Наваждение

Глава 12

Вернемся же к нашим баранам…

Ожидая ее, я был совершенно спокоен. Раньше, когда на моих воображаемых тормозных колодках был слой тревог и беспокойства, они едва позволяли остановить панику, которая на всех парах несла меня к безумию. Теперь этот слой стерся, и «тормоза» снова работают нормально. Что тут еще можно сказать? Это Д. 3. на меня так действует — особенно когда этот ублюдок забирается мне под череп, спокойно разгуливает в моей голове, то и дело учиняя там акты вандализма. Я знал, что мне нужно будет подлатать мозги, причем в скором времени. Но в данный момент я наслаждался отсутствием страха и расплывающимся внутри меня ощущением, которое было вызвано смертью от электрического удара. Как я уже говорил, единственная вещь, которая все еще меня «вставляет», это дурман обыкновенный, и то если выкурить косяк величиной с добрый буррито или съесть целый противень шоколадного печенья с орехами, такого волокнистого, что мигом кишки прочищает. Но я этим не увлекаюсь. Только в крайнем случае.

Пока нас не было — мы в это время умирали и воскресали, — отель «Ибарра» заполонили туристы. Люди пребывали в праздничном настроении, но до пьянки дело еще не дошло, потому я внимательно прислушивался к гомону голосов, пока Нинон ходила в номер за котом. Это было проще простого. У меня всегда было отлично со слухом, но сейчас он стал просто сверхчутким.

Было там несколько туристов, приехавших полюбоваться чудесами озер, и пара владелиц бутиков — женщин, разменявших, на мой взгляд, пятый десяток. Они искали яркие и недорогие вещи на импорт. Они взяли себе пару «Маргарит», как раз в духе их бедных на мимику от бесчисленных подтяжек лиц, — сразу было видно, что их кредитные карточки сильно пострадали. На дамочках было написано, что либо они привезут домой новую партию товара, либо умрут в страшных муках. А вот еще одна американка — ей недавно изменил ее «ублюдок-предатель» муж. Для нее был открыт безлимитный кредит, поэтому она находилась в режиме «спусти деньги». Ее муж — «ублюдок-предатель» или как там его — должен был благодарить Бога, что его измена «всплыла» только здесь, в Мексике. Драгоценности здесь были сравнительно недорогие, и даже если его благоверной придет в голову скупить весь город, то это все равно выйдет дешевле, чем расходы на развод в Калифорнии, с местными законами о совместно нажитом имуществе супругов.

Вскользь упомянули о необычной погоде, но о вампирах и богах смерти никто не заикнулся. Что не могло не радовать. Я надеялся, что у mamita хватит благоразумия ненадолго исчезнуть из города. Я знал, что никто не расчистит нам путь к бегству и не даст карточку «Бесплатное освобождение из тюрьмы» (как в игре «Монополия») из передряги, в которую мы угодили и с Сен-Жерменом, и с Д. 3. Все, что мы могли, — это поскорее уносить ноги и искать малейшую лазейку, через которую можно было бы ускользнуть от чересчур мрачной реальности, окольный путь, благодаря которому мы, возможно, сможем занять более выгодное положение для следующего боя. Естественно, исследование и стратегическое планирование сейчас бы не помешали, но лучше мы займемся этим подальше отсюда.

Я решил, что мой КПК пришелся бы здесь весьма кстати. Помимо возможности писать рассказ, у меня еще был выход в Интернет, который мог бы нам пригодиться. Хотя я уже несколько дней им не пользовался. Если честно, мне просто не хотелось заглядывать в свой почтовый ящик, хотя в городе и было интернет-кафе, где я мог бы это сделать. Мое нежелание частично было вызвано тем, что электронные послания, которые я получал, зачастую содержали дурные известия. Мои коллеги не из тех, кто станет писать просто так, — для этого нужно пройти слишком много уровней защиты, даже при отсылке с домашнего компьютера, так зачем же лишний раз напрягаться? К тому же, если уж быть совсем откровенным, если вам хоть раз приходилось видеть сонное сборище студенток-лесбиянок, то считайте, что со всеми моими коллегами вы уже знакомы. Но это, конечно же, была не главная причина, почему я не любил открывать папку с входящими.

Я очень боялся плохих вестей. Знал, что моя карьера в НАСА наверняка окончена. Мне дали отпуск, чтобы съездить навестить Кормака, а потом, после похорон, еще несколько отгулов, чтобы решить все семейные вопросы в Мексике. Но отпуск уже давно закончился, а я так и не объявился. Даже если приказ о моем увольнении еще не подписан, это неизбежно произойдет, как только пройдет очередная проверка наличия сотрудников на рабочих местах. Меня наверняка объявят персоной нон-грата и, возможно, аннулируют мою визу в США. А то и хуже, если узнают, чем я занимался во время отпуска, — вряд ли начальство одобрит мои тесные контакты с местными вампирами и вынашиваемый мною план убийства вампирского бога. Думаю, и пытаться не стоит объяснить им, что эти существа уже не совсем живы и к тому же не совсем люди, — вряд ли на них это подействует. И я более чем уверен, что попытка надавить на жалость, сославшись на собственный «диагноз», приведет к тому, что мне присвоят статус «особо опасен». Это если они мне не поверят. А если поверят, то я до конца своих дней останусь экспериментальным образцом в каком-нибудь сверхсекретном отделе, который занимается разработкой биологического оружия. И если уж доведется выбирать из двух зол, то пусть меня лучше считают сумасшедшим.

