Глава 11

Действительно, все, кроме погонщиков, жреца и стражи собрались внизу, и даже без напоминания изобразили что-то, сильно напоминавшее строй. Хори откашлялся и постарался говорить проще:

— Я буду по-прежнему называть наш отряд «Джаму Нефер», «Прекрасные призванные», хоть и не все тут новобранцы, пусть даже и прекрасные. Но сегодня стало ясно, что все мы призваны! Призваны, ибо столкнулись со злом, которое обязаны победить, столкнулись с богомерзким тёмным колдовством. Нет места ему на земле, среди живых. Я не буду таить от вас — когда мы выступали сюда, и господин конюшен Бухена, старший отряда крепости Кубан и начальник лучников-маджаев, и мы с Нехти считали, что служба будет нелегка, но скучна. И вот, тут мы, в крепости Хесефмаджаиу. Но вместо отдыха после нелёгкого пути нам надо сегодня же изготовиться против нежданного врага, многое наладить и проверить. Внизу, куда мы с доблестным десятником Нехти спустились, мы обнаружили не только грязь и нечистоты. Там были и двое детей, которых убили ради колдовства. Славный десятник, быстрая сандалия Нехти победил колдовство это. И оно воистину нетерпимо пред ликом богов, ибо души детей тех потеряны.

Слова «потерянные души» вызвали явное волнение, и не у трёх, а у четырёх маджаев. Кроме того, двое из пастухов собак тоже отреагировали слишком заметно. Глухой ропот знающих не мог не вызвать вопросов и у остальных.

— Господин и отец наш, дозволь слуге твоему покорному Амени, сыну Херу, сыну Амени, спросить — что или кто такие «потерянные души»?

— Сейчас лучше и правильней вам расскажет о них десятник, славный, Нехти.

Десятник-маджай досадливо цыкнул — судя по всему, может стать и худо от этих рассказов. Но — слово сказано, надо объяснять:

— Некоторые из тех, кто родился в земле этой или давно здесь служит, знает не меньше моего. Вы наверняка у них потом спросите. Так что я скажу вам коротко, а бабьи страхи вам перескажут и так. Но и без пересказов тех не стоит забывать об осторожности.

Кто наш враг? Не дикие негры, нет. «Потерянные души», «Заблудшие», «Изменённые». Их могут звать по-разному. Это люди, кого злым непотребным колдовством умертвили особым образом и вернули их Ба в тело. А остальные души украдены и исторгнуты, и не попадают в Дуат. Но сердце их пожрано Аммут без суда и защиты, и души те исторгнутые обречены на вечные муки. От этого они ненавидят всех, и их терзает голод, вечный голод, который они могут утолить на время только пожирая других людей. И они, не принадлежа ни Дуату, ни миру живых, вечно скитаются и пожирают всех, кого могут. И с каждым сожранным они становятся сильней и быстрей. Но даже если самый слабый из них противостоит вам, медленный и неловкий — берегитесь! Если они вас только поцарапали или укусили, вы умрёте и станете таким же, как они. Они не боятся копья и меча, их можно убить, только раздробив им голову. Они не спят, но могут застыть без движения на долгое время. Они не любят лишней сухости, но воды тоже боятся, так что они не любят быть на солнце, и боятся Реки. Любимое место их — подземелья.

— Итак, это главное, то, что сказал десятник. Для безопасности и спокойствия, нам надо успеть многое. Кто из вас умелый плотник?

— Господин, отец мой, я, слуга твой покорный!

— И я, господин!

— Отлично! Подберите себе ещё одного помощника — ваша задача успеть сделать помосты на втором этаже и починить смотровую площадку, на которой я сейчас стою. Инструменты на втором осле, — сказал Хори. После чего обратился уже к следующему:

— Тури! Твой отец известен всему Абу. Он умеет выпечь сорок семь сортов хлеба, а ещё пироги и сладкие булки. Не поверю, что ты не разберёшься с хлебной печью. Сегодня и завтра мы еще будем есть хлеб из крепости, но, ради животов наших, печь должна быть лучше той, что у отца твоего!

— Не успеть, отец мой и командир! Если она разбита и нужен ремонт, то ей сохнуть до обжига три дня…

— Твои проблемы — но хлеб должен быть послезавтра к вечеру. Имеешь право, при разбитой печи, взять одного человека в помощь — на выбор, — «так, с этим разобрались» — подумал Хори. Он чувствовал, что его как будто несет бурной рекой, — «дальше».

