Глава 30

Иуда Искариот шагал по склону холма. Поначалу он хотел выехать на бледном коне, но потом подумал, что это чересчур вычурно даже для него. Просто появившись здесь, он уже испытывал судьбу и не был тому рад: время и опыт сделали его осмотрительным. Поколебавшись, Иуда надел генеральский мундир, прицепил к поясу саблю и, выйдя из дубовой рощицы, начал обходить поле боя по южной кромке, чтобы как следует разглядеть происходящее внизу. Не то чтобы он собирался что-то изменить — такие вещи легче предоставить другим — но просто хотелось полюбоваться никогда не надоедающим спектаклем человеческого страдания.

Это как казни и порнография — всегда в моде.

Он прибыл незадолго до рассвета, издалека слыша гром пушек и ликующие крики демонов. Но настроение особо не улучшилось. Новости о том, что стряслось с его Сборщиком в подвале церкви пятидесятников, дошли до него и заставили помрачнеть, погрузиться в те беспокойство и хандру, которые периодически накатывали на него за последние две тысячи лет. Он всегда легче других из Двенадцати поддавался переменам настроения и, став демоном, не изменился. А потом еще и петлю потерял. Были, конечно, и другие петли — пять-шесть разбросанных по всему миру, от Бангкока до Бербанка[85], в руках частных коллекционеров и оккультистов, которые понятия не имели, какое сокровище им привалило. И будет больше, когда человечество в своих неустанных поисках разгадает секрет седьмого шлага и начнет вить собственную судьбу, как покорные овечки.

Но пока одной стало меньше. А потерять в одну ночь и петлю, и Сборщика… И кому! Низшему демону! Иуда очень расстроился. По крайней мере, битва, которую развязал этот глупец…

— Иуда?

Он резко остановился, поразившись своему имени, произнесенному вслух. Оглянувшись, Иуда увидел стоящего в отдалении мужчину, одетого в помятый костюм и плащ. Узнал его и улыбнулся.

— Кастиэль, — проговорил он, искренне обрадовавшись. — Как поживаешь, друг мой?

— Я повсюду искал тебя.

Иуда снова взглянул на поле:

— Всегда приятно посмотреть, как муравьи копошатся в своем муравейнике, — когда Кастиэль не ответил, Иуда взглянул на него, слегка нахмурившись. — Я надеюсь, ты не ставишь мне в вину происходящее там.

— Это твоя петля.

— Ее у меня украли! — Иуда скорее обиделся, чем рассердился. — МакКлейн и его приспешники подкараулили моего Сборщика и выкрали ее. Более того, он использовал твоих друзей.

— Раз петля была твоя, то на тебе и ответственность.

Иуда замотал головой, вскинув руки:

— Если бы я влезал в каждую незначительную свару, я б столько не прожил.

— Это не очередная незначительная свара, — возразил Кастиэль. — Учитывая все случившееся, тебе полагается сознавать, что стоит на кону.

— Повторяю, это меня не касается.

— Ты совсем не беспокоишься?

— Естественно, беспокоюсь, — нахмурился Иуда. — Ты же меня знаешь. Я все время беспокоюсь, — он отвлекся посмотреть, как всадники обстреливают палатку и с сухим ядовитым смехом палят в спины выскочившим из нее людям. — Но признай, когда смотришь на огромный гобелен, что тут поделаешь?

Он развернулся к ангелу, на лице начала проступать догадка:

— А ты зачем здесь? Что тебе надо от меня, Кастиэль?

— Это… не то, чтобы…

— Не пытайся быть тактичным, у тебя никогда не получалось.

Кастиэль вздохнул:

— Я ищу Его.

— Все еще?

— Все еще.

— В толк не возьму, почему… — Иуда осекся. — Постой. Ты же не думаешь, что я…

Он уставился на Кастиэля горящими глазами, слегка приоткрыв рот. Легкий скептицизм перерос в искреннее неверие, согнав всю краску с его щек. На момент показалось, что он сейчас взорвется в припадке гнева, но вместо этого Иуда рассмеялся.

— Ох… О, Боже… — он согнулся вдвое и хохотал, пока из глаз не брызнули слезы. — Ох, Кастиэль, дорогой мой, прости… Я… Я увидел тебя здесь и просто подумал, что ты… Но ты… Ох, Господи… — и он снова залился смехом. — Видел бы ты свое лицо. Бесценное зрелище, — наконец, он справился с дыханием и, протерев глаза, похлопал ангела по плечу. — Спасибо. Правда, мне это было нужно.

Кастиэль стоял неподвижно, в напряженной позе:

— Разве не ты преломил хлеб с Его сыном?

— О, да, — Иуда посмотрел в небо, погрузившись в прошлое. — Да, я. Мы преломили хлеб, и я преклонил колени у его ног. И мы о многом говорили. — Он тряхнул головой, без следа прежней веселости, с тяжелым черным взглядом и жестким голосом. — Но теперь я служу другому господину!

Кастиэль, съежившись, отшатнулся.

— Прости. Плохие воспоминания, — Иуда шагнул к ангелу и стряхнул невидимую ниточку с его плеча. — Иди. Спускайся вниз. Будь со своими людьми.

«Со своими людьми».

Кастиэль неохотно посмотрел на истерзанное поле под дымовой завесой. То, что он видел там, напоминало картину Иеронима Босха в интерпретации Кена Бернса[86]. Демоны — всадники и пешие — окружали оставшиеся палатки, метались по стоянке, били окна полицейских машин и поджигали их. На место прибыли еще с полдесятка машин, и копы, укрывшись за ними, начали отстреливаться. Один из демонов заставил лошадь запрыгнуть на крышу автомобиля и, замахнувшись саблей в диком стиле Пита Таунсенда[87], отсек руку ближайшему полицейскому. Копыта вдребезги разнесли проблесковый маячок, осыпав асфальт снопом искр. Искалеченный коп таращился на обрубок, бывший совсем недавно его рукой.

— Я пришел поговорить с тобой, — сказал Кастиэль.

— Мне жаль, что ты напрасно проделал такое путешествие, — голос Иуды сочился сочувствием.

— Не напрасно, если я смогу помочь, — возразил ангел. — А я смогу. Но сначала я хочу знать, расскажешь ли ты мне все, что тебе известно. Ты должен рассказать мне все, что знаешь.

— Я понимаю, что тяжело слышать такое, — проговорил Иуда. — Но учитывая то, что я о Нем знаю, честное слово, ты должен быть благодарен своей неосведомленности. Она во благо.

Невозможно было угадать, лжет ли демон или нет. В любом случае, Иуда был прав: надо спускаться вниз и быстро, пока осталось, что спасать.

— Кастиэль, — сказал Иуда уже ему в спину. — Было приятно повидаться с тобой. Не пропадай.

Загрузка...