— Всем встать! Государь поднялся! — разнесся над ристалищем голос. Видимо, когда восставший из мертвых телохранитель Радомора тронулся прочь с ристалища, Дьюранд потерял сознание, потому что, раскрыв глаза, он обнаружил, что упирается ладонями в землю.
Попоны павших лошадей хлопали и трепетали от порывов дувшего с моря ветра. Берхард взял Дьюранда под руку, помогая ему подняться. Первым, на кого упал взгляд Дьюранда, был Кандемар, сжимавший в руках рог. Белый плащ герольда трепетал на ветру. Широко расставив ноги, в королевской ложе стоял Рагнал, окруженный одетыми в черные плащи слугами. Со скамей, придерживая шляпы и вуали, поднимались озадаченные лорды и леди. Принц Бидэн глянул на брата, растянув губы в успокаивающей полуулыбке. Рагнал был мрачен как туча.
Окоченевшими пальцами Рагнал дал знак Кандемару, который тут же протрубил короткий сигнал. Недоуменный ропот зрителей немедленно оборвался. Повисла тишина.
— Довольно, — бросил король. — Хватит. Мы еще посмотрим, чем все закончится вечером.
С этими словами государь сошел с трибуны. За ним вереницей последовали слуги и зрители. Пир должен был начаться, как только участники турнира приведут себя в порядок после битвы.
Теперь отряду Ламорика предстояло узнать, чего стоили все их усилия.
Тьма окутала мироздание, содрогавшееся, подобно огромному трясущемуся в лихорадке великану. Страшный ураган, пришедший со стороны Закатного моря, обрушился на Тернгир. Дьюранд пробрался в хлопающую на ветру палатку и достал из накиданных в кучу вещей чистую тунику. Снаружи донесся взрыв смеха.
У рыцарей были все основания веселиться. Радомор проиграл, несмотря на все интриги. Теперь он остался ни с чем. Мало кто счел нападение на Морина в конце турнира достойным, мужественным поступком. Заключительная атака была скорее жестом отчаяния, тогда как честь подлинного рыцаря требовала большего — воин должен безропотно и с достоинством принимать то, что ему уготовила судьба. Натягивая лучшие кафтаны, люди перекидывались шутками и обменивались мнениями о причинах той спешки, с которой король остановил турнир и покинул ристалище.
Дьюранд никак не мог забыть искаженное яростью лицо Радомора. На его глазах сраженный в битве телохранитель восстал из мертвых. Дьюранд понимал, что еще рано праздновать победу. Радомор так просто не отступит.
Дьюранд затянул перевязь с мечом, сморщившись от боли, волнами исходившей от искалеченного булавой плеча, порезов и ушибов. Радомор и его прислужники не остановятся ни перед чем. Покуда они здесь, все королевство находится в опасности — от морских берегов до баронства Коль. Сегодня вечером здесь, в Тернгире, на скале, вздрагивающей под ударами лютой непогоды, должна была решиться судьба государства. Парусина палатки громко хлопала на ветру. Взгляд Дьюранда упал на зеленую вуаль, которая в опустившейся тьме казалась черной. Оставлять подарок Владычицы Гесперанда было нельзя. Дьюранд понимал, что необходимо быть готовым ко всему. На пиру может произойти все что угодно.
Голоса друзей стихли. Остальные рыцари, слуги и оруженосцы, приводившие себя в порядок, вели себя куда как тише. Глубоко вздохнув, Дьюранд откинул полог и вышел наружу. Ветер едва не сбил его с ног. Обрушившийся на лагерь ураган уже сорвал несколько палаток, которые теперь катились прочь. В одиночестве Дьюранд пересек двор замка, поросший просоленной морским ветром травой, направляясь к главной башне крепости. В узких бойницах дрожали огни. На мгновение перед мысленным взором Дьюранда предстал образ Радомора, сидящего на троне Ферангора.
Взобравшись по лестнице, поднимавшейся к массивной резной двери, ведшей внутрь центральной башни, Дьюранд вступил в замковые покои, оставив за собой свист ветра и рев бури. Сверху, из парадной залы, куда вели ступеньки, до него доносился смех собравшихся на пир гостей. Пальцы коснулись рукояти меча. Дьюранда на миг охватило отчаяние. Что он здесь делает? Как у него хватило мужества явиться сюда после всего того, что произошло? Радомор в ярости, чернецы плетут интриги, а само мироздание бурлит, словно кипящий котел.
— Посмотрим, куда нас собираются посадить, — раздался сверху голос Ламорика. — Погоди.
У самого входа в зал в одиночестве стояла Дорвен. Дьюранда пронзило отчаяние. Девушка тоже будет на Совете. Нельзя подвергать ее такой опасности. Никто не способен предугадать, на что способен Радомор. Выругавшись, Дьюранд устремился вверх по ступенькам. Дорвен надо побыстрее увести куда-нибудь подальше. Пусть ее увезут подальше от замка. Еще есть время.
— Дорвен… — начал он.
Крепкая рука опустилась ему на плечо. Сверкая золотыми зубами, на него смотрел Оуэн.
— Дьюранд, дружище, чего же ты на пороге стоишь? Заходи, — здоровяк улыбался, но его пальцы сомкнулись на Дьюранде мертвой хваткой. — У нас есть для тебя место. Ламорик только что зашел, чтобы узнать у сенешаля, куда его собираются усадить вместе с леди Дорвен.
Дьюранд кинул отчаянный взгляд на девушку:
— Оуэн, клянусь Богом, я не…
— Заходи скорей. Принц не поскупился — стол ломится от яств. Уже подали вино.
