Nine Princes in Amber (Девять принцев Эмбера)

Этим и был ознаменован конец моего первого года тьмы.

CHAPTER 9

I shall not bore you with repetition. My second year was pretty much like my first, with the same finale. Ditto for the third. Rein came twice that second year, with a basket of goodies and a mouthful of gossip. Both times I forbade him ever to come again. The third year he came down six times, every other month, and each time I forbade him anew and ate his food and heard what he had to say.

Я не наскучу вам ненужными повторами. Второй год моего заточения был таким же, как и первый, и с тем же финалом. В этот второй год Рейн приходил ко мне дважды, принося по полной корзине вкусной еды и целые ворохи новостей. Оба раза я запрещал ему приходить снова... В третий год он спускался ко мне шесть раз, через каждый месяц, и каждый раз я говорил ему, чтобы он больше этого не делал, съедал все, что он приносил и выслушивал новости.

Something was wrong in Amber. Strange things walked through Shadow and presented themselves, with violence, to all and sundry. They were destroyed, of course. Eric was still trying to figure out how they had occurred. I did not mention my curse, though I later rejoiced in the fact that it had come to pass.

Что-то плохое происходило в Эмбере. Странные ЧУДИЩА шли из Отражений, устраивали над всеми насилие, пытались проникнуть дальше. Их, конечно, уничтожали. Эрик все еще пытался понять, почему все так могло произойти. Я не упомянул своего проклятия, хотя значительно позже убедился, что был прав в своем предположении.

Random, like myself, was still a prisoner. His wife had joined him. The positions of my other brothers and sisters remained unchanged. This bolstered me through the third anniversary of the coronation, and it made me feel almost alive again.

It.

It! One day it was there, and it made me feel so good that I immediately broke out the final bottle of wine Rein had brought me and opened the last pack of cigarettes, which I had been saving.

Рэндом, как и я, все еще был пленником. Его жена все же присоединилась к нему. Положение остальных моих братьев и сестер оставалось неизменным. С этим подошел я к третьей годовщине коронации. Было и кое-что еще, что заставило меня вновь начать жить.

Это!!! Однажды ЭТО произошло, и такие чувства вспыхнули у меня в груди, что я немедленно открыл бутылочку вина, принесенную мне Рейном и распечатал последнюю пачку сигарет, которые хранил про запас.

I smoked them and sipped and enjoyed the feeling that I had somehow beaten Eric. If he found this out, I felt it might be fatal. But I knew he didn't know.

So I rejoiced, smoking. drinking and reveling in the light of that which had occurred.

Я курил сигареты, прихлебывал вино и наслаждался чувством, что все-таки я победил Эрика. Если бы он обнаружил, что произошло, я уверен, это было бы для меня смертельно.

Но я знал, что он ничего даже не подозревает.

Поэтому я радовался, курил, пил и веселился, смакуя перспективы в свете того, что произошло.

Yes, the light.

I'd discovered a tiny patch of brightness, off somewhere to my right.

Well, let's take it like this: I had awakened in a hospital bed and learned that I had recovered all too soon. Dig?

Да, именно в СВЕТЕ.

Справа от себя я обнаружил какие-то полосы света.

Попробуйте вспомнить: я проснулся в госпитальной постели и узнал, что оправился слишком быстро. Ясно?

I heal faster than others who have been broken. All the lords and ladies of Amber have something of this capacity.

I'd lived through the Plague, I'd lived through the march on Moscow.

I regenerate faster and better than anybody I've ever known.

Я вылечиваюсь быстрее, чем другие. Все принцы и принцессы Эмбера имеют это свойство в большей или меньшей степени.

Я пережил чуму, я выжил в походе на Москву...

Я восстанавливаюсь быстрее и лучше, чем кто бы то ни было из тех, кого я знаю.

Napoleon had once made a remark about it. So had General MacArthur.

With nerve tissue it takes me a bit longer, that's all.

My sight was returning to me, that's what it meant- that lovely patch of brightness, off somewhere to my right.

After a time, I knew that it was the little barren area in tbe door to my cell.

Наполеон когда-то обратил на это внимание. Так же, как и генерал Жак Артур. С нервными тканями это произошло немного позже, вот и все.

Зрение возвращалось ко мне — вот что это значило — это чудесное пятно света справа от меня!

I had grown new eyes, my fingers told me. It had taken me over three years, but I had done it. It was the million-to-one thing I spoke of earlier, the thing which even Eric could not properly assess, because of the variances of powers among the individual members of the family. I had beaten him to this extent: I had learned that I could grow new eyeballs. I had always known that I could regenerate nerve tissues, given sufficient time. I had been left paraplegic from a spine injury received during the Franco- Prussian wars.

Я вырастил себе новые глаза — сказал мне мои пальцы. У меня это заняло больше трех лет, но я это сделал. Это был тот самый один шанс на миллион, о котором я упоминал раньше, та самая способность, которой хорошо не владел даже Эрик, потому что силы разных членов семьи проявлялись разными путями. Я был полностью парализован в результате перелома позвоночника во время франко-прусских войн.

After two years, it had gone away. I had had my hope-a wild one, I'll admit-that I could do what I had done then, with my burned-out orbs. And I had been right. They felt intact, and the sight was returning, slowly.

How long till the next anniversary of Eric's coronation? I stopped pacing and my heart beat faster. As soon as someone saw that I'd recovered my eyes, I'd lose them again.

Через два года все прошло. У меня была надежда — дикая, я это признаю — что у меня получится то, что получилось, что мне удастся вырастить новые глаза, несмотря на то, что глазницы были выжжены. И я оказался прав. Зрение медленно возвращалось ко мне, глаза оставались нетронутыми.

Сколько же времени осталось до следующей годовщины коронации Эрика? Я перестал мерить камеру шагами. Сердце забилось сильнее. Как только кто-нибудь заметит, что у меня есть глаза, я тут же лишусь их вновь.

Therefore, I'd have to escape before the four years had passed.

How?

I hadn't thought about it much up to this time, because even if I could figure a way to get out of my cell, I'd never make it out of Amber-or out of the palace, for that matter-without eyes or aid, and neither were available to me.

Now, though...

Следовательно, мне надо убежать из тюрьмы, пока не минет четвертая годовщина.

Но как?

До сих пор я не придавал большого значения побегу, и не думал о нем, потому что если бы я и нашел способ выбраться из камеры, мне никогда не удалось бы уйти из Эмбера и даже из дворца — без глаз и без помощи, которой мне не от кого было ожидать.

Теперь же...

The door of my cell was a big, heavy, brass-bound thing, with only a tiny grille at a height of about five feet for purposes of looking in to see whether I was still alive, if anyone cared. Even if I succeeded in removing it, I could tell that I couldn't reach out far enough to touch the lock. There was a little swinging gate at the bottom of the door, large enough to push my food through and that's about all. The hinges were either on the outside or in between the door and the jamb, I couldn't tell for sure. Either way, I couldn't get at them. There were no windows and no other doors.

Дверь в мою камеру была тяжелой, большой, обитой медью, с крохотным зарешеченным квадратом примерно в пятифутовой высоте, для того чтобы смотреть, жив я или еще умер, если, конечно, кому-нибудь было до этого дело. Если бы мне даже удалось высадить эту решетку, сразу было видно, что я не мог высунуть руку настолько, чтобы добраться до замка. В нижнем же конце двери были маленькие воротца, через которые подавалась пища. Больше в этой двери ничего не было. Петли были либо снаружи, либо между дверью и косяком, в этом я не был уверен. В любом случае, я не мог до них добраться. Ни окон, ни других дверей не было.

It was still almost like being blind, save for that feeble reassuring light through the grille. I knew my sight hadn't returned fully. That was still a long way off. But even if it had, it was nearly pitch dark in there. I knew this because I knew the dungeons under Amber.

Я был все равно еще, как слепой, потому что слабый свет проникал ко мне только через это зарешеченное оконце. К тому же я знал, что зрение еще не вернулось ко мне полностью. До этого было еще далеко. Да и с полным зрением в моей камере было непроницаемо темно. Я знал это, так как хорошо знал темницы Эмбера.

I lit a cigarette, paced some more, and assessed my possessions, seeking anything that might be of aid. There was my clothing, my sleeping mat, and all the damp straw I wanted. I also had matches, but I quickly rejected the notion of setting fire to the straw. I doubted anyone would come and open the door if I did. Most likely the guard would come and laugh, if he came at all. I had a spoon I'd picked up at the last banquet. I'd wanted a knife, really, but Julian had caught me trying to lift one and snatched it away. What he didn't know, though, was that that was my second attempt. I already had the spoon tucked inside my boot

So what good was it?

