— «Я прекрасно понимаю, что ожидание — занятие утомительное и что лабиринты придворного этикета могут смутить того, кто привык к жизни простой и непосредственной. Но, Бриджит, я умоляю тебя сохранять терпение», — вслух прочитала леди Гали, высокая и костлявая служанка, одна из трех, приставленных к Бриджит. Она укладывала свои рыжие волосы в высокую прическу, отчего ее фигура казалась еще более долговязой, а лицо приобретало странную клиновидную форму.
— «Отдыхай, набирайся сил. Я вернусь, как только смогу». Подписано просто «Вэлин». — Леди Гали с удовлетворением провозгласила эту пикантную подробность, на что две другие дамы отозвались тихим хихиканьем.
Бриджит вздохнула и разгладила складки на новом платье. Это было тяжелое, расшитое кружевами серое одеяние, с огромными рукавами, которые можно было завязывать узлом, и верхней юбкой темно-бордового, почти черного цвета. Проведя целый день в роскошной кровати, Бриджит набралась сил и поняла, что ей невыносимо скучно. Апартаменты, куда ее поместили, поражали своим великолепием, но в них абсолютно нечего было делать. После того как Бриджит узнала историю бракосочетания Тована, изображенную на потолке, имена и легенды богов, чьи мраморные изваяния стояли в нишах на позолоченных пьедесталах, выяснила, что оштукатуренные стены и пушистые ковры на полу — это новейшие усовершенствования, и раньше на их месте был голый унылый камень, а также не проявила интереса к вышиванию, ей уже ничего не оставалось, кроме как сидеть и ждать очередного послания от Вэлина.
С одним из таких писем слуга вручил Бриджит серебряную брошку в виде скачущей лошади с топазами вместо глаз и туловищем из граната. В письме сообщалось, что лорд-чародей Калами преподносит Бриджит Ледерли этот дар в знак своего расположения и что лорд-чародей был бы счастлив, если бы она носила его подарок возле сердца.
Дамы так дружно захихикали, когда Бриджит получила это подношение, что ее так и подмывало обернуться и посоветовать им вести себя соответственно своему возрасту и положению. Однако она сдержалась и молча прикрепила брошь к левому плечу.
Сейчас Бриджит стояла возле инкрустированного золотом стола, задумчиво барабаня по нему пальцами, и рассматривала гобеленовую портьеру, что закрывала проход на балкон. На улице, наверное, холодно… Может, попросить какое-нибудь пальто и выйти прогуляться? Недалеко, только по двору. Перемена обстановки была бы ей сейчас только на пользу…
Если встать на цыпочки, то из маленького окошка с толстым стеклом можно увидеть, как мелькают на улице кавалеры и дамы в меховых одеяниях, как то и дело въезжают во двор запряженные лошадьми сани. Вот только поза, в которой стояла Бриджит, была ужасно неудобной. А когда немеют пальцы на ногах, даже золоченые и серебряные санки не пленяют воображения.
— Не желает ли госпожа написать ответ? — напомнила Ричика, самая молоденькая, тоненькая и, пожалуй, самая сообразительная из камеристок Бриджит. В отличие от двух других дам, щеголявших платьями ярких расцветок, обильно расшитых безвкусными кружевами, одета Ричика была совсем просто: платье теплого шоколадного оттенка с черным лифом, белыми рукавами и отделкой из белого кружева. При взгляде на нее чувствовалось, что все ее предки до седьмого колена выросли при дворе. И действительно, оказалось, что бабушка Ричики когда-то прислуживала императрице Ксении — матери Медеан.
«Надо будет с ней поговорить, — подумала Бриджит, — может, она сможетрассказать что-нибудь полезное».
— Ответ?.. Да-да, разумеется. — Бриджит обернулась к леди Гали, которая уже давно ожидала ее приказов, все выше задирая подбородок в молчаливом негодовании от такого беспардонного пренебрежения ее особой.
Леди Гали прошествовала к письменному столу, села за него, вынула из чернильницы серебряное перо и занесла его над желтоватой бумагой.
— Ответьте Вэлину, что я чувствую себя гораздо лучше и с нетерпением жду его визита.
Бриджит помолчала, чтобы камеристка успела записать ее слова. Она получила от Вэлина уже три письма, и в каждом он призывал ее к терпению. Когда ее представят ко двору, писал он, они смогут встретиться с госпожой императрицей и обсудить будущее Бриджит. Кроме того, она получила официальное письмо от вдовствующей императрицы, которое леди Гали торжественно ей прочла. Но в нем не было ничего, кроме пустых официозных фраз типа «мы рады приветствовать вас во дворце».
«Нужно как можно скорее научиться читать и писать», — твердо решила Бриджит, беря в руки письмо императрицы. Благодаря Сакре она могла свободно говорить на изавальтском, но эти угловатые буквы (если, конечно, это были буквы) по-прежнему оставались для нее китайской грамотой. Эти письмена действительно немного напоминали китайские иероглифы, которые Бриджит доводилось видеть в библиотечной книге по истории. Но значки в изавальтской письменности все же располагались скорее строчками, чем столбиками. В низу письма алела печать с изображением орла с распростертыми крыльями — точно такого же Бриджит видела на знамени отряда Чадека и на отравленной кровати в своем видении.
Это видение никак не шло у нее из головы. Что-то здесь не так. Концы не сходятся. Эта самая Ананда считается дьявольски умной женщиной, так? Но тогда зачем ей убивать человека, который является залогом ее власти? Это еще могло иметь какой-то смысл, если бы она уже родила наследника.
«А может, она как раз собирается это сделать? — Бриджит задумчиво подняла голову. — Если Ананда ждет ребенка, то она может преспокойно разделаться с беспомощным императором».
Но чтобы так скоро? Когда о будущем ребенке еще не объявлено? Нет, вряд ли. Если бы тут намечался наследник, Вэлин сказал бы ей об этом. К тому же во время беременности всякое может случиться, да и новорожденные младенцы порой внезапно умирают, это Бриджит знала по собственному горькому опыту… Нет уж, дьявольски умная женщина родила бы по меньшей мере двоих детей, прежде чем отправить мужа на тот свет.
Бриджит положила письмо на стол.
— Желаете еще что-нибудь добавить, госпожа? — предположила леди Гали.
— Нет. — Бриджит опять начала барабанить пальцами по золоченому дереву. — Это пока все.
«И как мне не стыдно предаваться таким бестактным размышлениям, — с укором подумала она. — Все-таки люди эти не простые, а высокородные». Когда-то давно учитель в школе вечно распекал ее за грубость манер и обвинял отца в том, что тот не может оградить дочь от вредного влияния спасенных им рыбаков, которые периодически жили на маяке или заезжали в гости. Да, их речь была далека от образцовой и пересыпана солеными выражениями и историями, но отец не хотел ограждать ее от этого влияния. Отец… А отец ли он ей? Калами сказал, что да, но можно ли ему верить? Этого Бриджит не знала, и что хуже всего, не было никакого способа это выяснить.
