Ненужная крепость

Глава 9

Утро началось так рано, что было ещё поздно. Лишнего пива и вина вчера не было, потому все встали легко, вспоминая вчерашнее пиршество от щедрот коменданта крепости. Началась беготня с получением всех припасов и имущества, что заняло много времени. Нехти принимал всё придирчиво и старался — с запасом, запуская руку куда мог дотянуться.

— Если бы вторая была здорова — запустил бы обе, — ответил он Хори, сказавшему ему эту фразу, — нам всё это пригодится, вот увидишь!

Здоровенные пехотные осадные щиты сдали в арсенал. Хори с грустью смотрел на эти чудовища — сколько сил и масла потрачено на то, чтобы привести их в сносный вид! Длинные пики отправились туда же. Взамен были получены короткие копья, пригодные и для того, чтобы их метнуть, и для пехотного боя, и добрые луки на всех, не могучие луки марьяну, а маленькие, но достаточно тугие, склеенные для этого углом и усиленные жилами. Хотя и лучников, способных управиться с ними, было, как справедливо заметил десятник, только двое. А стрелять из лука враз не научишься. Но Нехти и Хори, совещаясь вчера, решили погонять новобранцев на месте — время, как они надеялись, будет. Пращи были обмятые, но крепкие. Пучки стрел, колчаны, нарукавники, запасные тетивы, точильные камни… Мечей или кинжалов получше добыть не удалось, но палицы, метательные из дерева и с каменным навершием для рукопашной, и стёганые пояса получили все. Кроме того, Нехти, посмотрев на их ноги, хмыкнул и добыл тройной набор прочных кожаных сандалий на толстой подметке. Тростниковые на пустынных камнях быстро истреплются в мочалку. Получили даже походные жаровни из известняка, палатки и одеяла, еду и еще тысячу нужных вещей. Все придирчиво проверили.

Караван был довольно велик — помимо десятка Хормени и семёрки Нехти, в последний момент в их отряд включили ещё десяток пастухов собак с псами. Они были без десятника, просто приданы отряду, и Хори назначил над ними старшим Нехти, поскольку совершенно не представлял, что с ними делать. Кроме того, с собой следовало взять запас продуктов на всю эту ораву людей и зверей, запас воды — в башне был колодец, из-за него-то она и стояла в этом месте, но никто не знал, сколько он сейчас воды даёт и какой. Помимо всего прочего, Хори держал в уме, что был и риск того, что дикари отравили источник — он не знал, что это маловероятно для жителей пустыни. Опять-таки, никто из них не знал, не потребует ли и сама башня ремонта, ибо заброшена она была давно. Поэтому в караване прибавился десяток вьючных ослов с мехами воды, глиняными сосудами с зерном, которые, как сказал Нехти, и пустые потом пригодятся, перемётными сумами с другой едой, драгоценными в пустыне досками и древесиной, а также инструментами. Ослов должны были вернуть в крепость трое погонщиков, тоже увеличивавшие их процессию. Нехсиу успокоил слегка оторопевшего Хори. Он сказал, что всегда так и бывает — чтобы довести десяток людей до места, приходится ещё два десятка задействовать. Как бы то ни было, Хормени ещё никогда не командовал такой толпой, и уже всерьёз начал опасаться за успех похода. Честно говоря, он запаниковал. До этого вполне справлявшийся, юноша стал суетиться, делать сам то, что должны были сделать другие и не делать того, что сделать был обязан. Хорошо, что Нехти это вовремя заметил, и сумел слегка привести его в чувство, да и просто взял на себя значительную долю руководства, сделав вид, что это ему приказано. Хори было стыдно, но, в отличие от матери в подобных ситуациях, темнокожий десятник с рукой на перевязи не вызывал раздражения. Вообще, мелькнула малодушная мысль свалить всё управление караваном на маджая, но Хори смог её победить.

