На подмосковный аэродром мы попали двадцать девятого июля и сразу с корабля на бал, оказывается, запасной полк нам не грозил, дело в том, что в этот момент рядом базировался 41-ый ИАП понесший серьезные потери в первые дни войны. Вот мы в срочном порядке и должны были его пополнить до штатной численности. А для этого надо было сформировать почти три эскадрильи общей численностью сорок два боевых самолета. Это что, в полку осталось всего двадцать машин? Причем, как потом выяснилось, истребители оказались не однотипны, в полку были как И-180 так и МИГ. Ну, 180-ые еще туда сюда, у них моторы стояли такие же как и у нас, поэтому основные характеристики были примерно сопоставимы, а вот МИГ-3 ни в какие ворота. Мало того, что у него скороподъемность так себе, так еще и двигатель недоработан, не может он долго работать на повышенной мощности.
После прохождения формальностей нам представили помощника 41-го ИАП майора Анистратенко Акима Петровича.
— Ну что лейтенант, — уставился на меня майор, когда мы оказались одни, — ваши сержанты на самом деле имеют налет по сто сорок часов, или это так, для красного словца?
— Нет, товарищ майор, — возразил я, — налет в основном проводился на И-125, и не просто летали, а отрабатывали тактику боя.
— Так уж и отрабатывали? — Недоверчиво хмыкнул Аким Петрович. — И кто вам на боевых самолетах позволил ресурс двигателей тратить?
— Так училище при авиазаводе, вот и пользовались ситуацией. — Продолжаю «топить» за учебное заведение. — Да вы не беспокойтесь, иркутские курсанты хорошо подготовлены, один безаварийный перегон больше сказать может.
— Да уж, шесть эскадрилий… — Задумался майор. — Жаль, что вы не на И-180-х, так было бы лучше, своих бы посадили в качестве звеньевых, а так кого ставить на командиров звеньев? Вчерашних курсантов?
Да тут не возразишь, действительно, наставление требует летать звеньями, то бишь тройками, а то, что тройки со старым составом не получаются, требует отдельного осмысления.
— Ну, так можно и усиленным звеном вылетать, четверкой, — тут же вылезаю со своим предложением, — разбиться на пары.
— Усиленное звено говоришь, — прищурился Анистратенко, — парами, как немцы летают?
Тут развожу руками, мол, а что, они тоже парами летают?
— Хм… Можно попробовать усиленные звенья сделать, — между тем принялся рассуждать майор, — завтра и попробуем. Времени у нас на слетку много нет, да и бензина не дадут, но по разу подняться сможем.
Так и произошло, определили состав усиленных звеньев и поднялись по разику, чтобы почувствовать крыло. Если с И-180-и прошло все нормально, то с МИГами прошло все, как я и предсказывал, тормозили командиры звена, жутко тормозили, хотя видно, что старались держать повышенные обороты двигателя.
— Да, — задумался Аким Петрович, — пока оставляем все как есть, а потом подумаем что делать.
Отбыли на место дислоцирования только второго августа в район Смоленска. О как, по истории мне известно, что еще 16 июля механизированная дивизия Гудериана ворвалась в Смоленск и начались уличные бои, здесь же Смоленск еще держался, а немцы еще только прогрызали оборону под Оршей. Ай, как хорошо. Но вместе с тем и плохо, на этот раз наша авиация все же сумела оказать сопротивление, и немцы были вынуждены дополнительно усилить свою авиационную группировку. А это означает, что под Смоленском сейчас небо буквально напичкано самолетами противника, и вот в эту мясорубку мы вынуждены будем ввязаться. Более того, все авиационные полки, получившие пополнение будут передислоцированы туда же, так что борьба за смоленское небо выходит на новый уровень.
Надо сказать, что полевой аэродром, который определили для дислоцирования двух эскадрилий полка, для всего полка одного полевого аэродрома было мало, оказался не подготовлен к приему истребителей, не обозначены места для стоянок, естественно никто не озаботился маскировкой, землянки для летчиков не выкопаны. Зато натянули палатки в редколесье, что можно было разглядеть с воздуха. Именно на эти обстоятельства я и указал Анистратенко.
— Дело не только в этом, — мрачно произнес помощник командира, — зенитного прикрытия тоже нет, и когда будет неизвестно.
— Так, а я о чем? — В пылу полемики даже про субординацию забыл. — Оповещения от наземных служб у нас нет, так что даже дежурное звено поднять не успеем.
Ага, задумался, в организации полевых аэродромов важна, прежде всего, маскировка и горе тому, кто ей пренебрегает. Да еще бы пару ложных аэродромов надо бы в округе сделать, чтобы появились значимые цели для немецкой авиации. Ладно, пока нет маскировочных сетей, обойдемся ветками, но по такой жаре их хватит только на день, а дальше придумывать что-то надо. Кстати дорогу к аэродрому тоже надо бы замаскировать, а то по ней сразу видно, что здесь за объект.