Она спросила своих служанок, не знают ли они каких-нибудь историй о чародее Аваназии, и выслушала их великое множество: начиная с легенды о его чудесном рождении, которому способствовали все семейные боги, и заканчивая рассказом о том, что его дух До сих пор бродит по коридорам Выштавоса, оберегая императорскую семью от различных напастей.
Однако в ответ на вопрос о волшебнице, которая, по слухам, родила ребенка от Аваназия, служанки только отрицательно качали головами. О ней никто ничего толком не знает, на разные голоса повторяли девушки. Одни говорят, что она вообще никогда не бывала в Изавальте. По словам других, однажды, когда Медеан еще была молоденькой девушкой, в приступе гнева она прогнала Аваназия, и тот отправился на край света, где встретил волшебницу, которая и предупредила его о планах Хун-Це. Третьи утверждают, что все было совсем не так, что Аваназий уже после того, как узнал о том, что Девять Старцев собираются выпустить Феникса, сам отправился на поиски волшебницы и обольстил ее, чтобы выведать ее тайну.
«Это все записано в летописях», — хором сказали дамы. Читали ли они? Нет, по правде говоря, не читали. Видимо, образование камеристки не включает гуманитарные науки.
Бриджит пришла в голову новая идея, и она немного оживилась.
— Леди Гали, — сказала она, — во дворце есть библиотека?
— Библиотека? — недоуменно повторила дама, как будто ей никогда раньше не приходилось слышать это слово.
— Ну, такое место, где хранятся книги, справочники, летописи. («Особенно летописи!») Где-то ведь вы учились читать!
— Здесь есть библиотека, — с готовностью отозвалась леди Ричика, выступая вперед и заслоняя собой оскорбленную леди Гали. — Но мы думали, госпожа не интересуется книгами.
— Ваша госпожа совершенно не умеет читать на вашем языке, — пояснила Бриджит. — Но вы-то умеете, а мне вздумалось заняться самообразованием. Будьте добры, проводите меня в библиотеку.
— Но, госпожа, — закудахтала кругленькая леди Ядвига, которая до этого молча сидела у очага, причем так близко, что казалось, еще немного — и она свалится в огонь. — Лорд-чародей сказал, что вам нужно отдыхать!
— Я уверена, что в таком культурном месте, как библиотека, найдется хотя бы один стул, чтобы я могла отдохнуть, — ответила Бриджит тоном, не допускающим возражений. Затем она взяла с кресла шаль, расшитую сказочными птицами и крепостными башнями.
— Идемте, леди Ричика.
Надо признать, девушка оказалась в незавидном положении. Она разрывалась между приказом Бриджит, сердитым взглядом леди Гали и встревоженным лицом леди Ядвиги. Ричика собралась что-то ответить, но в эту секунду дверь открылась и в комнату вошла девочка в голубом платьице с золотым кушаком.
Нимало не смущаясь разнообразием эмоций на лицах присутствующих, она грациозно поклонилась и объявила:
— Госпожа, если вам угодно, принесли платье для примерки.
И отступила в сторону, ожидая ответа.
У леди Ядвиги вырвался вздох облегчения, а леди Гали снова состроила чопорную физиономию.
— Госпожа с удовольствием посмотрит платье, — заявила она прежде, чем Бриджит успела что-либо возразить.
Бриджит бессильно развела руками, получив в ответ дружелюбную, понимающую улыбку Ричики.
Через два дня наступит зимнее солнцестояние, на которое приходится какой-то важный местный праздник. Планировалось, что в самый разгар празднества Бриджит будет официально представлена ко двору. В одном из своих посланий Калами сообщал, что императрица пожаловала ей одно из своих платьев, чтобы его перешили по мерке Бриджит. Костюма, в который ей предстояло нарядиться, Бриджит пока что не видела, зато приходили две женщины с измерительными лентами и снимали с нее мерку.
И вот те же самые женщины вошли в комнату, неся в руках платье. У Бриджит дух захватило при виде такой красоты.
Платье водрузили на деревянный манекен и поместили так, чтобы в свете ламп и очага оно засияло во всем великолепии. Нижняя юбка была сшита из бордового бархата. В неровном свете поблескивала верхняя юбка из серебряной парчи. Лиф платья тоже был бордовый — с серебром и кружевами. Поверх всего этого струилась пелерина из сверкающей золотой парчи, расшитой жемчугом.
Бриджит шумно перевела дыхание.
Портнихи стояли по обе стороны от своего творения и напряженно смотрели на Бриджит. Она решилась подойти поближе и осторожно дотронулась до золотого рукава. Господи, да разве она могла когда-нибудь представить, что кто-то сделает ей такой роскошный подарок!
— Какая красота! — восхищенно прошептала Бриджит.
Услышав это, портнихи наконец тоже смогли перевести дух и немного расслабиться.
Бриджит обошла платье кругом, разглядывая волны и гроздья речного жемчуга, который покрывал накидку от кончиков рукавов до самого края длинного шлейфа. «Неужели я действительно буду его носить?» Эта мысль обрадовала Бриджит и одновременно ужаснула. Как она сможет таскать на себе такую тяжесть? Оно ведь наверняка весит не меньше девяноста фунтов!
— Не желает ли госпожа примерить? — предложила швея постарше, такая же прямая и тонкая, как золотые шпильки в ее зачесанных назад волосах.
— Да-да, конечно.
Бриджит посторонилась, пропуская портних к этому произведению искусства. Та швея, что помоложе, темноволосая девушка с тревожными глазами, принялась сражаться с многочисленными застежками, а Ричика начала снимать с манекена золотой плащ.
Бриджит наблюдала за всей этой суетой и смущенно представляла, как она будет смотреться в такой одежде, как вдруг за окном послышался шум: голоса людей, стук копыт, ржание перепуганных лошадей и еще какой-то странный звук.
— Что за черт! — воскликнула Бриджит и подбежала к двери на балкон. Рывком отдернула портьеру и, не обращая внимания на ворвавшийся в комнату холодный ветер, шагнула за порог.
Внизу, на припорошенном снегом дворе, сбились в кучу люди, лошади и сани, а над ними вился огромный лебедь. Сначала он просто кружил над скоплением людей, а потом камнем упал вниз, словно его целью был зеленый полог, высившийся на лестнице. Послышались крики и женский визг. Бриджит инстинктивно отшатнулась назад и крепко обхватила себя за локти, пытаясь то ли защититься от лебедя, то ли укрыться от холода. Между тем птица опять поднялась в воздух и закричала — это был тот самый трубный глас, который Бриджит услышала раньше. Птица снова спикировала вниз. Лошади ржали и вырывались, несмотря на все старания седоков. Какой-то гвардеец из дворцовой стражи в голубой форме и блестящих доспехах поднял лук и натянул тетиву. Лебедь снова нырнул вниз, и лучник выпустил стрелу. Она попала в цель, пронзив перья и живую плоть. Лебедь закричал и с глухим звуком рухнул на каменные плиты двора. Кровь заливала его оперение, крылья широко раскинулись в стороны.