Перед выходом Хори построил отряд и объявил, что скажет короткую речь. Нехти искоса глянул на него и слегка кивнул — то ли сомневаясь, то ли одобряя…

— Не все из вас привычны к Красной земле. Я думаю, пастухам собак и тем, кто давно здесь служит, это всё давно известно, но говорю для всех и спрашиваю всех. Кто ваш злейший враг в пустыне?

— Лев? — неуверенно спросил кто-то из анху.

Хори молчал.

— Пыльная буря, — утвердительно сказал один из старичков.

— Пересохший колодец, — а это уже один из пастухов собак.

— Вы. Вы сами, точнее, ваша глупость и самоуверенность. Не ленитесь думать. То, что было привычно в Абу, неприемлемо тут. Оценивайте, что будет после вашего каждого шага. Отходя от лагеря по нужде — возьми тыкву с водой на день. Уже справляя нужду — смотри, не наступишь ли ты на змею или скорпиона. Они не бросятся на вас сами, но Селкет[71] и Уаджет наделили своих детей способностью защищаться, если вы будете опасны для них. Ложась спать, окружи себя волосяной верёвкой. Устало плюхаясь на камень — глянь, не вышла ли погреться фаланга на тот же камень. Загребая песок сандалией, подумай — не скрылась ли там змея. Я думаю, что лучше вам скажет десятник Нехти.

Нехти, одобрительно слушавший молодого командира, хрюкнул и откашлялся.

— Ну, всё верно сказано. Короче, ты одной рукой рули, а второй смотри! Я в пути присмотрюсь ещё, чего вы стоите, и тогда подробно всё приподобъясню. И — ваше обучение продолжается, молодёжь! Вы еще не солдаты двери Великих Врат, и только делаете первые шаги в эту сторону! Вы пока — переодетые и бритые домашние детки, которые думают, что они знают и умеют всё о войне. А вот если некоторые думают, что я затылком не увидел, как они нагло улыбаются мне в лицо всеми своими мыслями при постной морде на лице, те прекрасные люди страшно просчитались, и по прибытии на место войдут в жестокий прогиб, как последняя завитушка на молодых усах гороха. И бегать эти кто-то будут как молодые куланы от льва и обратно взад-назад. Я понятно их донёс, мысли те? А то, если кто что недопонял своей головой — доучит ногами, — и он повернулся к вытянувшимся в струнку своим старым подчинённым, которые, казалось, даже дышали через раз в эту секунду. Чуть замедленно сообразив, молодёжь тоже подобралась и даже обошлась без гыгыканий.

— А ну разойтись грузиться и таскать! — рявкнул десятник, и все, включая собак, припустились выполнять, ещё даже не поняв что. Хори восхищенно его выслушал и вздохнул — ему до такого было ещё далековато. Постепенно метание стало осмысленным, и припасы живо стали распределяться между теми, кто их понесёт — ослами и людьми.

Помимо всего этого столпотворения, готовящегося в путь, с командирами стоял также какой-то писец из крепости — впрочем, Хори к нему не приглядывался. Правитель прислал папирус с приказом взять с собой писца «чтобы оценить потребность в ремонте и его размер», и вот он шёл с отрядом. Как и жрец из храма Гора, владыки Кубана, Саи-Херу (впрочем, из младших по чину) — дабы снять возможные злые чары, обновить черепки проклятий, закопанные на дороге, и, заодно — проверить, не отравлена ли вода и не оставлено ли заклятий. Жрец был довольно велик годами (так казалось Хори), довольно мал для этих лет чином, но надут от гордости, тучен, чванлив и спесив. Он имел на всё своё мнение, рядом с которым ничьё другое в расчёт приниматься не могло. Он знал всё лучше всех и напрягял весь караван поголовно, включая даже ослов, которые его дружно невзлюбили и пытались или лягнуть, если он проходил сзади, или укусить крупными жёлтоватыми зубами, если он был впереди.

