Неслужебное задание

Глава 17 Всяческая суета

Малинин сидел в кабинете Гиоры и, в отличии от предыдущих разов, чувствовал себя крайне неуютно. Гиора, в генеральской форме и при всех регалиях, медленно прохаживался вдоль стола.

— Я недоволен, полковник, — произнёс Эпштейн ледяным тоном, от которого Малинину стало не по себе, — я крайне недоволен последними событиями вокруг Марта Акдака.

— Господин генерал! Ваше превосходительство! — начал Малинин, — Вы понимаете, что решение о засылке сюда эмиграционного…

— Я не об этом! — перебил его Гиора, — О правительстве Брайта мы поговорим отдельно. Сейчас речь идёт, о поведении ваших подчинённых.

При этих словах, у Малинина засосало по ложечкой. Всем было известно, что Гиора не терпел хамства от подчинённых ни по отношению к себе ни к другим.

— Одна из ваших подчинённых — сказал Эпштейн — штабс-капитан Острова, имела наглость обматерить Марта Акдака на глазах у третьего лица. Я такого не допущу. Если, до сегодняшнего вечера, штабс-капитан Острова не принесёт своих искренних извинений Вождю, завтра утром она будет рядовой 42-й штрафной роты. Это первое.

Малинин посмотрел на Гиору. Он понял, что это не пустая угроза и по всей видимости сейчас будут ещё сюрпризы.

— Второе, — продолжил Эпштейн, — ваша группа будет охранять Марта Акдака. Брайта будут охранять люди полковника Азеля. Всё уже обговорено и улажено. Третье — передайте пожалуйста полковнику фон Кутченбаху, что если он сделает хоть ещё одну попытку убрать Марта с поста Вождя, то в самое ближайшее время предстанет перед комиссией, которая будет задавать вопросы в отношении «Верблюжьей фермы» и не только её. Он знает, о чём речь. Вы свободны, полковник и знайте, ничего личного к Вам, я не имею.

В дверь стукнули, больше для приличия и в кабинете возник и сам предмет разговора — товарищ Акдак собственной персоной.

— Очень хорошо, что вы здесь, Малинин. — начал Акдак.

— Да, мне уже доложили… — тоскливо произнёс Малинин, — И штабс-капитан…

— Вот и вызовите её сюда! — вмешался Эпштейн.

— Острова! — гаркнул в переговорник Малинин, — Мухой сюда!

Анка явилась действительно мухой.

— Ну, рассказывай, Острова, что ты там натворила. Опять. — проворчал Малинин, когда Анка вошла в кабинет и вытянулась перед начальством.

— Она-то как раз ничего не натворила. — сказал Акдак, не сводя глаз с Анки.

— Ничего не понимаю. А кто кого обматерил? — спросил Малинин.

— Виновата, господин полковник!

— Так значит — было?

— Так точно! Было!

— Может быть, меня выслушают? — спросил Март.

— Слушаем! — сразу же закивал Гиора, для которого происходящее приобрело нешуточный интерес.

— Мы беседовали со штабс-капитаном Островой о природе Счастья Человечества. — начал Акдак.

— Э? — переспросил Эпштейн.

— Да. Именно так. Анну… штабс-капитана очень заинтересовала природа нашей планеты.

— Очень интересно! — Гиора аж подался вперёд, словно хотел не пропустить ни единого слова.

— Да! Природа нашей планеты очень разнообразна и…

— Да! А что же произошло? Сам инцидент… — вернул рассказ Акдака к исходной теме Эпштейн.

— Видите ли… — вздохнул Акдак, — в этом замешана… одна женщина.

— Женщина? — хором переспросили Малинин с Эпштейном, а Март поморщился, словно хотел сказать — «ну что за манера — перебивать всё время⁈»

— Да. Некоторое время назад я расстался с одной… своей подругой. Она не смирилась с этим. Вобщем — возникла сцена ревности. У нас такое не поощряется. Ревность считается…

— У нас тоже! — поспешно вставил Малинин. Анка у стены беззвучно тряслась от хохота.

— То-есть — Вы хотите сказать… — Гиора выглядел несколько ошарашенным, — Штабс-капитан, а Вы что скажете?

