— Стерлинг! Просыпайтесь, вы еще не умерли! Вы меня слышите? Откройте глаза!
Повинуясь голосу, я открыл глаза, чувствуя только слабую боль в висках и больше никаких неприятных ощущений.
Я лежал в собственной постели на вилле «Жасмин».
Около меня стояли двое: Найланд Смит и бородатый молодой человек в очках, в котором я признал ассистента доктора Картье. Французский медик сосредоточенно рассматривал мое лицо.
Я чувствовал себя совершенно здоровым, что было странно, если принять во внимание предшествовавшие события. Память, как это ни удивительно, сохранила все подробности.
— Они меня травили каким-то газом, мистер Смит, — сказал я. — Но память мне не отшибло, я все прекрасно помню.
— Меня интересуют только детали, Стерлинг. Я уже восстановил в общих чертах и ваше поведение, и действия ваших противников, — сказал Найланд Смит и повернулся к доктору. — Видите, этот газ не дает немедленных побочных эффектов.
Молодой врач пощупал мне пульс и молча кивнул.
— Поразительно! — воскликнул он через секунду. — Что можно сделать с обыкновенной мимозой! Как они добились такого изменения ее свойств! Совершенно не могу себе представить!
— Тем не менее надо верить фактам. Именно запах мимозы свалил нашего друга с ног, — заметил Найланд Смит.
Доктор опять молча кивнул.
Я сел на постель, готовый вскочить и бежать хоть на край света, чтобы мстить врагам.
— Нет-нет, — немедленно запротестовал молодой человек, решительно положив руки на мои плечи. — Ни в коем случае! Я настоятельно рекомендую вам немного полежать.
— Знаете, Стерлинг, — мрачно сказал Найланд Смит, — кроме вас, этой ночью пострадал еще один человек.
— В лаборатории?
— Да. Через вентиляционное отверстие газ проник в комнату, в которой находился один сотрудник. После он рассказал, что, очнувшись, сразу вскочил. А теперь у него полностью отнялись ноги. Понимаете, что вам грозит?
— Ответьте мне на один вопрос, — сказал я, внутренне напрягшись. — Вы нашли следы крови?
Найланд Смит покачал головой.
— Я полагаю, это вы прострелили дверь? — спросил он.
— Да, запишите на мой счет одну пулю в негодяя.
— В коридоре пол выложен кафелем. С него легко смыть следы. Они вообще-то очень аккуратные люди. Забыли, правда, положить на место кое-какие документы, которые взяли, наверное, просто посмотреть, но в остальном оставили после себя почти идеальный порядок.
Шутка мистера Смита звучала невесело. Он весь почернел от усталости и выглядел как никогда мрачным.
— Тогда еще один вопрос, — торопливо выговорил я. — Что с Петри? Есть улучшения?
Француз горестно покачал головой.
— Мне очень жаль, мистер Стерлинг, — сказал он. — Но, похоже, что ему не уйти от неизбежного.
— Что вы говорите? Нет! Только не это!
— Это правда, Стерлинг, — подтвердил Найланд Смит. — А теперь простите, но мне нужна информация. Дорога каждая секунда. Рассказывайте!
Полный невыразимого горя и отчаяния, готовый проклясть весь белый свет, сквозь зубовный скрежет поведал я о событиях минувшей ночи.
— Опять проклятая неопределенность! — в бешенстве воскликнул Найланд Смит. — Как мы узнаем, есть у них формула или нет?
— Формула препарата «654»?
Он кивнул.
— Формула может лежать у Рорке на Уимпол-стрит, у Петри в лаборатории, а может — у черта на рогах! Вас оставили в живых, хотя вы стреляли в них. Это говорит в пользу худшего предположения. Но это, черт побери, всего лишь предположение! Мне надо идти.
— Куда же вы, мистер Смит? — закричал я, задержав его на самом пороге. — А мне-то что делать?
Он обернулся.
— Вам? Ваше дело — лежать в постели, набираться сил и выполнять все рекомендации доктора Бриссона. Я еду в Берлин.
— В Берлин?
Он рассеянно кивнул.
— Я прощусь с сэром Мэнстоном Рорке, — быстро произнес он, — в Институте тропической медицины. Я вам уже рассказывал. У меня сложилось впечатление, что во многом солидная репутация доктора Рорке держалась на его знакомстве с немецким профессором Эмилем Крузом, крупнейшим специалистом в области тропической медицины. Мне кажется — я очень надеюсь на это, — что Рорке вполне мог попросить профессора помочь ему сделать экспертизу нового препарата «654». По телефону Эмиля Круза достать совершенно невозможно. Приходится лететь. Французские коллеги предоставили мне самолет и опытного пилота. Вылет через двадцать минут.