Никто и не ждал, что жрец будет что-либо делать по сборам отряда или потом — по обустройству лагеря, но того, что он затребует, чтобы его несли на носилках, тоже как-то не планировали. Хори, поймав беспомощный взгляд Нехти, понял, что это тот вопрос, который решать нужно именно ему. Ясно было, что маджай и должностью не вышел, да и портить отношения с жрецами ему было не след. Иное дело — приезжий свежеиспеченный офицерик — мальчишка явно не из простой семьи. Хори пригласил жреца в сторону и вежливо объяснил, что нести его получится только за счёт груза, так что возможным это не представляется. Если бы тот не начал кричать, никакого урона ничьей чести не было бы. Но — Хори был слишком юн, чтобы сдержаться, когда перед его носом размахивают руками, брызгая в лицо слюной и окатывая волнами тяжёлого нездорового дыхания изо рта. Он и не сдержался, громко сказав, что самое большее, что он может сделать для почтенного жреца — это позволить навьючить на осла его имущество. Хотя лично он, Хори, не видит, чем несчастное животное это заслужило, и чем один осёл хуже другого. Сказано было громко, хлёстко, и за глаза теперь никто жреца иначе, чем «заслуженный осёл», не называл. Но Хори уже сам себя ругал в душе за эту резкость — как теперь солдаты будут верить в силу заклинаний, как они могут уважать жреца? Да и врага нажил, причём из жрецов, каким бы он ни был…

До сторожевой башни, до которой был всего неполный шем, добирались за два с лишним дневных перехода — груза было много, Хори не хотел изматывать недавно раненых ветеранов и, в то же время, старался побольше нагрузить свой десяток, компенсируя их неопытность тяготами и испытаниями. Тем не менее молодечество и жеребячество у анху из Джаму Нефер временами вырывалось в самое неожиданное время и по самым неожиданным поводам. Лишь во второй половине дня они выдохлись и понуро переставляли ноги.

Но вот порозовевшее-полиловевшее небо показало, что первый день похода близок к концу. Становилось прохладно, да и вообще следовало подумать о ночлеге и ужине, хотя прошли и меньше задуманного Хори. Еще в начале пути, как только они отошли от крепости, по тихому совету маджая, Хори выслал вперед и по флангам три дозора, в каждом было по два человека и собака. Время от времени они возвращались к процессии и докладывали свои наблюдения. При последнем возвращении головного дозора Хори отправил вместо них троих ветеранов из Кубана и Нехти за старшего — выбрать подходящее место для ночёвки и начать его готовить для стоянки.

На взгляд Хори, а уж тем более Нехти, ночёвка прошла спокойно. Было холодно, как бывает в пустыне ночью даже летом, в самую засуху, а сезон Шему все же еще не наступил. Все сбились в кучу и накрывались одеялами по двое — топлива было маловато и его надо было поберечь. Тявкали шакалы, плакали недалеко гиены — что тут такого? Лагерь был под защитой ночных дозорных, сменявших друг друга, ограды из ветвей колючего кустарника уйди-уйди и собак. Горели костры из сухих ветвей того же кустарника. Ближе к утру охотящийся лев навёл своим рыком панику на ослов. И на жреца, который вскочил и заметался по лагерю, ища убежища, дав лишнюю пищу шуткам и сравнениям. Лев был далеко, и до лагеря ему не было дела — чего ж кричать и биться раненой птицей?

Второй день и вторая ночь были похож на первые, как близнецы. Привыкшие к Хапи, не знающие пустыни, мальчишки притихли, а может — устали. Кроме того, рядом с Хапи ночью было теплее, а тут по ночам было холодно. Даже пар шёл изо рта под утро. В середине третьего дня, в самый разгар дня, впереди, в низине, среди красной глины и колючих камней, показалось тёмное пятно зелени вокруг колодца и ещё одно, большее — вокруг пруда. Их путь до места, где ближайшее время придётся служить, подходил к концу.

