Невеста морского чудовища

Глава 20. Часть 4

Я удивленно посмотрела перед собой, затем наморщила лоб, но так ничего и не произнесла. Лишь посмотрела на него искоса. Мы шли по тропе, продолжая приближаться к вершине холма. Теперь я отчетливо видела крышку, которая будто створка ракушки крепилась к чаше с одной стороны.

— Не вижу радости. — Такой ответ подходил ему куда больше.

— И что бы ты сделал, будь ты вежливым? — с сомнением уточнила я.

— Заслужил поцелуй.

Я взаправду думала, что он пошутил и сейчас посмеется или сверкнет зубами в нагловатой улыбке, но Хрут смотрел на меня с серьезным видом. Я не сумела сдержать истерический смех, губы раздулись, выпуская изо рта воздух, как кипящий котелок. Неужто он перегрелся на солнце?

Я промолчала и ускорила шаг, уходя вперед. На земле вместе с камнями рассыпались измазанные грязью ракушки. Будто корни, они проглядывались из земли и цепочкой тянулись наверх. Раковина переливалась на солнце и с каждым шагом открывала высеченные в серебре рисунки, которые все это время прятались внутри. Люди пели песнь. Трогательные слова о девушке, его главной драгоценности, заставляли сердце биться чаще.

“Дай обещанье, дай обещанье.

Бейся, бейся

И сбереги".

Витые канаты удерживали раковину, чтобы она не упала с обрыва. Множество узлов крепилось за нижнюю часть. Веревки длинными полосами тянулись от раковины по земле, они были сплошь усыпаны битыми ракушками вперемешку с белыми жемчужинами. Жемчужные нитки свисали с верхней части ракушки, словно капельки воды стекали с мокрых волос, переливаясь под лучами солнца.

На рисунках, точно так же как в песне, мужчины побеждали чудовище и возвращались домой к своим любимым. Как нанесли такой узор на холодную поверхность я не знала, но захотелось коснуться рукой, вложить пальцы в словно выжженные борозды на серебре и провести по ним. В этих рисунках заложен глубокий смысл, я кожей ощущала, что они, будто надетые на нитку жемчужные бусины, сплетали украшение моей судьбы.

— Где твоя благодарность?! — Хрут нагнал меня и больно дернул за плечо.

Я поморщилась и резко скинула его руку, поворачиваясь к нему. Он зудел как противная муха над тарелкой вчерашней каши. Да еще и просил благодарность?

— Твоя жизнь всецело зависит от меня! — он помахал перед моим лицом сложенным свертком.

Я всплеснула руками, но забрать вещицу так и не сумела. Сколько хотелось гадкого наговорить в ответ! Обида щипала язык, руки тряслись от ненависти.

— Я повторять не намерена. — Выплюнула я сквозь зубы. — Убери руки.

Он саркастически рассмеялся, полностью утратив напускное спокойствие и сосредоточенность.

— Здесь тоже не трогать? — он хотел провести пальцами по моему подбородку, однако я выставила связанные между нами руки. Получилось даже лучше, чем я ожидала. Тесьма на моих запястьях оцарапала его подбородок. Слизняк поморщился и резко провел по лицу, грубо стирая неприятные ощущения.

Невинный сверток в его руках затрещал, глаза налились кровью. Он хотел накричать на меня, возможно, даже ударить, уже поднял сверток к моему лицу и тихо заговорил сквозь зубы. Светлая матерь уберегла меня, я ничего не услышала. Его негодование заглушил новый барабанный бой.

Удары были в разы громче, мощнее. Птицы слетели с крыши замка и полетели вразнобой, заполняя черными точками ясное небо.

Хрут толкнул меня, и я упала прямо в чашу, отбивая мягкое место. Веревки внутри давили с каждой стороны, оплетая меня как букашку, которая попала в паутину.

— Ты в своем уме?!

Я пыталась выкарабкаться, поменять положение, но слизняк совершенно потерял разум — мешал, удерживал. Бой продолжался, люди стучали по груди, топали, повторяя ритм музыки.

