Не убояться зла

Глава 25

Valle не спеша прогуливался под огромными южными звездами. Рядом с ним шли обе баронессы, а чуть позади Джейн и Бестия осторожно, с деликатнейшими маневрами и каждый миг готовые отступить, присматривались и знакомились друг с другом. А по сторонам тянулись бесконечные, уснувшие и все же таинственно шелестящие виноградники.

— Вот что скажите, ваше чернокнижие, — прощебетала Лаки, продолжая начатый после отъезда барона Орка со своими людьми разговор. — Ведь тот портрет мой наверняка какими-то свойствами обладает? Отчего-то меня часто тянет подойти и просто посмотреть.

Мать ее на миг затаила дыхание. Да, слыхала она древнюю легенду — что был некогда художник и маг такой силы, что нарисованный им портрет старился вместо него. И жить бы умельцу вечно — да спрятанный в укромное место холст изгрызли равнодушные к искусству мыши…

Усмехнувшись, молодой чернокнижник помолчал некоторое время. Оказывается, он тоже знал эту легенду седой древности — правда, в несколько более подробных деталях. На самом-то деле художник заплатил свою цену за почти две сотни лет молодой, бодрой жизни. Только ведь, у всего есть оборотная сторона, и вот об этом-то часто забывают. Надо быть уж вовсе выдающимся ловкачом и умельцем, чтобы и дерево срубить, и эльфу не попасться.

— Да, вы правы, леди, — кивнул он, беззаботно вышагивая по белеющей в темноте дороге. Заклинание ночного зрения он не набрасывал, достаточно идущих сзади ведьмы с бестией — те горьким опытом учены, без лишних предосторожностей даже под кустик не сходят

— Есть кое-что, — он помолчал, подбирая слова. И что удивительно, обе внимательнейшим образом прислушивающиеся женщины молчали. Равно как и ощутимо навострившие ушки охранницы.

— Придет время, и вы, юная леди, сможете проделать некоторое мысленное усилие, сделать шаг — и из любой дали, где бы вы ни были, выйти из портрета в ту комнату, где он висит.

Он усмехнулся и добавил.

— А посему на верхушке башни лучше его не выставлять, можно при падении руки-ноги переломать, — заметив уже срывающиеся с язычка девушки сто и один вопрос, все же успел упредить их. — Ни слова больше, ваша светлость — придет время, вы сами все поймете. Скажу больше, этот дар передастся и вашим детям, внукам и так далее. Фамильное умение рода Лаки, так сказать.

— Ну откуда у нее дети?… — не в лад пробормотала углубившаяся в свои мысли почтенная мать-баронесса, но Valle с уыбкой поправил ее:

— Гм, ваша светлость — не вынуждайте меня объяснять, почему и откуда берутся дети!

От хохота четверых молодых проказников едва не попадали из своих гнезд удивленно перемигивающиеся звезды. И даже старшая Лаки деликатно посмеялась, несколько привыкнув за седьмицу к рискованной, на грани фола манере общаться нынешней молодежи.

В это время Джейн насторожилась. Она повернулась в сторону скрывшейся за пологим холмом деревни. Остатки улыбки испарились с ее еще светящегося от смеха лица.

— Мой лорд, кто-то из волшебников сюда спешит. Да на коне — не иначе, как что-то срочное и весьма важное.

В самом деле, не прошло и полквадранса, как из-за холма вымахнул всадник, бешено погоняющий свою лошадь. Высекая редкие искры подковами по иной раз попадающимся на дороге кремням, та неслась как на скачках — широким и размашистым галопом. Резко осадив ее, всадник спрыгнул из седла и откинул плащ. Это оказалась та самая Мастер Воды, что поселилась в постоялом дворе под видом почтенной небогатой горожанки.

— Барон, сообщение от Мэтра, — так слегка завуалированно при посторонних называли начальника Тайной палаты Берковича. — Сообщение три-один. Повторяю, три-один.

— Заткните уши! — коротко и громко рявкнул Valle дамочкам. И едва те, огорошенные донельзя, послушались, как он длинно и витиевато выругался. Ведь сигнал три-один в переводе на нормальный язык означал примерно то же, что пожар в доме, ураган у детской колыбели и вообще — вселенский потоп.