Я закурил сигарету и вновь стал ходить по камере, думая о тех вещах, которые имелись в моем распоряжении с точки зрения приспособления их для побега. У меня была одежда, матрас и сколько угодно мокрой, затхлой соломы. У меня также были спички, но я быстро отверг мысль о том, чтобы поджечь солому и устроить пожар. Я сомневался, и не без оснований, что если я это сделаю, кто-нибудь придет спасать меня. Скорее всего, стражник подойдет к двери и посмеется, если вообще соизволит подойти. У меня была ложка, которую я стащил на предыдущем банкете. Я хотел сначала стянуть нож, но Джулиан поймал маня на месте преступления и выхватил его из моих рук. Он, однако, не знал, что это была уже вторая попытка. В ботинке у меня уже была запихнута ложка.

Только на что она могла мне пригодиться?

I'd heard these stories of guys digging their way out of cells with the damnedest things-belt buckles (which I didn't have)-etc. But I didn't have time to try the Count of Monte Cristo bit. I needed out in a matter of months, or my new eyes wouldn't mean anything.

Я слышал рассказы об узниках, которые прокапывали себе подземные ходы из камер самыми нелепыми предметами, как то: поясная пряжка (которой я не имел), вязальный крючок и тому подобное. Но у меня не было времени на подвиги графа Монте-Кристо. Я должен был убежать в течение нескольких месяцев, иначе мои новые глаза будут бесполезны.

The door was mainly wood. Oak. It was bound with four metal strips. One went around it near the top, one near the bottom, right above the gate, and there were two which ran from top to bottom, passing along either side of the footwide grille. The door opened outward, I knew, and the lock was to my left. My memories told me the door was about two inches thick, and I recalled the approximate position of the lock, which I verified by leaning against the door and feeling the tension at that point. I knew that the door was also barred, but I could worry about that later. I might be able to raise it by sliding the handle of the spoon upward between the door's edge and the jamb.

Дверь, в основном, была сделана из дерева. Дуб. Она была обтянута четырьмя металлическими полосами. Одна полоса шла по самому верху, другая — по низу, над воротцами, в которые просовывали пищу, а две остальные шли перпендикулярно сверху вниз, проходя по обе стороны зарешеченного оконца в квадратный фут размером. Дверь открывалась наружу и замок был слева от меня. Память услужливо подсказала мне, что толщина ее два дюйма, и я помнил, в каком примерно месте находился замок, что и проверил опытным путем, налегая на дверь и чувствуя ее напряжение в нужном месте. Я знал, что дверь была также задвинута на крепкие засовы снаружи, но об этом можно было подумать и позже. Может быть, мне удастся выдвинуть засов, просунув ручку ложки между краем двери и косяком.

I knelt on my sleeping mat and with the spoon I traced a box about that area which containcd the lock. I worked until my hand was quite sore-maybe a couple of hours. Then I ran my fingernail over the surface of the wood. I hadn't scarred it much, but it was a beginning. I switched the spoon to my left hand and continued until it, began to ache.

Я придвинул свой матрас, встал на колени и ручкой ложки очертил квадрат в том месте, где находился замок. Я работал до тех пор, пока рука не стала отваливаться от усталости наверное, несколько часов. Затем я потрогал пальцами поверхность дерева. Немного, но ведь это только начало. Я взял ложку в левую руку и продолжал работать, пока и она не онемела.

I kept hoping that Rein would show up. I was sure I could talk him into giving me his dagger if I really pressed the matter. He didn't put in an appearance, though, so I just kept grinding away.

Я жил надеждой, что скоро появится Рейн. Я был уверен, что мне удастся уговорить его отдать мне кинжал, если я буду достаточно настойчив. Однако он все не шел, и я продолжал потихоньку снимать стружку с дерева.

Day after day I worked, until I was perhaps half an inch into the wood. Each time I'd hear a guard's footsteps I'd move the pallet back to the far wall and lie down on it with my back to the door. When he had passed, I'd resume work. Then I had to stop for a while, as much as I hated to. Even though I had wrapped them in cloth torn from my garments, my hands had blistered and the blisters had broken. and after a time the raw flesh underneath began to bleed. So I took a break to let them heal. I decided to devote the time to planning what I'd do after I got out.

Я работал день за днем, не покладая рук, пока не вгрызся в дерево примерно на полдюйма. При каждом приближении стражника я убирал матрац в дальний угол и ложился на него спиной к двери.

Когда он уходил, я возобновлял работу.

Затем мне пришлось прервать приготовления, как ни мучительно было промедление. Хотя я и заворачивал руки в разорванную ткань одежды, они все равно покрылись водяными пузырями, которые все время лопались, и в конце-концов я стер их до крови. Пришлось сделать перерыв, пока раны не зажили. Я решил посвятить время вынужденного отдыха составлению планов на будущее после того, как мне удастся бежать.

When I'd worked my way far enough through the door, I'd raise the bar. The sound of it falling would probably bring a guard. By then, though, I'd be out. A couple of good kicks would break out the piece I was working on and the lock could stay right where it was if it wanted to. The door would swing open then and I would face the guard. He would be armed and I wouldn't. I'd have to take him.

Когда я прорублю дверь, подниму засов. Шум от его падения, конечно, привлечет стражника. Но к этому времени меня уже не будет в камере. Пара хороших ударов, и тот квадрат, который я выпиливал, упадет наружу вместе с замком. Тогда дверь откроется, и я буду лицом к лицу с вооруженным стражником. Мне придется убить его.

He might be overconfident, thinking I couldn't see. On the other hand, he might be a bit afraid, if he recalled how I had entered into Amber. Either way he would die and I would then be armed. I gripped my right biceps with my left hand and my fingertips touched. Gods'. I was emaciatedl Whatever, I was of the blood of Amber, and I felt that even in that condition I could take any ordinary man. Maybe I was kidding myself, but I'd have to try it.

Может, он будет слишком самонадеян, зная, что я слеп. С другой стороны, он будет немного бояться, вспоминая ту битву, когда я вошел в Эмбер. В любом случае он умрет и тогда я буду вооружен. Я схватил себя левой рукой за правый бицепс и напряг мускулы. Боже! Я весь высох! Как бы там ни было, во мне текла кровь принцев Эмбера и я чувствовал, что даже в этом состоянии смогу убить любого обыкновенного человека. Может быть, я и тешил самого себя, но мне придется испытать это на деле.

Then if I succeeded, with a blade in my hand, nothing could keep me from reaching the Pattern. I'd walk it, and when I made it to the center, I could transport myself to any Shadow world I chose. There I would recuperate, and this time I would not rush things. If it took me a century, I'd have evervthing letter-perfect before I moved against Amber again. After all, I was technically its liege. Hadn't I crowned myself in the presence of all, before Eric had done the same? I'd make good my claim to the throne!

If only it weren't impossible to walk into Shadow from Amber itself! Then I wouldn't have to fool around with the Pattern. But my Amber is the center of all, and you just don't depart it that easily.

Затем, если мне это удастся, то ничто не остановит меня, с мечом в руке я доберусь до Лабиринта. Я пройду Лабиринт, а добравшись до центра, перемещусь в любое Отражение, которое сочту нужным. Там я залечу раны и соберусь с силами, и на следующий раз не поступлю так опрометчиво и не буду торопиться. Если даже это займет у меня сто лет, я все подготовлю как следует, на сто процентов, прежде чем напасть на Эмбер снова. Ведь в конце-концов, формально я был здесь королем. Разве я не короновал сам себя в присутствии всех придворных прежде, чем это успел сделать Эрик? Этой линии я и буду держаться, идя на войну за трон.

Если бы только можно было уйти в Отражение прямо из Эмбера! Тогда не было бы нужды возиться с Лабиринтом. Но мой Эмбер — центр всего, и из него не так то просто уйти.

After, say, a month my hands had healed and I was developing large callouses from my scraping activities. I heard a guard's footsteps and removed myself to the far side of the cell. There was a brief creak and my meal was slipped beneath the door. Then there were footsteps again, this time diminishing in the distance.

I returned to the door. Without looking, I knew what was on the tray: a chunk of stale bread. a crock of water, and a piece of cheese if I was lucky. I positioned the mat, knelt on it and felt at the groove. I was about halfway through.

Примерно через месяц руки полностью зажили и от грубой работы на них стали образовываться жестокие мозоли. Работая, я услышал шаги стражника и быстро унес свой матрас, свернувшись на нем в дальнем углу камеры. Раздался слабый скрип, пищу подсунули под дверь, и звук шагов затих в отдалении.

