Небесное Око

Глава 2 Дома!

Брэг принес своего седока прямо к воротам замка.

В темноте казалось, что крепость, где появился на свет Дьюранд, была воздвигнута безумцем. Древние построили замок на утесе, зажатом между двумя скалами. Замок должен был охранять перевал, по которому сейчас редко кто ходил. В этом замке Дьюранд, отправившись в Акконель, оставил всех своих родных и близких.

От мысли, что сейчас он увидит тех, кто был ему так дорог, Дьюранду стало не по себе. Буркнув что-то под нос, он тронул поводья коня. Внизу, в долине, раскинулась деревня, теплящаяся мириадами огней, из распахнутых окон доносились обрывки разговоров. Какой же маленькой она теперь казалась после стольких лет! Дьюранд поймал себя на том, что нежно гладит перевитые плющом шероховатые камни, из которых был сложен замок. Сам того не замечая, он добрался до крепостной стены.

Глубоко вдохнув, Дьюранд въехал в раскрытые ворота и оказался во внутреннем дворе, мощенном перемазанными грязью каменными плитами.

Во дворе не было ни единой живой души, однако до Дьюранда доносились голоса из покоев замка: добрая сотня людей резалась в карты и кости. Двор освещали отблески света, падающего из открытых окон.

— Дом, — медленно произнес Дьюранд, словно смакуя прозвучавшее слово.

Он спешился и, взяв под уздцы Брэга, повел его прочь с холода в конюшни, из которых тянуло влагой и теплом. Над дверями висел герб их семьи, на котором были изображены головы трех оленей: две — сверху, третья — чуть ниже. Дьюранд, плеснув на коня водой, принялся растирать его. От удовольствия Брэг задрал голову и тихонько заржал. Дьюранд усмехнулся и, потрепав коня по гриве, развернулся и направился в трапезную.

До трапезной он добрался быстро, но у самой дери, откуда до него доносились веселые голоса и смех, замер. Его никто не ждет. Он словно привидение. Призрак, которому никак не обрести покоя.

Дьюранд потянул на себя дверь. Пахнуло теплым воздухом. Несколько мгновений он оставался незамеченным, а пир шел своим чередом.

Он увидел вассалов барона Хрока, которые, развалясь, сидели в трапезной, где прошло его детство. Женщины о чем-то судачили в кружочке. Лица блестели от жира. Кого-то он узнал сразу, кого-то — нет. Пара уставших слуг разбирали стол, пытаясь снять столешницу, собаки грызли объедки, а скальд наигрывал на лютне балладу.

Дьюранд сделал шаг вперед.

Пальцы скальда замерли на струнах, люди в трапезной подняли головы. Вид у скальда был такой, словно ему со всего размаха заехали дубиной по голове.

— Дьюранд, — ахнул черноволосый мужчина, словно не веря собственным глазам. Лицо было лишь смутно знакомым, но Дьюранд сразу узнал голос. Черноволосый был его братом по имени Хатчин. Взгляды всех присутствующих уставились на Дьюранда, и мать, которая неожиданно показалось Дьюранду маленькой и постаревший, поднялась, едва слышно вздохнув:

— Дьюранд, — казалось, от ее широкой улыбки стало светлей.

Повсюду — улыбки, отовсюду — тосты, одно блюдо сменяло другое, вино вновь и вновь наполняло бокалы. Когда шел уже пятый час пира, Дьюранд обнаружил, что бредет во тьме коридоров отцовского замка в поисках уборной. Он выпил немало вина и до отвала наелся дичи. Дьюранд выдохнул облачко пара, осознавая, что на его лице блуждает улыбка. Он был со своими. Он был дома. Здесь ему и место.

Дьюранд был уверен, что уборная где-то впереди, дальше по коридору.

Он завернул за угол и шагнул во тьму комнаты, которая, как он считал, и была тем местом, которое он искал. В нос ударила вонь, смешанная с запахом болотной мяты. Так и есть — уборная. Звякнули ножны. Дьюранд почувствовал леденящий холод, идущий от мяты, и ему захотелось поскорее вернуться в тепло, туда, где горит очаг.

Оправившись, Дьюранд плеснул в отверстие воду и вышел из уборной.

Народ в трапезной вел неспешную беседу. Трапеза подошла к концу, и слуги вновь принялись разбирать столы. Дьюранд шел по коридору на ощупь. Касаясь стен и позевывая, он размышлял о том, что дурное знамение, увиденное им с сэром Киреном в лесу, осталось всего лишь знамением.

Темноту коридора перечеркнула полоска лунного света. Дьюранд подошел к окну и посмотрел вдаль, устремив взгляд туда, где за рядами деревенских домов стоял старый вяз у Эльмского перепутья.

Дьюранд оторвался от окна и спустился в трапезную, где Хатчин лавировал в лабиринте столов и стульев с двумя чашками в руках. Дьюранд отличался от Хатчина более плотным сложением, и все же братья были похожи: черные волосы, темные брови, голубые глаза, квадратные челюсти. Однако, казалось, что скульптор, ваявший Хатчина, подошел к своей работе тщательнее и аккуратнее.

