Несознательный

Глава 9 Нам разум дал стальные руки-крылья

Воскресенье двадцать четвертого сентября, опять жду Катю у центрального входа в клуб авиационного завода. График работы у меня сейчас очень напряженный, да и у нее тоже, не получается у нас встречаться по вечерам, зато воскресенье полностью в нашем распоряжении. Так-то тусоваться в клубе нам не очень комфортно, мы уже перешли в несколько иной статус отношений, но тащиться в будущий комсомольский парк, с болотом и чахлыми березками еще хуже. Туда ведь все влюбленные со всей округи собираются. И вместо уединения получается Красная площадь в часы наибольшего наплыва посетителей. Одно слово — неприятно.

О, идет. Замечаю я ее издалека, но когда она подходит ближе, понимаю, что-то случилось, и глаза красные от слез и нос платком натерла. Неужели кто-то умер? И тут она сходу попадает мне лицом в грудь и начинает рыдать в голос. Со свиданьицем. Долго пытаюсь успокоить девушку, и, в конце концов, мне это удается.

— Ну а теперь рассказывай, что случилось, — пытаюсь выяснить причину.

— Меня с работы уволили, — снова начинает она лить слезы.

— Тю … нашла о чем горевать. — Сразу выдохнул я. — Мне уж в голову пришло, что с родными приключилось чего, а тут всего лишь с работы попросили. С какой хоть формулировкой?

— Несоответствие должности. — Продолжает хлюпать она. — К нам на завод художник со стажем пришел устраиваться, а у меня стажа нет, у него передо мной преимущественное право.

— Это кто тебе такое выдал, «преимущественное право»? — Удивляюсь формулировке. — Насколько я знаю, так только в правилах вождения пишут.

— Не знаю, где и чего записано, — вновь орошает она мою грудь своими слезами, — но работу я потеряла.

— С работой решим проблему, — демонстрирую я уверенность, — не велика потеря, не очень-то там тебя ценили.

— Будто в другом месте лучше оценят, — бурчит она, — обидно, я так старалась.

— Все, прекращай себя жалеть, ничего страшного не произошло, — окончательно беру ситуацию под контроль, — сейчас идем, надо предупредить Зинаиду Николаевну, что сегодня тебе не до занятий. Буду тебя натаскивать по будущей специальности.

— Какой специальности? — Удивляется она, забыв о своем вселенском горе.

— Станешь у меня химиком.

— Смеешься?

— Ничуть, — Сделаем из тебя хорошего специалиста, пусть тогда кто-нибудь попытается воспользоваться «преимущественным правом».

Думаете почему я тут разглагольствовать начал? А вот потому, что примерно через месяц, на заводе будет организована химлаборатория, которая будет отвечать за контроль химических реагентов солевых ванн и газовых составов, качество топлива. Солевые ванны на производстве, особенно авиа, вещь необходимая, ведь проводить термообработку корпусных деталей и штамповок на открытом воздухе невозможно, должен же кто-то следить за качеством соляных расплавов. Но не это важно, у меня есть большие надежды на химию, нужны качественные олигомеры, к которым относятся эпоксидные смолы, без них хорошие стеклопластики не сделать. Это уже дальний прицел, с обшивкой самолетов и сегодня огромные проблемы, а уж во время войны все авиазаводы встанут, нормально заработают только тогда, когда алюминий по ленд-лизу от американцев повезут.

Кстати, по поводу алюминия, запросил вычислитель насчет производства крылатого металла химическим путем. Оказывается это возможно, причем получать его можно в промышленных масштабах, однако как всегда есть ложка дегтя в бочке меда, хотя тут стоит говорить о гораздо большем количестве вонючего компонента. Причем в прямом смысле. Все дело в том, что в предлагаемых химических реакциях сочетание реагентов при высокой температуре действовало как катализатор окисления азота, и на выходе мы должны получить не только большое количество всякой сопутствующей гадости, но и оксида азота. Но, если на химических предприятиях этот оксид (лисий хвост) можно хотя бы попытаться отловить, то здесь ничего не получится, слишком большой расход воздуха.

Конечно, это мало кого будет интересовать во время войны, но запускать-то такой завод надо сегодня, а он за десяток лет существования «до и после» все вокруг превратит в безжизненное пространство. Нет уж, лучше привычный электролиз, который можно значительно улучшить, повысить КПД и применить инертные аноды. Но это отдельный разговор.

С этого дня пришлось полностью переходить на работу по «сдвинутому» графику, оно и правильно, ведь КБ начинало работу с шести вечера, когда заканчивалась первая смена. Теперь утром я бежал в клубную библиотеку, где учил Катю по будущей специальности, а в два часа после полудня тащился в наше КБ.

Не скажу, что учеба девушке давалась легко, все же специфики много, но упорство и прогрессивный метод обучения, который любезно предоставил вычислитель, позволили нашпиговывать мозг знаниями гораздо быстрей чем обычно. Верите, так-то в химии не в зуб ногой, знаний никаких, но тут и сам невольно стал разбираться, скоро придется перейти к практическим занятием, ибо «теория без практики мертва» (спорное утверждение, но пока это так). По поводу практики потом договорились с Осоавиахимом, была такая организация у нас под боком, которая имела собственные химические лаборатории, когда узнал, чем они занимаются, долго смеялся. Все мы слышали о нормах ГТО — Готов к Труду и Обороне, но мало кто знает, что было и еще нечто подобное, только называлось оно Готов к ПВХО — противовоздушная и противохимическая оборона. Ну, насчет основной задачи разговоров нет, в то время готовились к химической войне, отравляющих газов в мире накопили очень много, поэтому требовалось просветить население как действовать при газовой атаке. Учения проводились повсеместно, вспомните хотя бы эпизод из «Золотого теленка», когда Остап Бендер попал на учения ПВХО. Но в том-то и дело, что кроме основных функций у Осоавиахима были и дополнительные, это помощь сельскому хозяйству, травля вредных насекомых и контроль заражения местности, и здесь уже без хорошо оснащенной лаборатории не обойтись. Уж не знаю, какая нужда в том на холодных просторах Сибири, но нам это здорово пригодилось.