Я вернулся к двери. Я знал, что будет на этом подносе, не глядя: ломоть заплесневелого хлеба, кружка воды и кусок сыра, если мне повезет. Я устроил матрас поудобнее, стал на колени и ощупал сделанное отверстие. Уже больше половины!

Then I heard the chuckle.

It came from behind me.

I turned, not needing my eyes to tell me that someone else was present. There was a man standing near the left wall, giggling.

“Who is it?” I asked. and my voice sounded strange. I realized then that these were the first words I had spoken in a long while.

Затем я услышал смешок.

Он раздался откуда-то позади меня.

Я повернулся, и не было нужды в зрении, чтобы понять, что в камере есть еще кто-то. Слева у стены стоял человек и ухмылялся.

— Кто здесь? — спросил я, и голос мой прозвучал странно и хрипло.

Потому что это — первые слова, которые я произнес за долгое-долгое время.

“Escape,” he said. “Trying to escape.” And he chuckled again.

“How did you get in here?”

“Walked,” he replied.

“From where? How?”

— Беглец, — говорил он, — Хочет удрать.

И опять послышался смешок.

— Как вы сюда попали?

— Прошел.

— Но откуда? КАК?

I struck a match and it hurt my eyes, but I held it.

He was a small man. Tiny, might be an even better word. He was around five feet tall and a hunchback. His hair and beard were as heavy as my own. The only distinguishing features in that great mass of fur were his long, hook nose and ins alrn06t black eyes, now squinted against the light.

Я зажег спичку и зажмурился от непереносимой рези в глазах. Но я не погасил огонь.

Это был человек небольшого роста. Очень небольшого. Можно сказать, карлик. Меньше пяти футов роста и с горбом. Борода и волосы у него были такие же длинные, как и у меня.

Единственной чертой, различимой через всю эту массу волос, закрывавших почти все лицо, был большой крючковатый нос, да еще почти черные глаза, сейчас странно блестевшие при свете спички. В общем...

“Dworkin!” I said.

He chuckled again.

“That's my name. What's yours?”

— Дворкин! — воскликнул я.

Он снова ухмыльнулся.

— Это мое имя. А как твое?

“Don't you know me, Dworkin?” I struck another match and held it near my face. “Look hard. Forget the beard and the hair. Add a hundred pounds to my frame. You drew me, in exquisite detail, on several packs of playing cards.”

— Неужели вы не узнаете меня, Дворкин?

Я зажег еще одну спичку и поднес ее к своему лицу.

— Посмотрите повнимательней. Забудьте о бороде и волосах. Прибавьте сотню фунтов веса. Вы ведь нарисовали меня со всевозможными деталями на нескольких колодах карт.

“Corwin,” he said at last. “I remember you. Yes.”

“I had thought you were dead.”

“I'm not, though. See?” and he pirouetted before me.

— Корвин, — сказал он после недолгого раздумья. — Я тебя помню. Да, помню.

— Я думал, что вас давно нет в живых.

— А я жив. Вот видишь?

И с этими словами он сделал передо мной пируэт.

“How is your father? Have you seen him recently? Did he put you here?”

“Oberon is no more,” I replied. “My brother Eric reigns in Amber, and I'm his prisoner.”

“Then I have seniority,” he told me, “for I am Oberon's prisoner.”

— А как твой папаша? Давно ты его видел? Это он засадил тебя сюда?

— Оберона больше нет, — ответил я, пропустив его непочтительность мимо ушей. — В Эмбере правит мой брат Эрик, и я — его узник.

— Тогда я главнее тебя, — похвастался он, — потому что я — узник самого Оберона.

“Oh? None of us knew that Dad had locked you up.”

I heard him weeping.

“Yes,” he said after a time. “He didn't trust me.”

— Вот как? Никто из нас не знал, что Отец заточил вас в темницу.

Я услышал его всхлипывания.

— Да, — ответил он спустя некоторое время, — он мне не доверял.

“Why not?”

“I told him I'd thought of a way to destroy Amber. I described it to him. and he locked me in”

“That wasn't very nice,” I said.

— Почему?

— Я рассказал ему, что придумал способ уничтожить Эмбер. Я описал ему этот мой способ, и он велел запереть меня.

— Это было не очень хорошо с его стороны, — заметил я.

“I know,” he agreed, “but he did give me a pretty apartment and lots of things to do research with. Only he stopped coming to visit me after a time. He used to bring men who showed me splotches of ink and made me tell stories about them. That was fun, until I told a story I didn't like and turned the man into a frog. The king was angry when I wouldn't turn him back, and it's been so long since I've seen anybody that I'd even turn him back now, if he still wanted me to. Once-”

— Знаю, — согласился он, — но он предоставил мне прекрасные комнаты и кучу всякого материала для работы. Только через некоторое время он перестал приходить навещать меня. Обычно он приводил с собой людей, которые показывали мне чернильные кляксы и заставляли рассказывать о них всякие истории. Это было просто здорово, Но однажды я рассказал историю, которая мне не понравилась, и гость превратился в лягушку. Король был очень сердит, когда я отказался превратить его обратно, но прошло так много времени с тех пор, как я хоть с кем-нибудь разговаривал, что я даже согласился бы сейчас снова превратить его обратно в человека, если, конечно, король этого еще хочет. Однажды...

“How did you get here, into my cell?” I asked again,

“I told you. I walked.”

“Through the wall?”

“Of course not. Through the shadow wall.”

— Как вы попали сюда, в мою камеру? — перебил я его.

— Но ведь я уже сказал тебе. Просто пришел.

— Сквозь стену???

— Ну конечно нет. Сквозь Отражение стены.

“No man can walk through Shadows in Amber. There are no Shadows in Amber.”

“Well, I cheated,” he admitted.

“How?”

— Никто не может ходить по Отражениям в Эмбере. В Эмбере нет Отражений.

— Видишь ли... я сжульничал, — признался он.

— Как?

“I designed a new Trump and stepped through it, to see what was on this side of the wall. Oh my! -I just remembered... I can't get back without it. I'll have to make another. Have you got anything to eat? And something to draw with? And something to draw on?”

“Have a piece of bread,” I said, and handed It to him, “and here's a piece of cheese to go along with it.”

— Я нарисовал новую Карту и прошел сквозь нее, чтобы посмотреть, что новенького с этой стороны стены. Ох, ты!.. Я только что вспомнил, что не смогу попасть без нее обратно. Придется нарисовать другую. У тебя есть что-нибудь перекусить? И чем можно рисовать? И на чем рисуют?

— Возьмите кусок хлеба, — сказал я ему, протягивая свой скудный обед, — и кусок сыра за компанию.

“Thank you, Corwin.” and he wolfed them down and drank all my water afterward. “Now, if you'll give me a pen and a piece of parchment, I'll be returning to my own rooms. I want to finish a book I was reading. It's been nice talking to you. Too bad about Eric. I'll stop back again some time and we'll talk some more. If you see your father, please tell him not to he angry with me because I'll-”

— Спасибо тебе, добрый Корвин.

И он накинулся на хлеб и сыр, как будто не ел целую вечность, а потом выпил всю мою воду без остатка.

— А теперь, если ты дашь мне перо и кусок пергамента, я вернусь к себе. Я хочу успеть дочитать одну книгу. Приятно было поговорить с тобой. Жаль, что так вышло с Эриком. Может быть, я еще наведаюсь к тебе, и мы поболтаем. Если ты увидишь своего отца, пожалуйста, передай ему, чтобы он не сердился на меня за то, что я превратил его человека в...

“I don't have a pen, or parchment,” I observed.

“Goodness,” he said, “that's hardly civilized.”

“I know. But then, Eric isn't very.”

— У меня нет ни пера, ни пергамента, прервал я его излияния.

— Боже, — воскликнул он. — Ну это уж совсем нецивилизованно.

— Знаю. Но, с другой стороны, Эрика и нельзя назвать цивилизованным человеком.

“Well, what have you got? I prefer my own apartment to this place. At least, it's better lighted.”

“You have dined with me,” I said, “and now I am going to ask you a favor. If you will grant me this request, I promise that I will do everything I can to make things right between you and Dad.”

“What is it that you want?” he asked.

— Ну хорошо, а что у тебя есть? Моя комната нравится мне как-то больше, чем это место. По крайней мере, там светлее.

— Вы побеседовали со мной, — сказал я, — а сейчас я хочу просить вас об услуге. Если вы выполните мою просьбу, я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы примирить вас с отцом.