— Так точно… — с трудом пробулькала Анка, — эта фурия…

— Фу ты! — с облегчением выдохнул Эпштейн и тоже расхохотался. Он хохотал, икая, булькая и даже плача, то затихая, то снова взрываясь хохотом, грозя всем пальцем и приговаривая «Шерше ля фам!», что вызывало новый приступ хохота.

— Женщины! Ох, Акдак! Женщины! Они…

Наконец все кое-как успокоились.

— Я полагаю, что инцидент исчерпан? — спросил Малинин, всё ещё усмехаясь в усы.

— Абсолютно! — кивнул Март, — Я слышал, что вы собирались наказать штабс-капитана, но…

— Острова! Исчезни! — махнул рукой Батя.

— Не исчезай! — остановил её Март, — Это я должен был извиниться…

— Бог простит! — ответила Анка с каким-то монастырским выражением, а про себя добавила, что «кабаки и бабы доведут до цугундера».

А что же группа таинственного профессора Пэледа?

Семнадцать дней, провела группа профессора Пэледа в «белой комнате». Первые три дня они даже не выходили, на четвёртый день, один из членов группы на короткое время появился в столовой, набрал большой запас сухой еды и снова исчез. Так повторялось дважды. При помощи камеры наблюдения, учёные земляне и их коллеги с Гаммы могли наблюдать, что творится в комнате. Альбиносы поочерёдно ощупывали, осматривали, обнюхивали и даже пробовали на зуб взятые для анализа кусочки материалов. Затем они собирались в кучу, закуривали и начинали что-то обсуждать. С каждым днём, на стоявшем у стены столе, вырастала гора использованных стаканов полных окурков, а пакет с кофе заметно уменьшался в объёме. Наконец, группа вышла из своего добровольного заточения. Выглядели они настолько измождёнными, что казалось, вот-вот упадут и рассыпятся на мелкие осколки. На следующий, восемнадцатый день, профессор Пэлед собрал всех в конференц-зале. Вид у него был самый, что ни на есть торжественный, что давало основы предполагать, что задача решена.

— Итак, коллеги — начал Пэлед — спешу поздравить нас всех с величайшим за последние несколько десятков лет открытием.

Он набрал комбинацию на столе, и в воздухе возникла голограмма. Голограмма изображала человекообразное существо со светло-коричневой кожей, золотистого цвета глазами, безволосым, овальным черепом с маленьким носом и губами.

— Знакомьтесь, перед вами треклаританин. Или вог, как ещё называют эту расу в некоторых источниках. — сказал Пэлед обращаясь ко всем, — первое и единственное упоминание об этой расе, приходится на период второй галактической кампании Магогов, то-есть примерно пятнадцать тысяч земных лет назад. Известно, что до прихода Древних, они населяли этот сектор. Это была техно-цивилизация, которая со временем стала паразитирующей. Они пожирали ресурсы планеты-матери и летели дальше. К моменту прихода Древних, их оставалось всего несколько тысяч, поэтому они не смогли дать отпор и покинули сектор. Нам известно, что трекларетане никогда не нападали на кого-то сильнее себя, а значит — стоит предположить, что они сумели возродить популяцию и решили забрать планету из рук чужаков. Доктор Мбога, вам слово.

Один из альбиносов, имеющий африканские черты лица встал и откашлявшись начал:

— Энергетический отпечаток на комбинезонах показал, что трекларетан нельзя ранить, любая рана заживёт в течении считанных минут. Их надо сразу уничтожать. Самое верное — выстрел в голову или отрубить голову. Учитывая, что они не имеют сердечной мышцы, стрелять в грудь бесполезно. Единственное место на теле, куда можно целиться — пах. Там расположен центральный нервный узел. Попадание в него не убьёт трекларетанина, но полностью парализует на достаточно долгое время. Как только он придёт в себя, то просто телепортируется на ближайший корабль.

Мбога сел, слово взяла доктор Рада.

— Мы исследовали материю, из которой построены корабли этой расы. Полностью разрушить их невозможно. Однако их можно полностью нейтрализовать, нарушив центральную систему органического питания. Корабли трекларетан функционируют на той же основе, что их организмы. Источником питания является органический реактор, который буквально «выращивается» вместе с кораблём. Как показали наши анализы, реактор можно разрушить точным попаданием снаряда с высокой температурой, как ни странно, но лучше всего с этим справится обычный напалм посаженый в снаряд с двойной боеголовкой, причём снаряд не должен быть крупнокалиберным. Трекларетанская материя оказалась довольно хрупкой. Органика.