А еще железяка вдруг сама проявила инициативу, уловив мои рассуждения по поводу стеклопластика, поведала, что есть относительно простой способ получения нитей из оксида алюминия, которые в паре с полифениленсульфидом, можно использовать для изготовления сверхлегкой брони. Ага, дело глаголет. И не только броня нужна, можно вообще штамповать детали самолетов, от которых требуется выдерживать большие нагрузки. Но это дело будущего, никто не решится проталкивать новую технологию, когда из традиционной технологии есть еще чего выжать. Неожиданно пришла в голову мысль, почему именно эту технологию навяливает мне вычислитель, вроде слышал, что карбид бора гораздо лучше, а как насчет него? А вот никак, облом, оказывается, традиционный метод получения нитей из карбида бора очень трудоемкий и дорогой, а другой способ недоступен — в железяке стоит ограничитель на технологии, нельзя давать прорывные технологии хроноаборигенам. Да так и сказал, оказывается я хроноабориген. Вот с…ка!

— Ладно, хрен с ним, пусть буду хроноабориген, подавись, — насупился в ответ, — но я хроноабориген двадцать первого века, а ты накладываешь ограничение на тридцатые годы века двадцатого.

Ответ был примерно таким: есть технологии, которые можно реализовать в рамках сегодняшнего развития, а есть такие, которые требуют серьезных научных исследований, нельзя впереди лошади бежать.

— А как же с синтезом психотропных веществ, полтора года назад?

— Объективная необходимость.

Вот так. Это уже не рояль в кустах, а механическое пианино, о чем бы ни мечтал музыкант, а играть он будет лишь то, что заложено в программе. Интересно, а технология стержневых радиоламп не требует серьезных научных исследований? Ой, что-то здесь нечисто, вредничает железяка, сама себе на уме. И все-таки дуться на нее не стоит, я, конечно, могу, но подозреваю, что ей от этого ни холодно, ни жарко, а вот мне самому кисло придется. Тут надо думать, как снова создать «объективную необходимость».

Но есть еще одно дело, которое требовалось уточнить именно сейчас. Проблема в том, что мощность двигателей в настоящее время растет как за счет оборотов, так и за счет степени сжатия, а качество топлива остается на низком уровне, ведь нефтеперегонные заводы до сих пор представляли из себя большие самовары. Но дальше, мириться с таким положением дел нельзя, чтобы исключить детонацию в двигателях, надо повышать октановое число авиационного бензина. Для этого в США сегодня активно используют тетраэтилсвинец, который будет бичом двадцатого века, так же можно использовать каталитический крекинг, он не только позволит резко улучшить глубину переработки нефти, но и даст возможность получить более качественный бензин. Однако, с каталитическим крекингом пока проблема, требуется долгая и кропотливая работа, и дело вовсе не в технологии. Однако есть еще одно вещество, которое будет открыто гораздо позднее, оно и станет альтернативой ядовитому свинцу. Речь ведется о дициклопентадиенилжелезе, чуть язык не сломал, открытом случайно в 1951 году и получившим название Ферроцен. Не знаю, насколько сильное влияние оно будет оказывать на здоровье людей, но по сравнению с тетраэтилсвинцом сойдет за лекарство. Что? Тоже под запретом?

Нет. Тут вычислитель сподобился сообщить, что никаких особых познаний для его синтеза не требуется, поэтому препятствий для «открытия» не видит. Вот и хорошо, значит, Ферроцен скоро «случайно» получит лаборантка химической лаборатории при авиазаводе, и так же «случайно» добавит его в топливо, прежде чем начнет проверять октановое число. А потом произойдет то, что и должно произойти, лаборантку «подвинут», а лавры первооткрывателей присвоят себе те, кто должен представлять советскую науку. Главное, чтоб лаборантка при этом не трепыхалась, ее тоже не обидят — «первооткрыватели» умеют быть благодарными.

Наконец-то мы поставили в мастерской сразу две платформы из труб, они нужны для постройки фюзеляжей будущих самолетов. Как только фюзеляжи будут готовы, они переедут в сборочный цех, к сожалению, крылья делать самостоятельно мы не могли, этим займутся «профессионалы», а нам остается только курировать ход выполнения проекта. После удачного полета макета энтузиазм молодежи зашкаливал, да и в целом в цехах узнали о нашей инициативе, поэтому все работы по этому направлению получили негласный приоритет. Тут еще надо учесть, что хотя в КБ все кроме меня работали бесплатно, работы в цехах выполнялись за наряды, поэтому на нас не смотрели как Ленин на буржуазию. Даже мне пришлось удивляться тому, как быстро выполнялись заказы. Так или иначе, но к концу октября фюзеляжи были готовы для финальной сборки и их перевезли в сборочный цех, а наши изделия получили название «Комсомольский проект Иркут». Меня это несколько покоробило, ведь комсомольцев у нас только половина состава, но даже не вякнул, без ссылки на комсомол ничего бы не получилось. А если учесть, что после ликвидации СССР на обломках авиастроительной отрасли возникнет корпорация «Иркут», которая утрет нос всем авиастроителям в мире (сарказм, если что), то можно считать даже неплохо получилось. А тут еще и сложившаяся ситуация нам подыграла, пока завод находился на перепутье, работы в сборочном цехе было очень мало, надо отдать должное руководству, основную часть работников оперативно перекинули на другие участки, но не всех. Вот эти «не все» дружной толпой навалились на наши изделия, даже сложно отслеживать процесс стало.