— А чего тебе надо?

“Long have I admired your work,” I said, “and there is something I have always desired as a work of your hand. Do you recall the Lighthouse of Cabra?”

“Of course. I've been there many times. I know the keeper, Jopin. I used to play chess with him.”

— Долгое время наслаждался я вашим искусством, ответил я. — И есть картина, которую мне всегда хотелось иметь только в вашем исполнении. Помните ли вы Маяк на Кабре?

— Ну конечно. Я был там много раз. Я знаю его хранителя, Жупена. Бывало, я часто играл с ним в шахматы.

“More than anything else I can think of,” I told him, “for most of my adult life. I have longed to see one of your magical sketches of that great gray tower.”

— Больше всего на свете, — сказал я ему, — почти всю мою жизнь, я просто мечтал увидеть один из тех магических набросков этой серой башни, которые начертаны вашей рукой.

“A very simple subject,” he said, “and rather an appealing one, at that, I did some preliminary sketches in the past, but I never got beyond that point. Other work kept getting in the way. I'll fetch you one, if you'd like.”

— Очень простой рисунок, — сказал он, и довольно приятный, не могу не согласиться. В прошлом я действительно несколько раз делал наброски этого места, но как-то никогда не доводил их до конца. Слишком увлекала другая работа. Но если хочешь, я тебе нарисую то, что помню, а потом передам.

“No,” I said. “I'd like something more enduring, to keep me company here in my cell-to comfort me, and any others who may later occupy this place.”

“Commendable,” he said. “What have you in mind as the medium.”

— Нет, — ответил я. — Мне хотелось бы что-нибудь более постоянное, чтобы я все время мог держать этот рисунок перед глазами в своей камере, чтобы он утешал меня и всех других узников, которых посадят сюда после меня.

— Вполне понимаю, — ответил он. — Но на чем же мне тогда рисовать?

“I have a stylus here,” I told him (the spoon was fairly sharp by then), “and I'd like to see it traced upon the far wall, so that I might look at it as I take my rest.”

He was silent a moment, then, “The illumination is quite poor.” he remarked.

— У меня здесь есть стило, — сказал я (к этому времени ручка ложки здорово поистерлась и заострилась), — и мне бы хотелось, чтобы ты нарисовал эту картину на дальней стене, и я мог глядеть на нее, когда прилягу отдохнуть.

Он довольно долго молчал.

— Здесь очень плохое освещение, — заметил он наконец.

“I have several books of matches,” I replied. “I'll light them and hold them for you. We might even burn some of this straw if we ron low.”

“Those are hardly ideal working conditions.

— У меня есть несколько коробков спичек, — ответил я. Я буду зажигать их по одной и держать перед вами. Если не хватит спичек, можно будет спалить даже немного соломы.

— Не могу сказать, чтобы это были идеальные условия для работы... — заворчал он.

“I know,” I said, “and I apologize for them, great Dworkin, but they are the best I have to offer. A work of art by your hand would brighten my humble existence beyond measure.”

He chuckled again.

“Very well. But you must promise me that you will provide light afterwards, so that I may sketch myself a way back to my own chambers.”

“Agreed.” I said. and I felt in my pocket.

— Знаю, — повинился я, — и заранее прошу прощения за это, великий Дворкин, но они лучшие из тех, которые я могу предложить. Картина, написанная рукой мастера, осветит мое жалкое существование и согреет меня здесь, в темнице.

Он опять ухмыльнулся.

— Хорошо. Но ты должен мне обещать, что посветишь потом еще, чтобы я мог нарисовать картинку и попасть к себе домой.

— Обещаю, — сказал я и сунул руку в карман.

I had three full packages of matches and part of a fourth.

I pressed the spoon into his hand and led him to the wall.

“Do you have the feel of the instrument?” I asked him.

“Yes, it's a sharpened speon, isn't it?”

У меня было три полных коробка спичек и часть четвертого. Я сунул ложку ему в руки и подвел к стене.

— Появилось ли у вас чувство инструмента? — спросил я его.

— Да это ведь заостренная ложка, верно?

“Yes. I'll make a light as soon as you say you are ready. You'll have to sketch rapidly, because my supply of matches is limited. I'll allot half for the lighthouse and the other half for your own business.”

“All right,” he said, and I struck a match and he began to trace lines upon the moist gray wall.

— Верно. Я зажгу спичку как только вы скажете, что готовы. Вам придется рисовать быстро, потому что мой запас спичек ограничен. Половину спичек я израсходую на рисунок маяка, а вторую половину на то, что подскажет вам ваше воображение.

— Хорошо, — согласился он.

Я зажег спичку, и он начал вычерчивать линии по серой сырой стене.

First he did an upright rectangle to frame and contain the thing. Then with several deft strokes, the lighthouse began to appear. It was amazing, daft as he was, his skill was intact. I held each match at its barest base, spat on my left thumb and forefinger, and when I could hold it no longer in my right I took hold of the blackened end and inverted it, letting the match burn away completely before I struck another.

Первым делом он очертил большой прямоугольник, как раму для своего наброска. Затем после нескольких быстрых четких штрихов начал вырисовываться маяк. Просто удивительно, но этот старый нелепый безумец сохранил все свое искусство.

Когда спичка догорала до половины, я плевал на пальцы левой руки и брался за уже сгоревший конец, чтобы ни одна секунда драгоценного света не пропала даром.

When the first book of matches was gone, he had finished the tower and was working on the sea and the sky. I encouraged him, I murmured appreciation at every stroke.

“Great, really great,” I said, when it appeared to be almost finished. Then he made me waste another match while he signed it. I was almost through the second book by then.

“Now let's admire it,” he said.

Первая коробка кончилась, когда он уже дорисовал башню и работал над морем и небом. Я вдохновлял его, издавая восхищенные возгласы с каждым движением его руки.

— Великолепно, просто великолепно, сказал я, когда он уже почти закончил.

Затем он заставил меня потратить еще одну спичку, потому что забыл подписать картину. К этому времени вторая коробка спичек почти иссякла.

— А сейчас давай восхищаться этой картиной вместе, — сказал он довольно.

“If you want to get back to your own apartments, you'll have to leave the admiring to me.” I told him. “We're too low on matches to be art critics at this point.”

He pouted a bit, but moved to the other wall and began sketching as soon as I struck a light.

— Если вы хотите вернуться к себе, то вам придется оставить восхищение лично мне, — ответил я. — У нас слишком мало спичек, чтобы заниматься критиканством.

Он немного поворчал, но все же подошел к другой стене и начал рисовать, едва я зажег спичку.

He sketched a tiny study, a skull on the desk, a globe beside it, walls full of books all around.

“Now that's good.” he said, when I had finished the third pack and was starting on the remaining partial pack.

Он быстро набросал крошечный кабинет, стол, череп на столе, стены, заставленные книгами до самого потолка.

— Теперь хорошо, — удовлетворенно пробурчал он.

В это время третья коробка спичек кончилась, пришла очередь уже начатой четвертой.

It took him six more to finish up and one to sign it. He gazed at it while the eighth match burned-there were only two remaining-then he took a step forward and was gone.

The match was burning my fingertips by then and I dropped it and it sizzled when it hit the straw and went out.

Пришлось истратить еще шесть спичек, пока он что-то исправлял в своей картине и подписывался. Он сконцентрировался на картине, когда я зажег последнюю спичку — у меня осталось всего две — затем сделал шаг вперед и исчез.

Этой спичкой я обжегся, так что даже выронил ее из рук. Она упала на сырую солому и, зашипев, погасла.

I stood there shaking, full of mixed feelings, and then I heard his voice and felt his presence at my side. He was back again.

“I just thought of something,” he said. “How can you see the picture when it's so dark in here?”

Странное смятение чувств, обрывки беспорядочных образов, безумное злорадное торжество — меня била холодная дрожь от этого винегрета эмоций. А затем я вновь услышал его голос и почувствовал его присутствие рядом с собой. Он опять вернулся!

— Знаешь, что мне только что пришло в голову? — спросил он. — А как же ты будешь любоваться моей картиной, когда здесь так темно?

“Oh. I can see in the dark,” I told him. “I've lived with it so long that it has become my friend.”

“I see. I just wondered. Give me a light so I can go back now.”

“Very well,” I agreed, considering my second to last match. “But you'd better bring your own illumination next time you stop around, I'll be out of matches after this.”

— О! Я вижу в темноте, — ответил я, Мы с ней так долго жили вместе, что даже стали друзьями.

