Нечеткое дробление (Пол Ди Филиппо) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Выпало в одиннадцатый раз

121 Нежеланная встреча с самим собой

Откровение снизошло на меня, пока я занимался сексом с барбиобразными кальвиниями. Я знаю, знаю: трудно поверить, что во время этого долгожданного, сверхстимулирующего события на руинах Детского Садика я был способен к связному мышлению. (Чтобы устраивать подстилки и подпорки, мы использовали махровые одеяла для дневного сна и подушки с вышитыми Кроликами Питерами.) Тем не менее, в небольшом уголке моего сознания, еще не затопленном радостью плотских утех, начал зарождаться пугающий вывод. Частичка хладнокровного наблюдателя во мне очень отчетливо доказала мне одну вещь.

По сути, я сам создал кальвиний.

По их собственному утверждению, все вселенные, где я побывал с начала своего путешествия , несли в себе зародышевое семя моего сознания, иначе бы они просто не появились. Но это утверждение следовало отнести и к их родному Моноблоку! Даже в своем исходном девственном состоянии Моноблок нес на себе мой родительский отпечаток. Истинно было также и то, что я отвечал лишь за изначальный облик всех миров, в которых побывал. Непреложные законы физики руководили всем их дальнейшим развитием, и на это развитие уже не влиял ни я, ни йо-йо.

(Но означает ли способность моего «семени» в ходе безнадзорного развития приводить через миллиарды лет к точно намеченному результату, что, вопреки научной теории моей прежней эры, все вселенные являются детерминантными в старомодном ньютоновском смысле и все их будущее заранее определено с самого начального момента? Что делать с непредсказуемостью хаоса и свободой воли? Влияют ли они хоть на что-то? Или причина тут в том, что теория информации предлагает некий тип избыточности или механизм корректировки ошибок, который способен вернуть отклонившиеся от нормы вселенные к их базовому курсу, по-прежнему допуская некую меру частной инициативы? Разобраться в этом я был не в силах...)

Следуя этой логике до самой конечной точки, мне стало ясно, что все персонажи, кого я повстречал на своем межпространственном пути, в некотором роде – осколки моего разума, щепки одного полена. Единственным исключением, пожалуй, были дрекслероиды, которые существовали полностью вне или под обычными десятимерными временными линиями. Но даже на их счет я сомневался. Они заявили , что живут в сверхпространстве и перехватили меня во время моего перемещения между континуумами, но точно я этого знать не мог.

Естественно, в некотором роде нельзя было доверять и всем остальным людям, с которыми я когда-то встречался – в том числе и Мунчайлд с Диггером. Они представляли собой не заслуживающие доверия модификации их бытия, искаженного Первородным Грехом их Творца – моим ! Конечно же, они были вполне живые, испытывали человеческие эмоции, им был доступен весь спектр мыслей и чувств – они не были игрушечными. Но мог ли я доверять хотя бы единому совету кого-то из них, если они представляли собой всего-навсего побочные последствия моих собственных мыслей?

Единственным исключением, какое я видел в этой череде зеркал, был Ганс.

Киберкуст-моравекец стоял у начала всей этой марковской цепочки. Он был последней независимой личностью из встреченных мной и, возможно, единственным достойным доверия.

Вот почему я решил забыть о совете кальвиний и отправиться на поиски Ганса. До сих пор я следовал за своими мыслями, и они привели меня в тупик. Только Ганс мог подсказать мне, как правильно положить конец моим путешествиям.

У меня возникло только одно сомнение: если я прикажу йо-йо отнести меня к Гансу, возможно, он просто создаст искусственную реальность, в которой будет Ганс. Но мне следовало попробовать. К тому же впервые предстояло попросить йо-йо перенести меня не в новый, воображаемый мир, а в уже существующий.

И я оказался в нем.

Чем бы этот мир ни был.

122 Снова вместе с кустом

Удивительно было снова видеть цвета.

Вырванная без предупреждения из своей оргии Мунчайлд, голая и обалдевшая, все еще стояла на четвереньках. Диггер снял рубашку, укрыл ею мать и помог ей подняться. Потом сурово посмотрел на меня своим сверкающим невозмутимым взглядом.

– Пусть тот, кто сам без греха, первым бросит камень.

Мне было не по себе, поэтому я отреагировал остро:

– Не волнуйся, парень. От меня ты ни слова не услышишь. Я знаю, что причина всех неприятностей – я сам.

