Наследница богов

Глава пятая, в которой случилась охота магрока в Таинственном Лесу

Запах пряных трав пьянил и бодрил одновременно. Порой теплый ветерок доносил до них островатый привкус, напоминающий смесь душистого перца и мяты, а несколько шагов спустя путники окунались в медово-приторные ароматы, наполнявшие головы сладкими мыслями, а тело энергией. Но вот тропинка сворачивала направо или налево — и горькие травы пробуждали аппетит, торопя их поскорее найти удобное место для отдыха и ночлега. Преследования здесь оканчивались. А уж маги в Таинственный лес вовсе никогда не совали носа.

У магов был свой резон не ходить в Лес. У Леса оказалась своя собственная магия, противостоящая их надуманным волшебствам. А плюс на плюс, как известно, дает минус. Стало быть, магия и магия дает невероятный результат, совершенно непредсказуемый, которого маги ожидать никак не могли. К примеру, вызываешь ты на врага бурю, а тебя самого смывает целевым ливневым потоком. Или перемещаешься к дому через многократно используемый, опробованный портал, а оказываешься в дупле разъяренного дерева, полного мелких птичек и больно щиплющихся белочек, связанный ветками по рукам и ногам. Одного из старых магов, рассказывали, нашли растерзанным, со словно изъеденной плотью, огромными кровоточащими ранами. Он лежал на дороге и стонал, глотая пыль. Старик долго мучился и никак не мог умереть — то ли прирожденная гордыня магов не давала уйти из мира, то ли лесная магия продолжала мучить его, уже выпустив из своих цепких объятий. Про него после кончины сказали, будто он был особенно гнусен в своих желаниях: то зашлет голема унести из огров девочку посимпатичнее, поиграется с ней да скормит своим домашним псам, то велит прислуге специальным образом приготовить сердце огрского младенца. Окрестные жители думали, будто Лес таким образом боролся со злом. Подобные события случались не раз, и потому маги эти места обходили стороной.

Да и не только маги. Странный Лес рождал странные слухи. Будто заблудившиеся в лесу подгулявшие огры пропали там, и объявились на ближайшей к лесу дороге только через неделю, обросшие бородами, как гномы, испуганные и бледные, словно эльфийские женщины. И ни слова о том, что же случилось с ними, не сказали. Говорили еще, будто те, кто живет недалеко от леса, слышат по ночам жуткий вой, остужающий душу, и от звуков этих невозможно уснуть даже тем, кто привык ко всему.

Однако к тем, кто жил ближе к природе, Лес иногда благоволил.

Пойдя еще несколько поворотов, Бороман, покаянно приложив руку к сердцу, заявил, что они заплутали. И немудрено — он там ни разу не бывал. Но почти сразу после его сообщения тропинка, словно ковровая дорожка, вывела их прямо к широкому ручью, у которого, словно нарочно для них поставлены были два аккуратно срезанных пенька, вдоль них лежало поваленное бревно — прямо хоть сейчас садись и ужинай. Но есть было нечего, и они решили хотя бы набрать воды в Бороманов котелок, что тот носил всегда с собой в заплечном мирке, как ложку или хлеб.

Гном, как истинный скаут с боевым прошлым, за несколько минут успел собрать достаточно упавших облиственных, но сухих веток для сборки просторного шалаша и развел небольшой костерок из сушняка, усыпавшего окрестности. Сладко благоухающие травы с синими головками решено было заварить как чай, и Светлана пошла к ручью за водой.

Стемнело, от ручья тянуло свежестью, по поверхности воды протянулось легкое марево — пошел туман, лунная дорожка высветила весь источник, превратив его в медлительный ртутный поток. Завороженная невиданным зрелищем, Светлана несколько секунд молча стояла, впитывая красоту чужого мира и вслушиваясь в незнакомые звуки.

Вам когда-нибудь доводилось оставаться наедине с незнакомым безлюдным местом? Тревожное чувство — никогда не знаешь, кто или что явится и предъявит совершенно неизвестные права не знамо на что. И ведь ответить будет нечего: как говорится, со своим уставом в чужой монастырь не ходи. А в совершенно чужом лесу оставались? Да не с компанией, а в одиночку или, в лучшем случае, вдвоем! Не каждый сорвиголова согласится на такой необдуманный поступок. Для здравомыслящего человека в этом поступке достаточно адреналина, чтобы общение запомнилось надолго, если не навсегда. Правда, существует особая категория людей, после такой встречи остающихся лесозависимыми — это туристы. Только они могут безмятежно, ни о чем не беспокоясь, продолжать сидеть у костра, когда вокруг звучат непонятные шорохи и явно прослеживаются агрессивные, охотничьи порыкивания зверей и крики затравленной дичи. Да, они неадекватны. Возможно, поэтому разумные хищники и не рассматривают их в качестве добычи. Правда, бывали отдельные случаи…

Примерно такая ассоциация возникла у Светки, когда позади, совсем рядом с ней, прошелестело нечто крупное, и она на мгновенье замерла, стараясь выглядеть как можно независимее. Дескать, мол, царь природы здесь, а тебе чего надо-то?