— А-а, понимаю. Мне просто стало любопытно. Посвети-ка мне, чтобы я снова мог попасть домой.

— Хорошо, — согласился я, беря в руки предпоследнюю спичку. — Но в следующий раз, когда вы захотите навестить меня, приходите со своим собственным освещением, потому что мне светить будет нечем. Спички кончились.

“All right.” And I struck a light and he considered his drawing, walked toward it. and vanished once more.

I turned quickly and considered the Lighthouse of Cabra before the match failed. Yes, the power was there. I could feel it.

Would my final match serve me, though?

— Ладно.

Я зажег спичку, он уставился на свой рисунок, подошел к нему и опять исчез.

Я быстро повернулся и посмотрел на Маяк Кабры прежде, чем спичка погасла. Да, в этом рисунке чувствовалась сила. Та самая сила.

Сослужит ли моя последняя спичка мне верную службу?

No, I didn't think it would. A longer period of concentration than that was required for me to use a Trump as a gateway.

What could I burn? The straw was too damp and might not take fire. It would be horrible to have the gateway-my road to freedom-right there with me and not be able to use it.

Я был уверен, что нет. Мне всегда нужно было долго концентрироваться, чтобы использовать Карту как способ побега.

Что тут можно поджечь? Солома слишком сыра и может не загореться. Это просто ужасно — иметь выход, дорогу к свободе так близко, и не иметь возможности ею воспользоваться.

I needed a flame that would last awhile.

My sleeping roll! It was a cloth liner stuffed with straw. That straw would be drier, and the cloth would burn, too.

Нужен был огонь, который продержится хотя бы чуть дольше спички.

Мой матрас! Льняной, набитый соломой тюфяк был высушен моим собственным теплом за долгие месяцы — эта солома уж точно будет гореть значительно лучше, да и лен тоже неплохое топливо.

I cleared half the floor, down to the bare stone. Then I sought the sharpened spoon. to use to cut the liner. I cursed then. Dworkin had carried it off with him.

I twisted and tore at the thing.

Я расчистил перед собой пол до самого камня. Поискал заостренную ложку, чтобы вспороть матрац. Черт возьми этого старикашку! Дворкин унес ее с собой. В ярости я принялся раздирать матрас голыми руками.

Finally, it came open and I pulled out the dry straw from the middle. I made a little heap of it and I set the liner nearby, to use as extra fuel if I needed it. The less smoke the better, though. It would attract attention if a guard passed this way. This wasn't too likely, though, since I had just recently been fed, and I got one meal a day.

I struck my last match, then used it to set fire to the cardboard book that had contained it. When this got going, I used it on the straw.

Наконец послышался треск рвущейся ткани, и я вытащил из середины — ура! — сухую солому. Я сложил ее небольшой кучкой, а рядом положил клочья льна в качестве дополнительного топлива, если оно понадобится. Чем меньше дыма, тем лучше. Он только привлечет внимание, если вдруг мимо пройдет стражник. Однако, это маловероятно, потому что пищу мне уже принесли, а кормили здесь один раз в день.

Я зажег последнюю драгоценную спичку и заставил с ее помощью разгореться спичечный коробок, в котором она лежала. Горящий коробок я положил на солому.

It almost didn't take. The straw was damper than I'd thought, even though it came from the center of my mat. But finally there was a glow, and then a flame. It took two of the other empty matchbooks to achieve this, so I was glad I hadn't thrown them down the john.

I tossed on the third, held the liner in my left hand, and stood and faced the drawing.

The glow spread up the wall as the flames danced higher, and I concentrated on the tower and recalled it. I thought I heard the cry of a gull. I sniffed something like a salt breeze, and the place became more real as I stared.

Почти что ничего не вышло. Солома оказалась более мокрой, чем я предполагал, хотя я и достал ее из самой середины матраса. Но в конце-концов и в ней затеплился трепетный огонек. Для этого мне пришлось сжечь два пустых коробка, и я был очень рад, что догадался не выбросить их.

Швырнув в огонь третий пустой коробок, я выпрямился, держа солому в руках на полотне и уставился на картину.

Стена осветилась, когда пламя поднялось выше, и я сконцентрировался на башне и начал вспоминать ее. Мне показалось, что я услышал крик чайки. Подуло свежим прохладным бризом, напоенным солоноватым запахом моря, и по мере того, как я всматривался, картина постепенно становилась реальным местом.

I tossed the liner onto the fire. and the flames subsided for a moment, then sprang higher. I didn't remove my eyes from the drawing as I did this.

The magic was still there, in Dworkin's hand, for soon the lighthouse seemed as real to me as my cell. Then it seemed the only reality, and the cell but a Shadow at my back. I heard the splashing of the waves and felt something like the afternoon sun upon me.

Я бросил загоревшееся полотно на пол, и пламя утихло на минуту, затем разгорелось с новой силой. Все это время я ни на секунду не отрывал глаз от рисунка.

Волшебная сила все еще оставалась в руках великого, сумасшедшего Дворкина, потому что вскоре маяк стал таким же реальным, как и моя камера. Затем он стал единственной реальностью, а камера — всего лишь Отражением за моей спиной. Я услышал плеск волн и ощутил ласковое прикосновение полуденного солнца.

I stepped forward, but my foot did not descend into the fire.

I stood upon the sandy, rock-stewn edge of the small island Cabra, which held the great gray lighthouse that lit a path for the ships of Amber by night. A flock of frightened gulls wheeled and screamed about me, and my laughter was one with the booming of the surf and the free song of the wind. Amber lay forty-three miles behind my left shoulder.

I had escaped.

Я сделал шаг вперед, но нога коснулась не огня.

Я стоял на скалистом песчаном уступе маленького островка под названием Кабра, на котором расположился большой серый маяк, освещавший водный путь для кораблей Эмбера по ночам. Эмбер остался в сорока трех милях дальше, за моим левым плечом.

Я больше не был узником.

CHAPTER 10

I made my way to the lighthouse and climbed the stone stair that led to the door on its western face. It was high, wide, heavy, and watertight. Also, it was locked. There was a small quay about three hundred yards behind me. Two boats were moored at it. One was a rowboat and the other was a sailboat with a cabin. They swayed gently, and beneath the sun and water was mica behind them. I paused for a moment to regard them. It had been so long since I had seen anything that for an instant they seemed more than real, and I caught a sob withih my throat and swallowed it.

Я подошел к маяку и взобрался по каменным ступеням, ведущим к двери его западного входа. Высокая, широкая, тяжелая дверь была водонепроницаемой. К тому же она была заперта. Позади примерно в ярдах трехстах, находилась небольшая бухта. В ней были привязаны две лодки. Одна — обычная, весельная, другая — легкий парусник с кабиной. Они мягко покачивались на волнах, и на них светило яркое красивое солнце. Я остановился ненадолго, любуясь на них. Прошло так много времени с тех пор, как я видел что-либо подобное, да и вообще что-либо, что эта обычная картина показалась мне фантастической, и я с трудом подавил рыдание, готовящееся вырваться из груди.

I turned and knocked on the door.

After what seemed too long a wait, I knocked again.

Finally, I heard a noise within and the door swung open, creaking on its three dark hinges.

Я отвернулся и постучал в дверь.

После того как, по моим расчетам, прошло довольно много времени, я снова постучал.

В конце концов внутри кто-то завозился, а потом дверь распахнулась, заскрипев на ржавых петлях.

Jopin, the keeper, regarded me through bloodshot eyes and I smelled whisky upon his breath. He was about five and a half feet tail and so stooped that he reminded me somewhat of Dworkin. His beard was as long as mine, so of course it seemed longer, and it was the color of smoke, save for a few yellow stains near his dry-looking lips. His skin was as porous as an orange rind and the elements had darkened it to resemble a fine old piece of furniture. His dark eyes squinted, focused. As with many people who are hard of hearing, he spoke rather loudly.

“Who are you? What do you want?” he asked.

Жупен, хранитель маяка, смотрел на меня, как бы изучая, налитыми кровью глазами и изо рта у него пахло виски. Он был примерно пяти с половиной футов ростом, но такой согбенный, что напоминал мне Дворкина. Борода была такой же длины, как у меня, поэтому, естественно, казалась длиннее, и она была пепельно-серого цвета, если не считать нескольких желтых пятен у самых пересохших губ. Кожа была пористая, как апельсиновая кожура, а ветер и солнце так обветрили и сожгли ее, что она напоминала приятный цвет старинной мебели красного дерева. Как и большинство плохо слышащих людей, он говорил очень громко.

— Кто вы? Что вам нужно?