Ошеломленная увиденным, Бриджит застыла, зажав рот ладонью. В этот миг лебедь забился в конвульсиях, и очертания его начали размываться. Бриджит по-прежнему видела белую птицу, но сквозь нее проступала другая фигура. На плитах двора лежал истекающий кровью человек, а другие люди с криками обступили его. И вдруг Бриджит поняла, что там, куда упал раненый лебедь, лежит Сакра, раскинув руки и подняв к небу удивленные глаза.
Гвардеец, подстреливший лебедя, пробился сквозь толпу, выхватил из-за пояса тяжелую шишковатую дубинку и занес ее над головой, по-видимому собираясь размозжить череп лебедю, который в то же время был Сакрой.
— Нет! — вскрикнула Бриджит и, забыв обо всем, бросилась к балконным перилам.
Все лица обернулись к ней, все голоса стихли. Послышался стук каблучков, и из-под зеленого полога появилась фигура, закутанная в мантию цвета весенних листьев. Когда она подняла голову, Бриджит увидела, что это императрица Ананда. Молодая императрица нахмурилась, и, несмотря на значительное расстояние, Бриджит почувствовала исходившие от нее гнев и недоверие.
«Боже мой, что я делаю? — с запоздалым ужасом подумала Бриджит, пятясь назад и кутая похолодевшие пальцы в уголки шали. — Неужели никто, кроме меня, этого не видел?!» Однако, сказать по правде, Бриджит и сама была не вполне уверена в том, что видела собственными глазами.
— Что вы сказали, сударыня? — окликнула ее императрица.
Бриджит облизнула губы, дрожа от холода, пробиравшего до костей. Ну что она может сказать? Да они просто-напросто подумают, что она рехнулась. И что скажет Калами, когда узнает, что она спасла жизнь его злейшему врагу? С какой стати она вообще должна спасать человека, который ее похитил, околдовал и угрожал ей?!
С другой стороны, Калами сам ее обманул, а этот человек знал маму…
У Бриджит все сжалось внутри.
— Этот лебедь — ваш колдун Сакра! — сказала она Ананде, немного охрипнув от волнения. — Не думаю, что вам понравится, если ему разобьют голову.
Брови императрицы сдвинулись еще сильнее.
— Что вы говорите?
Бриджит сделала глубокий вдох и повторила как можно отчетливее:
— Этот лебедь на самом деле — ваш чародей Сакра. Вы же великая волшебница, неужели вы сами этого не видите?
По зимнему воздуху разнесся ропот. Бриджит не знала, к чему именно он относится — к брошенному обвинению или к тону, с каким она обратилась к императрице.
— Кто вы? — спросила Ананда. Бриджит расправила плечи:
— Я Бриджит Ледерли, и я говорю вам, мэм, ваш слуга сейчас умрет от потери крови прямо у ваших ног.
Императрица что-то сказала одной из своих фрейлин. Затем торопливо прошла по снегу в своих изящных туфельках и опустилась на колени рядом с лебедем. Он терял силы прямо на глазах. Кровь, струившаяся из раны на груди, была уже не алой, а темно-бордовой, как парадное платье Бриджит. Императрица рывком сняла теплые перчатки и отшвырнула их в сторону. Потом развязала свой пояс, обвила его вокруг шеи лебедя и вновь завязала, но не слишком туго. Бриджит видела, как лебедь слабо взмахнул крылом, а человек, в глазах которого не было ничего, кроме смятения и боли, пытался дотянуться до императрицы рукой.
Ананда поднялась на ноги.
— Отнесите птицу ко мне в комнаты. Только осторожно, — приказала она, не обращаясь ни к кому в отдельности. — И вы, сударыня, — сказала она Бриджит, — зайдите тоже.
Ананда быстро взошла на крыльцо и скрылась из глаз.
Бриджит еще раз глубоко вдохнула холодный воздух и вернулась в комнату. После балконной стужи весьма относительное тепло от очага разлилось по телу, как божья благодать.
— Ну вот, придется вам проводить меня в комнату императрицы, а не в библиотеку, — сказала Бриджит Ричике, а потом с невинной улыбкой обратилась к портнихам: — Продолжим в другой раз, хорошо?
Женщины сложили руки на груди и поклонились, но прежде чем они опустили глаза, Бриджит успела заметить их ошеломленные взгляды.
— Следуйте за мной, госпожа, — сказала Ричика.
Бриджит повиновалась. Ричика провела ее сводчатыми коридорами сквозь залы с фресками и гобеленами. Дверные проемы в залах обрамляли стройные колонны. Паркет был выложен из разных пород дерева, и их сочетания создавали на полу причудливый узор. От правой стены то и дело ответвлялись лестницы: широкие и полированные, узкие и витые.
Наконец Ричика завернула за угол и остановилась перед деревянными дверями в левой стене коридора. По одну сторону от входа стоял стражник, по другую — девочка, одетая в белое платье с зеленым кушаком.
— Доложи Ее Императорскому Величеству, что госпожа Бриджит Ледерли пришла по ее просьбе, — сказала Ричика девочке.
У той был очень важный вид, какой бывает у детей, когда они знают о своей власти над взрослыми, но, несмотря на это, она проворно открыла дверь и юркнула внутрь. Бриджит ждала, стараясь ничем не выдать своего нетерпения. Что сейчас будет? И что скажет Калами, когда узнает? У нее нет причин верить Сакре, но безоговорочно доверять Калами тоже нельзя. Да и вообще, не могла же она стоять и смотреть, как человека забивают насмерть, словно… словно животное.
Девочка вернулась и поклонилась:
— Ее Императорское Величество просит вас войти.
Она распахнула дверь перед Бриджит. Ричика отступила в сторону и ободряюще кивнула. Бриджит нервно сглотнула, одернула платье и переступила порог.
С первого же взгляда она узнала эту комнату — по отражению в мамином зеркале. Только теперь императрица сидела в кресле возле очага. За ее спиной стояли две девушки, бросая на Бриджит испепеляющие взгляды. Лебедь, то есть Сакра, лежал на груде шкур по другую сторону камина. Кто-то заботливо сложил его крылья-руки, но из кровоточащего бока все еще торчала стрела. Его глаза, глаза умирающей птицы, с мольбой обратились к Бриджит, когда она остановилась у порога, не решаясь приблизиться, чтобы не нарушить каких-нибудь неведомых правил этикета. Бриджит изобразила что-то вроде поклона в надежде, что для данного случая этого вполне достаточно.
— Сударыня, — сказала императрица, — расскажите нам еще раз, что вы видели там, где все остальные видели лебедя?
Бриджит прижала руки к груди и скромно потупила взгляд.
— Я видела чародея Сакру.
— Значит, вы и сами волшебница?
