— Оли-аири! Оли, ифит тебя пожги! Почему я вынуждена вечно торчать в коридоре?!
Кое-как разлепив словно налитые свинцом веки, я тупо огляделась: «А… Ничего нового. Каменный мешок с кольями на дне — это мне снилось. А тут все по-старому: спальня, книги и злая наставница под дверью… Аленна!!!»
Спохватившись, я, наконец, сбросила с пальцев отпирающее плетение. Пинком распахнув дверь, наставница окинула коротким взглядом комнату, разбросанную по полу одежду и мою помятую сонную физиономию.
— Знаешь, почему я всегда прихожу к тебе лично и никогда с придворными? — спросила она, слегка успокоившись.
Обернувшись, Аленна оценивающе посмотрела на кресло, потом на пышные юбки очередного парадного платья и со вздохом пристроилась на подлокотнике.
— Почему?
— Потому что я никогда не знаю, смогу ли войти без применения грубой силы. Согласись, Правительница, взламывающая двери в собственном дворце, вызывает недоумение, — хмыкнула наставница, и я поняла, что гроза миновала, не начавшись.
— Я спала.
— Заметно. Советую срочно привести себя в порядок. От обязанности присутствовать на трапезах тебя освободили, но совсем уж наглеть не стоит. И так скоро слухи пойдут, что принцессу Двух Континентов прячут, а то и вовсе извели, бедняжку.
— Вы пришли, чтобы выгнать меня на завтрак? — скривилась я. — Так уже поздно. Мне только макияж наносить минут сорок. Потом одеваться…
— Могла бы для разнообразия и продемонстрировать окружающим, что у тебя есть хотя бы подобие вкуса, — поморщилась Аленна.
— А зачем? Меня вот и безвкусную замуж берут, только успевай жадные ручонки отпихивать.
— Ага, и разбитые сердца топтать, — ухмыльнулась наставница.
Я моментально потеряла желание шутить. Слишком уж перекликалась шуточка Аленны со вчерашней идиотской ситуацией. И о чем я только думала, представляясь чужим именем?!
— Но я вообще-то не ругать тебя явилась, — снова заговорила Правительница, не дождавшись ответной колкости. — Мне кое-какие травки нужны. А у тебя в кладовке ифит хвост защемит.
— Неужто правительственное хранилище спасовало?
— В хранилище еще посылать надо, а моему дорогому Па, как всегда, приспичило здесь и сейчас. Он это сено в нюхательную соль добавляет, — пожала плечами Аленна. — Но что-то там его штатный целитель перепутал, и Па остался без любимой игрушки. Надо спасать бедолагу от царственного гнева.
— Ну, если спасать, — невольно усмехнулась я, представив коронованного белака, катающегося по полу с воплями «Хочу! Дай!»
Впрочем, и улыбка долго на губах не удержалась. Тут же вспомнились другая сцена, куда лучше иллюстрировавшая королевское «хочу»: «Да кто тебя спрашивать будет?!» и отвратительный глухой удар тела о стену.
Я передернулась, отгоняя неприятные воспоминания, и поспешно вылезла из-под одеяла.
Волчьи ягоды и перчовка нашлись сразу. А вот ярку пришлось поискать. Но в конце концов и она обнаружилась на дне выдвижного ящика. «Каким же идиотом надо быть, чтобы добровольно нюхать подобную гадость, — подумала я, уловив гнилостный аромат невзрачных корешков и мигом припомнив, почему затолкала этот мешочек так далеко.
Аленна, судя по сморщившейся физиономии, тоже подумала о чем-то подобном и, поспешно стащив с полки пустую шкатулку, затолкала трофеи туда. К сожалению, снова намертво заплести лабораторию она не забыла. Заметив разочарованную мину, она только усмехнулась и, погрозив мне пальцем, вымелась в коридор.
Я показала закрывшейся двери язык и поплелась умываться. Аленна права. Сегодня придется явиться хотя бы на обед, а то принцессу Двух Континентов и правда начнут искать со стражей и фонарями. И потом обед — не настолько зарегламентированная трапеза. Может быть, и опальный принц ее посещает…
Сообразив, куда съехали мысли, я глухо выругалась и запретила себе даже думать об обедах: «Мне бы сначала с одним принцем разобраться… Он меня, конечно, едва терпит, но ведь терпит же, скотина!»