— Богомол!

— ? (это означало безмолвно сложенное в вопросительной гримасе лицо Иштека, отвлёкшегося от обнюхивания самого себя).

— Приведи сюда жреца. Нам многое потребуется от него — проверить воду в колодце, обновить черепки проклятий, выяснить, не осталось ли следов колдовства на башне. Я думаю, благодаря именно его молитве Нехти победил так легко этих проклятых с потерянными душами.

— Я же спрошу — кто лучшие следопыты и охотники среди пастухов собак и их псов? Нужны трое, для них будет особое задание. Также троих назначить десятнику Нехти для осмотра подвала и выноса тел Проклятых. Ему же выбрать двоих — вместе с погонщиками ослов обустроить для животных конюшню. Проверить те мазанки, что вдоль забора. Остальные — четверо самых говорливых и имеющих наказание назначенное, но не отбытое. В башне есть работа как раз для вас! Лопаты на том же осле, и не забудьте — они должны быть чистыми по завершению работ! Пращи держим под рукой, дубинки тоже. Бить в голову, если появятся Проклятые!

В это время Богомол привел украшенного самой брезгливой из своих гримас Саи-Херу. Но, когда жрец услышал, в чём дело, он побледнел и зашептал себе под нос охранные заклинания, истово и быстро. Он так вспотел, и запах его стал столь резок, что ему впору было вместе с Иштеком начать себя обнюхивать. Заслуженный Ишак явно знал больше о потерянных душах, чем Хори понял и нарисовал в уме своем после рассказа Нехти. Жрец явно считал высокой опасность этих тварей. Тем не менее, он бестрепетно отправился в башню с тройкой ветеранов — осмотреть убитых и понять, осталось ли колдовство, способное всем им навредить, в башне. Это было сейчас даже важнее, чем вода. Мысленно Хори извинился перед ним за прошлое и пообещал это сделать на самом деле, прилюдно и с подобающим почтением. В то же время ему было забавно — солдаты явно приободрились после того, как с ними оказался жрец, а Саи-Херу воспрял духом от наличия четырёх опытных бойцов (Иштек, который должен был и потом сопровождать жреца, тоже отправился с ними). Он успел сказать им, чтобы они обмотали лица тряпками и взяли факелы, прежде чем они поднялись вверх.

Нехти тем временем, заметив, что один из погонщиков направился к колодцу, рявкнул:

— Воду до проверки жрецом не брать! Из колодца того…

— Но мне надо напоить осла, господин мой…

— Ты хочешь стать погонщиком мертвого осла? Оставьте одного, если хотите, сторожить скотину, а остальные на проверку конюшен и заготовку «Уйди-уйди»!

Так называли колючий кустарник, чьи ветки, срубленные и разложенные вокруг лагеря, служили защитой от львов, а сухие и нарубленные на куски — топливом. Ну, ещё они служили причиной порезов и царапин у тех, кто их рубил, поэтому отправка на эти работы служила наказанием. Десятник огляделся и повелительными жестами призвал к себе двух солдат, одного из старичков и одного — из Джаму:

— Анхи, сын Нефера из Сумену!

— Я вижу тебя, отец мой!

— И Анукисхотеп, сын Яхмоса, из Та-Хута!

— Слуга твой покорный, командир!

— Вместе с погонщиками осматриваете хижины, конюшни и заготавливаете уйди-уйди. Старший — Анхи! Вперёд, время не ждёт нас!

Довольно быстро из башни появились жрец и солдаты. Саи-Херу был несколько зелёного оттенка, остальные выглядели получше. Назначенный старшим Себекнехт доложил, что погреб свободен и даже чист, вся гадость творилась на первом этаже. Не мешкая ни секунды, Хори направил в башню четверых штрафников с лопатами — убирать. Нехти спросил дозволения проделать в стене несколько малых отверстий, которые потом заделают — для вентиляции. С учётом высоты башни можно было ловить одеялами ветер вверху и дать неплохую тягу и при малых отверстиях — иначе в башне ещё долго нельзя будет находиться.

— Отец мой и знающий чародей, достопочтимый Саи-Херу, — подчёркнуто уважительно обратился Хори к жрецу, — как мы должны похоронить эти тела?