Заметив по губам, что их светлость чернокнижник прекратили выдавать флотские загибы, магичка вынула пальчики из ушей и достала из специально нашитого внутреннего кармана свой шар связи. Миг-другой проделала с ним недоступные чернокнижнику манипуляции, сопровождая их некими магическими импульсами, и вот из темной глубины хрусталя брызнул свет. И вместе с ним прорезался взволнованный и чуть искаженный голос мага, почти неотступно следующего за шефом тайной службы…

— Как это произошло? — глухо спросил он.

Перед глазами его то и дело норовила встать в полный рост пелена забытья, пронизанная багровыми молниями. А из-за нее во всей своей неприглядности выплывала мысль, что не один он владеет тайными обрядами Тьмы. Не одному ему доступны покрытые темнотой тропы и Силы.

Осунувшийся и бледный сыскарь, знакомый Valle по некоторым прошлым делам совместно с Тайной Палатой, угрюмо проворчал:

— После полуночи в соседнее баронство прискакал на взмыленном жеребце посыльный отсюда. Сразу к магу, у которого шар имелся. Тот доложил в нашу контору…

А на широкой и пыльной деревенской площади у их ног алым огнем светилась огромная пентаграмма. Сделанная по всем правилам, и даже с учетом ослабшего созвездия Змеи. А в центре — в центре находилось то, что осталось после грамотно проведенной Мессы от паренька. Того самого паренька, которого Valle выкупил у умирающей деревенской ведьмы в приграничной к Королевству Всадников деревушке. Белобрысая головка десятилетнего мальчонки запрокинулась, и даже сквозь подсыхающие на лице потеки крови виднелась на лице страшная, невыносимая предсмертная мука. Руки и ноги его были накрепко привязаны к вбитым в землю колышкам, а вместо тельца…

— Когда мы прибыли, он еще живой был, — с ненавистью продолжал коронный. — Изрезали его точно как в том, ну, том самом…

Он запнулся, не осмеливаясь назвать полное имя тайного обряда чернокнижья. Да, все верно — по спине Valle жар прокатился пополам с ледяным крошевом — жертва должна быть не только жива во время процедуры, но даже и в сознании. Это что же, мальчонку живым выпотрошили и разделали?

На миг испытав омерзительную тошноту — сам он такой Мессы никогда не проводил, хотя подробности и принципы вызубрил назубок — молодой чернокнижник глухо зарычал.

Неведомо, какими бы мерзкими поступками или словами он излил бы свою ненависть к неведомому некромансеру, но из-за развалин дома стрелой вылетела растрепанная, заплаканная и все же радостно поблескивающая глазами Джейн.

— Мой лорд, Брен жив и срочно требует вас!

Капитан баронской дружины, еще час назад бывший крепким, здоровым и красивым парнем, лежал на остатках разнесенного в щепу сруба. Разорванный ударом воздушного хлыста почти пополам, он все же выжил. Выжил и продержался до того мига, когда к нему подоспел целитель.

Еле заметного шевеления изуродованной кисти хватило, чтобы барон встал на колени у останков искалеченного капитана и осторожно стер пот с его покрытых испариной висков.

— Ближе, — проклекотали розовые пузыри, выступившие на губах Брена.

И когда Valle приблизил свое лицо к бледному и окровавленному лицу парня, тот каким-то чудом пошевелился. Достав из-за подкладки обгорелой кольчуги небольшую серебряную коробочку, в которой обычно хранят безделушки или табак, он откинул крышку и вытряхнул оттуда деревянную щепку.

— Вот, — прохрипел он, немилосердно терзая осколками ребер многажды проткнутые легкие. — Вот эта капелька… я болтом зацепил гада…

И откинулся, побледнев так, что Valle заорал на целителя страшным голосом.

— Нет, ваша светлость, — вздохнул тот и покачал головой. — Я однажды исцелил парня, в которого попали глыбой из катапульты. Чайной ложечкой остатки соскребал с крепостной стены — и все же исцелил. Но после такого магического удара… тут даже леди Бру ничего не сделает.

— Возьми свой шар, — ярость и несдержанность в поведении молодого барона вдруг уступили место ледяному споукойствию. — Передай Берковичу, пусть хоть короля эльфов за задницу притащит сюда или весь Круг друидов, но чтобы Брен выжил и оказался здоров. Иначе я сделаю то, что обещал ему в тот вечер у камина за чаркой глинтвейна, он помнит.