Слово взял Давид Смилянский:

— От имени всех нас, я благодарю вас, коллеги за оказанную нам помощь. Смею предложить остаться хотя бы на время и стать частью нашего коллектива.

— К сожалению, Давид, мы вынуждены отказаться — ответил Пэлед — и ты сам знаешь почему.

— Да — сказал Смилянский — знаю. Желаю вам лёгкой дороги и удачи.

— Спасибо — Ответил Пэлед — ты всегда знаешь, где нас найти.

Идея выпустить из тюрьмы Река Дагварда принадлежала фон Кутченбаху. Изучив на досуге досье братьев, он подумал, что, вобщем-то, затея была неплохая но, как всегда, использовал её Томлинсон крайне неумело — не так и не по назначению. Ещё раз поразмыслив как следует, Ганс фон Кутченбах решил рискнуть. Нет, он совершенно не собирался повторять ошибки Томлинсона. И «Мимоза» с экипажем была нужна ему совсем для других целей. Он собирался использовать эту компанию в одной сложной многоходовке, для которой нужна была хорошая легенда. Так что на какое-то время экипажу «Мимозы» была предоставлена свобода. Относительная. Насколько она вообще была возможна в их положении.

И тут появился Эпштейн. И вся эта история с мнемоником, будь он неладен. Ситуация складывалась патовая — смерть курьера грозила поставить под угрозу исполнение всей операции.

А потом эта история на Гамме-249 со сменой власти. Нет, Гиора был не совсем прав, когда назвал Ганса фон Кутченбаха основным куратором и вдохновителем Брайта и его команды. Фон Кутченбах, конечно, входил в число лиц, посвящённых в это дело, но играл там отнюдь не первую роль и даже не вторую. Дотянуться же до настоящих кукловодов у Эпштейна руки были коротки. Но разделаться с фон Кутченбахом он мог вполне. Если бы захотел. Всё это настроения немецкому аристократу отнюдь не прибавляло. В таком сумрачном настроении Ганс фон Кутченбах вызвал экипаж «Мимозы» на Землю.

Приземлились они в Западной Атлантике. Космопорт «Канария» находился в океане неподалёку от берегов Португалии на огромном искусственном острове, построенном специально для него. Там их всех уже ждал мощный флаер, присланный Конторой, который доставил их в одну из Штаб-квартир Разведуправления в пригороде Бонна в Германии.

Глядя в окно на мелькающие дома трезвый и печальный Рек вдруг вспомнил из школьного курса истории, что когда-то, давно, кажется, в ХХ веке, после Второй Мировой войны, когда Германия была поделена на Западную и Восточную, Бонн был столицей западной её части. А вот кто с кем воевал, за что и почему — этого Рек вспомнить так и не смог, как ни старался.

Встретили их мрачно. Фон Кутченбах, больше похожий на Каменного Гостя из «Дон Жуана», разглядывал космолётчиков с нескрываемым презрением. Он был уже не рад своей затее. И особенно не рад был видеть Река.

— В тюрьме Вам было лучше, герр Дагвард? — проскрежетал шеф, пытаясь заморозить Река взглядом. Реку и впрямь стало холодно. Остальная шатия тоже притихла.

— Молчите? — продолжал Ганс фон Кутченбах и от его тона температура в кабинете, казалось, понизилась на несколько градусов, — Я к Вам обращаюсь, Дагвард! Отвечайте!

Рек выдавил из себя нечто нечленораздельное.

— Что⁈ Не понял! Громче, Дагвард! Громче, битте зер!

— Я… — выдохнул Рек. Что сказать в своё оправдание он даже не знал.

— Ну, Вы.

И тут Река прорвало. Он в очередной раз потерял лицо, как говорят японцы. А проще — устроил истерику как кисейная барышня. Фон Кутченбах и остальные смотрели на него с брезгливым недоумением. Из всего, что Дагвард, брызгая соплями и слюной, изрыгнул, понять можно было одно:

— Всех вас ненавижу!

