Тот рухнул на пол, как подкошенный. Носов внимательно осмотрел его, потом приподнял за воротник пальто и усадил за стол.
— Ты чего это? — испуганно спросила Зина.
— Устраняю главного конкурента по революционной борьбе, чего, — сквозь зубы ответил Иван, — с ним мы бы наплакались еще, кровавыми слезами, это я тебе точно говорю.
— Подожди, а как же пароход? Нас же там ждать будут и все поймут, когда его тут найдут…
— По пунктам значит — А. ждать не будут, я перед уходом сказал распорядителю, что мы втроем тут остаемся, погулять по берегу и Б. найдут нескоро, а даже если и найдут, все будет сделано очень чисто, сейчас сама увидишь.
А тем временем Ленин очухался, покрутил головой и увидел наставленный на него ствол револьвера.
— Что это значит, господин Носов? Зачем вы меня стукнули? — возмущенно спросил он.
— Какой еще господин, мы же кажется на товарищах остановились, — мягко ответил Иван.
— Уберите револьвер, тогда может и на товарищей перейдем, — вполне логично продолжил Ульянов, — и объясните мне в конце концов, что здесь происходит.
— Хорошо, — Носов присел за тот же стол, держась впрочем на почтительном расстоянии от Ленина, — объясняю на пальцах. Вы, Владимир Ильич, очень грубый и конфликтный человек, раскалывающий оппозицию и мешающий ходу революции, вся деятельность ваша сугубо неконструктивна, поэтому вы должны навсегда покинуть политическую сцену, так доступно?
Ленин покрутил головой, потом негромко заметил:
— А если я кричать буду?
— Во-первых не успеете, пуля быстрее, а во-вторых кричите на здоровье, стены-то сами видели, трехметровые они, графья Савойские на века строили, так что никто ничего не услышит.
Ленин помолчал еще минутку, потом продолжил:
— Нехорошо это как-то, не по-товарищески, мы же с вами по сути одно дело делаем, да и нечестно оно, убивать безоружного человека… хоть бы шанс мне дали какой-нибудь…
Тут уже немного помолчал Носов, после чего ответил:
— Убедили, Владимир Ильич, я дам вам шанс — сыграем в русскую рулетку и пусть наш спор решит божья воля.
— Что такое русская рулетка? — спросил, запинаясь Ленин.
— Да господи ты боже мой, что ж вы таких элементарных вещей-то не знаете, про это даже дети малые знают — вот смотрите, — и он выщелкнул из барабана револьвера все патроны по очереди.
— Вытаскиваем все патроны, потом вставляем один, — он показал его со всех сторон Ленину, — потом крутим барабан, — он раскрутил барабан, — и стреляем себе в висок. На чьей стороне божья воля, тот и останется живым… да, очередность определяется вот так…
И Носов раскрутил револьвер вокруг оси на столе, он указал дулом на Ленина.
— Так не пойдет, — быстро сказал Ленин, — вдруг вы смухлевали при раскрутке, пусть вот она это сделает, — и он показал пальцем на Зину.
— Я не возражаю, — спокойно ответил Носов, — Зина, давай крути динаму… и еще одно, не настолько я уж вам доверяю, поэтому когда вы возьмете в руки револьвер, я буду вас контролировать другим, а то мало ли какие мысли у вас в голове возникнут.
И Иван вытащил из внутреннего кармана пальто наган.
— Здесь все патроны на месте, будьте уверены, — и он отщелкнул барабан нагана и продемонстрировал его Ленину, действительно все 6 патронов сидели в своих гнездах.
— Ну что, похоже на роман Достоевского или как? — спросил он у Ленина.
— Да уж, напоминает… — ответил тот, — только в очень дурном исполнении провинциальных актеришек.
— Ну не обессудьте, других актеров, как говорится, у меня для вас нет — Зинуля, твой выход.
Зина твердой походкой подошла к столу и крутанула револьвер, тот после нескольких оборотов свалился на пол.
— Не считается, — хладнокровно заметил Носов, — Зиночка, еще раз, только не так резко.
Зина подняла с пола револьвер, обтерла его полой своего пальто и запустила вертушку вторично. Остановился он дулом напротив Носова.
— Есть все же на небе бог, — с надеждой сказал Ленин, — начинайте.