Нет, назад в НАСА мне дороги не было. Но в то же время я не мог себе позволить просто взять и пропасть. Их насторожит мое загадочное исчезновение. Начнется расследование. И тогда кое-что всплывет наружу. Например, то, что вместе с домашней компьютерной системой, подключенной к санкционированному ими каналу связи «Ма Белл», оборудованному всеми необходимыми приборами, позволяющими моим работодателям шпионить за мной, у меня была еще и вторая линия для моего КПК. Именно с него я проводил кое-какие весьма любопытные исследования и очень много играл в «судоку» при помощи собственноручно написанной программы для решения головоломок. Заполучить линию было совсем несложно. Я позаимствовал ее у соседей, когда с отъездом дочери на учебу в колледж четыре года назад они забыли перерезать провод. Правда, потребовалась одна хитрая комбинация и небольшая ложь паре самых доверчивых людей на планете. Но к этому дню соседи были мне очень благодарны за «помощь». У них случились какие-то неполадки с телефоном, которые телефонная компания отказывалась устранить бесплатно, утверждая, причем совершенно справедливо, что что-то случилось с проводом у них дома. Вот я и вызвался сам все исправить. Теперь я оплачиваю ежемесячные счета за Интернет с безымянного счета. Моим соседям в руки квитанция так и не попадает, поэтому никто ни о чем не подозревает.

По крайней мере, так было до сих пор. Скоро все изменится, и тогда меня начнут искать разные организации с названиями из трех букв.

Все, что мне нужно, — это подать в отставку, раньше времени выйти на пенсию. Но чуть позже. Возможно, мне не сразу «перекроют кислород», а нам с Нинон может понадобиться доступ к закрытым базам данных и сложной вычислительной технике. Поэтому мне нужно как можно быстрее отметиться на работе и сочинить какую-нибудь историю о приступе амебной дизентерии, который свалил меня с ног в глухой деревушке без телефона.

Нинон высунулась из окна своей спальни, махнула мне рукой и тут же снова исчезла. А потом мимо меня промелькнула тень, напоминающая mamita. Я не стал ее окликать. Если за ней гонится Д. 3., то не стану им мешать.

Нинон появилась спустя несколько минут. Обеими руками она прижимала к себе кошачью переноску, на ногах держалась неустойчиво и выглядела крайне злой. Ее вещи были уже погружены в джип. Я сам проверял. Она собралась еще до того, как идти ко мне, зная, что, что бы ни случилось, ей не стоит здесь торчать в ожидании вскрытия трупа.

Эту часть рассказа вы уже слышали. Я не хочу нагружать вас ненужными подробностями. Мне нужно вовремя себя одергивать, так как я больше не веду повествование от третьего лица и не соблюдаю правил, в которых говорится, что я как писатель-беллетрист должен свести монолог с самим собой и описательное повествование к минимуму, а не твердить снова и снова о вещах, которые волнуют меня одного. А тот факт, что история правдивая, да еще и случившаяся непосредственно со мной, не дает мне права быть занудным. Тем не менее я должен отметить, что даже после электрического удара, изрядной взбучки и в расстроенных чувствах Нинон все еще оставалась идеальной секс-игрушкой, непременным атрибутом сексуальных фантазий любого гетеросексуального мужчины, даже меня. Особенно меня.

Нинон — одна из тех немногих женщин, которые на самом деле понимали мужскую природу и отдавали себе отчет в том, что у любого мужчины при одном их виде возникает желание затащить в койку и исполнить брачный танец. Некоторые мужчины в баре наверняка мечтали о том, чтобы она взглянула на них из-под приопущенных ресниц и сказала: «Отшлепай меня, папочка». Или они бы предпочли увидеть ее на шестидюймовой шпильке, полностью обнаженной, говорящей: «Ну же, оближи мне пальчики — я знаю, ты этого хочешь!» Это всего лишь безобидные фантазии, хотя многие женщины будут неприятно удивлены, узнав, что мужчины постоянно о них так думают. Да, мы раздеваем вас, раззадориваем себя всякими грязными словечками, а потом имеем вас во всевозможных извращенных формах.

Как по мне, это хуже, чем садомазохизм и нетрадиционный секс. А она заглянула мне в самую душу, после чего позволила абсолютно все, о чем я мечтал с тех пор, как Д. 3. обратил меня. И, как я и боялся, моему второму «я» понравилось насиловать ее, пить ее кровь, выплескивая в нее свой яд.

Это какой-то ужас, и то, что она, прекрасно зная о моих желаниях, сама на это согласилась, ничего не меняет!

