом сходил на местную почту, она совсем недалеко от его нового жилья была, и там приобрёл пяток газет — Дейли телеграф, ясное дело, а кроме того еще Таймс, Гардиан, Газетт и какую-то местную газетёнку. Вернувшись домой, начал изучать их с пристрастием… ну понятное дело, что вчерашний теракт стал брейкинг-ньюс номер один, описанием случившегося и огромными фотографиями с места трагедии были заполнены все газеты без исключения. Премьер-министр умер не приходя в сознание, а вот его референт выжил и дал подробные показания полиции, которые, впрочем, содержались в строгой тайне. Газеты почти в одинаковых словах удивлялись необычному устройству взрывных устройств, заложенных в урны, и высказывали самые разнообразные предположения и по технической стороне дела, и по цели неизвестных террористов. Неизвестных, потому что до сих пор никто не объявил себя причастным к этому делу.
Самой ушлой оказалась конечно Дейли телеграф, которая связала с этим терактом странный взрыв неделю назад в поместье к югу от Лондона, причём автором огромной статьи про эту связь явился тот самый сэр Конан-Дойль. Он же каким-то образом сумел выведать некоторые тайны у лондонской полиции, среди которых алмазным бриллиантом блистала версия о таинственных террористах славянского происхождения. Почему славянского? Референт премьера описал человека, который сказал им о якобы сбежавшем тигре из зоопарка (версию проверили — никто ниоткуда не сбегал), и этот человек говорил с явным славянским акцентом.
Ещё одна газета сумела раскопать историю о странных взрывах в шахте паддингтонского метро и нашла рабочего, который разговаривал рядом с этой шахтой с тремя господами, одна из которых была женщиной, и акцент у одного из них был явно славянским, даже скорее русским. Наконец третья газета поместила рисунок предполагаемого террориста, составленный по описанию референта — там был изображён огромный звероподобный громила в котелке и с золотым зубом (зуб отдельно был описан пострадавшим). В нём Носов никак не смог бы узнать себя даже если сильно захотел бы.
Ну что, дорогуша, сказал сам себе Носов, похоже, что ты допрыгался — сейчас на всех выездных пунктах из Соединённого Королевства совершенно точно введён двойной, если не тройной контроль, не выберешься, тем более с российским паспортом, тем более, что за нашу поимку наверняка назначена солидная награда. Надо думать, что делать…
Раздумья у него заняли несколько дней, во время которых он занимался прогулками по городу, пару раз искупался на пляже, да каждый день сидел в соседнем пабе с кружкой эля, благо цены здесь были весьма дружественными к посетителям. Решение созрело накануне запланированной встречи с соратниками, когда он изучал очередную газету.
— Да, другого выхода наверно нет, попробуем так, — задумчиво процедил сквозь зубы Носов, складывая газету.
30 июня 1905 года, Лондон, памятник героям Крымской войны
Первым на место встречи прибыл Савинков, потом с некоторой задержкой Носов и в самом конце, как это можно было бы ожидать, Зина. Все трое были экипированы в простую рабочую одежду, а Зина вдобавок нацепила на себя самую дешёвую и крикливую шляпку, какаую смогла найти — ни дать, ни взять торговка с местного рынка.
— Я рад снова видеть вас в добром здравии, — сказал Носов, — однако дела наши, если честно, не слишком хороши. Газеты, надеюсь, все читали?
Газеты читали все.
— Тогда знаете, что нас ждёт на вокзалах и в портах…
И это они знали.
— Какие будут предложения?
— Во-первых надо бы как-то заявить о причастности эсеров к этому делу, — осторожно начал Савинков.
— Давайте сначала покинем территорию Англии, а потом уже будем заявлять, — перебил его Иван.
— Хорошо, согласен… тогда у меня есть такая мысль — нанять небольшое судно или даже лодку, до Франции через Ла-Манш недалеко, а во Франции нас уже никто искать не будет.
— Думал об этом, — ответил Иван, — есть очень большие риски, что нас сдадут полиции — награда за поимку явно больше тех денег, что мы им сможем предложить.
— Тогда я не знаю, что делать, — уныло продолжил Борис, — других предложений у меня нет.
