Научи меня летать

Часть II. Верность Глава XII

У опущенного подъёмного моста, изнемогая от зноя и духоты, суетились люди. Надани так и не смогла понять, что они делают, и миновала их, презрительно вздёрнув подбородок. Тадонг за её спиной раскланялся с летнями, не замечая насмешек в их взглядах, и торопливо догнал женщину.

Солнце понемногу клонилось к закату. Через всё небо протянулась длинная облачная полоса, светло-серая в лиловых разводах. Горизонт окрасился оранжевым, но над головой необычайно холодно сияла полуденная высь. Песок скрипел под ногами, ветер вздыхал, и мёртвая саванна откликалась тоскливыми звуками, пугавшими Надани до дрожи в коленях десяток лет назад.

Едва крепостные стены остались позади, как женщина заговорила низким голосом, неторопливо — подражая интонациям Танаты:

— Пять лет живём без него — заметь, спокойно живём — и ничего. Приезжает — ну и пусть приезжает, экая важность! В первый раз они так не бегали. «Отомстим!» — разве не было этих криков?

— Всё течёт, всё меняется, — осторожно заметил Тадонг.

— Брось ты, — поморщилась Надани. — На Орура смотреть смешно — из кожи вон лезет, лишь бы угодить. Как не презирать таких людей, двуличных и подлых? Что ж, пускай, пускай. А я унижаться не стану! Ничего-ничего, как приедет, так и уедет. Тихоня, можно и переждать.

Она ненадолго прикрыла глаза и помассировала виски. Летню стало её жаль.

— Не терзайте себя, госпожа Одезри, — забормотал он, пытаясь поймать взгляд женщины, и даже улыбнулся ей.

Мужеством и благородством своего поступка он упивался недолго. Надани смерила утешителя неприязненным взглядом.

— Я подожду здесь, — решила она. — А ты иди — позови Хина. Да побыстрее!

Нескладный подросток одиннадцати лет, чумазый и потный, равнодушно смотрел на мать. Его руки казались слишком длинными из-за худобы и висели бессильно. Впалые щёки и привычка волочить ноги не добавляли ему привлекательности.

— Ну? — грубо спросил он.

Женщина молча и привычно отвесила ему оплеуху. Хин бросил на неё ожесточённый взгляд.

— Думай, с кем и как говорить! — прикрикнула Надани. — Понабрался от своих дружков! И не смотри на меня так, слышишь? Я тебя вырастила, неблагодарный!

— Вот уж спасибо, — огрызнулся мальчишка.

Госпожа Одезри широко раскрыла рот, вглянула на летня.

— Тадонг, ты слышал? Нет, ты слышал, что сказал этот паршивец?!

— Если надо, могу повторить, — хамовато усмехнулся Хин. Получив ещё одну оплеуху, он лишь мотнул головой. — Бить меня будешь или выложишь, зачем звала?

Надани медленно сжала кулаки.

— Ты лучше прекращай всё это, — тихо посоветовала она.

— А то что? — мальчишка упрямо и недобро сощурился. — Замуруешь в комнате?

Женщину затрясло:

— Убирайся с глаз моих!

Надани помнила, как оттолкнула Тадонга, испуганно бормотавшего всякий вздор, как нашла силы выставить за дверь Гебье, пытавшегося помочь. Она рухнула в кресло, обращённое к окну, и долго сидела неподвижно, наблюдая за игрой пылинок в солнечном свете. Заглядывать в будущее было страшно, и она развлекала себя мечтою о том, что случится чудо: один миг застынет навечно, и никогда не приедет Келеф, и никогда не вернётся домой Хин, такой, каким он стал. Голоса внизу стихнут, и наступит, наконец, покой.

— Идут! — удалой крик дозорного разорвал течение её мыслей.

Госпожа Одезри вытянула шею и брезгливо поджала губы, наблюдая как воины спешно выскакивают из под навесов и поднимаются на стену. Она взглянула на запад, но различила лишь край неба, бледный, почти бесцветный и покачала головой.

Ждать пришлось долго. Надани считала секунды, пытаясь успокоиться, но волнение лишь нарастало. Женщина взвилась, точно распрямившаяся пружина, с досадой оттолкнула кресло и несколько раз прошлась взад-вперёд по ковру. Её пальцы бесцельно перебирали узелки на плетёном поясе.

