Нечеткое дробление

37 Квантованное время

Оказавшись на другой стороне червоточного прохода, по которому пронес меня йо-йо, я с удивительной ясностью сообразил, что, возможно, под воздействием ЛСД думал не совсем о том, что имел в виду.

Что, черт побери, я подразумевал под местом, где правит логика?

Виной всему, конечно, был ЛСД. Под влиянием галлюциногена такой выбор казался более чем подходящим. После пребывания один на один с хаосом реалий леди Саншайн вселенная логики представилась мне чрезвычайно заманчивой.

Кислота. Куда она подевалась? ЛСД вдруг выветрился из моей нервной системы, словно бы этот новый мир не поддерживал подобного состояния сознания.

Где конкретно я оказался? Я пытался определить, какие чувства мне сейчас доступны. Снова замурован в своем черепе...

Припоминая, сколько приспосабливался к действительности Моноблока, я убеждал себя не поддаваться отчаянию. Я решил полагаться на свой опыт. В конце концов, это уже третья вселенная, где я оказался; четвертая, если считать с моей собственной. Как ни крути, я уже стал ветераном межпространственных путешествий. Нечего волноваться. Хотя если представить, что сейчас чувствуют Мунчайлд и Крошка...

«А где же они – все еще со мной?» – подумал я. Предположительно йо-йо должен тащить за собой всякого, кто проглотит пец-конфету. Но что, если вышла осечка? Могло Ангела и девственницу размазать по всему сверхпространству? Сумели они перебраться на другую сторону вместе со мной? Я решил их окликнуть.

– Крошка? Мунчайлд? Где вы, ребята?

Услышал ли я свой голос? Трудно сказать.

Мое внимание вдруг привлекло нечто вокруг меня или во мне. Казалось, я слышу мерное тиканье, одновременно внутреннее и внешнее. Я попытался сосредоточиться на тиканье...

Чем тщательнее я прислушивался к нему, тем настойчивее делался звук. Я по-прежнему не мог сказать, откуда он доносится, изнутри меня или снаружи – или и оттуда, и отсюда! Звук напоминал мерное приглушенное методичное щелкание секундной стрелки или падение капель в водяных часах. Я ощутил, что этот неизменный метрономный ритм действует на меня гипнотически. Казалось, мои мысли подчинились этому тиканью и теперь двигались вперед резкими мелкими скачками, в отличие от обычного человеческого плавного потока сознания.

Внезапно меня осенило, что именно я слышу и ощущаю.

Я чувствовал хрономы, дискретные частицы квантов времени.

В моем родном мире ученые так и не смогли прийти к общему мнению, движется ли время непрерывным потоком, делимым до бесконечности, или это поступательный дискретный процесс, состоящий из ничтожно малых частей. Тут не было никакой связи с обычными человеческими долями времени вроде секунд, но речь шла о чем-то бесконечно малом, частицах, равных примерно одной на десять в минус сорок третьей степени секунды. Планковское время, или период, за который луч света преодолевает планковскую длину (размер ячейки пенной субнанорешетки, за которой исчезли дрекслероиды).

Не стоило сомневаться, что в этой вселенной время было делимым. И ощущал я не что иное, как неотвратимое прохождение одного за другим атомов времени.

Теперь, специально сосредоточившись, я различил, как дискретными шагами движутся мои мысли. Мое ощущение хрономов утончилось, и каждая доля стала казаться бесконечной.

Ощущение, что мысли состоят из бесконечно малых битовых кусочков, раздражало. Было. Похоже. Что. Я. Думаю. Вот. Так. Я почувствовал, что понемногу выхожу из себя. От долгой пытки квантованным временем можно было всерьез свихнуться.

Тут-то и начали пробуждаться новые чувства.

38 Тяжелый случай зубчатости

По мере того как начинали проникать и группироваться ощущения из внешнего мира, с моим чувством отсчета хрономов происходило нечто забавное. Кап-кап-кап атомов времени стало ускоряться. Как в кино при достаточной скорости работы проектора изображение кажется непрерывным, так и время в этом новом мире все больше напоминало то, к чему я привык: неразличимый, устремленный вперед поток.

При этом стоило мне обратить свое внимание внутрь, как я начинал ощущать (в меньшей мере, чем прежде, но явное) прощелкивание храпового механизма Космических Часов.

Очень странно.

Тут на меня снизошло нечто вроде суперзрения. Новое чувство давало способность видеть на полные триста шестьдесят градусов, словно все мое тело было усыпано глазами.

Поначалу я не умел отличить один орган зрительного восприятия от другого, что привело меня в замешательство. Потом, используя нечто вроде мысленного фильтра для болтовни на вечеринке с коктейлями, я сумел разобраться и сосредоточиться, отодвинув большую часть зрительных входов на задний план и выбрав одну точку обзора в качестве доминирующей.