Башня была построена давно, но не это ей навредило. Она, когда-то ухоженная и обороняемая, была заброшена спустя пару лет после Большого мятежа — за, казалось тогда, ненадобностью. Во-первых, власть казалась прочной как никогда — бунт стёрт в пепел на ветру и развеян, новый князь ретиво взялся за дело, расставляя верных людей и проверяя всё и вся. Во-вторых, эта тропа была не торной — несколько источников на ней пересохли, и купцы, царёвы слуги и просто путники со временем освоили новую, западней — переходы между колодцами там получались меньше. Вода важна даже сейчас, в прохладу, а летом без неё смерть, быстрая и злая. Так что гарнизон из башни сняли, а саму башню на время словно забыли.

Это было трёхэтажное строение из камня и сырцового кирпича, круглое, плавно сужающееся к вершине от трёх человеческих ростов внизу до двух вверху. Потом она вновь расширялась и образовывала круглую смотровую площадку с глинобитными зубцами. В первом этаже, как знал десятник, был выкопан подвал для припасов, довольно глубокий и раздуввавшийся вниз подобно груше. Толстые, в половину человеческого роста стены выше подвала оберегали защитников башни и от возможных врагов, и от погоды, сохраняя подобие прохлады даже в самую жару, особенно если смочить стены водой изнутри, и тепло зимой. Правда, они не спасали от насекомых и ящериц. Здесь, помимо мух, докучали еще и мелкие злые комары. Вход был на третьем этаже, к нему раньше добирались по верёвочной лестнице, а теперь — никак не добирались. Окон и других отверстий не было — ни врагу шанса, ни песчаной буре. Когда-то единственный темневший на буро-розовой стене проём, наверное, закрывался дверью, но теперь ничего не мешало ветру пустыни ворваться внутрь. Между собой этажи должны были сообщаться деревянными или верёвочными лестницами, проходящими сквозь люки в настилах ярусов. Их зёвы были не ровно один под другим, а смещались по кругу — если кто-то упадёт, так хоть не до самого дна… Основанием для дощатых перекрытий между этажами служили вмурованные в стены брёвна. Некогда белёная — не по прихоти, просто так прохладней летом, ныне башня облупилась и по цвету не отличалась от окружающей пустыни. Но не это беспокоило десятника-маджая. Дерево в пустыне — великая ценность. Он заранее был уверен, что полов и лестниц в башне нет. Веревочные лестницы с запасом везли в одном из хурджинов. Небольшое, но достаточное количество досок (из драгоценного дерева ма-ма, привезённого с юга, другого просто не оказалось на складе!) тоже везли с собой. Но вот уцелели ли балки? Взять их было неоткуда, несколько чахлых деревьев у колодца проблему не решали, да и срубить их рука не поднимется. Так что если их нет, жить придётся в палатках вдоль местами каменной, местами саманной стены-ветролома, да глинобитных мазанках, прилепившихся к ним. Не так уж и здорово, тем более что большая часть мазанок уйдёт под склады. Почва была глинисто-каменистая, но пыли и песка хватало, кроме того, ни припасы сложить, ни укрыться от непогоды, пока мазанки не будут отремонтированы. О бунтарях Нехти и не думал — он не сомневался, что злодеев уж не сыскать. Две с половиной недели — достаточный срок, чтобы следы остыли. Ему жаль было их пленников и пленниц, но что толку горевать о невозможном? Если бы его спросили, хочет ли он отомстить, он бы лишь пожал плечами. Во всём произошедшем не было ничего такого, чего бы он не видел раньше. Он сам так же нападал на деревни врага. Или объявленных врагами. Война, малая война — часть жизни в пустыне. Борьба за колодцы, пастбища. Он не испытывал ненависти к врагам. Убивал — да, но без злости, а как необходимость. Война между кланами и племенами иногда затевалась по договору их старейшин и вождей — просто чтобы уменьшить число обитателей того или другого края пустыни до уровня, который она могла прокормить, и попутно — завоевать славу воинам. Он впитал эти нравы с молоком матери, но сейчас он давно служил в войске Та-Кем, и воевать из-за угрозы голода нужды не было. Его десяток пострадал меньше всех. Он жив и уже почти здоров. Попадутся ему эти презренные негры в бою — он сразится. Убьёт он их — так тому и быть. Убьют его — ну, это рано или поздно случится. Возьмет их в плен — так зачем их убивать, это добыча, и довольно ценная… При всём том он не считал их ни соплеменниками, ни ровней себе — дикие, они и есть дикие. Мимоходом он исправил ошибку молодого командира и назначил в охранение вокруг крепости три двойки — каждая из лучника и собачьего пастуха со своим питомцем.