Дьюранд побрел за Оуэном, чувствуя на себе полный отчаяния взгляд Дорвен. Он так и не смог ничего ей объяснить. Он не мог устроить драку с Оуэном, чья рука на его плече даже не дрогнула.
Дьюранд оказался в зале, наводненном веселящимися людьми. Ветер протяжно завывал в бойницах над их головами. Трапезная Тернгира оказалась длинным наполненным дымом жаровен залом. Стены покрывала штукатурка, скрывавшая гигантские валуны, из которых был сложен замок. На возвышении в самом конце зала белел, словно алтарь в храме, стол для почетных гостей, за который должен был воссесть Великий Совет — король, принц и все герцоги Эрреста. По традиции было даже оставлено место для властителя Гесперанда, который вот уже долгие столетия не появлялся на Совете. За столом, погруженный в мрачные мысли, в одиночестве сидел Радомор, одетый в перемазанные грязью и кровью доспехи.
Именно таким Дьюранд запомнил его в Ферангоре. Оуэн слегка подтолкнул Дьюранда вперед.
Вокруг яркого огня, полыхавшего в самой середине залы, слуги расставили столы и скамьи для гостей и участников турнира. К этим столам Оуэн и повел Дьюранда.
— Сюда, дружище, присаживайся, — русоволосый гигант протянул Дьюранду чашу. — Выпей. Глоток вина тебе не повредит.
Дьюранд пригубив вино, отставил чашу в сторону, заметив сидящих неподалеку воинов в зеленом, которые теребили рукояти кинжалов. За столом у самого возвышения грузно высился в измятом шлеме телохранитель Радомора. Чернецы прихорашивались.
— Я уж думал, ты потерялся, — сказал Дьюранду Берхард. — Как плечо?
— Нормально, — Дьюранд едва догадался, о чем говорит одноглазый рыцарь.
Устроившись возле огня с кувшинами вина, возились одетые в черное чиновники — казначеи, канцеляристы, летописцы. Несмотря на почтенный возраст, лысины и седые волосы, чиновники смеялись, мутузили другу друга, прихлебывая вино и веселясь как дети.
Берхард кинул взгляд на спину Дьюранда и расплылся в улыбке:
— Купи себе при случае новый кафтан.
Дьюранд оглянулся, равнодушно посмотрев на разошедшийся шов. Плевать. Сейчас самое главное — не спускать глаз с Радомора, возвышавшегося над столом для почетных гостей. Дьюранд никак не мог взять в голову, как остальные могут веселиться в присутствии горбатого герцога, которого, казалось, извергла сама геенна огненная.
Грохот барабанов привлек всеобщее внимание к вступившей в зал процессии герцогов Эрреста, которые гуськом направились к возвышению, чтобы занять свои места за почетным столом. Впереди них шагал согбенный прелат, облачение которого было усыпано драгоценными камнями. В руках старик сжимал изображение солнечного диска, отлитое из чистого золота.
Каждый из следовавших за прелатом лордов был разодет в парчовое платье немыслимой цены, украшенное изысканной вышивкой. Сверкали инкрустированные рукояти мечей и короны на головах. Среди участников процессии Дьюранд заметил и Морина. Сломанная ключица не помешала лорду Монервейскому явиться на Совет.
Поднявшись на возвышение, каждый из лордов встал позади своего стула с высокой спинкой. Герцоги то и дело поглядывали на сидящего Радомора, который так и не сдвинулся с места.
Сильный порыв ветра чуть не задул свечи. Радомор, отодвинув стул, медленно поднялся на ноги. Герцог Беоранский крепко схватил горбуна за руку и, растянув губы в улыбке, что-то забормотал ему на ухо. В зал вступил Кандемар:
— Милорды, леди и джентльмены, — произнес герольд. — Его Королевское Величество, Рагнал, милостью Небес государь Эрреста, древнего королевства Аттии, наследник земель Сэрдана.
Загремели барабаны, и все присутствующие поднялись со своих мест. Казалось, что лишь Радомор продолжал оставаться безучастным к происходящему. В зал вошли священники, сжимая в руках кадильницы с курящимися благовониями. За ними проследовали септаримы, бледные и хладные, как сам главный герольд Кандемар. Воины в сверкающих серебром доспехах встали у стены позади герцогов.
Огонь горящих свечей озарял трапезную золотистым светом. В ноздри бил кружащий голову аромат благовоний.
И наконец в замерший в ожидании зал вступил сам государь Эрреста — Рагнал. С его пояса свисал фамильный меч, передававшийся в наследство от поколения к поколению. На голове тускло сверкала корона из красного золота, усыпанная черными сапфирами.
— Ну что ж, пора приступить к этому безумию, — мрачно произнес Рагнал. Эти слова послужили сигналом к началу пира.
Покуда одно блюдо сменяло другое, священник-арбитр успел произнести немало мудрых слов. Рыцарям, проявившим на турнире мужество и храбрость, были поднесены дары от лордов. А шторм за стенами крепости все набирал силу. В узких амбразурах и бойницах сверкали молнии, гром грохотал с такой силой, что некоторые из воинов вздрагивали. Дьюранд не отнимал пальцев от рукояти меча.
Радомор сидел все так же недвижим, не произнося ни слова. По словам Гермунда, у заговорщиков не хватало голосов, чтобы низложить короля. Радомор кипел от ярости. Вскоре все присутствующие в зале стали коситься на главный стол, посматривая на участников Совета, собиравшихся голосовать за низложение короля. Даже последний дурак понимал, что бушующий за стенами ураган — не случайность.
Лишь несколько человек отделяло Дорвен от Дьюранда, и все же девушка сидела слишком близко к чернецам, телохранителю Радомора и герцогам Эрреста. Она поднесла к губам чашу и вздрогнула, видимо, почувствовав на себе дикий взгляд Дьюранда.