В очередной раз выглянув наружу, она заметила среди белокурых голов рыжий отсвет. Тадонг не вышел бы во двор и под страхом смерти, значит, Хин и сыновья Танаты не утерпели и тоже явились поглазеть на правителя.

Облако пыли на западе всё разрасталось, теперь Надани видела его отчётливо.

— Он приехал не один? — спросила она сама у себя.

До сих пор ей и в голову не приходило, что Сил'ан может привести с собою людей из владения, которое женщина по-прежнему считала чужим: принадлежащим Парва-уану.

«Что это значит?» — дрожа от возмущения, думала она, глядя, как сотня пеших воинов стройными рядами пересекает мост.

Пыльные и усталые после долгой дороги, летни смотрели перед собою так спокойно и невозмутимо, будто выполняли священный долг. Острия их копий ярко сияли на Солнце. Вот они взметнулись вверх, приветствуя до боли знакомого женщине всадника в чёрном платье. Она ожидала, что люди закричат, но те по знаку уана лишь опустили оружие в безмолвном и оттого пугающем ритуале. Келеф легко соскользнул со спины динозавра — Надани успела забыть, сколь отточенны, изящны, очищены от всего лишнего движения этой ожившей статуи. Воины Парва-уана расступились слаженно и без спешки. Сил'ан окинул взглядом стражников крепости, изумлённых и немного встревоженных.

— Орур! — неожиданно громким и сильным, весёлым голосом позвал он.

Надани нахмурилась. Старейшина встряхнул головой и пошёл уану навстречу, улыбаясь, словно видел перед собою хорошего знакомого. Тише, а для женщины и вовсе неслышно, они заговорили о чём-то, та же пристально рассматривала чужое существо. Она замечала в нём перемены: в движениях рук, более свободных, чем раньше, в немигающем взгляде — Сил'ан не опускал ресницы, не наклонял голову, как бывало прежде, чтобы скрыть его. Местные перестали тревожиться, напротив, улыбались радостно. «Чему, глупцы? — хотела крикнуть им женщина. — Вас околдовала змея!»

— Передаю их тебе, — громко сказал Сил'ан на общем. Его ужасный акцент бесследно исчез.

— Так точно! — откликнулся летень.

Ничего не добавляя, Келеф развернулся и поплыл обратно к мосту.

Юнцы прошмыгнули мимо воинов, разбиравших завалы мусора во дворе, и бросились бежать со всех ног.

— Бездельники! — раздражённо крикнул им вслед Орур.

— Выродки самые настоящие, — тише, так что мальчишки его не услышали, согласился сторожевой.

Старейшина махнул рукой.

— Небеса с ними.

— Небеса — небесами, — рассудительно заметил стражник. — А коли правда слухи, что наш повелитель передаст власть этому рыжему беспутнику, едва тот возьмёт себе жену?

Орур нахмурился.

— Уан Кереф может прожить ещё сотни лет. Зачем ему преемник? Да и кто в своём уме так просто отдаст власть? Она стоила ему немало жизненных сил.

Сторожевой хмыкнул:

— Для чего же тогда приезжает уан Каогре? Нашему-то красавцу от его дочери толку мало, разве скушать за завтраком.

— Шуточки у тебя, — отозвался старейшина и довершил после недолгих раздумий. — Ничего, у нас нрав простой — тешиться Одезри будут недолго.

Отбежав от крепости на сорок велед и убедившись, что за ними никто не гонится, бездельники повернули налево и пошли шагом, довольно посмеиваясь.

— Куда им нас догнать! — ломающимся голосом восклицал Бер — меньший из сыновей Танаты, который всё же был на год старше Хина.

Даже он казался мальчишке мужественным и сильным, что уж говорить о двух других — четырнадцати и семнадцати лет. Якир, самый взрослый, был крепок не по годам и хорош собой. Хин ни разу не видел, чтобы он упражнялся с копьём, но, разинув рот, слушал рассказы молодого мужчины о подвигах и любовных похождениях.

— Уан такой высокий, — отдышавшись, выговорил Ито — второй из трёх братьев, всё мечтавший сравняться в росте со старшим.