— Пожалуйста, — пожал плечами Носов, — начинаю, Зинуля, подержи наган.
Он взял револьвер, крутанул барабан об рукав, взял его левой рукой, упер в висок, потом перекрестился и быстро спустил курок… тот сухо щелкнул. Носов бросил револьвер на стол.
— Ваша очередь, Владимир Ильич… Зиночка, давай сюда наган.
Тот нехотя взял его в руки, Носов при этом фиксировал каждое движение Ильича, но тот даже не дергался. Напоследок он сказал:
— Вот же достоевщина какая на мою голову свалилась, — после чего крутанул барабан и щелкнул курком… и опять случилась осечка.
— Все правильно, — заметил Носов, — гнезд-то шесть, а патрон один, так что вероятность самоубийства одна шестая, вот оно и не случилось. Продолжаем банкет?
— Может разойдемся вничью? — без всякой надежды спросил Ленин.
— Ненене, — быстро ответил Носов, — вничью нам никак нельзя, Боливар, знаете ли, не вынесет двоих, только одного…
— Какой Боливар?
— Ну это фраза из рассказа одного американца, вы наверно не читали — короче двоим нам на этой земле места не хватит, надо, чтоб один остался. Моя, значит, очередь…
И Носов снова взял в левую руку револьвер и покрутил барабан об рукав, на этот раз не так быстро, барабан пощелкал и остановился.
— Ну что же, с богом, как говорится… и не поминайте лихом, если что, — сказал он и щелкнул курком… и опять выстрела не случилось.
Носов открыл зажмуренные глаза, покрутил головой влево-вправо, потом сказал:
— Три из шести однако и все мимо — теория вероятности начинает лажать… ну что, Владимир Ильич, не желаете проверить её, теорию эту?
И он подтолкнул револьвер Ленину. Тот посмотрел на него отсутствующим взглядом и натурально заревел как маленький мальчик.
— Иван Александрович, дорогой, не заставляйте меня стрелять еще раз — я нутром чувствую, что сейчас мой конец придет!
— Хм… — задумался Носов, — так-таки прямо и чувствуете? А давайте проверим — крутите барабан, а я потом выстрелю в стену.
Ленин послушно сделал, что ему сказали и протянул револьвер Ивану. Тот щелкнул курком, раздался оглушительный выстрел, пуля отбила от гранитной стены небольшой кусочек.
— То есть предчувствие вас не обмануло, дорогой Владимир Ильич… хорошо, я изменяю условия нашего соглашения — вы сейчас берете бумагу и пишете согласие работать тайным осведомителем третьего отделения, я ее сохраню, но она никуда не уйдет, если вы будете выполнять мои требования. Не волнуйтесь, требований будет немного и все они не пойдут во вред нашему освободительному движению…
— Так вы из охранки? Так бы сразу и сказали…
— Нет, дорогой Ильич, я из ЦК партии эсеров.
— Ну надо же, — ошеломленно сказал Ленин, — и каким же например будет первое ваше требование?
— Немедленно прекратить раскол партии социал-демократов на большевиков и меньшевиков — ну сядьте и договоритесь, сложно что ли? Подвиньтесь со своей стороны, меньшевики, я уверен, тоже пройдут свою часть пути, когда у вас там следующий съезд намечен? Вот в мае и договоритесь обо всем. А теперь пишите бумагу, — и Носов вытащил из своего саквояжа блокнот и ручку с чернильницей, предусмотрительно положенные им туда еще в гостинице.
— Что именно и в каких выражениях писать? — механическим голосом спросил Ленин.
Иван продиктовал — «Я, ваше ФИО, добровольно и без постороннего давления даю согласие информировать Департамент полиции города Москвы о всех ставших мне известными сведениях, могущих принести ущерб Российскому государству. Я извещен о том, что мне устанавливается жалование в 100 (хватит столько?) рублей в месяц. Подпись. Дата.». Деньги я вам выдам, как в Женеву вернемся, в этом пункте все соответствует действительности.
— Окей, все замечательно, — резюмировал Носов, внимательно изучив бумагу, — а теперь пойдемте выпьем что ли чего-нибудь, а то в горле пересохло. Да, очень жалко, что ваш этот… Бронштейн да?… уехал, к нему у меня тоже некоторые вопросы есть…
Конец марта 1905 года, Санкт-Петербург
Стенограмма заседания ЦК партии социалистов-революционеров. Кронверская улица, дом 28, второй этаж, 17.45.