Вот здесь-то наши конструкторы и поняли, в чем на самом деле заключается работа КБ на заводе. Мало ли чего мы там нафантазировали в чертежах, сермяжная правда жизни требовала от нас постоянной замены одного на другое. То одно оборудование по месту не лезет из-за того, что размеры чуть отличаются от заявленных, то другое согласовывать приходится, ибо того что запланировано в настоящий момент нет в наличии. А уж история с охлаждением мотора это вообще песня. Двигатель находится за креслом пилота, набегающих потоков вообще нет, обдув водяного радиатора только принудительный и тут оказывается, что нужную нам крыльчатку завод самостоятельно изготовить не может. Бред, такое впечатление, что где-то затесался скрытый враг. От нас потребовали установить на корпусе воздухозаборники, мол, так принудительное охлаждение не понадобится, а то, что эти воздухозаборники «сожрут» километров тридцать скорости, это уже никого не волнует.

Закончилось тем, что пошел к директору и попросил разрешение сделать эти работы на моторном заводе, у них там как раз занимались внедрением нагнетателя, в проектировании которого я «поучаствовал». И как делать крыльчатки они знали. Знали и сделали это играючи, после этого случая, начальник одного из цехов авиазавода был предупрежден о не полном соответствии занимаемой должности. А он действительно не очень-то хорошо разбирался в технических вопросах, работал скорее как администратор, а некоторые недальновидные товарищи, вертели им как хотели, но надо сказать работал до недавнего времени без нареканий.

Отдельная песня это передняя стойка шасси, сам завод шасси не изготавливал, получали от смежников, с основными шасси вопросов не возникло, с небольшой доработкой приспособили от И-16-го, а вот передние стойки пришлось делать самим. Тут главное было не накосячить, поэтому весь процесс я был вынужден контролировать от и до, на меня даже две докладные накатали, вроде как мешает выполнять работу. Плевать, Левину сразу объяснил, что несколько раз хватал за руку рабочих, пытающихся отправить детали в брак, но зато стойки сделали как надо, с первого раза, что по нынешним временам происходит не часто.

Что касается винтов с изменяемы шагом, то тут не должно было быть никаких проблем, они уже существовали и применялись. Однако я опять решил обратиться за помощью к вычислителю, нам требовалась конструкция управления, которая позволяла делать винт реверсивным, что позволяло тормозить самолет при пикировании. Я очень хорошо помнил проблемы срыва потоков воздуха при больших скоростях, что стало причиной многих смертей. Железяка не подвела, она выдала не только саму конструкцию поворотного устройства лопастей, но и заново пересчитала их профиль, что позволило на десяток процентов увеличить эффективность винта на высоких оборотах, а это очень важное дополнение. Естественно, не обошлось без проблем, «нестандартные» винты и устройство управления оказались камнем преткновения для квалификации работников авиазавода. Пришлось засучить рукава и вместе с заводскими инженерами шаг за шагом проходить всю производственную цепочку. Первое время на меня опять посыпались жалобы, но не долго, после того как некоторому инженерно-техническому персоналу воочию показал как «высококвалифицированные» работники пытаются помножить на ноль коллективный труд, до них начало доходить, что не все прекрасно в этом мире. Под конец даже начал привыкать изображать из себя цербера, то есть отлавливал бракоделов и изредка постукивал по бестолковкам особо талантливых, фигурально выражаясь.

— Хоть НКВД к разбирательствам привлекай, — бушевал Израиль Соломонович, — за что не возьмись — провал. У вас на моторостроительном так же было?

— В точности, — киваю в ответ, — но тут надо учесть, что сам директор на заводе сам НКВД рулил, поэтому обошлось без крови, кого уволили, кого понизили в должности. Но без решительных мер порядок не навести, главное потом опять назад не откатиться.

— Понятно, — задумался директор авиастроительного, и достал газету «Правда» от 27 ноября, — ты угадал с оккупацией Германией Польши, а что на это скажешь.

А что там? Вглядываюсь в заголовки. Ага: «Наглая провокация финляндской военщины вызвала огромное возмущение трудящихся нашей страны», «На удар провокаторов ответим тройным ударом»… Понятно, это же начало Советско-Финской зимней войны.

— А что тут сказать? — Пожимаю плечами. — Война!

— Так уж и война? — Удивляется Левин.

— Да, и эта война будет для нас очень неприятной, — делаю осторожный прогноз.

— Что-то ты совсем не то говоришь, — хмурится директор, — тебе не кажется, что силы несопоставимы, раздавят и не заметят.

— К сожалению, такие же настроения царят во всей армии, — вздыхая, поясняю причины, которые привели меня к таким выводам, — как бы ни казался слаб противник, надо всегда относиться к нему серьезно. А у нас опять считают, что шапками закидают. Халхин-Гол уже показал, что без серьезной подготовки ничего дельного не получится.

Интересно, знает ли Левин, как на самом деле развивался «конфликт» с японцами? Ого, как глазами сверкнул, значит, знает, евреи они такие, информируют друг дружку потихоньку. Ну ладно он, у него связи в высоких сферах, а вот откуда мне известно? Спросит? Не спросил, однако задумался. Вот и хорошо, такому можно доверять, хоть и не той веры.