— Ладно, обустраивайтесь, — что-то для себя решил майор, — а я пойду с начальством потолкую.
Не теряя время, часть палаток оперативно перенесли из редколесья в нормальный лес, дабы не демаскировали и принялись устраиваться. Ну как устраиваться, все до нас обустроено, а вот изучить район боевых действий действительно надо, ведь карта одна на эскадрилью, кроки, конечно, срисовывали, но разве это поможет? Экзаменовали друг дружку без дураков, то есть, если где-то неправильно определился по рисунку, то добро пожаловать изучать район заново. Так-то понятно, что всю карту летчик запомнить не может, но в голове остается общая схема района, где он действует, поэтому ориентиры выхода на свой аэродром отыскать гораздо легче. Завтра облет местности и привязка к ориентирам. Кстати, с ориентирами здесь порядок, рядом проходит тракт, и чуть дальше железная дорога, так что заблудиться сложно, но с воздуха посмотреть все одно надо.
Следующий день начался с проблем, не подвезли боеприпасы для ПБ (пулемета Березина), зато для ШКАСа и ШВАКа их хоть отбавляй, странно, ведь боеприпасы для ПБ и для МИГов должны идти, неужели опять всеобщий бардак всему виной? И с подмосковного аэродрома выпустили с неполным комплектом, совсем стало грустно. Надеюсь в бензине, как в прошлой истории, недостатка не будет, а то не получится у нас воевать.
Облет проводили усиленными звеньями, то есть двумя парами, и мне показалось, что такая схема понравилась командованию полка, по крайней мере, формально полк действовал по инструкции, а то, что пары, так как иначе? Во время облета увидели самолеты, которые шли вдалеке параллельным курсом, кто это, свои или немцы, на таком расстоянии не было видно, но направление полета не сменили, в данный момент у нас иная задача и ее надо выполнять. До конца дня, все звенья сумели побывать в воздухе и никаких столкновений с противником не произошло. Странно, я думал, что под Смоленском противника будет столько, что только успевай отбиваться. Кстати, когда вчера садились, взлетная полоса была слабо заметна с воздуха, а теперь, под конец дня, обозначилась четко. Еще пара дней такой интенсивной эксплуатации и она начнет пылить, тогда станет очень хорошо заметна, срочно надо делать ложные аэродромы. Видимо этим сейчас и занимались приданные нам саперы, по крайней мере, я потом увидел в округе два ложных аэродрома с воздуха, и отличить их от настоящего не смог.
На следующий день, наконец-то прибыли техники части, и мы с ними знакомились. Если, назначенный мне техник, сразу взял под козырек, то есть сложились вполне нормальные рабочие отношения, то у других отношения завязывались сложнее. Все же вчерашние курсанты еще не выработали «командного голоса», а потому техники иногда вели себя не совсем адекватно, запанибратски. Однако это все ненадолго, начнется боевая работа, и эта вся шелуха слетит в один момент. Была и еще одна проблема, несмотря на большое количество технической документации по И-125 в обслуживании этого типа самолетов возникли сложности, поэтому пришлось мне засучить рукава и проводить ликбез среди технического персонала.
Однако долго нам раскачиваться не позволили, на четвертый день боевого слаживания нас впервые кинули в бой, оказывается, Гудериан все же прогрыз оборонительные порядки под Оршей и вышел на оперативный простор. Чтобы замедлить продвижение его танковых дивизий, командование решило нанести бомбовые удары по передовым частям немцев, и естественно, наши эскадрильи были привлечены для сопровождения бомбардировщиков.
Раз надо, значит надо, однако всем было известно, что для защиты своих частей немцы будут патрулировать небо большими силами, а потому ни о каком дроблении эскадрилий речи в данном случае не велось, третья эскадрилья будет в воздухе, а на земле ее будет страховать четвертая. Еще в момент постановки задачи указал командиру полка Ершову, что находиться рядом с бомбардировщиками во время сопровождения не имеет смысла:
— Хоть АР-2 и скоростные бомбардировщики, — объяснял я, — они будут загружены под завязку, и значит, их скорость будет меньше четырехсот пятидесяти. Двигаясь вместе с ними, мы будем заранее проигрывать в скорости истребителям противника, которые будут нападать с высоты, поэтому стоит занять средние высоты, тогда появится возможность не допускать их атак сверху.
— Но тогда, мы будем в постоянном отрыве от бомбардировщиков, — возразил майор.
— Для этого будем двигаться как на качелях, — предлагаю очередной тактический ход, — резкое снижение до высоты бомбардировщиков, чтобы оценить угрозу нападения снизу или с той же высоты, и снова уход на рабочую высоту.