Целитель пожал плечами и забубнил в хрустальный кругляш. Вообще-то, силой и мастерством волшебника Valle как бы не превосходил этого весьма опытного мага. Но вот черная направленность его собственной Силы никак не позволяла ему пользоваться таким простым и эффективным прибором. Как ни бились преподаватели в Университете, как по-кошачьи мягко и нежно ни пытался он, но благородный хрусталь так и не подчинился чернокнижнику.

А ведь сейчас возмущенно и встревоженно гудел весь магический эфир — то Valle чувствовал каждым натянутым как струна лютни нервом. Сотни голосов тревожно перекликались, обмениваясь новостями, передавая информацию и жадно выспрашивая подробности. Шутка ли — брошен чуть ли не открытый вызов сильнейшему черному магу. Да еще и оказывается, что такой он не единственный — а нам и одного много!

Спустя несколько мигов, пока целитель влил еще толику Силы в тело упрямо не желавшего умирать Брена, пришел ответ.

— Передаю дословно, — неожиданно струхнул целитель, держа испачканными в крови и магии пальцах свой таинственно мерцающий шар. Он вздрогнул и озвучил пришедшие слова. — Я переговорил со старым Императором. За тобой долг чести. И вспомни разговор, когда у фонтана была подарена роза.

Вселенная на миг съежилась в ужасе — ведь долг чести черного мага это куда весомее, чем слово барона или даже прилюдная клятва какого-нибудь короля. Это, братцы, не шутка. Тут уже перевернувшейся и разлетевшейся вдребезги реальностью не отделаешься…

А Valle вдруг с необычной четкостью вспомнил тот давний и, пожалуй, единственный по душам разговор с Императором, когда один молодой и самонадеянный чернокнижник пообещал любой ценой защитить принца и его будущих наследников. Яна, Эстреллу и малышек-принцесс? Да я и так за них глотку Падшему перегрызу — мелькнуло в голове с той ясностью, как бывает во время прозрения.

— Согласен! — громко объявил он.

— Услышано! — объявил целитель, посовещавшись с шаром. — Сейчас кого-то приведут эти остроухие…

Потянулись медлительные и тягостные квадрансы ожидания. Valle за ухо оттащил убивающуюся Джейн от останков того, кто когда-то был Бреном, и приказал найти Эльзу.

— Я не верю, что эта ушлая пробл*дь так легко дала себя угробить, — с необычной для него прямотой заявил он. — Прочеши все вокруг, вынюхай следок и доложи.

Ведьма зло сверкнула глазами. Сорвала с себя остатки дворянского платья, мгновенно переоделась в повседневный комбинезон боевой ведьмы — и сгинула в темноте.

А барон прошелся вокруг площади, оценивая убытки. Бывшей площади — отметил он, привычно стараясь не впускать в себя боль от сотен заживо испепеленных в своих хатах крестьян.

Деревня оказалась уничтожена полностью. Взметнувшаяся волна магии не пощадила никого, лишь скелеты в истлевших одеждах или без них обнаруживались в полуразрушенных домах. Вздохнув над маленькими останками на крыльце, еще сжимающими в костяных руках скелетик собаки, Valle снова сквозь зубы помянул Падшего — да так, что тому в аду явно не поздоровилось.

Заглянул в обвалившийся погреб, где возле полностью разложившейся кадки с огурцами кошачий скелет так и не отпустил костяную мышку. Зачем-то заставил покойную кошку выбраться наверх, неся в остреньких длинных зубках тарахтящую тоненькими суставами вредительницу. Направил ее в то место, где в смутно угадывающихся остатках хлева прижались друг к другу и почти перемешались белые кости коров.

Постоял на остатках сеновала, где двое возлюбленных даже в смертный час не выпустили друг друга из объятий, он покачал головой и пошел дальше, глухо ругаясь на чем свет стоит. Вот и малыш Хэмми в переулке — с учетным свитком в кармане и пером-самопиской в навсегда застывшей руке. Все мечтал, бедняга, взять такой урожай на полях, чтоб разорить соседних баронов низкими ценами…

Постепенно он сделал полный круг, мрачнея с каждым шагом. А рука сама собой ощупывала в кармане коробочку, которую отдал своему лорду умирающий Брен.