— Держи, — сказал Хатчин, сунув Дьюранду чашку, — осторожнее — горячо.

На другом конце трапезной скальд наконец-то допел балладу.

Дьюранд глотнул из чашки. Действительно горячо. Горячо и сладко.

— Я все думал, куда ты делся, — сказал Хатчин, окидывая взглядом соломенные тюфяки, дремлющих рыцарей и их жен. Помнишь сержантов Гирата и Ламиса? Сыновья дворецких. Они кидали ножи на деньги. И знаешь куда? Прямо в резные доски, над которыми потрудилась матушка. Она их чуть в клочки не разорвала. Слушай, надо подумать, куда тебя спать уложить.

— Да мне и здесь вместе с остальными неплохо. Я привык.

— Я уж думаю, соломенный матрац куда как лучше холодной земли и камней, на которых тебе приходилось спать последние несколько дней.

— Да и крыша над головой будет, — улыбнулся Дьюранд.

Двое молодых слуг, зевая, пытались снять с козел тяжелую столешницу. Дьюранд резко повернулся в их сторону, и спустя мгновение братья приняли столешницу из натруженных рук.

— Ну и куда ее нести? — спросил Дьюранд.

На секунду замявшись, один из слуг набрался храбрости и показал на дверь, ведущую в подвал.

— Беритесь за козлы, — бросил Дьюранд, — посмотрим, кто доберется до подвала быстрее.

Парочка резво бросилась к козлам. Вряд ли они стали бы двигаться быстрее, если бы Дьюранд накричал на них.

— Матушка была рада наконец-то увидеть тебя, — выдавил Хатчин, когда братья, пыхтя, волокли столешницу по трапезной. — Твой приезд был такой неожиданностью. — Хатчин остановился, чтобы перевести дыхание.

— А вы что делаете? Вы что не знаете, куда это нести? Вам что, за это платят? — раздался голос леди Коль.

— Это я предложил помочь слугам, — признался Дьюранд.

— Как ты себя чувствуешь, матушка? — спросил Хатчин.

— Ты пьян, — ответила она.

— И все же, матушка, — произнес Дьюранд.

Выдвинув вперед подбородок, она наградила обоих братьев долгим взглядом и наконец произнесла:

— Со мной все хорошо. Дела на сегодня закончены, и это — тоже неплохо. Дьюранд, я так рада, что ты вернулся. Как тебе пир?

— Он был великолепен, матушка.

— Что ж, надеюсь, тебе удалось перехватить горячей еды. Когда ты вошел, ты был похож на утопленника.

— Я уже согрелся.

Судя по вздувшимся венам на шее Хатчина, он держал столешницу уже из последних сил.

— Приятно слышать, — кивнула мать. — Отец доволен, что ты приехал.

— Рад это слышать, матушка.

— Ты так вырос — глазам поверить не могу. Стал большим, как отец. Даже больше.

— Больше — не знаю, но во всяком случае длиннее, — качнул головой Дьюранд.

Хатчин вперил взгляд в потолок, словно ожидая помощи свыше.

— Я так рада, что ты вернулся, — мать коснулась его руки. Вокруг разбирали столы и расстилали тюфяки. Туда-сюда сновали слуги.

Мать задумалась и не заметила, как Хатчин в отчаянии посмотрел на тяжелую столешницу.

— Им нужны твои наставления, — Дьюранд кивнул на слуг.

— Ты прав, — кивнула мать и, повернувшись, принялась отдавать распоряжения слугам, раскладывающим тюфяки.

— Господи, Дьюранд, — выдохнул Хатчин, — давай скорее отнесем эту чертову столешницу.

Они стащили ее вниз по ступенькам и поставили среди точно таких же столешниц и бочек.

Когда с работой было покончено, братья поднялись в трапезную. Хатчин хлопнул в ладоши и весело посмотрел на Дьюранда.

— Ты, должно быть, совсем без сил.

Несколько людей все еще возилось с тюфяками.

— Можно? — спросил Дьюранд одного из людей, опускаясь на голый пол.

Братья сели на пол, скрестив ноги, и Дьюранд принялся развязывать перемазанные грязью кожаные шнурки — местами твердые, как воск, местами мягкие, словно тесто. Рядом с братьями устраивались на ночлег вассалы и гости отца.

— Я говорил с отцом, — доверительно сообщил Хатчин. — В этом году мы собрали богатый урожай, так что тебе на все хватит денег. Тебя ждет настоящее посвящение в рыцари. Только представь, меня посвящали здесь, в горах, а тебя посвятят в рыцари в Акконеле в присутствии герцога, приедет сам Сильвемер, командор тысячи кораблей.

— Будет просто здорово, — ответил Дьюранд, сосредоточившись на сапоге, который от высохшей грязи стал твердым, как глиняный горшок. — Только я, герцог и черт знает сколько еще оруженосцев, ожидающих посвящения.