То, что я увидел, было само по себе освещено, без источника света, и казалось бесконечной расчерченной черными и белыми клетками шахматной доской, испещренной различными цветными объектами. Как мне показалось, объекты совсем незначительно возвышались над сеткой, если возвышались вообще. Мой «глаз» как будто бы располагался на одном уровне с равниной, так что любой объект заслонял то, что находилось за ним. В отдельном же объекте мне удавалось разглядеть исключительно его ближайший край с неким вырожденным подобием тени – следствием отражения или рефракции.

Все предметы в поле моего зрения состояли из набора бесконечных разноцветных квадратов. Квадратики, составляющие каждый объект, пребывали в постоянном движении.

Здесь были фигуры, непрерывно меняющие цвет, очертания которых несли калейдоскопическую череду оттенков. Или периферийные блоки перемещались – с тем чтобы убраться как можно дальше от исходного положения. Возможно также, квадратики-фрагменты просто исчезали, безвозвратно канув в небытие.

Картина напоминала дешевый компьютерный монитор, отображающий непрерывно меняющиеся грубо слепленные абстрактные фигуры, дурно выполненные, с очень крупными ячейками пикселей.

Кроме подобного ви́дения, у меня появилось чувство направления. Я мог сказать, где «восток» и противоположный ему «запад». Эти два направления были «нейтральными». «Север», похоже, ассоциировался у меня с направлением, куда двигаться было трудно, и чем дальше, тем труднее. «Юг» вызывал ощущение нарастающей легкости перемещения. Диагональные направления были в соответствующей пропорции более или менее трудными для движения.

Я догадался, что север и юг в более точном представлении можно понимать как «верх» и «низ», если представить градиент сопротивления как силу гравитации, и я решил так и считать. При этом восток и запад превращались в «лево» и «право».

Был ли я одним из этих наборов разноцветных квадратиков? Я попытался передвинуться в пределах собственной видимости, но не смог, поскольку «члены» мои были еще раскоординированы. Я сдался.

Что касается звуков, их не было. По крайней мере до сих пор.

Я попробовал произвести какой-нибудь звук сам.

– Мунчайлд! Крошка! Где вы?

В ответ на мой призыв – ничего. Однако, к моему изумлению, из меня во все стороны вырвалось облачко одинаковых обтекаемых объектов. Объекты начали распространяться по сетке, двигаясь подобно заостренным амебам, смещая свои носики вперед на один квадратик за раз и проворно подтягивая заднюю часть своих телец следом.

Большая часть амеб продолжила свое движение в сетке. Но у нескольких на пути оказались более крупные объекты, которыми они и были поглощены.

Один из таких крупных объектов – слева от меня, на расстоянии нескольких «рядов» – после этого испустил собственную корону, расширяющееся во все стороны облачко амебок.

Через несколько секунд эти вторичные амебы соприкоснулись со мной!

В моих «ушах» возник беззвучный «крик»: голос Мунчайлд.

– Пол! Мне страшно! Где мы?

Другая, более плотная, амеба ударила в меня с расстояния в несколько дюжин рядов с другой стороны. Этот ромбик нес голос и эмоции Крошки.

– Ну погоди, чувак, вот только соображу, как здесь двигаться, и оторву твою безмозглую башку с плеч на хрен. А ну вытаскивай нас отсюда ко всем чертям!

И в этот момент я понял, где мы – и в чем.

39 Я подросток – клеточный автомат

Когда-то давным-давно, во второй половине двадцатого века, родилась область науки под названием «искусственная жизнь». Сравнительно недавно я прочитал о ней. Популяризируемая сумасшедшими компьютерными ботанами, биологами с излишком веса, теоретиками безумных игр и другими дикоглазыми отщепенцами, эта отрасль науки занималась как робототехникой, так и компьютерной симуляцией живого существа и его поведения.

Лучший из придуманных этими людьми способ моделирования жизни в нефизическом виде – система, именуемая «клеточный автомат». Этот приемчик изобрел разносторонний гений по имени Джон фон Нейман, и потом его довели до совершенства несколько последователей, в основном – Джон Хортон Конвей, который по уровню интеллекта приближался к фон Нейману.

Клеточный автомат жил внутри компьютера в базисном расчерченном на клетки мире, эдакой математической плоской стране Флатландии. Эти клетки в первоначальном, незаселенном, состоянии на сто процентов заполняются «мертвыми» ячейками, которые могут становиться либо фоном, либо обитателями. На первом этапе ячейку «оживляет» воля Творца посредством случайного или заранее рассчитанного засевания пустынной местности. В дальнейшем жизнь или смерть каждой ячейки определялась en masse по книге правил или таблице «если-то», проверяемой в начале каждого компьютерного цикла. Правила по большей части относились к состоянию окружающих ячеек, или к внутреннему состоянию данной ячейки, или к тому и другому. Правила могли быть сложными или простыми, в зависимости от требований эксперимента. Но было доказано, что даже довольно примитивные правила способны генерировать подобное жизни поведение, поскольку индивидуальные ячейки начинали сотрудничать и действовать подобно большому многоклеточному организму.