Выйдя на площадь, Valle стряхнул с себя оцепенение. Ну что ж, по зубам дали нам крепко! Да так, что кровью умылись. Однако соседние деревни и большое поселение вывезенных с острова хоббитов не затронуло, хотя Силы неведомый чернокнижник получил ого-го сколько. Хватило бы все баронство дотла выжечь. Мало-помалу эта несуразность проявилась в его голове, порождая недоумение и некое ощущение неправильности происходящего.

Так не должно быть!

Присев на корточки, молодой барон — э-э, нет, уже сосредоточенно работающий маг — сосредоточенно потрогал обвалившиеся остатки каменной печи в бывшем тарктире. Под пальцами каленый кирпич рассыпался трухой, словно ноздреватый, изъеденный водой кусок сахара. Нахмурившись, Valle зачерпнул полную пригоршню праха, рассыпанного словно обычная пыль, на широкой площади. Поднес к лицу и глубоко вздохнул. Нет, он принюхивался не к запаху — но к той неуловимой остаточной ауре, что окружает его каждую частичку.

Нет, что-то тут не так. Или обряд пошел вразнос, или вы, ваше чернокнижие, чего-то еще в этой науке не постигли. Если взято столько силы, что чуть не разъело саму Реальность, то куда-то же она должна деться? На миг его бросило в жар. А ведь неведомый маг унес припасенную Силу с собой. И если бы ослепший от ярости молодой чернокнижник бросился по еще теплому следу в погоню… хм, получил бы такую плюху, что вряд ли даже и боги сумели бы собрать его останки. Хех, а непрост, непрост сей неизвестный злодей. Похоже, личный враг и что-то имеет против самого Valle.

Он задумался так глубоко, осторожно перетирая в пальцах сухо шелестящие хлопья, что даже не заметил, как сзади и чуть сбоку подскочила запыханная Джейн.

— Мой лорд, Эльза где-то в деревне! — доложила она. — Ее последний след — внутрь.

— Ты не ошиблась? — барон поднял к ней чумазое лицо, и ведьма поразилась его взгляду. Не приведи светлые боги, чтобы он так посмотрел именно на нее саму!

Потрясенная Джейн только осторожно покачала головой.

— Здесь ее останков нет, — однозначно ответил Valle, пресекая дальнейшие дискуссии.

Ведьмочка вздохнула, приходя в себя, и закусила губу. Если от опытной и довольно сильной Ночной Всадницы не осталось даже следа… не-ет, шалите! Так не бывает!

Замершие в ночной тиши ивы у реки затрепетали, всколыхнулись, и два обостренных магией взгляда настороженно заметили, как из жидкой рощицы выбрались шестеро. Один, идущий впереди, наверняка был из проводников-леани, умевших шастать тайными лесными тропами и служивших по этой части только Императору — даже богатейшие и влиятельнейшие из вельмож не смогли уговорить или купить тех.

Когда прибывшие подошли, то среди них обнаружился самолично капитан императорской гвардии в сопровождении двух солдат. А перед ними, звеня не имеющими отношения к ювелирным браслетами, спотыкаясь на неверных ногах, шли двое, от которых за лигу разило тюремной камерой. Мало того, на шеях и даже запястьях сквозь лохмотья блистали широкие обручи из сплава, препятствующего использованию магии.

— Однако… — пробормотала Джейн, с любопытством и надеждой смотря на тех, кто могли бы спасти ее ненаглядного.

Человек — и эльф. Каким образом сильный целитель мог оказаться в самых глубоких и тайных казематах, еще можно было бы посудачить. Но как остроухий, которых их король в обиду не дает, что бы те ни натворили, оказался там же — это была уже очень и очень любопытная загадка. Надо было уж очень сильно насолить Императору, чтобы тот отказал остроухим в вежливой, но непреклонной просьбе выкупить жизнь их соплеменника.

Гвардейский капитан нашел взглядом здешнего барона, то есть Valle, отсалютовал ему и без лишних слов протянул пакет. Лихорадочно вскрыв его, молодой человек прочел на простом, без подписей и печатей добротном листе только несколько слов — но написанных рукой старого императора:

Если не эти — тогда только боги.

Ни приписок, ни тайных знаков или другой магии на бумаге не обнаружилось, однако лист сам собой вспыхнул в пальцах адресата и в пару мигов сгорел, не оставив даже пепла, по коему толковый маг смог бы восстановить написанное.

— Интересный способ, — мимоходом отметил про себя Valle и посмотрел на капитана.

Тот спокойно, без малейшего волнения выдержал взгляд.