— Так говорят.
— Так это вы наложили заклятье на моего слугу? И не вздумайте лгать, я все равно узнаю.
Бриджит до глубины души возмутило это обвинение, и она подняла глаза. Пальцы императрицы вцепились в подлокотники кресла, бледное лицо исказилось от волнения. И в глазах этой женщины был не гнев, а страх.
Но чего она может бояться? Неужели ее, Бриджит? Или того, что ее ближайший советник может умереть? Если так, то почему она до сих пор ничего не предприняла, чтобы его спасти? Она ведь могущественная волшебница, и уж во всяком случае можно было хотя бы зашить открытые раны?
— Я ничего с ним не делала.
Императрица Ананда подняла затянутую в перчатку руку и потерла пальцами друг о друга — как будто пробовала на ощупь воздух или слова Бриджит. Но, заглянув в ее глаза, Бриджит не увидела в них того света, который в процессе колдовства озарял изнутри Калами.
Значит, никакой магии здесь нет и в помине…
Эта догадка ошеломила Бриджит, как гром среди ясного неба. Значит, императрица всего лишь пустышка, обманщица — как тетя Грэйс! У нее на глазах умирает Сакра, а она ничем не может ему помочь. Ананда даже не знает, действительно ли это Сакра или просто очередная ловушка, расставленная ее врагами.
«А ведь меня привез сюда ее враг. — Бриджит взглянула на Сакру.— И ятоже ничего не могу сделать».
Императрица опустила руку:
— Хорошо. Вам предоставляется прекрасная возможность продемонстрировать свое мастерство и доказать свою верность империи, освободив моего слугу от этой личины.
— Но, госпожа… — возразила Бриджит, — я не уверена, что смогу. Я… не очень-то обучена таким вещам.
— Прошу вас, не стесняйтесь.
Бриджит подумала о стражнике, что стоит за дверью, и обо всех других солдатах, увиденных ею во дворце. В памяти сразу всплыли истории о людях, которых арестовывали и сажали в темницу за неповиновение монаршим особам… Конечно, если с ней что-нибудь случится, Калами постарается ее освободить, но не факт, что ему это удастся. Как-никак императрица…
И Бриджит решилась. Она подошла к очагу и опустилась на колени подле Сакры. Похоже, кто-то уже пытался остановить кровотечение и смыть засохшую кровь, но возле стрелы проступали все новые темные капли. Перья, одежда Сакры, были в крови. Бриджит и так и эдак наклоняла голову, пытаясь получше рассмотреть раненого — будь то лебедь или человек. В конце концов она поняла, что видит лебедя только правым глазом, левый же различает человека под этой маской. Сердце Бриджит учащенно билось: она не имела ни малейшего представления, что теперь следует делать.
Стараясь не обращать внимания на перья, она приподняла руку раненого, чтобы проверить пульс. Но несмотря на то что глаза Бриджит видели человеческую кисть, ее пальцы ничего не чувствовали, кроме длинных перьев на лебедином крыле. Она нервно сглотнула и прижала ладонь к горлу лебедя. Наконец-то Бриджит улыбнулась Удача: под мягким пухом прощупывался пульс — правда, совсем медленный, неровный и слабый. Сомнений быть не могло: Сакра был при смерти. Рубашка на нем была изорвана в клочья, и когда Бриджит пошевелила его руку, он содрогнулся от боли. От всего этого можно было с ума сойти. Бриджит видела перед собой человека, а прикасалась к лебедю. Как, ну как она может что-то сделать?! Бриджит отвела в сторону его руку, то есть крыло, и наклонившись ближе, разглядела на боку следы укусов. По сравнению с раной от стрелы эти повреждения были совсем незначительными, и их почти не было видно из-за перьев. Но эти ранения по крайней мере можно было пощупать. Места укусов распухли, и каждое прикосновение к ним причиняло человеку-лебедю боль. Губы Сакры зашевелились, как будто он хотел что-то сказать, но, кроме слабых хрипов, Бриджит ничего не услышала.
Из-за двери донеслись чьи-то голоса. Бриджит резко вскинула голову. В комнату ворвался Калами, сразу же за ним вбежала перепуганная девочка-привратница. Он посмотрел на Бриджит, перевел взгляд на императрицу и только потом заметил лебедя, который был Сакрой.
Через секунду Калами спохватился и упал на колени:
— Ваше Императорское Величество, прошу прошения. Я…
— Что «я»? — спросила императрица подозрительно ласковым голосом. — Вы привезли во дворец незнакомку с невиданными способностями и спрятали ее от меня? А может, это вы околдовали моего слугу? Очень интересно было бы узнать, не ваших ли рук это дело. — Она обернулась к Бриджит. — Прошу вас, продолжайте.
Та с мольбой глянула на Калами, но он не двинулся с места. Она опять посмотрела на руку, на крыло, которое держала, отчаянно пытаясь что-нибудь придумать, но то немногое, что Бриджит уже понимала в колдовстве, казалось ей сейчас бесполезным.
Взгляд ее наткнулся на какое-то желтоватое пятнышко на фоне смуглой кожи и кровавых ран Сакры. Бриджит наклонилась и пригляделась: что-то застряло там, где виднелись следы от укусов. Стоило Бриджит потрогать занозу, как она зашевелилась в ране, и лебедь закричал от боли. Глаза и пальцы сказали Бриджит, что это что-то твердое, острое и гладкое.
«Может, зуб? Да кто ж тебя так укусил?»
Бриджит подумала, что хуже от этого не будет, к тому же больше ей пока что ничего не пришло в голову, а потому крепко ухватилась пальцами за костяной обломок и вытащила его.
Лебедь выгнулся дугой и затрубил, но вскоре бессмысленные крики птицы стали продолжительней, громче и постепенно превратились в человеческий крик. Лебедь исчез. На шкурах лежал Сакра с пораненной рукой и стрелой в боку.
— Что все это значит?! — воскликнул Калами. — Ее Императорское Величество запретила…
— Нет, это я вас спрашиваю: что все это значит?! — Императрица поднялась на ноги и стала угрожающе наступать на Калами. — На моего слугу напали! Его довели до такого состояния, которое едва не стоило ему жизни. И все это не без помощи тех, кто клялся защищать меня!
Она выпрямилась и теперь казалась еще выше.
— Что это значит, господин лорд-чародей? — Она сделала знак одной из фрейлин. — Беги за лекарем. Ему нужна помощь.
Девушка поспешила к двери. Внимание Бриджит снова обратилось к Сакре. Он что-то пробормотал и попытался приподняться на локте. Бриджит положила руку ему на плечо и заставила снова лечь на подстилку из шкур.
— Там… — выдохнул Сакра, — то, что ты вынула из меня. Дай мне…
— Бриджит, отойди, — сказал Калами. — Ты ведь не знаешь, что этот…
— Бриджит, сделай то, что сказал агнидх Сакра, — перебила его Ананда. — Или вы против, лорд-чародей?