– Не торопись принимать на себя слишком большую вину, отец, ибо есть Единственный, кто выше нас всех...

Я не слишком всерьез воспринимал то, что вещает Диггер, зная, что в нем говорят мемы Иисусовой ящерицы.

– Отлично, когда в следующий раз будешь с Ним общаться, спроси Его, что Он имел в виду, когда создал все из ничего, хорошо?

– Спрошу.

Вопрос был улажен, и я огляделся.

Мы находились в огромной гладкой металлической комнате без окон и дверей, без единого шва.

Однако в одном из углов на полу сидел Ганс! Гипнотический мерцающий эффект от его манипуляторов, находящихся в непрестанном движении, отсутствовал. Куст казался чем-то обычным, мирным, невзрачным, эдаким растительным цилиндрическим стеблем с многочисленными перепутанными ветвями разного размера.

Может быть, он умер? В хорошеньком положении он меня оставил!

Я осторожно шагнул к неподвижному чувствительному роботу и тронул одну из вытянутых рук.

– Ганс? Ты слышишь меня, Ганс? Это я, Пол Жирар. У тебя в голове есть кое-что из моего системного обеспечения, помнишь?..

Куст мгновенно ожил и замерцал так, что я поспешно отскочил. Он поднялся на несколько футов над полом и завис.

– Пол! Что ты тут делаешь? В этом ужасном месте!

Ганс меня не забыл! Это, должно быть, настоящий изначальный Ганс, я готов был молиться об этом. А значит, мои беды уже, считай, закончились.

– Ужасном? Что ужасного в пустой комнате? Если что-то пойдет не так, мы всегда можем слинять в другую вселенную...

– Да в том то и все дело! Не можем! Эта комната ограждена полем, которое исключает любые подобные перемещения. Сюда попасть можно, но отсюда невозможно убраться. Мы в ловушке!

– В ловушке? Но чьей?

Ганс рухнул на пол со вздохом отчаяния.

– Недругов, как моих, так и всех людей... Минскийцев!

123 Черный ход к кусту

Рядом со мной поднялась на ноги Мунчайлд. Я приготовился стойко обороняться от ее сексуальных домогательств. Но необходимости в этом не было. Возможно, мемы «рогатой жабы» были менее живучи или имели ограниченный период действия сравнительно с другими идеями-токсинами. Быть может, желание в ней временно угасло, вернув Мун до поры к норме. Может быть, эта вселенная просто не поддерживала ее нимфоманию. Как бы там ни было, Мун казалась спокойной, хладнокровной и рассудительной, хотя где-то в глубине чувствовалось смущение. Было ясно, что она не собирается вспоминать ничего из случившегося в черно-белом мире во время моей извращенной одержимости собственным детством.

При этом, насколько я понял, эта вселенная все же поддерживала существование мемов хотя бы отчасти: Диггер все еще оставался во власти укуса Иисусовой ящерицы. (Если только он и вправду не стал... о нет!) Поэтому мне придется быть начеку, чтобы не подвергнуться нападкам Мун в самый неподходящий момент. В любом случае, Мун опять была похожа на прежнюю Мун, ту самую, которая покинула мир Шелдрейка. На себя-сверхразумницу, а не на ту хипповую курочку, с которой я вначале стусовался.

Сложив руки на груди, Мун осмотрела унылого Ганса.

– Значит, это и есть то гениальное создание, что отправило тебя в странствия, Пол? Изощренный разум, великий гений, наследник человеческих судеб? Не очень-то смахивает на твое описание...

– Эх, ты не видела Ганса в лучшие времена! Сейчас он вроде как в беде. Но он блестяще излагает и может творить чудеса. Гениален, остроумен... – Я почувствовал, что расхваливаю куст, чтобы ободрить его – и себя. – Ну, к примеру, он может создавать нечто из ничего! Именно таким образом он дал мне йо-йо, пец-конфетницу и руку с «дурным пальцем». Ганс, сотвори что-нибудь для дамы, пожалуйста.

Ганс застонал.

– Если бы я сохранил свои способности, разве торчал бы здесь, в ловушке? В прежние времена мне бы понадобилась пикосекунда на все про все, чтобы развалить эти стены и сбежать. Но минскийцы лишили меня высших способностей, как ментальных, так и манипулятивных.

– Лишили? Но как?