— Как ты называешь этих ребят в черном? — неожиданно спросил Берхард.
Дьюранд почувствовал, как Оуэн сжал его руку.
— Ты их кличешь "чернецы"? Я не ошибся? — продолжил одноглазый рыцарь.
— Вроде да, Берхард, — отозвался Оуэн.
— Знаешь, я уже о них слышал. Довелось мне как-то познакомиться с механиками. Они плыли со мной на барже по Гринроуд. Я был наемником — меня взяли в охрану каравана, обещав хорошо заплатить. Пошли слухи, что к югу от Вудэнда промышляют банды разбойников.
— Чему здесь удивляться? — отозвался Оуэн. — Там много добычи. По Гринроуд в Эррест везут чуть ли не половину всех товаров. Так, по крайней мере, рассказывают.
Один из чернецов поднял голову, кинув на Дьюранда быстрый взгляд.
— Ну так вот, — кивнул Берхард. — Стою я на барже, в одной руке — арбалет, другой почесываюсь — мошкара меня искусала страшно. Эти двое смотрят в воду, над рекой тучи комаров и прочей мелкой дряни, я верчу башкой, мечтая лишь об одном — скинуть эту чертову кольчугу. Тут я что-то ляпнул про жару. А эти двое начали хохотать. Сказали, что они с юга и человек, ни разу не глотавший пыли Тотарры, понятия не имеет, что такое настоящая жара.
Теперь уже оба чернеца, оторвавшись от стоявшего перед ними блюда, подняв брови, пялились на Дьюранда. У воина перехватило дыхание.
— Механики как раз ехали после осады Понтэя. Видать, той самой осады, о которой поется в песне, — Берхард стукнул кулаком в грудь и во весь голос запел. — "Девять башен высоких славят Понтэй, но Баррис — стоит з стороне. Бежал Вальдемар и укрылся он в ней…", — рыцарь, замолчав, повернулся к Дьюранду. — Знаешь эту балладу?
Дьюранд, обеспокоенный вниманием чернецов, ничего не ответил.
— Слово за слово — мы разговорились. Речь пошла о Вальдемаре, ну и, конечно, о мятеже. Выяснилось, что эти твои чернецы были как раз из лагеря мятежников. Служили при дворе. Когда-то были священниками. Так, по крайней мере, мне рассказывали.
Теперь чернецы улыбались.
— Священниками? — не веря собственным ушам, переспросил Дьюранд.
— Так сказали механики, — пожал плечами Берхард. — То ли писцы, то ли арбитры. Видать, нашим друзьям надоело раболепствовать, пресмыкаться, ползать по шелковым коврам и спать в холодных кельях, сидеть на хлебе и воде, тогда как их господа утопали в роскоши, упиваясь из золоченых чаш лучшими винами Вуранны.
Чернецы налили себе в кубки темное, как кровь, вино. Один из них облизал губы. Дьюранд почувствовал, как под рукой что-то шевельнулось, но был не в силах отвести взгляд. Снаружи сверкали молнии и грохотал гром.
— Они стали убирать соперников. После одного пира кастелян и три бейлифа захворали так тяжко, что вскоре померли. Впрочем, нет, вру, кастелян выжил, правда, полностью облысел.
— Дешево отделался, — рассмеялся Оуэн.
— А месяц спустя — поскользнулся на каменной лестнице. Расшибся так, что его едва узнали. Вскоре эти ребята остались одни. Теперь им никто не мешал, и они могли нашептать в уши мятежника Вальдемара все что угодного. Они стали совать нос куда не следует, отыскали древние рукописи и свитки, написанные во времена Сынов Гештара, еще до того, как Эйнред Завоеватель вымел эту нечисть. Долгие ночи они проводили в пустоземье, ползая по заброшенным гробницам и катакомбам, сокрытым от глаз людей и Небесного Ока.
Дьюранд почувствовал в лежащей на скатерти ладони мелкое покалывание.
— Если это та же самая парочка, значит, все их усилия пошли прахом.
— Что? — Дьюранд повернулся к Берхарду, едва сумев оторвать взгляд от чернецов.
— Они поставили не на ту лошадку. Мятеж, что они подняли, был вероломством даже для подлецов. Вальдемар с легкостью клялся кому угодно в чем угодно, а потом с той же легкостью нарушал данное слово. Они бежали незадолго до того, как Вальдемар поднял мятеж. Они…
— Перестарались? — хохотнул Оуэн.
— Механики на барже сказали именно так, — склонил голову Берхард. — Чернецы превратили Вальдемара в деспота, отчего страдали все, и наши друзья не были исключением.
Чернецы продолжали скалиться. Один из них поднял над блюдом за крыло жареного голубя и скорчил рожу, изображая, как его самого насаживают на вертел и жарят над огнем.
— Теперь ты знаешь, откуда они появились, — тихо промолвил одноглазый рыцарь. — Когда твердыня Вальдемара пала, явились священники, чтобы осмотреть покои, где жили твои чернецы. Заметь, двое из священников были патриархами. Не знаю, что они там нашли. Известно лишь, что они приказали снести замок мятежника. Но даже этого им показалось мало, и патриархи повелели построить на реке запруду и затопить развалины. Механики, с которыми я плыл, как раз занимались постройкой запруды. Но что такого нашли в покоях чернецов, они так и не сказали.
Дьюранд почувствовал под пальцами влагу и озадаченно посмотрел на скатерть. Материя стремительно чернела.
— Владыка Небесный, — выдохнул Берхард.
