Да, это был правильный отдых! Келимаса в пузатой бутылке понемногу становилось меньше, но именно что понемногу, покойная тишина казалась оглушительной, на душе было благостно, и над песчаным берегом звучал голос Тарины Тареми, высокий, с неповторимой легкой хрипотцой:
Все лебеда и бред,
пристанище сует,
пристанище сердец,
разбитых и уставших
от призрачных побед,
от неизбывных бед,
и от напрасных лет,
и от друзей предавших…
Казалось, он остался один на всей планете – наедине с океаном, мерцавшим мириадами отражений звезд. Селена за это время передвинулась гораздо левее, как ей и полагалось согласно законам небесной механики, так что теперь зеленовато-золотистая невесомая дорожка пропала из бухты, а густые черные тени от башенок и корабля, соответственно, сдвинулись правее.
Все – суета сует.
Я – колокольный бред,
поют колокола
по без вести пропавшим.
А их в помине нет…
Сварог давно уже не сводил с Селены задумчивого взгляда. С некоторых пор у него настойчиво кружило в подсознании что-то, связанное и с Селеной, и с небесной механикой, – и оставалось на тех глубинах, где не поддавалось превращению в слова. Иногда это легонько раздражало – но он никак не мог понять, что это за очередная заноза и с чем связана. Знал одно: это всегда было неспроста. Рано или поздно такое всплывало из глубины, и порой это ровным счетом ни к чему не приводило, а иногда кончалось чем-то серьезным и даже кровью. И никогда нельзя определить заранее, чем все кончится. Нужно, коли уж все так обернулось, узнать у Латрока: не способна ли современная медицина извлекать из подсознания…
Он невольно вздрогнул, полностью сбившись с мысли, – совсем не высоко над ним бесшумно прошел большой продолговатый предмет, на миг накрыв черной тенью, прошел от обрыва к бухте. Завис в воздухе над кромкой берега – теперь было ясно, что это брагант, – бортом вперед подлетел к Сварогу и аккуратно опустился на песок уардах в трех от стола. Автопилот такие штучки не откалывает – за клавишами сидел человек, лихой воздушный акробат.
Теперь Сварог прекрасно видел, что брагант межпланетный, скоростной: по борту от носа до кормы – полоса затейливого металлического плетения шириной пару ладоней, на крыше – тройной рядок серебристых призм. Сварог представления не имел, для чего вся эта красота служит, но она составляла неотъемлемую принадлежность именно что межпланетного скоростного браганта. Лунный свет слегка искажал краски, но можно было все же определить, что брагант – вишневый с черным верхом. Именно такую расцветку обожала почему-то одна прекрасно ему известная особа…
Ну так и есть – щелкнула дверца, вылезла Канилла Дегро и направилась к нему, издали улыбаясь во весь рот. Шла она танцующей пляжной походочкой беспечной фланерши с золотых пляжей Кардоталя, да и одета была соответственно: белые шорты, расшитые красными и розовыми коралловыми ветвями, белая блузка с пышными рукавами. Как всякая женщина, драгоценности она любила, но в обычной жизни никогда не представала этакой новогодней елкой: в глубоком вырезе блузки большое ожерелье с немаленькими самоцветами, браслеты на запястьях, вычурные серьги, четыре перстня. Можно было сделать некоторые выводы…
– Здравствуйте, командир, – жизнерадостно сказала Канилла, остановившись у стола. – Присесть позволите?
– Конечно, – сказал Сварог.
Она опустилась в моментально возникшее рядом низкое кресло, в точности такое, как у Сварога, закинула ногу на ногу, внимательно обозрела Сварога и протянула с ноткой разочарования:
– Полное впечатление, что вы нисколечко не удивились…
– С чего бы вдруг? – усмехнулся Сварог. – С самого начала было ясно: если кто-то вопреки запретам все же нагрянет ко мне в гости, то это, к колдунье не ходи, будешь ты, Кани… Келимаса хочешь?
– Когда это гвардейцы отступали перед келимасом? – браво ответила Канилла и достала из воздуха чеканную серебряную стопочку.
Наливая ей умеренную женскую дозу, Сварог поинтересовался:
– Что, опять отыскала способ обойти запреты?
– Ваша школа, командир, я всегда брала с вас пример… – ответила Канилла без тени смущения, отработав на нем одну из своих самых обворожительных улыбок, из тех, что придворных кавалеров разили наповал.
– Оставь эти улыбочки для придворных хлыщей в Латеране, – спокойно сказал Сварог. – Вот кстати… Гаржак тебе еще не устраивал сцен за эту игру глазками-зубками?
– Ни разу, – безмятежно ответила Канилла. – Он умный и прекрасно знает, что я ему храню алмазную верность. Его даже забавляет, когда у хлыщей слюнки на кружевные воротники текут и меня раздевают две дюжины взглядов.
– Что на этот раз придумала? Я насчет твоего нежданного визита.
– А ничего я не придумывала, – сказала Канилла. – Просто-напросто отыскала лазейку… между прочим, ваш любимый метод. Это по восьмому департаменту Диамер-Сонирил огласил строгий запрет: не беспокоить вас ни по каким поводам кому бы то ни было. А для девятого стола такой запрет могла бы дать только Яна, но она ничего подобного не сделала. Что не запрещено, то разрешено. Канцлер Кабинету императрицы не начальник. Единственное, на что он имеет право – в случае долгого вынужденного отсутствия кого-то из начальников, а также императрицы, назначить нового, временного. Что он со мной и проделал. Вот и все его права. Так что я никаких запретов не нарушала по причине их полного отсутствия.