— А у тебя, Зиночка? — чисто для галочки спросил Иван, не ожидая от неё ничего существенного.
У Зиночки тоже никаких мыслей по этому поводу не было.
— Тогда смотрите, что я нашёл, — и Носов развернул газету, в которой было написано, что известные американские воздухоплаватели братья Райт прибыли в Лондон для демонстрации своей последней модели аэроплана.
— Ну и? — недоумённо спросил Савинков, — дальше-то что?
— Дальше, Борис, то, что мы или убеждаем братьев покатать нас по воздуху, желательно до Франции, или силой забираем их аэроплан и сами скатаемся во Францию…
— А этот вот памятник долбанный я бы всё-таки снёс, — добавил в завершение своей речи Иван, — Борис, ты ещё один заряд сможешь собрать?
— Наверно смогу… тут ведь килограмма три тротила понадобится, дура здоровая. Мне надо сутки, чтобы разобраться с этим делом.
— Тогда давайте так — все расселяемся по разным гостиницам, желательно на окраине, завтра в это же время встречаемся, я устанавливаю устройство дистанционного подрыва на борисов заряд, сумку с бомбой положим… вон там сзади основного монумента есть лючок какой-то, технологический наверно, идеально туда будет сумку засунуть. Но действовать будем строго по обстоятельствам. Зина, а тебе лучше сюда совсем не приходить, ты сразу проезжай вот сюда…
И Носов открыл крупномасштабную карту Лондона.
— Вот сюда, в Челси, там на окраине есть большая пустая лужайка, на ней братья Райт собираются демонстрировать свои изделия. А мы чуть позже подтянемся, ладно?
— Договорились, — сказал Савинков, сопроводив слова крепким пожатием, и они разошлись в разные стороны.
1 июля 1905 года, Челси, Лондон
Нет, известного футбольного клуба на тот момент ещё не существовало, он будет основан только через год, а вообще-то Челси это название лондонского района, в начале 20 века это был пригород. Но военный госпиталь, на территории которого каждый год будет проводиться знаменитая выставка цветов, уже стоял, и там даже военные лечились. Зина приехала сильно заранее, на голове у неё была всё та же до предела безвкусная шляпка, и на неё брезгливо косились гуляющие богатые и родовитые лондонцы, Челси уже и в те времена считался элитным районом.
Примерно через полчаса подтянулись и Борис с Иваном, у обоих в руках было по большому кожаному саквояжу, и вид у них был слегка встревоженным.
— Всё хорошо? — справилась Зина, — как там дело-то прошло?
— Да, более-менее, — туманно объяснил Иван, — могло бы конечно и получше быть, но дело сделано. А теперь у нас в программе полёт подальше с этого острова. Значит братьев зовут старшего Уилбур, младшего Орвилл… да, который с усами это Орвилл, — показал рукой он, самолёт стоял на краю лужайки, а братья лазили вокруг него со скоростью тропических обезьян.
— Самолёт их называется Флайер-3, самая последняя модель их творчества, может поднимать до четырех человек, запаса горючего хватает на сто километров.
— Откуда вы это знаете? — осторожно осведомился Борис, — информация не сказать, чтобы общедоступная.
— Знаю, — просто ответил Иван, — а откуда, не скажу, не мой секрет. Значит как мы будем действовать… предлагаю такой вариант — прямо сейчас, когда белый день на дворе и большое скопление зрителей, захватывать самолёт это самоубийство. Поэтому дожидаемся вечера и тогда уже поговорим с пилотами. Далее по обстановке… годится такой план?
Борис с Зиной согласились, что-то добавить своего у них не нашлось. И компания дружно отправилась в ближайший паб убивать время до вечера.
— Уж очень он на этажерку похож, — сказала Зина, когда вечером они подошли поближе к летному устройству.
— Какой есть, — коротко ответил ей Иван, — ничего другого на горизонте не наблюдается.
— Добрый вечер, мистер, — сказал он старшему брату, он как раз вылез из недр самолёта, весь забрызганный маслом и бензином. — Не могли бы вы рассказать об устройстве вашего замечательного аэроплана, нам, приезжим коммерсантам из Австро-Венгрии, это было бы очень любопытно. Возможно повторим ваш опыт в Вене.