— Хорошо, — согласился с моим предложением Ершов, — на первый взгляд предложение дельное, надо посмотреть, как это получится.
Получится, это упражнение отрабатывалось в училище, и было признано годным.
Дальше распределили роли, и время контроля со снижением, то есть всем звеньям досталось примерно одинаковое задание, за исключением боя с истребителями немцев, тут уж действовать придется по обстоятельствам.
Утром все начиналось, как и было оговорено, три девятки АР-2 встретили в двадцати километрах от нашего аэродрома, и взяли под охрану, одно звено осталось непосредственно с бомбардировщиками, а три других оседлали высоту, благо небо было в этот день чистое и облаков не намечалось. А вот дальше пришлось от плана отступить, во-первых: передовые части противника показались совсем не в том месте, где их ожидали видеть, а во-вторых: если в первый момент, истребителей противника оказалось всего две пары, то под конец работы бомбардировщиков их там оказалось уже пар десять, и они дружно накинулись на нас. Однако обломились, несмотря ни на что, мы держали высоту, благодаря более мощным моторам, и пресекали всякие попытки прорваться к бомбардировщикам, и естественно во время всех эволюций звенья распались на пары, как и должно быть при маневренном бое.
Потом немцы сменили тактику, одни пытались связать нас боем, другие прорваться к строю бомбардировщиков, но этот трюк опять не получился, строй АР-2, полегчав после бомбометания, поднял скорость до пятисот пятидесяти километров в час, и стал быстро уходить в восточном направлении под прикрытием одного нашего звена. Этот момент немцы, откровенно говоря, прозевали, поэтому решили разобраться с нами. И у них для этого были все шансы… если бы они действовали сообща, но этого не случилось, нападения их были разрознены и не согласованы, что сразу и сказалось на результатах. Несмотря на усилия немцев, особого успеха они не добились, пусть два наших истребителя вышли из боя, но и они, в конечном итоге, лишились пятерых, вчерашние курсанты доказали, что успели за время учебы кое-чему научиться. В середине всей этой круговерти и я сумел отметился попаданием в один из Ме-109, сбить не сбил, но из строя вывел, по крайней мере, он вышел из боя и кинулся в сторону, оставляя за собой дымный след. Дальше немцы поступили так, как и поступали всегда, дружно отступили, либо у них был бензин на исходе, либо их кто-то предупредил, что с нашей стороны на подходе дополнительные силы. Когда возвращались назад, встретили еще одну группу бомбардировщиков, тоже в сопровождении эскадрильи истребителей, но полк был уже не наш, крепко авиация взялась за Гудериана.
Потом было еще одно сопровождение, но на этот раз решили вылететь усиленной эскадрильей, истребители противника в момент бомбардировки присутствовали, но на рожон не полезли. А у нас наступил кризис, сказывалась нехватка патронов для ПБ, да и горючего осталось на одну заправку. Но если с горючим обещали проблему решить, то с патронами калибра 12.7 мм все было пока глухо. Еще через день, двадцать девятая механизированная дивизия немцев уперлась в наспех оборудованные позиции двадцатой армии, и быть этим позициям разгромленным, если бы опять не помощь небес. Во-первых: нам, наконец-то, привезли патроны для пулеметов, и наш полк не давал возможности немецким самолетам отбомбиться, на позициях защитников, а во-вторых: сами немцы попали под бомбы, хотя при этом мы потеряли от зенитного огня шесть АР-2. Здесь мне удалось сбить уже два самолета противника, один Ме-109 и один Ju-87, который пикирующий бомбардировщик.
После прибытия в составе первой эскадрильи на аэродром под Смоленском, сержант Иван Соколов столкнулся с первой прозой жизни, ввиду недостатка опытных летчиков его определили как ведомого пары в усиленном звене. А дальше опять началась учеба, запоминание карты и облеты территории под руководством опытного пилота, ну как опытного, младшего лейтенанта Михолапа, до этого он уже успел побывать неделю в сражениях, так что опыт у него был.
— Не тушуйся сержант, — говорил младший лейтенант, Соколову — немец только техникой силен, а с такими ястребками мы его на раз с неба ссадим.
Вообще-то Иван уже слышал о мастерстве немецких пилотов и уверенности Михолапа не разделял, но предпочитал помалкивать. Ведь кто он такой, не понюхавший пороху выпускник училища? А тут люди успели уже повоевать, поэтому умничать не стоит. Однако время шло и до Соколова стало доходить, что не только у командира его звена такое мнение, точно так же говорили и другие. А когда в первый раз вылетели на задание, то оказалось, что о тактике боя, командиры звеньев имеют слабое представление, и будь немецкие летчики порасторопней, то трагедии было не миновать, несколько раз ему приходилось бросаться на выручку Михолапа.
