Нечеткое дробление

133 Ангел, Великая Мать и Святая Училка

В смерти есть один главный недостаток.

Длится она недолго.

По сути, всего ничего.

Другим недостатком оказалось то, что, будучи мертвым совсем недолго, я не успел оценить ее по достоинству.

То есть совсем не почувствовал.

Моменты, когда киберпчелы-убийцы окружили мою голову и отключили меня, как 25-ваттную лампочку, и когда сознание вернулось ко мне, оказались для меня нераздельны. Мое «я» не испытало никаких переживаний, да и переживать было нечего. Никакого белого света или пурпурного коридора, никакой потусторонней музыки и судилища с участием святых особ. Не было ни моментального просмотра всей прошедшей жизни, ни соблазнительной иллюзии бирсовского Совиного ручья. Было просто исчезновение. Я испарился, лопнул как мыльный пузырь.

А потом, практически мгновенно, снова весьма неожиданно очнулся, вернувшись в собственный эго-континуум; при этом мое тело находилось в том положении, в каком я его запомнил в последний раз, а именно лежало на спине.

Я решил, что лучше удостовериться в том, что происходит, и открыть глаза.

Снова-здорово.

Меня приветствовало тусклое, но чем-то знакомое небо. Я осторожно поднялся и оглянулся по сторонам...

Та же стерильная, выровненная Земля минскийцев, на которую я посмотрел, прощаясь. Насколько я сумел разглядеть, именно здесь умерли я, Мунчайлд и Диггер (хотя никакого уставленного в небо креста рядом больше не было).

Мне стало понятно, что случилось. Злые безумные роботы, мастера наноманипуляций, зачем-то воскресили меня, восстановив и отремонтировав в моем мозгу и органах клетки, поврежденные во время моего уничтожения. Для чего они сделали это, я не знал. Быть может, это какая-то особенно жестокая форма пытки, бесконечное повторение смерти. Если не принимать во внимание их заявление, что эмоции-де им чужды, сомневаться в садизме минскийцев не приходилось. Может, им снова для непонятных целей понадобились мои Гейзенберговы способности наблюдателя. Кто их знает. Но я мог поспорить, что умер всего на несколько минут, ну, в крайнем случае, на несколько часов или на день, в зависимости от того, сколько они могли хранить мое мертвое тело, пока не будет пройдена точка невозвращения. А то, что я снова в своем прежнем теле, разве не означает, что они способны оживлять?..

Неожиданно кое-что бросилось мне в глаза.

Нигде, вплоть до самого горизонта, не было видно ни одного минскийца.

Я оглянулся по сторонам.

Никого и ничего. Я совершенно один.

Как вышло, что целая планета внезапно лишилась всего населения? Очередное нападение Разрушителя? И если минскийцы исчезли, то кто оживил меня?

Потом у моих ног что-то начало происходить.

Полуавтономный слой начал вспухать в виде точной копии человека, хоть и окрашенной в серый цвет.

Это была лежащая на спине Мунчайлд. Ее тело словно бы выталкивалось из поверхности планеты, как будто с той стороны миллионы штырьков выдавливали этот рельеф.

Через секунду передо мной лежала полностью оформленная копия Мунчайлд, выполненная из тускло-серого вещества.

Потом труп начал проявлять признаки жизни, задышал, его плоть приобрела розовый человеческий оттенок, и все это за короткую долю мгновения.

Я машинально шагнул к ней, наклонился и помог подняться и сесть.

Именно в этот миг я осознал, что у меня снова две обычные человеческие руки; правая, которую сожрал минскийский краб, полностью восстановилась в том виде, в каком была до «дурного пальца».

С глупым видом Мун оглянулась по сторонам.

– Пол... что случилось?

– Я не знаю. Почему-то мы снова живы.

– Мама? Папа?

Мы оглянулись. К нам с серой волшебной земли поднялся Диггер. Через секунду мы все обнимались. Мун и Диггер плакали как дети. Ну, может быть, я тоже плакал. Немножко. Диггер был первым, к кому вернулось самообладание. Он вновь стал похож на того мальчишку, которого мы вырастили на мире Шелдрейка, влияние мема Иисусовой ящерицы прекратилось. Впрочем, и прежде у него бывало на лице выражение «не от мира сего».

– Как вы думаете, могла моя, гм, жертва... обратить на нас внимание Того, Кто пришел и спас нас?..

– Не смеши, сын, – ответил я. – Уверен, что это дело рук Ганса.

Тут знакомый грубый голос гулко прогудел из глубин налитого пивом живота и спаленной дурью глотки:

– А парень-то ближе к истине, чем ты, Дурной Палец.

Это был наш старый приятель Крошка, Ангел ада, который арестовал меня в мире Мун, а потом тащился за нами через КА-страну и остался в мире Богинь. Крепкий, как сама жизнь, он появился как чертик из табакерки, неизвестно откуда, и стоял рядом с двумя своими спутниками.

Слева от него была леди Саншайн, ненасытная правительница-амазонка из мира хиппи. Или, быть может, ее двойник из мира Богинь, Великая Мать? Или, каким-то образом, она была обеими сразу?

А справа от Крошки – тут никакой ошибки быть не могло – стояла мисс Полынь собственной персоной, наша надзирательница из континуума Шелдрейка.

Крошка щелкнул пальцами, как заправский фокусник. В одно мгновение в его руках между жирными пальцами оказались три зажженных здоровенных косяка. Отчего-то я чуял сладковатый дымок травы даже острее, чем прежде.

Ангел передал нам курево, и мы молча и послушно приняли косяки.

