Неблагое дело

Глава 2

Сэму Винчестеру снился сон.

Ему снилось, что он стоит перед панорамным окном в роскошном номере «Белладжио», а внизу яркие огни Вегаса разбросаны, как пригоршня дешевой бижутерии. За его спиной ровный голос с плоского экрана плазменного телевизора вещал о правилах блэкджека[5]: по этому каналу обучающие передачи шли круглые сутки семь дней в неделю.

Сэм не слушал. Во сне он как-то понимал, что пришел сюда играть и выиграл — выиграл по-крупному. Обернувшись, он увидел фишки и купюры, грудой наваленные на разворошенной постели рядом с пустой бутылкой из-под шампанского, которая покоилась в металлическом ведерке, наполненном полурастаявшим льдом. Медовый голос из телевизора тек монотонной скороговоркой уличного фокусника:

— Если игрок решает идти ва-банк, ему всегда следует вначале посмотреть на карту крупье, а затем на его собственную.

Голос изменился, немного оживившись:

— А что ты, Сэм? Ты знаешь, какая карта у крупье?

Сэм перевел взгляд на экран и узнал на нем лицо, знакомое из других снов и кошмаров, преследующих его каждую ночь — лицо Люцифера.

— Сэм?

— Уходи, — сказал Сэм. — Оставь меня в покое.

Его голос прозвучал напряженно, шею горячо сжимало, сдавливая голосовые связки.

— Боюсь, не могу, — отозвался Люцифер. — Не сейчас. Никогда.

Сэм попытался сказать еще что-то, но обнаружил, что не может ни говорить, ни дышать.

— Посмотри на себя, — Люцифер возник рядом. — Хорошенько посмотри на себя в зеркало и скажи, что ты видишь.

Посмотреть на себя? Это было нетрудно: недостатком зеркал номер не страдал.

Сэм развернулся к ближайшему зеркалу, вцепившись взглядом в то, что пережимало горло, но разглядел лишь слегка продавленную кожу на шее.

Люцифер рассмеялся:

— Большую часть этого ты не вспомнишь, когда проснешься, — сказал он почти сочувственно. — Но ты будешь знать, что я приду за тобой.

Сэм все еще не мог говорить. На шее кольцом проявлялись фиолетовые синяки и темнели, принимая форму невидимых пальцев.

Страх — нет, паника — пронзила его ледяным копьем. Хотелось орать.

Откуда-то он знал: стоит выдавить хотя бы один звук, и все кончится: синяки исчезнут, и снова получится дышать.

Но он не мог. По-прежнему не мог. И…

— Эй! Эй, Сэм! Слюни утри! — чья-то рука не очень-то ласково трясла его. — Алло! Подъем!

Сэм всхрапнул, отшатнулся и открыл глаза, отлепляясь от окна. Дин с любопытством взглянул на него с водительского сиденья:

— Вытри морду, чувак, а то твой рот выглядит так, как будто ты им вытворял что-то непристойное.

Сэм молча потянулся к зеркалу заднего вида и опустил его, одновременно подняв подбородок, чтобы разглядеть шею. Кожа была абсолютно нетронутой. Сэм выдохнул и откинулся на сиденье, чувствуя скорее усталость, чем облегчение.

Дин смотрел на него с совершенно непроницаемым выражением лица:

— Плохой сон?

— Типа того.

Сэм понимал, что брат ждет более подробного ответа, но картинка в мозгу уже начала таять, оставив после себя смутное чувство страха. Попытка озвучить это чувство только даст Дину лишнюю пищу для подозрений.

— Точно? — Дина его ответ, кажется, не убедил.

— Точно.

— Отлично.

И все на этом.