– Лисичка, – проворчал Сварог без малейшего раздражения.
– Я человек ответственный, хотя некоторые в этом и сомневаются, – серьезно сказала Канилла. – Прекрасно понимаю, что вам и в самом деле следует отдохнуть от работы. Ни за что не стала бы грузить вас чем-то серьезным, благо такого и нет ни по какой линии…
– Там и в самом деле все спокойно? – спросил Сварог.
– Сонное царство, – заверила Канилла. – Везде и повсюду. Эту шалуатскую стерву ищут по всему Талару, и лорда Стемпера тоже, но это вовсе не требует вашего вмешательства. Здешние медики наверняка не обидятся, если я с вами поболтаю о мелких частностях, опять-таки не требующих вашего вмешательства… правда, они об этом никогда не узнают, – добавила она загадочным тоном.
– Ты мне сначала скажи, почему Яна со мной не связалась до сих пор. У тебя же есть устройство…
– Ну да, – сказала Канилла, приподняв правую руку с браслетом.
– Ей что, до сих пор не сообщили…
– Ну как вы можете так обо мне думать? Как только я узнала от Канцлера, что вы наконец проснулись и пребываете в добром здравии, тут же связалась с Вентордераном. Янка была на седьмом небе… – Канилла фыркнула. – И в блаженнейшем винном дурмане. Сказала, что с превеликой радостью выпьет за то, что все закончилось благополучно. А когда решит, что пора останавливаться, тут же к вам прилетит. Судя по той охапке бутылок, что ей при мне приволокли золотые зверюшки, – этот праздник жизни затянется самое малое до завтрашнего полудня. Ну, вы знаете, как это бывает…
Сварог прекрасно знал, как это бывает: когда ситуация «с горя» плавно перетекает в ситуацию «с радости» (и хорошо, когда не наоборот)…
– Не сердитесь на нее, командир, ладно? – сказала Канилла. – Янка чертовски переволновалась из-за вас, места себе не находила первые дни, даже, вы меня только не выдавайте, плакала украдкой. Каюсь, я ей в конце концов и посоветовала: улететь в Вентордеран и там как следует набраться. Я сама пока не пробовала, но Гаржак уверяет, что это хорошо действует…
– Иногда очень, – сказал Сварог, вспомнив кое-какие примеры из собственной жизни. – Я и не собираюсь на нее сердиться, что ты…
– Я тоже перенервничала, – сказала Канилла. – Когда посадила брагант на мосту и подбежала к вам, а вы, полное впечатление, уже отходили… Жуткие были несколько минут, пока я не убедилась, что, пусть с вами и происходит что-то непонятное, умирать вы не собираетесь… Кто бы знал, что ваша мантия… И все же вы здорово рисковали. А если бы эта стерва ударила по шее? Шею мантия явно не защищает, иначе вам в свое время не удалось бы в Хелльстаде… Ну, вы понимаете.
– Весь расчет был на психологию, – сказал Сварог самым авторитетным тоном. – Мне объясняли опытные бретеры… Бить мечом в голову давным-давно не в обычае, разве что у солдат в бою.
Пусть уж лучше думает, что он все рассчитал и заранее знал, что мантия защитит. Неловко как-то было предстать перед ней лопухнувшимся. К тому же это чистая правда – что привычка бить мечом по голове сохранилась только у солдат, а у обычных фехтовальщиков давненько вышла из моды…
– Что это ты такая расфранченная? – решил переменить скользкую тему. – Такое впечатление, что прямиком с Той Стороны…
Канилла кивнула:
– Ага. Почти что прямиком. Из дворца связалась с Янкой, а потом полетела к вам. Решила: какой смысл переодеваться? По дворцу я все равно шла, как положено, в плаще с капюшоном – не-пойми-кто, очередная то ли магичка, то ли чернокнижница, чем-то занятая в королевской алхимической лаборатории… Налейте мне еще, командир. Заслужила. У меня случился нешуточный успех на Той Стороне…
Сварог налил ей стопочку до краев и спросил с любопытством:
– Что там было?
– Планировщики операции «Невод» – люди безусловно толковые…
– Плохих не привлекали, – сказал Сварог.
«Неводом» как раз и назвали операцию по изъятию с Той Стороны всех, к тому намеченных. Для чего и в самом деле собрали лучших планировщиков спецслужб.
– Это все касается Гарна, – сказала Канилла. – Уж я-то прекрасно знаю, как его обложили: специальный орбитал, прослушка не только телефонных, но и вообще всех разговоров… Очередной ворох донесений поступил уже ко мне, и я зацепилась за одну детальку… Я не ставлю себя очень уж высоко, может, кто-нибудь додумался бы и без меня, но получилось так, что я первая обратила внимание. Парочка чуточку странных телефонных разговоров с Кардоталем – с одной стороны, он выражался крайне иносказательно, с другой, это как-то не походило на служебные дела – какое-то чутье мне подсказывало, что ли. Что-то такое неслужебное было в интонациях, в голосе… А потом он вдруг сорвался в Кардоталь – как совершенно точно установили, отнюдь не по служебным делам, дела он как раз бросил, чем вызвал неодобрение начальства… Ну, у меня, как у вашей временной преемницы, уже были большие возможности – оперативники, техника… Я и сориентировала на него особую группу…
– Не тяни кота за хвост, – нетерпеливо сказал Сварог. – Давай суть. Не то время, чтобы демонстрировать твою любовь к эффектам.