— Я побеседую с этой парочкой? — как само собой разумеющееся, спросил барон, делая шаг в сторону уже впавшего в забытье Брена. Слегка поморщившись от звериной вони немытых тел, грязной и драной одежды, а также длинных отросших волос, он все же преодолел брезгливость. Уж иные магические воздействия некромансера пахнут куда похуже.

— Чем проштрафились? — спросил он их негромко. — Спрашиваю не из праздного любопытства — у меня есть свои принципы, и переступать через них не стану даже как некромансер.

Человек, оказавшийся при ближайшем рассмотрении лет на десять старше самого Valle, смущенно вильнул взглядом.

— Я держал контору одну… поставлял девочек в бордели. Ну, мои парни похищали малолеток, кто посимпатичнее, и доставляли мне. А я уж их самолично приводил в… гм, товарный вид, потом и сбывал.

Есть, есть один весьма специфичный в магии способ накладывать очень сильные и цепкие заклинания, кои просто-напросто прирастают в человека. Вернее, в женщину — любителей мальчиков и их игрушки лично я к людям не отношу. Так вот, если сильный маг войдет в женщину, применяя свою Силу… а если он у девицы первый — то его власти над ней и вовсе нет предела. Захочет он, чтобы жертва стала рьяной любительницей самой отвратительной клубнички — и она ею станет. Захочет, чтобы та приобрела еще какие извращенные вкусы и наклонности, и никуда она не денется. Как говорят знающие люди, это хуже, чем просто убить. Хотя, если магия добрая, то… недаром у сильных магов сердешные подруги живут лет по триста, не зная ни старости, ни болезней, ни слабоумия — как зачарованный цветок.

— Насиловал, стало быть, — взгляд молодого человека на миг стал жестким. Но этого хватило, чтобы битый жизнью, тертый арестант передернулся от страха. — И скольких?…

— Без малого две сотни, — осторожно ответил тот и замкнулся в себе.

— Да уж, мразь редкостная, — заключил барон не без вздоха и покачал скептически головой. — С тобой иметь дело даже мне не хочется. Ну, а ты, остроухий, чем согрешил?

Эльф странно блеснул в полутьме по-прежнему зелеными глазами, цвет и ясность коих не испортили даже сырые каменные подземелья.

— Один на один скажу, — бесцветным голосом ответил он.

В сомнении пожав плечами — вот ведь пташка какая — Valle в сопровождении перворожденного сделал несколько шагов в сторону. Привычно поставил заклинание круга тишины. И послушный его воле прах взметнулся, отгородив эту пару непроницаемой от досужих глаз стеной. Так что даже умельцы читать взглядом по губам, коих, по слухам, весьма небезуспешно воспитывал в своей тайной школе барон Орк, не смогли бы ничего выведать.

— Говори, — безо всякого любопытства, чуть брезгливо уронил он.

Несколько раз вдохнув и выдохнув свежего воздуха, кажущегося таким сладким после душного и спертого смрада подземелий, эльф рассказал такое, что у Valle едва не зашевелились от изумления волосы.

— От моего тонко сплетенного заклинания много лет назад пал младший брат ныне властвующего Императора, — как мир не перевернулся после этих слов, молодой человек так и не понял.

И все же он кое-как собрался с мыслями.

— И зачем?

Непонятно усмехнувшись бледными губами, почти четверть века не видевшими солнца и все еще прекрасными, эльф криво усмехнулся.

— Поверь, мне дали хорошую цену, — он задумался на миг и продолжил. — Если хочешь знать, кто — а я по глазам вижу, что хочешь. Заплатили очень хорошо, я даже и сейчас не жалею. Один дворянин из Королевства Всадников.

Глаза его прямо-таки сверлили лицо молодого чернокнижника, пытаясь высмотреть там эльф знает что. Однако Valle уже успел надеть маску холодного безразличия. Медленно, глядя бесстрастным взором в чарующие глаза перворожденного, он спросил:

— Имя маркиза Бенеша тебе ничего не говорит?

Странное дело — но эльф улыбнулся. Медленно, словно нехотя — но улыбнулся. И как бы не одобрение мелькнуло на его исхудавшем лице.

— Верно мыслишь, хомо, верно, — он легонько кивнул. — И как я недавно слышал из обмолвок стражников — слух у меня от рождения острый, а в тиши подземелий так просто стал изощренным — ваш Император на днях отомстил? Хотя и вряд ли кто догадывается… разве что старый Бенеш, если он еще жив.