— Завидую я тебе.

— Тебя посвящали в рыцари в Блэкруте, а он древнее, — задумчиво произнес Дьюранд.

Хатчин рассмеялся:

— Знаешь, я скучал по тебе. Ты хотя и младше, а всегда был умнее. В переделки попадали мы из-за меня, а выкручивались благодаря тебе. Сколько тебя помню, ты вечно бы мрачным. Эдакий бутуз на кривых ножках. И вот ты вернулся.

— Точно, — Дьюранд улыбнулся. Еще одна поездка в Акконель, и он снова вернется сюда ждать наследства. Может быть, если между королем и властителями Гейтанских перевалов снова вспыхнет давнишняя вражда, Дьюранд вместе с Оссериком отправятся на войну.

Слуги тушили факелы.

— Ладно, — сказал Хатчин, — желаю тебе спокойной ночи. — Он хлопнул Дьюранда по плечу. — Представляешь, как я рад твоему приезду? Представляешь?

Дьюранд, улыбнувшись, кивнул.

— Вот и славно, — бросил Хатчин, уходя.

Дьюранд повернулся на бок. Великий план отца: посвящение в рыцари, воспитание в замке герцога, — все это было звеньями одной цепи, звеньями, идеально подходившими друг к другу. Он закрыл глаза.

— Вы хорошо устроились, милорд?

Дьюранд приоткрыл глаза и увидел, что к нему обращается простолюдин — скальд с живыми карими глазами и сломанным носом, обосновавшийся возле него.

— Да, приятель. Более или менее.

— Прошу прощения, — скальд весело улыбнулся, продемонстрировав поредевшие зубы. — Дурная привычка, вечно повсюду сую свой нос. Кстати, меня зовут Гермунд.

— Ага. Про нос я понял.

С этими словами Дьюранд закрыл глаза и провалился в сон. Ему не мешали ни храп, ни приглушенное рычание собак, ни стоны занимавшихся любовью.

Он проснулся затемно, удивляясь, что не проспал до полудня.

Сквозь щели и окна с улицы тянуло холодом, и, если бы не храп, стоявший в трапезной, Дьюранду могло показаться, что он спит под открытым небом. Он пошевелился. Кружась, поднялись в воздух комары. Дьюранд почувствовал, что его изрядно покусали. Однако он далеко не первый раз спал, расположившись на тюфяке, расстеленном на полу, и укусы комаров были ему не в диковинку.

Он задумался над тем, что же его разбудило.

Где-то вдалеке раздался стук. Наверное, кто-то еще проснулся. Дьюранд приподнялся на локтях, тщетно пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте.

Рядом с ним на стене пролегала полоска лунного света. Дьюранд сунул руку в эту полоску, неожиданно поняв, что камень, на который падал луч света, огромен — в рост человека. Он вспомнил, как мать ему рассказывала про Сынов Атти, воздвигнувших эту крепость. Сначала они построили колодец, оградив его огромными камнями. Мать показала именно на этот камень!

Как удивительно — чего только не вспомнишь.

— Тук! — снова раздалось в спящем замке. Звук доносился откуда-то издалека. И снова:

— Тук!

Лунный свет заиграл, словно некий великан пытался поймать его руками.

Дьюранд выскользнул из-под одеяла и кинулся к окну. Перед тем как луна окончательно скрылась за облаками, Дьюранд успел увидеть посеребренные светом каменные плиты и фигуру человека у колодца. В руках человек сжимал посох.

— Тук! — опустил он посох.

Голова человека стала медленно поворачиваться. Дьюранд отскочил от окна, успев заметить краем глаза, что человек бородат. Стояла Ночь Странника. Когда луна вновь показалась из-за облаков, Дьюранд опять глянул во двор и обнаружил, что там никого нет.

Дьюранд выругался под нос. Что же, в самом деле, происходит?

Босой, он кинулся из трапезной с обнаженным мечом и побежал во внутренний двор. Дверь сменяла дверь, арка — арку, — никого. Дьюранд внимательно осмотрел каменные плиты двора, но обнаружил лишь следы, которые оставил сам, когда въехал в замок.

Бесплотная тень — и та оставила бы след!

Изо рта Дьюранда шел пар, медленно тающий в недвижимом воздухе.

На следующий день Дьюранд притих и ждал. Он старался не выдать волнения, когда вместе с остальными возносил утром благодарственную молитву и усаживался за трапезу. Он знал, что знамения, явленные ему, должны сбыться.

Аттийцы понимают, что значит слово "рок".

После полудня мимо Дьюранда пробежал молодой парень, направляясь к покоям барона.

— Кто это был? Сын привратника? — поинтересовался кто-то.

Дьюранд окинул взглядом лица, на которых застыло любопытство, и неожиданно подумал, что все рыцари его отца похожи друг да друга, как двоюродные братья. Прежде он никогда ничего подобного не замечал.