Оуэн резко отдернул руки от скатерти. Стол, скамьи, еда покрылись отвратительными струпьями и коростой. Повсюду извивались черви и личинки. Пятна плесени расползлись по белой штукатурке стен. Блюда кишели насекомыми. Содрогнувшись, Дьюранд увидел, как один из чиновников короля подхватил с пола таракана и быстро отправил в рот.
Рыцари отпрянули от столов. Септаримы схватились за мечи, переводя взгляды с Дьюранда на чернецов. Дьюранд увидел расширившиеся от ужаса черные глаза Дорвен.
— Довольно шуток! — пронесся по залу рык.
Король Эрреста Рагнал вскочил из-за стола. Дьюранд увидел, как насекомые шныряют по сапогам государя.
— Покончим со всем разом, — произнес Рагнал. — В этом зале собрались все, кто нам нужен. Я не вижу причин сидеть здесь всю ночь. Предлагаю начать Совет прямо сейчас. Что скажут герцоги Ирлака и Беорана?
За стенами крепости ревело бушующее море, брызги огромных волн взлетали на высоту сорока фатомов. Герцог Беоранский оперся на локоть, наслаждаясь яростью короля. Радомор медленно повернулся к государю.
— Сейчас так сейчас, кузен. К чему ждать?
Рагнал перевел полный ненависти взгляд на горбатого герцога, который еще летом, рискуя жизнью, сражался за него, герцога, в чьих жилах текла королевская кровь.
— Страшен гнев принцев, — произнес кто-то.
Дьюранда чуть не вырвало. Мерзкий голос раздавался у него в голове; казалось, внутрь нее запихнули ком осклизлых шевелящихся червей.
Чернецы, сидящие среди воинов в зеленом, не сводили с Дьюранда глаз. Лица расползлись в довольных улыбках.
— Шакалы. Они и говорить толком не умеют. К чему их слушать? Гораздо приятнее побеседовать со старыми друзьями. Ты рассказал своему непоседливому лорду о том, как присматривал за его сестренкой? За ней и за ее несчастным малышом? Как ты думаешь, ее согревала мысль о том, что за дверью стоит ее родственник?
— Быть посему кузен, — говорил Рагнал. — Поскольку я все еще государь, я объявляю о начале Великого Совета. Несмотря на то, что речь пойдет обо мне, я заявляю право на то, чтобы и на этот раз возглавить Совет.
Поскольку возражений не последовало, Рагнал продолжил, обратившись к сидящим за столом герцогам:
— Принимайте решения сообразно древним обычаям и традициям, законам королей минувшего и наставлениям патриархов. Под страхом навлечь проклятие на свою бессмертную душу вплоть до окончания Совета запрещается лжесвидетельствовать и обнажать оружие.
Дьюранду показалось, что по залу пронесся ропот. Воин почти ничего не слышал — в голове звучал сочащийся злобой голос, заглушавший все остальные звуки.
— Ну что ж. Давайте послушаем.
Рагнал подался вперед и с усмешкой в голосе произнес:
— Великий Совет собрался, дабы обсудить следующий вопрос. Чтобы собрать армию и подавить бунт, я занял у Совета деньги. Залогом стала вот эта побрякушка, — государь, на лице которого было написано презрение, снял с головы корону Эвенстар. — Настало время вернуть заем, но казна по-прежнему пуста, — сидевшие у огня чиновники с виноватым видом о чем-то зашептались. — В связи с этим я прошу Великий Совет простить мне мой долг.
Рагнал навис над столом, переводя взгляд с одного герцога на другого. Русая борода и грива льняных волос лить усиливали сходство государя со львом.
— Кто, — прогремел король, — согласен простить долг и выступить в мою защиту?
Повисло молчание.
— Дьюранд! Дьюранд, что с тобой? — раздался чей-то шепот.
Что-то проговорила Дорвен. Слов было не разобрать.
— Уходите, прошу вас, — твердил ей кто-то.
— Отчего все замолчали? Неужели совсем не осталось храбрецов? — произнес мерзкий голос в голове Дьюранда. Воин, ловя ртом воздух, зажмурился и сжал кулаки.
Из-за стола поднялся высокий мужчина с длинными усами — герцог Гарелинский, владения которого граничили с Гиретом. Герцогства находились в союзе, скрепленном узами брака. Герцог Гарелинский чем-то напоминал одного из древних воинов, увиденных Дьюрандом в Фецкой лощине. Лорд огладил рукой длинный кафтан и склонился перед королем в глубоком поклоне.
— Я был бы рад, если бы государь оказал мне честь и позволил выступить в его защиту.
— Ты погляди, как ладно говорит. А посмотришь — деревенщина деревенщиной. Жалкий пес, обученный ходить на задних лапах.
Дьюранд обхватил голову руками. Он видел обеспокоенных друзей, окруживших его, но не мог произнести ни слова.
— Мы уже поблагодарили тебя за старину Гоула? Засада была полностью его идеей. Наверное, он догадывался о наших планах. Взрослые люди порой ведут себя как дети, — это так удивительно. Ему хотелось вернуть расположение Радомора. Впрочем, Гоул нам был уже не нужен. Бедолага погиб от собственного кинжала, который не раз служил ему верой и правдой.
Дьюранд почувствовал во рту вкус крови, на шее вздулись вены. Ему казалось, что холодная сталь кинжала погружается ему в горло. Его попытались вывести из зала. Резким движением Дьюранд стряхнул с себя руки.
— Вы мужественно сражались за нас, герцог Гарелинский, — промолвил Рагнал, — и всегда были нашим преданным союзником. Мы с радостью выслушаем вас.