If I was that unrecognizable in my emaciated, hairy condition, I decided that I might as well maintain my anonymity.

“I am a traveler from the south and I was shipwrecked recently,” I said. “I clung to a piece of wood for many days and was finally washed ashore here. I slept on the beach all morning. It was only recently that I recovered sufficient strength to walk to your lighthouse.”

Ну, раз уж я настолько неузнаваем в теперешнем состоянии, то не помешает сохранить инкогнито как можно дольше.

— Я — путешественник с юга, и совсем недавно потерпел кораблекрушение, — сказал я как можно более жалобным тоном, — Много дней меня носило по волнам; мне повезло и я ухватился за большой кусок дерева, и вот вынесло сюда, на этот берег. Я проспал на песке все утро. Только что я пришел в сознание и нашел в себе достаточно сил, чтобы встать и подойти к этому маяку.

He moved forward and took my arm. He threw his other arm around my shoulders.

“Come in, come in then,” he said. “Lean on me. Take it easy. Come this way.”

Он сделал шаг вперед и взял меня за руку, второй рукой обнимая за плечи.

— Входи, входи же, — говорил он. Обопрись на меня. Ну ничего, ничего, все обойдется. Пойдем со мной.

He led me to his quarters, which were extraordinarily messy, being strewn with many old books, charts, maps, and pieces of nautical equipment. He wasn't any too steady himself, so I didn't lean too hard, just enough to maintain the impression of weakness I had tried to convey as I'd leaned against his doorframe.

He led me to a daybed, suggested I lie down, and left to secure the door and fetch me something to eat.

Он привел меня в свои комнаты, в которых царил на удивление страшный беспорядок. Они были завалены старыми книгами, картами и всевозможными навигационными приборами. Он и сам-то не очень твердо держался на ногах, поэтому я старался наваливаться на него не очень сильно, достаточно только для того, чтобы поддержать его в убеждении, что я полностью истощен. С этой же целью я с трудом оперся о косяк двери.

Он подвел меня к своей койке, помог прилечь и ушел запереть дверь и приготовить мне что-нибудь поесть.

I removed my boots, but my feet were so flithy that I put them back on again. If I'd been drifting about very long, I wouldn't be dirty. I didn't want to give away my story, so I drew a blanket that was there over me and leaned hack, really resting.

Я снял ботинки, но увидев свои ноги, счел за лучшее надеть их опять. Если бы я действительно долго плавал в море, я нипочем бы не был таким грязным. Мне не хотелось, чтобы он сразу же уличил меня во лжи, поэтому я натянул на себя одеяло и с удовольствием растянулся на постели.

Jopin returned shortly with a pitcher of water, a pitcher of beer, a great slice of beef, and half a loaf of bread upon a square wooden tray. He swept clear the top of a small table, which he then kicked into a position beside the couch. Then he set the tray down on it and bade me eat and drink.

Жупен быстро вернулся с кружкой воды, кружкой пива, большим куском говядины и толстым ломтем хлеба на деревянном подносе. Одним взмахом руки он скинул с маленького столика все, что на нем лежало, потом ногой придвинул его к кровати. Он поставил на него поднос и велел мне угощаться.

I did. I stuffed myself. I gluffed myself. I ate everything in sight. I emptied both pitchers.

Then I felt tremendously tired. Jopin nodded when he saw it come over me, and he told me to go to sleep. Before I knew it, I had.

Я не заставил себя упрашивать. Я набил себя до самого горла. Я пожирал пищу. Я съел все, до чего мог дотянуться, а дотянулся я до всего, что попалось мне на глаза, уж будьте покойны. Я выпил обе кружки.

Затем я почувствовал, что смертельно устал. Жупен кивнул головой, когда увидел, что у меня слипаются глаза, и посоветовал мне вздремнуть. Прежде чем я понял, что произошло, я уже провалился в сон.

When I awakened, it was night time and I felt considerably better than I had in many weeks. I got to my feet and retraced my earlier route and departed the building. It was chilly out there, but the sky was crystal clear and there seemed to be a million stars. The lens at the top of the tower blazed at my back, then went dark, blazed, then went dark. The water was cold, but I just had to cleanse myself. I bathed and washed my clothing and wrung it out. I must have spent an hour doing that. Then I went back to the lighthouse, hung my clothes over the back of an old chair to dry out, crawled beneath the blanket, slept again.

Проснулся я уже ночью, и чувствовал себя значительно лучше, впервые за много-много недель. Я встал, прошел по помещению и вышел наружу. Было холодновато, на кристально-чистом небе горели миллионы звезд. Вспыхнул, бросив отсветы мне на спину, огонь на вершине башни, потом потух, потом опять полыхнул на мгновение. Вода была весьма прохладной, но я должен был привести себя в порядок. Я тщательно вымылся, постирал и выжал одежду. Это заняло примерно час. Затем я вернулся на маяк, повесил вещи на спинку престарелого стула, забрался под одеяло и опять заснул.

In the morning, when I awoke, Jopin was already up. He prepared me a hearty breakfast, and I treated it the same way as I had the dinner of the previous evening. Then I borrowed a razor, a mirror, and a pair of scissors and gave myself a shave and a sort of haircut. I bathed again afterward, and when I donned my salty, stiff, clean garments I felt almost human again.

Наутро, когда я проснулся, Жупен был уже на ногах. Он приготовил мне весьма плотный завтрак, и расправился с ним так же легко, как и с вчерашним ужином. Затем я одолжил у него бритву, зеркало и ножницы и как сумел побрился и подстриг себе волосы. Потом я опять выкупался и когда одел свою чистую просоленную морем одежду, я почти чувствовал себя человеком.

Jopin stared at me when I returned from the sea and said, “You look kinda familiar, fella,” and I shrugged.

“Now tell me ahout your wreck.”

Когда я вернулся с берега, Жупен пристально уставился на меня и сказал:

— Что-то твоя физиономия кажется мне знакомой, парень.

Я пожал плечами.

— Расскажи-ка мне о своем кораблекрушении.

So I did. Out of whole cloth. What a disaster I detailed! Down to the snapping of the mainmast, yet.

He patted me on the shoulder and poured me a drink. He lit the cigar he had given me.

Я рассказал. Да, но как! С какими подробностями! Я не упустил даже того трагического момента, когда с треском сломалась и рухнула на палубу грот-мачта.

Он потрепал меня по плечу и налил мне виски. Потом дал сигарету и держал огонек, пока она не разгорелась.

“You just rest easy here,” he told me. “I'll take you ashore any time you like, or I'll signal you a passing ship if you see one you recognize.”

I took him up on his offered hospitality. It was too much of a lifesaver not to. I ate his food and drank his drinks and let him give me a clean shirt which was too big for him. It had belonged to a friend of his who'd drowned at sea.

— Отдыхай здесь спокойно, — сказал он мне. — Я свезу тебя на берег, когда захочешь, или посигналю проходящему кораблю, если он будет тебе знаком.

Я воспользовался его гостеприимством. Пока я не мог поступить иначе. Я ел его пищу и пил его виски, и взял у него чистую рубашку, которая была ему слишком велика. Она принадлежала его погибшему в море другу.

I stayed with him for three months, as I recovered my strength. I helped him around the place-tending the light on nights when he felt like getting smashed, and cleaning up all the rooms in the house-even to the extent of painting two of them and replacing five cracked windowpanes-and watching the sea with him on stormy nights.

Я оставался с ним три месяца, постепенно набираясь сил. Я, конечно, помогал ему, чем мог — следил по ночам за маяком, когда он бывал слишком пьян, убирал все комнаты в доме — даже выкрасил две из них и заменил оконные переплеты — и вместе с ним смотрел на море, когда бывали шторма.

He was apolitical, I learned. He didn't care who reigned in Amber. So far as he was concerned, the whole bloody crew of us were rotten. So long as he could tend his lighthouse and eat and drink of good food and brew, and consider his nautical charts in peace, he didn't give half a damn what happened ashore. I came to be rather fond of him, and since I knew something of old charts and maps also, we spent many a good evening correcting a few. I had sailed far into the north many years ago, and I gave him a new chart based on my recollections of the voyage. This seemed to please him immensely, as did my description of those waters.