Секундой позже Крошка произвел еще один косяк, для себя, глубоко затянулся, подержал дым, выдохнул и проревел:

– Добро пожаловать в жизнь после смерти!

134 Последняя вермишелина

Я хорошенько затянулся.

Раскуриться теперь казалось настолько же уместно, как что угодно другое. Мунчайлд – в прошлом курильщица со стажем – сделала то же самое. Даже новичок Диггер и тот решился вобрать в себя немного дыму.

Едва дым проник в легкие, в голове у меня неожиданно произошли обширные структурные изменения. Травка посмертного мира не была обычной марихуаной.

Я расслабился, стал более восприимчивым и готовым к новому. Это не была апатия, или скука, или обычный марихуановый счастливый приход. Вместо всего этого я почувствовал, что мои мозги заработали так, как не работали никогда прежде, по-новому – например, с терпеливым вниманием, спокойным ожиданием наполнения новыми знаниями, словно я был пустым, но разумным сосудом.

Потом Крошка заговорил. По крайней мере, я решил, что он заговорил. Возможно, информация притекала ко мне неким иным способом. Но для меня это была человеческая речь.

– Во-первых, Дурной Палец, ты был мертв в течение мегамиллионов и гигазиллионов, и тератриллионов лет обычного времени, если мерить по объективному сверхпространству. Длительность этого промежутка ты не способен даже вообразить. Века, эоны, кальпы и юги. С тех пор, как ты умер, родилось и погибло бессчетное число вселенных. Когда минскийцы убили тебя, они сделали это на совесть. Если это тебя хоть как-то утешит, то вся эта сволочь, начиная от Марвина и ниже, давным-давно тоже мертвей мертвого. Ну, разве что теперь и они живы, на тот же манер, что и ты. Я понимаю, это трудно уразуметь, так что лучше затянись и слушай дальше.

Я последовал совету Крошки, и он продолжил рассказ.

– Мы предпочитаем воскрешать народ там, где они умерли, чтобы для них события не имели перерыва. А вы трое – единственные люди, кто умер в мире минскийцев, хотите верьте, хотите нет. Вы трое связаны кармически. Это большая честь.

Короче, ваше воскрешение в целом прошло очень гладко. Взять, к примеру, тех, кто умер не так чисто – в авиакатастрофе, или сгорел во время пожара, или погиб в бою. С такими приходится прибегать к некоторым ухищрениям, чтобы подправить окружение и умерить флюиды негативного воздействия. Но даже при этом, бывает, у них сносит крышу.

Но я отвлекся. Я пытаюсь объяснить вам, почему вы снова оказались в месте, похожем на несчастную Землю минскийцев. На самом деле вы на другой Земле. Та Земля закончила период отведенного ей физического существования и погибла, когда Солнце расширилось и поглотило ее. Потом и вся та вселенная минскийцев достигла конца своего физического существования и была поглощена. Кстати говоря, тот континуум был не ограниченным во времени. В нем не хватало массы для коллапса. Поэтому та вселенная закончила свое существование приличным долгим путем: полным распадом и энтропией.

Дурной Палец, ты помнишь, какими сравнениями пользовался Ганс, когда описывал тебе устройство многомирья?

Меня ничуть не беспокоил тот факт, что изначальный Крошка никоим образом не мог знать так много.

– О каких сравнениях ты говоришь? Он пользовался многими сравнениями.

– Что ж, начнем с первого: сверхпространство представляется в виде огромного зала, полного летающих десятимерных шариков-вселенных. Далее, в этой модели, которую мы можем рассматривать как единую закрытую систему, машину, перебирающую все возможные изменения, все шарики соединяются трубками. При этом шарики появляются и исчезают. Появляются новые шарики, исчезают старые. Таким образом, число шариков постоянно меняется , и это при бесконечно долгом течении времени. Наводит ли тебя такое устройство многомирья на какие-то мысли?

Казалось, ответ пришел ко мне вместе с дымом очередной затяжки.

– Ну, за действительно бесконечный промежуток времени зал может пройти цикл всех возможных комбинаций. При этом в какие-то моменты времени в нем будет содержаться любое из возможных количество шариков, от бесконечности до... до одного?

– А парень соображает! Ты попал в точку, мужик! Несмотря на то, что квантовые разветвления происходят во всех временных линиях, в одно прекрасное уникальное мгновение все главы всех уникальных сценариев завершатся, и мать-вселенная останется одна-одинешенька. Само собой, это должно быть чудовищное совпадение, шансы на которое такие же, что все казино Лас-Вегаса в один момент обанкротятся. Но при бесконечном времени это неизбежно .

Как ты думаешь, что же случится с этим нашим одиноким приятелем-шариком в правильных обстоятельствах в нужный момент времени? Обрати внимание, в этом уникальном случае эта последняя в своем роде вселенная наконец станет хозяйкой собственной проклятой судьбы, так сказать. Никаких сторонних воздействий из других параллельных вселенных, которые нарушали бы естественный ход вещей! Никаких классических противостояний молодых и горячих против старых и немощных и тому подобное. Что же случится, если вся жизненная сила и все возможные потенциалы всех вселенных сосредоточатся в этой единственной вселенной? Чем станет, говоря метафорически, конечная точка этой единственной вермишелины?

Пока он это говорил, в моей голове уже сложился ответ и понимание того, к чему клонил Крошка.

– Наверно... наверно, это будет Точка Омега?

– В точку, парень! То есть, я хотел сказать, добро пожаловать в Точку Омега!

135 Добро пожаловать в Точку

Теория Точки Омега, сначала туманно описанная иезуитом и мистическим эволюционистом Пьером Тейяром де Шарденном и позже уточненная физиком Франком Типлером и другими, трактовалась как научная рационализация прежних эсхатологических верований с несколькими новыми добавлениями. Суть теории сводилась к следующему.