— Жив, — машинально ответил занятый своими мыслями Valle и тут же быстренько захлопнул рот. Политика, вернее — большая политика, круто замешанная на личной мести, это такое дело, куда ни один человек в здравом уме не полезет. Ни за деньги, ни как говорится, за большие деньги. Однако Эстрелла влезла. Ох и бедовая ж девчонка! Опять ее из передряг вытаскивать…

— Ладно, — Valle подвел итог своим раздумьям. — Сможешь моего капитана исцелить, и чтобы как новенький?

Эльф снова улыбнулся — но на этот раз со странным видом, и в голосе его проскользнула легкая горечь.

— Могу попробовать — но не хочу, — он покачал головой, отчего длинные грязно-желтые волосы, что могли бы быть золотыми кудрями, скользнули по лицу. — И не спеши пугать меня своим черным искусством.

— И все же? — оторопевший на миг Valle испытал просто-таки шок, но сейчас ему стало любопытно.

Перворожденный всмотрелся куда-то вглубь себя, и глаза его слегка затуманились.

— Мне недолго осталось. Почти четверть века на нижнем ярусе тюрьмы — и вот бессмертный эльф уходит за Гремящие Моря. Такое никто из… из моего племени не выдержит. Я просто устал жить во мраке, и не понадобился даже палач. Но дело не только в этом.

Он помолчал, скривив губы в горькой усмешке.

— Мой народ отвернулся от меня, и имя мое проклято в Вечном Лесу. И когда сердце мое станет — я не уйду в страну Валаров, в туманную и прекрасную долину, чтобы когда-нибудь вновь вернуться в этот мир. Вот такие дела, некромансер — я лишен посмертья, и вряд ли ты чем-нибудь сможешь меня запугать. Да и жив-то до сих пор только потому, что не хватило решимости наложить на себя руки.

Эльф поднял взгляд, и в глазах его плескалась боль.

— Когда до королевы перворожденных дойдет слух, что я вышел из подвалов, на меня станут охотиться, наплевав на законы и границы. Я — живой покойник. Вот тебе и вся правда, хуманс…

Valle раздумывал недолго, но быстро. Ох и много же придури в головах этих чокнутых остроухих! А-а, Падший их побери — там же Брен помирает!

— Теперь послушай, что могу предложить тебе я. Есть одно место, где тебя не смогут не только достать, но даже и обнаружить — проверено. Поживешь маленько, очухаешься — а то ты в каталажке совсем головой поплыл. Что-нибудь придумаем. Посмертия лишили, так это еще орковская бабушка надвое сказала. А нет, так и живи там сколько влезет.

Немного удивленный эльф вздохнул, явственно наслаждаясь чистым воздухом.

— И зачем мне менять тюремную камеру на тяготы Нижних Миров и охрану демонов? Одна тюрьма не краше другой — как ты не понимаешь, молодой и не очень умный хуманс?

Хех, а ведь и впрямь перворожденные считают, что в их остроухих головах да старых книгах хранится вся вселенская мудрость. Ну прямо вот так и есть — эти эльфы даже не допускают мысли, что может быть иначе. Что знания можно искать, что возможно открывать или придумывать нечто новое — ведь племя эльфов уже все придумало до вас, грязные короткоживущие хумансы.

— А вот тут пальцем в небо, остроухий — не все тайны ведомы вашему племени, и вовсе не под землей я тебя спрячу. И уж точно — никаких демонов кроме тех, что грызут твою душу.

Нужно было бы обладать уж очень тонким зрением, чтобы заметить — закованный в кандалы и магический ошейник эльф вздрогнул. Уж очень метко сказал Valle насчет моральных терзаний. А молодой барон продолжал искушать.

— Тебе там понравится — солнышко, лес, озеро. Притащу тебе остроухую стервочку вроде тебя, наплодите с ней эльфов и будешь их королем.

Если кто еще не догадался, что Valle вознамерился отвести это вонючее недоразумение, пародию на эльфа в свой маленький, недавно открытый и почти необустроенный мир, то уж недавний узник императорских темниц точно был из их числа. Поколебавшись, он вздохнул:

— Вообще-то, говорят, что нет веры некромантам. Но с другой стороны, в старых книгах пишут, что слово их тверже алмаза… я попробую. Изо всех сил попробую поверить тебе, черный маг — ты совсем не такой, каким я тебя представлял. А ведь слух о тебе залетал даже на самый глубокий, политический ярус темниц. Но если не выйдет — ты подаришь мне легкую и быструю смерть?