Уилбур оказался фанатом аэронавтики и говорить о своих планерах он был готов часами, но Носов осторожно направлял его ближе к элементам управления, на что нажимать и что отклонять, чтобы пилотировать эту этажерку. Под конец лекции, когда кое-что прояснилось, Иван попросил покатать их компанию по воздуху, он готов заплатить хорошие деньги. Оказалось, что Носов с компанией были первыми людьми в Англии, готовыми полетать на Флайере-3, Уилбур аж подпрыгнул от радости, согласившись немедленно поднять их в воздух и денег брать категорически отказался.
— Ну а чего, полетели, — подмигнул Носов друзьям, — мы готовы хоть сейчас.
Уилбур подозвал брата, объяснил ему ситуацию, тот тоже обрадовался, после этого они заправили самолёт горючкой под горлышко и пригласили гостей подняться на крыло.
— Ну с богом, — перекрестился Иван, когда самолёт после короткого разбега с натугой оторвался от земли…
— Смотри, смотри, — сказала вдруг в спину Ивану Зина, — а это не по нашу душу полиция прибыла?
Иван обернулся — к краю лужайки, где парковались самолёты братьев, подъехали целых два автомобиля, битком набитые суровыми лондонскими Бобби. Они уже вылезли из машин и смотрели в небо, прикрыв глаза козырьками, и что-то оживлённо обсуждали, протягивая руки примерно в направлении их самолёта.
— Пожалуй ты права, — ответил Иван Зине, — надо бы переходить ко второй части нашего плана и поскорее, пока Уилбур не сообразил что к чему.
— Мистер Райт, — продолжил он, перекрикивая рёв мотора, — видите ли какое дело… нам позарез надо во Францию и как можно скорее, не отвезёте? Мы хорошо заплатим.
Пилот вытаращил глаза на Носова и соображал, что ответить, не меньше минуты, потом наконец сообразил:
— Нам никак нельзя во Францию, во-первых это не было оговорено заранее, во-вторых бензина может не хватить, а в-третьих как же я назад вернусь? Во Франции и бензина подходящего не найдёшь.
— И тем не менее вам придётся полететь туда, — это Носов вытащил из кармана свой любимый Смит-и-Вессон модели «русский» и упёр его в спину Райту. — Нам очень нужно, понимаете?
Пилот скосил глаза, разглядывая, что там такое утыкается ему в спину, Носов ему помог:
— Это револьвер, семизарядный, заряжен полностью. Как там у вас говорят на Диком Западе — «Бог создал людей разными, но мистер Кольт уравнял их возможности».
— Хорошо, летим, — решился Райт, закладывая крутой вираж над Темзой.
— Правильно, — одобрил его действия Иван, — летите всё время вдоль реки, она прямо к Ламаншу выведет, а там и до Кале недалеко.
Следующие полчаса прошли в гробовом молчании, часто попадались воздушные ямы и восходящие потоки воздуха, от которых самолёт болтало, как лягушку в футбольном мяче, так что всем было не до разговоров. Тут показались белые меловые склоны в районе Дувра, отсюда паромы во Францию отходят… ну то есть скоро отходить будут, пока перевозка пассажиров здесь производится обычными пароходиками.
— Всё идёт по плану, — сказал назад Носов, а вперёд повторил, что до Ламанша, слава те господи, добрались, остался небольшой бросок на морем.
А небольшой ветерок, который был над Англией, тем временем крепчал и крепчал, постепенно превращаясь в штормовой ветер. Планер начало конкретно бросать в разные стороны, при этом полотняные крылья начали хлопать погромче, чем выстрелы из того самого Смит-и-Вессона. Носов в очередной раз обернулся назад и увидел, что Зину тошнит прямо на пол.
— Держись, дорогая, — проорал он ей, — скоро всё закончится.
И в самом деле, всё на этом свете когда-нибудь да заканчивается, завершилась и эта болтанка над Ламаншем, показалась сначала береговая линия с белым песком, отмелями и рыбачьими сетями, а затем и совсем твёрдая-претвёрдая суша.
— Садимся, — коротко скомандовал Иван Уилбуру.