— А ещё он с пятью сотнями одолел десять тысяч! — торопливо крикнул Бер.

— Уже десять? — мрачно переспросил Хин. — Недавно ты говорил семь.

— Он всё равно великий герой, хоть семь, хоть десять, — перебил средний брат. — Ты столько людей вообще в жизни не видел.

— Якир и то больший герой, — упрямо возразил юный Одезри.

— Правда? — удивился старший, подумал и расплылся в широкой улыбке.

— Дурак ты! — раздражённо набросился на мальчишку Ито.

— Сам дурак! — злобно огрызнулся тот. — И вообще, он ходит в женском платье.

Якир растащил драчунов и наградил среднего брата оплеухой. Тот обиженно засопел и недобро взглянул на Хина. Мальчишка презрительно хмыкнул.

— Да ты просто ненавидишь его, — заметил старший, опускаясь на песок.

Никакой цели у юнцов не было — они хотели только сбежать от нудной работы и указаний воинов, так что примеру Якира последовали и остальные. Только рыжий упрямец остался стоять.

— Это ты мне? — вызывающим тоном спросил он.

— Когда такой бешеный станет правителем, он нас всех перережет или перевешает, — шепнул старшему брату Ито.

Тот, недовольный, оттолкнул его от себя и лениво ответил Хину.

— Тебе. Что непонятного-то? Ненавидишь уана Керефа, говорю.

— Это что — твои проблемы? — угрюмо спросил рыжий, глядя на молодого мужчину исподлобья.

— Мне кажется, это твои проблемы, — зевнул Якир. — Ладно тебе, хочешь — так бесись, только ему-то что? А меня не пугай. Садись, успокойся.

Хин плотно сжал губы.

— Ты мне не указывай, — мрачно изрёк он.

— Да делай что хочешь, — отмахнулся летень. — Очень надо.

Мальчишка скрестил руки на груди и стал водить ногой по песку, заставляя его шуршать и неприятно скрипеть.

— Ещё и весёлый такой, — тихо сказал он. — И все его любят. Ну конечно…

— Хин, ты смотри: так и головой повредиться недолго, — чуть тревожно заметил Ито.

Рыжий упрямец ничего не ответил, погруженный в свои мысли. Якир осторожно тронул брата за плечо и тихо сказал:

— Об этом уже поздно беспокоиться.

— А ещё — он Бог! — невпопад выкрикнул Бер.

Старшие братья замерли, поглядывая на Хина. Тот медленно поднял голову и ответил ровно, но недобро:

— Никакой он не Бог, и не герой. И вообще — он просто обманщик.

Якир, вздохнув, поднялся на ноги:

— Боги — они обманщики и есть.

— Он не Бог, — с угрозой повторил мальчишка.

Старший брат вновь лениво зевнул.

— И в какую же тварь, земную или небесную, ты у матери такой уродился? — протянул он. — Ничего не знает, а упёрся рогом, хуже глухого — даже слушать не желает.

— Что тут слушать? — возмутился Хин.

Летни переглянулись.

— Ну, пойдём — сходим, — наконец, предложил Якир.

Остальные двое тотчас поднялись на ноги, взволнованные, но восторженные.

— Это куда ещё? — мрачно поинтересовался мальчишка.

— Куда надо, — отговорился летень. — Ну? Или струсил?

— С чего мне трусить? — усмехнулся Хин. — Пойдём! Только что бы вы ни доказывали, если он Бог, зачем ему это скрывать? Что толку от ваших тайных перешёптываний? Вот если бы он мог объявить о своём происхождении на всё Лето и подтвердить слова — не думаю, что ему пришлось бы геройствовать с пятью сотнями против скольки-то-там тысяч!

Мальчишка ожидал, что его речь вызовет у летней изумление и оторопь, но те лишь покачали головами и расхохотались, в этот раз даже не переглядываясь между собой.

— Ой, умник, — бормотал Якир, гогоча на всю саванну. — Ой, насмешил.

Хин закатил глаза и принялся нетерпеливо топать ногой.

— Он мог бы — объявить и доказать, — объяснил Ито, первым прекративший смеяться, — если бы сам знал кто он.

Мальчишка недоумённо поднял брови.