Через несколько секунд парень появился снова, но на этот раз вслед за ним бежали двое мальчишек-слуг.

Дьюранд открыл ставни. Возле колодца стояли четыре лошади. Дьюранд узнал среди них коня сэра Кирена и клячу, на которую рыцарь взвалил поклажу. Двух других коней Дьюранд видел впервые. Кони были оседланы и готовы отправиться в путь. Один из коней казался горячим и своенравным, а другой — старым: ему было никак не меньше двадцати лет.

Скальд молча вскочил на каменную скамью и выглянул во двор:

— Приехал Лис? Погоди… Чьи же это лошади?

По обеим сторонам залы двери резко распахнулись, отправив гулять по замку гулкое эхо. В залу вышел отец Дьюранда, а с лестницы, спускающейся во двор, раздались тяжелые шаги. Наконец в зал шагнул седовласый человек, на лице которого блуждала мечтательная улыбка — это был Оссерик — владелец Грейвенхольма. Дьюранд с трудом его узнал. Прошедшие двадцать лет изменили его до неузнаваемости, осветив лицо полубезумной блуждающей улыбкой.

— Доброе утро, Оссерик, — произнесла мать Дьюранда, прервав затянувшееся молчание.

— Воистину, — согласился старик. — Воистину так. Поглядите, кого я привел. — Показался Кирен, который, оглянувшись в пол-оборота, произнес:

— Ступай же. Смелее.

В залу вошел высокий русоволосый незнакомец с обветренным лицом. Ножны, в которых незнакомец хранил свой меч, казались еще более ветхими, чем башмаки Дьюранда.

Дьюранд понял, что знамения были ниспосланы не зря.

— Он не утонул.

Где-то под ухом скальд что-то недовольно пробубнил о чудесной балладе, которая теперь катится коту под хвост.

— Он вернулся! — громко произнес Оссерик, улыбаясь сквозь слезы.

Дьюранд понял, что его мечтам не суждено сбыться. А люди вокруг кричали от радости.

Вскоре во всем баронстве зазвонили колокола.

Дьюранд сидел за молитвой, а потом и за обеденным столом в самом мрачном настроении. В голову не приходило ни единой мысли. Долгие годы он шел к цели, у него было будущее. Он служил четырнадцать лет — сначала пажом, потом оруженосцем. Он не понаслышке знал, что такое побои, — у него было даже несколько переломов. Однако он всегда знал, что в конце пути его ждет рыцарство.

Во главе стола под своим гербом сидел барон со старшим сыном. Дьюранд заметил, что его брат бледен как мел. Барон на мгновение встретился глазами с Дьюрандом и отвел взгляд.

Когда человека вышибают из седла, он, перед тем как попытаться встать, должен немного отлежаться. Потом, когда проходит первый шок, он может сплюнуть грязь, попавшую в рот и, приподнявшись, осмотреться. Дьюранд все это великолепно осознавал. Теперь он должен понять, переживет ли такой удар. Может, его просто оглушили? Надо хорошенько подумать.

Вначале в голову лез всякий вздор. Он слишком сроднился с мыслью о том, что Грейвенхольм достанется ему. Никаких других владений, которые он мог бы унаследовать, у его отца нет. Четырнадцать лет пошли насмарку. Дьюранд глубоко вздохнул и обратил взгляд на сидевших во главе стола.

Оссерик с сыном расположились между бароном и его супругой. Старик был на седьмом небе от счастья и беспрестанно о чем-то спрашивал русоволосого. Дьюранд обратил внимание на покрытые шрамами руки чужака. Несколько шрамов было и на его лице. Восставший из мертвых был наемником.

Дьюранд бросил вопросительный взгляд в сторону могучего торса своего отца и попытался собраться с мыслями. Надо разобраться. В каком положении он сейчас оказался? Ему надо поговорить с отцом, но к нему не подобраться — доброхоты окружили. Дьюранду казалось, что ему в рот сунули кляп.

С чувством смутного беспокойства Дьюранд решил действовать. До отца не добраться, но с братом поговорить он может. Спустя несколько минут он хлопнул Хатчина по плечу. Через некоторое время они стояли на лестнице, ведущей в подвал, вдалеке от шумного пира.

— Владыка Небесный, — в волнении произнес Хатчин.

Дьюранд почувствовал, как в нем начинает закипать ярость.

— Отец сделал все, что мог, — сказал Хатчин. — Ты видел его лицо, когда он понял, что Хирнан вернулся?

— Кто?

— Его так зовут. Я, признаться, тоже забыл, как его имя. Он был в Манкирии. Служил наемником, странствовал. И того, что он наскреб за эти годы, едва хватило на дорогу домой. Он, видать, сражался в целой тысяче битв, — в голосе Хатчина звучали нотки восхищения. — Вот я и предложил это… — добавил он.

Дьюранд уставился на брата:

— Что ты предложил?

— Я думал, что мы можем разделить Коль, после того как отец…

Дьюранд положил ладонь на грудь брату:

— Ты же знаешь, что я никогда тебе этого не позволю.