— Да мы вас тоже не очень-то любим. — ответил фон Кутченбах, когда Рек немного поутих, — Иными словами, мистер Дагвард — Вы желаете вернуться обратно в тюрьму? Я правильно Вас понял?

— Можете запереть меня обратно в тюрьму! — в истерической патетике Рек даже принял эффектную (как ему показалось) позу.

— И запру. — спокойно ответил фон Кутченбах.

И действительно отправил Река в камеру в подвале особнячка Штаб-квартиры. Оказавшись под замком Рек одумался было, но уже поздно оказалось.

Рива с Анкой вышли на берег идеально круглого, как по циркулю очерченного пруда. Этот городской парк больше напоминал какую-то декорацию — идеально подстриженные деревья и кусты, ровные, как по циркулю, пруды, газоны. Но всё-таки это было лучше, чем тесная камера-комната в общежитии. Расстелили плед, Рива достала из корзинки чай в термосе и бутерброды. Неподалёку они заметили ещё несколько таких же пикникующих компаний. Значит — такое было в порядке вещей. Чай был настоящий, с Земли, а вот всё остальное — местные продукты, которые категорически не нравились ни Анке, ни Риве. Анка с тоской рассматривала надкусанный бутерброд. То, что лежало на нём, было, по-видимому, соевым бифштексом, но по вкусу напоминало бумагу. Анка подумала, что то синтетическое мясо, которое приходилось есть на дальних космических станциях и которое было выращено из клеточных культур, было повкуснее, да и питательнее.

— Несчастье человечества. — вздохнула она, — Как они это едят?

Рива выглядела какой-то растерянной.

— Что произошло?

— Я даже не знаю.

-???

— Я не знаю, как про это рассказать и как к этому относиться.

— Давай, как есть.

— Помнишь, ты угостила нас конфетами?

— Ну да! Они что — оказались плохие?

— Нет. Они очень хорошие.

Несколько дней назад Анкин брат Мишка действительно прислал на Счастье Человечества посылку — ящик сладостей. На самом Счастье с этим делом было туго. Обитатели Гаммы-249 сладкого почти не ели. Сладости полагались только по праздникам — и то не всем, а только детям до семи лет, руководителям и ударникам производства. Остальным сладкое было есть вредно. Узнав об этой печальке, Мишка, недолго думая, прислал нежно любимой сестре и её боевым товарищам целый ящик всевозможных сластей. Анка, в свою очередь, щедро отсыпала гостинцев Риве и её коллегам. А Рива пару дней назад решила угостить своих лаборантов и младших научных сотрудников, которые, почти все, были счастьевцами. Собрались вместе, попили чаю с конфетами, принесёнными Анкой. Уже тогда Риву царапнуло, что счастьевцы зорко следили друг за другом, чтобы никто не съел больше других. А на следующий день к ней подошла Гир и сказала:

— У себя там, на Земле, Вы, конечно, можете делать что угодно! А здесь — соблюдайте правила, принятые у нас!

Рива не поняла, в чём дело, тогда Мара Гир объяснила — всё дело во вчерашнем чаепитии. Поначалу Рива подумала, что Мара обиделась на то, что Рива не пригласила её — ведь они работали вместе — и попыталась извиниться, но Мара сказала, что дело не в приглашении.

— А в чём? — продолжала недоумевать Рива.

— Вы нарушили субординацию. Эти люди получили, благодаря вам, то, что им не положено по статусу!

Как выяснилось — речь шла о конфетах! Присутствовавшие при разговоре Звягинцев и Смилянский просто онемели. Рива и сама растерялась.

— Я теперь не знаю, — как мне к ним относиться! Их профессиональные качества нареканий не вызывают, они все крупные учёные, но вот…

— Нравы у них… — подсказала Анка.

— Да! Какая-то постоянная мелочная зависть, ревность, всё время следят, как бы другому не досталось больше. Равенство всех и во всём, а получается — в нищете!

— Они такие завистливые потому что — нищие. Это — нищая зависть. — проговорила Анка, глядя на рябящую поверхность пруда, — И нищая жадность. Жадность, что тебе не достанется, а всё другие унесут. Это от недостаточности здешней жизни.