Лорд кивнул и, перекрывая рев бури, бушующей за стенами замка, громко сказал:
— Ваше Величество, Ваше Высочество и вы, милорды, члены Великого Совета. Средства, полученные его Величеством, не были выброшены на ветер. Серебро пошло не на строительство замков. Оно было потрачено не на лошадей, не на охотничьи угодья и не на вина Вуранны. Короче говоря, государь расходовал деньги совсем не так, как потратил бы их я, — несколько человек в Совете рассмеялись. — Все серебро пошло на усмирение безумца Бороджина, на жалование рыцарям, маршалам, конюхам и простым солдатам. На него приобрели провиант и пополнили кавалерию. Этим серебром мы оплатили мир и спокойствие наших восточных рубежей. Деньги, что мы ссудили государю, не обогатили его. Мы обрели покой. Купечество и простой люд теперь в безопасности. Неужели мы заблуждались, ссудив государю эти деньги? Неужели государь допустил ошибку, обратившись к нам за помощью? Хотелось бы нам получить назад серебро, распрощавшись с миром, который был завоеван с таким трудом, с миром, на приобретение которого были потрачены наши деньги? Нам такой обмен не нужен. Я никогда не…
Замок содрогнулся. Молния ударила прямо в скалу, на которой возвышался Тернгир, и лорд покачнулся. Дьюранд представил башни, рушащиеся с утеса в море.
— Складно говорит, очень складно. Будем надеяться, что ураган не помешает ему договорить до конца.
Герцог, обратив взгляд к узким бойницам над головами присутствующих, продолжил.
— Нам приходится… нам приходится говорить о деньгах, тогда как само мироздание находится под ударом. Все потому, что Совет отказался помочь государю, согласившись дать деньги только под залог. Все потому, что члены Совета забыли, чего требуют от них долг и честь, когда государь ставит в заклад корону. Тогда как воин на поле брани защищает свои дом и честь, государь, рискуя короной, защищает наши дома и нашу честь. Долг государя не срамит. Дать деньги на войну было нашей святой обязанностью. И только простив долг, сможем мы смыть с себя позор, — герцог опустил голову. — Я все сказал. Ежели мне кто-то желает возразить — пусть говорит.
Чернецы, хохоча, хлопали в ладоши. Рагнал повернулся к Радомору, жирному герцогу Гелеборскому и самодовольному Лудегару, владыке Беорана.
— Кто из вас выступит против списания долга?
— Позвольте мне, о Великий Король, — сказал герцог Беоранский.
— Вы только поглядите! Еще один словоблуд. Славный мы устроили спектакль!
Дьюранд впился глазами в герцога, который, услышав, как Рагнал фыркнул, решил, что ему разрешено встать. Лудегар выглядел самоуверенным, чем-то напоминая капитана корабля, доставившего отряд Ламорика в Тернгир. Лорд поклонился государю в пояс и, широко улыбнувшись, произнес:
— Ваше Величество, ваше Высочество, достопочтенные члены Совета. Если мне позволит шторм, я хотел бы задать вам вопрос, ответ на который и так очевиден. Разве государь вправе быть менее честным, чем самый ничтожный из его поданных?
В зале послышались крики возмущения.
— Ух ты! — прошипел голос в голове Дьюранда. — Да этот Лудегар — подлый предатель. Остерегайтесь гордыни, ваша светлость! Гордыня — смертный грех.
Герцог Беоранский ждал, пока шум, поднявшийся в зале, успокоится. Наконец он воздел руку.
— Я никоим образом не желал проявить к его Величеству неуважение. Мы обсуждаем очень важный вопрос. Разве государь не обязан сдержать данное нам обещание? Имеет ли право король отказаться от клятвы, произнесенной в присутствии всех членов Великого Совета? Думаю, мы знаем ответы на эти вопросы. Я утверждаю, что король, попросив у Великого Совета заем, знал, что, опозорит себя, не вернув деньги в срок. Ничем больше он не рисковал. Разве бы мы ссудили государю серебро, заранее зная, что нам не вернут ни гроша? Я полагаю, что государь с самого начал понимал, что не в наших силах поднести ему столь богатый дар, поэтому успокоил нас, пообещав вернуть деньги. Чтобы убедить нас в том, что мы получим назад серебро, государь отдал в заклад корону. Подводя итог, осмелюсь утверждать, что король, заставив нас поверить в возможность возврата ссуды, пообещал нам луну с неба.
Дьюранд обвел зал блуждающим взглядом. Теперь со всех сторон его окружали воины Ламорика.
— Король не проходимец, который может позволить себе разбрасываться обещаниями направо и налево.
— Гордыня, Лудегар, гордыня.
— Каждый крестьянин обязан держать данную им клятву. Ужели слово короля стоит дешевле? Разве для короля существуют иные законы? — вопросил владыка Беорана. — Государь обещал вернуть нам ссуду, и вот настало время сдержать обещание. Ежели у государя нет денег, он должен отдать нам свой залог, — половина собравшихся в зале людей вскочила на ноги, — залог, который он сам выбрал!
Трапезная наполнилась криками и улюлюканьем. Радомор сидел, окаменев, не двигаясь с места. Поднявшийся в зале гам только веселил чернецов.
— Довольно! — рявкнул Рагнал.
Государь вскочил, вцепившись руками в стол. Рагнал прекрасно понимал, что шторм за окнами разбушевался не случайно.
— Покуда я все еще король, в зале будет тишина или же вышвырну всю шваль вон! С меня довольно и буйства Небес!
— Король воистину прозорлив… Обрушиться с бранью на Великий Совет и лордов прямо перед голосованием. Ловкий ход.
Повисшая в зале тишина длилась недолго. Снова послышался глухой ропот и перешептывание. На плечи Дьюранда опустились чьи-то руки, заставив его сесть.
— Каждая из сторон высказала свою точку зрения, — произнес Рагнал, — и теперь я вызываю своего священника-арбитра.
