— А зачем она нам?
— Вы можете её не есть. Пусть для меня растёт, а вам лучше обойтись репой или кашами, — отворачиваюсь в сторону, чтобы Лиза и малыши не заметили мою улыбку.
— Чёй-то? — ответ родни вполне предсказуем, — Мы тоже хотим!
Перед отъездом в Европу, решаю довести до ума одно дело. Недавно созданное Вольное экономическое общество, заказало у голландцев картофель для распространения его в России. Майор много рассказывал о столь полезном овоще, когда я находился в заключении. Выйдя на свободу, мне захотелось отведать этот деликатес. Тем удивительнее было узнать, что картошку в России практически не едят.
А ведь это не просто корнеплод. Картофель — самый настоящий спаситель для голодного времени. Учитель не просто так рассказывал о «картофельных бунтах». Потому я решил создать собственный огород и выращивать овощи для своего стола. А картошку я попробовал, и в жареном виде она мне очень понравилась.
Сейчас же мы с Лизой, как главным знатоком земледелия, обсуждаем место разбития огорода. Заодно за нами увязались пятеро малышей, для которых любой мой приезд является праздником. С ним отправилась и Евдокия, младшая из женщин Антона Ульриха. Кстати, недавно Епистима удачно родила отцу ещё одного мальчика. Скоро будет крещение, но уже известно, что младенца нарекут Фёдором. Жизнь в Шушарах бьёт ключом, учитывая количество обитателей усадьбы. Думаю, папа не остановится на достигнутом, и вскоре увеличит число своих потомков.
Земли вокруг усадьбы немало, и рабочих рук, выделенных для её обслуживания, хватает. По приезду Лиза сразу занялась делом и завела любимых всем семейством кур с коровами. Моё предложение разбить огород, было встречено с радостью. Уж больно надоедают родне уроки, и старшим хочется отвлечься. Ведь кроме этикета, их начали учить танцам. Я уже понял на своей шкуре, что это весьма нелёгкое занятие.
Хорошо, что выход в свет Лизе и братьям пока не грозит. Уж больно они испугались, когда учителя завели об этом речь. Им и так сложно привыкнуть к новым нарядам с обстановкой. А здесь ещё чужие люди, которых семья откровенно боится. Ведь в душе они остались всё теми же наивными и скромными узниками, вынужденными жить за высоким забором.
Кстати, учителя беспокоят меня похлеще любых великосветских сплетников и злопыхателей. На последних можно просто не обращать внимания. Но как быть с двумя людьми, постепенно добивающимся расположения семейства? Ну не верю я в их благородные мотивы. Уж больно гладко стелют. Если бы они, наоборот, были чрезмерно строги или требовательны. Испанец с французом гоняют меня, будто новобранца, не обращая внимания на усталость или плохое настроение. Да и Румовский весьма въедливый человек, который просто так не отстанет.
А здесь оба немца прямо расточают елей, особенно на Петю с Лёшей. Чую, что это неспроста. Ведь на бастардов они посматривают презрительно, хотя и не выказывают своего отношения вслух. Об этом мне рассказала Лиза, которая тоже не доверяет фон Таубе и Фрезену.
Расспросив сестру, я стал подозревать, что перед наставниками стоит задача незаметно отвратить ребят от семьи. Братьям незаметно внушают мысли об их благородном происхождении, и что обоих ждёт совершенно иная жизнь, ведь они этого достойны. Пётр с Алексеем носы пока не задирают, но явно попали под влияние наставника.
Перед отъездом необходимо серьёзно поговорить с Антоном Ульрихом. К своей чести, отец не только плодит детишек, но ещё занимается их воспитанием. Именно этому и посвящена сейчас его жизнь. Он сам учит отпрысков грамоте и языкам, не подпуская к ним присланных учителей. Только профессор Котельников, получивший хорошую рекомендацию от Румовского, был назначен наставником детей по математике, географии, астрономии и механике. Кстати, Семён Кириллович входит в кружок учёных, которые сейчас готовят новый учебник и пособие по изучению арифметики. Мне он нравится своею увлечённостью наукой.
А должность при Брауншвейгском семействе помогла математику решить определённые сложности с Академией наук. Уж больно он беспокойный и самостоятельный. Представляете, Котельников посмел спорить с высокопоставленными лицами и требовал преобразования Академической гимназии в университет. Мол, это пойдёт на пользу русскому образованию. Поэтому профессора быстренько уволили и перевели на более спокойную должность.
— Я пришлю вам обученного человека из Вольного экономического общества, — говорю сестре, когда она закончила разговор с крестьянином, назначенным ответственным за огород, — Слушай его внимательно и учись. Может, он чего нового расскажет про твоих любимых курочек и коровок.