– А я как раз перехожу к сути, – заверила Канилла. – Вы же помните, отчего меж ним и второй, нынешней, женой была некоторая напряженность?
– Еще бы не помнить, – сказал Сварог. – Он у меня давно под лупой. Очень хочет ребенка – единственный сын от первой жены погиб. Но у них четыре года ничего не получается. Дело явно в ней.
– Явно, – сказала Канилла. – Позавчера ребята Брагерта наконец-то влезли в «локалку» той медслужбы, где ее наблюдали, – эта служба как раз и ходит под СД, так что там «локалка»… Еще три года назад поставили точный диагноз. Так вот, у него есть сын. На стороне, понятно. Как раз в Кардотале. Я не стала брать с собой материалы, чтобы не грузить вас лишними подробностями. Но сама все посмотрела. Они представили подробный доклад с кучей снимков. Симпатичный такой двухлетний карапузик. Матери – двадцать шесть лет, служит связисткой в кардотальском отделении СД – скорее всего, они с Гарном там и познакомились. Лейтенант. Не замужем. Малыш серьезно прихворнул – вот Гарн в Кардоталь и сорвался. Ничего страшного командир, – Канилла подняла ладонь, угадав вопрос, который он собирался задать. – Кризис уже позади, он должен, по всем прогнозам, выздороветь через пару недель. С ним-то все в порядке, а вот мы… Представляете, какой был бы прокол?
– Да уж, – сквозь зубы сказал Сварог.
Действительно, прокол был бы с тяжелыми последствиями – операция «Невод» состоится недели через три, если бы они забрали Гарна с его «официальными» близкими, но оставили бы в прошлом на неизбежную гибель эту связисточку с сыном, которого Гарн, судя по всему, любит… Нешуточный психологический шок обрушился бы на Гарна в добавление к тому, который ему и так придется испытать…
– В общем, я немедленно вставила и ее, и сына в список на изъятие, – сказала Канилла. – И отдала приказ, чтобы еще раз тщательнейшим образом проверили всех остальных – у кого-то еще тоже может оказаться на стороне ребенок или какая-нибудь беззаветная любовь. Или еще кто-то, чья смерть в Шторме окажется для изъятого нешуточным потрясением. Над этим уже начали работать.
– Ты молодец, Кани, – сказал Сварог искренне. – Действительно… никак не скажешь, что с ближайшим окружением изымаемых работали спустя рукава, но работали все же с лупой, а надо было с микроскопом. Я очень рад тебя видеть, но… (он понимал, что это глупо, но все же невольно оглянулся так, словно за спиной у него угнездился соглядатай, жадно слушавший). – Но, в конце концов, это могло и подождать – коли уж работа отлично идет без меня. Ты все же чуточку неосмотрительно поступила, когда сюда прилетела. Ну конечно, твой брагант не засекла ни одна собака, машины спецслужб для Сферы словно бы невидимы, мы оба это давно и прекрасно знаем. Но ты ведь сейчас не в браганте. Я еще в прошлый раз, после того, как побывал здесь, запросил полную информацию об этом заведении – коли уж мне, ясно было, предстояло здесь отдыхать. Здесь есть средства наблюдения, накрывающие всю территорию – и позволяющие наблюдать, что происходит в домиках. Это понятно: иногда здесь оказываются люди в таком состоянии психики, что за ними просто необходимо наблюдать, это, в конце концов, не санаторий, а, называя вещи своими именами, психиатрическая лечебница… И всегда есть ночной дежурный врач, я уверен, он и сейчас на посту, хотя «отдыхающий» здесь один-единственный, то бишь я – у медиков своя бюрократия, уставы и регламенты… Вдруг возьмет и рутины ради посмотрит на пляж? Я это тут же определю, но воспрепятствовать не смогу. Неприятностей у тебя, конечно, не будет никаких, потому что ты никаких запретов не нарушала, но… Будет пятнышко на репутации серьезного, ответственного работника. Сама знаешь, до сих пор некоторые считают, что ты по молодости лет и бесшабашности характера еще не вполне серьезная и чуточку безответственная. И если бы только речь шла о врагах и недоброжелателях… Если тебя здесь засекут… Опять за спиной начнутся шепотки типа: «Эта безответственная девчонка…»
Он хорошо видел в ярком лунном свете очаровательное личико Каниллы – и на нем не было ни тени беспокойства. Наоборот, она словно бы слушала с хорошо скрываемой скукой – хотя эти шепотки за спиной ее изрядно раздражали, и она старалась не подставляться…
– Не беспокойтесь, командир, – сказала Канилла с мимолетной улыбкой. – Видите ли… Я сейчас невидимка для всех окружающих, кроме вас. И мой брагант тоже. Слово офицера, так и обстоит. Вы об этом просто-напросто не могли знать, потому что все произошло совсем недавно, конкретнее – позавчера, когда вы еще спали…
Сварог помолчал немного. Потом наполнил стопочки и сказал медленно:
– Кани, если откровенно, ты меня несколько раз по-настоящему удивляла. По разным причинам и при разных обстоятельствах. Вот и сейчас… Ты же прекрасно должна знать, что наши заклинания на невидимость действуют только на жителей земли. Любой лар тебя увидит – а врачи здесь исключительно лары… Подожди, подожди… «Произошло». Что произошло?
– Можно, я начну издалека? – поинтересовалась Канилла самым невинным тоном (каковой, Сварог давно убедился, в ее устах маскировал очередное лукавство).