Чернов В.М. На повестке дня собственно один главный вопрос — о продолжении индивидуального террора либо сворачивании его в условиях разворачивающейся русской революции. Какие будут мнения?
Савинков Б.В. Мнение тут может быть только одно, зачем резать курицу, несущую золотые яйца? Если даже в условиях мирного, так сказать, времени наши действия по устрашению режима были весьма эффективными, то какой смысл их сворачивать во время революции, которая сама по себе есть не что иное, как один большой террористический акт.
Гоц М.Р. Вы неправы, Борис Викторович, сейчас как раз самое время отойти от этих ваших бомбистских игрищ — зачем раздражать общественность, когда все то же самое мы вполне можем осуществить мирными способами?
Авксентьев Н.Д. Давайте дадим слово нашему новичку, господину Носову, все задания ЦК он выполнил с блеском, наверняка ему есть что сказать по этому вопросу.
Носов И.А. (откашливается) Спасибо, Николай Дмитриевич. Я хотел бы так сформулировать свою точку зрения… террор сейчас необходимо сворачивать, но не моментально, нужно совершить последний, так сказать, генеральный террористический акт, чтобы содрогнулась не только Россия, но и весь мир, а уже тогда тихо и мирно переходить к парламентским методам борьбы.
Чернов. И каким же по вашему мнению должен стать это генеральный теракт? Убийство Николая 2-го?
Носов. Ну что вы, Виктор Михайлович, царь слаб и недееспособен, в России давно таких царей не было — с ним вполне можно работать, а если его вдруг убить, то на его место может прийти гораздо более деятельный и решительный человек, вот тогда-то мы и наплачемся…
Чернов. И кто тогда, если не Николай? Поясните свою мысль.
Носов. Охотно — кайзер Вильгельм, это раз, ну и плюс премьер-министры Франции и Англии, но это необязательно.
(общий шум)
Чернов. Позвольте-позвольте, зачем нам вмешиваться в дела других государств, у нас что, своих проблем мало?
Носов. Поясняю… Во-первых мы заявим о себе, как о могущественной силе, способной менять политику ведущих держав. Ну кто о нас знает за пределами России? Единицы, а так узнают очень многие. Во-вторых, ни для кого не является секретом, что нас, русских революционеров, считают иудами, продавшимися за 30 серебряников иностранным разведкам типа немецкой или английской, а этим терактом мы докажем, что никакие мы не наймиты, кто же своих работодателей взрывает, правильно? Ну и наконец в-третьих это просто будет очень красиво и эффектно, отвлечет внимание мировых масс-медиа… ну газет и журналов, в том числе российских… на очень длительный срок, во время которого нам проще будет выполнять свою работу.
Выкрик из зала. Но тогда же на нас начнут охоту все разведки Европы, всех же поймают и посадят, если не хуже.
Носов. Предусмотрел. Ответственность за эти теракты должна взять на себя отколовшаяся от эсеров часть с названием… ну неважно каким названием, хоть эсеры-анархисты например, это будет камуфляж конечно, но качественный камуфляж, а наш ЦК естественно осудит это дело со всей решительностью.
Чернов. И как же вы, Иван Александрович, предполагаете технически осуществить задуманное? Кайзера и премьер-министров охраняют очень хорошо, подобраться к ним, как к нашему князю например, будет весьма непросто, если не невозможно…
Носов. На этот счет у меня тоже все продумано — удары будут наноситься по воздуху, с помощью новомодных таких штучек под названием аэропланы…
(шум в зале стал еще сильнее)
Савинков. Вы что-нибудь понимаете в аэропланах?
Носов. Конечно, я же инженер, все сделаю в лучшем виде. Значит делаем самолет… ну аэроплан, грузим туда пару кило динамита… да, господин Нобель его прекрасно делает на своем заводе в Баку… и направляем самолет на интересующую нас персону, да, нужен наблюдатель-корректировщик на земле, но это нетрудно.
Савинков. Пилот-самоубийца? И кто на такое подпишется?