Находящиеся рядом малыши дружно рассмеялись, а Лиза мило покраснела.
— Картофель — овощ новый и у нас нераспространённый. Тут ещё и сами профессора намудрили. Большую часть присланного корнеплода поморозили. На рассаду осталось совсем немного, и мне с трудом удалось выбить у Олсуфьева[26] половину сохранившегося. Считай, что теперь это государственный прожект и ты ответственная перед обществом.
Опять, я сначала сказал, решив пошутить, а потом подумал. Лиза явно испугалась и даже дернулась, как от удара. Дурень! Надо срочно спасать ситуацию. Ведь и младшие насторожились.
— Воспринимай случившееся не как обязанность, а возможность проявиться себя, — притягиваю сестрёнку и нежно обнимаю, — Если у тебя ничего не получится, то так тому и быть. А вот научиться новому, ты способна. Ведь присланный человек — не какой-нибудь мужик. Это учёный, ответственный в обществе за земледелие.
— Я боюсь! — воскликнула Лиза, прижавшись ко мне ещё сильнее, — Вдруг надо мной будут смеяться! Я чувствую, что неказиста и плохо образованна. Ещё и разговариваю смешно.
— Зато посмотри, какие у тебя помощники, — отрываю сестру от себя и показываю на начавших улыбаться малышей, — Ведь вы поможете Лизе, и не дадите её в обиду? И она у нас разве не красавица?
— Да!!! — раздался дружный крик, и малыши кинулись нас обнимать.
Лиза сразу забыла о переживаниях и начала смеяться. Мне же стало так хорошо на душе. Это те люди, за которых я буду биться и, если надо, отдам свою жизнь! А уж обеспечить их благополучие — мой долг.
Что касается земледелия, то надо наведаться ещё раз к Олсуфьеву. Есть у меня мысли по теплице. Это весьма дорогая затея, но сейчас семейство не ограничено в средствах. Здесь нет такого понятия как витамины, но я точно знаю из рассказов Майора о пользе зелени, фруктов и овощей. Вот пусть в Шушарах будет свой зимний сад, но не с заморскими цветочками, а луком, укропом и петрушкой. А далее мы распространим подобную затею на других дворян. Напечатаем статью в газете о пользе зелени и прочих лимонов, и дело пойдёт.
— Кого я вижу! Наш таинственный затворник, он же Иванушка — дурачок! Что, уже до иностранной коллегии добрался? Будешь и здесь свои истории мерзкие рассказывать? Думаешь, кругом глупцы и не видят твоего издевательства?
Орлов был пьян, но держался стойко. А вот его глаза были злыми. Это вам не подвыпивший добрячок, пристающий к людям. Может не ненависть, но презрения во взгляде графа хватало. Ещё и нехорошая улыбочка, свойственная человеку, сознающему своё превосходство. Я подобных усмешек в своей жизни насмотрелся. Мучители и палачи не всегда могли сдерживать чувства, когда истязали меня много лет подряд. Потому в душе полыхнула ярость, которую было трудно сдержать.
Мы с Алонсо заехали в Иностранную коллегию за Паниным. Я уж и забыл, что Никита Иванович у нас заправляет русской дипломатией, а не только любит поесть и немного преподаёт одному наследнику этикет с прочими полезными вещами. Сегодня у нас собрание в кружке литераторов, которое граф захотел посетить. Вот мы и решили забрать его по пути из Аничкова дворца.
И тут вдруг такая встреча. Чего выпивший фаворит делал в коллегии, не знаю. Но разойтись миром нет никакой возможности. Оскорбления и прочие поливания грязью, я стерплю. А вот отношения, будто к рабу или пленнику — никогда.
Судя по всему, Орлов перемен в моём настроении не заметил. Потому что он приблизил свою раскормленную морду к моей, и от души дыхнул перегаром. А ещё гвардеец зачем-то схватил меня за локоть.
— Что испугался? Не бойся! Я убогих и юродивых не обижаю. Их и так боженька наказал, — заржал фаворит.
Судя по всему, он даже закусывает. По крайней мере, луком из пасти несло не меньше, чем вином. А вот моего ответа Орлов точно не ожидал. Никто не собирался отвечать грубостью на грубость или давать ему пощёчину. Я просто разжал железную хватку, откинул в сторону руку и стукнул по кафтану, будто отряхивая его от грязи.