Как я выяснил, он совсем не интересовался политикой. Ему было безразлично, кто правит в Эмбере. По его мнению, все мы до единого были недоросли и разгильдяи. Пока он мог обслуживать свой маяк, есть хорошую пищу и пить вкусное вино, а также составлять в тишине и покое морские карты, ему было просто наплевать, что при этом происходит на берегу. Он нравился мне все больше и больше, а так как я тоже был не далеко не профан в старых морских картах, мы провели много вечеров, внося в них исправления. Много лет тому назад я отправился в путешествие на корабле далеко на север, и я составил для него новую карту, основанную на личных воспоминаниях. Это, казалось, доставило ему огромное наслаждение, так же, как и мое описание тех вод.

“Corey” (that was how I'd named myself), “I'd like to sail with you one day,” he said. “I hadn't realized you were skipper of your own vessel one time.”

“Who knows?” I told him. “You were once a captain yourself, weren't you?”

“How'd you know?” he asked.

— Кори — (так я ему представился) — мне бы хотелось отплыть с тобой вдвоем когда-нибудь, — сказал он. — Я сначала даже не понял, что ты был капитаном судна.

— Кто знает? — ответил я. — Ведь ты тоже когда-то был капитаном, верно?

— Откуда ты знаешь?

Actually, I'd remembered, but I gestured about me in reply.

“All these things you've collected,” I said, “and your fondness for the charts, Also, you bear yourself like a man who once held a command.”

He smiled.

— Все эти навигационные приборы, которые здесь собраны, — пояснил я, — и еще твое пристрастие к составлению карт. К тому же ты ведешь себя как человек, привыкший повелевать.

Он улыбнулся.

“Yes,” he told me, “that's true. I had a command for over a hundred years. That seems long ago... Let's have another drink.”

I sipped mine and sort of put it aside. I must have gained over forty pounds in the months I had spent with him. Any day now, I was expecting him to recognize me as a member of the family. Maybe he would turn me in to Eric if he did-and maybe not. Now that we'd established this much of camaraderie, I had a feeling that he might not do it. I didn't want to take the chance and find out.

Sometimes as I sat tending the light I wondered, “How long should I stay here?”

— Да. Это так. Когда-то я командовал кораблем, на протяжении лет ста. Но это было так давно... Давай лучше выпьем.

Я сделал маленький глоток и отставил рюмку. Я прибавил в весе фунтов сорок за те месяцы, что провел у него. И сейчас я каждый миг боялся, что он узнает во мне члена королевской семьи. Может быть, он выдаст меня Эрику, а может и нет. Теперь, когда мы так подружились, я склонен был думать, что он меня не предаст. но мне не хотелось рисковать жизнью для того, чтобы выяснить это.

Иногда, сидя у огня маяка, я размышлял: — надолго я еще останусь здесь?

Not too much longer, I decided, adding a drop of grease to a swivel bearing. Not much longer at all. The time was drawing near when I should take to the road and walk among Shadows once again.

Then one day I felt the pressure, gentle and questing at first. I couldn't tell for sure who it was.

Ненадолго, — решил я, добавляя в лампу несколько капель жира. Нет, совсем ненадолго. Я знал, что близится время, когда мне предстоит вновь отправиться в путь, долгий путь по Отражениям.

Однажды я почувствовал давление, мягкое, вопросительное прикосновение. Но я не знал, кто это мог быть.

I immediately stood stock still, closed my eyes and made my mind go blank. It was about five minutes before the questing presence withdrew.

I paced then and wondered, and I smiled when I realized the shortness of my course. Unconsciously, I had been pacing out the dimensions of my cell back in Amber.

В ту же секунду я остановился, как вкопанный, закрыл глаза и заставил себя ни о чем не думать, пока безмолвный вопрос не исчез.

Тогда я принялся ходить и размышлять, и тут рассмеялся, глядя КАК я хожу. Подсознательно я описывал тот небольшой периметр, который позволяла мне моя камера там, в Эмбере.

Someone had just tried to reach me, via my Trump. Was it Eric? Had he finally become aware of my absence and decided to try locating me in this manner? I wasn't sure. I felt that he might fear mental contact with me again. Julian, then? Or Gerard? Caine? Whoever it had been, I had closed him out completely, I knew that. And I would refuse such contact with any of my family. I might be missing some important news or a helpful call, but I couldn't afford to take the chance.

Кто-то только что попытался связаться со мной через Карту. Был ли это Эрик? Стало ли ему, наконец, известно, что я бежал, и не он ли пытался таким образом обнаружить меня? Я не был уверен. Я чувствовал, что теперь он боится ментального контакта со мной. Тогда Джулиан? Или Жерар? Каин? Кто бы это ни был, я закрылся от него полностью, уж это точно. И я откажусь от такого контакта с любым членом моей семьи. Может быть, я и потеряю на этом какие-нибудь важные новости или чью-нибудь дружескую, так необходимую мне помощь, но я не мог рисковать.

The attempted contact and my blocking efforts left me with a chill. I shuddered. I thought about the thing all the rest of the day and decided that the time had come for me to move on. It wouldn't do for me to remain this close to Amber while I was so vulnerable. I had recovered sufficiently to make my way among Shadows, to seek for the place where I had to go if Amber were ever to be mine. I had been lulled into something close to peace by old Jopin's ministrations. It would be a pain to leave him, for in the months of our association I had come to like the old guy. so that evening, after we'd finished a game of chess, I told him of my plans to depart.

Попытка контакта и моя блокировка оного оставили по себе странное воздействие: я задрожал от холода. Меня просто трясло. Я думал об этом весь оставшийся день и решил, что пришла пора пускаться в путь. Мало хорошего, что я остаюсь так близко от Эмбера — ведь я еще очень уязвим. Я оправился вполне достаточно для того, чтобы идти по Отражениям, чтобы найти то место, куда мне следовало попасть, если я хотел, чтобы Эмбер когда-либо стал моим. Пока я был с Жупеном, эта тихая размеренная жизнь принесла моей душе покой и умиротворенность. Мне будет тяжело расставаться с ним — за немногие месяцы, что мы провели вместе, я успел полюбить его. И все же вечером, после традиционной партии в шахматы, я сказал ему о своем намерении продолжить путь.

He poured us two drinks then raised his and said, “Good luck to you, Corwin. I hope to see you again one day.”

I didn't question the fact that he had called me by my proper name, and he smiled as he realized that I hadn't let it slip by.

Он налил нам виски, поднял свою рюмку и сказал:

— Счастливого пути, Корвин. Надеюсь, что мы еще увидимся когда-нибудь.

Я не стал спрашивать его ни о чем, когда он назвал мое настоящее имя, и он улыбнулся, поняв, что я ничем не выдам своего удивления.

“You've been all right, Jopin,” I told him. “If I should succeed in what I'm about to try, I won't forget what you did for me.”

He shook his head.

— Мне было хорошо здесь с тобой, Жупен, — сказал я ему. — Если мне удастся то, что я задумал, я никогда не забуду, что ты сделал для меня.

Он покачал головой:

“I don't want anything,” he said. “I'm happy right where I am, doing exactly what I'm doing. I enjoy running this damned tower. It's my whole life. If you should succeed in whatever you're about-no, don't tell me about it, please! I don't want to know! -I'll be hoping you'll stop around for a game of chess sometime.”

“I will,” I promised.

— Мне ничего не нужно. Я счастлив тем, что имею, делая то, что я делаю. Я радуюсь, обслуживая этот дурацкий маяк. Это вся моя жизнь. И если тебе удастся то, что ты задумал... нет, нет, не говори мне об этом, пожалуйста! Я просто старая пивная бочка, и ничего не хочу знать — я только буду надеяться, что ты иногда заглянешь ко мне на огонек, и мы сыграем партию-другую в шахматы.

— Обязательно, — пообещал я.

“You can take the Butterfly in the morning, if you'd like.”

“Thanks.”

The Butterfly was his sailboat.

“Before you go,” he said, “I suggest you take my spyglass, climb the tower, and look back on the Vale of Garnath.”

— Если хочешь, можешь утром взять «Бабочку».

— Спасибо.

«Бабочка» — так называлось его парусное суденышко.

— Прежде, чем ты уйдешь, — сказал он, я хочу предложить тебе взять мою подзорную трубу, взобраться на башню и посмотреть на Гарнатскую Завесу.

“What's there to see?”

He shrugged.

“You'll have to make up your own mind about that”

I nodded.

“Okay, I will.”

— Что нового я там могу увидеть?

Он пожал плечами.

— Об этом тебе лучше судить самому, без подсказок и помощников.

Я кивнул.

— Хорошо. Я сделаю это.

We then proceeded to get pleasantly high and turned in for the night. I'd miss old Jopin. With the exception of Rein, he was the only friend I'd found since my return. I wondered vaguely about the valley which had been a sheet of flame the last time I had crossed it. What could it be that was so unusual about it now, these four years later?