— Одним словом, я предложил раздел.

— И что же отец тебе ответил?

— Отец сказал, что наш род владеет этими землями со дня Сэрдана Путешественника и что они всегда передавались от отца к сыну. Никто никогда не пытался разделить эти земли, а ведь наш род — один из древнейших в королевстве. Если мы начнем дробить землю, наши внуки получат такие крошечные наделы, что на них нельзя будет и дерева посадить. А вскоре мы растворимся среди собственных же крестьян, словно капля вина в бочке с водой.

Дьюранд сглотнул. Хатчин опустил голову, уставившись в пол.

— Мне кажется, Оссерик слышал наш разговор. Отец говорил довольно громко.

Дьюранд толкнул брата, Хатчин ответил. Ярость, быстро вспыхнув, также быстро улеглась.

Дьюранд со всей силы стукнул кулаком по стене.

— Я ни о чем не прошу. Отцу не о чем волноваться.

— Царица Небесная, Дьюранд, это я волнуюсь. Я же думал, что все решено и что ты унаследуешь владения Оссерика.

— Все так думали, — ответил Дьюранд. Необходимо помнить о том, что главное — не паниковать. Надо собраться и понять, насколько сильный удар ему нанесло появление сына Оссерика. — Я хочу поговорить с отцом.

Дьюранд повернулся и прошел в зал, краем глаза заметив, как по лицу брата скользнула тень сочувствия. Трон отца пустовал.

— Где барон? — Дьюранд схватил слугу за рукав.

— В своих покоях, милорд. — Дьюранд отпустил слугу и, взбежав по ступенькам, остановился у двери из черного дуба, наполированной воском. Дьюранд уже взялся за ручку, когда из-за двери до него донеслись голоса:

— Они грабители. Наемники, — прозвучал голос барона.

— Это единственная возможность, которая у него осталась, — отозвался Кирен. — Он станет странствующим рыцарем, и то не зависит от вашего желания. У него нет своих земель.

— Да он вообще еще не рыцарь!

Дьюранду следовало бы войти, но был не в силах сделать и шага.

— Странствующие рыцари, — с презрением произнес барон. — Что за гордое название! Но кто они? Свиньи, сгрудившиеся у корыта. Они либо режут друг другу глотки в кабаках да публичных домах, либо сражаются за тех, у кого серебра побольше.

— Есть немало благородных лордов, которые не откажутся от лишнего меча. Что же еще нам делать с мальчиком? Я не могу вечно таскать его с собой.

Дьюранд уставился в дубовую дверь:

— Владыка Небесный, да лучше бы он вообще умер. Настоящий мужчина сражается за дом, за свою землю, за сюзерена, а не за горсть монет. В государстве волнения. Кое-кто до сих пор поговаривает, что старого короля Карломунда убили. Кто знает, что принесет следующий год? А турниры? Патриархи считают, что если рыцарь сразит своего противника во славу чести, он совершит убийство. Ни за что! А выкуп? Это то же самое убийство за деньги. Странствующих рыцарей ведет по жизни жадность и гордыня. Душа моего сына никогда не попадет в лапы Дьяволу!

— Барон, я взываю к вашему благоразумию. Судьба улыбнулась юноше, а она улыбается немногим. Возьмем, к примеру, сыновей священников и батраков, живущих на ваших землях. Какое будущее их ждет? А ваш сын сможет проложить себе дорогу.

Повисла такая гробовая тишина, что Дьюранд услышал собственное хриплое дыхание.

— Нельзя забывать, — заявил Кирен, — что у него нет титула. Он должен брать, что дают.

— Он провел у герцога столько лет… И все ради чего? Ради того, чтобы сражаться со всякой голытьбой? — проронил отец. — Лучше бы ему вообще не появляться на свет. Он должен был стать настоящим рыцарем, со своим гербом, титулом и леном. Он должен был стать лордом.

Как только до Дьюранда стал доходить смысл сказанного отцом, дверь распахнулась и на пороге появился сэр Кирен — рыжие волосы, подернутые сединой, были взлохмачены.

— Прости, — произнес Кирен после долгого молчания.

Дьюранда охватило страстное желание вцепиться в этого маленького человечка мертвой хваткой, но у него едва достало сил пошевелить руками. Не проронив ни слова, Дьюранд шагнул в покои отца.

В комнате было темно, окна закрыты ставнями. Дьюранд стоял на пороге, не в состоянии что-либо разглядеть.

Наконец из темноты донесся голос отца:

— Дьюранд. Проходи.

Постепенно глаза привыкли к сумраку и Дьюранд смог различить очертания фигуры отца, озаренной тусклым светом углей, тлеющих в камине. Тоненькие лучики света просачивались сквозь притворенные ставни, играя на кольцах, украшавших пальцы отца, и на клинке, что был у него на поясе.

— Что у тебя с рукой, сын мой?