Клеточный автомат разрастался и теоретически мог при этом эмулировать компьютерное «железо» или исполнять полноценные компьютерные программы, подобно тому, как из игрушечного конструктора можно сконструировать сложные логические цепи. И поскольку считалось, что достаточно продвинутый компьютер или машина Тьюринга с конечным числом состояний способна эмулировать жизнь (включая инстинкты, условные рефлексы или даже сознание), то стали полагать, что клеточный автомат – или КА – годится для моделирования любых живых существ.

КА мог эволюционировать, расти, репродуцироваться и даже мыслить.

Ну или хотя бы выкрикивать оскорбительные угрозы.

40 Это делают и бойды, и вирмуры

Простое заявление Крошки, что он готов сорвать мою несуществующую голову с моего КА-тела в том случае, если получит возможность передвигаться, подвигло меня опередить его.

Мне пришло в голову, что, поскольку теперь я полностью в курсе нашего затруднительного положения, а Крошка нет, у меня есть преимущество.

Небольшое, но все же.

По сути дела, я сам и есть это преимущество.

Проблема КА, как я понял, состояла в том, что их движения не зависят от усилия воли. Для этого нужны соответствующие условия. Пространственная сетка, или матрикс, тоже была активным игроком, как средой, через которую можно проникать, так и потенциальной частью будущего тела. Различные конфигурации соседних тел могут как затруднить, так и ускорить движение, что, по сути, напоминало прорастание корнями и выкорчевывание корней для перемещения. Или же, используя иную метафору, среда напоминала воду, где активное течение и турбуленция могут как помогать, так и препятствовать движению рыб.

Кроме того, незнание законов этого мира, конечно, нисколько не помогало.

Однако если тело, в котором поселилось мое сознание, представляет собой естественный продукт этого мира, то в нем должны быть предусмотрены обычные способности к движению. Фокус состоял в том, чтобы «включить» эти способности.

Нечто вверху вдруг привлекло мое внимание. Я сфокусировал свои «северные» глаза на «небе».

Там пролетала стайка КА-птиц – «бойдов», как назвал их создатель в моей родной вселенной. Приближенно напоминающие птичьи, силуэты летели и кружили, образуя красивые узоры на клетках небесной сетки.

Я попытался сообразить, что бойды делают в небе и как они это делают. В то же самое время я впервые заметил «внизу», подо мной, маленьких существ, снующих среди стеблей КА-травы. Это были виртуальные муравьи, или вирмуры.

В этом мире, понял я, кипела жизнь, тут существовала целая экологическая система, не менее сложная, чем, наверно, на моей родной Земле.

Мне почудилось, что движения этих бойдов и вирмуров что-то всколыхнули во мне. Я решил попробовать поднять руку с «дурным пальцем», к которому был прикреплен йо-йо.

Медленно-медленно в поле моего зрения появилось нечто отдаленно похожее на руку – словно бы выполненное из мерцающего конфетти, – с которой свисало что-то, условно напоминающее скрученный йо-йо.

Я попытался обратиться к кальвиниям внутри КА-воплощения йо-йо.

– Каль Первая и Вторая! Девчонки, вы тут?

Никакого ответа. Что делать – горевать или радоваться?

Крупная аморфная масса цветных плиток, представляющая собой Мунчайлд, испустила стайку амеб. Несколько амеб ударили в меня, ассимилировались и превратились в речь.

– Пол, ты научил меня! Теперь я тоже могу двигаться!

В меня ударилась другая очередь амеб, со стороны Крошки.

– Чувак, тебе лучше взять в ручонку че-нибудь побольше этого мелкого шарика. Потому как к нам несется целая стая мохнатых тварей с огромными хавальниками, полными зубов, – типа, волки, мать их за лапу!

41 Линты, тигры и медведи, о боже мой!

Немедленно, еще не имея в виду никакое конкретно место, я попытался запустить йо-йо, чтобы тот вынес нас из этого опасного бесперспективного мира. Но хотя мне и удалось взмахнуть рукой сверху вниз, йо-йо не развернулся и никуда не полетел. Я, конечно, научился отличать тут градиент гравитации и север-юг, но физические законы здесь определенно были иные. Штука была не просто в том, чтобы «бросить йо-йо». Для того чтобы движение стало возможным, как ячейки, представляющие собой йо-йо, так и окружающая матрица должны были находиться в подходящих условиях. Следовательно, сейчас условия были не те.

Но станут ли условия когда-нибудь такими, как надо? Или мы застрянем тут навсегда?

Хм-м... Но кто, к чертям, это может знать? Уж точно не я – крест на пузе.

Я вздрогнул от испуга. Поток амебок от Мунчайлд принес пронзительный крик, армада сообщения Крошки – яростные оскорбления, и ни то ни другое не помогло мне восстановить спокойствие.