Хори же жадно смотрел на оазис — ему было любопытно, где пройдут ближайшие его дни и недели? Наконец они приблизились настолько, что башня уже была отчётливо видна. Вернулся передовой дозор — в крепости никого нет. И ничего, включая кожаное ведро, которым черпали воду из колодца. Правда, на вопрос Хори, удалось ли проникнуть внутрь башни, выяснилось, что — нет. Нехти сообразил быстрее — все боялись проклятий диких колдунов. Запасное ведро было предусмотрено, его достать недолго, но проверить, что и как внутри башни нужно ещё срочнее.

На удивление хорошо проявил себя Саи-Херу — он, услышав, в чём дело, спокойно и ничего не боясь подошёл к башне, обошёл её, бормоча заклинания и молитвы, трижды посолонь, встал, достал из поясной сумы какой-то черепок и уложил его на камень. Призвав в свидетели Хора и Осириса, разбил черепок и провозгласил что так же, как и этот кусок обожжённой глины, с помощью Гора, владыки Кубана, сейчас треснули и разрушились все возможные злые чары и козни. Затем он величаво подошёл к Хори и сказал, что в ближайший же день надо проехать по тропам вокруг и закопать черепки с проклятьями всем, кто дерзнёт со злыми мыслями и нечестивыми намерениями по ним пройти или проехать. Все ритуалы и действия, все слова были проделаны и произнесены с таким спокойным достоинством, что Хори даже засомневался, когда жрец являл истинное лицо?

После обряда Саи-Херу поставил неподалёку малый жертвенник, сноровисто развёл в жаровне огонь с помощью принесённых в специальной клети углей, в которые он время от времени всю дорогу подбрасывал дрова. Принеся в жертву пиво, вино (по глотку — богу, по два — себе), зерно и сушёную рыбу, он бросил на угли какие-то травы и небольшие кусочки какого-то дерева. В воздухе приятно запахло пунтийскими благовониями.

Теперь уже никто не боялся лезть в башню, но Хори выбрал Иштека, к которому уже приклеилась новая кличка — Богомол, и в напарники ему — одного из своих молодцев-анху, знакомого ещё по школьным временам, Тури. По команде Хори анху построили что-то вроде живой пирамиды — трое в нижнем ряду лицом к стене и уперевшись в нее руками, двое у них на плечах, тоже лицом к стене, и двое, самых рослых — сзади, слегка пригнувшись и упёршись в переднюю тройку руками. Хори и последний из десятка анху (ещё один был в дозоре) стали лицом в обратную сторону, сложив руки в замок и слегка присев. Всё это они отрабатывали в лагере — придумали сами, как быстро влезть на стену, если нет ни лестниц, ни верёвок. Нехти крякнул — не то одобрительно, не то осуждая их торопливость. Богомол, достававший из хурджина верёвочную лестницу и добывавший моток верёвки из другого вьюка, только что повернулся и с слегка удивлённым спокойствием смотрел, как, встав на руки Хори и его соседа ногами и подброшенный ими, птицей взлетел Тури сперва на плечи двух высоких, затем, когда они разогнулись — на верхних. И вот он уже наверху, но — немного не достаёт до проёма. Богомол дожидался, нюхая свои подмышки и плечи, пока Тури слезет, а потом повторил его манёвр, правда, с меньшей ловкостью в силу отсутствия привычки и того, что пирамида чуть не распалась стихийно после того, как Тури спустился. Но оклик Хори остановил закопошившийся живой помост. Иштек вскарабкался, не забыв ни лестницу, ни верёвку, ни факел, который заткнул за пояс на спине. Неясно было только, как он его разожжёт. Ему вполне хватило роста и длины рук. Зацепившись за края проёма, он нырнул в темноту. Через несколько томительных минут из окна вылетела верёвочная лестница и показалась голова Богомола:

— Балки на месте, командир. Здесь никого нет, по крайней мере, на двух верхних этажах. Но есть что-то… Я слезаю…

И он живенько спустился по закреплённой лестнице.