После нескольких секунд мучительного выжидания, когда сердце колотилось где-то в подложечной области, а ноги и руки стали несколько ватными от напряжения, девушка все же медленно оглянулась и при свете переносной банки со светляками (почему у них не делают фонариков? Это же так просто!) увидела на песке свежие следы когтистых лап. Песчинки еще даже не рассыпались, и можно было рассмотреть отпечаток каждого коготка. Лапы были разных размеров — большие, похожие на львиные, и маленькие, вполовину уменьшенная копия больших. В прибрежных кустах вновь раздался легкий шелест и тихое приглушенное урчанье, словно в голодном желудке.

Внезапно Бороман оказался рядом со Светланой и приложил палец к губам: «Тшшш!.. Магрок вышел на охоту. Похоже, мы своими блужданиями подняли его с логова. А у них сейчас потомство вывелось — вот-вот будут учить охотиться. — Похоже, так оно и есть, подумала Светлана, поглядывая на мелкие следочки когтистых лапок. Бороман проследил направление ее взгляда, — и глаза его округлились — Кажется, мы стали дичью! От этого хищника не спастись — в голодное время один магрок в лесу живет сытно — он всегда находит добычу и прекрасно справляется с ней. Почему? Потому что он — умная дикая кошка! Умеет выслеживать, терпеливо выжидать и нападать. И охотится он в прыжке, впиваясь жертве в шею».

Светка слушала Боромана и удивлялась внезапной вспышке малодушия доблестного гнома. Одновременно ее ухо уловило отдаленные шипящие то ли взлаивания, то ли порыкивания близкого зверя. «Это он?» — спросила она, и, получив утвердительный кивок, напрягла голосовые связки и сначала тихо-тихо, пробуя голос, потом погромче мяукнула и прошипела — так же, как и предполагаемый магрок. Лес замер, на долю секунды погрузившись в молчаливое осмысление ее поступка, а потом…

— Щенок магрока! — с ужасом глядя на девушку, прошептал гном. К ним со всех ног, взбивая береговой песок длинным рыже-коричневым в черных пятнах хвостом, летел крупный котенок, упитанный и зеленоглазый, с высокими беличьими ушками, украшенными кисточками. Он произнес что-то на своем кошачьем языке, полушипя-полумяукая, Светка ответила ему тем же. И тогда из-за кустов, все еще крадучись и слегка припадая к земле, вышла серовато-рыжая мамаша в пятнах болотного цвета по всей спине. Она насторожено вглядывалась пронзительным взглядом в незнакомку и тихо шипела. Светка, помолчав, произвела тот же звук. Котенок словно ненароком прошелся у ее ног и потерся о штанину, оставляя свой запах. Мать позвала его, остановившись на некотором расстоянии, он нехотя развернулся и ушел за ней в чащу, оглянувшись и сделав попытку вернуться — мать схватила его за холку и слегка тряхнула.

— Ничего особенного, — попыталась успокоить Светка Боромана. — У меня всегда были кошки, и я прекрасно научилась их понимать. Ну… не так уж и прекрасно, однако основные инстинкты отличить могу. Так я им сейчас пояснила, что мы — хозяева на этой территории (от нас же повсюду, как ты говоришь, пахнет дымом, а они это чуют), к тому же равные им по силе и ловкости. В общем, предупредила, что связываться с нами смысла нет. Кажется, они поняли.

— Ты ненормальная! — с каким-то священным страхом глядя на нее, прошептал гном. — Люди так не делают. По крайней мере, наши люди, здешние. А у вас они, я заметил, еще наглее и трусливее.

По ручью поплыл синеватый туман, приближаясь к ним. В его колеблющемся мареве трудно стало различать предметы, вся растительность словно в испуге зашелестела и замерла. А по воде вышла из тумана фигура старца в белом, источавшая теплый и ласковый, словно солнечный свет и тепло (в туманной сырости-то! Загадки местной природы, — с иронией подумала Светка). Бороман словно окаменел, глядя на незнакомца, Светка приветственно помахала рукой и улыбнулась.