– Ну, давай издалека…
– Там, в вашем домике, вас ждет Верди, – сообщила Канилла. – Когда она узнала, что я лечу к вам, ни о чем не просила, но смотрела так умоляюще, что у меня сердце дрогнуло… Я вас наверняка опять удивила, командир? Ну что поделать, если я все про вас с ней знаю. Я за вами не шпионила намеренно, не подумайте, так уж получилось, практически случайно…
Сварог хотел прокомментировать это смачной тирадой на родном языке, но вовремя вспомнил, что Канилла знает русский. И сердито молчал.
– Я бы в жизни не стала сводничать, зайди речь о ком-то другом, – сказала Канилла. – Как-никак Янка – моя лучшая подруга. Я, конечно, при вас и словечка бы не проронила, но отнеслась бы очень неодобрительно. Вот только Верди – совсем другое. Дело даже не в том, что она в вас влюблена, как кошка. Само по себе это ничего бы не значило. Все дело в ней. Она славная девочка и перенесла столько, что вы для нее – нечто вроде целительного лекарства. Ее необходимо отогреть, а делать это можно одним-единственным способом… Вы это не хуже меня понимаете, правда?
– Правда, – неохотно признался Сварог.
– Вот видите. Сложно все… Так что я нисколечко не осуждаю ни ее, ни вас. Наоборот, содействовать готова… Вы меня только не выдавайте, ладно? Янка как-то говорила, что к кому-кому, а к Верди не стала бы вас ревновать, даже если бы застукала в постели. Из тех самых побуждений, которые я вам только что изложила.
– Она и мне похожее говорила, и вовсе не шутя, – сказал Сварог.
– Ну вот видите. Так что совесть у вас чиста. Завтра утром я за ней прилечу, Янка к этому времени, ручаюсь, будет еще оставаться в Вентордеране…
– Подожди, – сказал Сварог. – А какая связь меж Верди и этой твоей невидимостью, в которой ты так уверена?
– Я же сказала, что начну издалека. Давайте по порядку… Я несколько раз возила Верди к себе в гости, в манор. У нас прекрасные отношения. Иногда у меня собиралась компания, иногда мы с ней устраивали девичьи посиделки с глазу на глаз. И в последний раз тоже собирались посидеть вдвоем, поболтать, очередной фильм с Той Стороны посмотреть… Почти сразу же после того, как мы прилетели, со мной связалась бабушка и спросила, может ли прилететь в гости. Она любит вот так, без предупреждения. Узнала, что я у себя в маноре, ей было скучно. Конечно, я сказала, что всегда рада ее видеть. И это чистая правда. К тому же она любит знакомиться с моими друзьями снизу. С Гаржаком уже знакома, – Канилла опустила глаза в наигранном смущении. – И вполне его одобрила. Сказала только, что шалопай он изрядный, но у мужчин это неискоренимо… В общем, бабушка прилетела. Верди ей определенно понравилась, конечно, фильм мы не смотрели – сидели у камина и болтали. Точнее, говорила в основном Верди – рассказывала, как она жила в отцовском замке, о крестьянах, вообще о деревенских нравах, обычаях, суевериях. Бабушка очень любит слушать рассказы о жизни на земле, она же оттуда родом. И вот, в один прекрасный момент, когда Верди стала рассказывать о деревенских колдунцах, точнее, об одном заведенном на земле порядке… Есть, оказывается, у крестьян стариннейший, неведомо в какую древность уходящий обычай: они для своих нужд рубят далеко не каждое дерево. Только то, которое сначала обследует, что ли, деревенский колдун. И скажет: вот это можно рубить, а это категорически нельзя. Крестьяне никогда не поступают ему наперекор. Опять-таки с неведомо каких времен сохраняется стойкое убеждение: если колдуна не послушают, ослушника ждут всяческие напасти. Короче говоря, оказалось, что есть не только рудознатцы, но и древознатцы. Я о них первый раз слышала. А вы?
Сварог старательно задумался. Кивнул:
– Давно тому что-то такое краем уха слышал. И не стал придавать значения: у крестьян много такой мелкой домашней магии, которую к серьезным делам не приспособить. А потому ею пренебрегают. Благо, она не черная…
– Понятно… Так вот, когда бабушка об этом услышала, с ней словно что-то произошло. Уж свою-то бабушку я прекрасно знаю и никак не могла ошибиться. Она не удивилась, не встревожилась, ничего подобного – просто создалось такое впечатление, что эта тема ее страшно заинтересовала. Она принялась расспрашивать Верди самым дотошнейшим образом, мельчайшими деталями интересовалась: как становятся древознатцами, передается ли это по наследству или бывает и иначе, как все проходит, что именно случается с ослушниками… Так, словно экзамен принимала по очень серьезному предмету. Верди мимоходом упомянула, что этому обычаю следуют и постоянно живущие в деревне дворяне вроде ее отца – бабушка и тут начала вникать в мельчайшие детали. Мне, признаюсь это очень быстро чертовски наскучило, но не могла же я обрывать бабушку. Я же видела, как это ее заинтересовало, неизвестно почему. Сидела и старательно притворялась, что мне вовсе не скучно. Это больше часа тянулось. Потом бабушка, так мне показалось, узнала все, что хотела узнать. И перевела разговор на другие темы. В общем, хорошо посидели. А назавтра бабушка меня вызвала к себе и принялась расспрашивать, не слышала ли я по службе чего-то об этих древознатцах и не занимаемся ли мы ими. Первый раз в жизни она расспрашивала о моей службе… Я ей ответила чистую правду: никто этим не занимается, я вообще ни о ком таком не слышала до того вечера. Она словно бы надолго призадумалась, а потом сказала: «Надо бы мне как-нибудь поговорить с лордом Сварогом. Дело не к спеху, но надо непременно…»
– Она при этом выглядела встревоженной? Обеспокоенной?