Носов. Ненене, никаких самоубийц, аэроплан будет беспилотным… ну управляться с земли радиоволнами…
Чернов. Вы и по радиоделу специалист?
Носов. Конечно… ну как я вижу, особенных возражений против моего плана нет, так что можно наверно переходить к следующему пункту повестки, а детали вполне можно доработать и в рабочем порядке…
Вечер того же дня, Санкт-Петербург, Забалканский проспект
— Зачем мы сюда пришли, Ванечка? — недоуменно спросила Зина.
— Сейчас все поймешь… подыгрывай мне, если что.
— А что это вообще такое?
— Это двор Константиновского артиллерийского училища, тут в доме одного врача квартирует сейчас нужный мне… нам нужный господин, подождем его немного, окей?
— И что за господин, расскажешь? Все равно делать пока нечего…
— Хорошо, Зинуля, слушай, если ты такая любопытная — это Лев Давидович Бронштейн, партийный псевдоним Троцкий, один из лидеров партии эсдеков, до февраля месяца жил в Женеве, жаль мы его немного не застали, пришлось перенести свидание сюда.
— Ты что, с каждым лидером эсдеков будешь отдельно разбираться, как с этим… с Ульяновым? Что за пристрастия у тебя странные?
— Нет, Зиночка, не со всеми, после Троцкого еще один только останется… только для встречи с ним надо будет прокатиться по стране… через месяц-другой примерно.
— И чем же тебе например не угодил этот господин Троцкий?
— Он очень, очень опасный человек, плюс талантливый оратор, плюс имеет несомненные организаторские таланты. Короче он может завести социал-демократов совсем не туда, куда требует революционная ситуация…
— Ты убьешь его, Ванечка?
— Не знаю… не решил еще, побеседуем для начала… о, а вот это кажется он идет… Лев Давидович? — обратился он к высокому худому человеку в пенсне и каракулевой шапке.
Тот дернулся было назад, но потом успокоился и ответил:
— Да. А с кем имею честь?
— Носов Иван Александрович, предприниматель и человек широких прогрессивных взглядов из Нижнего Новгорода. У меня к вам есть небольшое дело.
— Видите ли, — затеребил свою бородку Троцкий, — у меня сейчас мало времени и вообще я не очень настроен разговаривать с незнакомыми людьми.
— Ну видимо для меня вам придется сделать исключение, — спокойно ответил Носов, доставая из кармана наган и взводя курок, — соглашайтесь, Лев Давидович, вам же лучше будет…
— Ну хорошо, уговорили, — Троцкий было сделал попытку что-то достать из кармана, но видимо ничего равноценного носовскому нагану у него там не было, — говорить прямо здесь будем?
— Ну что вы, дорогой Лев Давидович, у меня на улице авто стоит, сейчас мы все в него сядем и поедем в одно хорошее местечко… только я вас умоляю, глупостей не надо, это будет очень неполезно и вам, и мне, окей?
— Окей, — согласился с ним с кривой усмешкой Троцкий, — куда идти?
— Да прямо туда, откуда вы только что сюда зашли.
Все трое вышли через арку на Забалканский проспект (сейчас он называется Московским), слева неподалеку виднелась набережная Фонтанки, а справа примерно на таком же расстоянии, как прикинул в уме Носов, через 50 лет появится метро «Технологический институт», а пока там один этот институт стоит, без транспортной составляющей. Автомобиль стоял чуть в стороне — это был Рено AG1, прозванный в народе «браунингом», наверно из-за черного цвета, да просто похожи были. Место водителя там было открыто всем ветрам, на зато два пассажирских сиденья сзади закрывались матерчатым верхом.
— А я еще когда сворачивал во двор, подумал — кто это такой богатенький к нам заехал, — нехотя сказал Троцкий. — Ваше личное?
— Нет, Лев Давидович, это аренда. У меня есть пара примерно таких, но они далеко, пришлось вот арендовать. Залезайте назад, Зина, проконтролируй пожалуйста процесс, а вас, Лев Давидович, я вторично умоляю не делать резких движений, Зина девушка довольно нервная, всякое может случиться, — и Носов передал ей наган.