Однако потом на меня вдруг накатило вдохновение!

Мои размышления о физических законах этого мира наконец принесли плоды!

– Эй, вы, двое! Слушайте! Если научимся двигаться здесь, мы спасены!

– О чем это ты? – прорычал Крошка.

– Да вот такое дело... – я принялся объяснять.

В КА-мирах существует предел скорости. Каждая отдельная ячейка (или многоклеточный организм, чье передвижение определяется всеми и каждой ячейками в его теле) могла ползти вперед максимально на одну клеточку сетки за один хроном времени, как в шашках. В этом мире не было эквивалентов бегу, прыжкам или скачкам. Здесь не существовало «дамок». Всякую ячейку между двумя объектами надлежало пересечь, прежде чем эти объекты вступят в контакт.

Таким образом, если жертва и хищник начинают преследование, разделенные хотя бы минимальной дистанцией в одну ячейку, они могут вечно находиться на расстоянии друг от друга, по крайней мере до тех пор, пока один не совершит ошибку или не сдастся.

Любопытно, но этот предел скорости физического движения одновременно был пределом скорости «звука»... Поскольку информацию переносили амебы-блестки, которые сами были КА, то для передачи сообщения через икс клеток требовалось икс хрономов.

(Большой загадкой казалось то, каким образом здесь работает зрение. Было очевидно, что заменитель «света» в мире КА переносил информацию быстрее звука или движения. В противном случае хищники напали бы на Крошку в тот же самый миг, когда он впервые их заметил. Я не думаю, что наши «глаза» работали благодаря регистрации фотонов света. Возможно, как только мы фокусировали взгляд на отдаленной точке, некое скрытое ЦПУ, которое правило тут бал, сообщало нам данные о состоянии этого объекта по недоступной в другое время цепи. Это было нечто вроде жульничества или какой-то фокус сверхпространства. Да это и без разницы...)

Ввиду того, что мы – Мунчайлд, Крошка, я – находились относительно близко друг к другу – на расстоянии всего нескольких рядов, – мы успели обменяться сообщениями, пока хищники (которых я назвал линтами, или «львами целочисленности») мчались к нам. Но наше время быстро истекало.

– Давайте, ребята! Хватайте задние ячейки и ставьте их перед собой. У вас получится! Быстрее!

Я двинулся в сторону Мунчайлд. К моему облегчению, она тоже начала двигаться – прочь от меня. Оглянувшись, я увидел, что Крошка движется за нами. Страх – большое подспорье.

Само собой разумеется, первоначальный интервал между нами сохранялся.

– Крошка, – послал я сообщение, – линты догоняют нас?

– Нет, чувак! Но и не отстают!

– Тогда не о чем беспокоиться! Мы просто возьмем их измором. Мы ведь умнее!

Впереди маячили кущи КА-деревьев. Между стволами оставалось достаточно места, там порхали КА-бабочки, и мы легко просочились чрезмежду ячейками стволов. Двигаться становилось все проще, движение становилось все более рефлекторным.

– Ха-ха! – рассмеялся я. – Глупые линты! Куда им тягаться с нами мозгами!

– Эй, Пол, ты и вправду в этом уверен?

– Конечно, – огрызнулся я на Мунчайлд, но тут мы, углубившись в лес, уперлись в стену.

Стена тянулась на север и на юг насколько хватало глаз и полностью преграждала нам путь. Если мы пустимся в том или ином направлении, линты двинутся по диагонали и настигнут нас.

Я добрался до Мунчайлд, которая остановилась в одном ряде клеток от стены.

Потом около нас остановился Крошка.

– Гребаный ты идиот! Они же нас специально сюда загнали !

Мысль о непреодолимом препятствии не приходила мне в голову. Но следовало догадаться, что коль скоро тут существуют хищники, то у них должны быть какие-то свои зловещие способы охоты.

– Что ж, – слабым голосом проговорил я, – сдается мне, что боли тут не чувствуешь, так что ничего страшного, если нас съедят.

Прижавшись спиной к стене, мы смотрели, как приближаются линты.

42 Диноробы спешат на помощь

Когда цифровых хищников отделяло от нас нескольких килорядов, мы уже разглядели отдельные ячейки «слюны», капающей разноцветными искрами из их зловещих пастей.

– Знаете, друзья, мне очень жаль, что я втравил вас в эти неприятности.

– Что ты, Пол, ты наверняка хотел как лучше. Иначе что бы ждало меня там, откуда мы сбежали? Наверное, участь хуже смерти.

– Брось, Мунчайлд, секс иногда вовсе не так уж плох.

– Но не со стариками .

Крошка подал голос.

– Чувак, я не такой извращенец, как эта Мальвина. Мне нравится трахаться с кем угодно, со старыми и молодыми. Меня-то тебе уносить не следовало.