– Нет, ничего такого, – уверенно сказала Канилла. – Повторила еще раз, что это не к спеху, но поговорить с вами нужно. А потом вдруг довольно настойчиво стала убеждать принять ее умения… Она и раньше предлагала и маме, и мне, но всегда мимоходом, словно особого значения этому не придавала. А в этот раз форменным образом настаивала…
– Умение дриад? – сказал Сварог. – Я-то полагал, что они, став людьми, этих умений лишаются… – он вспомнил кое-что о Канилле и Лемаре, поправился: – Или – большей части…
– Изрядной части, – кивнула Канилла. – Уж не знаю, сколько это будет в процентах, я не стала углубляться в такие тонкости… Но далеко не всех. Мама в свое время не стала этого принимать, сказала, что ей эти умения, в принципе, ни к чему. Я думала точно так же. Но бабушка так настаивала… Пришлось принять. Это недолгая и довольно скучная процедура, я, с вашего позволения, ее описывать не стану. – Канилла пожала плечами. – Я и теперь не вполне понимаю, зачем мне это. Ну, невидимость – еще куда ни шло, вот и сегодня пригодилась. А все остальное совершенно ни к чему. Вообще, оказалось, умения дриад – вещь довольно специфическая. Три четверти отведено на то, чтобы прятаться от людских глаз, скрываться, таиться. Немножко о том, как договариваться со всевозможной лесной живностью, жить с ней в согласии, а иногда и прибегать к ее помощи – вот уж что мне тоже совершенно ни к чему, я в лесах на земле бываю раз в сто лет, охотой не увлекаюсь – все, в ком есть кровь дриад, охоты не любят… И непонятно, зачем мне это умение, которым владеют древознатцы, а когда-то владели дриады – умение отличать «плохие» деревья от «хороших». Но не обижать же бабушку, она так настаивала, а к стариковским причудам нужно относиться терпимо, особенно к тем, которые никому и ничем не вредят… Если хотите, я вам все об этих умениях подробно напишу – вдруг пригодится когда-нибудь.
Чуть подумав, Сварог заключил:
– Когда-нибудь, когда делать будет совершенно нечего. В самом деле, зачем нам отличать «плохие» деревья от «хороших»? Ты, кстати, не знаешь, по каким критериям отбор идет? Почему одни плохие, а другие хорошие?
– Не знаю, – призналась Канилла. – Умение меня теперь есть, а почему одни плохие, а другие хорошие, и в чем то и другое выражается, решительно не понимаю. И не собираюсь над этим голову ломать. Но с бабушкой вы встретитесь, когда найдете время? Очень ей этого хочется, я же вижу…
– Непременно, – сказал Сварог.
– Ну вот, начали издалека и помаленьку пришли к рассказу, откуда у меня невидимость… Да, вот что еще. Мне вчера попалось упоминание о древознатцах. Я сидела на ночном дежурстве, делать было совершенно нечего, вот и лениво шарила по архивам. И наткнулась на меморандум Кристана… Он в том числе и о древознатцах пишет.
– Ну да, конечно, – хмыкнул Сварог. – Рано или поздно каждый новичок натыкается на меморандум Кристана. И многие им поначалу очень воодушевляются… У тебя с этим как?
Канилла пожала плечами:
– Ну, не скажу, чтобы он меня так уж воодушевил, но что-то в этом есть.
Сварог усмехнулся:
– Это называется «легкой формой». Когда не воодушевляются, но начинают говорить, что «в этом что-то есть»… Я легкой формой тоже поначалу переболел.
– И, судя по вашему тону, преисполнились скепсиса?
– Как очень и очень многие, – сказал Сварог. – Почти все. Потом, как следует поразмыслив, приходишь к выводу, что это не более чем изящная игра ума. Очередная из множества…
– Ну, не знаю… – сказала Канилла с некоторым сомнением.
Ты переболеешь, мысленно обнадежил ее Сварог. Почти все этим переболели – это нечто вроде кори, неизвестной, как и другие болезни, в Империи, но присутствующей на земле – где ее, впрочем, давно уже довольно успешно лечат…
Меморандум Кристана, названный по имени его автора, появился лет триста назад. Лорд Кристан, будучи тогда совсем молодым, служил в восьмом департаменте, и ему поначалу прочили большое будущее. Которое он, увы, собственными руками угробил…
Означенный меморандум оп однажды официальным образом представил по начальству – был уже тогда на должности, как раз и позволявшей подобные меморандумы со своими соображениями подавать по начальству. Речь там шла о ситуации, в общем, с давних пор прекрасно известной: о том, что крестьянство как таковое пребывает совершенно вне поля зрения восьмого департамента (как и земных тайных полиций тоже). Ничего хотя бы отдаленно похожего на сеть информаторов там не создано – в противоположность тому, что имеет место быть в городах. Восьмой департамент полагает, что достаточно рутинного наблюдения с помощью орбиталов, а земные тайные полиции считают, что вполне достаточно сельских стражников, имеющих свою агентуру.