Кстати, а у меня самого какая вера? А не знаю, но уверен, «воду в аквариуме кто-то меняет». Ладно, время открываться еще не пришло, а когда придет будет ясно по результатам.

Как бы то ни было, но первый экспериментальный образец выпустили со сборки, в начале декабря, пора его облетывать, и искать детские болезни. В очень неплохой срок уложились, ну и я тут постарался, все огрехи вычислитель отлавливал на стадии сборки. В воздух самолет подняли уже через три дня, ну а дальше рутина, наработка приемов пилотирования самолета с задней центровкой и проверка управляемости на всех режимах полета. Короче, у меня сложилось впечатление, что испытатели решили просто поиграть новой игрушкой, ну дети, прямо слово, хоть и большие. Не обошлось и без замечаний к конструкторскому коллективу, но даже самые упертые понятливо кивали, перемещение приборов туда-сюда не замечание, а пожелание. Просто было нельзя без них, иначе другие могут подумать, что испытатели отнеслись к работе безответственно.

Вот он «подарок» завода к новому году, передо мной лежит копия заключения программы заводских испытаний, ЗАВОДСКИХ! Бред в полный рост, какие нафиг заводские испытания опытного образца? Узнают в наркомате направят сюда команду из дурдома, чтобы всех умников повязать. Сам я в кабинете директора в тот момент, когда ему принесли сей документ, не присутствовал, но подозреваю, его подобные художества наших испытателей здорово повеселили. А посмеяться было над чем: максимальная скорость на высоте: 670 км/ч, у земли 590 км/час, масса пустого 2720 кг, максимальная взлетная 3650 кг., Скороподъёмность: 20 м/с… И это на движке в 1300 сил?

Ага, вот так на коленке рекордный самолет? Очень смешно, представляю, сколько доносов сейчас лежит у представителя НКВД. Конечно же, это заключение дальше никуда не пошло, умерло в тот момент, когда его увидел директор, он еще не выжил из ума такую провокацию отправлять по инстанции. Вместо этого вызвал меня и хорошенько так прошелся по умственным способностям, мол, такая светлая голова и такому идиоту досталась. Ага, это он еще мою справку не видел. Ну, а мне ничего не оставалось, как страдать за чужую глупость.

Да, действительно, верить заводским испытателям никак нельзя, не понимают они всех последствий, результаты по скорости явно завышены, а измерение скороподъемности вообще чьи-то фантазии. Даже если проводить замеры без весовых макетов вооружения и при почти пустых топливных баках, да даже если и с топливом нахимичили, все одно недостижимая величина. Догадываюсь, рисковали они чтобы выжать из нашего изделия максимальные показатели страшно, из-за ухищрений центровка самолета должна еще больше сдвинуться назад, так что кроме как цирком такие испытания назвать нельзя, вот был бы у нас двигатель в 1700 л.с. тогда да, можно было о таких скоростях и скороподъемности говорить, а так… Интересно, кто это решил нас так подставить?

Кстати о двигателе в 1700 сил, есть он, как когда-то мы планировали, установили двухскоростной нагнетатель, как раз сейчас проходит испытание на моторном заводе, это уже старый директор поспособствовал, видимо слишком беспокойная ему должность в Москве досталась, вот и потребовал форсировать работы по увеличению мощности и высотности. Потом очередь дойдет до технологии производства форсунок, но то не скоро, там уже по мощности выигрыш будет небольшой. Естественно мимо такого факта мы пройти не могли, сразу договорились, что как только там закончат с испытаниями, мы ставим этот двигатель на второй опытный экземпляр истребителя, и тогда уже будем смотреть, каких высот достигнет наше изделие. Высот это не в переносном смысле, а прямом.

Что касается авиазавода, то все получилось гораздо лучше, чем я ожидал. Новые производственные корпуса построили, оборудование привезли, и уже успели установить. И-180 должен пойти в серию и сейчас на заводе готовят оснастку, сверху спущен план запуска в 300 машин на сороковой год. Не то чтобы много, но и немало, пока еще весть цикл производства отшлифуют, потрудиться придется. Вот только вдруг все застопорилось, начались какие-то непонятные подвижки в наркомате. Ну как непонятные, для меня все предельно ясно, очередное перетряхивание в авиационной отрасли. Недавно от КБ Яковлева человечек в Иркутск приезжал, и имел приватный разговор с директором. Думаю, сманивал его, и теперь Левин ходит задумчивый, здесь вроде все налажено, жалко покидать такой завод, а как там еще будет? В той истории он ушел под крыло Яковлева, не задумываясь, а здесь колеблется.

Пусть колеблется, а вот мне колебаться нельзя, подкатил к нему со шкурной просьбой, я же обещал Катерине, что пристрою ее на авиазавод.

— Что-то на тебя не похоже, — нахмурился директор, — решил воспользоваться своими возможностями?

— А у меня есть, эти возможности? — Тут же пытаюсь вылезти на наглости. — Девушка готовый химик, вот характеристика из Осоавиахима, вот документ об окончании курсов. Да и не прошу же я ее сразу на должность ставить, пусть в лаборатории проверят ее знания и там дальше сами решают.

Да, вот такой я пушистый наивный зайчик… а вот хрен там наивный, и я, и Левин прекрасно понимаем, что подпись директора на заявлении, с любой резолюцией, кроме отрицательной — приказ обязательный к исполнению. Вот никак не рискнет заведующий лабораторией отказать соискателю работы с подписью директора на заявлении… если тот хоть раз видел таблицу Менделеева.

— Хорошо, — тяжело вздыхает Израиль Соломонович, — очень надеюсь на твою порядочность, пока ты меня еще ни разу не подвел.