Тот пожал плечами и выполнил заход на свободную площадку недалеко от моря. Посадка удалась только при втором заходе, при первом пилот неверно определил направление ветра, но сели и то ладно. Мотор у самолёта немедленно заглох.
— Надо же, дотянули… — вяло сказал Райт, вылезая из кабины и открывая двигатель, — на последних каплях горючего приземлились.
— Вот ваш гонорар, — сказал тем временем Иван, доставая из саквояжа пачку фунтов, — заслужили.
— Оставьте себе, — отвёл его руку Райт, — вам они нужнее будут. Вы ведь те самые русские, которые завалили английского премьера, я не ошибся?
— Вы абсолютно правы, — отвечал Иван, — премьер давно напрашивался на это.
— Я сочувствую революционным идеям, — продолжил Уилбур, — в конце концов мой самолёт это тоже маленькая революция, только не в обществе, а в технике. Если сможете, пришлите сюда транспорт с горючим.
— На каком горючем движется ваше транспортное средство? — уточнил Иван.
— Бензин с октановым числом не меньше 76, - ответил Райт.
— Хорошо, мы сделаем всё, что сможем… и небольшая просьба — если вас будет допрашивать английская полиция, скажите, что мы ушли в северном направлении, вон туда, — и он махнул рукой по направлению к дубовой роще на горизонте.
— Договорились, — отвечал тот, углубившись в изучение материальной части своего планера.
— А мы, дорогие соратники, отправимся вон туда, на юг, там должна быть железнодорожная станция, откуда мы доберёмся до Лилля, а там как бог даст. Да, и бензинчик хорошо бы организовать нашему шофёру…
До станции наша компания добралась примерно за час не слишком быстрой ходьбы. Народ по дороге между кукурузными и картофельными полями попадался крайне редко, пристального внимания на группу господ никто кажется не обратил.
— О, смотрите, — сказал Носов после изучения расписания, — через полтора часа здесь останавливается скорый поезд Париж-Брюссель, стоянка пять минут. Надо ехать.
— А бензин для авиатора? — напомнил Савинков.
— Мне очень жаль, но мистер Райт вынужден будет перебиться без нашей помощи, — ответил Иван, — сами посудите, это же его искать где-то надо, раз, он денег стоит и немалых, это два, а самое-то главное, что полиция, когда допросит того, кто привёз бензин, а она его точно допросит, с необычайной лёгкостью определит наш маршрут. И тогда у нас будут большие неприятности. Так что давайте без альтруизма, господа революционеры.
Зина тут же согласилась с доводами Носова, а Савинков не тут же, немного поморщился, но был вынужден признать его правоту. Билеты купили в кассе, в вагон второго класса, тут ехать-то, сказал Иван, всего часа три, не успеем утомиться.
В Брюсселе друзья вышли на Центральном вокзале — вообще-то там всё равно, где выходить, хоть на Центральном, хоть на Северном, хоть на Южном, все поезда последовательно через них проходят, но Носов решил перестраховаться.
— Едем до Берлина, там пересядем на курьерский в Москву, — предложил он, изучив расписание на стене кассового зала. — Через три часа есть поезд на Берлин, недорого, а нам деньги надо бы экономить.
— А почему не прямо в Москву поехать? — спросила Зина, — вон же рейс вечером есть.
— К сожалению у меня есть ещё одно маленькое дельце в Берлине… а давайте разделимся — вы, Борис, едете напрямую, а мы с Зиночкой с пересадкой, — предложил он.
— А что за дело у вас в Берлине, если не секрет? — осведомился Борис.
— Вам, как родному, расскажу — надо ликвидировать одного чрезвычайно опасного для нашей революции человека.
— И кто же этот опасный человек?
— Александр Парвус, слышали?
— Если только краем уха — он, кажется, ближе к эсдекам, а я в их дела не влезал плотно.
— Тогда поверьте на слово, это очень опасный и инициативный господин, способный причинить много вреда и эсдекам, и эсерам, не говоря уж про всю Россию.
— Тогда я еду с вами.
— Хорошо, только билеты в разные вагоны возьмем для конспирации. А до отъезда можно прогуляться по прекрасной бельгийской столице, шоколад местный попробуем, говорят, это что-то исключительное.
