– Нужно выпить все, – вдруг сказала тьма голосом Лукреции.
Тонко тренькнуло, будто зеркало разбилось. Зубы мерзко стучали о фарфоровый край, в горло потекло, я глотнула.
“Чай из синей банки”... Она его с собой возит?
Рукам было скользко, а правой еще и очень больно. Ба помогла мне допить, избавила от чашки, схватила повыше запястья – с пальцев капало, и было не понять, откуда – и потащила в ванную.
Отмытая кисть явила содранную едва не клочьями кожу на фаланге. Фууу… Вот везде бы мне такую целеустремленность. Пока я шипела и поднывала от щипучей боли, Лукреция провела шмон по шкафчикам, добыла аптечку и с оскалом бывалого вивисектора опрокинула мне на рану пару флакончиков с антисептиком и чем-то заживляющим. Я взвыла, она огрела меня по лбу своим жезлом и принялась гудеть над пальцем. Когда стало совсем не больно, ба выдохнула. И я поняла: самое жуткое будет сейчас – вопросы.
Перед экзекуцией меня заставили выпить еще чашку чая.
– Я пришла в разгар вашей с Холином радостной встречи. Искрило на весь зал, – начала Лукреция.
– Ты же хотела посмотреть на скандал, – отстраненно ответила я.
– Я хотела посмотреть, а не поучаствовать. Мика, что происходит? Эти ваши танцы… Не могли просто по-человечески поорать друг на друга раз было из-за чего? А то одна с горящим глазами выбегает прочь, второй тихо бесится и тоже вон, Альвине куда-то пропал, Халатир лыбится, будто все так и надо, Арен-Тан с бокальчиком и акульим взглядом из угла наблюдает, а у приглашенных эльфов гляделки круглые от любопытства. Угадай, к кому они все за ответами побежали?
– А ты сюда? Прятаться?
– Ни стыда, ни совести… – упрекнула Лукреция. – Твое счастье, что пришла, а то так и стояла бы тут с безумными глазами в луже крови. По-другому нельзя было?
– Нельзя, сама же сказала, что в суть вросло, – я покосилась на погасшее кольцо. Луж крови тут не было, это ба преувеличивает, так, накапало слегка, но очищающее заклинание хорошо работает, уже и не видно практически. И платье чистое. – Ба, а когда ты вошла, тут со мной больше никого… не было?
– А кто должен был быть? – насторожилась она, и ее глаза превратились в два буравчика.
– Никого, кажется…
– И давно кажется?
Я неопределенно пожала плечами и на зеркало покосилась. Лукреция посмотрела вслед за мной, но с того угла кровати, где она сидела, ей смотреть было неудобно, вот так, со взглядом не пойми куда, она и сказала:
– Нельзя было тебе в некромантки идти, а с Холином связываться и подавно. Это его тьма твою разбудила.
– Ты поэтому меня Альвине сватала? – Лукреция коротко кивнула, продолжая смотреть в сторону. – Сколько нужно света, чтобы избавиться от тьмы? От всей?
– Весь свет.
– Уходи.
– Мика…
– Уходи. Не Холин меня разбудил, чудовище родилось из вашего с отцом молчания, недоговорок и тайн.
– Мика…
Я молча встала, подобрала с пола кольцо и бросила его в ларец к другим украшениям. На миг задержала взгляд в зеркале. Платье сидело идеально. И янтарная капля. В глубине глаз дрожала искра, синяя… зеленая… алая… Безумно красиво. Когда обернулась, в комнате уже никого не было. Только руку саднило и дергало. Руку, не сердце. Это куда легче.
В стекло снаружи постучали. Я отодвинула занавеску и открыла окно.
– Прогуляемся? – сказал эльф и подал мне руку.
Я неловко ступила на подоконник, платье мешало. Альвине ссадил меня на траву, подхватил руку и подул-пошептал на ранку. Я вздохнула и обняла его.
– Не скажу, что мне это не нравится, но обычного “спасибо” было бы достаточно.
– Куда мы идем?
– К границе Золотого леса, только тсс, без разрешения Фалмари туда нельзя соваться.