В общем, факт столь же банальный, как то, что у всякой реки непременно два берега, Солнце встает на восходе, а картофельная водка бьет по мозгам гораздо сильнее, скажем, ячменной. Однако Кристан присовокупил к этому оригинальную для своего времени идею: он считал, что подобное небрежение тем, что происходит в массе народа, составляющей примерно восемьдесят процентов населения земли, может однажды привести к тому, что там вызреет некая крайне серьезная угроза – не только для земных королевств, но и для Империи. И может оказаться так, что спохватятся поздно. А потому предлагал проект создания среди крестьянства широкой информационной сети восьмого департамента на манер городской.
С чисто технической стороны проект был хорош. Но с практической показался совершенно ненужным, поскольку был лишен всякой конкретики, и эта самая «крайне серьезная угроза» представала чистейшей воды абстракцией. Профессионалы (и не обязательно в спецслужбах) крепенько недолюбливают абстракции и отвлеченные рассуждения. А потому нет ничего удивительного в том, что меморандум, пропутешествовав по паре-тройке инстанций, везде был отмечен стандартной резолюцией «оставить без внимания». С подобными документами такое случалось далеко не в первый и наверняка не в последний раз – и в имперских учреждениях, и на земле.
Тут бы Кристану и уняться – а он не унялся. Стал отсылать меморандум все выше и выше, в конце концов, достигнув верха иерархической лестницы восьмого департамента, пошел выше – в Канцелярию земных дел, в Кабинет Канцлера. Вполне возможно, даже наверняка, он добрался бы и до Кабинета императора – но попросту не успел. Как-то незаметно перешел в категорию надоедливых сутяжников, пустых прожектеров, которых сначала вежливо увещевают, а потом, когда уж особенно достанут, начинают бить больно – в переносном смысле, конечно, но «прожектеру» от этого не легче, порой наоборот…
Кто-то в Канцелярии земных дел пошел по избитому (хотя порой и эффективному) пути – приказал составить межведомственную комиссию и рассмотреть все всерьез.
Насколько понял Сварог, комиссия работала довольно объективно и копнула глубоко. Прежде всего выяснилось, что Кристан изобрел велосипед – подобные идеи со времен основания Империи выдвигались примерно раз в поколение – с некоторыми несущественными различиями. И в первую очередь Крисгану заявили: за все время существования Империи так ни разу и не объявилось пресловутой «крайне серьезной угрозы». Да, иные мелкие крестьянские умения вроде древознатцев, приманивателей рыбы или насылания грозы так и остались загадкой для науки – но исключительно оттого, что особого интереса для науки не представляли (шла речь и о том, что не хватает ученых для решения более серьезных задач). Угрозы масштабом гораздо меньше порой объявлялись, но с ними всякий раз успешно и вовремя справлялись уже существовавшие службы, имперские и земные. В тех случаях, когда они имели отношение к чему-то черному, достаточно было институций вроде Багряной Палаты или второго управления восьмого департамента. Ямурлакская нечисть была известна наперечет, давным-давно классифицирована и, что важнее, наружу не лезла – а, если и бывали редкие исключения, с ними опять-таки успешно справлялись. Одним словом, окончательный вывод комиссии гласил: непрактично, нерационально и, говоря без дипломатии, глупо было бы прилагать массу усилий и вовлекать массу людей, чтобы создавать обширную сеть даже не для поиска – для ожидания Неизвестно Чего. Вразумить Кристана, увы, не удалось, и он обратился в инстанции более высокие – но и там успеха не имел в первую очередь из-за отсутствия в своих рассуждениях какой бы то ни было конкретики. Даже расположенные к нему люди пожимали плечами и честно признавались, что и в очках не видят той печки, от которой следовало бы танцевать. Финал оказался банальным: как часто случается, Кристан в борьбе за свою идею забросил служебные обязанности, отчего автоматически проистекали конфликты с начальством и коллегами. Кончилось все тем, что его отправили в отставку – и, положа руку на сердце, Сварог мысленно признавался, что на месте тогдашнего начальства Кристана поступил бы точно так же. Абстракций и отвлеченных рассуждений он точно так же не терпел – если они мешали нормальной работе.
Оказавшись не у дел, Кристан отправился на землю – если конкретно, в Равену (он приятельствовал с тогдашним начальником тайной полиции Ронеро, разделявшим идеи Кристана применительно к вверенному ему королевству). Обоим удалось заинтересовать тогдашнего молодого короля – и начальник тайной полиции получил высочайшее разрешение на создание новой службы и даже солидное финансирование. Начальником этой службы как раз и стал Кристан, получивший от короля титул земного графа и чин тайного советника (в Империи к этому отнеслись не то что снисходительно, равнодушно – чем бы дитя ни тешилось…).