— А он не знает, — подхватил Якир. — И это нам подарок небес. Может, он последний из оставшихся древних Богов, или первый — если они решили вернуться?

— Бред, — отрезал Хин.

Ито лишь улыбнулся, не слушая его.

— Тебе нужны доказательства? — все трое летней посмотрели на мальчишку с превосходством. — Пойдём, и ты их увидишь.

В маленьком доме у реки пахло цветами и ароматной смолой. Солнечный свет пробивался сквозь резные ставни, рисуя причудливые, колеблющиеся узоры на стенах. Маг читал книгу у стола, но встал с места, едва открылась входная дверь.

— Милая… — он быстро умолк и опустился на одно колено.

— Я не вовремя? — негромко спросил Сил'ан, оставаясь стоять у порога.

Данастос поднялся.

— Что ты, Келеф, — возразил он с лёгкой удивлённой улыбкой. — Входи. Надо же. Я и не ожидал.

Уан неторопливо подплыл к столу, окинул взглядом голые стены; высокий табурет, грубо вырезанный из камня; десятки пузатых глиняных горшков, обвязанных сверху тканью и стоявших по углам; пучки душистых трав, свисавшие с потолка.

— Ты знаешь, зачем я здесь, — сказал он, наконец, вновь останавливая взгляд на человеке.

Тот поднял брови.

— А! Да, — улыбка не исчезла с его лица. — Оно где-то у берега, прячется. Или в лесу, но ночью точно пойдёт к реке — охотиться.

— Ты выгнал его?

— Выгнал, — весен улыбался всё так же спокойно. — Вазузу легче это не видеть. Она очень переживала, и даже сейчас хорошо бы не заговаривать при ней… сам понимаешь.

Сил'ан молча опустил глаза. Маг тихо рассмеялся, отошёл от стола, сел на табурет и предположил:

— Ты готовился к тяжёлому разговору?

— Я только что приехал.

Не обращая внимания на сухой тон собеседника, Данастос полюбопытствовал:

— Как Парва-уан?

— Покинул свой народ ради невидимого Солнца три года назад, — задумчиво ответил Келеф. — Или, как говорят местные, ушёл по дороге ветра.

— Три года назад? — изумлённо повторил весен. — А мы думали… Ясно.

— Он удивительно точно для человека предвидел время своего ухода.

Некоторое время они оба ничего не говорили, но тишина казалась магу неловкой.

— И теперь ты решил вернуться? — спросил он.

— Нет, — равнодушно откликнулось изящное существо. — Я думаю оставить Разьеру столицей объединённого владения, но говорить там с Каогре-уаном означает раскрыть ему тайну многих укреплений.

Весен хмыкнулл.

— Значит, в крепость ты приехал ненадолго?

— Так будет лучше.

— А лятхи?

— Остались в Разьере.

Маг вздохнул и хлопнул ладонью по колену.

— Ты так стоишь, будто всё выбираешь: уйти или остаться, — бодро заметил он, пытаясь вернуть разговору привычную лёгкость. — Торопишься куда-то?

— Нет, — ответил уан, откинул голову и посмотрел в потолок. — И всё-таки мне не стоит задерживаться.

— Отчего же? — улыбнулся весен.

Келеф загадочно прищурил глаза, подплыл к нему, остановился за спиной. Человек расслышал шёпот на незнакомом языке, похожий на шум прибоя. Длинные цепкие пальцы исполнили на спине мага несколько тактов из какого-то виртуозного произведения. Данастос попытался обернуться, и тотчас прохладная кожа перчаток легко коснулась его горла. Он вздрогнул и замер.

Сил'ан долго молчал. Тревога постепенно стихла, напряжённость ушла. Маг расслабился, прислушавшись к спокойному безмолвию тёплого уютного дома. Чужие пальцы тоже успокоились и змеями скользнули весену на плечи; они лишь изредка шевелились, словно жили собственной жизнью.

Дитя Океана и Лун негромко и напевно заговорило на общем:

«Ибо я не надеюсь вернуться опять

Ибо я не надеюсь

Ибо я не надеюсь вернуться

Дарованьем и жаром чужим не согреюсь

И к высотам стремлюсь не стремиться в бессилье

Ибо крылья мои не сподобятся боле

В небо взвиться, как птичьи

В небо дряхлое, маленькое и сухое

Много меньше и суше, чем дряхлая воля

Научи нас вниманью и безразличью

Научи нас покою.