— И ещё я слышал, что местное пиво весьма оригинальное, такого больше нигде нет.
— И пиво заодно выпьем, правда, Зинуля?
2 июля 1905 года, Берлин
— Как будем действовать? — спросил Савинков, когда они выгрузились на берлинском вокзале.
— Будем? — недоумённо переспросил Иван, — вообще-то я один хотел всё сделать, но если вы желаете поучаствовать, пожалуйста… надо выманить Парвуса куда-нибудь на окраину… в парк, сразу сказу, что Тиргартен не подойдёт, он почти в центре города.
— Я знаю тут два уединенных места, — проявил инициативу Борис, — Фридрихсхайн на востоке города и Темпельхоф на юге.
— Темпельхоф… — начал вспоминать Иван и вспомнил, — там кажется аэродром собираются соорудить. Это подойдёт. Значит идём дальше — выманить Парвуса можно либо предложением раскрыть какой-либо секрет либо демонстрацией технической новинки, коя иожет быть применена против царизма например…
— Давайте остановимся на новинке, — это уже Зина предложила, — у нас же в чемодане остался один неиспользованный планер, вот его и скормим Парвусу.
— Отличное предложение, — обрадовался Иван, — тогда так — ты, Зина, берёшь например моторчик от этого планера, и идёшь вместе с ним на квартиру Парвуса… он мне написал адрес при прошлой встрече, так что найдём. Далее предлагаешь ему приехать к назначенному времени в Темпельсхоф, а уж там вступаю в дело я.
— А моя какая роль будет? — обиженно сказал Савинков.
— Подстраховка, Борис, подстраховка — если у меня не получится, вы доделаете дело до конца.
— Хорошо, — согласился тот, но по его лицу видно было, что с большой неохотой.
— Пойдём на почту, я напишу письмо Парвусу, — и Носов повёл друзей за собой, почта тут была прямо в здании вокзала.
— Борис, а вы бы пока билетами в Москву озаботились, — вспомнил по дороге Иван, — встретимся возле конки на привокзальной площади через… через полчаса например.
И они разошлись в разные стороны, а через полчаса снова воссоединились.
— Ну надо ж, у нас в российской провинции, в каком-то там Нижнем Новгороде уже электрические трамваи ходят, а здесь всё по старинке, — пожаловался Носов, — кучи дерьма вот после себя оставляет это транспортное средство, — и он показал на благоухающие отходы производства посреди мостовой.
— Да, отсталый народ, — подхватила Зина, — то ли дело мы, русские. А куда мы сейчас едем?
— Ты, Зинуля, на квартиру к этому самому Александру Парвусу, а мы с Борисом в Темпельсхоф, в переводе это, кстати, означает «усадебный храм»… ну или «дворовый», наверно там раньше чья-то усадьба была, а при ней церковь, не иначе… Зина, мы ждём тебя на конечной остановке этой вот конки через два часа… проверь часы, правильно они идут? Ну и хорошо, что правильно… а Парвус, если я всё верно рассчитал, а он не может не клюнуть на предложение в письме, подкатит туда через два с половиной часика…
Два с половиной часа пролетели довольно быстро — Иван прогуливался туда сюда вдоль трамвайной линии, а Бориса он отправил в засаду, мол посиди там, если никаких эксцессов не случится, не понадобишься, а если что-то пойдёт не по плану, я махну платочком, вот этим, и он продемонстрировал беленький платок с красной каёмочкой. Пять трамваев никого из знакомых не привезли, а вот с шестого по счету сошёл искомый Парвус, а с ним и Зиночка. Иван быстро подошёл к ним, вежливо приподнял шляпу и поздоровался.
— Вы меня просто заинтриговали, почтеннейший Иван Александрович, — без предисловий перешёл к делу Парвус, — покажите мне скорее эти технические приспособления, я вообще яростный сторонник прогресса.
— Извольте, Александр Львович, только давайте отойдём подальше от людного места.
И они неспешным шагом удалились от трамвайного кольца вглубь лесного массива, вскоре появилась довольно большая лужайка.