Просуществовала эта служба года три. Потом в кругу высших ронерских государственных чиновников стало помаленьку нарастать недовольство: шло время, а немалые денежки без малейших результатов проваливались в этакую бездонную бочку. Как у всякого начальника тайной полиции, у земного покровителя Кристана оказалось немало могущественных врагов, радостно ухватившихся за прекрасный повод свалить противника. Тем более что в новой службе, как частенько случается, всплыли досадные недочеты: кто-то присваивал казенные денежки, кто-то использовал подчиненных в личных целях, кто-то привлекал в качестве «экспертов» шарлатанов, авантюристов и мошенников. Закрутилась очередная придворная интрига, в конце концов начальника тайной полиции вышибли со службы без пенсии и мундира, и он, получив недвусмысленный намек от короля, не видевшего больше проку от новой игрушки, отправился в свое дальнее имение. Кристана, правда, уволили гораздо вежливее – как-никак лар, Его Небесное Великолепие, но отстранили от всяких дел. Вернувшись в Империю, он недолгое время строил новые проекты (точнее, дополнения к основному), пытался заинтересовать ими и Магистериум, и Мистериор, но успеха нигде не снискал – и, как писалось в старинных романах, стал вести жизнь затворника, практически не появляясь в свете и, по слухам, занимавшимся какими-то экспериментами и исследованиями, к которым никто уже не относился серьезно. Он и сейчас жив – пожилой, но не старик…
Когда в свое время Сварогу попал в руки меморандум Кристана (фигурально выражаясь, пылившийся в электронном виде в свободном доступе, где его мог прочитать любой рядовой сотрудник восьмого департамента), то, как всякий почти новичок, переболел им в легкой форме. Сначала, как многие (и Канилла сейчас) решил, что «в этом что-то есть». Потом (опять-таки как многие) за отсутствием всякой конкретики вынужден был признать, что пустые абстракции – штука для дела бесполезная. В чем еще больше утвердился, приобретя некоторый опыт и поднявшись гораздо выше по служебной лестнице, нежели Кристан когда-то. Подобными абстракциями можно заниматься только тогда, когда под рукой немаленький кадровый резерв, откуда можно черпать и черпать. Конечно, в крестьянской среде время от времени обнаруживаются неизвестные прежде умения, а то и сущие феномены – одна Бетта чего стоит, – но настоящая, большая угроза никак не прослеживается, хоть ты лоб себе разбей. Той же точки зрения придерживался и великий прагматик Интагар, как оказалось, краем уха слышавший о провале проекта Кристана в Ронеро – конечно в крестьянской среде много загадочек, но все они слишком мелкие, чтобы тратить серьезные деньги и привлекать значительное число людей. В конце концов, есть Багряная Палата и монашеские братства, до сих пор этого вполне хватало…
– О чем задумались, командир? – вырвал его из поверхностных размышлений голос Каниллы.
– Да так, о всякой ерунде, – махнул рукой Сварог. – О том, сколько людей решали, что в меморандуме Кристана «что-то есть» – а потом трезво все взвешивали и отступались… Ладно, это абсолютно неважно. Ты молодец, что прилетела.
– Ну, тогда налейте «разгонную», и я отправлюсь на Талар, – Канилла лукаво улыбнулась. – А то Верди там заждалась, места себе не находит… Приятного вечера!
Сварог вздохнул тяжко. Канилла приободрила:
– Не берите в голову, командир, это не измена, тут все сложнее. Окажись все это чем-то другим, простите за выражение, вульгарным блудом, в жизни не стала бы вам с ней помогать, за Янку обиделась бы…
Когда ее брагант очень быстро бесшумной тенью затерялся среди звезд, Сварог вмиг уничтожил все следы скромного застолья и неторопливо направился к подъемнику. Наверху царила все та же покойная тишина, разве что в ближайших кустах меж величественных сосен шумно возился кто-то, судя по звукам, мелкий, причем из освоившихся, наподобие навязчивой белки – когда Сварог проходил совсем рядом, похрустывание веток и возня нисколечко не прекратились.
Естественно, в его домике горели оба стрельчатых окна гостиной, украшенные витражами искусной работы в стиле старинных мастеров, а из трубы лениво струился полупрозрачный дымок – Вердиана разожгла камин. Тот самый, перед которым лежала огромная шкура черного медведя, немало интересного знавшая о них с Вердианой, но не способная ничего никому рассказать.
Сварог вошел и направился прямо в гостиную. У вскочившей при его появлении Вердианы было такое счастливое личико, что напрочь отлетели последние угрызения совести – и до того-то существовавшие в виде комариных укусов, не более.
…Сон оказался натуральнейшим кошмаром.
Сначала он долго шагал по лесной тропинке ясным днем, и чащоба вокруг ничуть не напоминала какой-нибудь корявый злокозненный лес из фильма ужасов, наоборот, чувствовалась некая умиротворенность. Потом он вышел к неширокой спокойной речушке, к перекинутому через нее чуточку горбатому каменному мосту, выглядевшему довольно старым, но ухоженным – ни мха, ни пятен лишайника, ни выкрошившихся камней. Походило на то, что за ним заботливо следили.
И там, посреди моста, стояла большая белая волчица.
Сварог остановился у входа на мост – почему-то он именно так и должен был сделать, и они долго разглядывали друг друга. В янтарно-желтых глазах волчицы не было ни свирепости, ни злобы, наоборот, если бы речь шла о человеке, ее взгляд можно было назвать нежным, а выражение морды – улыбчивым. Дружески расположенная к нему волчица, изволите ли видеть. Вот только белые волки здесь встречаются, как когда-то на Земле, едва ли не раз в тысячу лет. Если говорить об обычных волках. А что до других – в здешней мифологии белые волки почти никогда не связаны с чем-то добрым, зато их, как олицетворения зла, хоть отбавляй…
Исчезли и мост, и волчица, Сварог словно растворился в ее янтарно-желтом нежном взгляде.
И оказался в обшарпанной комнате неистребимо казенного вида, где на колченогом столе лежала стопка бумаги и стояла большая старомодная чернильница, на стенах висели мечи и мушкеты, а в углу приткнулся грубо сколоченный топчан, грязный, полосатый, с прорехами, из которых торчали пучки прелой соломы. Единственное окошко забрано тронутой ржавчиной решеткой, явно сработанной каким-то косоруким кузнецом без малейшего прилежания.