Хоть я не надеюсь вернуться опять

Хоть я не надеюсь

Хоть я не надеюсь вернуться

…хоть я ничего не хочу от бессилья

Но в широком окне от скалистого берега

В море летят паруса, в море летят

Распрямлённые крылья

И сердце из глуби былого нетерпеливо

Рвётся к былой сирени, к былым голосам прилива

И расслабленный дух распаляется в споре

За надломленный лютик и запах былого моря

И требует повторенья

Пенья жаворонка и полёта зуйка

И ослепший глаз создаёт

Чьи-то черты под слоновой костью ворот

И вновь на губах остаётся солёный привкус песка

Это место, где сходятся три виденья

Меж голубеющих скал[13]».

Данастос решительно качнул головой и хотел о чём-то спросить, взволнованный, но Сил'ан его опередил.

— Парва знал так много стихов, что напоминал мне этим существо моего народа, — рассказал он негромко, переходя на морит, — и особенно любил читать такие строки. Я здесь не все слова понимаю. (Пауза.) Рядом с ним было проще, потом два года не так уж плохо, но теперь совсем легко сойти с ума.

Маг молчал. Келеф обнял его за шею и наклонился, заглядывая в лицо.

— Как вы назвали ваше чудовище?

— Прексиан.

— Я сам отвезу его в кёкьё и останусь там так долго, как только смогу. Ты ведь поможешь Оруру обойтись без меня?

— Конечно, — Данастос улыбнулся. — Можешь не сомневаться: сумасшедший правитель нам не нужен.

— Да, — тихо выдохнул Сил'ан и гибко выпрямился. — Неоконченных дел я вам не оставлю…

Он не договорил — дверь во вторую комнату отворилась; юная девушка, показавшаяся уану смутно знакомой, остановилась, комкая в руках лист пергамента. Она удивлённо уставилась на мага, потом на самого Келефа.

— Повелитель, — спокойно проговорил Данастос на общем, — это моя приёмная дочь, Вирра.

Летни, опомнившись, спешно опустилась на одно колено и низко склонила голову.

— Возвращайся в комнату, — распорядился маг. — Я позже проверю, как ты справилась с заданием.

Девушка быстро вышла и плотно затворила дверь.

— Орур пару раз приглашал Вазузу лечить старика, давно выжившего из ума, — заговорил на морите весен. — О нём заботились две девочки, сиротки. Старик умер вскоре после твоего отъезда, и я предложил взять их к себе — не без умысла, конечно. Хотя Вазузу и не рыдала, и не рвала волосы, я понимал, что ей не так просто забыть о своём ребёнке. А когда этот зверёныш набросился на Вельрику, я и вышвырнул его вон.

Сил'ан медленно разжал руки.

— Вирра очень способная, — продолжил маг, — и будет учиться в Весне…

— Поговорим об этом позже, — прервал его Келеф и поплыл к выходу из дома. — Я пришлю за тобой завтра, как только приедет Каогре-уан.

Обдирая кожу до крови трое братьев, один за другим, полезли в заросли колючих кустов. Хин нахмурился, но отказываться было поздно, и, закрыв лицо руками, он пошёл следом, впервые радуясь про себя прочности вычурной ткани своего помпезного наряда. Кусты основательно потрепали костюм, клочья ваты торчали из прорех в вамсе, витали в воздухе, болтались среди чёрного клубка ветвей.

— Ну и зачем… — раздражённо заговорил мальчишка.

Якир отступил в сторону, и Хин запнулся. Окружённая молчаливой злобой кустов, до половины занесённая песком, на четвёрку притихших юнцов смотрела чёрная статуя, покрытая тонким чеканным орнаментом. Изумительно прекрасное, правдивое в своей жизненности, гибкое тело завивалось спиралью. Голова длинным цилиндром выдавалась вперёд, и всё же у неё было лицо: изящного овала, классических черт с особенным выражением затаённой усмешки. Уголки губ украшали насечки в форме листьев.