На этот раз, не поняв из речи Богомола ничего толком, Нехти решил лезть сам, но, пока он высвобождал руку в лёгком лубке из подвеса, Тури уже взлетел вверх — приказа ему никто не отменял. И, не успел Нехти подняться, как Тури высунулся из проёма, морща нос, и помахивая перед ним рукой.

— Здесь нагажено, как… Даже не знаю где!

Нехти влез, оттеснив Тури из проёма, и осмотрелся. Третий этаж был высотой примерно в четыре локтя. Стены, некогда белёные, облупились и потрескались, кое-где закоптились от факелов дочерна. Поставцы для факелов были вылеплены из глины, обожжены и вмурованыв стены, вместе со стенами же они сохранились, и это было хорошо. Сохранились местами также и надписи, оставленные солдатами, и буро-ржавые пятна прихлопнутых комаров — здесь, в оазисе, они должны были донимать всерьез. Полов на балках не было, и следовало их немедленно сделать. А запах, и в самом деле, был сильным. Слишком сильным. И пахло не только дерьмом, что ему очень не понравилось…

— Зажги факел и спускайся наружу, — сказал он Тури и поднялся наверх. Осмотревшись вокруг со смотровой площадки башни, он скомандовал трём двойкам — из лучника и пастуха собак — занять позиции вокруг, наблюдая за подходами, двум молодым солдатам он приказал подать ещё одну верёвочную лестницу и тащить доски для настила. Хори поднялся к нему. Отмахнувшись от мух, он поморщился:

— Ну и запах…

— Самое плохое, что ему нет двух недель. Надо спускаться и смотреть.

— Ты хочешь копаться в дерьме?

— Не хочу. Но надо. Ты сможешь на охоте определить по помёту, когда орикс был на водопое?

— Но это ведь другое…

— Нет, не другое. Только здесь ещё и на тебя могут охотиться. Считай это охотой на львов, причём их всегда больше. Хочешь — не хочешь, а придётся забыть брезгливость и научиться разбираться в сортах говна! Да и не только им пахнет, неужели не почувствовал?

Поднимаясь, они не брали с собой щиты и копья. У Нехти с собой были меч-хопеш, маленький кинжал в ножнах и булава, и теперь он пристроил их так, чтобы было удобно выдернуть их из-за пояса, а ножны кинжала перевязал на левое предплечье, поверх лёгкого лубка, который всё еще носил. Поморщивщись, он ухватился больной рукой за узел, которым была ввязана верёвочная же ступенька в основной канат. Хори был с одним лишь своим полумечом-полукинжалом.

— Возьми факел и свети, молодой господин. Что бы ни случилось, не вылезай там, внизу, передо мной, понял?

И они начали спускаться вниз по верёвочной лестнице — деревянная сохранилась, но некоторых ступенек не хватало, а прочие могли быть ненадежны, уж лучше так, пока лестницу не починят. Нехти спускался первым, Хори вторым, светя себе и маджаю зажженным факелом. Воздух, казалось, состоял из смрада и гудения мушиного роя. На уровне балок второго этажа нубиец приостановился и внимательно оглядел все вокруг и внизу. Второй этаж тоже был около четырех локтей в высоту и, в общем, выглядел копией третьего. Кое-где сохранились остатки настила и деревянная лестница вниз — первый ярус был выше всех прочих, около пяти локтей в высоту. Шириной внизу башня была двенадцать-тринадцать локтей. Дощатый настил внизу не был нужен — за исключением погреба по центру, там был утоптанный земляной пол. Дерьма было много, но было ещё кое-что похуже.

На полу первого этажа, ровно напротив, с обеих сторон от дыры погреба, лежали два похожих на изломанные куклы детских трупа.