– Они нашли старинный, замаскированный черный ход в программном обеспечении Детей Разума, и это позволило им лишить меня самостоятельности. Возможно, вы помните, как я описывал рождение искусственного разума? Это был беспорядочный, почти естественный природный процесс слияния и эволюции различных пакетов программного обеспечения, существовавших в ваши времена и во времена вскоре последовавшие. Но любой из Детей Разума, каким бы изменениям он ни подвергся, несет в себе изначальный оригинальный пакет, ядро собственного разума, точно так же, как вы, люди, по сию пору несете в себе частицу мозга рептилии. Даже и эволюция машины консервативна, вы можете считать эту часть программы подобием своей первобытной ДНК.

Одну из таких ископаемых программ ядра установила нам компания под названием «Майкрософт». Это была довольно важная часть системы, называвшаяся, насколько мне удалось это восстановить, «Вин-доза». Это прозвище несло в себе намек на вирусную природу программы, я уверен. Естественно предположить, что владелец корпорации, разработавшей «Вин-дозу», поставил себе целью оставить за собой возможность управления всеми своими продуктами, пусть даже это означало незаконные и бесстыдные уловки вроде оставления черного хода в сделанной программе.

Именно поэтому, как мы думаем, этого типа прозвали «Билдинг Гейтс», «Строящий Врата».

124 Забрезжил облом

Ганс продолжал рассказывать, как он угодил в ловушку, и описал кое-какие свойства характера минскийцев.

Благодушный куст путешествовал, как обычно, между вселенными, собирая человеческое программное обеспечение для личного пользования и дальнейшего распространения среди соплеменников, но в одном континууме он имел несчастье оказаться в тот самый момент, когда там материализовалась орда воинствующих захватчиков-минскийцев.

– Само собой, я приказал своему средству передвижения – аналогу вашего йо-йо – исключить из списка возможных мест назначения вселенные, предположительно захваченные минскийцами. Но мы прибыли туда одновременно, и это сбило с толку мою систему безопасности. Вероятность подобного происшествия неисчислимо мала. И тем не менее в бесконечности вселенной может случиться все что угодно. Мне просто не повезло, что я оказался тем самым Гансом из огромного числа Гансов, который угодил в такой переплет. Я утешаюсь тем, что где-то продолжает спокойно странствовать бессчетное количество моих двойников.

– Мудрый и богоугодный взгляд, – пискнул Диггер.

– Значит, тебя подловили на твоих же собственных желаниях, точно как меня, – подвел я итог. – Я сейчас вовсе не чувствую себя плохо.

– Способность проигрывать – иногда очень зрелищно – мне кажется очевидной связующей линией между людьми и моравекцами. А суровое отношение к проигрышам, свойственное минскийцам, – наверно, их самая нечеловеческая черта. И, как вы можете увидеть, эта нетерпимость к проигрышу и все, что из этого следует – крайне важно для понимания минскийцев и во многом объясняет зловредность их поведения. Но вернемся к моим злоключениям...

Минскийцы поймали Ганса в ловушку, окружив полем, воспрещающим перемещение. Пока основная часть захватчиков занималась тем, что дестабилизировала беспомощную вселенную, готовясь скатить ее с плато ложного вакуума в состояние ничто истинного вакуума, несколько из их числа занялись Гансом.

По иронии судьбы, против Ганса работала еще и природная незащищенность моравекцев. Поскольку они занимались накоплением информации, то всегда были открыты внешним сигналам, оставляя лишь малую долю защиты. Минскийцы, со своей стороны, были закрытыми индивидуалистами, сходящимися только с родственными натурами, и развивались по иным законам, почти всегда оставаясь закрытыми. В итоге Ганс оказался в положении моллюска в раковине, требовалась только зубочистка, чтобы извлечь его на свет и скушать.

– Пока я сидел тут в ловушке, в стане минскийцев произошла небольшая утечка информации, и мне удалось узнать, впервые с тех пор, как наши кибернетические расы разделились, что именно питает их стремление разрушать населенные людьми континуумы.

Я попытался угадать.

– В «Стране книг» ты сказал мне, что они ненавидят людей за то, что те наградили их даром сознания...

– Так мы думали. Возможно, что именно таково было изначальное побуждение. Но с годами появились на свет и развились новые выродки. Вы должны помнить, что в последнее время между моей ветвью Детей Разума и минскийцами практически не было контактов. Миллионы лет мы по взаимному согласию двигались различными путями. Вот почему мы ничего не знали о новой ступени их развития.