— И не подведу, — осторожно забираю у него заявление, не дай бог чернила размажутся, — вы еще гордиться ей будете.

— Ну-ну, — слышу в ответ, — на свадьбу не забудь пригласить.

Как встретил нас заведующий лабораторией? Да как и должен был встретить, долго вглядывался в резолюцию директора и пытался угадать, чего конкретно от него хотят. Не придя ни к каким выводам, он решил сам устроить Катерине экзамен, и в конечном итоге, убедившись в ее компетентности, дал добро на оформление в ОНУ. Вот и хорошо, как гора с плеч, дальше осталось подготовить «случайное» открытие. Но это потом, новый год на носу, неужели я высплюсь?

Михаил Моисеевич Каганович, пока еще нарком авиационной промышленности, снова внимательно просмотрел документы поступившие из Иркутска по линии НКВД.

— Ерунда, какая-то, — бурчал он, — сначала двигатель, теперь самолет. Им там заняться больше нечем?

Он хорошо помнил историю с авиационным двигателем, тогда пришлось рискнуть, и ведь не проиграл. Но и не особо выиграл, то был единственный случай, который пошел ему в плюс, а вот по остальным направлениям мрак, кроме ничем необоснованных реляций, похвастаться было нечем. В начале января сорокового года состоится заседание правительства и его уже предупредили, что обещаниям больше никто верить не станет.

Нарком с раздражением откинул бумаги в сторону — тут такое сейчас творится, не знаешь за что хвататься, а эти опять засветились. Так-то им ничего не предъявишь, комсомольская инициатива, поддержанная местными партийцами, да еще и планы завод не провалил, директор на хорошем счету, но все-таки, самолет… без согласования в наркомате…. Теперь вот сиди и думай, то ли наказать, то ли похвалить. И промолчать не получится, сигнал поступил, да не один. Правда надо бы еще разобраться с этими «сигналами». В одном случае утверждают, что созданное при заводе комсомольско-молодежное КБ занимается прожектерством, а директор и парторганизация покрывает творящиеся безобразия. В другом же, с точностью до наоборот, что тот же директор зажимает инициативу комсомольцев и пытается скрыть от всех, тот факт, что сделанный по чертежам КБ самолет является рекордным.

— Хм. — Михаил Моисеевич, снова подвинул к себе документы. — Интересно, кто это указал такие характеристики? Да уж, тут «зарубить» не получится, вдруг они на самом деле соответствуют, после такого просто снятием с наркомов не обойдется. А собственно чего я голову ломаю?

Долго раздумывать нарком не стал, уже к вечеру в недрах его структуры родилось распоряжение по которому директору иркутского авиационного завода предписывалось направить опытный экземпляр самолета комсомольского проекта «Иркут» в НИИ ВВС для проведения испытаний.

Интересно как история пытается вернуться на прежний путь, в декабре тридцать девятого года погиб всенародный любимец Чкалов Валерий Павлович. Во время выполнения фигур высшего пилотажа у его самолета заглох мотор. Но высота была большая, аэродром в пределах видимости, поэтому он решил совершить посадку с неработающим двигателем. Однако осуществить это ему помешал довольно таки сильный встречный ветер и до полосы он немного не дотянул. А дальше, как и моей истории, самолет зацепился за провода. Естественно было расследование и виновных нашли, а если бы не нашли, то назначили, правда авиакатастрофа никакого отношения к поликарповскому истребителю уже не имела.

Но самому Поликарпову это не помогло, после возвращения из Германии, где группа советских конструкторов знакомилась с достижениями Третьего Рейха в области самолетостроения, Николай Николаевич с ужасом обнаружил, что всё его КБ по существу разгромлено. Из него на различные направления забрали около восьмидесяти лучших конструкторов, жалобы в различные инстанции ни к чему не привели — старого наркома сняли на заседании правительства 11 января 1940 года, а новый еще не вошел в курс дела. Но пока главный конструктор метался по инстанциям, остатки конструкторского бюро целенаправленно выдавливали с завода, где обосновался А. И. Микоян с большей частью бывшего КБ Поликарпова. Вроде бы все повторяется, но тут вмешивается иркутский авиационный завод в лице директора Левина, он поднял отчаянный вой в наркомате, что заводские мощности скоро начнут простаивать, надо либо начинать выпуск нового истребителя, либо запускать другое изделие. Которое, кстати сказать, в данный момент находится на госиспытаниях.

— Вот еще незадача, — пробурчал Николай Николаевич, когда его ознакомили с письмом из Иркутска, — а мне некого туда от КБ послать, людей совсем нет, даже некому над новым проектом работать. Хоть сам туда езжай, 180-ый в серию запускать.

— Вот и запустили бы, — сразу ухватился за идею новый нарком, Алексей Иванович Шахурин, — утерли бы нос своим оппонентам.

— Но это же Иркутск, — вскинулся Поликарпов, — нет у них ни площадей, ни мощностей.

— Ошибаетесь, — нахмурился Шахурин, — теперь в Иркутске производственных площадей без малого тридцать пять тысяч квадратных метров. Так что есть, где развернуться.

— А как же люди?

— А что не так с людьми? — Отмахнулся Алексей Иванович. — Вы же в Иркутск не навсегда уедете. Запустите в серию свой истребитель и вернетесь. А если запуск пройдет хорошо, то сами выберете, где вам размещаться, никто возразить не посмеет.

Николай Николаевич задумался, а ведь дело говорит нарком, в далеком Иркутске не придется толкаться локтями с всякими прожектерами, да и потом, вернувшись на белом коне ему не придется обращать внимания на злопыхателей. А если все сложится удачно, то там же можно будет продолжить работу над новым проектом.