Если взять закрытую вселенную с массой, достаточной для того, чтобы положить начало коллапсу Большого Схлопывания (пугающее, но желательное условие, которое, как представляется, может использоваться как неистощимый источник энергии, генерируемой мельчайшим приложением силы), и допустить совпадение в этой вселенной ряда других параметров с вполне определенными, становится возможным следующее: в нашу реальность явится и будет существовать турбореактивная версия традиционного иудейско-христианско-мусульманского рая, оповещая о Конце Времен и замещая собой навечно всякое другое бытие.

Вот каким образом подобное может случиться.

Если перед началом Большого Схлопывания каждый уголок и закуток этой вселенной окажется полностью освоен, населен и использован разумной жизнью (под «жизнью» подразумевается наличие особей, способных накапливать в себе информацию так, что эта информация может передаваться дальше в процессе естественного отбора), этот космический переход может быть создан искусственным способом. Жизнь в той форме, в которой она будет существовать на момент Заключительной Фазы, совершит скачок к новому уровню, внедрив себя во все структуры коллапсирующего космоса. Получив полный контроль над материей и энергией, жизнь сольется в единое бытие – в Точку Омега. Жизнь станет вселенной, но одновременно будет стоять в стороне от вселенной, по мере завершения пространственно-временного существования.

Точка Омега всеведуща, всемогуща и вездесуща.

Можно применить любое софистическое определение Бога.

После чего, как утверждает теория, Точка Омега – мотивируемая всеобщим состраданием, или желанием развлечься, или скукой, или чем-то еще – может решить воскресить все когда-то живущее. И поскольку низшие бытия были ограниченны и слишком просты в своей конфигурации (отчего имя им «машины с конечным числом состояний»), Точка Омега воскрешает их путем эмуляции.

136 Эмуляция как самая подлинная форма реальности

Эмуляция стоит ступенью выше симуляции.

Эмуляция есть воссоздание нечто в столь полной мере, что новая версия неотличима от оригинала.

Неразличимость тоже бывает двух видов.

Первое: для стороннего наблюдателя – в данном случае есть только один такой наблюдатель, а именно Бог, или Точка Омега, – невозможно говорить о воскрешении отдельно от оригинала.

При таком воскрешении сознательного существа воссозданная личность не способна отличить свое он , она или оно , как она саму себя воспринимает – любой части его или ее окружающей среды – от той реальности , что была знакома ей ранее, определить это как низшее по природе, вторичное по происхождению.

Искусственное и естественное перестают быть противопоставлениями.

Следуя принципу, сформулированному Лейбницем и известному как «Тождество неразличимого», такие разумные эмуляции будут идентичны своим оригиналам. Даже, наверное, будут оригиналами в строгом онтологическом смысле.

Будут оригиналами воскрешенными, вновь рожденными в раю в полностью функциональном и чувствующем теле и разуме.

Будут мной.

137 Рай, я в раю, и мое сердце бьется так, что я едва могу валять дурака

Мне сказали, что все многомирье, в котором я родился и которое худо-бедно пытался исследовать при помощи своего хиленького космического йо-йо, прошло через бесчисленное множество циклов превращений непостижимой сложности, а сам я в течение эпох бездумного небытия терпеливо ждал в виде некой потенциальной копирки, или памяти о самом себе, пока данное многомирье не достигло наконец идеального совершенства, отчего теперь я стал машиной с конечным числом состояний на некой Идеальной Платформе (назовем это Машиной Бога), предположительно идентичной Полу Жирару во плоти и крови; при этом мое воскрешение и помещение в нечто близкое к раю произошло благодаря вмешательству божественности, именуемой Точка Омега. И знаете что? Эта ужасная, невероятно важная новость совершенно меня не тронула. Я знал, что моя реакция – или ее отсутствие – неправильна. Мне полагалось бы впасть в кататонию, или запрыгать до небес, или растечься по земле дрожащим желе. Но ничего подобного – я был спокоен, уверен в себе и беззаботен, возможно, впервые в жизни . Наверно, почувствовав мое удивление, Крошка объяснил:

– Воскрешая личности, ОЗ, изучая их души , вносит некоторые полезные поправки.

Все, что воскрешается, молодо и полно здоровья, а все физические и психические огрехи исправляются. Например, твоя правая кисть опять на месте. Кроме того, на период адаптации задействуются патчи цепей подавления эмоций и облегчения загрузки. Твои цепи включились после первой затяжки.

Я затянулся еще разок, надеясь, что это еще лучше расставит все по местам.

– Если Точка Омега всемогуща, то почему она не воскресила нас с внедренной в мозг и доступной полной информацией о нашем новом месте пребывания?

– Это можно было сделать, – согласился Крошка. – Но это означало бы лишить тебя индивидуальности и свободы воли.

Это было для меня слишком, даже под цифровое курево. Я решил обратиться к Мунчайлд и узнать ее мнение по поводу новых обстоятельств.

Мунчайлд стояла неподвижно, словно живая статуя. Вроде бы даже не дышала. Она с восхищением взирала на леди Саншайн. Диггер, как я сразу заметил, так же смотрел на мисс Полынь.

– Что с ними? – спросил я Крошку, не пытаясь сохранять спокойствие, но все равно спокойно.

– Да ничего особенного. Получают ориентировки из своих источников. Каждый индивидуум получает ориентировку персонально. Это личное пожелание ОЗ, ее заказ. Кстати, с их точки зрения, ты тоже стоишь неподвижно. Сейчас вы функционируете на разных уровнях исполнения.