Проведя ладонью по богатой вышивке, украшавшей одежды, из-за стола поднялся согбенный бременем лет прелат. Старик кивнул, показывая, что готов к голосованию.
— Ясен ли вопрос, стоящий перед Великим Советом? — спросил Рагнал.
— Ясен, сир. Цель голосования — разрешить спор, возникший между государем и Великим Советом. Государь взял ссуду, и во власти Совета простить королю его долг.
— А корона?
— Государь вправе отречься от престола, как некогда… — священник на мгновение замолчал, — как это некогда сделал король Карондас, да пребудет он в памяти нашей во веки веков.
— Мы тебе не рассказывали о Радоморе? — проскрипел голос в голове Дьюранда.
— Так пусть же начнется голосование! — провозгласил Рагнал.
— Сражаясь за короля, он пал, поверженный врагами, на поле брани в Гейтане. Пропустил удар по чистой случайности. Ему очень не хотелось умирать. Жизнь только начиналась. Все, чего он достиг, — все могло пойти прахом.
— Голосовать можно по-разному. Существует несколько систем, — качнул бородой арбитр. — Черные и белые камни, короткие и длинные прутья…
— Я имею право выбора?
Арбитр, моргая, уставился на государя.
— Когда мы его нашли, он был не просто ранен. Он лежал в грязи Гейтаны и умирал. Не то, что руку поднять, пальцем пошевелить уже не мог. Со смертью он терял все.
— Выбор за вами, ваше величество.
Лицо Рагнала расползлось в зловещей улыбке.
— Именно в такие моменты человек делает выбор. Его жизнь в обмен на жизнь нескольких воинов. Кто их спохватится? Кто их будет искать? Кто станет выяснять, куда они делись, когда кругом идет битва?
Ураган стонал и кричал голосами несчастных, запертых в объятом пламенем доме.
— Я требую поименного голосования. Спрашивать буду каждого. Не время и не место для игр.
— Подобное желание не противоречит закону, ваше величество, — на мгновение замявшись, отозвался арбитр, и Paгнал кивнул с мрачным выражением на лице. Если уж вассалы решили от него отречься, то пусть сделают это открыто — ему в лицо.
— В таком случае, — произнес государь, — приступим.
— Герцог Гарелинский, мы желаем начать с вас. Подойдите к нам.
Высокий лорд встал из-за стола и преклонил перед государем колено.
— Мы просим Великий Совет простить нам наш долг. Вы должны сказать "да", если согласны, либо "нет", ежели считаете, что мы его обязаны выплатить. Что скажет герцогство Гарелин?
— Ответ — "да". Гарелин считает, что долг следует простить.
Рагнал медленно кивнул.
— Обрати внимание, сначала он решил обратиться к союзникам. Мудрое решение. Быть может, ему удастся посеять сомнение в ряды заговорщиков и кого-нибудь привлечь на свою сторону. В "Книге Лун" сказано, что тонкие стебли камыша гнутся под ударами бури.
— Мы благодарим герцогство Гарелин и призываем к ответу Уиндговер.
Вперед вышел черноволосый коротышка и встал перед королем на колени.
— Это еще кто? — проскрипел отвратительный голос. — Разве это властитель Уиндговера? Разве принц Эодан не высок и русоволос, как сам король? Где же братец несчастного государя? Отчего он в столь грозный час предпочел остаться в Уиндговере?
Дьюранд старался смотреть на возвышение, не обращая внимания на шепот чернецов, звучавший у него в голове. Темноволосый человек протянул государю свиток, скрепленный печатью из черного воска. Король передал свиток арбитру.
— Бумага, вверенная вам, написана рукой принца. Я уполномочен огласить его волю.
Священник-арбитр кивнул.
— Мы обратились к Совету с просьбой простить нам наш долг. Вы должны ответить "да" или "нет". Что скажет Уиндговер?
— Ты не заметил в вопросе определенную двусмысленность?
— Уиндговер говорит "да". Долг следует простить.
Рагнал сухо кивнул и вызвал следующего члена Совета. На этот раз перед государем предстал старший брат Ламорика. За ним последовал лорд Морин, который, с трудом преклонив перед государем колено, побледнел от мучившей его боли. Затем были вызваны герцоги Гелеборский и Хайшильдский — оба проголосовали против государя. Леди Мод с поспешностью, удивившей Совет, склонилась перед королем в поклоне и отдала голоса обеих герцогств — Германдера и Серданы в пользу государя. Грудь Дьюранда тяжело вздымалась. Забрезжила надежда на положительный исход голосования.
— Только подумай, все так и вились вокруг нее, пытаясь вызнать, как она собирается голосовать, а старуха молчала, словно воды в рот набрала. Это тоже гордыня и тщеславие. Погляди-ка на герцога Гелеборского. Морщится, будто его лимон жрать заставили. Король должен быть доволен. Пока все идет так, как он и рассчитывал.
Гермунд, ходивший кругами в молчании, не говоря ни слова, дотронулся до плеча Дьюранда. Воину показалось, что его пронзили раскаленной иглой. Голова гудела, раскалываясь от боли.
Радомор все с тем же с мрачным видом возвышался над столом для почетных гостей. Чернецы веселились. По стенам расползались пятна плесени. Дьюранду стало тяжело дышать, он никак не мог набрать в грудь воздуха. Надо поскорее вывести из замка Дорвен.
Из-за стола поднялся Лудегар. Обогнув стол, он направился к королю. Из отделанных черной кожей ножен торчала рукоять меча, усыпанного драгоценными камнями.
— Мы обратились к Совету с просьбой простить нам наш долг. Вы должны ответить "да" или "нет". Что скажет Беоран? — обратился Рагнал к коленопреклоненному герцогу.