– Ты оказался здесь, Крошка, потому что исполнил приказ леди Саншайн. Вот когда ты дал маху. Нужно было проявить характер и не пробовать конфету.

– Это леди Саншайн проявила бы характер, если б я ее не послушался.

Я уже полностью уверился в том, что свои последние хрономы здесь мы проведем в перебранке. Самый подходящий финал для всей моей предшествующей жизни. Но в этот миг часть стены позади нас просто взяла и исчезла.

Образовался проход, в который вполне можно было протиснуться. Однако по обе стороны от этого прохода стояли два КА-существа, похожие на нас! И в руках они сжимали копья!

– Быстро! – крикнул один из них. – Внутрь!

Нас не пришлось упрашивать.

Стена была в пять ячеек толщиной, и мы оказались на той стороне, как только смогли полностью продвинуть свои наборы ячеек через «тоннель».

Обратив «зрение» назад, мы увидели, как наши спасители метнули копья.

Древки, сделанные из разноцветных ячеек, полетели прямо в линтов. Одни львы остановились, другие даже начали отступать. Но двум линтам не посчастливилось! Копья пронзили их насквозь и развалили на половинки. Каждая отдельная половинка, не в состоянии поддержать в себе жизнедеятельность, рассыпалась на фрагменты.

Затем один из пришельцев бросил в проем в стене пригоршню чего-то похожего на семена. В мгновение ока стена снова стала сплошной.

– Спасибо, спасибо вам! – отправил я им свое сообщение. – Кто вы такие, ребята?

– Мы из клана Тофолли, выращиваем дины для короля Хортона.

– Здорово! – вскрикнула Мунчайлд. – Я ведь тоже выросла на ферме!

43 Вокши и волкиты

В КА-мире не существовало непогоды и не было нужды строить жилье. Но тофолли выстроили себе дома – по нескольким причинам. Подобно окружающей поселок стене, «дома» (на самом деле всего лишь участки, огражденные со всех сторон стенами) обеспечивали защиту на случай прорыва внешней стены. Дома также служили надежным укрытием для личных вещей. Кроме того, в домах можно было уединиться.

Последнее обстоятельство, раз упомянутое, должно было навести на мысли о сексе, если в этом мире таковой вообще имел место. Но в ту пору мысли о сексе мне в голову не приходили. Хватало других важных проблем.

В первую очередь тофолли нас разбранили.

– Зачем вы так кричали? Вы что, из города? Разве вы не знаете, что своими криками привлечете хищников, особенно там, в пустошах?

Похоже, то, как мы безрассудно отправляли свои амебы-блестки во все стороны, тофолли трактовали как «громкие крики». Именно такое широковещательное излучение непреднамеренно привело к нежелательным для нас последствиям. Здесь не существовало предельной дистанции для распространения звука, разве что случайные препятствия на пути. Но даже препятствия не всегда могли остановить амебок, поскольку те за долгое время эволюции приобрели высокую проникающую способность. Амебы научились проходить через многие другие КА-предметы, не разрушая их, используя ячейки препятствия для вторичного воссоздания своих форм и таким образом продолжая путь по другую сторону преграды.

(Получалось, что мое прежнее представление о физической сплошности объектов не отвечало реалиям КА-мира, поскольку на наших глазах многие предметы и создания смогли пройти друг через друга. С другой стороны, копья и стены тофоллей явно были устроены иначе.)

Как бы то ни было, тофолли научили нас говорить «культурно», высылая поток амебок в нужном направлении. Но, честно говоря, наши крики сослужили нам неплохую службу, поскольку именно так тофолли – один из которых оказался за стеной – услышали и узнали о нас и успели подготовить спасательную экспедицию, когда линты уже настигали нас.

После урока этикета (и когда тофолли узнали, что идти нам некуда) они довольно охотно согласились принять нас к себе. Нам выделили дом и приставили к работам на диновом поле.

Выращивали там тофолли вовсе не еду. Для восстановления запаса энергии в этом мире не нужно было есть. Энергия предоставлялась свободно, от щедрот матрицы и за счет правил существования КА-мира. (Хищники вроде линтов хотели интегрировать наши уже скомпонованные ячейки – столько, сколько удастся откусить, – в собственные тела, для того чтобы вырасти. При некоторых ограничениях размеры тела были здесь единственной желанной целью, ведь при этом расширялась возможная область применения.)

Дины, которые возделывали тофолли, больше походили на семенные кристаллы. Растущие на самых разных кустарниках, деревьях и лозах, дины были формообразующими катализаторами. По сути дела, в динах содержалась информация, используя которую, можно было достигать различных целей.

Крошке, Мунчайлд и мне поручили следить, чтобы КА-сорняки (которые пробуравливались под стенами, или змеями пробирались через открытые ворота, или просто, ни с того ни с сего, проклевывались на открытом месте!) не вредили растущим динам. За нами же, наверное из осторожности, следили несколько деревенских волкитов.