Troubled by dreams of werewolves and Sabbats, I slept, and the full moon rose above the world.

Затем мы изрядно выпили, пока не почувствовали себя совершенно раскованно, а затем принялись устраиваться на ночлег. Мне будет недоставать старика Жупена. За исключением Рейна, он был единственным другом, которого я нашел по возвращении. Засыпая, я подумал о той долине, которая стала простыней огня в тот день, когда мы проходили ее с войском. Что необычного могло происходить там сейчас, спустя четыре года?

Мне снились тревожные сны о шабашах и оборотнях. Я спал, а над головой всходила полная луна.

At the crack of dawn I did the same. Jopin was still sleeping, which was good, because I don't really like to say good-by, and I had a funny feeling that I would never see him again.

I climbed the tower to the room that housed the big light, spyglass at my side. I moved to the window facing the shore and focused on the valley.

Я поднялся вместе с солнцем. Жупен еще спал, и я был этому рад, потому что мне не хотелось устраивать никаких особых прощаний, и у меня было странно тревожное ощущение, что вижу его в последний раз.

Я взобрался на башню, в комнату, где горел маяк, захватив с собой подзорную трубу. Я подошел к окну, выходящему на берег, и стал смотреть на долину.

There was a mist hanging above the wood. It was a cold, gray, wet-looking thing that clung to the tops of the small, gnarly trees. The trees were dark, and their branches twisted together like the fingers of wrestling hands. Dark things darted among them, and from the patterns of their fight I knew they were not birds. Bats. probably. There was something evil present in that great wood, I knew, and then I recognized it. It was myself.

Над лесом висел туман. Холодный, серый, мокрый туман, который, казалось, прилипал к вершинам низкорослых деревьев. Черных деревьев, ветви которых скрючились и переплелись, как пальцы паралитика. Среди них мелькали странные черные животные, и по их внешнему виду я понял, что это были не птицы. Может быть, летучие мыши. Какое-то недоброе присутствие ощущалось в этом великом лесу, чья-то злая воля, и неожиданно я понял, что это. Я сам.

I had done this thing with my curse. I had transformed the peaceful Valley of Garnath into what it now represented: it was a symbol of my hate for Eric and for all those others who had stood by and let him get away with his power grab, let him blind me. I didn't like the looks of that forest, and as I stared at it I realized how my hate had objeetified itself. I knew it because it was a part of me. Все это создал я сам, своим проклятьем я переродил мирную Гарнатскую Долину в то, что она сейчас собой представляла: это был символ моей ненависти, зла на Эрика и всех тех, кто сражался за него, позволил ему захватить власть, выжечь мне глаза каленым железом. Мне не нравилось, как выглядит этот лес, и когда я смотрел на него, я понял, как воплощается в жизнь моя ненависть, как выглядит исполнившееся смертное проклятье Принца. Я знал, потому что все это было частью меня.

I had created a new entranceway into the real world. Garnath was now a pathway through Shadows. Shadows dark and grim. Only the dangerous, the malicious might walk that pathway. This was the source of the things Rein had mentioned, the things that troubled Eric. Good-in a way-if they kept him occupied. But as I swung the glass, I couldn't escape the feeling that I had done a very bad thing indeed. At the time, I'd had no idea that I'd ever see the light of day's bright skies again.

Я создал новый путь в реальный мир. Гарнат сейчас стал тропинкой сквозь Отражения. Отражения мрачные и суровые. только злое, темное и дурное могло идти по этой тропе. Это и был источник тех чудовищ, о которых говорил Рейн, чудовищ, не дававших покоя Эрику. Хорошо — в определенном смысле, конечно — если эта борьба отвлечет его от всего остального. Но когда я опустил подзорную трубу, я никак не мог избавиться от чувства, что сделал что-то очень плохое. Ведь тогда я еще не знал, что когда-нибудь снова увижу солнечный свет.

Now that I did, I realized that I'd unleashed a thing that would take an awful lot of undoing. Even now, strange shapes seemed to move within that place. I had done a thing which had never been done before, not during the whole of Oberon's reign: I had opened a new way to Amber.

Но сейчас, когда зрение вернулось ко мне, и я вновь был на свободе, я понял, что выпустил из бутылки такого джинна, которого очень тяжело будет загнать обратно. Даже без трубы я видел, как странные формы ворочались в выжженном лесу. Я сделал то, чего никто и никогда не решался сделать со времен правления Оберона: открыл новый путь в Эмбер.

And I had opened it only to the worst. A day would come when the liege of Amber-whoever he might he-would be faced with the problem of closing that dreadful way. I knew this as I stared, realizing the thing to be a product of my own pain, anger, and hate. If I won out in Amber one day, I might have to cope with my own handiwork, which is always a devilish thing to attempt. I lowered the glass and sighed.

И открыл его только для плохого. Придет день, когда король Эмбера кто бы он ни был — встанет лицом к лицу с проблемой, как закрыть этот путь. Я предчувствовал все это, глядя туда, вдаль, все понимая, потому что это было моим созданием, творением моей боли, гнева и ненависти. Если когда-нибудь я выиграю битву за Эмбер, то мне придется разбираться с делом рук своих, а это всегда нелегко. Я вздохнул.

So be it, I decided. In the meantime, it would give Eric something to have insomnia over.

I grabbed a quick bite to eat, outfitted the Butterfly as rapidly as I could, hoisted some canvas, cast off, and set sail. Jopin was usually up by that hour, but maybe he didn't like good-bys either.

Ну что ж, пусть будет так. А тем временем Эрику будет чем развеять скуку.

Я быстро перекусил, снарядил «Бабочку», поднял парус, оттолкнулся от берега и сел за руль. Жупен обычно вставал в этот час, но может быть, он тоже не любитель долгих прощаний.

I headed her out to sea, knowing where I was going but not real certain how to get there. I'd be sailing through Shadow and strange waters, but it would be better than the overland route, what with my handiwork abroad in the realm.

I had set sail for a land near as sparkling as Amber itself, an almost immortal place, a place that did not really exist, not any longer. It was a place which had vanished into Chaos ages ago, but of which a Shadow must somewhere survive. All I had to do was find it, recognize it, and make it mine once again, as it had been in days long gone by. Then, with my own forces to back me up, I would do another thing Amber had never known. I didn't know how yet, but I promised myself that guns would blaze within the immortal city on the day of my return.

Я направил лодку к ближайшей земле, такой же сияющей, как Эмбер, месту почти бессмертному, но которое больше практически не существует. Его пожрал Хаос много веков назад, но где-то от него должно было остаться Отражение. Мне оставалось только найти его, узнать и опять сделать своим, как это было в давние-давние времена. Затем, когда за мной будут стоять преданные мне войска, я сделаю еще одну вещь, которой не знал Эмбер. Я еще не знал, как это будет, но я обещал себе, что в день моего возвращения в бессмертный город повсюду будут громыхать пушки.

As I sailed into Shadow, a white bird of my desire came and sat upon my right shoulder. and I wrote a note and tied It to its leg and sent It on Its way. The note said, “I am coming,” and it was signed by me.

I would never rest until I held vengeance and the throne within my hand, and good night sweet prince to anybody who stood between me and these things.

Когда я отплыл в Отражение, на самой границе реальности, белая птица моей судьбы прилетела и опустилась мне на плечо. Я написал записку, привязал ее к ноге птицы и послал в путь.

В записке было написано:

— Я иду!

И стояла моя подпись.

Я не успокоюсь, пока не отомщу, пока троне не станет моим, и тогда, милый принц, прощайте все те, кто встал между мной и моей целью.

The sun hung low on my left and the winds bellied the sails and propelled me onward. I cursed once and then laughed.

I was free and I was running. but I had made it this far. I now had the chance I'd wanted all along.

A black bird of my desire came and sat on my left shoulder, and I wrote a note and tied it to its leg and sent it off into the west.

Солнце висело низко над левым плечом, ветры надували паруса и несли меня вперед.

Я был свободен! Я бежал. Пока что мне удалось все! И у меня появился шанс, тот шанс, о котором я мечтал всегда.

Черная птица моей судьбы прилетела и уселась мне на плечо. Я написал записку, привязал ее к ноге птицы. В путь, на запад!

It said, “Eric—I'll be back,” and it was signed: “Corwin, Lord of Amber.”

A demon wind propelled me east of the sun.

В записке было написано:

— Эрик, я вернусь!

И стояла моя подпись:

«Корвин, Повелитель Эмбера».

Демон-ветер уносил меня на восток от солнца.