— Смерть у меня еще заслужить надо, — зло хохотнул барон, доставая меч.

Он провел по лезвию пальцем, равномерно распределяя по железу особое заклинание. Когда-то он на спор рубил таким образом в щебень гранитные валуны — а потом брился этим же клинком. Жаль только, что эта магия долго не держится — даже на самый короткий бой не хватает.

— Руки… ноги… пояс… — перечислял чернокнижник, и в такт словам его меч с лязгом разрубал тяжелые оковы.

Лишь антимагический ошейник он отстегнул, ибо сплав этот в цене как бы не дороже золота выходит — да и мороки с ним, между нами говоря! Легче криво сделанный арбалет пристрелять, чем такую штуковину настроить, да все магические вектора сбалансировать.

Эльф дрожал, словно в лихорадке. Valle с любопытством смотрел, как аура того трепещет, расправляясь медленно и неуверенно. И лишь спустя несколько мигов новорожденный маг осмелился — он прошептал несколько слов, и заклинание чистой волны окатило его с головы до ног, унося многолетние наслоения грязи. Перворожденный застонал, закрыв глаза и вытянувшись в струнку. Да уж, застарелый магический голод это вам не шутки!

— Как величать тебя, остроухий? — чернокнижник ни на миг не забывал, что целитель сыскарей изнемогает, из последних сил пытаясь удержать Брена по эту сторону бытия. — И давай за работу. Сила с тобой?

Тот повернул лицо, и Valle поразился — каким лихорадочно-радостным блеском сверкнули его глаза. Словно два огонька наступающей весны разгорались посреди ночи.

— Гэлронд, — чуть поклонился он и усмехнулся. — Да, я уже иду. Только — вот уж не думал, что чернокнижник из двоих предпочтет оставить в живых эльфа.

С некоторой долей сомнения Valle прислушался к себе и очень легко выяснил причину. А в том дело, остроухий стервец, что ты, конечно, преступник, но в отличие от все еще закованного в кандалы человека — не мерзавец. Уж с тем водить знакомство зазорно даже порядочному чернокнижнику.

Поглазев, как Гэлронд осторожно и чуть неуверенно разминается у раскиданного ошметьями Брена, он оказался не в силах вынести этого зрелища. Отвернувшись, несколько мигов смотрел на двоих магов в бесформенных плащах Тайной Палаты, что-то вымерявших в пентаграмме, а затем подошел к капитану.

Тот встретил его с несколько кислым видом.

— Да вот, ваша светлость, выходит — проспорил я десять цехинов Берковичу. Он утверждал, что вы выберете остроухого. А я отчего-то был уверен, что к этому племени у вас ненависть лютая.

— Не то, чтобы ненависть, — пожал плечами Valle, — Но и любви особой не питаю. В общем-то, мне все равно. Гном ты или пейсастый ювелир из лавки, эльф или зеленый в розовую крапушку лунный призрак — главное, чтоб человек хороший был.

Капитан зачем-то посмотрел на чуть размытую влажным воздухом луну, и неуверенно кивнул. Вздохнул, помялся немного.

— А с этим что делать? — кивнул он в сторону понурившегося арестанта. — Не вести же обратно в подвалы — про то мне начальник намекнул явственно.

Что ж, Беркович прав. Так или иначе, но решать надо. Куда такого подонка? Верно, только в расход и пустить. А с другой стороны, разве искупит смерть грехи его? Да ничуть.

А посему чернокнижник ближе шагнул к неподвижно стоящему человеку и негромко, раздельно произнес:

— Выбирай — смерть, причем без посмертия, или же забытье, а потом до конца жизни на моей магической удавке.

Выбор, если кто не знает, весьма и весьма непростой. Ну, смерть она и в Хараде смерть, даже окончательная. А вот забытье… так в просторечии называют самую страшную и странную меру наказания для преступника. Несколько сильных магов, объединив силы в круг, с согласия казнимого могут вышибить его дух вон — словно мяч с поля хорошим ударом биты. Но только с его согласия, ибо против воли сделать это не мог бы и большой Совет Магов, уж больно крепко душа держится за тело. Проще убить. А что остается — да только тело и остается. Пускающий пузыри и ходящий под себя великовозрастный младенец.