Я был поражен размахом и оперативностью действий мистера Смита.
— Это единственный шанс для Петри, — добавил француз. — Его состояние ухудшилось, и мы не знаем, что предпринять. Может быть, великий Круз… — благоговейно прошептал он знаменитое в медицине имя, — …может быть, только профессор Круз сумеет помочь. Иначе…
Он опустил голову.
— Вам все понятно? — спросил Найланд Смит. — Ваша задача — выздороветь.
И исчез за дверью.
Тут я обратил внимание, что за окном светает, и внезапно осознал, что, наверное, провел в постели много томительных для друзей часов.
— Дружба — это самая важная вещь на свете. Не правда ли? — обратился я к ассистенту доктора Картье, мистеру Брассону.
— Да, мистер Найланд Смит — настоящий друг. Но в данном случае, я думаю, речь идет о чем-то большем, нежели дружба. Сейчас в опасности весь мир. Доктор Петри нашел средство защиты от чумы не только для себя и друзей, но и для всего человечества. Если бы мы только знали, как его использовать! Мы бы всем сделали прививки! Сначала здесь, на юге Франции, потом во всей Франции, Европе, во всем мире. Это очень опасная болезнь. Знаете, у меня такое чувство, что тут не обошлось без чьей-то злой воли. Доказательств, конечно, у меня нет, но я готов дать голову на отсечение, что эпидемия вызвана искусственно! И вот теперь только доктор Петри обладает знанием, необходимым для спасения планеты. И, может быть, еще профессор Круз. Какое трагическое положение! Судьба мира зависит от нескольких человек. Стоит им чуть-чуть ошибиться — и погибнут миллионы.
Мне не надо было так долго объяснять ужас положения.
— Вы сообщили в полицию о вчерашнем инциденте?
Погруженный в волны мировой скорби, молодой врач едва расслышал мой вопрос.
— Не знаю, — промямлил он. — Я стараюсь не вмешиваться в то, где ничего не понимаю. Краем уха я слышал, что мистер Найланд Смит имеет какие-то полномочия из Парижа и все его слушаются. Но каких-либо особых приказов, он, по-моему, еще не отдавал.
— Вы хотите сказать, что никакого следствия не будет?
— Похоже, что так… Но я за это не ручаюсь. Я же говорю, что ничего не понимаю в этих делах.
Я резко сел.
— Как же так? — вырвалось у меня. — Это неправильно! Надо что-нибудь делать!
Доктор Брассон положил мне руки на плечи.
— Мистер Стерлинг, — заговорил он мягким, гипнотизирующим голосом, поблескивая стеклами очков, — вы должны отдыхать, понимаете? Вы устали, правда ведь? Прилягте.
— Это невозможно, — сказал я, возвращаясь, однако, в горизонтальное положение.
— Да, это трудно, — согласился доктор. — Но я вам вот что скажу… И мой совет поддержали бы и доктор Картье, и, я уверен, доктор Петри… Вы хоть и очень сильны, но и вам нужен отдых. Вы ослабели от перенесенных испытаний. Послушайтесь меня. Немцы, конечно, — очень умная нация, но и французы, честное слово, не лишены известной доли сообразительности. Уверяю вас, вам нужно поспать. Ей-богу, просто необходимо.
— В такой ситуации? Это невозможно.
— Не противьтесь, прошу вас. Вы все равно ничем не сможете помочь. Мы сами делаем все, что можем. Послушайтесь моего совета. За вами пронаблюдает надежный санитар из нашей клиники. В восемь утра сюда придет ваша экономка, мадемуазель Дюбоннэ. Пожалуйста, примите вот эту капсулу и постарайтесь заснуть.
— Ладно, доктор, — поддался я уговорам. — Не нужны мне ваши пилюли — я и так усну.
Доктор улыбнулся и кивнул.
— Прекрасно. Медикаменты я прописываю только в исключительных случаях. Итак, я сейчас закрою жалюзи и уйду. Когда проснетесь, дерните за шнур, и вам принесут кофе. Мистер Смит распорядился, чтобы починили ваш телефон, так что, если он будет исправен, звоните: мы вам сообщим последние новости о состоянии доктора Петри…
Я, видимо, и впрямь сильно устал, потому что заснул, не дождавшись окончания обращенного ко мне монолога.