Да уж, в ту ночь голова моя и в самом деле кишела гадюками — личинки, вживленные в мой мозг, наконец вылупились, превратившись в извивающиеся змейки кошмаров, исполненных невиданной жестокости и насилия. Они и до сих пор иногда извиваются. Я начинаю задумываться, на самом ли деле, изливая мысли на бумаге, изгоняю личинки своих демонов или же, напротив, не даю им погибнуть, чтобы и дальше продолжать этот «бой с тенью» с той внутренней силой, которую я презираю, но вместе с тем и лелею, ведь она стала неотрывной частью меня самого.

Наверное, поэтому я всегда пишу по ночам. Когда тени сгущаются, слова обретают еще большую силу и, будучи моим самым сильным наркотиком, помогают преодолеть искушение проверить себя на прочность в жизни, узнать, так ли уж злодейка Судьба властна надо мной, сдирая с меня остатки человеческого облика. В темноте я не вижу, что я монстр.

Мерзко, правда? Но я предпочитаю не обманывать себя, поэтому вам тоже лгать не стану. Много. Это необходимо для нашего же с Нинон блага, потому что вы, многоуважаемый читатель, не единственный, кто следит за моим повествованием. Есть еще и другие, которое пытаются сложить разрозненные факты в единое целое, путеводитель к собственной выгоде, возможность поживиться за наш счет. Поэтому я немного исказил правду, слегка ввел в заблуждение, солгал в кое-каких мелочах, но несущественных. Что вы хотите, правда — горький напиток, выдержанное вино, которое не любят грешники. Наверное, потому что оно плохо сочетается с рыбой, бифштексом или серой. И все же я время от времени откупориваю бутылку, чтобы хлебнуть из нее в медицинских целях. Хорошо прочищает мозги. И в тот момент, когда оно перестанет казаться мне горьким, я пойму, что перестал быть человеком.

Было бы логично, если бы я ожесточился, но этого не произошло. Частично в этом есть заслуга Нинон. Я поделился частью этой правды с ней, и она приняла это, даже не поморщившись от самых неприглядных откровений. В этом смысле она была очень добра ко мне. Я не хотел давать ей яд, но она должна была узнать, кто такой я и кем может стать она сама. Есть вещи, которые невозможно скрывать.

Но, кажется, я снова отвлекся.

— Привет, красавица.

Нинон скупо, но все же очень мило улыбнулась. Она подошла вплотную и поправила воротник моей рубашки. Это была мелочь, маленький жест, которым женщины показывают свою заботу детям, любовникам, супругам, и я поймал себя на том, что снова улыбаюсь, потому что вряд ли она видела во мне ребенка. Нинон считает, что я красив, но красотой падшего ангела. Большинство людей, если, конечно, они действительно верят в ад, считают Люцифера страшным, но, как я уже говорил, мало что может напугать эту женщину. Даже время от времени возникающий в воздухе запах серы.

— Ты готова ехать? — спросил я, когда она открыла дверцу джипа. Внутри на обивке салона то здесь, то там виднелись проплешины, как на шкуре чесоточной собаки. Ей это совершенно не шло, хотя кот, по-видимому, радовался возможности поточить когти об обивку.

Я окинул взглядом багажник джипа, прикрытый бугрящимся брезентом. Я еще до этого успел заглянуть под него и не смог сдержать улыбки. Веревки, фонарик, герметизирующая клейкая лента, топор, сундучок с инструментами, рабочие перчатки, коробки с патронами, канистры с бензином и чехол от камеры. У дураков мысли сходятся, хотя в моем багажнике вместо камеры лежала аптечка и мне нравились ружья с большой-большой обоймой.

— Конечно.

Нет, словами такого не передать. Ответ был таким же безапелляционным, как акции-пустышки доткомов после техновзрыва. Разве у нас был выбор? Мы должны были быть готовы.

— Ты сам поведешь? Или давай, может, я? — спросила она.

— Но куда ты пойдешь, туда и я пойду … — ответил я.

Я хотел коснуться ее, но она выглядела очень бледной и сосредоточенной на том, что ждало нас впереди. Я не знал, что она там видела, да и, честно говоря, не особо хотелось. Я думаю, что каждому из нас хватило духовных единений на жизненном пути. Но ни она, ни я так к этому и не привыкли, поэтому нам потребуется время, чтобы научиться делиться мыслями и терпеть общество друг друга.

— Я пойду на север, — мотнула она головой.

Любопытное решение. Мне не часто приходилось там бывать, и все же я не стал с ней спорить. Похоже, у нее, в отличие от меня, уже родился какой-то план.

— Север так север, — сказал я, помогая ей забраться внутрь. И хотя мой отец Кормак любил говаривать, что манеры не стоят ничего, все же Нинон, какой бы современной она ни казалась, выросла в мире, где манеры ценились в первую очередь. Мне захотелось сделать ей приятное. Это было чем-то вроде извинения за то, что вот такой я мерзавец-кровопийца, который вдобавок еще и с радостью обратил ее в вампира.