Он показал на завернутых в драный полог палатки два тельца, которые в этот момент спустили, обвязав верёвкой, сверху. Виднелись только босые ступни, продубленные, как у всякого египтянина или нубийца.

— Я полагаю, поскольку души их потеряны и прокляты, и они представляют угрозу для живущих, их надо сжечь…

— Себекнехт! Ты и Богомол сопровождаете почтенного чародея к колодцу, а затем — обойти округу и обновить черепки проклятий. Остальные — сжечь это с подветренной стороны, что останется — закопать в отхожем месте! Его вы тоже должны выкопать и оборудовать.

Плотники начали ремонт с верхней площадки. Хитрость их была очевидна — не лезть в вонь как можно дольше, но в данный момент Хори был с ними согласен. Уж лучше пусть будет полностью готова верхняя площадка. Её ещё надо будет обмазать глиной — от возможных огневых стрел и чтобы самим разжигать костёр на башне.

Прошло уже довольно много времени с той минуты, когда всем были заданы задачи, и сделано было уже много. Нехти был занят отверстиями для вентиляции, и Хори сам полез на башню — под приглядом и осёл работает резвей. Вопреки ожиданию, штрафники, с обмотанными тряпками лицами, работали как проклятые — видно, им не терпелось убраться отсюда поскорей. Почти все уже было готово, но Хори всё равно скорчил недовольное лицо.

Его манил погреб, почему-то ему хотелось спуститься туда и осмотреть его самому, казалось, там должно быть что-то важное и требующее его взгляда. Он уже направился было к отверстию лаза в погреб, но в это время его позвали снаружи.

— Заканчивайте тут, я пришлю Нехти принять вашу работу, — сказал он и полез наверх. Плотники уже почти доделали настил верхнего яруса в местах повреждений, и он скомандовал остаться одному, а второму с помощником приступать ко второму ярусу. Только дождавшись, что они начали передавать и укладывать доски с верхней площадки, он спустился с башни на улицу. Его поджидал Иштек.

— Жрец сказал, что колодец в порядке.

— Это точно?

— Мы спускались вниз, он смотрел воду, мы ныряли и смотрели на дне. Он проверил талисманами от яда, от проклятий и от дурной еды и воды. Всё хорошо. Вода чиста и её много.

— А где сам жрец? — спросил Хори.

— Он и солдаты, маджаи те, пошли творить черепки проклятий вокруг крепости.

В это время Хори сообразил, что так и не поставил задачу трём спутникам собак, и они вместе со своими поджарыми пустынными овчарками всё еще ожидают его. Молодой командир отправил их обходить лагерь по расширяющейся спирали — в поисках любых следов. Кроме того, он с облегчением заметил, что Нехти по-тихому исправил ещё одно его упущение — все, оставшиеся свободными, старательно (потому что под надзором Нехти) чинили стены вокруг их крепости с гордым именем Хесефмаджаиу. Стена, сооруженная местами из небольших валунов и камней, скреплённых глиной, а местами — чисто глинобитная, огораживала пространство неправильным кривым овалом примерно семьдесят на пятьдесят локтей[73]. Изнутри к стене почти на всём её протяжении лепились, как ласточкины гнёзда под крышей, хижины, какие побольше, какие — поменьше. Зубцов на стене не было — просто она была достаточно толстой, чтобы её защитники могли стоять на ней, ограждённые от напастей более тонкой верхней её частью. Стена была невысока — меньше, чем в полтора роста в верхней точке, и была любопытно и слегка непривычно для Хори устроена в том месте, где был вход в крепость. Проход сверху был накрыт перемычкой, по которой можно было перейти с одной стороны на другую, не спускаясь вниз, правда, выходя из под защиты вала, и лишен ворот. Их и не было никогда, вход заваливали раньше громадным кустом уйди-уйди. Теперь этому кусту надо было найти замену — старый давно сгорел в кострах караванов, проходивших тут, да и о дровах, кстати, тоже надо было позаботиться. И ни одного свободного солдата… Он вышел с пастухами собак за этот проём — посмотрит хоть сам, нет ли подходящего куста? Крепость с незакрытыми воротами казалась беззащитной перед возможным нападением и доступной, как голая женщина с разведёнными в стороны ногами.