Взглянув на Крошку, я снова спросил:

– И сам ты не оригинальный Крошка, так? То есть я хочу сказать, ты не обыкновенный воскресший, вроде меня и моих спутников, верно?

Крошка громогласно расхохотался.

– Прекрасно, парень, просто прекрасно! Время не рекордное, но неплохое. Нет, оригинальный Крошка – все возможные Крошки? – они тут в раю, живут той жизнью, которую предпочитают. Что до меня, то просто этот облик выбран для встречи с тобой. Чтобы поддержать и утешить, можно сказать. Такую же функцию исполняют Саншайн для Мунчайлд и Полынь для Диггера.

– Тогда кто ты такой?

– Я часть Точки Омега. Мельчайшая часть бесконечности, какую ты только можешь представить, и тем не менее бóльшая, чем ты, Машина с конечным числом состояний. Я агент, автономная подпрограмма. Или, если тебе это больше нравится, дэва, дакини, демон... ангел!

Несмотря на подавитель эмоций, я почувствовал, как по спине моей пробежали нервные мурашки.

– Ангел ада , насколько я помню?

Крошка пожал плечами.

– Выбирай, что нравится, старина.

138 Операционная система Божьей Машины

Усмотрев кое-что любопытное в том, что сказал мне Крошка, я решил следовать нейтральной линии мысли, а не раздувать в себе разные страхи.

– Ты сказал, что все возможные Крошки здесь?

– Точно, дружище.

– Так ты хочешь сказать, что Точка Омега воспроизвела все многомирье в каждое мгновение его существования?

– Не только воспроизвела, но и расширила.

Вот теперь у меня действительно стала распухать голова.

– Но как может одна вермишелина содержать в себе бесконечное множество разных рецеп... я хотел сказать, возможностей?

– Такова природа бесконечности, сынок. Можно засунуть десять фунтов дерьма в то, что на первый взгляд кажется пятифунтовым мешком. А потом положить еще десять фунтов поверх всего этого! И так без конца, пока тебе не надоест или не захочется разорвать мешок.

Я решил принять это объяснение без дальнейших вопросов. Чтобы переменить тему, спросил:

– Каково же мое место в этом парадоксе? Какова моя роль?

– Что угодно, что только взбредет тебе в голову.

– Ха-ха, – сухо проговорил я. – Но это самое обещал мне Ганс, когда дарил чертов йо-йо.

– ОЗ не Дитя Разума. Это ее обещание – чистая, полная правда, и в любое время обещание можно обсудить.

– Ну и как мне жить тут, в этом раю? – подозрительно спросил я. Крошка почесал голую грудь под кожаной жилеткой.

– У тебя есть я, приятель. Твой вечный ангел-хранитель, провожатый, гений и бумажник! Скажи мне, что тебе нужно, и я сделаю это для тебя! Ваше желание для меня приказ, сахиб!

– Могу я переговорить непосредственно с Точкой Омега?

– Конечно, если хочешь. Я же сказал, ты можешь получить все, чего пожелаешь.

– Отлично. Соедини меня с ней.

Крошка язвительно улыбнулся.

– Заказывали – получите!

В то же мгновение я растворился в Точке Омега.

Моя индивидуальная сущность испарилась, словно плевок на сковородке.

Мое тело стало всем многомирьем, а его бесчисленные разумные существа – моими клетками. Мои глаза были сверхновыми, ноздри – черными дырами. Правая рука была Пространством, а левая – Временем. Мозг состоял из мельтешащих квантов, сердце было реактором на основе взаимодействия материи и антиматерии. В паху у меня помещалась утроба, значительно превышающая любую галактику, а также член, размером с галактический кластер, и яйца, в которых уместился бы Млечный Путь. Мои мысли текли медленнее протонного распада и быстрее ядерной реакции. Но все эти глупые тривиальные метафоры отражали лишь мельчайшую долю малой части процента незначительной фракции того, что я в действительности ощущал. Потом я вернулся к Крошке.

– Ну как, хорошо поговорили?

Я не мог ничего сказать, буквально не мог выговорить ни слова. Крошка взглянул на меня с откровенным сочувствием.

– Может, дальше лучше будет вести переговоры через посредника, как ты думаешь?

Мои легкие работали как старинные меха. Горло стало вытяжной трубой древней сушилки для одежды.

– Хр-р... гр-р-р... хр-ршо.

139 Глупые ненужные правила

Я решил, что единственный способ понять жизнь в Точке Омега, опробовать ее возможности и условия – это принять сказанное Крошкой на веру и броситься в омут головой. Но не обязательно было делать это сию секунду.

– Могу я спросить тебя кое о чем?

– Прошу, полный вперед!

– Могут меня тут ранить и убить?

– Могут, черт возьми! Если ты не потребуешь иного, то вся твоя жизнь здесь будет протекать по человеческим законам. Большинство рано или поздно просит изменить правила своей жизни, но первоначальные правила точно такие, к которым ты привык. Хотя если ты и умрешь, то только временно, это точно. А во всем остальном этом мир совершенно реален в обычном смысле этого слова. Можешь пнуть камень, как старина Док Джонсон, и сломать себе палец на ноге. Так и будет, если ты не захочешь что-нибудь поменять. В этом отношении ОЗ – сверхреальна . Она бесконечно пластична, и как только ты решишь жить по другому сценарию, все законы твоей реальности будут подправлены.

Фраза «бесконечно пластична» напомнила мне кое о чем.