Сам он сначала вытащил из-под сиденья кривой стартер, покрутил им в моторе, а когда тот запыхтел, сел на водительское место, возвышающееся над дорогой на добрый метр, и тронулся по направлению от центра, отчаянно пыхтя выхлопной трубой. Детище Луи Рено хотя и выглядело довольно неказисто, но свои обязанности по перевозке пассажиров от пункта А до пункта Б выполнило вполне исправно, и примерно через полчаса, пропрыгав положенное расстояние по булыжникам столичного города, все трое уже выгружались возле доходного дома недалеко от Обводного канала.
— Ну и дыра, — с возмущением сказал Троцкий, разглядывая ободранные стены и выбитые стекла, — зачем вы меня сюда притащили?
— Ничего более подходящего не нашлось, так что придется согласиться с тем, что есть, — рассеянно ответил Носов, — сюда, на третий этаж.
На третьем этаже второго подъезда было две двери, они вошли в правую, украшенную табличкой «Адвокатъ Кони Анатолий Федорович».
— Ничего себе у вас знакомые, — изумленно сказал Троцкий, — Кони это же тот самый адвокат, который Веру Засулич из тюрьмы вытащил, я все верно понимаю?
— Понимаете верно, только он здесь давно не живет, табличка просто как наследство осталось. Ну что, садитесь, располагайтесь, что будете пить?
— А у вас что, разные напитки есть?
— А то как же, — Носов открыл шкаф, — вот Смировка, это Шустовский коньяк, а это американское виски Джек Дэниэлс, горячо рекомендую. Есть еще впрочем кубинский ром и французский кальвадос…
— Кальвадос, кальвадос… — пробормотал Троцкий, — что-то я про него слышал…
— Яблочная самогонка, все то же самое, что и водка, но в основе не рожь и не ячмень, а яблоки. Весьма оригинальный напиток.
— Уговорили, давайте кальвадоса рюмочку.
— Рюмок, извините не завел, недавно в столице, есть граненые стаканы — вот, — и он налил в три стакана примерно по 50 грамм кальвадоса.
— Неплохо, — сказал Троцкий, отпил половину, — однако давайте к делу, вы ведь меня привезли сюда не напитки распивать, правильно?
— Эбсолютли, как говорят наши друзья американцы, то есть вы совершенно правы, драгоценный Лев Давидович, привез я вас сюда совсем не за этим, а чтобы поговорить о революционных процессах в России вообще и взаимодействии политических партий в ходе этих процессов в частности. Позвольте представиться — Носов Иван Александрович, член ЦК партии социалистов-революционеров, а это моя невеста Зиночка.
— Мне видимо представляться не надо, — усмехнулся Троцкий, — так что давайте по существу. Что именно вы хотите от меня услышать, Иван Александрович?
— Как именно революцию будем делать, Лев Давидович, в сотрудничестве или в противоборстве? И как после победы планируем действовать…
— То есть в победе революции вы не сомневаетесь, я правильно понял?
— Конечно… царский режим обречен — это только с виду он крепок и непрошибаем, кичится своей 300-летней историей, а внутри прогнил весь, ткни и развалится. Но на развалинах же надо что-то строить, а не продолжать их разваливать до ровной бетонированной площадки, верно?
— Ну извольте… извольте — вот мои основные мысли относительно текущего российского момента, которые я планирую скоро издать на бумаге… итак, надеюсь вы не будете спорить о том, что Россия сейчас это страна второго эшелона капитализма, отсталая и неразвитая, причем так было с самого начала возникновения Российского государства. О причинах этого печального положения сейчас спорить не будем, примем это как факт, да?
— Полностью согласен с вами.
— Мы всегда догоняли Запад и как правило безуспешно. Государство при этом все время росло и забирало все большую долю накопленных обществом богатств… ну это понятно в конце концов, когда все время приходится обороняться то от монголов, то от поляков, то от французов.
— Да, в общих чертах это понятно, однако давайте все же ближе к текущим событиям.
— Хорошо, ближе значит ближе… буржуазия в России, увы, но сформировалась как паразитический класс, неспособный к самостоятельной политике, там выживал только тот, кто близок к власти и имеет доступ к госзаказам и государственной казне. А значит что? Да, это значит то, что этап капитализма в России может не возникнуть совсем, ну или возникнет, но на очень краткий период, от нынешнего свинцового феодализма страна быстро перейдет к социализму, об этом говорит моя теория так называемой «перманентной революции».