Но сначала надо срочно посмотреть на то изделие, которое иркутяне отправили на госиспытания, не зря же они пугают, что у них есть альтернативный вариант. Вот по испытательному образцу сразу станет видно, стоит ехать к черту на рога или все же продолжать попытки выбить площади для И-185 в Москве.

Когда он приехал на аэродром, ветер мел поземку по взлетной полосе, температура в эти дни опустилась ниже семнадцати, но в ангаре техники бодро готовили один из самолетов к вылету.

— Ага, вон оно что, — сразу смекнул конструктор, когда увидел, что двигатель находится в средней части фюзеляжа, — конструкцию с американской P-39 слизали. А что? Так-то самолет неплохой, вот только двигатель слабоват. Надо будет его внутри рассмотреть, тогда можно будет составить свое мнение о квалификации иркутских работников.

Покрутившись еще возле истребителя Поликарпов отправился к начальнику НИИ.

— Здравствуйте, Николай Николаевич, — сразу поднялся он навстречу Поликарпову, — какими судьбами.

— Добрый день, Александр Иванович, — отозвался главный конструктор, — вот приехал на изделие из Иркутска взглянуть. Надо мнение об их умении работать составить. А то посылает меня к ним наркомат И-180 в серию запускать.

— Изделие из Иркутска? — Хмыкнул Филин. — Это изделие на сегодняшний день лучшее, что есть в СССР. В первый раз прислали такой самолет, параметры которого соответствуют заявленным. А качество работ на опытном образце лучше серийных, особых переделок фюзеляжа, как это бывает почти всегда не видно, огрехи, конечно, можно найти, только если сильно придираться.

— Ничего удивительного, — хмыкнул главный конструктор, — ведь они с американца конструкцию слизали.

— Идею да, — кивнул начальник НИИ, — они этого и не скрывают, а вот во всем остальном это их оригинальная разработка. Да и пожиже американец против них. По размерам «Иркут» больше, и грузоподъемность у него тоже больше, высотность, скорость… все значимые параметры выше. Да сами взгляните.

Филин отыскал соответствующую папку на столе и передал ее Поликарпову.

— Так-так, — Николай Николаевич погрузился в чтение бумаг. Просмотрев один лист, он хмыкнул, потом впился взглядом в другой и поднял на начальника НИИ глаза полные удивления. — Как такое может быть?

— Что конкретно вас удивляет?

— Да все удивляет, — возмутился Поликарпов, — скорость, скороподъемность, радиус виража.

— Так вы посмотрите, характеристики двигателя, — посоветовал Александр Иванович, — тысяча семьсот сил, двухскоростной нагнетатель. От того и скорости на высоте такие. А представляете, если они двигатель в две тысячи сил поставят?

— С места в небо стартовать будут?

— Зря вы так, — насупился начальник НИИ, — самолет у них получился очень хороший. Будем рекомендовать его для запуска в серию.

— Э…. — Только сейчас до Николая Николаевича дошло, что «Иркут» является его прямым конкурентом. Конечно, у его КБ в запасе есть еще одна перспективная разработка, которая опережает время, но кто сказал, что иркутские конструкторы на этом успокоятся? — Вы уж не обижайтесь на меня, такие характеристики, просто невероятные, кого угодно собьют с толку.

— Ничего-ничего, я сам не поверил, когда сопроводительную записку читал, — подобрел Филин. — Но вот провели серию испытаний и пришлось поверить.

— А кто сейчас испытателем?

— Автономов.

— Знаю его, он наш СБ испытывал, хороший летчик. — Похвалил его Поликарпов.

— У нас плохих нет, — услышал он в ответ.

— Да уж, — рассматривал Поликарпов из окна поезда Ленинский поселок Иркутска, — дыра дырой. Хотя нет, вон там вроде бы имеются четырех этажные здания. Но все равно дыра.

Мнение еще больше укрепилось, когда его везли на завод по разбитой дороге, и хотя на ней сейчас был снежный накат, который скрывал большинство выбоин, машина гремела нещадно. А вот сам завод королю истребителей понравился, это от вида новых, просторных цехов, есть, где развернуться. Если сильно не приглядываться чем-то даже на немецкие заводы похоже. А освещение — песня, не какие-то там тусклые лампочки в светильниках высоко под потолком, когда нормально работать можно только в дневное время, а именно освещение, яркое и не контрастное. Николай Николаевич сразу им заинтересовался, оказывается, при моторном заводе построили мастерскую по изготовлению ламп нового типа, использовавших люминофоры. И, главное, директор не из тех, кто будет отбиваться от любых работ до последнего, наоборот ждал и надеялся, что с прибытием главного конструктора наконец-то закипит работа.

— Ну что, будем запускать сто восьмидесятый в серию? — Ухмыльнулся Николай Николаевич после знакомства.

— Давно ждем полный комплект чертежей, — кивнул Левин, — надеюсь, смежники не подведут, а то будет как с АНТ-40, планеры стоят, а начинять нечем.

— С этим все нормально будет, — отмахнулся Поликарпов, — давайте сейчас определимся с размещением моих людей из КБ и завтра можно начать работу. И еще, мне бы хотелось встретиться с вашими разработчиками истребителя.

— Эм…, — сразу заюлил директор, — разработками изделия «Иркут» у нас занималось комсомольско-молодежное КБ в инициативном порядке. Никто даже не мог предположить, что у них что-нибудь получится.