– А Точка Омега распространяется на само сверхпространство? И живы ли там еще дрекслероиды и мои знакомые кальвинии? И чем Точка Омега отличается от обычного Моноблока или, например, от цифрового мира с клеточными автоматами, где мы с тобой когда-то побывали?

– Эй! Притормози! По одному вопросу за раз! Во-первых, технически сверхпространство по-прежнему существует. Но оно пусто. Вся жизнь теперь сосредоточена в высшей реальности Точки Омега. Сверхпространство сжалось до того же размера, что и Точка Омега. Если судить прагматически, они стали одним.

Во-вторых, любой Моноблок – это единый континуум. И жившие там кальвинии, про которых ты вспомнил, больше не могут во всей подлинности ощущать мир будущего, который они моделируют. Все очень ограничено.

В-третьих, не смеши меня! КА-мир был просто симуляцией низкого уровня, не более. Ты не забыл, насколько примитивным было там наше представление? Сравни свое теперешнее тело с теми прямоугольными штуковинами, в которых мы находились.

– Нет, не думаю... Итак, похоже, дрекслероиды наконец встретили того Бога, которого искали…

Отвечал Крошка по делу, без БББ, и улыбался. Потом я подумал еще кое о чем.

– Слушай, Крошка, ты говоришь, что будешь претворять в жизнь мои желания. Но можешь ты предупредить меня, если я попрошу о какой-нибудь глупости?

– Если такова твоя просьба – да.

Этого свойства очень недоставало в йо-йо, отчего моя задница страдала не раз и не два.

– Я прошу тебя так делать.

– Отныне это будет одной из главнейших моих задач.

Я глубоко вздохнул.

– Ну ладно – я готов.

Крошка ухватился грязными ногтями за отвороты жилетки, словно хотел разодрать ее на себе.

– Поехали.

– Перво-наперво, сними эмоциональную блокировку. Я хочу чувствовать все, что должен чувствовать, как всякий нормальный человек.

– Сделано.

Я не почувствовал ни внезапной паники, ни воздействия психоза, поэтому решил, что осознал свое новое положение достаточно хорошо.

– Ну а теперь, можешь ты поместить меня, Мунчайлд и Диггера на один и тот же уровень реализации?

– Конечно. Они как раз заканчивают получать свои объяснения.

– Прекрасно. Давай.

140 Расщепление ядерной семейки

Внезапно стоящие рядом со мной и Крошкой люди снова начали дышать, говорить и двигаться: Мунчайлд, Диггер, леди Саншайн и мисс Полынь. Трио ангелов-хранителей заговорило хором, в котором три разных голоса сливались в одну прекрасную бесполую амальгаму Точки Омега.

– Пожалуйста, решите теперь между собой, чем вы хотите заняться.

Потом дэвы повернулись к нам спинами и придвинулись друг к другу, словно совещаясь о чем-то: это был самый ханжеский мухлеж, какой мне только доводилось видеть, ведь все они представляли собой явление одной и той же сущности. И тем не менее этот фарс представлял собой вселяющую уверенность человечную глупость. Я с робостью взглянул на Мунчайлд.

– Что сказать, Мун... все вышло совсем не так, как я задумал. Единственное, чего мне удалось добиться, так это того, что всех нас убили.

Мун улыбнулась.

– Когда-нибудь, Пол, мы все равно бы умерли. В конечном итоге без разницы, случилось бы то, что случилось, именно сегодня или позже. Мы получили еще один шанс. Бесконечное число шансов?

Часть меня слушала ясный звук милого голоса Мунчайлд. (Я вспомнил, как мы впервые встретились в тюремной камере в хипповой Америке, и ее голос сразу показался мне самым замечательным, что в ней было.) Но некая часть меня все же немного не соглашалась со словами Мунчайлд, была не готова так легко принять ее позицию относительно происшедшего.

– Что ж, может быть и так. И тем не менее мне по-прежнему хочется вернуться и кое-что изменить. Использовать опыт наших приключений и попытаться многое исправить.

Мун нахмурилась.

– Зачем возвращаться, Пол? Нужно идти дальше, смотреть, что ждет впереди.

– То, что я задумал, – это не навсегда. По крайней мере, уж точно не продлится вечно. Я надеялся, что ты составишь мне компанию.

Мунчайлд покачала головой, ясно давая понять: нет.

– Нет, Пол, у меня другие планы.

Диггер вежливо кашлянул.

– У меня тоже, отец. Есть столько любопытных теологических вопросов, в которых я хотел бы разобраться...

– Ну ладно! – в сердцах воскликнул я. Эмоциональные ограничения определенно были сняты. – Идите куда хотите! Мне все равно!

Мун жестко улыбнулась.

– Прощай, Пол.

И исчезла. А с ней и леди Саншайн.

– Удачи, отец.

Остались только мы с Крошкой. Ну и хорошо, что я от них избавился! Слава ОЗ, что я не сказал Мун какой-нибудь глупости во время казни, которую устроили нам минскийцы, от чего потом пришлось бы смущаться. Ляпнуть, например, что люблю ее .

Вот-вот. И что тогда?

141 Снова за дело

Чтобы исправить все глупости, которые я натворил со своим космическим йо-йо, мне понадобилось всего несколько субъективных столетий.

Постепенно мне все удалось наладить, чему я был несказанно рад. С помощью Крошки я посетил один за другим все континуумы – ну, или их точные эмуляции (насколько мне удалось разобраться, особой разницы тут не было), – которые создал в результате грубых и плохо сформулированных желаний, нашел, где с самого начала дал косяка, и исправил то, что считал изъянами в своей карме. И все это один, без Мунчайлд.