— Да, слышал об этом. И что же дальше будет, после победы этой вашей революции?
— Как что, мировая революция конечно, в полном соответствии с учением Карла Маркса.
— То есть вас, если я правильно понял, судьба жителей России волнует не очень сильным образом.
— Поймите же наконец, что значит Россия по сравнению со всем миром… практически ничего, российская революция должна стать запалом, ну или бикфордовым шнуром, сели угодно, к социальному переустройству в мировом масштабе. Вот когда социализм победит, пусть не везде, но хотя бы в половине стран, тогда и закончится перманентная революция.
— Вы знакомы с новейшими исследованиями в ядерной физике? По делению ядер урана?
— Да, слышал что-то об этом, Мария Складовская-Кюри и тд, но при чем тут физика?
— Физика тут вот при чем — если достигнута критическая масса урана, то далее возникает самоподдерживающаяся ядерная реакция, дающая на выходе ужасающей силы взрыв. В тысячи тонн динамита, если переводить на наши реалии, даже в десятки тысяч тонн. Плюс световое излучение, сжигающее все в радиусе нескольких километров, плюс радиация… не знаете, что это такое? Ну и ладно, лучше вам и не знать. Короче говоря массовое применение такого рода оружия (а что из делящихся ядер урана быстро сделают оружие, у меня никаких сомнений нет) вполне может сделать невозможной существование какой-либо жизни на нашей планете… это не считая тех, кто погибнет сразу в результате ударных волн.
— Мда, пугающую картину вы тут нарисовали, Иван Александрович, но мне все равно несколько непонятно, при чем тут я и моя перманентная революция?
— Очень даже при чем, Лев Давидович, ваша теория революции очень схожа с процессами деления урана — и там, и здесь нужен запал, и здесь, и там последствия будут самыми ужасающими для всего мира. Ведь вас же не смущает количество жертв, которые должна будет принести Россия на алтарь этой перманентной революции?
— И что вы намерены делать? — с некоторым испугом спросил Троцкий, наблюдая за носовской экспрессивной манерой разговаривать.
— Ничего особенного, просто пристрелю вас сейчас, как бешеную собаку, — ответил Носов, доставая из кармана свой старый добрый Смит-и-Вессон модели русский.
— Ненене, — только и успел сказать Троцкий Бронштейн, привставая со стула, — меня нель…, - и тут раздался оглушительный выстрел.
— Готов, — сказал Носов, проверив пульс у Троцкого, — но контрольный выстрел таки не помешает.
И он выстрелил ему в висок. Голова Троцкого дернулась еще раз, после чего он успокоился, лежа на грязноватом полу посреди цветастых половичков.
— Что-то ты разошелся, Ванечка, — сказала от окна Зина, — с тобой рядом уже страшно находиться.
— Ерунда, Зинуля, — отвечал Носов, — это пока одни цветочки… лютики или васильки например.
— А ягодки?
— Ягодки впереди нас ждут, надеюсь, что не горькие. Ну что, вперед к новым приключениям?
— А этого так тут и оставим?
— Так и оставим… вместе нас никто не видел, квартиру эту я снял через двух подставных лиц… да и обнаружат его очень нескоро, в подъезде практически никто не живет. Так что все продумано, Зинаида Михална…
Они неторопливо вышли на улицу, Носов покрутил стартер, потом сели руль, Зина уселась рядом.
— И что у нас дальше в программе? — спросила она.
— Дальше я еду в свой Нижний, надо с мастерской вопрос решить…
— Продавать будешь?
— Наверно, надо в столицы перебираться, да и профиль сменить, у нас на повестке аэропланы, так что…
— А потом?
— Потом одно из двух, если ЦК утвердит аэропланный вариант, занимаюсь вплотную им, если нет, едем в Тифлис.
— А в Тифлис-то зачем?
— Дело одно есть, а какое, извини уж, скажу непосредственно на месте, перестраховка не помешает.
— Может ты один туда поедешь?
— Бросаешь меня, Зинуля? И потом, это же Кавказ, киндзмараули, хачапури, лезгинка и прочая экзотика. Художника там одного навестим, очень хороший художник, не пожалеешь.
— Ладно, уговорил, трогай уже что ли, а то на нас люди подозрительно начинают смотреть.