Дин сделал погромче радио: «Lynyrd Skynyrd»[6] как раз исполняли один из проигрышей «Sweet Home Alabama». За последние полчаса песня играла уже дважды, но Дин все равно настраивал ее, заполняя тишину раскатами гитар и ударных. Сэм разыскал на полу сравнительно чистую салфетку и вытер рот, а салфетку скатал в шарик и выкинул в окно. За стеклом мелькали болотистые сосны и падуболистные дубы — густой лес. За деревьями тянулись мили заболоченных земель, прерываемые лишь случайным домом, речкой или холмами: тот же ландшафт бросил вызов солдатам Юга и Севера почти полторы сотни лет назад.

— Далеко еще?

— Тсс! Моя любимая часть, — на гитарном соло Дин сделал звук еще громче, потом отвлекся. — Прости, ты что-то сказал?

— Ты же в курсе, что мы не в Алабаме?

Дин пожал плечами:

— Ни один из участников «Skynyrd» там не родился. Но знаешь, где они записали эту песню?

— Сейчас угадаю… В Джорджии?

Через двадцать минут они прибыли на кладбище.

Полиция штата перекрыла ворота, чтобы удержать репортеров и добрую сотню зевак. Некоторые потрясали импровизированными плакатами «МАЛЬЧИК С КЛАДБИЩА, МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ!» и «ТОБИ, ВЕРНИСЬ ДОМОЙ!». Минув толпу, Дин высунулся из окна и махнул удостоверением ФБР. Полицейский с выражением человека, давно и прочно замученного обязанностями, вялым жестом дал добро на проезд.

Сэм его не винил: вокруг творился натуральный зоопарк.

Кладбище представляло собой большой участок заболоченной земли, покрытый мхом и испещренный старыми надгробиями, многие из которых покосились либо вовсе упали, утопая в мягкой почве. С некоторых надгробий полностью стерлись имена, оставив девственно гладкий мрамор.

Дин припарковал Импалу под дубом, и братья вылезли из машины. Неважно сидящие костюмы от жары липли к телу. Винчестеры направились к полицейским автомобилям и людям в форме.

— Итак, — начал Дин. — Этот малыш, Мальчик-С-Кладбища…

— Тоби Гэмбл, — добавил Сэм.

— Четыре дня назад он пропал из дома…

— Точно.

— Никто не в курсе, что с ним.

— Насколько я знаю.

— А вчера утром…

Они остановились около усыпальницы, рядом с которой копы пили кофе. Большинство полицейских разглядывали накарябанные детским почерком прямо на камне темно-красные буквы: «ПАМАГИТЕ».

— Малыш не в ладах с грамотой, — заметил Дин.

— Ему только пять.

— Результат домашнего обучения, должно быть.

— Вот, — Сэм сверился с распечатками. — Его мать утверждает, что это его почерк.

— А кровь?

— Образец все еще в лаборатории.

— Получается, это все, что у нас есть?

— Это, — проговорил Сэм. — И вон то.

Он указал на холм, и Дин, окинув взглядом надгробия в западной части кладбища, охнул: все камни были исписаны теми же корявыми детскими буквами: «ПАМАГИТЕ, ПАМАГИТЕ, ПАМАГИТЕ, ПАМАГИТЕ…»

Дин покивал:

— Что тут скажешь, настойчивый паренек.

— Мать сказала, что в ночь исчезновения сына слышала в его комнате голоса.

— Что за голоса?

— Сейчас узнаем, — Сэм кивнул на светловолосую женщину, стоящую около полицейских.

Женщине было немного за двадцать, но худоба и изнеможение прибавляли ей еще столько же. Легко было представить, как она обслуживает столики субботним вечером, уносит подносы, уставленные пустыми бутылками, и терпит щипки пьяных посетителей, в то время как музыкальный автомат надрывается последним шедевром кантри.

Подойдя поближе, Сэм разглядел, что женщина мнет в руках и прижимает к груди какую-то голубую тряпочку. Через секунду он узнал в ней детскую футболку.