Нечеловечески прямая осанка, изумительно тонкие сильные кисти пропорционально-стройной фигуры. Тяжёлые браслеты на них — словно оковы, и кольца на длинных подвижных пальцах. Казалось, в металле заточён ритм, заострённо передающий характер: за спокойствием совершенных черт крылся устрашающий гнев.

Хин узнал мягкую гибкость движений статуи и пленительный порыв, облечённый в форму заученных, почти ритуальных жестов. Глубоко высверленные зрачки глаз смотрели на него, и в голове мальчишки бился, становясь всё громче, высокий, пронзительный крик.

— Пойдёмте отсюда, — ёжась под пристальным взглядом пустоты, робко предложил Ито.

Якир медленно и низко поклонился древнему божеству. Кусты затрещали — братья с силой ломились сквозь них, торопясь убраться подальше. Хин шёл за ними, слушая только, как в треске стихает, отдаляясь, незнакомый, им же придуманный голос.

По дороге обратно к крепости сыновья Танаты развеселились: пугали младшего историями ужасов, случившихся с теми, кого ночь застала в пути, а сами знай себе хохотали. Бер смеялся вместе с ними, а всё же то и дело украдкой поглядывал на заходящее Солнце. Старшие братья всё замечали, но не подавали виду.

— И пригласили его нежданные попутчики отужинать с ними, даром, что Луны уже взойдут в небесах скоро — не поздно, дескать, — припомнил очередную байку Якир.

— И он пошёл? — мальчуган с таким волнением заглядывал старшему в рот, точно ночные чудища могли в любой миг выскочить оттуда.

Хин плёлся позади, криво улыбаясь, и чувствовал себя совершенно лишним.

— А то как же! — подхватил Ито. — Подумай сам: темно, страшно… Ууу, жуть! Не уйдёшь же от людей?

— Не уйдёшь, — быстро согласился Бер.

— И тогда, — громким и зловещим низким голосом продолжил Якир, — показалось вдруг селение, о каком путник и не знал. Люди же без страха пошли туда, ну и он за ними следом. Входят, значит. А в селении — не то праздник, не то ожидают кого: костры горят ярко, в чанах суп варится, да так много — войско накормить можно тысячное!

Младший прижался ближе к среднему, старший тряхнул волосами, усмехнулся и вновь заговорил:

— Спрашивает тогда путник у людей: каких же гостей ожидаете вы? А они ему отвечают: всяких привечать рады, спасать от ночной нежити. Он — им: так ведь не слыхал я о вашей деревне прежде. Но его уж подхватили под руки и ведут к одному из домов, приговаривают: и воды натопили, умойся гость дорогой, выкупайся, а одёжку свою отдавай нам — мы тебе новую дадим, вдвое богаче.

— И пошёл? — ахнул Бер.

— Пошёл, — зловеще ухмыльнулся молодой мужчина. — И разложили в той деревне ещё один костёр, а на нём котёл. Помешивают, прихлёбывают, улыбаются. Гостя дорогого, — говорят, — готовим. Незваный он, званого дороже, тем что соли в него надо больше класть, иначе пресно выйдет. Ну да мы не пожалеем.

Младший из летней испуганно вцепился в среднего, а тот переглянулся со старшим, и оба вновь захохотали. Хин обхватил себя за плечи и сгорбился.

— Облачный вечер, юный герой, — неожиданно сказал ему голос позади, такой же равнодушный, как остывшее Солнце.

Мальчишка не ответил. Чёрная фигура проплыла мимо, обгоняя гогочущих юнцов.

— Юный герой? — переспросил Якир, сделав паузу между громкими «ы», напоминавшими стоны харнаптов,[14] оставшихся без пары.

Ито захрюкал, даже Бер прыснул со смеху. Хин зло посмотрел в спину Сил'ан и громко расхохотался, вторя летням.

Орур беседовал с миловидной весёлой кухаркой, сменившей в крепости прежнюю, храпевшую как великан. Девица, улыбаясь, перебирала подол, кокетливо поводила плечами и жарко краснела в ответ на незамысловатые комплименты. Мужчина приобнял её за талию и собирался уже отвести в пристройку, как к нему подбежал младший из стражников.

— Уан вернулся, — доложил он.