— Да как его до сих пор не сбили еще? — Недоумевал Иван, когда его командир в очередной раз бросался в рискованную атаку, надеясь на мощность мотора.
А самое главное, это то, что точностью стрельбы его командир не обладал. Зачем, скажите начинать стрельбу по цели, если цель маневрирует на расстоянии в четыреста метров? Только если есть надежда случайно подстрелить. Нет, их учили иначе, надо подойти к истребителю на расстояние хотя бы метров в двести и правильно рассчитать упреждение, после этого надо произвести пристрелочную стрельбу, и убедившись в правильности расчетов, открывать стрельбу на поражение. Это благодаря тренажерам уже въелось в мозг, как въелась и таблица поправок стрельбы, неужели кого-то учили иначе? Оказывается да, учили стрелять на четыреста метров, и это стало понятно, когда Иван начал выведывать у Михолапа почему он начинает стрелять с такого расстояния.
— Эх ты, — усмехнулся младший лейтенант и вытащил откуда-то хорошо знакомое еще по учебе наставление, — вот здесь все, что надо написано.
— Но там сказано, что настройку пулеметов надо делать на четыреста метров, — возразил Соколов, — и стрельба на такое расстояние может вестись по бомбардировщикам, а не по маневрирующему истребителю.
— Много ты знаешь, — насупился в ответ Михолап, — нас учили, что начинать стрельбу надо, когда до цели не более четырехсот метров, и точка.
Вот именно, не более, а значит, расстояние может быть и менее. Но втолковать все это младшему летчику не получилось, вот когда Ивану пришлось вспомнить слова своего инструктора о творческом применении устава и наставлений. Ведь их командир звена еще в самом начале боя израсходовал боеприпасы, и в результате потом надеялся только на своих подчиненных.
Дальше, больше. Взаимодействие звеньев тоже не всегда выдерживалось, командиры лишь весьма условно придерживались рисунка боя, и увлекались атаками на противника. Конечно, они легко догоняли немецкие Ju-87, так же как и Ju-88, но заходили на цель сверху в режиме пикирования, подставляя свою машину под пулемет стрелка. А надо было атаковать строго сзади или чуть снизу, чтобы оказаться в мертвой зоне. Все эти правила почему-то игнорировались. Почему? Всеми своими сомнениями он поделился со старшим лейтенантом Кузьменко, который исполнял обязанности командира эскадрильи.
— Это вас в училище так учили? — Спросил тот, вместо того чтобы вникнуть в суть дела. — Забудь, увидел врага — бей из любого положения, а то смотрю, у вас все почему-то с неизрасходованными БК с полетов возвращаются.
Вот и весь разговор, а то, что ведущий практически подставляет под атаку немецких истребителей своего ведомого, молчок. Впрочем, все это было до поры, до времени, в очередной раз бездумная тактика, принесла свои плоды, командир звена решился на отчаянный шаг и, прорвавшись через охранные порядки люфтваффе, ринулся в атаку на строй бомбардировщиков. Вот когда Ивану пришлось покрутиться, ведь на хвост ему сели сразу два немецких истребителя, но благодаря мощному мотору и высокой скорости сумел вырваться из западни, а вот ведущему не повезло, он затянул с атакой и по выходу из нее получил несколько попаданий в мотор от стрелков юнкерсов. Естественно ему пришлось сразу выйти из боя, так как двигатель запарил, но на этом дело не кончилось, немецкие летчики захотели добить подранка, поэтому звену пришлось покрутиться, защищая своего командира. Тут-то и пригодилось умение строить бой и уходить от атак противника, в один момент, когда немецкий летчик сел на хвост Ивану, он крутанул кадушку с торможением. Естественно, не ожидавший такого маневра немец проскочил дальше и попал под прицел. Это был первый самолет сбитый Соколовым. Ну а вторая пара, применив маневр «ножницы», сбила второй немецкий истребитель. Получив отпор, вторая пара противника сразу на форсаже ушла в сторону, теперь численное преимущество было не на их стороне.
Так как, самолет Михолапа надолго вышел из строя, командиром звена назначили Соколова и ситуация сразу поменялась, теперь бывшие курсанты не были обременены представлениями построения боя старших товарищей и развернулись вовсю, добиваясь победы за победой. Признание пришло на третий день, к Ивану после очередной победы в воздухе подошел батальонный комиссар Скалецкий.
— Ты вот что, — начал он, — у твоего звена хорошо получается врага бить, может, поделишься приемами со своими товарищами?
— Так вроде ничего такого особенного не применяю, — развел руки Соколов, — все делаю как в училище учили.