То, что она из него вытащила? Бриджит недоуменно огляделась вокруг. Наверное, Сакра имел в виду клык. Он валялся на каменном полу, поблескивая свежей кровью. Бриджит подняла его и вложила в протянутую ладонь Сакры. Калами наблюдал за ними, все еще стоя на коленях, и его лицо было одновременно испуганным и угрожающим.
— Руку… и прости, — прошептал Сакра.
Бриджит нахмурилась, но подала ему руку. И почувствовала, как обломок клыка прокалывает кожу ее ладони. Она дернулась, но Сакра крепко держал ее ладонь своей раненой рукой — так что кровь Бриджит смешивалась с его кровью. Затуманенные болью глаза Сакры наполнились светом. Бриджит почувствовала легкое покалывание по всему телу и догадалась, что он колдует — прямо здесь, на виду у всех, сплетает чары из крови, что их соединяет. По телу Сакры пробежала судорога, он застонал, и в тот же миг невыносимая боль пронзила Бриджит с головы до ног, обжигая позвоночник, нервы, сердце и мозг.
И вдруг все кончилось. Бриджит, тяжело дыша и ощущая слабость во всем теле, опустилась на холодный пол. А Сакра уже смог сесть. Стрела исчезла, а вместе с ней и раны.
— Ну как ты? — встревоженно спросила Сакру Ананда.
— Неплохо, — прохрипел он, зажав ладонью место, из которого только что торчала стрела.
— Кирити, Беюль, приготовьте комнату лорду. — Ананда попыталась придать голосу твердость, но Бриджит слышала, как он дрожит. И по тому, как расширились зрачки Калами, ясно было, что и он тоже это заметил. — Благодарю за помощь, госпожа Бриджит. Мы еще с вами побеседуем когда-нибудь.
Бриджит сообразила, что ее вежливо выпроваживают, и с трудом поднялась на ноги. От этого усилия перед глазами все закружилось, и Бриджит взглянула на свою окровавленную ладонь. Зуба не было, не было и следов, которые должны были остаться. Однако Бриджит испытывала ужасную слабость и жажду, словно из нее вытекло целое море крови.
А потому, когда Калами взял ее под руку и повел к двери, Бриджит с благодарностью приняла его помощь. Стоявшая у порога Ричика подхватила Бриджит под другую руку, и вдвоем с Калами они буквально вытащили ее в коридор.
Но впереди расстилались сотни ярдов комнат, коридоров и переходов. Бриджит стало дурно от этой мысли. Калами и Ричика, пошатываясь, пытались удержать ее в вертикальном положении.
— Я не могу идти, — выдохнула Бриджит, испытывая головокружение и тошноту.
— Еще немного. — Голос Калами был словно чужим. Бриджит чувствовала, что он весь натянут как струна. Поскольку другого выхода у Бриджит не было, она молча кивнула и покорилась.
Должно быть, Калами что-то приказал Ричике, поскольку девушка поспешила вперед и распахнула простую, ничем не украшенную дверь. Комната, находившаяся за дверью, сверху донизу была убрана коврами и гобеленами. Калами уложил Бриджит на диванчик, поверх груды вышитых подушечек, и она занялась созерцанием позолоченного потолка.
— Принеси воды, хлеба и вина.
Дверь открылась и закрылась снова, выпустив Ричику из комнаты.
— Бриджит, — Калами подошел к дивану и наклонился над ней. — Ты можешь говорить?
— Да.
Бриджит с радостью обнаружила, что ее голос больше не дрожит, но о том, чтобы сесть, не могло быть и речи.
— Значит, ты можешь рассказать мне, как ты оказалась в комнате Ананды вместе с ее шпионом. — Теперь голос Калами звучал спокойнее, но не настолько, чтобы смягчить резкость его слов.
Бриджит потерла виски ладонями:
— Я видела лебедя, но на самом деле это был Сакра, и я…
— Видела? В своем видении?
— Да, — солгала Бриджит.
«Надо сосредоточиться и, несмотря на головокружение, собраться с мыслями. Если удастся скрыть от Калами эту новую особенность зрения, то с ее помощью можно будет получать достоверную информацию, и он не сможет этому помешать. Может, благодаря этому двойному зрению она наконец поймет, что кроется за ее недоверием к Калами — собственное разыгравшееся воображение или же что-то большее».
— Но как об этом узнала Ананда? Почему она позвала тебя на помощь?
Бриджит описала сцену, произошедшую во дворе.
— Но почему?! — Калами принялся расхаживать вдоль дивана. — Почему ты не позволила солдату убить его? Ты ведь знаешь, что это за человек!
Бриджит потерла лоб, пытаясь срочно что-нибудь придумать.
— Я подумала… — Она неопределенно взмахнула рукой. — Теперь Ананда мне доверяет. Я решила, что это может быть полезно для тебя и для вдовствующей императрицы.
Калами внезапно остановился.
— Я должен извиниться, Бриджит, — произнес он уже мягче. — Это действительно была разумная мысль.
«И слава богу, что она вовремя пришла мне в голову», — подумала Бриджит, глядя в потолок. Пожалуй, настал подходящий момент, чтобы сменить тему.
— А что… что это Сакра со мной сделал?
Калами взял ее выпачканную в крови руку, повернул ладонью вверх и провел пальцем по коже:
— Тебе было больно?
Бриджит кивнула. «Не дай бог испытать такую боль еще раз!»
— Возможно, он забрал у тебя часть энергии. — Калами осторожно положил руку Бриджит обратно на диван. — Изредка колдуны могут обмениваться энергией, но это не просто. Должно быть, у него с собой был какой-то сильный талисман, раз он так легко с тобой справился.
«Например, такой, как клык?» — подумала Бриджит, но ничего не сказала.
Вернулась Ричика с серебряным подносом, уставленным кувшинами и кубками. Калами смешал воду с темно-красным вином и заставил Бриджит выпить. Она повиновалась, хотя, даже разбавленный, напиток этот был достаточно крепок, и у нее моментально закружилась голова.
— Проследи, чтобы она выпила все до дна, — приказал Калами Ричике. — А потом пусть спит.
— Ты должна собраться с силами, Бриджит, — добавил он, обращаясь к ней. — Грядущие дни могут оказаться даже более трудными, чем я думал.
Бриджит сделала еще один глоток крепкого вина и увидела в глазах Калами удовлетворение. «Да, сэр, боюсь, вы правы».
Покинув Бриджит, Калами зашел в свои покои только для того, чтобы сбросить плащ и забрать одну из своих сорочек. Оттуда он по северной лестнице спустился во двор, навстречу зимнему дню. С удовольствием вдыхая холодный воздух, от которого все чувства становились ярче и острей, Калами по расчищенной дорожке прошел к службам. Именно здесь делалась вся та работа, что обеспечивала существование императорской семьи и знати. Ткацкая и портняжная мастерская располагалась между прачечной и красильней, так что шум и вонь проникали даже сквозь закрытые ставни и двери.