Старейшина погладил девушку по бедру, затем убрал руку и вслед за стражником направился к мосту. Выщербленная дорога, ведшая ко входу в крепость, показалась летню непривычно широкой, в то же время двор, очищенный от мусора, выглядел убого и пусто. Было похоже, что Келеф тоже это заметил: он внимательно рассматривал землю, размышляя о чём-то.

Стражник, неуверенно оглядываясь, поднялся на стену. Старейшина остановился в двух шагах от Сил'ан, не желая мешать. Немигающие яркие глаза тотчас уставились на человека с безмолвным вопросом, и Орур поклонился:

— Мой повелитель, есть вести из деревни Ихайя на границе с кольцом Рек. Вы просили докладывать немедленно.

— Да, говори, — с интересом откликнулось высокое существо.

— Старейшина непреклонен, но населению давно опостылела эта вражда. Они прислали гонца, — с довольным видом сообщиил летень.

— Сообразили, наконец, что остались одни, — прокомментировал уан.

— Не прошло и века, — согласился Орур. — Так вот: они меж собою решили сбросить Чиссака, но опасаются, что вам придётся не по вкусу их самоуправство.

— А, — протянул Келеф. — Я и не ждал, что они решатся действовать от своего имени. Лично беседовать с гонцом я не стану, чай не уан — много чести. Передай им, что открытого приказа не будет, только молчаливое согласие. Разберутся сами — я сделаю вид, что ничего не заметил. Начнётся мятеж — пусть пеняют на себя. Деревни, восстановленные на пепелищах, стали мне надёжной опорой.

— Последнее тоже передавать? — уточнил старейшина.

— Да, — Сил'ан улыбчиво прищурился, а потом добавил беззаботно: — Сколь недальновиден оказался Чиссак, а ведь я не так давно научился выговаривать его имя. И, выходит, напрасно.

Летень, щурясь, пригляделся к идеальному белому лицу.

— Можно рекомендовать им избрать теперь кого-нибудь с именем попроще, — пошутил он.

Чужое существо усмехнулось.

— Лучше с живым умом и чувством меры, а то память моя и без того превращается в склад ненужных созвучий.

Взрыв хохота и громкая перебранка меж сторожевым и наглыми юнцами отвлекли внимание Орура от разговора. Летень нахмурился.

— Вернулись, — пробормотал он.

Сил'ан развернул голову к воротам так, как человек мог бы, лишь сломав себе шею.

— Они живут в крепости? — ровным тоном спросил он у старейшины.

— Да, — летень скривился про себя, но всё же выговорил. — Я могу попытаться их унять.

— Не нужно, — спокойно ответил правитель и поплыл к навесам.

Дверь в кабинет неожиданно распахнулась. Надани выронила из рук перо, которое вертела в пальцах, но даже не подумала подняться из кресла.

— Убирайтесь вон! — голосом, предвещавшим бурю, отчётливо выговорила она.

Высокая чёрная фигура медленно вплыла в кабинет, остановилась перед письменным столом, улыбаясь.

— Вечер облачный, госпожа Одезри, — вежливо приветствовала она, глядя женщине в глаза. — Позаботьтесь, чтобы госпожа Таната и её многочисленная семья покинули крепость до того, как зажгётся первая звезда. С восходом Лирии я жду вас у себя.

Не дожидаясь ответа, уан направился к выходу. Надани со скрежетом отодвинула кресло, поднялась, тяжело дыша от возмущения.

— Я не служанка, чтобы мною распоряжаться! — крикнула она.

Сил'ан, не оборачиваясь, выплыл в коридор. Женщина бросилась за ним, но копья стражников со стуком сомкнулись перед ней, не выпуская из кабинета. Потрясённая, госпожа Одезри сделала шаг назад, обвела летней ищущим взглядом — в их лицах не было и тени сочувствия. Тогда, задрожав от вдруг нахлынувшего страха, она заглянула за их спины — там, в коридоре спокойно стоял Келеф. Равнодушные оранжевые глаза чуть заметно светились в сером вечернем полумраке.

— Я буду разочарован, если вы не придёте, — сказал уан.

Под тихий шелест шлейфа он уплыл прочь, и стражник, стоявший слева, закрыл дверь.