— Вот и расскажи, чему вас там научили, — подвел итог разговору комиссар.
Первый раз разговор не получился, все приемы боя, которые он попытался донести до старших товарищей, подверглись критике и их определили как несостоятельные. Однако Иван уже знал, что они эффективны, поэтому на «критику» не сильно обиделся, заявив, что победы одержаны только благодаря им. Во второй раз, на разборе присутствовал уже командир ИАП майор Ершов, поэтому острословы не сильно злобствовали. Ершов не просто прослушал «лекцию», а задавал вопросы, когда что-то ему не было понятно, но все же признал, что все приемы ведения истребительного боя дельны.
— И это действительно преподавали в училище? — Поинтересовался он в конце.
— Да. — Подтвердил сержант. — И отрабатывалось под руководством инструктора по летной подготовке лейтенанта Шибалина.
— Это тот, который в третьей эскадрильи служит? — Уточнил командир полка, и задумался. — Очень интересно, на счету его звена тоже несколько сбитых.
После этого случая постепенно поменялись составы звеньев, теперь звенья состояли из однотипных самолетов, а командирами звеньев И-125 назначили бывших курсантов, что сразу сказалось на результативности всего полка.
Однако насколько трудно давалось держать рубеж на южном фланге 22-ой армии, настолько же плохо шли дела у 19-ой, она просто не выдержала удара третьей танковой группы немцев, и они устремились на охват смоленской группировки с севера, стремясь выйти к Ярцево и перерезать шоссе Смоленск — Москва. И я знал, что в той истории у них это получилось. Спешно выставляемые заслоны 16-ой армии не могли сдержать наступательного порыва немцев. Пришлось часть авиации перенаправить туда, хотя последнее время ее и на нашем направлении не хватало. К тому же, ощутив наше сопротивление в воздухе, немцы резко усилили численность люфтваффе под Смоленском, теперь уже о вылете меньше чем эскадрилья в полку не помышляли, истребителей со стороны противника было очень много, дня не проходило без крупных стычек в воздухе. Но наш полк каким-то образом справлялся, несмотря на то, что и мы несли потери, счет сбитых рос, и особенно в этом плане отличалось звено сержанта Соколова, они приземлили девять самолетов противника за четыре дня интенсивных боев. Сам я за это время сбил всего три истребителя, а на счету звена семь, но это и понятно, так как руководство использовало наши эскадрильи в основном на сопровождении бомбардировщиков, на расчистку неба отсылали не часто. Да и тактика немцев тоже изменилась, завидев наши истребители, они, как правило, старались избежать боя и отступить, зато с другими полками сражались яростно.
И все же передовые немецкие части застряли у Духовщины, не дойдя до Ярцево около тридцати километров, фронт сильно изогнулся, но устоял. К тому же, контрудар 24-ой резервной армии помог стабилизировать ситуацию, у немцев закончился бензин и боеприпасы, а оперативно подвезти их не давала уже наша авиация. Да и 16-ая армия настойчиво контратаковала немецкий клин в районе Демидова, создавая угрозу окружения третьей танковой группы.
Правда на фоне этих «успехов» пошли слухи, что в районе Могилева в окружение попали части 13-ой армии, и спешно готовится фронт резервных армий. Но тут главное то, что опять в отличие от той истории командование получило время, которого раньше катастрофически не хватало для развертывания войск. И все же давление немцев нарастало, и я знал, что в сентябре последует новый удар, но в направлении брянского и юго-западного фронта и он может стать катастрофическим для Киева.
В целом немецкое наступление повторяло то, какое произошло в июле сорок первого года в прошлой истории, но по срокам дней на двадцать позднее, а это уже давало шанс советскому командованию не подпустить фашистов близко к Москве. Надеюсь, это время не было потрачено зря.
Но это так небольшое отступление, нам же приходилось делать по несколько вылетов в день и каждый раз отражать атаки на бомбардировщики. Тут, правда, ощутив приступ безнаказанности, кое-кто в верхах решил использовать ТБ-3 в дневное время, и поплатились, от истребителей противника их мы сумели уберечь, хотя и трудно пришлось, а вот от зенитного огня нет. Все же ПВО у немцев очень эффективно работает, поэтому четыре самолета из девяти они потеряли. Хорошо хоть хватило ума на этом эксперименты с тяжелыми бомбардировщиками закончить, а то не представляю, что могло получиться дальше. Даже скоростные АР-2 несли потери от зенитного огня, пришлось на время забыть о бомбометании с пикирования и перейти на горизонтальные прицелы, что в принципе при атаке на батареи противника не имело особого значения, идеальная точность в этом случае была не нужна.