— Я просто хочу, чтобы он вернулся, — повторяла женщина хриплым от едва сдерживаемых эмоций голосом. — Я хочу, чтобы мой мальчик вернулся.

— Мэм? — Дин шагнул вперед.

Женщина резко подняла голову: у нее были встревоженные покрасневшие глаза. Полицейский, с которым она говорила, посмотрел на братьев настороженно.

— Да?

— Агенты Таунс и Ван Зандт[7], ФБР. Мы можем задать несколько вопросов о вашем сыне?

— Я уже все рассказала полиции.

— Нам нужна всего минутка.

— Я не… Простите… Я просто не знаю, смогу ли я…

— Голоса в комнате вашего сына, — настойчиво продолжил Дин. — Что они говорили?

— Слова… на каком-то незнакомом языке. Потом они просто повторяли его имя. Сначала… — ее глаза снова наполнились слезами. — Я сначала думала, что это телевизор. Потом услышала, как он кричит. Я побежала в комнату, но там уже никого не было.

Она покачала головой, обвела взглядом кладбище и покрепче прижала к груди футболку.

— Когда я услышала, что тут творится, то подумала…

Внезапно кто-то пронзительно вскрикнул, и братья рывком развернулись, отыскивая источник шума.

Из-за надгробий показался афро-американец с ребенком на руках. Мальчик, до пояса перепачканный алым, но вполне живой, выворачивался из рук мужчины.

— Эй, ты! — крикнул один из копов. — Стоять! Отпусти ребенка! Живо! — он выхватил пистолет и прицелился в незнакомца.

Сэм прищурился:

— Это что…

— Руфус? — заморгал Дин. — Какого черта?

Братья шагнули навстречу охотнику. Дерганый полицейский, озадаченный знакомством агентов и покрытого кровью пришельца, опустил пистолет.

Руфус Тернер остановился и отпустил мальчика, который немедленно бросился к матери.

— Все нормально, — Руфус оглядел свой пиджак. — Единственное, я с ног до головы в проклятом кукурузном сиропе.

— Кукурузном сиропе?

— У парня за деревьями целая бутылка заныкана.

Мальчик тем временем заговорил — тихо, но отчетливо:

— Мамочка, я больше не хочу играть! — он обнял мать, а та выглядела так, будто захотела немедленно оказаться подальше отсюда. — Я кушать хочу, у меня животик болит. — И его внезапно вырвало.

— Шикарно, — пробормотал Дин и перевел взгляд на Руфуса. — Не знал, что ты тоже здесь.

Руфус пожал плечами:

— Я проезжал мимо. Направлялся в городок Мишнс-Ридж и подумал, что сначала остановлюсь здесь и разберусь что к чему. А теперь моя последняя чистая рубашка выглядит, как хирургический халат после пересадки сердца.

— Сэр, у нас к вам несколько вопросов, — окликнул его один из детективов в штатском. — Не пройдете с нами?

— Хотите оплатить мне прачечную? — поинтересовался Руфус.

— А что случилось в Мишнс-Ридже? — вскинулся Сэм.

— Перестрелка на реконструкции Гражданской войны, — тихо ответил Руфус. — Погибло несколько человек.

— И что?

— Оружие было всего лишь макетом. И в крови.

— Хоть в настоящей, на этот раз?

— Так я слышал.

— Вот как? — переспросил Дин. — А откуда?

— Анонимная наводка по электронной почте. Скорее всего, из Мэриленда.

Дин нахмурился:

— Мэриленд?

— Местечко под названием Ильчестер. Что, вы слышали о нем?

Дин повернулся к брату, который уже смотрел на него:

— А твой источник?

— Я уже говорил — анонимный.

— Мы берем это дело, — сказал Дин. — Расскажи, что ты успел нарыть, и мы за него возьмемся.

— Уверен? — уточнил Руфус. — Чего ты так заинтересовался?

— Забей, — отозвался Дин. — Иди лучше пиджак почисти.