Изнутри помещение освещалось множеством ярких фонариков и светом нескольких очагов, закрытых экранами. Все жаровни тоже были аккуратно прикрыты, чтобы ни одна искорка не упала на дорогие ткани. Рулоны холста покоились в открытых сундуках или ждали своей участи на длинных раскройных столах. Из дальнего конца помещения доносились треск и клацанье ткацких станков. С каждым, кто нанимался сюда на работу, Калами беседовал лично, чтобы убедиться, что никто из ткачей не имеет способностей к магии. То же самое касалось швей и портных, которые хлопотали вокруг манекенов: соединяли и сшивали лоскутки ткани, закладывали складки и собирали оборки, вышивали узоры, а также заштопывали дыры и прорехи на изящных платьях придворных.
Как только Калами вошел в мастерскую, все головы повернулись в его сторону, все глаза устремились на него. Многие начали кланяться, но он жестом приказал им не отвлекаться от работы. Люди повиновались. Поскольку Калами появлялся здесь нередко, его присутствие никого особенно не удивляло. Никогда прежде он не радовался этому так, как теперь.
Калами окинул взглядом помещение и почти сразу увидел того, кого искал: над отрезом серебряной парчи склонилась смуглая молодая девушка. Черный водопад волос струился по ее плечам, несмотря на то что она строго зачесывала их назад и закалывала длинными серебряным шпильками.
— Добрый день, сестра Ильмани, — произнес Калами на родном языке.
Девушка вздрогнула — но не от неожиданности, а от страха. Калами приветливо улыбнулся, но испуганное выражение не спешило исчезнуть с лица девушки.
— Добрый день, досточтимый брат Калами, — еле слышно ответила она, затравленно озираясь.
— В чем дело, сестренка? — Он присел на корточки рядом с ее скамеечкой. — Ты можешь мне все рассказать. И даже должна, раз я прошу. — Последние слова Калами произнес с озорной улыбкой, показывая, что шутит.
— Да, сударь, — кивнула Ильмани и низко склонилась над своей работой. — Но таса Маврутка сердится, когда я говорю на родном языке. Она говорит, что это отвратительно и некультурно. Она…
Девушка запнулась и замолчала.
Калами скрипнул зубами:
— Она что, бьет тебя?
Девушка кивнула, плотно сжав губы.
— Ах, так?! Пусть сама попробует плеть, тогда посмотрим… — Калами вскочил на ноги, но девушка схватила его за рукав.
— Не надо, досточтимый брат, — взмолилась она. — От этого мне будет только хуже. Даже если ее разжалуют — придут другие… Я стараюсь работать прилежно, и таса Маврутка взяла меня в подмастерья. Другим девушкам еще хуже, они работают в красильне… Я…
— Хорошо, хорошо. — Калами ласково похлопал Ильмани по руке и вновь опустился рядом. Кто-кто, а он-то знает, что значит «работать прилежно» и пытаться выбиться в люди, несмотря на происхождение. — Как скажешь.
— Спасибо, досточтимый брат, — облегченно вздохнула девушка.
Но тут ее взгляд метнулся влево. Калами обернулся, чтобы посмотреть, что она там увидела, и его взору предстала сама госпожа Маврутка, которая, нахмурившись, смотрела в их сторону. Калами встал во весь рост, чтобы она его узнала. Это подействовало: женщина слегка поклонилась в знак того, что признает его титул и права, и поспешно отвернулась.
— Ну вот, сестричка, — сказал Калами, тронув девушку за плечо. — Я оказал тебе услугу, а теперь попрошу тебя отплатить мне тем же.
Пальцы Ильмани нервно теребили шов, над которым она так кропотливо работала.
— Если смогу, досточтимый брат.
Калами опять улыбнулся. Какое же она еще дитя, с детскими амбициями и устремлениями! Самые смелые ее мечтания, должно быть, не шли дальше того, чтобы сделаться хозяйкой мастерской, а мысли о родном доме сводились к вечерней молитве о здоровье кур и коров на отцовском скотном дворе.
— Вот моя лучшая сорочка, — сказал Калами, подавая ей сверток— У нее оторвалась манжета, и я вряд ли смогу появиться в ней завтра, если ее не зашить.
— Не беспокойтесь, досточтимый брат, все будет сделано в наилучшем виде, — горячо заверила Ильмани, как будто поклялась охранять сокровище.
— И еще кое-что, — небрежно добавил Калами. — Когда развернешь сорочку, ты найдешь там черный полотняный мешочек. То, что в нем лежит, нужно пришить к платью, которое готовят для госпожи Бриджит Ледерли. Можешь это сделать?
Девушка заботливо разгладила на коленях тонкую ткань рубашки, но промолчала, виновато и нерешительно опустив голову.
— Ну, сестренка, — увещевал Калами. — Это же такая мелочь. Просто маленький оберег для госпожи Бриджит. Сама знаешь, времена нынче трудные, опасностей тьма, особенно для чужестранцев. Сама по себе эта штучка мало что значит, но я еще сплету пару подвязок, и они укрепят защиту.
Ильмани задумалась над его словами, разглаживая складки дорогой ткани. Калами подумал, что она, верно, мечтает сама носить такую красоту, а не только чинить ее для других. Если она сделает все как следует, может, прислать ей новое платье?
— Я прослежу за этим, досточтимый брат, — наконец согласилась Ильмани. — Думаю, большого вреда не будет.
— Конечно нет! — Калами потрепал ее по плечу. — Спасибо тебе, сестричка. И если ты хорошенько постараешься, то получишь кое-что посущественнее.
С этими словами он оставил девушку и неторопливо прошелся по цеху, останавливаясь то там, то тут и беседуя с другими работниками, чтобы его разговор с Ильмани не привлек излишнего внимания. Наконец Калами подошел к госпоже Маврутке, склонившейся над сундуком с атласом, переливающимся всеми оттенками голубого.
— Как вы прекрасно работаете, сударыня.
Госпожа Маврутка одарила Калами улыбкой — такой же колючей, как ее иголка.
— Благодарствую, господин лорд-чародей. Стараемся помаленьку.
— Вижу. — Калами заложил руки за спину. — Но, вероятно, вы не в курсе, что наша с вами госпожа, Ее Величество вдовствующая императрица, повелела с равным уважением относиться ко всем волостям империи.
Улыбка на лице госпожи Маврутки сменилась хмурым взглядом.
— Хоть убей, не пойму, про что это вы, лорд-чародей.
— Так я вам объясню. — Калами повернулся на каблуках и пристально вгляделся в глаза госпожи Маврутки. — Если я еще раз узнаю, что вы хоть пальцем тронули кого-то, кто говорит на своем родном языке, вы об этом горько пожалеете.
— Ах, вот вы о чем… — Ее глаза злобно сверкнули. — Теперь поняла.