Слова “Дай обещанье, дай обещанье. Бейся, бейся и сбереги" не утихали. С завязанными руками было сложно сопротивляться, но я пыталась укусить его, возилась, толкала. Неприятные касания слизняка царапали кожу, как лезвия. Хотелось во что бы то ни стало вырваться. Он связал мне ноги похожей тесьмой и привязал тело ко дну раковины. Веревки стали давить сильнее. Я почувствовала слезы на щеках. Мурашки пробежали по коже, мне было жутко страшно и холодно. Хрут пропал из виду, барабаны стихли, люди не издавали ни звука, будто растворились. В кристальной, как горная вода, тишине я слышала лишь неприятное “шик-шик-шик”.

Звук не затихал, он то замедлялся, то снова становился быстрее.

— Развяжи меня! Немедленно развяжи меня! — паника начала застилать глаза.

Я, связанная и брошенная, лежала на дне холодной ракушки. Лишь противный звук подсказывал, что я не одна. Он не прекращался, прокатываясь холодной каплей по моей спине. С трудом я сумела подняться на локтях и тут же услышала громогласный вопрос:

— Где твой кинжал? — голос Махны заставил меня съежиться.

Руки Хрута тряслись, лицо налилось зеленью, трусливые глаза бегали по путам раковины.

— Ин, — холодно произнес король.

Слизняк трясущимися руками снова скоблил путы чаши. Он прикладывал всю силу, на которую был способен, но его кинжал лишь издавал неприятное ”шик-шик, шик-шик”.

— Ин! — нетерпеливо повторил Махна. — Помоги ему.

Я с трудом нашла его в толпе. Он будто хотел отстраниться. Сбежать и не видеть происходящего. Он свел челюсти, будто камень, который не может сдвинуться с места. А я следила за ним. Светлая матерь, следила неотрывно. Боялась хоть что-то упустить из виду.

— Я справлюсь сам! — Обиженный и неуверенный голос слизняка сорвался на писк.

Король не слушал его, подошел к Ину и с холодной решительностью придвинул кинжал к его горлу. Они мгновение смотрели друг на друга, переговариваясь взглядами.

“Да что с тобой?” — мысленно вопрошала я.

С неохотой Ин выхватил кинжал и широкими шагами взобрался на холм. Он не смотрел на меня, резал узлы, будто отправлял на смерть. И я испугалась. Мне второй раз за всю жизнь стало по-настоящему страшно погибнуть. Я хотела схватить его за руку, позабыв о путах, и чуть не завалилась обратно на спину.

— Я тебя совсем не знаю, — начала я издалека. Голос трясся, я не знала, как такое говорят. — Но прошу, — его холодные глаза не говорили со мной, они как и его рот, не произнесли ни слова. — Выиграй.

Путы рвались, как старая изношенная ткань. Казалось, мое сердце забрало барабанный бой себе в займы. Я слышала в ушах, как оно гулко стучит по моей груди.

Он посмотрел холодно, будто обиженный, и я снова залепетала:

— Прошу тебя… — Я посмотрела в его глаза.

“Прошу, пойми, насколько мне это необходимо” — говорили они.

— Его ты просишь?! Его?! — Хрут бросил свой кинжал и поднялся на ноги, так и не разрезав ни одной веревки.

— Успокойся. — Ригир схватил Хрута за руку. — Ты позоришься.

Но это не охладило слизняка.

— Из-за тебя я потерял подарок отца! — возмутился он, отбивая чужую ладонь.

Ин не отвлекался на их ругань, посмотрел на мое запястье, будто никогда их больше не увидит. Ракушка покосилась — веревок, удерживающих раковину на краю не осталось.

— Прошу тебя, — голос свой сама не узнавала. — Мне очень страшно, — шепотом, еле слышно.

А затем он, не смотря на меня, свел указательный и средний пальцы к большим, будто хотел сделать голову птички в театре теней. Я смотрела на него. Что бы это не значило…

“Спасибо” — так и не слетело с моих губ. Ин толкнул раковину и та медленно наклонилась, цепляясь из последних сил веревками о сухую землю. Ракушки на веревках бились друг о друга, будто колокольчики. Они пели песню, что тянулась со мной в этом странном морском мире с первого дня. Я услышала последний звон и вместе с раковиной сорвалась вниз.