Рива кивала с грустной задумчивостью во взоре.

— При этом они искренне считают, что так и надо жить! Что их жизнь — самая лучшая и правильная! — говорила Рива.

— И лезут учить других. — добавила Анка, вспоминая свою вылазку в город с Реком и Аз Азелем и более раннюю по времени феерическую драку счастьевских тёток, не поделивших печенье в супермаркете на «Донноде-44».

— А что у тебя вышло с этим Вождём? — спросила Рива.

— Да ничего особенного. Баба его ко мне приревновала.

— Неужели?

И Анка поведала подруге, как было дело, начиная с поездки на плато, куда Март пригласил её сам.

— Он что — на тебя глаз положил?

— А пёс его знает! Но то, что ни одной юбки не пропустит — это факт. Однажды было, правда, я его с бабы сняла. Я, значит, прихожу, а мне Азель говорит, мол, — «Его превосходительство заняты-с». Я говорю, мол, мне плевать, у меня приказ — звать в любое время. И чем таким он может быть занят?

" Он не один!" — это мне Аз Азель говорит.

«С кем это? Даму, что ли, ублажает?» — спрашиваю. Хохмы ради спросила, а этот смутился. А дело было сразу после атаки этих самых. Мы, значит, этого «Железного Феликса» там с ног сбились искать, а он… Вобщем, говорю:

" Зови, а то сама туда пойду. А дамочка подождёт".

Позвал, а куда деваться? И появляется этот товарищ Акдак, в простыне, как римлянин в тоге. И следом фифа его вылетает. Рожа лошадиная, фигура, как ручка от швабры. Я ещё подумала, помню: «Это грудь, или уши спаниеля?»

Рива хихикнула, а Анка продолжала:

— Вобщем, — слухи о том, что этот кобель дерёт всё, что шевелится, похоже, и не слухи вовсе. А эта мадамка ещё на меня рот открывать пытается: мол, что за наглость и всё такое… Тут эти пришельцы непонятные в любой момент вернуться могут, раненых и убитых по всему городу немеряно, а они развлекаются… Я и не выдержала:

«А ты вообще молчи, — говорю, — у него таких, как ты ещё десяток! А я — одна!»

Дамочка сперва остолбенела, а потом — хрясь! — этому красавцу пощёчину. И вон выбежала. Ну всё, — думаю, — обидели мышку, накакали в норку!

Рива хохотала до слёз.

— И тебе это сошло с рук?

— А что?

— А после того, как ты там обматерила его официальную любовницу, он сам пришёл просить прощения за неё?

— Да.

— И тебе до сих пор ничего не понятно?

— А что должно быть непонятного?

— Анька, ты — самая фантастическая идиотка из всех, кого я видела!

— Только не говори, что он на меня стойку сделал! Только этого мне не хватало для полного счастья.

Малинин, всё-таки, сделал Анке внушение, на предмет того, что матом ругаться не хорошо, а первых лиц государства посылать по известному адресу и вовсе ни в какие ворота. Но и ему самому тоже непонятно было, что же происходит.

По правде говоря, — Март Акдак ждал, что Анка сама придёт к нему, как приходили все его женщины. Анка же никуда и ни к кому идти желанием не горела. И разговор с Ривой, а потом и с Малининым только убедил её в том, что этого делать не надо. И через два дня она пошла, но не к Марту, а к Малинину. С просьбой послать её инструктором на лесную базу, где тренировались «летучие амазонки». На Счастье Человечества женщин в армию не брали, и это подразделение было создано недавно, буквально с нуля. Анка в разговоре упирала именно на это — у счастьевцев не было опыта. Малинин подумал — и согласился. Анка же, в свою очередь, рассчитывала, что пока она сидит в лесу, от греха подальше, товарищ Акдак помирится со своей пассией, или найдёт другую, страсти улягутся и всё само собой утрясётся. А потому, оказавшись в тренировочном лагере, расположенном между Великими Болотами и рекой Могучей, которую живущие на её берегах звали просто Река, уже на следующий день Анка совершенно выбросила из головы всё произошедшее.

И весь следующий месяц Анка провела на лесной базе в районе Великих Болот. Вместе с ней напрашивались и Айвор с Джинном. Айвора Малинин отпустил без возражений, а вот Джинна оставил к явному его неудовольствию.