Девятнадцатого августа меня вызвал к себе командир полка:
— Вот что, — сказал он мне, когда я доложился, — твои бывшие курсанты хорошо показали себя в боях, и сбили много и потерь у них меньше чем у других. Может, напишешь наставление нашим летчикам с разборами схем боя, а то у наших старых кадров как-то неважно выходит.
— Так давно все написано, — пожимаю плечами, — с училища еще методичка есть, чуть поправить в действиях большими группами истребителей и можно отдавать множить.
— Нет, ты не понял, лейтенант, — поморщился Ершов, — то еще пока утвердят, и наверняка не одна редакция будет, а мне надо сегодня.
Ну, сегодня так сегодня, пришлось засесть за стол и описывать опыт применения тактических схем действия истребителей. Тут и без батальонного комиссара Скалецкого не обошлось, именно на его плечи легли проблемы с копированием полковой методички. Уж не знаю, моя ли тут методичка всему виной, или старый состав стал сам пример с молодежи брать, но через неделю потери в личном составе полка пошли на убыль, а количество побед еще немного подросло. Впрочем, последнее могло быть и по другой причине, наконец-то пришел полный комплект радиостанций для установки на самолеты, и звенья получили возможность полностью согласовывать свои действия, что увеличивало эффективность ведения боя. И да, наконец-то пункты ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения и связи) заработали, стало легче ориентироваться, где и чего происходит, а то как слепые были, пока с войск оповещение пройдет, то уже и вылетать смысла нет.
Командир 32-го ИАП, входящего в состав 43-ей смешанной авиационной дивизии, майор Жуков Анатолий Павлович с завистью смотрел на своих соседей. Все дело в том, что его полк начинал войну на И-16 и пока с пополнением были проблемы, новых истребителей на всех не хватало. А тут сорок первый ИАП в начале войны и потерь понес больше, и действовал не совсем умело, а новые истребители достались ему, вот кто скажет, почему? Хотя, тут надо еще смотреть, говорят с этими истребителями, которые достались полку, тоже не все в порядке, слишком сильно управление отличается, поэтому и сидели за штурвалами вчерашние курсанты. Вот именно, курсанты, а как воюют, от немцев только пух и перья летят, это ж насколько новые истребители лучше, что даже курсанты чувствуют себя хозяевами неба.
— Да уж, вот бы и нам такие самолеты заиметь, — думал при этом Анатолий Павлович, — хотя нет, переучиваться придется, время тратить. А И-180 подошли бы, или уж совсем фантастика, И-185, тогда да, было бы полное счастье.
Но на И-185 надежды было мало, Жуков знал, что их выпуск освоил пока что только иркутский авиазавод, остальные еще примеряются к производству. Да и те, что выпускаются, идут прямым ходом в московскую ПВО, а на фронте пока доступны только И-180.
— Или еще МИГ-3 попросить? — Продолжал размышлять командир 32-го ИАП. — Хотя нет, тоже переучиваться надо, да и характеристики относительно сто восьмидесятого много хуже, даже на высоте, хотя он считается высотником.
Так и мучился Анатолий Павлович, пытаясь решить для себя неразрешимую проблему, да тихо завидовал соседям, как вдруг его позвали к телефону, звонили из штаба дивизии.
— Вот что, майор, — раздался в трубке голос командира дивизии генерал-майора авиации Захарова, — готовь своих, поедут в Москву получать шестнадцать И-185-ых, двигатели зверь, без малого две тысячи сил. Вооружение три пушки ШВАК, два пулемета калибра 12.7 и два ШКАСа. Мечта, а не истребители, так что посылай надежных товарищей.
— А как с обучением? — Сразу поинтересовался Анатолий Павлович.
— Да какое там обучение, — отозвался Захаров, — 185-ый по управлению несильно от И-16 отличается, недели хватит технику освоить. И это не последнее пополнение, будет еще на одну эскадрилью, но только после того как докажите, что в коня корм.
— Не подведем, товарищ генерал-майор, — отозвался обрадованный Жуков, — теперь мы покажем фашистам, чего стоят наши соколы.
— И вот еще чего, — в голосе командира понизился градус радости, — у твоих соседей в 41-ом ИАП, инструктор иркутского училища наставление для летного состава написал. Я почитал, много дельного там предлагается, хорошо бы и вам это изучить, созвонись с Ершовым, надеюсь, не откажется поделиться.
— Хорошо, обязательно созвонюсь, — ответил Анатолий Павлович, — мне самому интересно чего он там смог предложить.
Созвониться с командиром 41-го ИАП не составило труда, но договориться о передаче рукописей удалось не сразу.
— Понимаешь, Анатолий Павлович, — отнекивался Ершов, — то наставление, о котором ты говоришь, проверку в инстанциях не проходило, и делиться им вне полка чревато. А ну как проверяющие его найдут, что говорить будешь?