— Ничего они не найдут, отец мой, — сказал Иштек, придирчиво обнюхивая свои ногти. Хори и позабыл о нём, а тот всё продолжал бесшумно следовать за ним.

— Что? О чём ты?

— О бойцах тех, собачьих пастухах. Они городские, и собаки их — сторожа, а не ищейки. Дозволь и мне пройтись?

— Давай, но только пока солнце не окажется там, — и он ткнул в точку на небе, — да заодно поищи подходящий большой куст уйди-уйди для заграждения в воротах.

Иштек, не говоря ни слова, повернулся и побрёл, о чём-то разговаривая сам с собой. Он вообще сегодня был на удивление болтлив (для Иштека).

— И не забудь про уйди-уйди! — крикнул ему вслед Хори. Иштек кивнул, даже почти что полупоклонился, и слегка изменил направление своего движения. Хори пошел назад так, чтобы пройти мимо конюшен, сказать погонщикам ослов, что можно напоить животных из колодца. Вообще-то это вносило некоторую излишнюю сумятицу — то ли отменяя, то ли нет предыдущее распоряжение, о ремонте конюшен. Он сообразил это, но уже не стал ничего менять. Колодец был рядом с башней. Хори подозревал, что глину, вынутую при строительстве колодца, тут же использовали на строительстве башни и делая сырцовые кирпичи — адоб — для строительства мазанок — конюшен, складов, а может, казарм, теперь уж и не разобрать. Он как-то видел, как копали такой же. Двадцать человек делали его две недели, и глины было много. По верху колодца было выложено из камней широкое кольцо. Поверх него было перекинуто старое, обглоданное от коры ветром и временем кривоватое бревно акации. В средней части оно было заметно источено верёвками. Воду доставали кожаным ведром на длинной верёвке, которую перекидывали через это бревно и запрягали в нее осла. Сейчас одно из животных уже бойко топало, вытягивая первое ведро с водой. Судя по пройденному им пути, вода была не так уж глубоко, локтях в двадцати-двадцати пяти от поверхности. Всё таки зима, сезон перет, не так жарко, даже, бывает, зябко по ночам!

Ведро-мех перелили в здоровенное, сложенное из камней, обмазанное глиной и, кажется, даже обожжённое после этого корыто-поилку. Ослик водовоз потянулся к ней и, пока не напился, не уходил даже под палочными ударами погонщиков, которые торопились напоить остальных животных. На вид вода при переливании показалась чистой, прозрачной и прохладной.

Только Хори подумал, что неплохо бы попить и самому, как к нему подошёл маджай-десятник и протянул тыкву с водой. Хори благодарно кивнул ему, вытащил затычку из фляги и напился тёплой воды. Они опять вышли за ворота, и Хори, отхлебнув снова из фляги, аккуратно её закупорил и отмахнулся от назойливой мухи.

— Не понимаю я этих воровских негров! Чего уж проще было — бросили бы убитого не в башне, а в колодец, и нет нашей заставы… — сказал юноша, возвращая Нехти флягу.

— Я услышал тебя, отец мой, но ты не совсем представляешь законы этих краёв, — сказал ему Нехти, — Даже во время войн деревень колодцы не трогают и блюдут их чистоту. Если бы они, воровские негры те, сделали бы так, как ты сказал, вся пустыня ловила бы их до их смерти, и умерли бы они в страшных муках. За порчу колодца казнь только одна — в задний проход загоняют четыре колышка. Каждый колышек длиной около локтя, и их так и бросают потом в пустыне, преступников тех.

Хори зябко поёжился, представив подобную казнь.

— Не оставляешь их вниманием? — спросил Хори о строителях стены, меняя тему разговора, — мне кажется, они и так слегка напуганы, наверное, их и погонять не надо… По крайней мере, на стройке и ремонте укреплений — ведь речь идёт и об их жизнях?

— А, ты ещё поймёшь, отец мой… Куда солдата не целуй — везде жопа. Даже боязнь за свою жизнь не в силах победить его лень. Про самое важное для солдата я уже сказал. А для командира самое важное — чтобы у солдата всегда было много работ и мало времени на глупости.

В это время оклики одной из охранных групп привлекли их внимание.

По дороге, по направлению из диких земель к башне, медленно и безразлично, крайне устало, шли три или четыре нубийки и два груженых осла, тощих, со свалявшейся шерстью и резаными ушами.

Загрузка...