Все вермишелины, в которых я побывал, располагались внутри Точки Омега и были заселены миллиардами своих собственных автономных эмулированных обитателей. По одной простой причине.

Бесконечность может – и совершенно необходимо должна – содержать все возможные варианты.

Так что выбор карьеры , предлагаемый воскрешенным, включал бесконечное разнообразие вариантов. (Некоторые – бесконечное большинство – из этих вариантов я не мог даже вообразить.) Например, вернуться назад и заселить изначальную вселенную, откуда ты вышел, настроившись на полное безразличие ко всему остальному. Среди бесконечного числа воскрешенных двойников всегда найдется достаточное число желающих, чтобы населить ими любую эмулированную вселенную на любой стадии ее развития.

Но Точка Омега никогда никого не станет подвигать к такому выбору. Она лишь материализует желания индивидуумов, воссоздавая в итоге реальности, соответствующие истинному консенсусу.

Все миры, которые я посетил со своим йо-йо, были созданы и действовали в версиях многомирья, созданных ОЗ, их население по характеру, или сложности, или свободе воли было неотличимо от оригиналов . (При этом здесь находилось бесконечное множество других оригиналов , занимающихся чем-то другим, примерно как я.)

Вот каковы были мои итоги.

Σ В Моноблоке Кальпурнии и Калипсо я восстановил мир между враждующими фракциями кальвиний и убедился, что они заботливо растят здоровое пространство-время.

Σ В хипповой Америке я материализовался в столице, Сан-Франциско, и, став любовником леди Саншайн, сумел запустить маятник обратно, в сторону более сбалансированной политики. (Крошка и Мунчайлд этого мира находились в половине континента от меня, и я постарался не встретиться с ними.)

Σ В стране клеточных автоматов я положил конец тирании короля Хортона.

Σ В мире Богинь понадобились лишь небольшие доработки в области медицины и необходимых технологий, с тем чтобы этот край стал совсем уж милым и приятным. (А тамошние женщины, когда я оказался морально к этому готов, доказали мне, что могут быть горячими девочками во всех отношениях, какие я имел в виду.) Конечно, изменить привычки этих кровожадных женщин в сторону принесения символических жертв вместо человеческих было не так-то просто, но по прошествии некоторого времени ритуальное умерщвление людей прекратилось.

Σ Мир Бабочки потребовал от меня, наверно, наибольших усилий. Но после десятилетий рискованных и болезненных экспериментов мне удалось изобрести стабильные макроскопические структуры, успешно сопротивляющиеся хаосу и преобразующие его в регулируемый и частично предсказуемый процесс.

Σ Для членов братств мне удалось разработать мозговые протезы – так сказать, пристяжные мозги, – которые дали индивидуумам возможность жить самостоятельно, как заблагорассудится.

Σ В мире Шелдрейка я открыл, что жизнь на орбите, где всеобщее планетарное морфогенное поле Гайи ослабевало, давала свободу личным малым поведенческим полям, которые все равно в итоге составляли планетарное поле. Для того чтобы развить и наладить здесь освоение космоса, мне понадобилась пара жизней.

Σ С миром мемов оказалось проще всего. Едва дикие животные были взяты под контроль и налажено поточное производство синтетических мемов, началось развитие настоящей цивилизации.

Σ Мир, населенный телевизионными персонажами, был наиболее запущенным и жалким. Я мало что мог сделать для такой нелогичной мешанины. Так что в конце концов я просто положил конец этому миру и расселил его обитателей, переместив всех в другие вселенные, наиболее подходящие их природе.

Σ Закончил я миром минскийцев, где умер. Но к тому времени я был уже совершенно другой личностью, к тому же у меня имелся помощник Крошка. Мне удалось исправить минскийцев при помощи компьютерного вируса, который избавил их от озлобленности.

В ходе этой работы, растянувшейся на столетия, я не состарился ни на день – в соответствии с пожеланием, которое высказал Крошке. Объем моей памяти был увеличен, чтобы вместить весь мой новый опыт. Но, несмотря на эти немалые изменения, в глубине души я по-прежнему чувствовал, что остаюсь тем же, кем был. Может быть, немного более мудрым, но все тем же Полом Жираром.

Но это только до поры до времени.

142 Направо пойдешь – в нирвану попадешь, налево пойдешь – в нирвану попадешь

Проведя с Крошкой несколько веков, мы крепко сдружились. Дэва в обличье Крошки был спокоен и рассудителен, не отличаясь той вспыльчивостью, что была свойственна Ангелу ада. По прошествии нескольких десятков лет, проведенных в моем обществе, он расстался с наиболее мелодраматическими чертами оригинала, хотя и сохранил свои манеры и внешность. Мы о многом говорили. О теории и практике.

Я даже спросил его совета насчет Мунчайлд. Теперь, после того как я прошел все свои старые пути-дорожки и за все это время ни разу с ней не увиделся, мне захотелось узнать, чем она занимается.

– Вот этого не могу тебе сказать, приятель, – ответил Крошка. – Запрет на вторжение в личную жизнь, ну или типа того. Две вещи запрещены ОЗ – это насилие и чтобы одна самостоятельная душа следила за другой. Если ты играешь по тем правилам, что тебе известны, – ты живешь в Точке Омега и все такое, – как, например, ты сам, тогда ты не можешь принуждать другого игрока играть по твоим правилам или пытаться извлечь за его счет какую-то выгоду. Конечно, если ты сознательно попросишь вернуть тебя в состояние полного агностического незнания, то тут все правила отменяются. Можешь воевать, насиловать и грабить сколько душе угодно, как в старые добрые времена.

– Воевать, насиловать и грабить? Да я просто хочу узнать, чем она занимается; я совсем не хочу к чему-то ее принуждать!