— Здесь вполне можно, — сказал Иван и начал распаковывать чемодан. — Вот сами смотрите — это фюзеляж с управляющими элементами, это крылья, сейчас я их пристыкую, это моторчик, не очень мощный, но для нашего случая в самый раз. Вот сюда закладывается взрывное устройство, видите? Управление полётом производится по радио, пульт управления у Зинаиды Михайловны, Зиночка, продемонстрируй его господину Парвусу пожалуйста…
Зина послушно вытащила из ридикюля пульт и показала его со всех сторон.
— Открывать его, уж извините, не будем.
— Очень интересно… и каким же образом вы планируете использовать это приспособление?
— А мы его уже использовали, — просто ответил Иван, — про английского премьер-министра слышали?
— Так это вы были? — ошеломлённо воскликнул Парвус, — была у меня такая мысль, когда я прочитал в газетах о покушении, но я подумал, что это всё-таки внутрианглийские разборки.
— Нет, драгоценный Александр Львович, его приговорило руководство боевой организации эсеров, а привели в исполнение мы с Зиночкой… но давайте уже покажу вам на практике, как работает наш планер, хотите?
— Да, конечно, — чуть не выкрикнул Парвус, — я могу чем-нибудь помочь?
— Мог вас обрадовать, вы будет главным в нашем небольшом опыте… вот я запускаю моторчик (Иван крутанул винт, одновременно нажав на кнопку стартёра), вот он прогревается… прогрелся, а теперь берите его аккуратно двумя руками… правильно, снизу… и пройдите с десяток метров в сторону вон той опушки.
Парвус всё сделал, как его попросили, потом обернулся и спросил, что делать дальше.
— Поднимите планер над собой… хорошо, Зина, включай пульт…
В этот момент раздался взрыв, который буквально вогнал Парвуса в землю — направленность его Иван предварительно подкорректировал, так что в стороны и вверх взрывная волна была втрое меньше, чем вниз, так что до него с Зиной почти ничего не дошло.
— По-моему всё у нас получилось, — сказал Иван Зине, — но проконтролировать таки не помешает.
И они быстренько обследовали место взрыва — как он и предполагал, травмы от взрыва были абсолютно несовместимы с жизнью, от бедняги Парвуса остались только какие-то ошмётки.
— А теперь нам надо делать ноги, — сказал Иван, — берём Бориса, на трамвай садиться не будем, в километре на север надо взять пролётку, там оживленная дорога проходит и…
— Что и? — спросила Зина.
— Хватит с нас Европы, пора бы и внутрироссийскими делами заняться… хотя нет, ещё по дороге встретимся с господином Ульяновым, а далее сразу в Москву.
5 июля 1905 года, Москва
Телефон в квартире Носова начал трезвонить, ещё когда он с Зиной поднимался по лестнице — успел снять трубку, пока её не положили на том конце. Тут же выяснилось, что Нико Пиросмани уже три дня как прибыл в столицу и очень желает пообщаться — мол, приглашал же в гости, вот я и приехал.
— Что, прямо с картинами приехал? — спросил Иван.
— Да, прямо с ними, продал свою молочную лавку в Тифлисе, как я её продавал, это отдельная и долгая история, может быть расскажу потом, погрузил свои жестянки на повозку и приехал на скором поезде. Остановился на постоялом дворе на Воздвиженке.
— Через час… нет, через полтора часа я за тобой заеду, — ответил Иван, посмотрев на часы. — А у нас новая забота появилась, Зинуля…
— Я уже поняла, — сказала та, — что будешь делать со своим грузином?
— Есть одна мыслишка… знаешь такого Мамонтова?
— Савву Ивановича? Ну как не знать, он же денег на революцию немеряно передал, эсерам тоже перепало.
— А ещё он сильно покровительствует людям искусства, в основном художникам, но и поэтов с балеринами не забывает. Сейчас я сделаю пару звонков, а после обеда нас скорее всего ждёт вояж в усадьбу Абрамцево, это не очень далеко, на север немного не доезжая до Сергиева Посада. Погода хорошая стоит, не вижу, почему бы нам не прогуляться на природу, а революция чуток подождёт…
Зина согласно кивнула и ушла в ванную комнату, а Носов сделал обещанные два звонка, закурил толстую гаванскую сигару и уселся у окна в ожидании, когда освободится душ. На Воздвиженку по тому адресу, что продиктовал художник, они прибыли тютелька в тютельку через полтора часа после разговора с ним.