Дьюранд кинул взгляд на кулак, перемазанный кровью. Видимо, он разбил его, в ярости ударив о стену.

— Ничего, отец.

— Говорил с Хатчином…

Дьюранд опустил голову.

— Что же он тебе сказал?

— Вполне достаточно.

— Раздела наследства не будет.

Дьюранд сглотнул. Отец тяжело поднялся со стула и подошел к камину. Искорки света весело играли на кольцах и мече.

— Всегда можно найти выход, — быстро сказал Дьюранд. — Может быть, где-нибудь есть место…

— А что мне делать с тем, кто это место занимает? — фыркнул барон. — Я сюзерен четырех лордов и дюжины рыцарей. Каждый из них принес мне присягу, поклявшись Отцом Небесным. Знай я заранее, что тебе ничего не достанется, я бы сделал тебя священником.

— Из меня никудышный священник.

— Это точно. Спорить не буду. — Отец был наслышан о "подвигах" сына при дворе герцога, о фингалах и разбитых губах. Сразу же после приезда в Акконель Дьюранд начал ввязывался в драки и потасовки.

Дьюранд увидел, как глаза отца сверкнули.

— Если я должен испытать силу своего меча…

— И погубить свою душу? Ты этого хочешь? Один твой характер чего стоит! Если мои молитвы достигнут небес, Всевышний до завтрашнего рассвета даст мне знак, и я буду знать, что с тобой делать. Ты мой сын. И не смей позволять другим доводить тебя до такого состояния, что ты снова будешь готов разбить в кровь кулаки. Иначе я тебя наизнанку выверну. Ты меня понял?

— Да, отец, — выдавил Дьюранд.

Барон махнул рукой, показывая, что разговор закончен, и Дьюранд вышел.

В трапезной Дьюранд увидел, как сын Оссерика внимательно слушает рассказы рыцарей, время от времени кивая головой. Дьюранду подумалось, что любая история из жизни Хирнана заставит кровь местных рыцарей стыть в жилах. Ладонь левой руки коснулась латунной головки рукояти меча. Очень хотелось выхватить клинок и броситься на чужака, занявшего его место. Этот мимолетный порыв смутил Дьюранда.

Темнело. Большую часть вещей Дьюранда свалили в кладовую, где лежала груда инструментов. Быстрым шагом миновав зал, Дьюранд направился именно туда. Он рывком распахнул дверь, и свет упал на щит с изображением герба его отца. Рядом лежала лопата. В приступе ярости Дьюранд схватил щит и изо всей силы швырнул его в дальний угол кладовой.

Хирнан получил все, а он останется ни с чем. Как все просто! Надо собраться. Хватит барахтаться в грязи!

Он собрал походную постель (она была все еще влажной), взял смену одежды и тяжелый узел, в который были завернуты его доспехи.

— Тебя, похоже, одолела хандра. Решил сбежать? — Дьюранд замер, услышал за спиной голос Кирена.

Слухи по замку расползались быстро.

— Я ни от кого не бегу.

— Вот как, — сэр Кирен провел рукой по подбородку. Его синие глаза ярко сверкнули. — Да, ты прав. Ты просто уезжаешь. В спешке. Совсем другое дело.

— Слушайте, вы… — Дьюранд замолчал, найдя в себе силы удержать готовые сорваться с губ слова. — Нет, сэр Кирен. Я не могу. По крайней мере, сейчас.

— Теперь мне придется быть внимательнее. — Кирен кивнул на щит Дьюранда, покрытый вмятинами. — Если мне удастся найти священника, я попрошу его истолковать знамения, явленные нам здесь. Мне не под силу сделать это самому. Говорят, что у Огненного залива живет свирепый Ротгар, который может предсказывать будущее по костям — по трещинам на лопатках. Думаю, он многое способен увидеть.

— Сэр Кирен… — Силы Небес и на этот раз уберегли Дьюранда от резкого ответа. — Я должен ехать.

— Будут говорить, что ты сбежал, — тихо произнес Кирен. — Ты мог бы подождать решения барона. Быть может, ты станешь самым богатым вольным земледельцем в Аттии.

— Я воин. Я не разбираюсь в свиньях, овцах и зерне.

— Дьюранд, пойми, в королевстве волнения. Кое-кто считает, нынешние беды — знак того, что король захватил престол силой. Налоги растут, народ голодает. Слабый король в такие времена, по мнению некоторых, просто опасен. По дорогам бродят привидения.

— Сэр Кирен, судьба дает мне шанс, и я должен им воспользоваться, — ответил Дьюранд. Он взял свои вещи и направился через двор к конюшням. Пока он собирался, Небесное Око уже почти исчезло за горизонтом, и отроги гор погрузились во тьму. Дьюранд прошел через комнату, где хранилась упряжь, и шагнул в сложенную из камня конюшню. На него испуганно уставились два мальчика-грума, словно вошедший был людоедом, спустившимся к ним с гор.