Крошка улыбнулся.

– Только и всего?

– По правилам это все равно не дозволяется?

Крошка помолчал.

– Впрочем, если желаешь, я могу доставить тебя к ней. ОЗ против этого ничего не имеет. А еще лучше, я могу доставить тебя к одному из ее двойников, не такой упрямой и ворчливой. Хочешь, так и устроим, братишка?

– Нет. Спасибо, нет. Что бы ни значили эти твои правила, я хочу встретиться с той самой Мунчайлд, которая прошла со мной все беды и трудности.

Я немного помолчал, обдумывая услышанное. Мы лежали на пушистом облаке, плывущем в золотом бескрайнем небе. Мне вдруг захотелось немного отдохнуть в эдаком старомодном иудейско-христианском стиле.

Теперь, когда я исправил все свои старые ошибки, чем я займусь? Я ощущал сомнения и тревогу. Конечно, я могу устранить из набора своих чувств все негативные – стоит только попросить об этом Крошку, и я сразу почувствую себя отлично. Но я хотел, чтобы мой разум развивался естественно , под влиянием опыта и ощущений, которые предоставляет мне рай. А не ложиться под квантовый скальпель.

Конечно, я мог и в этом попросту обманываться. Была ли у меня свобода воли, или это просто иллюзия? Узнаю ли я об этом когда-нибудь?

Может быть, мне стоит постараться получить больше опыта в своей эмулированной жизни? Быть может, мне нужно начать изучать все без исключения инопланетные реальности, какие существуют в Точке Омега, устроив круиз навроде того, который мне когда-то предлагали дрекслероиды? Но это будет просто заурядное путешествие с приключениями в обычном многомирье. Хватит с меня путешествий.

– Крошка. Ты можешь раздвоить меня?

– Могу, черт возьми! Тебе будет не так сложно управлять еще одной глупой машиной с конечным числом состояний.

– Спасибо за то, что так меня ценишь. Тогда раздвой меня.

И вот на облаке сидит еще один я. Но это не отдельное эго. Я гляжу одновременно двумя парами глаз, одно сознание, разложенное на два черепа, управляет сразу двумя телами.

Крошка тоже разделился надвое, и эта парочка стояла, сложив руки на груди, обтянутой кожаной жилеткой, словно дивные гении, и ожидала от меня/нас приказов.

– Хорошо, – сказал я, – покажи мне рай.

– Хорошо, – сказал я, – покажи мне ад.

Крошка снисходительно ухмыльнулся.

Мы посетили все сверхъестественные места, которые не могли существовать в нормальной множественности миров многомирья, а появились только в Точке Омега. Отличные воспроизведения всех вселенских Райских Кущ, какие только могли родиться в воображении индуистов, буддистов, мусульман, христиан, американских индейцев, среди всех до единого последователей всех и каждой религий, погребенных под прахом времен до меня и после меня. Все эти удивительные места были созданы объединенной верой многих воскрешенных, соединивших усилия для того, чтобы породить то, о чем они всегда мечтали и что им было обещано.

Я провел великолепные века в объятиях гурий, валькирий и апсар. Но прошло время, и я понял, о чем говорил Толстой. Все люди счастливы одинаково.

Одновременно с этим другое мое «я» обнаружило, что все обители скорби здорово различаются.

Я, пронесшееся по всем возможным вариантам ада, открыло один примечательный факт. Большинство адов было посвящено одному-единственному человеку. Сартр ошибался. Ад не внутри других людей. Ад – отсутствие людей.

Почти каждое инферно, в котором я побывал (а было их несчетное число квинтиллионов), было воссоздано Точкой Омега по наставлению отдельного воскрешенного, по указаниям того, что было у него, индивидуального существа, на уме. Деталировка персонального ада достигала десятого знака после запятой. Были такие, кого можно было назвать скрупулезными эстетами своего проклятия, эдакими нарциссами-мазохистами, уверенными, что их ад лучший. Они не хотели оказаться в чьем-то чужом аду. Нет уж, увольте, сэр!

В таких адах я повстречал многих знаменитостей. Это было еще одним отличием от немногочисленных вариантов рая, населенных обычными честными тупарями. Быть может, в раях знаменитости просто терялись в толпе? В этом у меня были сомнения.

Когда наши экскурсии закончились, мои половинки опять слились. Рай и ад во мне принялись бороться, как при несварении желудка. Но потом один из них одержал победу.

143 Онтологическая Закавыка проглочена

– С чего все началось, Крошка? И чем все закончится?

– Ну что ж, сынок, началось все так. Точка Омега появилась в конце всех времен и пространств. Затем, обладая могуществом Святого Духа, или Универсальной Волновой Функции, Точка распространила себя в обратном направлении во времени, породила из чистого ничто сверхпространство, а потом сконструировала первый Большой Взрыв, отчего все остальное начало ветвиться. После этого ОЗ продолжила свое существование во всем и во вся – небольшой кусочек Вечного Духа в каждом кусочке жизни, – потихоньку организуя историю так, чтобы она наверняка привела к ее появлению.

– А. Звучит разумно, – проговорил я.

Вот так просто я проглотил Онтологическую Закавыку, одну ОЗ, отвечающую за другую, мою Теорию Всего, на поверку оказавшуюся вечным уроборическим круговоротом.

– Я рад, что ты так думаешь! – сказал Крошка.

– Можешь теперь отнести меня к Мунчайлд?

– Сказано – сделано, босс!

Она сидела в огромной библиотеке, полки которой тянулись куда-то вдаль. Поначалу мне показалось, что Мунчайлд внешне изменилась. Это не составило бы, конечно, никакого труда. Она показалась мне гораздо более привлекательной, чем я ее запомнил.