Волкиты, как я окрестил их, очень похожие на собак, были одомашненными дикими животными.

Мне волкиты казались страшноватыми, но Крошка хорошо с ними поладил и даже, похоже, приручил нескольких.

Хуже волкитов были вокши.

Хижина, в которой нас разместили, была просто наводнена ими. По всей видимости, именно поэтому она и пустовала.

Вокши – это паразиты размером в несколько сотен ячеек. (Мы, пришельцы, и тофолли были величиной в несколько сотен тысяч ячеек – может быть, в целый миллион. Не так много, если сравнивать с числом клеток в организме человека, равном нескольким триллионам, но, как видно, достаточно, чтобы поддержать существование разума.) Вокши же не только ползали по всему человеческому телу, заслоняя поля зрения, они могли забраться и внутрь, если им удавалось найти подходящую ослабленную клеточную структуру. Таким образом несколько вокшей поселились в нас, что мы обнаружили, произведя взаимный осмотр.

– Ура, Пол, я еще одну раздавила!

– Это замечательно, Мун.

– Эй, гляди, чувак. Волчок сожрал ту, дохлую. Умница.

44 Онтологическая Закавыка снова поднимает свою мерзкую голову

В свободные от ловли вокшей и прополки дин минуты я предавался размышлениям о странном мире, в который ухитрился нас занести.

Где мы – внутри большого компьютера, управляемого внешним разумом? Есть ли данное окружение всеобщей субстратой этой отдельно взятой вермишелины? Другими словами, представляет ли эта временная линия лишь срез реальности за пределами нашего текущего окружения, мира людей, планет и солнечных систем, где некто наблюдает наше жалкое дергание на экране компьютера? Или, быть может, вся субстанция данной вермишелины клеточноавтоматная? Мне было известно, что некоторые земные ученые дошли до того, что заявили, будто вся наша вселенная на самом деле – один большой клеточный автомат. Может быть, это как раз тот самый случай?

Ломая голову над этой проблемой, я так и не сделал никаких выводов. У меня просто не было возможности бросить взгляд с более высокой точки. Я был зажат в рамках этой ограниченной размерности.

Кстати говоря, этот вопрос чрезвычайно походил на тот, что не давал мне покоя дома, в «Стране книг»: почему есть нечто вместо ничто? И поскольку эта дилемма так и осталась без ответа, приходилось с ней жить.

Само собой, время от времени я пытался воспользоваться йо-йо, но всякий раз безрезультатно. Такая жалость!

Поэтому, когда тофолли сказали, что мы все отправляемся на большое празднество, я был этому рад.

45 Праздник дин

Наступила пора урожая. Дины собрали и уложили на хранение. Вскоре дины повезут в Лангтон, город короля Хортона, в столицу феода. Но прежде нас ждал праздник.

Все тофолли и их волкиты собрались вокруг чего-то вроде мерцающей клеточной часовни, или дерева, или костра; было трудно сказать наверняка. Наша троица тоже в этом участвовала. За прошедшее некоторое количество килохрономов я так и не научился различать тофоллей. Для меня они все были на одно лицо, я даже не знал, есть ли у них имена собственные в нашем понимании. Но вот «черты» Крошки и Мунчайлд я сумел запомнить, ведь мы отличались от остальных членов клана чем-то, в чем наверняка отражалось наше чужеродное происхождение.

– Чувак, надеюсь, у этих квадратноголовых в городе есть хорошая дурь, – подал голос Крошка. – Честно говоря, мне не хватает моего обычного косячка.

– Не раскатывай губу. Хотя этот мир основан на логике, но в своей основе он вполне даже психоделичен, так что не уверен, что здешняя дурь тебе понравится.

– Я только надеюсь, что когда-нибудь мы сможем отсюда вырваться, – мечтательно проговорила Мунчайлд. – Мне надоели вокши, и прополка, и то, что у меня нет нормального тела. Я так соскучилась по траве, дождю, солнцу и облакам.

– Послушать тебя, вылитая Джони Митчелл.

– Ох, Пол, ну почему тебе всегда нужно смущать меня, поминая еретиков?

Один из тофоллей направился к нам с корзинкой увесистых дин.

– Вот, друзья, возьмите по одной и станьте нелинейными.

Мы взяли себе по дине.

– Как ими пользоваться? – спросил я.

– Просто сожмите ее со всех сторон сразу.

Тофолль двинулся дальше, раздавая всем дины.

Крошка уже использовал свою порцию. Мунчайлд и я немного подождали.

– Ну, да ничего особенного, – сказал я и сжал свою дину.

Катализатор мгновенно принялся за дело. Я ощутил, как во мне появляются новые рисунки связей. Через число хрономов, равное размеру моего увеличившегося тела, я полностью видоизменился.