— Точность вежливость королей, — довольно сказал Носов, глядя на свой Брегет.
— И революционеров, — добавила Зина, — надо бы руководству доложиться.
— А я уже всё сделал — один из двух звонков был господину Чернову.
— Что, прямо по телефону и выложил все детали? — встревожилась Зина, — а если телефонистка подслушала?
— Ну что ты, всё было сказано исключительно намёками и эзоповыми выражениями, так что никто не подкопается, даже если сильно захочет. Нас ждут с докладом на Кронверкской набережной послезавтра, так что сегодня у нас полностью свободный день, а завтра мы выезжаем в Питер.
Пиросмани ждал их сразу на улице вместе с большим баулом, очевидно, это его картины были. Иван обнялся с ним, Зине он ручку поцеловал.
— Рад тебя видеть живым и здоровым, дружище, — сказал Иван, — как тебе Москва?
— И я очень рад, — ответил он, — Москва большая и шумная… и грузинского вина тут сложно найти.
— Ну это не самая большая проблема в этой жизни, — ответил Носов, — клади свои вещи в ящик и залезай к нам, мы сейчас поедем в одно очень интересное место.
— Какое? — тут же поинтересовался он, закинув своё добро на закорки.
— Село Абрамцево, там у нас действующая артель художников, поэтов и оперных певцов располагается. Художественный руководитель Савва Мамонтов, если тебе это имя что-нибудь говорит, предприниматель, очень богатый человек и покровитель искусств. Ты там не самую последнюю роль сыграешь, это я тебе отвечаю.
Доехали часа за полтора — обычная загородная усадьба, вход караулит какой-то помятый лакей.
— Эй, любезный, — сказал ему Иван, — мы к Савве Ивановичу, с утра договаривались — передай, что приехали Носовы и Пиросмани.
Лакей хмуро посмотрел на всю честную компанию и удалился вглубь по аллее из дубов и вязов. Через пять минут вернулся и молча открыл ворота.
— Заходите, вас ждут вон в том доме, — и он показал на двухэтажный дом с резным крыльцом.
Они также прошли по аллее, подойдя прямо к крыльцу, навстречу им вышел дородный господин, одетый почему-то в простонародную косоворотку.
— Добрый день, господа, — поздоровался он, — это вы мне звонили утром?
— Абсолютно верно, звонил я, — приподнял шляпу Иван, — будучи наслышан о вашем покровительстве изящным искусствам, не мог отказать себе в удовольствии представить вам кавказского самородка по фамилии Пиросманишвили.
— Можно просто Нико, — вмешался он в разговор.
— Заходите, посмотрим на вашего самородка… у меня сейчас в гостях Репин и Врубель, втроём и оценим ваше творчество, — сказал Мамонтов и посторонился, пропуская гостей в дом.
В большой гостиной на первом этаже и правда сидели в больших удобных креслах Илья Ефимович Репин, большой с кудлатой головой и бородой и Михаил Александрович Врубель, тоже с бородой, но с маленькой и аккуратно подстриженной. Еще там имел место большой и крепкий мужчина, в котором, слегка поколебавшись, Носов опознал великого оперного певца Шаляпина, а в дальнем углу комнаты сидела некая девица, которую Носов никак не смог идентифицировать.
— Господа, — громко сказал Мамонтов, — у нас сегодня в гостях самобытный грузинский художник Нико… Нико…
— Пиросмани, — подсказал Носов.
— Точно, Пиросмани, а также господа Носовы, которые и обнаружили это дарование… где вы его обнаружили?
— В Верийском квартале Тифлиса мы его нашли, в молочной лавке его имени, — дал справку Иван. — Он в основном на жестянках пишет свои картины, так что вы сильно не удивляйтесь.
— Да мы и не удивляемся ничему, — подал голос Репин, — после творений Михаила Александровича сложно чему-то ещё удивляться. А вы, молодой человек, распаковывайте свои картины, мы их с большим тщанием изучим.