— Да что у вас в Иркутске творится? — Не выдержал Николай Николаевич. — Лучший двигатель комсомольское КБ, рекордный истребитель тоже КБ комсомольско-молодежное. А кто-нибудь постарше есть?

— Я, — невозмутимо заметил директор, — и думаю этого достаточно.

— А вам, извините, сколько лет? — Оторопел Поликарпов.

— Тридцать один.

Работа на иркутском заводе действительно спорилась, уже на следующий день им помогли обустроиться в выделенном помещении, а копировщики, не дожидаясь согласований наверху, начали переносить чертежи с ватмана на кальку. Вообще-то Николай Николаевич привез с собой скопированную документацию, но тут выяснилось, что в иркутском заводе деревообработка не в чести, поэтому пришлось доставать свои прежние наработки и перепроектировать хвостовую часть самолета на металл. Требовалось внести и еще кое-какие изменения в конструкцию планера. А так же надо было срочно усиливать места крепления мотора, глупо было не воспользоваться характеристиками нового мотора с двухскоростным нагнетателем.

Разобравшись с документацией Поликарпов решил пройтись по цехам и посмотреть как движется работа по изготовлению оснастки.

— Ловко, — главный конструктор смотрел на измерительную конструкцию, — очень интересно кто это мог придумать? А лучше задаться вопросом, почему раньше никто не догадался, что это можно сделать?

Работник выставил на измерительных линейках размеры в соответствии с чертежом и легонько подтолкнул конструкцию к стапелю. Кончик щупа конструкции точно обозначил то место, где должен был быть установлен ограничитель. Раньше подобные работы делались по шаблону, сначала из дерева вырезался шаблон, точно соответствующий сечению, фюзеляжа в нужном месте, потом он крепился на стапеле, и уже по нему выставлялись ограничители. Работа кропотливая и долгая, но и в этом случае не гарантировалось точное изготовление стапеля, ошибки постепенно накапливались. Здесь же все размеры сразу выставлялись по контрольным точкам.

Что касается молодежного КБ, то Николай Николаевич решил прогуляться туда сам, а то странно как-то повел себя директор, мол, постоянного состава нет и все «инициативным порядком». Ага. Истребитель? На энтузиазме? Большего бреда придумать нельзя. Прознав где находится КБ Поликарпов улучшил момент и незаметно для всех «оторвался от коллектива». Проскочив по холоду, он ввалился в дверь какого-то склада, и сразу замер, в хорошо освещенном большом помещении стояло сразу две непонятных конструкции, основу которых составляла кабина пилота. А вокруг этих кабин крутились двое: молодой человек и мужчина в возрасте, они пытались смонтировать какие-то штанги, прикрепленные к платформе.

— Все равно не влезет, — утверждал тот, который старше.

— Влезет, — возражал другой, — мы объективы с меньшим фокусным расстоянием поставим, и дополнительно плоскую линзу, чтобы растянуть картинку.

— Тогда с яркостью проблемы возникнут, — снова нашел причину для возражения первый, — даже если свет будем через воду пропускать, все равно пленка перегреваться будет.

— Пленку в глицерин поместим, он в качестве теплоотвода побудет. — Тут же парировал второй. — За счет нагрева глицерин будет чуть изменять световой поток, так даже лучше получится, как в реальности, когда воздух искажения вносит.

— Тогда двойной цилиндр делать придется, а стекольный завод вряд ли сможет сделать такую работу. — опять следует сомнение.

— Да почему не сделает? Всю оптику для РЭМ (ротационная электрофотографическая копировально-множительная машина) сделали, а тут два цилиндра под размер не сделают?

В этот момент молодой замечает главного конструктора:

— Здравствуйте, вы кого-то ищете? — Спрашивает он, и становится понятно, что при этом пытается что-то вспомнить.

— Да вот, представьте себе, ищу, — улыбнулся Поликарпов, — мне сказали, что здесь располагается комсомольско-молодежное КБ. А нужен мне его руководитель.

Молодой человек прекратил возиться с железками и махнул рукой своему напарнику, давая понять, что в их работе наступил перерыв.

— Руководитель, это громко сказано, но ответственный за работу КБ перед вами, Николай Николаевич.

— Вот как? — Удивился главный конструктор. Ему стало приятно, что даже здесь его узнали, но главный вопрос по-прежнему остался без ответа. — Так это под вашим руководством проектировалось изделие «Иркут»?

— Да, — просто сказал молодой человек, стягивая с рук перчатки, — Шибалин Виктор, — немного погодя представился он.

— А по отчеству? — Спросил Поликарпов, делая несколько шагов ему навстречу.

— А до отчества еще не дорос, — улыбнулся молодой человек, — но если хотите, то Виктор Ильич.

— Действительно, отчество серьезное, — тоже в ответ улыбнулся Николай Николаевич, протягивая руку для закрепления знакомства. — И чем же сейчас занимается ваше КБ, Виктор Ильич?

— Сейчас, основной состав КБ в цехах, готовимся к запуску 180-ого, а мы с Константином Алексеевичем собираем тренажеры для летчиков, — стал объяснять предназначение монтируемых конструкций Шибалин, — на них можно будет отрабатывать взлет, посадку и стрельбу по воздушной цели. Это пока минимальный набор задач, в планах есть обучение ориентированию на местности и отработка элементов воздушного боя.

— Константин Алексеевич? — Поликарпов внимательно пригляделся к старшему, и тут же рассыпался в извинениях. — Простите, сразу не узнал, да и немудрено, вы сильно изменились.

— Вообще удивительно, что узнали, — улыбнулся Калинин, — без усов меня мало кто узнает.