Воздействие дины привело к тому, что я снова почувствовал себя органическим. Конечно, в примитивном смысле. В пределах своего миллиона клеток, я вновь вообразил себя человеком, эдаким ноль-запятая-ноль-ноль-ноль-ноль-один-процентным.

Испытывали ли тофолли то же ощущение? Или это побочное действие наркотика? Ответить было невозможно.

Я обратил зрение на Мунчайлд. Она выглядела здесь похожей на ожившую глиняную фигурку человечка, слепленного ребенком. Наверняка и она меня видела таким же.

– Ох, Пол, это ужасно! Это такое мучение! Это хуже чем ничто!

Прежде чем сообразил, что делаю, я без слов привлек ее к себе, желая утешить.

После чего последовала естественная реакция: мы занялись сексом, и наши тела пузатеньких Гумби перемешались.

Едва мы начали ловить кайф, дины выветрились из наших тел.

И мы снова стали КА. Вот только соединенными длинной кожистой обменной трубкой, по которой от Мунчайлд ко мне перетекали искрящиеся клетки!

– Пол! Остановись! Что ты делаешь?

– Я не могу остановиться! Эта трубка действует сама по себе!

Вокруг нас тофолли были соединены подобным же образом. Я приметил, что Крошка тоже подыскал себе партнера. Он взревел, испустив клубок искрящихся клеток. Послание гласило:

– Люби того, с кем соединился!

В конце концов спаривание закончилось (без всякого оргазмического финала), трубки разъединились, их половинки втянулись в нас обратно, и наши КА-тела снова стали раздельными.

Сообщение от Мунчайлд принесло всхлипы:

– Хны, хны, хны, я больше не девственница!

– Если это тебя утешит, – отозвался я, – то, принимая во внимание, что прежде я никогда еще не смешивал ни с кем свою логику, теперь и я в этом смысле не девственник.

46 КА-раван в Лангтон

Я постоянно думал о сексе.

И вот мы вместе с тофоллями, окруженные опасностями и благословленные чудесами, движемся по чужеродному ландшафту к культурному центру этой реальности, где обитает таинственный король Хортон, но все, о чем я могу думать, это кого бы трахнуть.

Обычное дело.

Грубое спаривание с Мунчайлд снова оживило мою идею фикс .

У себя дома я не трахался годами. Я дошел до того, что воздержание уже не составляло проблемы. И даже не утруждался передергивать раз в месяц. Конечно, отчасти виновата была депрессия, возникшая из-за противостояния Онтологической Закавыке. Но главная причина – я просто сдался и махнул рукой на себя и остальных.

Однако каким бы странным и неудовлетворительным ни оказалось спаривание с Мунчайлд, это событие, всколыхнув мое сознание, пробудило во мне возможность заниматься сексом и просто общаться – если не сказать «любить».

Не стоит сомневаться, что в моей прошлой жизни все это было в величайшем дефиците, связанном с отсутствием женщины. Теперь, когда у меня появился космический йо-йо, мог ли я быстренько исправить положение?

Караван тофоллей приближался к своей цели, а я в мыслях уже сформулировал свое следующее желание, конечно, на случай, если когда-нибудь снова удастся воспользоваться космическим йо-йо.

В один прекрасный «день», после того как мы миновали Великие Водопады Рекурсии и выбрались из Ползучего Пчелоцветного Леса (что было почти невозможно, поскольку сам Лес делал два шага назад на один твой вперед), мы увидели раскинувшийся перед нами роскошный город Лангтон.

То есть очередную стену. Здесь не существовало «более высокой» точки, с которой можно было бы обозреть весь город целиком. Так что мы увидели только еще одну стену.

Так уж оно тут устроено.

47 Хортон слышит «Нет!»

У входа в Лангтон стояли то ли стражники, то ли таможенники. Пришлось остановиться, чтобы они могли осмотреть наши корзинки с динами. Я не слышал, о чем говорил со стражниками предводитель тофоллей, – они «говорили тихо», – но мне совсем не понравилось, что они часто тыкали пальцем в сторону Мунчайлд, Крошки и мою.

Что бы там ни было сказано или решено, нам дозволили беспрепятственно войти в город.

По крайней мере на этот раз.

Внутри, за стенами, мы обнаружили тысячи ячеистого народца, сотни зданий и жуткую суету. Причина большей части этой суеты была нам совершенно непонятна. Но нечто, увиденное мной, заставило меня остановиться.

Один из горожан стоял и натуральным образом рисовал картины на стене здания. Держа особую дину, он прикасался к отдельным ячейкам стены, меняя их состояние, чтобы изобразить очертания дерева, животного или иных предметов. (Как я понял, в этом мире существовал только ультрареализм, поскольку изобразительные средства и живые объекты состояли из одного и того же материала.)

Это зрелище заставило меня тяжело вздохнуть. Искусство. Что случилось в этом мире с моим собственным вдохновением? Все ушло, растаяло без следа.