Группа Малинина действительно вернулась к охране резиденции Акдака. Но товарищ Март, не увидев среди спецназов Анки, явился к Малинину с вопросами, куда она подевалась, и получил исчерпывающий ответ, который явно его расстроил, а Малинина удивила его реакция. Батя не понимал — чем вызвано такое внимание нового Вождя к его, Малинина, подчинённой.

Сама же Анка даже не ожидала, что ей так понравится обучать молодых. Анка взялась за дело со всем служебным рвением и девушки — числом пятьдесят — быстро поняли, что значит русское выражение «ежовые рукавицы», а главное — почувствовали их на себе. Гоняла она девчонок без всякой поблажки, на стоны и жалобы отвечая суворовской фразой «Тяжело в учении — легко в бою!» За месяц из пятидесяти человек осталось тридцать. Остальные были Анкой беспощадно выбракованы. Оставшихся они с Айвором разделили на две группы.

— Ну что, девчата! — говорила на утренней поверке Анка, — Толк из вас выйдет! А вот бестолочь останется. И этим мы сегодня займёмся.

Ближе к концу месяца, когда группа Пэледа уже покинула планету, Анка вывела своих подопечных на курс выживания в лес. Именно тогда Март не выдержал и решил сам отправиться на болота. Предлог, разумеется, был благовидный — проверить — чему научились девушки под руководством земных инструкторов. Малинин и Гиора составили ему компанию.

Лес встретил их тишиной. На месте предполагаемой стоянки никого не оказалось. На базе тоже их не было.

— Интересно — куда они их увели? — вслух подумал Малинин и предложил идти искать.

Часа через три поисков нашли место последней днёвки группы. А ещё метров через пятьсот в спины им упёрлись стволы бластеров и чей-то голос на общегалактическом приказал не двигаться.

Лагерь оказался на небольшом островке посреди болота. Там же обнаружилась и Анка. Малинин про себя удовлетворённо отметил и прекрасную маскировку места, и удобное расположение — подойти незаметно к островку было невозможно. Вскоре собралась вся группа.

— Ну, показывай хозяйство! — ухмыльнулся Малинин.

— Даю вводную. — скомандовала своим подопечным Анка, — Лагерь обнаружили. Уходим.

И следующие сутки запомнились Гиоре Эпштейну как бесконечная беготня со стрельбой по лесу, по болотам, кочкам, буреломам и буеракам. Наконец изверг рода человеческого в штабс-капитанском звании решила, что группа оторвалась от преследования условного противника. Малинину с Акдаком эта игра даже нравилась и они с удовольствием принимали в ней участие, а вот Эпштейн с трудом выдерживал заданный темп. И всё же заметил про себя, что инструктором Анка была отменным — жёстким, волевым, к тому же в ней всегда было что-то от классной дамы.

Привал устроили на одном из бесчисленных болотных островков. Оборудовали и замаскировали стоянку. Гиора уже ничего не чувствовал, кроме усталости и зверского голода. Но в качестве еды высоким гостям предложили только «подножный корм» — шишки местного древовидного хвоща, какие-то вершки-корешки и пойманную одной из девушек-«амазонок» средних размеров змею.

«А чего ты хотел на курсах выживания?»- подумал Гиора, — «Валтасаровых пиров?» Ещё сутки девушки старательно демонстрировали, что они умеют. А научить их успели многому. Демонстрировали, впрочем, только подопечные Анки. Айвор сказал, что ему пока хвастаться нечем, и увёл своих в лес на очередной марш-бросок.

Обратно выехали уже ближе к вечеру. Акдак молчал и был явно расстроен чем-то, но вида он старался не показывать. Гиора хотел три вещи: принять душ, поесть и выспаться — не важно, в какой последовательности. К тому же он потерял очки, найти которые так и не удалось. И только Малинин прибывал в радужном настроении. Да, девчонки ещё сыроваты, но за этот месяц добились впечатляющих успехов. Анка молодец, что уж там говорить!

— Вот это я и называю — душу в дело вложить! — сказал он, обращаясь к Эпштейну.