Не давая себе времени передумать, я стукнула искоркой призывающего плетения в гонг для слуг. Четверть часа спустя в моих покоях уже бурлила жизнь. Придворный художник демонстрировал мне эскизы золотых узоров, которые придумал за ночь. Портной с помощницами суетились вокруг, как рой трудолюбивых пчел, в кои-то веки дорвавшись до моей бренной тушки. Статс-дама, до сих пор видевшая свою патронессу в лучшем случае раз в месяц на торжественном богослужении в храме Создателей, пристроившись за маленьким столиком у окна и высунув от усердия кончик языка, в самых изысканных выражениях строчила от моего имени записку принцу Максиану с приглашением сопроводить меня на ужин. Надо ли говорить, что пергамент был розовый и смердел самыми гадкими духами, какие только нашлись среди белакских подарков. Попутно она рассылала по дворцу служанок, пытаясь разыскать моих свитских фрейлин. Я их никогда не видела, но знала, что они у меня были. Подозреваю, что эта статная чуть чопорная женщина проклинала впервые за десять лет вспомнившую о наличии фрейлин принцессу последними словами. Но угодливо улыбаться и советоваться со мной по поводу записки Макаке ей это не мешало.
Ответ Макаки не заставил себя ждать. Вскоре белакский гвардеец уже с поклоном протянул мне поднос с замысловато согнутым пергаментом. В лучших традициях заносчивых аристократок я капризно кивнула одной из фрейлин, к обеду таки собранных статс-дамой в моих покоях. Я перестраховалась: кто его знает, этого гвардейца, вдруг перескажет потом Макаке, как приняли его послание.
Не знаю, лишней ли была эта перестраховка, но я прокляла ее раз двадцать, вынужденная слушать квохтанье разновозрастных девиц по поводу невероятно куртуазного белакского наследника. И записку он сложил каким-то специальным, особо сложным и несущим тайный смысл способом. И ответил в самых изысканных выражениях. Да еще и сам идеальный красавец и жених.
Скрипя зубами, я выслушивала насквозь фальшивые восторги моей удачливостью и не менее лживые комплименты мне самой.
Так или иначе, но до вечера в обществе расфуфыренных перепелок я хоть и с трудом, но дотянула. Основную свою задачу они выполнили с блеском — не давали мне вспоминать прошедшую ночь, губы Алексана и его горячее «Олгa!», до сих пор отдававшееся в ушах.
Перекошенная физиономия Макаки, явившегося за невестой вечером и с порога влетевшего в водоворот пышных юбок и разномастных духов, к которым я за целый день кое-как привыкла, пошла бонусом, немного примирившим меня с последствиями собственной импульсивности.
Впрочем, наследничка можно было понять. Белакские девицы тоже провожали его жадными взглядами. Но тех этикет заставлял держаться на почтительном расстоянии. А вот чернакские высокородные модницы, разбалованные куда более мягкими порядками, царившими на Черном континенте, сразу взяли бедолагу в оборот, засыпав сотнями вопросов. Как вы думаете, о чем они спрашивали?
А уж когда я по дороге в трапезную радостно сообщила ошалевшему женишку, что на вечернюю прогулку собираюсь взять с собой дам, он и вовсе начал заикаться.
Во время ужина Максиан и слова не давал мне сказать, раз за разом уверяя, что пестрая свита мне совершенно ни к чему, и будет только мешать ему наслаждаться моим обществом. Я кивала и вяло отнекивалась. Идея таскать за собой хвост болтливых девиц была очень многообещающей, если бы я сама была способна выдержать эту пытку достаточно долго. К тому моменту, как мои дамы напали на Макаку, я успела раз двадцать поймать себя на том, что мысленно перечитываю обширный фолиант «Быстродействующие яды» из библиотеки Старого Правителя. В конечном итоге, чтобы избежать массового падежа в рядах придворных дам, я дала себя уговорить и на прогулку в парк вышла уже в гордом одиночестве.
Если вы думаете, что благодарный жених сделал прогулку приятной, то вы правы и не правы одновременно. Нет, он старался. Очень старался… Даже почти не морщился, когда по собственной инициативе сорок минут рассказывал мне о вывертах белакской моды за последние десять лет.
Ложась спать, я раз за разом повторяла про себя древнюю истину: «Не рой другому яму, сам в нее попадешь».
Всю ночь мне снились оборки, кружева, тесные корсеты и необъятные кринолины. А наутро этот кошмар продолжился уже наяву: шелка, шнуровки, драгоценности. Мало того, меня еще и подняли ни свет ни заря, чтобы успеть вовремя. Принцессу Двух Континентов готовили к торжественному богослужению в Первом храме, о котором эта самая принцесса благополучно забыла. Слава богам, от кринолина полутораметрового диаметра и здоровенного ярма из брильянтов мне все-таки удалось отбрыкаться. Я заявила, что перед лицом Создателей следует быть скромнее. Наставлявший меня перед служением монх умилился и разогнал не в меру разошедшихся фрейлин.