Дьюранд попытался собраться с мыслями, чувствуя, как из носа полилась кровь. Герцог пока еще мог спасти лицо. Леди Мод высказалась в поддержку государя. Даже если Лудегар откажет удовлетворить просьбу короля, заговорщики смогут рассчитывать лишь на равенство голосов. Значит, им не удастся низложить Рагнала!
Дьюранд вытер губы — на ладони осталось влажное черное пятно, которое, сверкнув, во мгновение высохло, и порыв ветра унес грязь, слово сажу. На ладонь упала еще одна капля.
— Беоран говорит "нет". Долг надо вернуть.
Рагнал, сверкнув глазами, медленно кивнул.
— Сейчас начнется самое интересное, — прошептал голос. Каждый звук отдавался во всем черепе дикой болью.
Гермунд и Берхард что-то говорили Дьюранду, но он их не слышал. По подбородку бежала струйка черной дряни. За окнами выл ветер, срывая с утесов целые валуны.
— Мы благодарим Беоран и призываем к ответу Ирлак.
Радомор медленно поднялся со своего места. Лицо было перемазано глубоко въевшейся в кожу грязью. Плечи скрывали доспехи со следами вмятин. Пройдя по возвышению, герцог преклонил перед государем колено, не сводя с Рагнала черных, как магнит, глаз.
— Что он скажет… он скажет… он скажет…? — шептали голоса.
— Мы обратились к Совету с просьбой простить нам наш долг. Что скажешь ты, наш верный герцог Ирлакский?
Пламя свечей затрепетало, когда Радомор с вызовом глянул на короля.
— Ирлак говорит "нет", кузен. Надо платить по долгам.
Радомор, не спуская с короля глаз, поднялся. Несмотря на горб, он был выше Рагнала. Снаружи со страшным грохотом в море сошла лавина камней.
— Смотри дружок. Смотри внимательно.
Дьюранд схватился за меч.
— Ну и какое же решение принял Совет?
Голоса разделились поровну. Радомор проиграл, и теперь он мог разве что зарубить короля у всех на глазах. Все кончено. Лудегар и Радомор голосовали против короля, заранее зная, что они не наберут достаточного количества голосов, чтобы низложить его.
Сидящие в зале сторонники короля зашептались с озадаченным видом. Неужели они победили?
— Не понимаю, — пробормотал Гермунд. — Ничего не понимаю. О Боже, Дьюранд, что с тобой?
Радомор продолжал стоять на возвышении, не двигаясь с места.
— Сядьте, герцог Радомор, — произнес Рагнал. — На этот раз вы проиграли.
Горбун, набычившись, покачал головой.
— Вы служили мне верой и правдой, — продолжил король. — Поглядите, до чего вас довел Лудегар.
Не поворачивая головы, Радомор скосил взгляд на арбитра.
— Священник, — прорычал он. — Огласи результаты голосования.
Арбитр с недоумением оторвал взгляд от листа пергамента, на котором он вел записи:
— Подано четырнадцать голосов: семь за то, чтобы простить долг, и семь — против этого.
— Если голоса разделились таким образом, можно ли считать просьбу государя удовлетворенной?
— О Боги! — ахнул Гермунд.
Дьюранд недоуменно поглядел на скальда.
— Можно ли считать предложение принятым, коль скоро за него не подано большинство голосов?
— Нет… нельзя, — запинаясь, ответил арбитр.
Дьюранду показалось, что пол уходит у него из под ног.
Само мироздание было готово распасться на куски.
— В таком случае, я полагаю, удача отвернулась от тебя, кузен. Ты обратился к Совету с просьбой, и Совет отказался ее удовлетворить.
Задувая свечи, в зал ворвался порыв дикого ветра, заставивший забиться пламя в очаге. Плащ за плечами Радомора затрепетал, взмывая вверх, подобно черным крыльям. Герцог Ирлакский расплылся в широкой улыбке.
Дьюранду казалось, что голова вот-вот разлетится на куски от боли.
— Наконец-то трон в наших руках.
— Я воевал за тебя, — произнес Радомор. — Я проливал кровь и рисковал жизнью, защищая твою жизнь. А ты, кузен, все это время делал ошибку за ошибкой, совершал просчет за просчетом, доведя королевство до полного истощения, покуда над ним не нависла угроза полного распада.
Собравшиеся в зале понимали, что не во власти человека было предвидеть восстания и неурожаи, обрушившиеся в последние годы на Эррест.
— И в довершение всего ты осмелился рискнуть короной, оставив ее в залог ссуды, которую тебе не под силу вернуть.
Несмотря на все усилия, свершалось то, чего Дьюранд так стремился предотвратить. Истошно, словно в дикой муке выл ветер. Стонали скалы, на которых был воздвигнут Тернгир. Невзирая на дикую головную боль, Дьюранд представил страшные судороги, которые прошли из конца в конец королевства. Он увидел, как в Хайэйшес под водой забилась в путах заклинаний великанша, завыл демон, заключенный в подземельях Коп-Альдера, зашевелились сухоликие в терновнике.
— Твое время прошло, кузен, а мое — наступило, — с этими словами Радомор потянулся к короне.
И вдруг повисла мертвая, оглушающая тишина, словно гигантская птица распростерла черные крылья над всем королевством. Дьюранд замотал головой, смаргивая с глаз слезы боли. Он вспомнил о землях, вырванных из полотна мироздания за преступления куда как меньшие того, которое совершалось сейчас в Тернгире. Дьюранд ходил по тропам Гесперанда и своими глазами видел герцога и его супругу, на которых лежало страшное проклятие. Надо было что-то сделать. Дьюранд вскочил на ноги, извлекая из ножен меч, но тут его взгляд упал на Дорвен.