И там была Яна – с волосами, на крестьянский манер заплетенными в две косы, перевитые цветными лентами, в наряде не бедной, но и не особенно зажиточной крестьяночки: синяя юбка до колен, скупо украшенная по подолу неширокой полоской серебряного шитья, белая рубаха с просторными рукавами, стянутая под горлом тесемочкой с кистями, красный корсажик.
За столом сидел тип в мундире сельского стражника с какой-то нашивкой на левом рукаве с багровой физиономией чванливого микроскопического сатрапчика, упивавшегося доставшимся ему пятачком власти. Второй точно такого же вида, разве что без нашивки, стоял за спиной у сидевшей на колченогом стуле Яны, положив руки ей на плечи и с гнусной ухмылочкой пошевеливая усами, а третий, примостившись в углу, старательно ввинчивал штопор в широкую пробку пузатой бутылки без этикетки.
Сидевший за столом с расстановочкой цедил слова, объясняя Яне ее незавидное положение. Среди завернутых в холстинку кругов сыра и крынок с творогом на ее повозке нашли мешочек курительной дури весом не менее ста паундов. За который, если дать делу ход, ей уныло прозябать за решеткой не менее трех лет – и то, если господин судья окажется милостив к красоткам и оценит по достоинству ее грудки-ножки. А то и побольше. А поскольку тюремщики – народ беззастенчивый и практичный, ее сразу же приспособят в качестве девочки для удовольствий, в каковом она и будет пребывать в течение всей отсидки. Но поскольку они тут не звери, согласны окончить дело миром и протокол изничтожить, а дурь выбросить в отхожее место. Конечно, если она будет умницей и отблагодарит всех троих со всем прилежанием…
На лице Яны была тоскливая безнадежность, какой Сварог у нее в жизни не видел. Он не мог тронуться с места, не мог ничего сказать – как порой случается в кошмаре, словно превратился в статую, немую и неподвижную. С рвущимся из глубины души протестом, не находившим выхода, – видел, что Яна покорилась и сама сказала об этом, опустив глаза.
Ее заставили раздеться и поставили на колени. Первым, лязгнув массивной пряжкой ремня, пристроился тип с нашивкой на рукаве. В отличие от многих снов, этот казался чертовски реалистичным. Сварог видел массу мелких деталей, каких в сновидениях обычно не бывает: обшарпанные доски пола, тусклые квадратные шляпки гвоздей и трещины в дощатом потемневшем подоконнике, узор шитья на подоле небрежно брошенной у стола юбки. И таких было много, очень много, более того, иногда ему казалось, что он чувствует запахи, ощущает подошвами шероховатость пола. Происходившее можно было бы принять за реальность – но он и во сне частичкой ясного сознания понимал, что такая реальность невозможна. Силился проснуться, вырваться из этого кошмара, трепыхнуться – и не мог. Принужден был загадочными правилами сновидений смотреть и слушать.
Когда закончил третий и Яна поднялась, ни на кого не глядя, утирая ладонью щеки и подбородок, ее повалили на продранный топчан, долго гладили и ощупывали самым бесстыдным образом, наперебой сыпя похабщиной. Яна лежала смирно, уставясь в потолок полными слез глазами, иногда вздрагивая от особенно наглого лапанья.
Начальник, уже без штанов и сапог, в одном расстегнутом мятом кафтане, навалился на нее. Ее насиловали неторопливо, растягивая удовольствие, перекидываясь теми же похабными шуточками и комментариями, вытворяли с ней все, на что способна грязная фантазия, хохотали, когда она, не выдержав, болезненно вскрикивала или стонала, безуспешно пыталась вырваться из рук очередного насильника. Сварог смотрел, не в силах отвести взгляд, и слушал, не в силах заткнуть уши. Отчаянно рвался из этого кошмара, как рвутся из веревок, по никак не мог вырваться, стоял и смотрел на то, что сразу двое проделывали с Яной, уже мотавшейся в их руках, как кукла. И в какой-то момент отчетливо увидел за проржавевшей решеткой морду белой волчицы, казалось, улыбавшейся ему…
И словно вынырнул из воды, отчаянно хватая ртом воздух. Тяжело дышал, глядя в потолок – потолок гостиной домика под номером семь, обитый досками из сильванской березы, с затейливым, созданным природой узором из серо-черно-коричневых разводов.
Вокруг была реальность – витражи, освещенные уличными фонарями, тлеющие полешки в камине, мягкая постель, озабоченное, даже тревожное в неярком свете сиреневого светильника личико склонившейся над ним Вердианы. Когда он окончательно понял, что все увиденное было ночным кошмаром, его пронзил приступ такой дикой радости, что едва не закричал, – а потом нахлынула волна несказанного облегчения, и он откинулся на подушки, тяжело дыша, чувствуя себя разбитым, как если бы вышел из неимоверно долгой кулачной драки.
– Вам приснилось что-то плохое? – озабоченно спросила Вердиана. – Вы так метались, что я проснулась, а потом закричали… Все в порядке? – ее голос звенел нотками нешуточной тревоги.
Сварог уже справился с собой, погладил прильнувшую к нему девушку по теплой щеке.
– Глупости, Диана, – сказал он насколько мог беззаботнее. – Ну да, кошмар приснился. Они и королям снятся сплошь и рядом…