Многие люди, видящие меня в первый раз и не знающие ничего, кроме истории о заключении, сильно ошибаются. Я не слабак и раздавленное существо. Как раз, наоборот. Если меня смущает множество людей, беспокоит неверный пируэт в танце или волнует ошибка в речи, то это ничего не значит. Единственное, что меня по-настоящему беспокоит — это благополучие семьи. Даже на собственную жизнь мне наплевать. Лишь бы успеть отомстить, а далее хоть трава не расти. Именно так я рассуждал, когда вышел из Шлиссельбурга и ещё не встретил братьев с сёстрами. Но и сейчас свою шкуру я ценю не особо высоко. И уж точно не так дорожу ею, чтобы забыть о достоинстве с честью.
Плюс, Орлов и остальные недоброжелатели не учитывают одной вещи. Последние десять лет, невзирая на истязания и отвратную кормёжку, Ваня Брауншейгский усиленно занимался. Каждое утро у меня начинается с зарядки, если не брать два месяца перед освобождением. Те же Алонсо и Филлип-Поль были поражены, что пытались скрыть, моей выносливостью. Подготовка Майора или кровь Антона Ульриха тому виной, не знаю. Только я крепок не только духом, но и телом.
А ещё туша Орлова, безусловно одарённого от природы человека, может вызвать ошибочное ощущение силы. Однако, фаворит последние лет шесть показывал свою удаль исключительно на балах, пирушках и в койке одной жирной немки. Я же развивал своё тело и копил ненависть. Не злобу, плещущуюся в глазах фаворита, постепенно уступающую место удивлению и растерянности. А именно всепоглощающую звериную ярость. И моё тело гораздо мощнее, чем думают окружающие. Только испанец понимает мою истинную силу. Да и не такой я мелкий, если судить по высоченному гвардейцу. Я ниже Орлова на полтора вершка. И пусть придворные рассказывают небылицы, как он гнёт монеты или подковы, силы в моих пальцах поболее.
Ещё я более быстрый и ловкий. Что придётся доказывать уже сейчас.
— Дурачок решил показать свой норов? Думаешь, никто не понимает, что ты аки волк хочешь заплатить неблагодарностью за ласку и доброту? Чего зенки свои вылупил? Как ты вообще стоишь перед генерал-поручиком русской армии?
Слова о благодарности прозвучали особенно мерзко, учитывая, что именно я и есть законный царь всея Руси. Только сейчас речь не об этом.
— А за что тебе генерала дали, позорник? За храбрость на поле боя или успехи в постельных утехах? Ты Гришка, в армии почти не служил. И как появилась возможность, променял войну на дворцовый паркет. Вернее, на кровать одной известной дамы.
По мере понимания моих слов, розовое лицо Орлова наливалось краской. Я уже не следил за словами и говорил, что думаю. Вряд ли в куртуазном мирке придворных принято поминать лёгкий нрав императрицы, пеняя генералу, что он получил чин, находясь далеко от армии и за совершенно иные заслуги.
А ещё бравого гвардейца обозвали Гришкой, что наверняка возмутило его больше всего. Ведь фаворит и его братья имеют весьма мутное происхождение. Если их дед и был дворянином, то никаких грамот об этом не сохранилось. Скорее всего, история их семьи полностью выдуманная. Но для меня, происходящего из рода Вельфов, которому лет эдак девятьсот, люди с тремя или четырьмя поколениями благородных предков — просто ничтожество. О чём я и сообщил собеседнику.
— Ты Гришка — смерд сиволапый, без роду и племени. Поэтому отойди в сторону и лучше помолчи.
Замах у фаворита вышел богатырским. Это всё, что можно о нём сказать. А далее я ныряю под летящих пудовый кулак и два разу бью Орлова в печень. Подобного ответа бравый гвардеец не ожидал. Он даже согнулся от боли не сразу, смешно выпучив глаза и открыв рот. Настолько сильно было изумление всесильного фаворита, что мой следующий удар вызвал у него больше удивления, нежели боли.
Откуда у меня навыки кулачного боя, не знаю. Кое-чему успел научить испанец, который предпочитал врагов сразу убивать. Но Алонсо показал мне несколько стоек с ударами. Был ещё Майор, рассказывавший об умении воевать без оружия. Но одно дело видеть, как орудуют мастера боя и другое — бить самому. Только удар ногой под коленку фаворита вышел на славу.
Моей ошибкой было отвернуться от поверженного противника. Всё-таки Гришка обладал нечеловеческой силой. Он умудрился пересилить боль и вскочить, схватившись за шпагу.