Но какого черта... Сейчас я стал как никогда восприимчив к чувственному переживанию.

Оглянувшись, я заметил, что большинство тофоллей покинули нас, очевидно направившись со своим грузом к известным им хранилищам дин. С нами остались только два проводника. Я решил, что это наверняка наши давешние спасители. Решив не навешивать лишних ярлыков, я мысленно прозвал их Вонни Первый и Второй.

– Идите с нами, – сказал мне Вонни Первый. – Нас пригласили на аудиенцию к королю.

Почему-то мне это совсем не понравилось.

– Что еще за король? Вы отдаете ему свой урожай и все свое имущество? А чем он вам платит?

В ответе Вонни Первого прозвучала нервозность.

– Король – символ величия нашей реальности. Мы рады отдать ему все, что ему требуется, чтобы приумножить его величие.

Ответ показался мне неискренним. Но что нам оставалось? Только покорно двинуться следом...

Еще к концу пути нашего КА-равана я ни с того ни с сего ощутил себя немного необычно, вдруг явственно почувствовав, как внутри моего ячеистого тела образуется нечто новое. И теперь, когда нас вели на прием к королю, я спросил Мунчайлд, не испытывает ли она те же самые ощущения.

– Ты не чувствуешь ничего странного, Мун?

– Что за глупый вопрос? Я застряла в теле, похожем на конфетный фантик, в вырезанном из бумаги мире, а ты спрашиваешь меня, не чувствую ли я чего-то странного? Конечно, я чувствую себя странно!

– Я знаю, знаю. Но я имею в виду другое странное.

– Ох, Пол, откуда мне знать. Почему бы тебе на минутку не бросить копаться в своей жалкой душе и не сосредоточиться на том, чтобы перенести нас в какое-нибудь место получше?

– Послушай дамочку, Дурной Палец. Попробуй-ка свой йо-йо еще разок.

Я послушался Крошку, но опять без результата.

Следом за нашими стражами мы приближались к самому большому объекту, какой мне тут доводилось видеть. Я сообразил, что это, должно быть, и есть дворец короля Хортона.

– Мы сейчас отправимся к королю? – спросил я Вонни Второго.

– Ты и сейчас, когда мы разговариваем, находишься в Его Королевском присутствии.

Судя по королевскому боку, на который мы взирали, король был размерами больше сотни таких простых КА, как мы.

– Но как... как ему удалось стать таким огромным? – прошептала Мунчайлд.

– Благодаря почтительнейшим вкладам его возлюбленных подданных.

В тот же самый миг от короля изошла струйка странного вида амеб.

– Я ем своих возлюбленных подданных, чужак! И каждый из них вносит свою малую толику в мое величие! После каждой трапезы я становлюсь мудрее и величественнее! И вы, трое чужаков с незнакомым вкусом, станете следующими в моем меню! Идите ко мне!

В информации, переданной королем, было что-то гипнотическое. Заурядные блестки не несли никакого принуждения, лишь чистую информацию и ее взаимосвязи. Но в словах короля заключалась непреодолимая сила, они были подобны компьютерному вирусу.

Мунчайлд и Крошка поползли вперед, прямо к жадному разверстому входу в тело короля Хортона. Я и сам ощутил, как мои несчастные клетки беспомощно стремятся навстречу каннибалу.

Но тут, возможно благодаря чему-то странному, появившемуся внутри меня, я нашел в себе силы воспротивиться:

– Нет! – крикнул я. – Ты не можешь нас съесть!

48 Пол обламывает Хортона

Король разгневался:

– Ты смеешь отказывать Нашему Величеству? Никто не может препятствовать королю Хортону стать еще больше и могущественней!

Вонни Первый и Второй двинулись, чтобы перехватить меня, прежде чем я успею сбежать. Мунчайлд и Крошка по-прежнему двигались к своей роковой кончине.

Потом король протянул ко мне руку.

Его длань коснулась меня.

В тот же хроном я начал рожать.

Я уже догадался, что готовлюсь к репликации. Это было ясно как день. После того как мы с Мунчайлд спарились, это запустило процесс зарождения ребенка, сформированного нашими родительскими вкладами. И теперь ребенок просился на свет.

Вонни попятились в священном трепете.

– Прости нас, чужак! Нам было неведомо, что ты собираешься рожать!

Клетка за клеткой, маленький КА начал выстраиваться из меня, пока не появился на свет полностью, соединенный со мной только тонкой одноклеточной нитью. Потом и эта нить растворилась.

– Мама! – пискнул маленький КА.

Странное ощущение пронизало меня.

Но, что куда важнее, я вдруг ощутил, что могу снова пользоваться йо-йо. Измененное пространство между мной и моим ребенком было таким, что йо-йо оказался готов к применению.

Я вскинул руку, и когда космический йо-йо начал раскручиваться, клетка за клеткой, прокричал:

– Отнеси меня туда, где полно горячих девочек!