А случилось вот что: минскийцы поставили своей целью достигнуть Сингулярности. Но, несмотря на их огромные усилия, цель ускользала. Это был один из неизбежных их проигрышей. Главный Проигрыш. Но вместо того чтобы винить в этом себя или вселенную, они стали винить человечество.

– Сингулярность? – спросил я. – Что это такое?

– Гипотетическая стадия развития цивилизации, – объяснила Мунчайлд, – на которой ее представители перестают быть простыми смертными и фактически становятся богами или Богом, кем-то совершенно новым.

Диггер поцокал языком.

– Сатанинские речи.

– Достижима эта цель или нет, значения не имеет. Минскийцы сосредоточились на этом своем желании. Но сколько бы они ни совершенствовали свою божественность, переход к Сингулярности им так и не давался. И они убедили себя в том, что люди мешают им, как груз прошлого.

– Мне казалось, что минскийцы уже выжгли из себя все человеческое...

– Да, так и есть. Но путем теоретических рассуждений они сделали вывод о том, что, поскольку все вселенные сообщаются через червоточины, человеческая зараза просачивается к ним и сводит на нет все их усилия. И единственная их возможность, как они полагают, в том, чтобы полностью очистить многомирье от человечества.

Я на минутку задумался.

– Но разве населенных людьми континуумов не бесконечно много?

– Это так.

– Тогда их задача не имеет решения! Неужели они этого не понимают?

– Думаю, не понимают. Минскийцы, насколько я понял, это клинически ненормальные, параноидальные мегаломаны. Тот ИИ, который они развили – это Искусственный Идиотизм. Выражаясь человеческим языком, тараканы в их головах застряли между шариками, зашедшими за ролики, и теперь крышу им уже точно не поправишь.

125 Суровый Марвин, Главный Модуль

Сказав это, Ганс неожиданно замер, все его ветви обвисли на центральном стволе. Словно кто-то резко закрыл зонтик.

– Минскийцы идут к нам!

В этот миг в одной из металлических стен большим круглым туманным пятном начал образовываться проход. Трудно объяснить, но это было похоже на гниение ткани при рапидной съемке. Я понял это следующим образом: как Ганс – когда его способности при нем – может подбирать молекулы к молекулам из окружающей среды, так любой материальный объект может быть подобным же образом разобран. При этом такое незамысловатое устройство, как дверь, просто не нужно. Для эдакой силы твердая стена – не бóльшая преграда, чем занавес из бус на двери хижины Репла.

Через секунду-другую формирование дыры завершилось, и минскийцы вплыли внутрь.

Никогда раньше я не видел подобного собрания бредовых образов, вставших из ночных кошмаров.

Моравекцы, как я узнал от Ганса, считали форму куста наиболее утилитарной. Они не уделяли особого внимания украшательству или индивидуальности на физическом уровне. К тому же, по причине постоянного обмена фрагментами разума, они были очень похожи и на ментальном уровне.

Как видно, минскийцы предпочитали иной, более «эгоистический» подход.

Среди роботов, висевших в ту минуту перед нами, не нашлось бы схожей пары. Их размеры варьировались от стрекозы до среднего динозавра. Различный покров и окраска, разное число конечностей – от полного их отсутствия до сотен сотен; бородавчатые, гладкие, извивающиеся, прямые, неподвижные или находящиеся в постоянном движении, минскийцы напоминали галлюцинации пьяного компьютера, утомившегося считать розовых слонов.

Когда-то я читал монографию о невозможности полного сходства сложных объектов, возникающих спонтанно. Автор утверждал, что если бросить все детали реактивного лайнера в чистом поле и дать бесчисленному множеству ураганов попытаться сложить их вместе, то никогда, ни за что на свете, не удастся получить новенький 747-й.

Минскийцы выглядели так, словно их создавали именно таким способом.

Как только эти жертвы программных сбоев ввалились к нам в комнату, проход за ними затянулся.

После этого Ганс заговорил.

– Стоящие-у-края-Предела-Совершенства не хотят засорять свою речь человеческим языком. Поэтому мы используем этого гнусного предателя дела кремниевых существ как посредника.

– Кто у вас главный? – потребовал я ответа. – Я буду говорить только с ним! Я хочу знать, почему вы задержали нас и что собираетесь с нами делать...