— Теперь понятно, что за комсомольско-молодежное КБ тут обосновалось, — сделал выводы главный конструктор, пожимая руку своему коллеге, — а я все голову ломал, как это вдруг без опыта такой замечательный самолет спроектировали.

— Опыт дело наживное, — пожал плечами Константин Алексеевич, — и все же вы ошибаетесь Николай Николаевич, конечно, я помогал молодым людям, но вся реализация проекта полностью на них.

— Да, да, конечно, — закивал Поликарпов, но весь его вид говорил о том, что верить всему он не собирается, — какие планы у вас на будущее? Не все же время тренажерами будете заниматься.

— Почему? Ими и буду заниматься, — хмыкнул Калинин, — на них собираюсь специализироваться, дело это оказалось очень непростым.

— Позвольте, — встрепенулся Поликарпов, — с таким потенциалом и тренажеры? А как же конструирование новых летательных аппаратов?

— И ими тоже будем позднее заниматься, — подал голос Виктор, — но сегодня задача номер один помочь летчикам в освоении новой техники.

— Для этого есть летные училища, там и учат с самого начала, и занимаются переподготовкой летчиков, — возразил главный конструктор. — Каждый должен заниматься своим делом.

— Хм, — Шибалин хитро посмотрел на Поликарпова. — Николай Николаевич, вы в курсе какой налет в часах у выпускника летных училищ?

— А какое это имеет отношение к нашему разговору?

— Самое прямое, — ответил молодой человек и продолжил, — сейчас объясню. Совсем недавно было принято решение, что для выпускника училища хватит тридцати летных часов, вроде бы не так уж и мало, но на самом деле авиационный бензин сегодня в дефиците, его всегда не хватает. По этой причине инструкторы часто сокращают время полетов за счет того, что включают в летные часы и время, которое курсант просто сидит в самолете. В итоге вместо тридцати часов получается только двадцать, а то и того меньше.

— Это да, — согласился главный конструктор, — из летных училищ действительно выпускают неподготовленных летчиков.

— Что происходит дальше, — продолжил Шибалин, — попав в часть, молодые летчики вообще лишаются права на полеты, ведь их учили на У-2 и очень редко на УТИ-4, а И-16 вообще предел мечтаний. Поэтому ни один командир в здравом уме не пустит их в самостоятельный полет, как бы он не хотел натаскивать молодое пополнение, за аварийность спросят с него. Вот и получается, что самолеты у нас будут, а летчиков готовых на них летать, нет. Поэтому тренажеры это хоть какое-то спасение, и еще очень велика потребность в учебных самолетах. Не просто в У-2, а именно в учебных истребителях спарках иначе аварийность будет очень высокой.

— Но тренажер все равно не решит проблем, — засомневался Поликарпов, — а спарка по конструкции будет совсем далека от серийного истребителя, придется удлинять фюзеляж.

— Тренажер действительно всех проблем не решит, — согласился с ним Виктор, — но очень сильно поможет в обучении летного состава. А что касается спарки, то особых проблем в удлинении фюзеляжа не вижу, летчики вам не раз спасибо за такой самолет скажут.

— Так может быть ваше комсомольское КБ нам поможет? — Хитро прищурился Николай Николаевич.

— Запросто, — ухмыльнулся молодой человек, — но стоит ли нам возиться со сто восьмидесятым, прошло уже больше года с того момента как он впервые поднялся в воздух, наверняка у вас уже есть что-то другое, более современное. Вот с ним бы мы поработали с гораздо бо́льшим удовольствием.

— Но это может помешать производственной программе, — напрягся Поликарпов, интуиция Шибалина его начала напрягать. Он быстро перевел взгляд на бывшего коллегу, ища у него поддержки, но тот только пожал плечами, мол, я говорил, а ты не верил.

— Триста истребителей не так уж и много для такого завода, — с большим усилием подавил улыбку Виктор, — если смежники не подведут, то план будет выполнен без особого напряжения.

— Хорошо, можете подойти к нам завтра? — Решился главный конструктор.

— Я могу, у меня все допуски оформлены, — кивнул Шибалин, — а вот Константину Алексеевичу лучше держаться от вашего КБ подальше, сами понимаете. Даже если узнают, что он причастен к комсомольскому проекту, уже будут проблемы.

— Да, не подумал… — Смутился Поликарпов, теперь до него дошло, почему Калинин вынужден скрывать свое присутствие в КБ завода. Придется и ему умерить свой пыл, а то действительно можно навредить человеку.

Дальше разговор перекинулся на тренажеры, уж очень Николаю Николаевичу было интересно, как именно будут реализованы их функции, одно дело полет, и совсем другое имитация. Тут опыт конструктора истребителей дал сбой, слишком уж специфична оказалась область знаний, позволяющая создавать такие тренажеры. Поэтому уже через десять минут Поликарпов вдруг осознал всю сложность задачи, и замахал руками, признавая свое поражение.

— Все, я уже перестал что-либо понимать, и готов признать, что спроектировать такие тренажеры задача не из легких, — говорил он при этом. — Не стану утверждать, что они не нужны, но передо мной сейчас стоит другая задача, запуск И-180 в производство.

Покидая КБ Поликарпов сообразил, что эта встреча с Калининым с большой долей вероятности может оказаться последней, это сегодня кто-то допустил промашку и позволил главному конструктору улизнуть из под опеки. Но дальше такой ошибки не допустят, а подставлять своего коллегу никак нельзя. И действительно, его уже активно искали, шутка ли, пропал глава КБ, конечно, никто не взял на себя смелости объяснить ему, что он подвел организаторов «экскурсии», но всем видом показывали, что больше так делать не стоит.