Если бы Дорвен не выдернула его за невидимую черту, у которой кончались земли проклятого Гесперанда, Дьюранд наверняка бы пал, сраженный призрачным герцогом. Пальцы коснулись зеленой вуали. Если бы не Дорвен, эта материя украсила бы копье герцога, как и вуали, подаренные госпожой другим воинам, предшественникам Дьюранда, которые одержали победу на турнире, но оказались не в силах уйти от мести Эоркана.
Дьюранд вспомнил все, и гробовую тишину нарушил его истошный крик:
— Стойте!
Воин сжал в кулаке кусок зеленой материи. Взгляды всех гостей обратились к Дьюранду. На него посмотрел даже Радомор.
Сквозь узкие бойницы в залу проник солнечный свет, свет вечернего августовского солнца, пробивающегося сквозь усыпанные листвой ветви буков. Дьюранд почувствовал легкий аромат восковых свечей — именно так пахло в Боуэре. На лестнице послышались шаги.
— В чем дело? — прорычал Радомор.
Чернецы сидели, напоминая собой резные каменные статуи чудовищ.
— Голосование не закончено, — запинаясь, ответил Дьюранд. — Осталось еще одно герцогство.
С лестницы двумя колоннами уже вступали в зал мертвецы — призрачные воины Боуэра: юные и бледные как снег. Сколько они провели в дороге? Когда они отправились в путь? Воины несли в паланкине властительницу Гесперанда, кожа которой сияла, словно в лунном свете. Она подняла взгляд на Дьюранда, и ее глаза затуманились, будто вечно юная леди пыталась вспомнить давно забытый сон.
— Властительница, — прошептал Дьюранд. — Властительница Гесперанда. Ты все-таки пришла.
Бледные воины пересекли в молчании зал и, поднявшись на возвышение, поставили паланкин перед королем и его врагом. И Рагнал, и Радомор напоминали двух диких животных, застигнутых в разгар схватки и готовых в любой момент броситься в бегство.
— Король Эрреста, — обратилась юная дева, поднимая взгляд на Рагнала.
— Да, это я, — осторожно ответил государь.
— Я — Властительница Гесперанда. Я вверяю вам послание, скрепленное печатью моего супруга, и готова огласить его волю, — она протянула свиток пергамента.
Радомор кинул взгляд на священника, и арбитр, кивнув, принял свиток из ее рук. Гесперанд имел в Великом Совете право голоса на протяжении долгих веков.
— Вы должны проголосовать, миледи, — произнес Дьюранд, сжав в руках вуаль.
— Огласите вопрос, Ваше Величество, — отозвалась Властительница.
Рагнал медленно кивнул.
— Совет некогда ссудил мне денег, — промолвил государь, — и ныне я прошу простить мой долг. Вы должны ответить "да" или "нет". Что скажет… Гесперанд?
— Гесперанд говорит "да", ваше величество, — ответила Владычица. Ее глаза встретились с глазами Дьюранда, но она даже не запнулась. — Долг следует простить.
Никто не стал слушать арбитра, открывшего было рот, чтобы огласить окончательный вердикт. Все, кто находился в зале, повскакивали на ноги, оглашая замок криками ярости или радости. Дьюранд почувствовал, как по лицу расползается улыбка. Заговорщики явно не ожидали такого поворота событий. Радомор отпрыгнул от короля, схватившись за меч, при этом великолепно понимая, что не проживет и мгновения, если поднимет руку на государя, которого окружали септаримы и воины Гесперанда. Лудегар подскочил к Радомору и, ухватив горбуна за руку, что-то зашептал ему на ухо, униженно кланяясь, словно провинившийся холоп. Радомор оттолкнул от себя герцога Беоранского и потянул из ножен меч. Горбун успел обнажить клинок на целый фут, прежде чем ему наконец удалось взять себя в руки. Резко повернувшись, расшвыривая всех на своем пути, герцог Ирлакский двинулся прочь из залы. За ним устремились чернецы, его телохранитель и воины в зеленом. Спустя несколько мгновений, добрая треть присутствовавших в зале людей уже толпилась во дворе, лихорадочно собираясь в дорогу.
Друзья обнимались, хлопали друг друга по спинам, но Дьюранд, отстранившись, проследовал к возвышению, где бледные воины подняли на свои плечи паланкин.
— Миледи, вы кое-что забыли, — произнес воин, протягивая Властительнице вуаль.
Губы девушки разошлись в улыбке. Ее пальцы, коснувшись Дьюранда, сомкнулись на скомканном, измятом куске материи.
Рыцари Гесперанда уже разворачивались к выходу. Некоторые из них с упреком смотрели на Дьюранда. Он видел следы ран на их телах, темные провалы ртов и глаза — некогда живые, а теперь — холодные и пустые. Воины двинулись к лестнице. Их забота о женщине в паланкине, который они несли на плечах, была сродни отношению тюремщика к узнику. Ведь именно она, Властительница Гесперанда, стала причиной их гибели.
Дьюранд повернулся к воинам спиной, страшась увидеть среди них Керлака.
— Спасибо, — произнесла Властительница Боуэра.
Он все же рискнул поднять на нее взгляд. Девушка сначала смотрела на Дьюранда, а потом — сквозь него. Воины тронулись в путь. Несмотря на то что Дьюранд все еще мог коснуться их рукой, он понимал, что призрачной процессии давно уже нет в зале, остался лишь морок, который через несколько мгновений рассеется, как утренний туман. И все же Владычица откликнулась на зов и, быть может, помощь, которую она оказала королевству, зачтется ей и поможет расплатиться за страшный грех, совершенный столетия назад. Дьюранд искренне на это надеялся.