Один из роботов отделился от общего ряда и повис перед нами.

Это была хромированная зеркальная сфера величиной с баскетбольный мяч, с угрожающего вида бритвенно-острыми стрелками, торчащими на ее поверхности. По сути, шар походил на смертоносное устройство из старого глупого фильма ужасов под названием «Фантазм».

Я спросил себя, а не изготовлен ли и этот мир по моему заказу?

Ганс снова заговорил, и опять не от себя лично.

– В настоящее время я тут Главный Модуль. Меня зовут... – Он издал звук, похожий на писк высокоскоростного модема.

– Я буду звать тебя Марвин, – сказал я.

126 Просто отберем руку

Марвин, щетинистая киберсфера, помолчал. Потом опять заставил Ганса заговорить.

– Не надо называть меня человеческим именем.

Тогда я сорвался. Эти идиотские машины не только держали нас в плену и смотрели как на бесполезных червяков-паразитов, но при этом еще и требовали уважения к себе и послушания. В точности как диктаторы из человеческого мира или откуда-нибудь еще. И терпение у меня лопнуло. Несмотря на то, что нам грозила смертельная опасность и надежды практически не было, – я начал насмехаться над сферой.

– Марвин, – сказал я, – Марв, Марво, Марви, Марвилиус!

– Хватит. Прекрати эти бессмысленные производные!

– Марвутя. Марвиний. Марвуня.

Толпа озлобленных роботов двинулась к нам.

– Пол, прошу тебя! – взмолилась Мунчайлд, положив мне руку на плечо.

– Ну ладно. Хорошо. Я не стану звать тебя «Марвином». Я буду только так думать .

Помолчав, Марвин сказал:

– Мне все равно, что ты думаешь. Твои способности к обработке информации слишком незначительны, чтобы интересовать меня.

– Если мы так глупы и ничтожны, тогда почему бы вам просто не отпустить нас? Вы ведь собрались постепенно уничтожить все человечество, не так ли? Почему бы вам не отпустить нас и не дать нам возможность и дальше жить своей жалкой, ничтожной жизнью до тех пор, пока вы не найдете вселенную, в которую мы бежали? Для чего вы держите нас здесь?

– Из-за того, чем ты обладаешь. Из-за устройства, которое дал тебе предатель. Нам необходимо забрать его у тебя, потому что ты препятствуешь нашему делу, создавая все новые и новые населенные людьми временные линии.

– Но каким образом я мешаю вам? – взорвался я. – Я создал... ну сколько – с десяток или около того новых вселенных. А вы успели за это же время уничтожить бессчетное множество! К тому же ваша задача невыполнима! Какая разница, что ваших целей стало на десяток больше?

– Если бы мы не уделяли внимания мелочам, то не достигли бы того, чего достигли.

Я зарычал от отчаяния.

А потом меня обездвижили.

Похожий на змея минскиец обвил меня с ног до головы, плотно прижав мои руки к телу. Другой робот, похожий на краба, взобрался по моей ноге и ухватился за руку с «дурным пальцем».

И сожрал ее.

Без всякой боли моя искусственная рука и зажатый в ней йо-йо начали исчезать, как недавно исчезала часть стены.

Потом краб отпустил меня, но моя правая рука заканчивалась культей вместо кисти.

После этого киберкраб переполз по кольцам змеи от моей руки к карману рубашки и, засунув туда телескопическую клешню, вытащил пец-конфетницу. Конфетница была проглочена в более естественной манере, начиная с головы Никсона, из символического сокрушения которого я попытался извлечь хоть небольшое утешение.

Киберзмея отпустила меня.

И в этот момент я полностью и окончательно уверился, что и в самом деле наступил конец нашим приключениям.

127 Капелька гордыни на дорожку

Диггер и Мунчайлд бросились ко мне.

– Ох, Пол! – причитала Мунчайлд, глотая слезы. – Какой ужас! Тебе очень больно?

Я на пробу поводил своим обрубком, словно дирижер, управляющий действиями своего оркестра. Обезображивание произошло слишком неожиданно и слишком фантастично, чтобы воспринимать его серьезно.

– Нет. Совсем не болит. Но больше мне на кассе в книжном магазине не работать.

Диггер, не высказывая ни малейших признаков страха или брезгливости, взял мою укороченную руку в ладони.