— Нет, мне кажется, вы еще не поняли. — Калами вплотную придвинулся к хозяйке мастерской. — Я — чародей, придворный чародей, и когда я говорю, что вы пожалеете о своем поведении, это далеко не то же самое, что подобные предупреждения от других людей. Надеюсь, теперь вы меня поняли?
Скрытый в словах Калами смысл начал доходить до Маврутки, и румянец на ее щеках поблек.
— Да, сударь.
— Ну вот и отлично. — Калами в свою очередь одарил ее ослепительной улыбкой. — Учтите, я прослежу. Я не должен бы тратить свое драгоценное время на такую ерунду. Но я буду это делать. Запомните это хорошенько.
Не дожидаясь ее поклона, Калами направился прямо к дверям и вышел во двор. Мороз крепчал, и над землей нависли низкие тучи, провисшие под грузом снега. Первые снежинки уже кружились в воздухе, оседали на волосах и покалывали кожу.
«Погода меняется. — Калами улыбнулся своим мыслям, шагая по направлению к дворцу. Старый слежавшийся снег скрипел под сапогами. — Как это символично. Первая перемена из многих, которые еще предстоят».
— Нам стало известно, что ваш слуга Сакра вернулся во дворец, — сказала вдовствующая императрица.
Как всегда, когда Медеан представлялся повод отчитать Ананду, она решила сделать это публично. На этот раз их встреча состоялась в зале для совещаний. Восемь лордов, членов Совета, сидели полукругом: по четыре с каждой стороны от Ананды. Перед ними на возвышении восседала императрица, а рядом с ней — Бакхар, Хранитель императорского святилища.
В кресле рядом с матерью неуклюже сгорбился Микель. Анан-да вот уже несколько дней не видела мужа даже мельком. В канун праздника, когда во дворец съезжалась знать со всех концов империи, чтобы в очередной раз принести императрице клятву верности, она содержала сына под особенно строгим надзором. Назревал заговор, и Медеан было об этом известно. А потому ей не хотелось, чтобы Микель кому-то попадался на глаза. Присутствовавшие на совете лорды тоже нервничали при виде своего законного императора в таком невменяемом состоянии. Но императрице он был нужен здесь и сейчас — чтобы напомнить Ананде, да и лордам, что наследственность власти в Изавальте находится под контролем.
Ананда неслышно вздохнула и попыталась собраться с мыслями. Однако все ее внимание было приковано к Микелю. Его беспокойный взгляд, как всегда, блуждал по залу в бесконечных и безрезультатных поисках чего-то, известного лишь ему одному. Худые пальцы дергали рукава черного бархатного камзола, как будто он хотел оторвать их.
Разум его по-прежнему в оковах. Сознает ли он это? Пытался ли когда-нибудь освободиться?
— Так как же, дочь моя? — голос императрицы оборвал мысли Ананды.
Она склонила голову:
— Сакра был заколдован и ранен. Он явился ко мне за помощью.
Медеан откинулась в кресле, глядя на Ананду сквозь прищуренные веки. Ананда заметила, что повязок, которые Медеан в последнее время носила на руках, уже нет. Но по тому, с какой осторожностью императрица опускала ладони на колени, ясно было, что они все еще болят.
— Он нарушил приказ об изгнании.
На этот раз Ананда не стала опускать глаз.
— Я прошу вас простить его, матушка императрица. Из-за заклятья разум не принадлежал ему в этот момент, — холодно произнесла Ананда, надеясь, что императрица почувствует сталь в ее голосе. — Мы ведь с вами прекрасно понимаем, что значит такое состояние.
И Ананда выразительно глянула на Микеля, ерзавшего в своем кресле. Пальцы его были так же беспокойны, как глаза. «Пусть все видят, что я имею в виду». Думая об этом, Ананда в то же самое время надеялась, что Беюль уже послала гонца в Спараватан — кого-нибудь на крепкой лошади и в теплых сапогах. Потому что скоро пойдет снег, даже она это чувствовала…
— И вы хотите сказать, что ничего не знали о его намерении вернуться?
По лицу императрицы невозможно было прочесть ее истинные мысли. Слишком много всего крылось под застывшей маской доброжелательности, к тому же Медеан сидела чересчур далеко.
Но не успела Ананда открыть рот для ответа, как с кресла поднялся Микель. Взгляд императора по-прежнему бесцельно блуждал из стороны в сторону. Повинуясь маниакальному стремлению, он начал спускаться с возвышения, выставив перед собой руки. Сердце Ананды мучительно сжалось.
— Сын мой, — отрывисто произнесла императрица, — вернись на свое место.
Но Микель, спотыкаясь, уже спускался с последней ступеньки.
— Где-то… — пробормотал он. — Я слышу тебя. Слышу…
— Микель! — Императрица встала.
Лорды все как один тоже вскочили на ноги, с комичным усердием пытаясь соблюсти этикет и в то же время сделать вид, что ничего особенного не происходит.
И только Ананда неподвижно застыла в своем кресле, глядя на то как Микель неуверенными шагами бредет к ней.
— Костид, помоги своему императору вернуться на место. — Судя по разъяренному взгляду императрицы, она готова была убить Ананду прямо сейчас, не сходя с места. Если бы посмела. Лорды по-прежнему изучали носки своих сапог.
Однако Микель очутился перед Анандой раньше, чем подоспели слуги, и на короткий миг безумное мельтешение его зрачков остановилось.
— Найди меня, — прошептал он. — Найди меня, Ана.
На плечо Микеля легла чья-то рука, и Ананда с изумлением обнаружила, что это Хранитель Бакхар.
— Сюда, Ваше Императорское Величество, — сказал он, легонько подталкивая Микеля к слугам. — Ваша супруга подождет.
— Ана ждет, — отозвался Микель, и сердце Ананды снова пронзила невыносимая боль.
Затем Микеля окружили Костид и его дружки. Ананда мысленно кричала от боли и горя, когда они вели его обратно к матери, а потом надавливали ему на плечи, пока он не упал в кресло. Бакхар бросил на Ананду взгляд, в котором была толика сочувствия, но она на него не смотрела. Глаза Микеля снова начали свое бессмысленное движение туда-сюда, а пальцы опять вцепились в ткань камзола. Но теперь его слуги, а вернее, тюремщики, сгрудились вокруг него плотной стеной. Ананда оцепенела от негодования и изумления. «Найди меня, Ана». Он произнес ее имя! «Ана ждет». Он ее узнал! На один короткий миг, но все же узнал.
И ничего нельзя сделать! Приходится сидеть на своем месте, с такой же вежливой и официозной миной, как у лордов-советников. Нет, ее положение даже хуже.
Императрица снова села в кресло и замерла, прямая как палка. Лорды тоже расселись по своим местам — ну точь-в-точь нашалившие детишки, со страхом гадающие, какое же наказание их ждет.
— Я задала вам вопрос, дочь моя, — продолжила допрос императрица, и Ананде почудилось, что голос Медеан едва заметно дрогнул. Вы знали, что Сакра собирается нарушить приказ об изгнании?