Но это он зря! Вбитые доном Алонсо навыки сработали сами по себе. Разворот, быстрый осмотр диспозиции и новые удары. На этот раз я Орлова не берёг. В общем, пострадал его орган, при помощи которого весь их род взлетел на русский политический Олимп. Далее потерявшего речь от боли гвардейца настигло уже моё колено, соприкоснувшееся с его носом. Но даже после таких увечий, Григорий не сдавался, продолжая вытаскивать шпагу из ножен.
А ещё его глаза превратились в два пылающих звериной злобой колодца. Именно сейчас я осознал, что пути назад нет. Это не просто враг, а могущественный ненавистник, который подобного позора не простит. Ещё у него есть несколько братьев и императрица, стоящая за семейством этих выскочек. Чую, что вскоре мне придётся возвращаться в темницу. Так почему не сделать это красиво? Да, уничтожить Катьку нельзя. Зато можно прирезать её любовника. Низко? Скорее всего, да. Только иных путей я не наблюдаю.
После небольшого раздумья, достаю наваху, подаренную учителем, и раскрываю её. И тут графёныша проняло. Несмотря на болевые судороги и рвущиеся наружу проклятья, Орлов понял, что сейчас его будут убивать. А у меня нет даже желания показывать свои чувства. Их просто нет, кроме сожаления. Ведь я больше не увижу семью и Аню.
Вдруг сильная рука схватила моё запястье. Я уж и забыл про учителя, стоящего рядом.
— Не стоит рушить свою жизнь из-за куска дерьма, — вдруг произнёс де Кесада по-французски, — И нет чести в подобной сваре. Вы благородный человек и должны быть выше этого.
Понимаю, что Алонсо прав. Вернее, сначала я попытался перевести сказанное, ибо французский мне до сих пор даётся сложно. Затем делаю дыхательную гимнастику и постепенно успокаиваюсь. А вот мой визави, наоборот, пришёл в себя, о чём тут же громогласно заявил. Силён всё-таки Гришка! Я ведь бил от души, и обычный человек мог надолго впасть в беспамятство.
— И ты за всё ответишь, морда испанская! За дерьмо особливо, — Орлов показал, что понимает французский и дон Алонсо ошибался насчёт его невежества, — Сгною, схизматика поганого! Сам буду пороть тебя на конюшне, как простого мужика.
Но здесь Гришка ошибся. Учитель только с виду весь такой спокойный и отстранённый. Что касается чести, он просто фанатик. Иногда Алонсо забывается и из него вылезает воин, коим он является.
— Меня зовут Алонсо Хименес де Кесада Нуньо Колон де Португал и Айяла. Я младший сын восьмого герцога Верагуа, маркиза Ямайки и графа Хельвес, — шипение наставника пробирало до самых почек.
Даже Орлов проникся, хотя до конца не понимал происходящего. Ну, глуповат наш фаворит, есть такое дело. Зато всё прекрасно осознавал Панин, выбежавший из кабинета и с испугом наблюдавший за происходящим. Впрочем, граф не был излишне растерян, как мне показалось. Он быстро выгнал из коридора, появившихся любопытных. Тем временем дон Алонсо продолжил.
— Если мой ученик не разбил твои гнилые яйца, и ты способен двигаться, то в ближайшее время я жду секундантов. Оружие — шпага, но если ты испугаешься, то возможны пистолеты. Надеюсь, у смердов не принято прикрываться женской юбкой, дабы сохранить свою жалкую жизнь? Идёмте, Ваше Высочество, нам более нечего здесь делать.
А вот здесь я испанца зауважал! Он не только смешал с навозом, лежащего на полу Орлова, открывающего рот будто рыба, выброшенная на берег. Де Кесада смог весьма красиво не оставить Гришке выхода. Теперь только заступничество императрицы спасёт его никчёмную жизнь. Понятно, что в России дуэли запрещены и их участников ждёт плаха. Но не всё так просто. Я пока не слышал, чтобы кого-то казнили в последнее время. Да и сами русские дворяне предпочитали решать подобные вопросы битием морды лица. Что мне гораздо ближе и понятнее. Уж слишком велика вероятность потери целого поколения, убивающего друг друга из-за самых незначительных поводов.
Только в случае Гришки всё иначе. Может, у них в гвардии принято вести себя подобным образом. Но основные понятия о чести никто не отменял, и следить за словами обязан каждый дворянин.
В том, что испанец убьёт Орлова, я не сомневался. Другой вопрос, позволит ли Екатерина состояться дуэли? Очень хочу, чтобы она произошла.
Не знаю, кто на самом деле Алонсо и как он оказался в руках Шешковского. Но ранее я видел от него только добро, несмотря на показательно суровый вид. А породу убийц и предателей по фамилии Орловы, вылезших из какой-то грязи, пора отправить обратно в выгребную яму.