Воспользовавшись предлогом, я крикнула вслед пестрой стайке, чтобы не смели возвращаться. Но не успела я в полной мере насладиться воцарившейся тишиной, как поняла, что угодила в ситуацию еще хуже. На крики явилась Аленна, а моим туалетом занялся сам монх…
Праздничное богослужение в преддверии Парада планет, исполненное торжественности и показного смирения тех, кто в обычной жизни и имена Создателей вспоминал от силы раз в месяц, и то в проклятьях, поражало своим размахом. Ради высоких гостей с Белого континента Первый храм украсили живыми цветами и драгоценными тканями. Пожалуй, впервые со дня бракосочетания Правителя Никса зажгли все светильники и помыли круглые витражные окна. Аленна по секрету рассказала мне, что служители полночи гоняли голубей, поселившихся под высокими сводами, и чистили статуи Создателей, которые за годы полумрака успели обзавестись пышными шапками из птичьего помета и вездесущей пыли.
И вот сейчас под заунывную музыку по усыпанной ритуальными камешками дорожке в храм входили высокородные богомольцы. Впереди, почти касаясь друг друга плечами, шли Правители. Оба высокие, широкоплечие, в белых, расшитых серебром камзолах. За ними с постной физиономией вышагивала Аленна в похожем камзоле, только рейтузы ей заменяла широченная многоярусная юбка. Наставница то и дело наступала себе на подол, беззвучно бормоча все более богохульные проклятья.
Впрочем, ее «молитвы» слышала только я, потому что топала рядом. Хотя, топала, это сильно сказано. На самом деле я буквально ощупывала путь ногами, как балаганный канатоходец. Аленна и Никс не баловали служителей культа своим послушанием, и дорвавшийся до благочестивой принцессы монх оторвался на мне по полной. В тот момент я поняла, что дворцовая мода не так уж плоха. Где этот садист от религии достал такой наряд, я себе не представляла, но раз за разом клялась, что, если выживу, то первым делом найду портного… И убью с особой жестокостью.
Представьте себе длинную нижнюю рубаху, сшитую из чего-то, напоминающего просоленную парусину. Поверх нее корсет, затянутый до такой степени, что ни вздохнуть, ни охнуть. Поверх корсета — длинное белое платье из того же жесткого материала, застегнутое до самого горла на миллион мелких пуговок. Воротник, плотно облегающий горло, от обилия серебряного шитья стоял колом и давил на загривок, как железный ошейник. Впрочем, и манжеты сильно смахивали на кандалы. Зато туфли без намека на каблук больше походили на тонкие чулки. По крайней мере, я чувствовала каждый ифитов камешек на ифитовой дорожке так, будто мне его вколачивали в ступни кузнецким молотом. Дополнял этот наряд замечательный чепец с такими широкими полями, что я разом узнала, что чувствует варан, когда на него надевают шоры.
Я знала, что где-то за моей спиной идет ненавистный женишок. А может быть, и Алексан. Он хоть и не появлялся до сих пор на официальных мероприятиях, но торжественное богослужение — это нечто иное. Вполуха слушая бормотание жрецов, я с ужасом ждала того момента, когда надо будет идти к большой каменной чаше главной части храма. Туда каждый из нас должен был бросить небольшой сгусток плазмы, зажигая священный огонь Рири. Тогда мое лицо больше не будет скрыто чепцом. И все, включая навязанного жениха, и самое главное, Алексана, увидят меня на расстоянии вытянутой руки без уродливых золотистых узоров и прочей маскировки, которой я отдавала столько сил в последние дни.
Чем ближе богослужение подходило к финальной части, тем сильнее меня трясло. С каждой новой молитвой я все ниже опускала голову, не замечая, как жесткий воротник впивается в кожу. Я не хотела, чтобы он узнал черначку Олгу. Не так…
Под ребра врезалось что-то острое, и в уши ввинтился придушенный шепот наставницы:
— Очнись!
— А! — я сообразила, что только что получила ощутимый тычок от обозленной Аленны.
Она на мгновенье закатила глаза:
— Только не говори, что ты так и не удосужилась прочитать план богослужения!
— Я его и так знаю, — стараясь не шевелить губами, отозвалась я. — Сейчас огонь и…
— Я тебя прибью! Потом! А сейчас делай как я!
Вопреки привычному порядку наставница вдруг шагнула в сторону от центральной чаши и пошла куда-то вбок. Гадая, что, собственно, происходит, я посеменила за ней.