— Все в порядке, — сказал Дьюранд, однако испуганное выражение так и не исчезло с их лиц. — Мне нужен мой конь. Брэг. Он в стойле.

— Да, милорд. Мы его сейчас же выведем, — грумы смотрели на него затравленно, как кролики.

— О седле не волнуйтесь. Я его сам найду, — Дьюранд повернулся и шагнул в помещение, где хранилась упряжь, шаря взглядом по рядам седел.

Со двора донесся шум.

— Тук.

Он замер. Дверь во двор была широко открыта, и Дьюранд увидел фигуру в сером плаще, стоявшую у колодца. В руках у человека был посох толщиной с запястье с очень необычным навершием. Верх посоха, вырезанного из сучковатого дерева, раздваивался, образуя подобие вилки. Оба зубца были загнуты вниз, причем один зубец был короче другого. Казалось, человек, пройдя долгий путь, только что остановился. Отделанный железом конец посоха упирался в каменные плиты.

— Тук.

Сжав зубы, Дьюранд шагнул из темноты, потянув из ножен меч. Человек не сдвинулся с места. Широкая шляпа пилигрима скрывала черты его лица.

Выдохнув облачко пара, Дьюранд уставился на незнакомца. Вдруг человек сорвался с места и одним прыжком сиганул в колодец.

Дьюранд обмер от потрясения. На него неожиданно нахлынули воспоминания из детства: вниз колодца вела лестница — череда скользких ступенек, витками спускающихся прямо к воде.

Скрепя сердце, Дьюранд кинулся к чернеющему провалу колодца. Он увидел шляпу незнакомца двумя пролетами ниже. Дьюранд двинулся во тьму, ориентируясь на звук шагов, шаря руками по каменным стенам. Он чувствовал, как скользят ступени под его кожаными башмаками. Внезапно ноги потеряли опору. Раздался громкий всплеск. Перед тем как погрузится в ледяную воду, Дьюранд сильно ударился локтем о камень. Тьма сомкнулась над ним. В то же мгновение кто-то вцепился ему в воротник и потянул из воды наверх. Кашляя и выплевывая воду, Дьюранд произнес:

— Черт! Что произошло?

— Ты упал.

Справившись с очередным приступом кашля, Дьюранд вцепился мокрыми пальцами в каменную кладку и попытался встать.

— Дьявол!

— Думай, кого призываешь.

Дьюранд замотал головой, откидывая с глаз мокрые пряди волос.

— Надоел ты мне со своим посохом, — выдавил он из себя.

Привыкнув к полумраку, он заметил, что незнакомец выше на целый фут самого высокого человека, которого Дьюранд видел за свою жизнь. Незнакомец заполнял собой пространство колодца, подобно дереву.

Человек улыбался. Резким движением он опустил свой посох в воду — ни единого всплеска, зато от воды стало исходить оранжевое сияние, которое, казалось, шло из самого сердца земли.

— Царица Небесная, — выдохнул Дьюранд.

Сияние, исходящее из воды, осветило плащ незнакомца и посох, который он сжимал в своих руках. Дьюранд увидел частокол острых, как сапожные гвозди, зубов, лицо незнакомца, обрамленное бородой, и маленькие глазки — один глаз был черным, как ночь, другой сверкал белым, словно серебро.

— Так-то лучше, — громыхнул незнакомец.

Дьюранду понадобилось немало времени, чтобы привыкнуть к облику создания, стоявшего перед ним.

— Ты кто? — выдавил Дьюранд сквозь сжатые зубы.

— Я — Странник.

Дьюранд собрался с духом и поднял взгляд на незнакомца, посмотрев ему прямо в сверкающие глаза:

— Что? — Дьюранд не верил своим ушам.

— Князь Небесный. Дух. Владыка Дорог. Хранитель Перепутья. Странник.

— Ты просто волшебник, — сказал Дьюранд, хотя понимал, что его собеседник не дышит.

Гулким эхом отозвался колодец на смех незнакомца.

— Этот мир — сон моего брата, чье Око ты видишь каждый день на небесном своде. Вы же не зовете моего брата волшебником?

— Этот мир — сон Создателя, Молчаливого Государя Небесного? — Дьюранд обращал взгляд к его теплому Оку каждый раз, когда по утрам произносил благодарственную молитву. Дьюранд услышал, как незнакомец скрипнул зубами.

— Ты безумец, — выдавил из себя Дьюранд.

— Нет.

— Тогда безумец — я!

Незнакомец резко повернул голову, отчего на мгновение стал похож на птицу. Его крошечные глазки сверкнули:

— Нет.

— Властитель Небесный!

— Нет и еще раз нет, — резко оборвал Дьюранда незнакомец. — Как же я скучаю по тем временам, когда эта земля принадлежала Старым Богам, а мой Брат и его дети еще не воссияли ярким светом в этом мире, — незнакомец изогнул бровь. — Представь море… нет, океан, в котором каждая капля воды существует по отдельности, не смешиваясь с другими каплями, — рука незнакомца отечески коснулась головы Дьюранда. — Точно так же и человеческая память. Вы, люди, забывчивы. Я более чем волшебник, поскольку я не был никем рожден.