Потом я понял, что просто смотрю на нее другими глазами, на века старше и мудрее.

Мы ни слова не сказали о том, как проводили время с тех пор, как расстались. Рассказ о наших приключениях легко читался в наших лицах.

– Как наш сын? – спросил я.

– У него все хорошо. Последний раз, когда я его видела, он был с Гансом.

– С Гансом?

До сих пор мне не приходило в голову повидаться с Гансом. Разумные индивидуумы, Дети Разума, тоже, конечно, были воскрешены, как и квинтиллионы рас всяческих инопланетян, которыми я не только никогда не интересовался, но даже не вспоминал об их существовании. Почему мне за все эти века не пришло в голову навестить Ганса? Я как был грубым и неотесанным чурбаном, так им и остался! Внезапно вся решимость, с которой я прибыл сюда, заколебалась на краю отчаяния. Но Мунчайлд подвинулась ко мне и взяла за руку.

– Все в порядке, Пол. Ганс шлет тебе привет. Им там с Диггером есть чем заняться. Все хорошо. Правда. Не мучь себя больше.

– И правда, послушай свою девочку, – вставил Крошка.

Я глубоко вздохнул.

– Хорошо. Похоже, вы в большинстве.

Из-за книжной полки вышла леди Саншайн и сказала:

– Даже не сомневайся, дружище.

Я сжал руку Мунчайлд.

– Мун, не хочешь отправиться со мной куда-нибудь? Есть один мир, который я всегда хотел показать тебе, но так и не показал.

– Это будет легкая интрижка на один день? Или?

– Нет. Просто поверь мне и отправься со мной. Пока это тайна. Думаю, эти ребята сумеют устроить так, чтобы все было похоже на правду. Ну, что скажешь?

Мунчайлд посмотрела мне в глаза.

– Пока смерть не разлучит нас, Пол.

Мы скрепили договор поцелуем.

144 Надев маски смертных

На остатках моего завтрака в «Стране книг» уже застыл жир. Судя по всему, я отбыл отсюда, сразу после визита Ганса, часа два назад. Мунчайлд одобрительно оглянулась по сторонам.

– Неплохо. Много художественной литературы, как я погляжу. Читать научные книжки после мира Шелдрейка я больше не могу.

Я проверил свой накачанный бицепс.

– Понимаю тебя. Но сам думаю найти тут физическую работу. Стыдно, если такое тело вдруг снова обрюзгнет.

Мунчайлд посерьезнела.

– Нам ведь здорово повезло, верно, Пол? На секунду мне показалось, что минскийцы и вправду вот-вот убьют нас. Я до сих пор дрожу, когда вспоминаю тот крест, который они создали для нашего сына!

– Не могу ничем похвалиться: я тоже здорово перепугался. Если бы не пришел на подмогу миллиард моравекцев, вооруженных самым современным сверхмощным оружием, нам бы не поздоровилось! Помнишь, как по холмам наступала кавалерия?

– А еще мне кажется, – смущенно продолжила Мунчайлд, – что если бы нам не грозила смерть, ты не сказал бы, что любишь меня.

Я начал было кипятиться:

– Ну, знаешь ли...

Затем, немного подумав:

– Ты права. Я рад, что сказал это тебе.

– Я тоже рада.

Мун сменила тему.

– Разве не здорово, что моравекцы поняли, что минскийцев нужно остановить, пока те не уничтожили все вселенные, населенные людьми? Нейтральная позиция тоже хороша, но пришло время, когда следовало выбирать, на чьей ты стороне!

– А Ганс – какой он все же молодец, что разыскал подходящую Землю и помог нам сюда вернуться! Ведь, если верить дрекслероидам, моя родная Земля погибла. Мне повезло, что Пол этого космоса – совершенно идентичного тому, откуда я родом, – только что вдруг сгорел от злости, осознав свое полное ничтожество, и я могу занять его место.

Я направился к служебной конторке. В моем личном, подписанном фамилией кресле высилась кучка все еще тлеющего пепла. Я бесцеремонно смахнул прах на пол.

– Уверена, что Ганс позаботится о Диггере, – подала голос Мунчайлд.

– Конечно, будет за ним присматривать, как отец за сыном. Диггер мечтал путешествовать. Думаю, рано или поздно они нас навестят.

Мунчайлд взглянула на пол.

– Ты и вправду хочешь жить тут со мной? Ты хочешь, чтобы я осталась с тобой навсегда?

– Никого другого я не хочу, детка.

Мунчайлд закинула руки мне на шею и прижалась.

– Ох, Пол, а мне совсем все равно, что ждет нас дальше! Прошлое у нас просто замечательное! А теперь я хочу жить с тобой до самой смерти! И если после нее ничего уже не будет, то с меня и этого довольно.

Странное чувство возникло во мне после слов Мун. Но прежде чем я смог разобраться, какое именно, оно исчезло. Я решил, что это было самое обыкновенное счастье.

Я не нашел рая. Но пережил приключения лучшие , чем мог вообразить или придумать, вернулся домой в хорошей физической форме, с новыми жизненными планами и со своей девушкой. Я стал новым человеком, совершенно другим, гораздо лучше прежнего.

Мун положила конец моим размышлениям крепким поцелуем.

В этот самый момент в дверь «Страны книг» принялся стучать нетерпеливый покупатель – пора было открываться. Я разорвал наш с Мун клинч ровно настолько, чтобы показать парню средний палец.

– Греби отсюда, ублюдок! Вали на хрен, сраный мудила!