Спустя неделю, Москва, Курский вокзал
На перроне Курского вокзала было немноголюдно, кого попало сюда не пускали, только по билетам. В углу, прислонившись к стеночке стояли Носов и Зиночка, ожидая посадки в курьерский поезд в Тифлис и тихо разговаривая.
— Значит отставили твою аэропланную идею? — спросила Зин.
— Так точно, ЦК осторожничает вовсю… ну да я его понимаю — на кону возможная будущая власть в нашей необъятной России, тут трижды подумаешь, прежде чем на что-то решиться.
— Индивидуальный террор тоже отменили, как я слышала?
— Да, такая инструкция сверху пришла, но как уж поведут себя люди на местах, я, например, не берусь предсказать. Может кто-то где-то и продолжит взрывать и стрелять.
— Понятно… ну а зачем мы в Тифлис-то едем, Ванечка? Сейчас наверно уже мог бы мне рассказать…
— Охотно, Зинаида Михална, с большим удовольствием, только вот загрузимся да в вагон-ресторан зайдём, сразу всё и расскажу.
А тут и посадку объявили, а нашей пары был второй вагон — первый класс, все дела. Купе было оббито веселеньким ситцем, диваны вполне себе мягкими, на столике стояла вазочка с живыми тюльпанами и лежало ресторанное меню. Носов забросил свой портфель и зиночкин ридикюль на багажную полку и раскрыл меню.
— Так, что они там нам приготовили на этот раз, — сказал он, наморщив рот и шевеля губами. — О, я пожалуй возьму фазана, запеченного с картошкой. А ты, Зиночка?
— Мне всё равно… ну давай яйцо-пашот что ли и греческий салатик к нему. Так что там насчет наших целей в Тифлисе? — спросила она, когда они уже сидели в вагоне-ресторане.
— Объясняю на пальцах — значит послезавтра, 7 апреля на одной из центральных улиц Тифлиса (точнее, извини, не скажу) произойдет экс наших коллег-эсдеков. Будут грабить кассу Госбанка, грубо говоря.
— А нам что до этого, Ванечка?
— Нас, ну то есть меня в основном, интересует один из грабителей по фамилии Джугашвили и по имени Иосиф.
— Ладно, не буду спрашивать, откуда у тебя такие сведения, всё равно не скажешь, но скажи хотя бы, что в этом грузине такого интересного?
— А интересного, в нем то, дорогая Зиночка, — сказал Иван, доедая своего фазана, — что это весьма перспективный и интересный товарищ, способный подняться очень высоко и сыграть одну из ключевых ролей в будущей русской революции. И лучше бы иметь его в качестве соратника, нежели противником, это я тебе абсолютно точно могу сказать…
— А какая будет наша роль в этом эксе? Просто постоим в сторонке и посмотрим? Или более активная?
— Нет, стоять конечно не будем — план у меня примерно такой…
И Иван, сдвинув на затылок шляпу, начал подробно излагать Зине, что, как и в какой последовательности они будут делать в городе Тифлисе на Эриванской площади 7 апреля 1905 года в 12 часов 15 минут пополудни.
Поезд тащился до Кавказа весь остаток этого дня, потом следующие сутки и только послезавтра в начале девятого утра он въехал под своды недавно отстроенного Тифлисского вокзала, удивительно напоминающего старый Курский.
Утром Иван расстелил на столике карту города и начал диктовать инструкции Зине:
— Значит так, драгоценная моя подруга, сначала я делаю один телефонный звонок с вокзала, будки там стоят в двух местах, здесь и здесь примерно (он показал точки на карте), где будет свободно, оттуда и звоним. Затем мы едем в район левого берега Куры, сюда куда-то, улица Джавахишвили, 17, на конспиративную квартиру, хозяева предупреждены, оставляем там вещи, меняем внешность… ну то есть ты меняешь, мне не надо, и в ровно в полдень выдвигаемся к Эриванской площади (тут Иван вспомнил, что в 21 веке она будет называться площадь Свободы) через мостик… да, мостик Бараташвили, а дорога через него упирается как раз в искомую нами площадь.