Можно, конечно, потом напихать в пустоту и знание Общего языка, и основные сведения из нашей жизни — да только когда такой еще полноценным человеком станет… Да и кое-что из старой натуры потом немного проявится, но уж не в той мере, что сызначала было. Так что таких хоть и не отпускали потом на свободу, но все же согласитесь, что уехать в глухомань на поселение всяко лучше, чем исчезнуть — совсем и навсегда. Конечно, от прежнего человеческого я не оставалось и следа, но преступившим закон магам давали такую возможность — прожить еще немного, пусть и другим, но хотя бы отчасти исправить содеянное зло.

Люто сверкнул глазами исподлобья плененный целитель, да только молодого чернокнижника взглядом не прошибить. Не тот уже наивный и восторженный юноша, что раньше. И не приведи боги кому через такие испытания пройти.

— Да что тут скажешь, — арестованный поморщился и звякнул кандалами. — Хоть какая, но жизнь все ж милее…

— Громче, — не чувствуя в этот миг ничего, кроме брезгливости и гудящей с устатку головы, потребовал молодой барон.

Глубоко вздохнув и решившись, словно ныряльщик перед прыжком в ледяную воду, целитель громко сказал.

— Я выбираю забытье.

Кивнув, молодой чернокнижник повернулся в сторону внимательно слушающего капитана стражи.

— Я, барон и маг Valle, засвидетельтвовал — слово произнесено, и без принуждения.

От тела Брена распрямился и шагнул эльф.

— Я, волшебник и целитель перворожденных Гэлронд, последнюю волю осужденного — засвидетельствовал.

— Быть посему, — произнес положенную церемонную фразу капитан и отдал честь.

Чуть помолчав и вздохнув, Valle отвернулся от уронившего скупую слезу обреченного и обратился к Гэлронду.

— Послушай, а почему тебя, эльфа, не корежит от черного? — он кивнул в сторону близкой, почти угасшей пентаграммы.

Тот непонятно хмыкнул.

— Не знаю, кто тут из ваших душегубов сработал — да только черного тут и духу нет. Но с этими непонятностями разбирайся сам, — эльфийский целитель пожал плечами и продолжил. — Тут вот какое дело — капитан твой еще жив только потому, что на нем горит поцелуй любви. Ведьма или полноценная волшебница?

Глянув в пытливые зеленые глаза, Valle кивнул и бросил в темноту:

— Джейн!

Ведьма подлетела тотчас, с болью и надеждой глядя на обоих магов. Эльф едва глянул на нее, сразу же одобрительно кивнул и даже чуть улыбнулся.

— Хорошо. Но мне, барон, нужен еще и этот, — взгляд перворожденного неприязненно скользнул по сотрясающемуся в неслышных рыданиях арестанту. — Уж очень умело отхлестали магическим бичом твоего парня. А этот насильник малолеток очень, очень сильный целитель — я даже сквозь ошейник чувствую дрожание его ауры.

Дернув щекой, молодой чернокнижник вернулся к бдительно охраняемому человеку и потряс его за плечо.

— Послушай меня. Сейчас с тебя снимут оковы. Работай, как никогда еще и никого не исцелял, но вытащи моего капитана. А я клянусь — позабочусь о тебе, пока не окрепнет твое новое я, а потом дам новое имя, хорошее место, — голос его не дрогнул в ночном воздухе, и тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — молодой барон говорит искренне. — Начнешь с чистого листа. Богат и знаменит не будешь, но если хочешь начать искупать свои злодеяния, начинай прямо сейчас.

Арестованный дрожал и трясся, взгляд его горел яростью и мукой — но слова молодого человека все-таки проложили путь сквозь воспаленное сознание и сделали свое дело.

— И никто не вспомнит о моем прошлом? — сорвался с темных от тюремной грязи и слез губ горячечный шепот.

— Будущий Император мой друг, — Valle понизил голос, пожал плечами. — Совершу пару подвигов из тех, что считаются невозможными, подам прошение — мне он не откажет в такой малости.

Несколько раз глубоко вздохнув, человек (ох и крепкая ж порода эти хумансы!) с усилием кивнул. Капитан покачал головой, и уже доставая ключи, пробурчал.

— Смотри, мужик, все теперь зависит от тебя, — и стал снимать оковы.