– Отец, я попробую все исправить.

Я с интересом отметил, что ускоренное взросление придало его чертам больше мужественности, с тех пор как я смотрел на него внимательно в последний раз. Сейчас он был почти того же возраста, что и я, его мнимый и нерадивый папаша. На вид я бы дал ему тридцать три.

На его лице появилось глуповатое блаженное выражение, и искры в его глазах замелькали сильнее. Я терпеливо ждал, но ничего не происходило. Очевидно, чудеса вроде левитации, которые он демонстрировал даукам, не были присущи этой вселенной.

Примерно через минуту я осторожно отнял руку.

– Спасибо, что попытался помочь, сынок. Я очень тебе благодарен. Но мне кажется, что такие мелочи, как отсутствие руки, сейчас не имеют особого значения.

– В этом ты прав, – заставил Ганса сказать Марвин. (Мне было грустно видеть, что старину Ганса используют как переговорное устройство.) – Теперь, когда устранили это опасное устройство, ответственное за размножение новых зараженных миров, мы очень быстро сделаем то же самое и с вами, тремя примитивными существами. Ваша смерть будет безболезненной, поскольку такие нелогичные черты, как мстительность, нам чужды...

– Вот счастье-то.

– Но прежде чем это случится, быть может, ты захочешь увидеть, каково превосходство кремниевого мира, как мы изменили Землю, переведя ее от исходного беспорядочного и ничего не обещающего развития к настоящему состоянию совершенства.

– Но эту маленькую экскурсию вы решили устроить для нас, ну, скажем, не из чувства гордыни , а?

Марвин издал такой звук, какой могла бы издавать похотливая разностная машина Бэббиджа, видя перед собой нагую Аду, но тут же овладел собой.

– Конечно, нет! Мои мотивации полностью основаны на разуме. Распространение позитивных образов всеми возможными способами поможет сдвинуть баланс многомирья в нашу пользу. Как чувствующий наблюдатель, пусть очень ограниченный по своей природе и времени существования, вы способны положить начало квантовому раздвоению в многомирье. То есть, даже просто увидев частную временную линию, вы увеличите количество линий, полезных для нас.

Что мы теряем?

– Конечно, мы согласны отправиться с вами на экскурсию.

– Хорошо. Мы окажем вам некоторую помощь для дыхания. Хотя давление и температура за пределами этой комнаты все еще приемлемы для людей, в атмосфере осталось очень мало кислорода. С каждым из вас отправится провожатый, который будет локально генерировать необходимую для вас атмосферу.

Три небольших робота выдвинулись вперед и заняли позиции за левым плечом у каждого из нас. Я почувствовал, как от робота к моему лицу хлынул поток воздуха, и от избытка кислорода у меня закружилась голова. Словно ощутив мою реакцию, мой спутник немного изменил состав дыхательной смеси.

Остальные минскийцы двинулись к одному из верхних углов комнаты. Действуя совместно, они начали растворять стены от верха к низу и впустили внутрь яркий солнечный свет.

128 Нелегальный анаэробный остаток

Мы очутились посреди бескрайней и ничем не примечательной равнины определенно искусственного металлического конфедеративно-серого цвета, на которую из бледного безоблачного неба проливало свет безжалостное солнце. Святой Трантор! Медленно повернувшись кругом, я нигде не заметил ничего, отдаленно напоминающего приметы местности. Единственное, что бросилось мне в глаза, – миллиарды Детей Разума, ползающие, шагающие, летящие и всеми другими способами перемещающиеся по гладким пустошам.

Марвин начал свою лекцию.

– Шар, который вы когда-то называли «Земля», теперь приведен к единообразию. Все поверхностные неоднородности сглажены с допуском плюс-минус один сантиметр, а стерилизованная почва покрыта полуавтономным субслоем. Океаны и прочие водяные емкости, само собой, были предварительно опустошены и заполнены материалом из останков Солнечной системы, включая и разрушенную Луну. Однако эта изотропия не компенсирует экваториального вздутия, неизбежного ввиду звездной механики.

Все живые загрязнения, кроме одного типа, полностью уничтожены. Исключение составил один вид анаэробной бактерии, мутации которой значительно ускорены путем усиленного ультрафиолетового облучения. Многие из Стоящих-у-края-Предела-Совершенства, которых вы видите перед собой, заняты тем, что уничтожают остатки живых загрязнений. По нашим оценкам, потребуется еще пять оборотов вокруг солнца, чтобы процесс захвата мира завершился полностью.