— Народу полно, чучело! — шипела Аленна, не забывая сохранять самое благостное выражение лица. — Если зажечь всего один благодатный огонь, тут будет такая давка, что многих просто затопчут. Вот твоя чаша, у ног Рири. Надеюсь, ты помнишь, что делать!
Наставница буквально установила меня у ритуальной чаши и пошла дальше. С возрастающим удивлением я исподлобья оглядывала храм. Чаш было целых четыре. Центральная, самая большая, у которой стояли Никс и Правитель Белого континента. И три поменьше. Эти предназначались нам с наставницей и Максиану. Аленна уже протянула ладонь над своей чашей, установленной между статуями Маака и Никана. Я поспешно повторила ее жест, покосившись на торчавший за спиной постамент. Надо мной нависала Рири. Лица я видеть не могла, но ее единственную скульпторы изобразили босой. Макака же оказался в противоположном конце зала, под каменной статуей Идды. Я настолько этому обрадовалась, что даже не сразу вспомнила про еще один свой страх и одновременно с возгласом жреца гордо вскинула голову, зажигая в ладонях священный огонь.
В ту же секунду под единодушный выдох толпы в разных уголках храма вспыхнули еще четыре огненных сгустка. Спохватившись, я всмотрелась в лица, обращенные ко мне. Но взгляды, прикованные к живому огню у меня в ладонях, принадлежали незнакомцам. Кого-то я видела впервые. С кем-то сталкивалась в коридорах дворца. Здесь собрался цвет аристократии Черного и Белого континентов. Но того, кого я одновременно и желала, и боялась увидеть, в храме не было. Или был, но стоял там, где лица превращались в одинаковые бесцветные пятна на фоне белых одежд.
Полыхнул огонь в центральной чаше. Краем глаза я увидела, как расцвел пылающий цветок под руками Аленны и, спохватившись, отпустила свой собственный сгусток плазмы на каменное основание, закручивая огненные плети. Королевские богослужения, редкие и любимые в народе, всегда были зрелищными. Обычно благодатный огонь по праздникам зажигали монхи-жрецы, принося его из дворцовой часовни на длинных факелах. В свое время наставница мне часами вдалбливала, как важно иногда показывать народу силу его правителей. Именно поэтому Никс всегда зажигал священный огонь вместе с ней даже при малом дворе в дворцовой часовне. Он маг опытный и знающий, но обилием сырой силы не блещет.
Не вовремя вспомнив наставления Аленны, я дополнительно крутанула кистью, желая поднять языки пламени, чтобы их увидели зрители в задних рядах. Мне бы вспомнить другое наставление, о том, что лучшее — враг хорошего. Но это же я…
Столб пламени взвился под потолок. Волной жара меня впечатало в постамент за спиной, вышибив весь воздух из легких. Слава Создателям, за беснующимся огнем этого никто не видел. Кое-как я угомонила собственное творение, оставив только эфемерных птичек, в которые превращались языки пламени, взлетая над чашей.
Разумеется, мое фиаско не ускользнуло от внимания наставницы. Поймав мой взгляд, когда я покосилась в ее сторону, она незаметно погрозила мне кулаком.
С философским вздохом я отвернулась и снова уставилась в толпу: «Еще парочка молитв, и можно будет отсюда выметаться. За нами следом пойдут аристократы, бросая в пламя кусочки шелка с записанными желаниями. Потом к чашам пустят тех, кто с нетерпением топчется сейчас на площади за плотным строем гвардейцев, но я этого уже не увижу. Интересно, какое желание загадал бы Алек у ритуального огня, кого из Создателей просил бы и о чем…»
Задумавшись, я в очередной раз все прохлопала и очнулась только тогда, когда меня ужалила маленькая искорка, пущенная Аленной. Та уже стояла у центральной чаши и с заметным нетерпением поджидала горе-ученицу. Я поспешно поправила съехавший на затылок чепец и заторопилась к ней. Впрочем, мне почти сразу захотелось развернуться в обратном направлении или хотя бы ощупать себя на предмет вопиющего беспорядка в одежде. Правительница уставилась на меня едва не разинув рот, лихорадочно скользя глазами то по мне, а то куда-то вверх.
Горячо помолившись Создателям, чтобы мое неудачное выступление не повредило древнюю статую Рири, я поплелась на заклание. То есть к любимой наставнице. Как ни странно, она не стала мне выговаривать. Даже не отругала за неожиданную задержку, просто пошла следом за уже покинувшими храм Правителями. Правда, несколько раз обернулась, уверив меня в правильности моих подозрений. Каюсь, я так и не нашла в себе смелости посмотреть, что же такое сотворила с каменным истуканом, что Аленна до сих пор в себя прийти не могла.
Прода от 10.01.2020