Дьюранд посмотрел на воду и снова перевел взгляд на незнакомца и его посох:

— Зачем ты пришел за мной?

— Это не я пришел, а ты. Я часто бываю не перепутьях, Дьюранд из Коль, — он провел пальцем по изгибу посоха.

Дьюранд почувствовал, как промокшая насквозь одежда отбирает у него остатки тепла. Локоть саднил, легкие болели.

— Чего ты от меня хочешь?

— Ты — путник, — произнес незнакомец.

— Путник?…

— Ты не понимаешь. Вы, малыши, снитесь моему Брату… и не важно, что настанет день и вы уйдете из этого сна, — незнакомец обратил взгляд вверх. — В юности я был скитальцем и бродил по дорогам мироздания, сотворенного моим Братом. Я видел, как духи старого мира охотились за духами нового, однако ничего не мог поделать. Я был далеко — подле Брата. А сейчас я близко. И все же я должен проявлять осторожность. Тихо, а не то услышит Нечистый.

Незнакомец поморщился.

— Вы, люди, странные существа. Я понял, что мне будут внимать лишь заблудшие, — глаза незнакомца сверкали подобно молниям. Дьюранд чувствовал невообразимую всеподавляющую мощь Странника, подобно гигантскому молоту, опускающемуся на наковальню Мироздания. Создание уставилось на Дьюранда:

— Ты путник, сбившийся с пути. Ты заблудший.

Дьюранд не знал, что на это ответить.

— Кем я стану? — севшим голосом спросил наконец Дьюранд.

— Это вопрос.

Незнакомец повернулся к воде, от которой исходило сияние. На секунду тень от шляпы скрыла жуткие черты его лица. Сияние, казалось, тянуло незнакомца вниз.

— Там глубоко? — услышал Дьюранд свой голос. Пустые бездонные глаза уставились на Дьюранда.

— Он был стар уже в те времена, когда Крейдел впервые взялся за плуг и положил начало истории твоего народа. Колодец восходит ко временам Древних Богов.

Это было больше двадцати веков назад, даже двадцати трех. Путник говорил о временах воистину немыслимой древности.

— Там, внизу, — молвил незнакомец, — кости, драгоценности, мечи и бронзовые щиты вождей кланов, останки агнцев, принесенных в жертву своенравным богам. Вот что скрывает колодец. Путник вновь опустил посох в воду, отозвавшуюся мелодичным звоном. Затем он повернулся к Дьюранду.

— Что ты хотел спросить?

Дьюранд сжал зубы и посмотрел в глаза незнакомца.

— Найду ли я себе место?

Странник ничего не ответил. Он не сводил взгляда с лица Дьюранда, словно ждал чего-то.

— Ждет ли меня успех? Я… Какой смысл бороться, если…

Странник, не отрываясь, смотрел на него, и неожиданно Дьюранд ощутил приступ беспокойства. Зачем он задает эти вопросы? Неужели он действительно хочет получить на них ответ? Что он будет делать, если ответ незнакомца будет неутешительным? Дьюранд попытался убедить себя в том, что ответ на вопросы совершенно не важен и что, когда он предстанет у райских врат, его обязательно пропустят как праведника. Странник ждал.

— Стану ли я… — начал Дьюранд и запнулся. Совершенно ясно, что на некоторые вопросы Странник не мог или не хотел отвечать. Надо подумать. Захочет ли женщина выходить замуж за бродягу, у которого нет ни гроша за душой?

— Будет ли у меня семья? — спросил он.

На этот вопрос Путник медленно кивнул. Он повернулся к воде и протянул над ней посох. Снова из-под воды вспыхнул яркий свет, заиграв на колеблющейся волнами поверхности.

— Там, внизу, — ответы, — сказал Странник. — Ответы на многие вопросы.

Дьюранд глянул в глубину. Внизу ветвился какой-то узор, становясь все яснее и яснее.

— Да, теперь я вижу, о чем ты мечтаешь, — незнакомец казался потрясенным. Он раскрыл рот, из которого выплыло облачко пара, порхнувшее вверх словно дымок курящегося фимиама. — Тебя ждет успех.

— А как насчет всего остального?

— Да, — сердито буркнул под нос незнакомец. — Скоро ты встретишь красавицу.

Он извлек из воды посох. Сухие пальцы с тихим шелестом скользнули по дереву.

— Это правда?

— Да.

— Точно? — Дьюранд решил не отступать.

— Да.

Незнакомец ссутулился. Его движения стали медленными, словно он почувствовал груз всех прожитых лет, вспомнил эпохи, которые сменяли одна другую перед его взором. Он снова поднял посох и глянул на Дьюранда. В тот момент Дьюранд не смог различить выражение его лица.

— Твой путь будет нелегким.

Странник резко опустил посох в воду. Свет погас и незнакомец пропал.