— Она — нормальнее многих, кого ты знал и еще узнаешь в своей жизни, — тихо и проникновенно произнес старец, глядя в глаза Бороману, которому показалось, будто его просвечивают насквозь. «Наверное, если добавить побольше страха неизвестности к посещению врача, проводящего ультразвуковое исследование, получится очень похоже», — резюмировала Светка и хихикнула про себя, едва сдержав улыбку. — Она многое умеет, чего ты не только никогда не узнаешь, но и не смоешь постичь истоков этих знаний, — продолжала местная вариация деда мороза. — Но ты нужен ей. Ей предстоит тяжелый путь, чтобы исполнить миссию и спасти миры от гниения и разрушения. Вам обоим нужно многое испытать, чтобы она смогла добраться до Города Владык, чтоб обрести там истинную силу и восстановить равновесие. Дорога сама покажет себя. Помогай же ей в простых бытовых делах! — Договорив фразу, очаровательный дедушка по-доброму улыбнулся Светлане, приоткрыв — гордость стоматолога — идеально ровные белые зубы, и исчез вместе со своим смогом.

Наверное такой же эффект производит на истинно верующих явление святого. Гном долго не мог прийти в себя, а потом, хлопнув себя ладонью по лбу, задумчиво проговорил: «Это великая миссия! Святая Плоть! Я никогда даже предположить не мог…» — и надолго замолчал. Молча вскипятил чай и подал Светлане с куском ароматного хлеба, что всегда оказывался под рукой, молча настелил в импровизированной палатке лапника, делая ложе помягче, жестом пригласил ее спать, а сам уселся у входа сторожить ее сон, и лишь головой покачал отрицательно на ее предложение сменить его к утру — возложенная на него задача совершенно затмила для него все разумные доводы.

— Ну-ну, — буркнула Светка, сворачиваясь калачиком на ветках (надо признать, и впрямь оказалось не так уж жестко, как ей думалось!) — Завтра я на тебя посмотрю, опухшего от бессонницы…

Она уже не видела, какими мечтательно-обожающими глазами посмотрел на нее Бороман, не слышала его вопроса («Послушай, а ты не замечаешь, что ведешь себя в чужом мире, как хозяйка, а он, весь мир, слушается тебя?») почти сразу провалилась в сон…

… И мгновенно оказалась на узенькой незнакомой и совершенно безлюдной улочке.

Между прочим, все улицы мира в принципе очень схожи между собой. И если вы предположим, оказались в незнакомом городе и попали на неизвестную улицу, напомнившую расположением домов или архитектурой другую, очень знакомую, в родной, исхоженной вдоль и поперек местности, то будьте готовы к тому, что и магазинчики и здешний рынок или ремонтные мастерские также окажутся в тех же местах, что и там, только чуть ближе или дальше на пару сотен метров или домов — людские запросы везде одинаковы, и даже самые нерадивые проектировщики и строители все же должны учитывать элементарные потребности будущих жителей.

Здесь все выглядело так же, как на улице ее детства: маленькие двух- и одноэтажные домики с аккуратными крошечными балкончиками, огражденными по периметру кованными фигурками тонкой обработки.

Стояла тишина. Смеркалось. Только где-то вдали торопливо шаркали шаги запоздалого прохожего. Светлана пошла ему навстречу — из простого любопытства, чтобы посмотреть на него и, может быть, спросить, что это за местность.

Впереди мелькнула приземистая фигура широкоплечего человека и серая тень смутных очертаний — она только подлетела к прохожему — и тот упал.

На балкон вышла женщина, потрогала висящее на протянутых под крышей веревках сохнущее белье, вскользь глянула вниз и увидела обездвиженное тело прохожего. Свесившись через перила, крикнула что-то игривое, вслушалась в вечерние звуки, умиротворенно улыбаясь. Не получив ответа, закричала испуганно и выбежала на улицу, Она не успела приблизиться к лежащему — на пути ее возникла тень, и женщина издала сдавленный всхлип, кулем рухнув наземь. Старушки, сидевшие на лавочке, по обычаю существующих во всех мирах для старушек, дружно привстали посмотреть, что случилось, Тень материализовалась рядом, и любопытные навсегда утратили интерес ко всему.

Куривший на балконе хоббит свалился вниз, извергая последние в своей реальности клубы дыма.

Серая тень металась повсюду, отыскивая новые жертвы. Люди не успевали вскрикнуть, падая мертвыми.

Светка сонными глазами смотрела на эту истерию смерти и внезапно ей пришло в голову, как одинока, должно быть, эта Тень, и как жаль, что никтошеньки ее не хочет понять.

Так бывает, когда истинно верующий, впав в фанатический экстаз, начинает жалеть падшего ангела, переживая об его одиночестве, со слезами на глазах глядя на картину Врубеля «Сидящий Демон» и думая, мол, если б с ним кто-нибудь вовремя заговорил, дал понять, что он не одинок в своем падении, и вполне еще сможет подняться на те высоты, откуда был некогда свергнут… Мол, вечное одиночество и непонимание даже в блеске красоты, богатства и всемогущества — страшнейшая плата за грех, пусть и самый богопротивнейший в истории человечества. Вот, думает такой жалельщик, если б у него появился настоящий друг, то все пошло бы совершенно иначе! Проливая слезы жалости, как-то совершенно забывается о нечеловеческой, необъяснимой природе и самого демона, и о возможном искушении, грядущем через невесть откуда взявшуюся жалость.