Далее, слушай внимательно — ты занимаешь позицию вот на этом углу площади, слева от тебя будет проходной двор на соседнюю улицу Котэ Абхази, понятно? Ты не молчи, если что-то не усвоила…
— Да ясно мне всё, Ванечка, только до сих пор не пойму, зачем нам во все эти дела ввязываться, опасно же, а выгод я тут совсем не вижу.
— Просто поверь на слово, дорогая, это будет очень, очень выгодно нам в самом скором времени. Поехали дальше — как только ты увидишь вот этого господина (и Иван передал ей карандашный набросок небритого грузина) в косоворотке, делаешь то, что мы вчера с тобой обговорили, главное при этом, чтобы он тебя не увидел, а если увидит, то камуфляж поможет, надеюсь. И медленно, не обращая внимание на то, что там на площади будет твориться, уходишь назад к этом скверику. Потом идешь в какое-нибудь кафе, смываешь там в туалете камуфляж, переодеваешься в обычную одежду и где-нибудь через час-полтора возвращаешься на конспиративную квартиру. В общих чертах всё…
— Хорошо, я верю тебе, Ваня, — и она крепко пожала ему руку, — я тебя не брошу.
Тут же впрочем добавила следующее:
— Между прочим, дорогой, ты мог бы уже на мне и жениться, а то что мы в грехе с тобой живём…
— Так-так-так, — весело ответил ей Носов, — с каких это пор революционеры заговорили поповскими терминами?
— Про других не знаю, а у меня дед священником был, от него что-то и осталось. Ну так что насчет жениться?
— Охотно, моя ненаглядная Зиночка, вот это дело сделаем, вернемся в Москву и сразу же — даю честное благородное слово. В свадебное путешествие куда поедем?
— Я в Баден-Бадене ни разу не была, но много о нём слышала, давай туда.
— Договорились… а вот мы уже и к перрону причаливаем, вперёд, навстречу приключениям!
И они быстро вышли из вагона, Носов при этом сунул гривенник проводнику за хорошую поездку, и они направились к будке вокзального телефона.
— Вот чёрт, — выругался Иван, — занято, пошли к другому… или нет, оставайся здесь, если освободится, позовёшь меня.
Второй телефон оказался свободен. Носов опустил в приемный лоток пятиалтынный (дорогие нынче звонки, подумал он), набрал номер, заранее записанный в его записную книжечку и, когда на том конце взяли трубку, сказал две недлинные фразы, после чего быстро повесил трубку и вернулся к Зине.
Далее они взяли пролётку с вороной лошадью в упряжке и носатым-усатым грузином на облучке, сказали адрес, и лошадка бодро зацокала по булыжной мостовой Левой набережной Куры.
— Да, это другой мир, — сказала через десяток минут Зина, оторвавшись от изучения города, — у нас так не живут, друг на друге сидючи.
— Горы же кругом, — рассеянно ответил Иван, — свободного места мало, вот и стараются застроить как можно плотнее. Мы с тобой в местную кафешку вечерком зайдём, там ты ещё больше удивишься.
— Ловлю на слове, — кокетливо ответила Зиночка, — но вот о грузинской кухне я как раз немного в курсе.
— Тем лучше, тем лучше, — рассеянно пробормотал Иван, — но мы кажется уже приехали судя по тому, что лошадь остановилась.
Извозчик на очень ломаном русском подтвердил, что да, это тот самый адрес и есть, вход через арку, а там сами разберётесь, получил полтинник, поклонился и укатил за угол. Конспиративная квартира была с отдельным входом, крепкая дубовая дверь и табличка «Адвокат Николо Жвания». Носов позвонил в звоночек, открыл очередной носатый грузин с большими вислыми усами, Иван сказал ему кодовое слово и услышал правильный ответ.
— Проходите, располагайтесь, квартира в полном вашем распоряжении на ближайшие два дня, — сказал грузин, — а я исчезаю, дела, знаете ли, адвокатские. Если нужно будет связаться, позвоните вот по этому номеру, спросите меня.
И он быстро исчез, как и было сказано.
— Давай шевелиться, дорогая, всего час остался, — сказал Иван Зине, — переодевайся, я помогу тебе накраситься.
Ровно через час они вышли из дома, Носов тщательно запер за собой дверь, дальше их путь лежал к мостику имени того самого Бараташвии и мимо садика Пушкина на площадь, где и должно было сегодня произойти представление…