— Да ты чего, Виктор Сергеевич? — Наступал Жуков. — Об этом даже комдив знает, да и причем здесь проверяющие, просто обмен опытом между полками. У нас тоже есть чем поделиться, хочешь, и мы свои схемы нарисуем?
— Ладно, передам нарочным, — сдался Ершов, — вот как перепишем, так и пришлю.
Ждать пришлось не долго, наставление пришло к концу второго дня, и как не занят был командир 32-го ИАП, а время для ознакомления с рукописью выделил. Сначала решил посмотреть наставление мельком, дабы понять стоящее ли это дело… и не смог оторваться, пока все не прочитал и не просмотрел.
— Ах, черт! Ну, конечно, — вскрикивал он, выуживая нужную для себя информацию, — и мы так действовали, но только в начале, до конца только не доводили, скорости не те. А это тоже знакомая схема, получилось как-то раз, а оказывается ее можно чаще применять…
Периодически ему приходилось отвлекаться для решения текущих дел, но после он снова накидывался на наставление, как голодный на еду.
— Вот оно значит как, — задумался Анатолий Павлович, когда дошел до конца рукописи, — я думал, что результативность у соседей только благодаря новым истребителям такая, а оказывается, они по своим правилам люфтваффе бьют. И ведь дельно все написано, и ничего ни убавить, ни прибавить. Теперь как-то надо найти время, чтобы донести до летного состава содержание этого наставления, да отработать схемы на практике. К утру штабные писари успели один раз переписать наставление, и рукопись, наконец, добралась до тех, кому и была предназначена. Конечно, относительно описанных схем боя появилось много вопросов, но в целом наставление было признано годным — вот если бы были самолеты такие же как в 41-ом ИАП…
По моему в люфтваффе натурально перепугалось, теперь в небе Смоенска иногда можно было видеть до двенадцати пар противника, и это не предел, стоило появиться бомбардировщикам, как нашим, так и немецким, и в небе начинались битвы, где принимали участие до тридцати истребителей с каждой стороны. Короче, на зачистку и сопровождение одной эскадрильи стало недостаточно, на взлет, как правило, шли сразу две. Поначалу немцы ввязывались в собачью свалку, но наши ребята быстро показали им, что «здесь это не там», ведь Иркуты значительно превосходили Ме-109 по летным характеристикам, и вести бой на вертикалях, как немцы действовали в начале войны, у них больше не получалось. Более того, в отличие от пилотов люфтваффе, у наших действовала строгая дисциплина, и в построении каждый играл свою роль. Вырвать кого-то из общего построения у немцев не получалось, ибо всегда можно было нарваться на чью-то атаку.
Я так понимаю, что в небе центрального фронта установился слабый, но паритет, ни мы, ни немцы не могли достичь решающего преимущества, и это при том, что сил у люфтваффе было более чем достаточно, чтобы его нарушить в свою пользу. Видимо битва за Англию не давала немцам возможности усилить авиационную группировку на восточном фронте. Думаю, спустя месяц они постараются исправить ситуацию, но будет уже поздно, наши летчики успели почувствовать вкус побед.
И еще одно важное обстоятельство — авиационная разведка. Все дело в том, что над нами не редко на большой высоте висели немецкие самолеты разведчики, нет, не те пресловутые рамы, которые должны были появиться с зимы сорок первого года, а обычные облегченные Ju-86. Они залетали через фронт всего на полчаса и быстро сваливали обратно, не давая нам времени их атаковать, ведь для того, чтобы набрать высоту в одиннадцать тысяч требовалось немало времени. Но это полбеды, а вся беда состояла в том, что ведя разведку над нами, немцы не давали вести разведку над своей территорией. И вот на фронте с нашей стороны появилось два самолета Ар-2Р (разведчик), облегченные, с увеличенной площадью крыла и практическим потолком в двенадцать километров. Но надежда на то, что им дадут беспрепятственно летать над немецкими тылами, растаяла через неделю после начала их работы, когда один из разведчиков вернулся с пробоинами на борту. Оказывается, у немцев была такая мощная вещь как закись азота, которой они могли пользоваться на истребителях, чтобы достичь такой высоты.
Начальство долго думать не любит, вот нам и поручили охрану этих разведчиков на большой высоте, а как? Во-первых: пока наберешь одиннадцать с половиной тысяч метров высоты, половину топлива сожрешь, а во-вторых: долго не повисишь, тут и зимнее обмундирование не помогает, и для оружия специальные смазки требуются, и кислорода большой запас нужно с собой тащить. Короче, для облегчения вылетали с половинным запасом БК на 12.7 мм, а пушечное вооружение и противовес вообще снимали для облегчения веса, и все равно держаться рядом с разведчиком могли от силы минут двадцать. Так что ничего с охраной разведчиков не получилось, просто они изыскали какие-то резервы и поднялись еще на пятьсот метров выше, чем на некоторое время обезопасили себя от немецких истребителей.