А он, искуситель, стоит рядом, невидимый и удовлетворенный результатами проведенного и вновь удавшегося испытания, потирает руки и ухмыляется: ну что, дружок, и ты мой!

Откуда навалилась жалость — непонятно, но именно Тень в этот момент вызывала у Светки настоящую симпатию, она, а не те, кто умер только что у ее на глазах. «Ну конечно, — думалось ей между тем, — всем хорошо, кто не приносит никому вреда по чужому замыслу. А она — она же создана, чтобы убивать! И добросовестно исполняет свою функцию. А вместо похвалы слышит лишь проклятья, стоны и крики ужаса. Это по меньшей мере нечестно! Она не понимает, за что ей такое небреженье, и озлобляется все больше и больше. Ей даже некому объяснить, как нужно поступать, чтобы всем стало лучше», — мелькнула совершенно уж детская и нелепая мысль.

И тут Тень, словно почувствовав дружелюбие, вдруг замерла и стала неуверенно и медленно, почти ползком, приближаться к Светлане. Светка робко улыбнулась ей, изо всех сил тужась вложить в мимику побольше радушия и благостности. Получалось с трудом. «Надо, — подбодрила она себя. — Если не получится, то все пропало!» Тень двигалась растерянно и словно кралась, приблизившись на расстояние вытянутой руки. Стали видны очертания ее безносого лица: два огромных и жутких идеально черных глаза без ресниц и провал рта, неумело пытающийся отобразить улыбку смотрели на нее.

— Послушай, мне жаль тебя! — глухим, незнакомым голосом пробормотала Светка. От наплывшего ужаса ноги стали ватными и плохо слушались, она едва стояла. Колени предательски подогнулись осторожно протягивая руку в сторону Тени. — И я очень-очень хочу тебе помочь! — Внезапно Тень конвульсивно сжалась и ее черты подернулись дымкой. В этот момент Светка стала задыхаться, у нее появилось ощущение, словно все тело ее изнутри пронзают насквозь раскаленными иглами. Внутренности наполнились острой кинжальной болью, выплеснувшейся наружу. Она, почти теряя сознание, прошептала: «Не надо… Так…» Боли во сне не бывает! Или это опять не сон? Она ощущала все клеточки своего тела, наполненные страданием и страхом, хотела протянуть руку, но та и не думала подниматься, скованная параличом. Надо сказать… Убедить…

— Так… ты навсегда обречешь себя на одиночество… Остановись. — Сквозь полуприкрытые веки она заметила, как Тень замерла, словно вслушиваясь в обращенную к ней речь.

Иголки потеряли остроту и жар. Боль выветрилась из организма, растворилась в окружающем пространстве, Светка облегченно вздохнула, и потянулась, расправляя затекшие мышцы. Тень настороженным часовым замерла рядом.

— Это же Серый Ужас, — прозвучал едва слышный шепоток у нее за спиной. Светлана оглянулась — подросток-хоббит стоял рядом и изумленно смотрел на нее. — Почему вы еще не умерли? Он же парализовал вас, я видел! Не понимаю почему, но вы… все еще живы… — Он был испуган до того состояния полного пофигизма, когда все уже безразлично — кроме любопытства. — Вы — не человек?

— Я? — слова давались ей с большим трудом. Болело все тело, и больно было двигать даже языком. В этот момент она поняла ощущения тяжело больных, страдающих долго и выболевшихся до полного истощения, когда уж и говорить невозможно, но кроме тебя этого не сделает никто. Надо. — Я добрая глупая фея. Я пришла к вам издалека и буду творить добро.

— Ага! Я знал! — прокричал мальчишка и взвыл, упав на колени и схватившись за голову — серая Тень метнулась к нему.

— Нет! — Светка рванулась к подростку, протянула руки к Тени: Не надо — так! Ты запрограммирована сеять смерть и ужас. Но сейчас ты вольна творить зло только обидчикам. Он не хотел тебе зла! Не надо больше смерти! — Тень смотрела на Светку расширившимися провалами глаз. — Ты можешь стать другом, а не врагом! В мире есть очень много интересного, что ты можешь делать для собственного любопытства. Например, посмотреть другие народы, узнать иные миры. Путешествовать! И творить добро, чтобы местные жители тебя вспоминали добрым словом и потом снова и снова ждали в гости. Можно дружить с людьми… Ну там, хоббитами или гномами… Они добрые. Только попытайся понять их. — Тень отступила, а хоббит, оторвав руки от вихров, со священным ужасом взирал на свою спасительницу.

«Я… хочу… дружить… с тобой», — прошелестели в Светкином сознании слова без интонации, и она проснулась.