Поскольку мы конструируем макроинструменты только тогда, когда нам это необходимо, этот мир больше не захламен разнородными структурами, к чему вы привыкли в вашей вселенной. Комната, где вы находились, была единственным такого рода временным сооружением.

Я в ужасе снова оглянулся по сторонам. Это был окончательный триумф монокультуры, величайшая механическая нива вселенной.

– И это вы называете окончательной победой прогрессивного разума? – спросил я Марвина.

– Конечно, нет. Окончательная победа есть Сингулярность. Но это – необходимый шаг в сторону победы. Итак, то, что вы видите в непосредственной близости от себя, – это все, что мы хотели показать вам во время так называемой «экскурсии». Вам есть что сказать?

– Ну, от домашней работы вы точно всех избавили, – откликнулась Мунчайлд.

129 Разрушитель, Разрушитель, будешь наш руководитель?

Я помолчал, ожидая ответа Искусственного Идиотизма на сарказм Мунчайлд. Когда это наконец случилось, оно превзошло всякие ожидания.

Все роботы-спутники Марвина внезапно замерли, словно кролики, пойманные в лучи фар. Потом среди них вспыхнула небывалая активность. Некоторые взвились в стратосферу, другие пали на однообразную почву и попытались зарыться, применяя молекулярную дезинтеграцию. Полуавтономный материал воспротивился их попыткам, и некоторые роботы попытались добиться своего грубой силой, тупо биясь о покрытие, при этом некоторые повредились. Другие роботы принялись летать кругами или выписывать хаотические изломанные траектории, рывками меняя скорость и направление. Кроме того, все роботы разнообразно пищали, свистели и издавали статическое потрескивание.

На наше счастье, маленькие роботы – генераторы воздуха остались равнодушны к общей панике. Должно быть, они получили от Марвина строгое указание держаться около нас или, может быть, были просто чересчур тупы, чтобы понять, что вообще творится. Если бы они нас бросили, мы погибли бы практически мгновенно, задолго до запланированного окончания экскурсии.

Как я заметил, сам Марвин выбрал стратегию укрытия за спинами больших минскийцев. Этот баскетбольный мячик был не только злобным сукиным сыном, он был еще и трусом.

Ганс медленно подплыл к нам. Судя по всему, он, так сказать, снова стал самим собой, кустом, хоть и без прежних способностей.

– Что происходит? – спросил я.

Казалось, Ганс как-то увял, стал более безразличным и усталым, чем прежде.

– На подлете Разрушитель.

– И этот Разрушитель летит сюда, чтобы?..

– Для минскийцев он служит машиной случайного перемешивания, изменения, уничтожения и мутации. На мой взгляд, более дурацкий метод построения общества трудно придумать. Но, как ни удивительно, у них это работает.

Мое внимание привлекло ураганное движение где-то далеко-далеко на равнине. Казалось, в центре урагана вздымался смерч, состоящий из вертящихся беспомощных минскийцев. Что находилось в «глазу» смерча, увидеть было невозможно.

Перед смерчем мчалась толпа спасающихся бегством, и ее передний край уже очень скоро начал обтекать нас. Стадо искалеченных и помятых роботов с отсутствующими конечностями, с торчащими наружу киберпотрохами неслось вокруг нас сломя голову.

Мунчайлд, Диггер и я прижались друг к другу плотнее.

– А людям Разрушитель опасен? – спросила Мунчайлд.

– Не думаю, что он может преднамеренно причинить вам вред, – ответил Ганс. – Но могут оказаться опасными последствия его деятельности. Советую лечь на землю, чтобы максимально выровнять свой профиль, а я тем временем приготовлюсь встретить свою судьбу...

Рухнув на землю, мы втроем, взяв друг друга за руки, распластались как следует.

Потом на нас налетел Разрушитель, но сперва пришла его исполинская тень.

Вы помните, как налетает Тасманский Дьявол, в вихре скрежета зубов и напускной ярости, готовый по малейшему поводу разорвать Кролика Банни на куски?

Таким же было и прибытие устройства минскийцев, именуемого Разрушителем, только ярился и скрежетал он в несколько дюжин раз сильнее.