– Зачем же мы идем именно туда?
– Там полно светлячков. Ты пропустила Вечер небесных огней, а светлячки – это почти то же самое, только помельче. И не так высоко. Но их больше.
Я окончательно перестала понимать, что вокруг меня происходит. Арен-Тан с его тестами, Холин с упреками, Ясен какую-то дрянь подсунул, а я. как дура, выпила… Или это уже была Лукреция с успокоительным? Хорошая вещь, надо с собой носить и прикладываться почаще, а что мозги в кашу, так у меня там и так порядка нет. Вот сейчас, к примеру, иду смотреть светлячков, которые почти то же самое, что фонарики.
Почти то же самое… Ясен первый был, кого я из них двоих встретила, а потом Альвине влез и своими же руками меня оставил там, где я Мару попалась. Вот такой вот темный треугольник...
Одуряюще пахло травой и жасмином. На скамейке было влажно от росы. Эфарель пожертвовал верхнюю часть своей этой непонятной одежды, чтобы усадить меня. Прошел чуть вперед и обернулся. Тьма… до чего же он все-таки красивый
– Теперь смотри. – Пальцы врастопырку корзинками сложил и будто воздух от себя оттолкнул. Усыпанные цветами кусты мотнулись, и с них горошинами во все стороны порскнул свет, очертив фигуру Альвине. Какой-то дурной жук врезался Эфарелю в глаз, и он совсем даже по-человечески ругнулся бездной. Посмотрел своими дивными глазами. Было светло от луны и от взбудораженных светлячков. Некоторые уже прекратили метаться, сели обратно на куст и теперь казалось, что в чашечках цветов тлеют золотистые искры.
– Ты плачешь. Это было так ужасно?
– Это было очень красиво, ты – очень красивый…
– Ты тоже очень красивая, – в тон мне отозвался Альвине и голову на бок склонил. Нашел, кем любоваться.
– Почему у меня все не как у людей? – я стерла воду с лица.
– Ты ведьма, а у ведьм все всегда не так, даже если все именно так и должно быть, – непонятно ответил он.
– Я согласна.
– С чем, звездочка?
– Я принимаю твое предложение, Альвине Эфарель, – сказала я и зажмурилась, чтоб не видеть прекрасных глаз с оттенком затаенной грусти, – давай поженимся.
– Митика, не нужно, не решай в порыве обиды, – он присел рядом и взял мои мокрые от слез руки в свои, достал платок, аккуратно и осторожно вытер. Достал другой, будто у него в кармане пространственная дыра в ящик с платками, и потянулся к лицу. Я мотнула головой, и он просто вложил платок мне в руки. – И потом, это немного жестоко с твоей стороны, так говорить. Ведь я и согласиться могу.
Темные ресницы опустились, скрывая взгляд. Я вздохнула.
Раздались шаги, с жасмина снова посыпались светлячки, а из тени появился Халатир собственной персоной.
– Мало того что пришел, куда гостям запрещено, так еще и девушку до слез довел. Наказать тебя, тьен Эфар?
– Я и так наказан, нолдор Фалмарель.
– И то верно. Поэтому я пойду показать ей Золотой лес вместо тебя, раз ты за триста лет так и не научился обращаться с девами. Мироздание жестоко карает за женские слезы.
– Разве это не про слезы эльве поговорка?
– Она веда, они пришли в мир раньше нас. Идемте Митика, пусть этот грубиян остается здесь один.
– Альвине?
– Иди, я подожду.
Мне не очень то хотелось идти куда-то с Халатиром. Если Эфареля, которому (мрак и тьма!) триста лет, еще можно было понять, то что творится в голове у этого представителя дивного народа – вообще за гранью. Интересно, сколько лет ему?
– Думаете Арен-Тан здесь только из-за вас?
Я не ожидала, что он заговорит, и запнулась. Халатир поддержал. Его руки были холодными. Не так, будто он замерз, а как у вампира.
– Зачем же еще? Он ясно дал понять.