Нико, до сих пор не проронивший ни слова, поставил свой баул на пол и попросил у хозяина ножницы, потому что распутать узлы, кои он там навязал по всему периметру, не было никакой возможности. Но с ножницами всё получилось довольно быстро — Нико с помощью Носова наконец достал свои жестянки и расставил их вдоль длиной стороны комнаты, под узорчатыми окнами.
— Тааак, — сказал вставший со своего кресла Репин.
Он прошёлся вдоль ряда поющих грузинов, ланей с человеческими глазами и пейзажей грузинской столицы, как будто вырубленных топором из большого и длинного полена.
— Мдааа, — присоединился к нему Врубель, надевший по такому случаю очки.
— А мне нравится, — решительно рубанул со своего места Шаляпин, у него видимо хорошее зрение было, поэтому он никуда не перемещался. — Краски очень сочные, поэтому кажется, что жестянки эти кричат громкими голосами.
— Ну у оперных певцов свои ассоциации, — усмехнувшись, сказал Мамонтов, — а ты что скажешь, дорогая Танечка?
Эээ, да это же Таня Любатович, подумал Носов, подруга жизни знаменитого мецената, ради которой он собственно поддерживал много лет провальный проект Новой оперы. А Таня… что Таня — она жеманно вытянула губки и смогла сказать только «Прелестно» и на этом выключилась из игры.
— Ну так что, дорогие мои мастера художественной композиции? — спросил Мамонтов, когда Репину с Врубелем надоело ходить вдоль ряда картин и они вернулись на свои места, Репин при этом закурил сигару, а Врубель попросил вина.
— Да, правильно, на трезвую голову это сложно оценить, — и Савва кликнул какого-то Прохора, который немедленно принёс две откупоренные бутылки мадеры.
Когда все собравшиеся, включая Носовых, отпили по глотку, первым начал Репин:
— По-моему это не имеет к искусству никакого отношения, народный лубок, у нас в любой лавке книжки с такими рисунками продают.
Продолжил Врубель:
— А мне нравится, у молодого человека, как его… (Нико, подсказал Носов), да у Нико есть определённые задатки… этакая сумасшедшинка в творчестве. Я бы с ним вместе поработал.
— Мне тоже приглянулась манера работы этого грузина, — сообщил Савва, — так что тремя голосами против одного вы, Нико, принимаетесь в нашу свободную артель. Если жить вам в Москве негде, могу предложить гостевой домик. На первое время конечно, а там раскрутитесь и сами решите, как дальше жить. Перевозите вещи.
— Так у меня всё с собой, — ответил Пиросмани, — мне перевозить ничего не надо.
— Отлично, Прохор вам покажет, куда идти, — и Мамонтов снова кликнул Прохора. — А вам, господа, — это он обратился уже к Носовым, — большое спасибо за поиски нового таланта. Если на примете появится кто-нибудь ещё, непременно обращайтесь.
— Да всегда пожалуйста, Савва Иванович, — приподнял шляпу Иван, — да, и у меня к вам есть один конфиденциальный разговор. Буквально на пять минут, очень важная тема.
— Никаких вопросов, пройдёмте в мой кабинет.
— Зиночка подожди здесь пожалуйста, — сказал Носов и прошёл по коридору вслед за Мамонтовым.
— Итак, — сказал Савва, откинувшись в глубоком кожаном кресле, — в чём суть вашего разговора?
— Всё очень просто, драгоценный Савва Иванович, — ответил Носов, устроившись поудобнее напротив. — Дело в том, что я помимо своей основной профессии (а какая у вас основная профессия? Инженер-электрик) в свободное от работы время являюсь членом ЦК партии социалистов-революционеров…
— Во как, — с изумлением отвечал Савва, — от эсеров ко мне никто еще не приходил.
— Ну значит я первым буду… так вот, от имени партии эсеров имею честь сделать вам предложение войти в будущий кабинет министров, который будет сформирован в результате скорой русской революции.
— То, что революция будет и скоро, я не сомневаюсь, но какой же пост вы мне можете предложить в этом кабинете? Министр экономики?
— Гораздо лучше — министр культуры. И средств массовой информации, если введут такое…