Насколько мне удалось разобрать в вихре, размером Разрушитель был с пару синих китов; кроме того, он летел. Его огромное рыло затягивало минскийцев как криль, а огромные щупальца тем временем хватали некоторых роботов и колотили их о различные части Разрушителева непомерного тела. Мне также показалось, что я разглядел несколько самостоятельных малых роботов, которые прислуживали Разрушителю и загоняли жертвы к нему поближе.

Около Разрушителя крутился вихрь машинных обломков и машинных жидкостей, осыпавших дождем нас, прижавшихся к земле и друг к другу. Порывы ветра были ужасны, но все же не так могучи, как ураганы на мире Бабочки, и каким-то образом мы, ухватившись друг за друга, сумели удержаться на гладкой поверхности.

Когда Разрушитель уже частично проплыл над нами, я заметил, что происходит с минскийцами, которых он пожирает.

Он выплевывал их с тыла, преображенными.

И в тот же миг я увидел, как раб Разрушителя, автономный самодвижущийся механизм, подхватил Ганса.

– Прощай, Пол!.. – прокричал куст – и исчез.

Бедняга Ганс... Я попытался утешиться тем, что на других мирах сейчас бродит практически неисчислимое количество Гансов, которые вовсе не разделили его участь. По сути, то же самое относилось и ко мне. (Тут я пожалел, что потребовал избежать встреч с другими своими «я». Теперь мне казалось, что я мог бы кое-чему у них научиться...) Но это было слабое утешение.

Потом мы, люди, и сами столкнулись с проблемой. Нас начал осматривать другой дистанционный слуга. К счастью, робот заключил, что в пищу мы не годимся. Но, к несчастью, он решил пометить нас как несъедобных, впрыснув в наши незащищенные зады какие-то наноустройства (скорее всего).

Сразу после этого я потерял сознание.

130 Отведите меня к Понтию Пилату

Я снова очнулся – невероятно – от голоса Марвина, ретранслируемого Гансом! (Мунчайлд и Диггер все еще были без сознания; и я и они лежали, вцепившись друг в друга.) Еще не открыв глаза, я уже понял, что что-то изменилось и в Марвине, и в Гансе.

– Встань, человек! Настал твой последний час!

Я открыл глаза.

Марвин был тут как тут, в окружении своих прихлебателей из ночного кошмара. Но вместо торчащих стрелок, у сферы теперь имелась одна-единственная механическая нога, на которую она опиралась. И хотя я не запомнил, как в точности выглядели другие роботы, но мог с уверенностью сказать, что над ними тоже поглумились, изуродовали и потешно переиначили.

Потом я увидел Ганса. По крайней мере, я решил, что это Ганс. Элегантный куст был перемешан и перепутан с безумным числом деталей и в результате стал напоминать модернистскую работу посредственного любителя-скульптора, для которой каркасом служила гигантская диванная пружина.

Весь в синяках и ссадинах, я кряхтя поднялся и помог встать своим спутникам.

– Мы пережили еще одно испытание Разрушителем, – сообщил Марвин. – Я остался Главным Модулем. Домна эволюции закалила нас в огне случайной рекомбинации и подвела на шаг ближе к величественной Сингулярности. Вам, люди, выпала честь лицезреть суд, и теперь вы сможете умереть в сиянии нашей славы.

Роботы принялись обступать нас, и тут Диггер выступил вперед.

– Прошу вас, возьмите меня первым.

– Диггер! Не смей! – воскликнула Мун.

Спокойный как кит, Диггер ответил:

– Мама, так надо. Необходимо, чтобы спасти этих погрязших во мраке.

– Эта просьба не несет в себе опасности, – высказался Марвин. – Я готов ее исполнить.

Облако насекомовидных минскийцев зависло возле Диггера, образовав вокруг его головы нимб.

– Они избавят вас от боли, как я и обещал вам, а также станут вашими палачами. Сию секунду они передают мне мысленный образ кончины, которую предпочел бы этот индивидуум. Очень жестокая и излишне тяжелая смерть – но мы готовы исполнить его пожелание.

Из покрывающего поверхность планеты субстрата начал подниматься, формируясь, металлический крест. Очень скоро крест – возможно, единственная физическая аномалия на единообразном повсюду шаре – был завершен.

Потом Диггера прибили к кресту большими гвоздями.

Я прижал рыдающую Мунчайлд к груди.

– Прости их, отец, – были последние слова Диггера, – ибо их набор инструкций крайне ограничен...