– О, конгрегация любит совмещать приятное с полезным. Вообще-то им нужен наследник Эфар. Иногда. Все дело в привратных лентах. Умельцев, которые их наносят, Арен-Тан в их числе, в мире было четверо. И Альвине. Четвертый недавно умер. А они парами работают.
– Но он же чистый свет, а привратная лента – это темное руническое плетение!
– Кто вам этих глупостей наговорил? Это плетение на Изначальной речи. Знаки вовсе не темные, они просто отражают в другой плоскости. А Альвине мало того, что, как вы сами сказали, – чистый свет, так еще и голос имеет с нужной модуляцией. Привратную ленту именно что поют и именно светом. Так что, Митика, при самом дурном стечении обстоятельств, он вам сам эту прелесть в паре с Арен-Таном и напоет. Прошу…
Халатир сделал приглашающий жест и пустил вперед желтого, как луна, светляка. Из заросшего плющом проема дохнуло влагой, и мне живо вспомнилась пещерка оракула.
– Оракул в другой стороне, – растянув губы в улыбке, сообщил Фалмарель, – а это просто красивый грот.
– Зачем вам мне его показывать?
– Затем же, зачем Альвине привел вас к границе Золотого леса, чтобы утешить и сделать что-нибудь приятное.
Еще несколько светляков взмыли вверх и блики заплясали на матовых и прозрачных, больших и бисерно мелких сталактитах, усеивающих свод грота и стены. Волшебно.
– Мне жаль, что так вышло на балу, я слышал вашу боль. И его боль тоже, – сказал Халатир и прочел, будто пропел:
Теплее света мне твоя любовь,
Нужнее света.
Живи, а я - как-будто
Буду.
Где-то.
Я вздрогнула от эха, отозвавшегося голосом Альвине, утешавшего меня на балу: “Дыши… Я здесь, я всегда здесь… буду… где-то…”
– Но я только глашатай в руках судьбы, – продолжил Фалмарель. – Оракул хотел вас видеть, а Голос уже не может надолго покидать источник. Моему сыну было предречено найти счастье после смерти, а мне – написать и отправить два письма с одинаковым текстом. А затем сделать кое-что еще. Я был уверен, что вы придете в Фалмари-мар с Мареком Холином, а наследник Эфар – один или не приедет вообще. Но вышло наоборот. Причем Альвине как раз прибыл с подходящей парой, вы – нет. Кажется, я уже это говорил.
– Как так, я ему в пару подхожу, а он мне не подходит? Как со счастьем быть?
Халатир рассмеялся, смех хрустальными бусинами разбежался по гроту:
– Счастье, Митика, это когда тот, кто вам не подходит, к вам не подходит.
Уморил, весело ему, я может и рада была бы, если б тот, кто надо, подошел, вот только как понять, подходит или нет? Тьма… совсем запуталась.
– Идемте, я вижу, что вам уже довольно на сегодня красот.
Я пошла следом, глядя на узкую спину в светлой, расшитой растительным орнаментом одежде. Что? Мы вроде не отсюда шли?
Над головой шумели золотыми листьями старые-престарые ясени. Под ногами тоже было полно золота. Луна пряталась где-то в ветвях, но здесь было до странного светло, несмотря на ночь.
– А как мы здесь?
– Просто вышли с другой стороны, если пойти вон там, выйдете как раз к вашему павильону, – Фалмарель махнул рукой и широкий рукав традиционного одеяния распахнулся шелковым крылом. Он огляделся, словно что-то искал, и повернулся в сторону небольшой и какой-то чересчур ровной площадки, от которой…
Ключ, проявляясь поверх платья, отозвался тягучим пульсом.
– Стойте!
– Еще слишком рано, – сказал эльф и сделал несколько шагов. Листья метнулись к краям площадки, а меня неумолимо охватывала дремотная мгла.
– Не шевелитесь! – выкрикнула я, и до боли сжала вытягивающееся клинком мертвое железо, чтобы отогнать внезапный сон.
– И не собирался, – сказал Халатир, стоя в центре рунного круга. – Я как раз там, где должен быть. А вы, Митика? Вы – там?
Там, за порогом…