— Вот пусть и сидит в лесу. Пользы от неё там больше. И спокойнее. — ответил Эпштейн, — А мне сейчас хочется спать. И есть.

— Что, оголодал на лесных харчах, Ваше превосходительство? — хохотнул Малинин.

— Очки опять же. Это мой бич. Вечно я их теряю. Или разобью.

— Зачем Вам очки, Гиора? — спросил Акдак, — Давайте, я дам Вам направление в наш Медицинский Центр в Откровении. Там Вам сделают коррекцию зрения. Это не такая сложная операция.

Гиора посмотрел на сидящего рядом Вождя — Марта Акдака и подумал:

«Вот так мужики и пропадают! Она, конечно, прекрасный офицер и успехи у её подчинённых впечатляющие, но и стерва первостатейная! Сожрёт она его и не заметит. Эх, Март, Март! Ну и в историю же ты попал!»

Справедливости ради надо заметить, что мужик сохранил здоровое нутро. И действительно ухитрился остаться человеком в нечеловеческих условиях.

Он догадывался, что все те женщины, с которыми он заводил многочисленные романы и которые даже не подозревали о существовании друг друга, соглашались на его ухаживания далеко не бескорыстно. Но он умел быть благодарным, даже когда знал, что его используют. И он всегда находил способ отблагодарить их, точно угадывая желания каждой. Как правило — почти все они сводились к нехитрому набору материальных благ.

Но с этой странной девицей всё было совсем по-другому. Она отличалась от всех его предыдущих женщин как день от ночи. В Анке всё было другое — мировоззрение, манера держаться и разговаривать, система ценностей… даже пахло от неё по-другому. И чем больше она отличалась от тех других женщин, — тем более она была интересна и тем сильнее она его притягивала. И впервые он не знал, как вести себя с женщиной. Она словно находилась над ним — на ступеньку выше стояла. А он — пытался дотянуться до неё, и это тоже было странно и непривычно. Обычно он стоял над всеми своими женщинами. И он всё пытался догнать её, достать… Но не знал, как… И это было мучительно. И непривычно и неожиданно и он увязал в этом всё больше и больше, всё сильнее и сильнее и не в силах был отказаться от этого, как наркоман не в силах отказаться от очередной «дозы»…

Единственным способом забыться была работа. И он работал, как проклятый. Приглашённые с Земли экономисты подготавливали проект экономических реформ, изучали состояние экономики планеты с целью перевода её на рыночные рельсы, введение денег и соответственно — товарно-денежных отношений. Новая денежная единица даже ещё не имела своего названия.

Настроение Ганса фон Кутченбаха ухудшалось с каждым днём. Такого количества провалов своих планов у него не было никогда.

Всё началось с того, что находившийся на земле почти шесть лет Дранг Ост исчез. Поначалу никто особо внимания не обратил, после обмена людьми, фон Кутченбах максимально нейтрализовал Оста (в отличии от Марта Акдака приблизившего Дидре Ле Бланш к себе), но как оказалось, он недооценил этого человека. В течение всего времени, Дранг Ост налаживал связи с нужными людьми, собирал информацию, а затем, улучив момент, исчез. Как стало известно фон Кутченбаху от верного источника, товарищ Ост вернулся домой и уже несколько дней проводил консультации с вождём и земным консулом.

Второй провал был больнее. Фон Кутченбах рассчитывал, что ему удастся контролировать ситуацию на Гамме через Дидре Ле Бланш, но буквально через неделю после пропажи Оста, мадмуазель Ле Бланш появилась в кабинете полковника. В коротком разговоре выяснилось, что полномочный консул Земли Гиора Эпштейн лишил её всех полномочий и выслал с Гаммы. Более того, если бы Дидре отказалась покинуть планету, её бы просто убрали по приказу Гиоры.

Вообще, в последнее время Эпштейн начал сильно раздражать полковника. Хоть ему и удалось получить генеральские погоны, в глазах полковника он оставался всё тем же «маляром», тыловым офицером с не в меру длинным языком. И вот тут, произошло то, чего фон Кутченбах не ожидал. В разговоре с Малининым во время очередного доклада, Малинин упомянул слова Гиоры о «Верблюжьей ферме». Мир полковника рухнул. О проекте «Верблюжья ферма» знали в своё время десять человек, включая его, Ганса фон Кутченбаха. Четверо пьют чай с праотцами, он полковник разведки, а остальная пятёрка — очень высокопоставленные шишки. И это именно те люди, которые всеми силами стараются поставить Сима Брайта на место Марта Акдака. Если Эпштейн знает о проекте, значит, он знает все имена. Если всё это всплывёт, под угрозой окажутся не только карьера фон Кутченбаха и остальной пятёрки, но и головы.