Однако появившаяся возможность наблюдать за тылами немцев была использована командованием не все сто, по крайней мере, подготовку немецкого наступления на Рославль они заметили и успели укрепить двадцать восьмую и тринадцатую армию. Хотя честно признать помогло это мало, удар немцев был настолько силен, что они все же сумели прорваться к Рославлю, и опять в перспективе замаячило окружение Смоленска, ведь следующий удар они планировали нанести по Ельне, а под Демидовым снова активизировалась немецкая танковая группа, и туда же подтягивались пехотные дивизии вермахта. Это мы видели и без разведчиков, занимаясь текущей работой, причем работа нашей бомбардировочной авиации сильно сказалась на наступательном порыве немцев, их коммуникации оказались буквально перерезаны. Все работы по снабжению войска они были вынуждены вести ночью, чего раньше не наблюдалось, видимо сильно припекло. А вот про ночные бомбардировки с помощью СБ и ТБ ничего сказать не могу, не видели мы от них результатов, видимо это от того, что бомбили они как правило узловые точки снабжения немцев, а нам туда путь был заказан.
Наконец-то боевая эффективность полка удостоилась внимания командования дивизии, в часть прилетел генерал-майор Захаров, и начались награждения. Мне тоже перепал Орден Ленина за восемь сбитых, так-то их было больше, но в том бардаке, который разверзся в небесах и на земле, с подтверждением были большие проблемы. Надо бы фотопулемет на самолет поставить, а то иначе хрен чего подтвердишь, особенно если над занятой врагом территорией сбиваешь. Но и так хорошо, оказывается 19-го августа вышел приказ № 0299, по которому лично мне положено денежное вознаграждение в одиннадцать тысяч рублей за сбитых и боевые вылеты, и две правительственные награды. Но две решили заменить на одну, зато какую. А вообще, вроде бы слышал, что с выплатой денежного вознаграждения будут сложности. Начислять-то их начисляют, а вот подержать в руках хрен.
По окончании награждения Захаров решил поговорить со мной лично:
— А что лейтенант, в иркутском училище и правда курсантов в основном на тренажерах учат? — Озадачил он меня своим вопросом.
— Да, товарищ генерал-майор, — подтверждаю я, — сначала тренировка вестибулярного аппарата, потом удержание равновесия на простом тренажере, а перед практическими полетами отработка взлета-посадки на сложном тренажере. На том тренажере вообще много чему научиться можно, стрельба там тоже имитируется.
— Даже стрельба, — удивляется Захаров, — интересно было бы на такой тренажер посмотреть. Но должен сказать, что учили вы курсантов хорошо, вон, даже фамилия Соколов, много о чем говорит.
Да Соколов тоже отмечен Орденом Ленина, еще один самолет и он будет претендовать на звание Героя Советского Союза, опять же в этом приказе отмечено, что Героя за десять сбитых положено давать. Потом, правда, увеличат количество до пятнадцати, но пока это так.
— Да, твое наставление содержит много дельных мыслей, — продолжил генерал-майор, — мы его в Главное управление ВВС отправили, пусть там посмотрят, да до всех доведут.
Да, сомнительная радость, ведь кто будет смотреть? Те, кто в войне участия не принимал. Отсюда вывод, не примут они это наставление к действию, замылят, или так изменят в угоду вышестоящим, что лучше бы и не смотрели вообще. Хотя, какая-то польза все равно будет, по крайней мере, в авиационных училищах и школах перестанут рассуждать о воздушном бое как о сферическом коне в вакууме, а станут рассматривать более приземленные материалы.
С этого дня ничего в расписании полка не поменялось, мы по-прежнему вылетали для охраны бомбардировщиков, да изредка помогали им, причесывая зенитную артиллерию противника, что давалось нелегко, дыр в плоскостях после этого привозили изрядно. А с двадцать первого сентября наш полк срочно понадобилось перебросить под Гомель, раз не получилось со Смоленском, немцы решили наступать в южном направлении, на Украину. Мощным ударом 24-й моторизованного корпуса 2-й танковой группы немцы рассекли оборонительные порядки тринадцатой армии, и двинулись дальше, на Новозыбков и Стародуб. В то же время 2-я армия немцев, нанесла удар в направлении Гомеля, охватывая с востока 21-ю армию, которая под угрозой окружения была вынуждена отходить с боями на Юг уходя из междуречья Березины и Днепра. Впрочем, победного марша как в той истории у немцев не получилось, командование фронта оперативно перебросило ударные силы авиации на это направление, так что каждый пройденный километр давался им немалой кровью.