«Кто же ты на самом деле, Маляр?» -спрашивал себя полковник, задумываясь над ситуацией.

А тут ещё нелёгкая приносит «Мимозу» с запившим Реком…

— И что с Вами делать, герр Дагвард?

Ганс фон Кутченбах зажужжал кофеваркой. Кабинет наполнился густым ароматом свежего кофе. Рек молчал.

— Я не могу понять, Ричард, что Вам не нравится? Вас выпустили из тюрьмы. Кофе?

Рек продолжал молчать.

— Отвечайте на вопрос!

— Вы выпустили только меня! А Датча оставили за решёткой, чтобы я не слишком трепыхался.

— Это была не моя идея. Я тоже — человек подневольный. К тому же — в деле Вашего брата открылись новые обстоятельства.

— Какие ещё?

— Убийства женщин. Да, те самые женщины, которых сбрасывали с высоты в различных космопортах галактики. Все они принадлежали к разным расам. Их ничего не связывало при жизни. Но все погибли одной смертью — были сброшены вниз с большой высоты. Расследования, как правило, заходили в тупик. Свидетелей не было. Но убийства прекратились после вашего ареста. А во время последнего убийства ваш брат попал-таки в объектив камеры наблюдения.

Рек заскрипел зубами.

— Я получил вас от Томлинсона, так сказать, — в наследство. И долго не знал, что с вами делать. У него работали одни неудачники. Или… люди с небезупречной репутацией. Папаша подбирал тех, кто не удержался в других отделах и оказался ни к чему другому непригоден, либо тех, у кого рыльце в пушку. Я честно изучил ваше досье. И понял, что психом Вас, Ричард, считают совершенно зря. Псих и маньяк — это Ваш брат. Да-да! У него и поведение соответствующее. Он сторонится людей, скрытен, избегает женщин, при этом жёсткий, авторитарный, не терпящий возражений. Даже деспотичный. Так?

Рек молча кивнул. Фон Кутченбах продолжил:

— Решения он принимал сам, ни с кем не советовался. Кстати, какие у него отношения были с женой?

— С Эвизой?

— Да. С фрау Эвизой. Он же не жил с ней, как с женщиной. Она мне сама рассказывала. Да, не удивляйтесь. Мы с ней побеседовали по душам. Лично мне её жаль. Бедная девочка. А спали с ней Вы?

— Зачем спрашивать, когда и так знаете? — Рек отпил кофе, — А как же мои попытки самоубийства?

— Демонстрация! — отмахнулся фон Кутченбах, — Ни одну из них Вы не довели до конца. Вы даже время угадывали так, чтобы Вас можно было спасти. А ваше пьянство — это тоже всего лишь способ манипулировать окружающими. Попытка привлечь к себе внимание. Вы, Ричард, слабая, инфантильная личность. Скажите, родители не отпустили Вас в космос после окончания академии?

— Да. Сказали, что я ещё маленький. Это же смешно!

— Вот именно! Вам просто не позволили быть взрослым. Вы им так и не стали. Вы с братом просто мальчики, не наигравшиеся в войну в детстве. И все ваши позы…

— Знаете, что я чувствую? — спросил Рек, — Боль! Да! Мне больно! А вы…

— А что Вы хотите? — холодно спросил фон Кутченбах, — Чтобы мы тут все у вас прощения попросили? За что? За то, что Вы поставили свои планы мести выше закона? За то, что Вы с братом помогали эльдорианским контрабандистам, поставляя сепаратистам на Кхаме оружие, которое эльдориане украли у своих же? Или за то, что Вы помогли Хазару организовать производство наркотика, которым он травил соотечественников? Или за провокацию, устроенную на Шаблин’Гвас, которая чуть не привела к войне? За что нам всем просить прощения? За ваше участие в работорговле?