Ананде наконец удалось отвести взгляд от Микеля, вновь неуклюжего и потерянного, и сосредоточиться на императрице.
— Я ничего не знала. — Ананда вскинула голову. — А вы?
Старческие черты исказились от гнева, и Ананда поняла, что задела императрицу за живое.
— Откуда мне знать о делах ваших слуг?
— Должна признаться, мне тоже о них неизвестно, — весело сказала Ананда и смущенно развела руками. — Я больше не нужна матушке императрице?
О, Святые Матери, как не хочется уходить! Сейчас бы сгрести Микеля в охапку и потащить его к Сакре… Но нет, нельзя. Не сейчас. Не здесь. И хотя Ананда всей душой желала быть рядом с мужем — а вдруг он узнает ее снова? — она в то же время понимала, что если задержится здесь надолго, силы могут ей изменить.
— Одну минуту, дочь моя.
Ананда уже знала, что сейчас будет. Императрица не станет рассказывать о том, что за недуг постиг лорд-мастера Уло. Она будет говорить намеками и экивоками, чтобы выяснить, как Ананда сделала это. Ананда, в свою очередь, будет отвечать общими фразами и прощупывать почву. Позже лорды-советники расскажут обо всем по-своему, и война слухов продолжится. Ананда внутренне собралась и приготовилась к очередному сражению.
— Лорд-мастер Уло внезапно скончался сегодня утром.
У Ананды упало сердце.
— Скончался? — слово застряло у нее в горле. — Но почему?..
— Этой ночью он лишился зрения и слуха. Утром послали за врачом, но, видимо, не выдержало сердце. — Медеан опустила голову с притворной скорбью.
Члены Совета, разумеется, уже слышали новость, однако все как один приложились губами к костяшкам пальцев на правой руке. «Марионетки, — с ненавистью подумала Ананда, вцепившись в подлокотник похолодевшими пальцами. — Они все просто марионетки. Я перерезала лишь одну ниточку. И что толку?»
Сердце заныло от этой мысли, потому что Ананда слишком хорошо понимала, что это значит. Это значит, что она меняется, окончательно и бесповоротно. Она так долго притворялась коварной, расчетливой интриганкой, что и вправду стала такой. И если ее не освободят, не остановят совсем скоро, то будет поздно: она станет такой же низкой, как императрица, а может, и хуже.
Ананда смиренно поцеловала костяшки пальцев. На ее лице не отразилось никаких эмоций. Лед. Камень и лед.
— Какое горе для всех нас, матушка императрица. Вечером будет оплакивание?
— Да. — Глаза Медеан сверлили Ананду. («Я знаю, что это твоих рук дело, — говорило все ее существо. — Я еще доберусь до тебя».) — Надеюсь, вы будете присутствовать?
— Разумеется, — спокойно ответила Ананда и даже не вздрогнула. Это действительно было ее рук дело, и пусть Медеан это знает, даже если никто другой не поймет. «У меня есть власть. Даже теперь у меня все еще есть власть».
— Тогда, я полагаю, вы можете быть свободны, — после долгой паузы изрекла императрица.
Ананда встала. Все восемь членов Совета вскочили на ноги и принялись кланяться — точно так же, как кланялись вдовствующей императрице. Каждый жест был таким же пустым и ничего не значащим. Выдержав положенную паузу, Ананда повернулась и направилась к дверям по длинной ковровой дорожке.
— Дочь моя…
Ананда остановилась. Ей вовсе не хотелось оборачиваться. Больше всего ей хотелось быть подальше отсюда. Там, где ее не сможет видеть Микель, там, где можно будет оплакать несчастного лорда Уло, который, несмотря на все свои заблуждения, не заслуживал смерти… Но выбора у Ананды не было. Приподняв шлейф (поскольку Кирити и Беюль не были допущены в зал Совета), она повернулась лицом к императрице и поклонилась:
— Да, матушка императрица?
— Вы не знаете, лорд Пешек уже приехал?
Вопрос застал Ананду врасплох, и лицо у нее вытянулось. Оставалось только надеяться, что с такого расстояния императрица ничего не заметит.
— Не думаю, матушка императрица.
Медеан скромно опустила глаза:
— Надеюсь, вы окажете мне одну услугу… Мы с ним старые друзья, еще с первых дней царствования. Вы не позволите мне самой официально приветствовать его?
Лицо императрицы было абсолютно бесхитростно. Это была просто вежливая просьба об услуге, как она выразилась. Никому и в голову не пришло бы заподозрить здесь какой-то подвох.
Разве что… Разве что тому, кто знал, что все, что делает и говорит Медеан, имеет двойной смысл. Тому, кто знал, что императрица слышала обвинения лорда Уло, который, уж конечно, не преминул назвать ей имя лорд-мастера Пешека. Теперь, до этого официального приветствия, Ананде не дозволено будет говорить с Пешеком. И значит, она не сможет предупредить его, что императрице известно о заговоре.
Но сейчас, перед лицом Совета и жреца, Ананда не могла ничего на это возразить. Она была так же бессильна, как Микель, дремлющий в своем кресле. Только теперь Ананда поняла, что Медеан вызвала ее на Совет не для публичных издевательств и даже не для того, чтобы сообщить о смерти Уло. Императрица пригласила ее, чтобы не дать ей первой встретить лорд-мастера Пешека.
— Как пожелаете, матушка императрица, — резко сказала Ананда, проклиная себя за недогадливость.
Но ответ был положительный, какие бы интонации в нем ни звучали, и императрица удовлетворенно кивнула:
— Благодарю, дочь моя.
Они слегка поклонились друг другу, и Ананде было дозволено уйти. Она ничего не сказала Кирити и Беюль, дожидавшимся за дверью зала для совещаний. Ананда быстро прошла мимо и по широкому коридору направилась к комнатам, отведенным Сакре. Девушки молча семенили рядом.
Ананда не решилась поселить своего советника в самых лучших апартаментах. Учитывая нынешние настроения императрицы, это могло спровоцировать ее посадить Сакру под домашний арест. Но Ананда по крайней мере устроила ему просторную комнату окнами во двор на одном этаже со своими собственными покоями. На полу здесь были ковры, на постели — чистое белье, а в очаге — жаркий огонь. По рекомендации Беюль к Сакре был приставлен новоиспеченный слуга по имени Йерос. Ананда не знала и не удосужилась спросить, откуда он взялся — пал жертвой очарования Беюль или польстился на предложенные деньги, никому же из старых слуг она не доверяла.
Когда вышеупомянутый Йерос открыл дверь и впустил Ананду в комнату, Сакра, к ее огромному облегчению, преспокойно сидел на узкой кровати под деревянным балдахином.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Ананда на хастинапурском языке.
Йерос поставил ей стул возле кровати и с поклоном удалился на подобающее расстояние. Так же поступили Беюль и Кирити. Ананда без сил опустилась на стул.
В глазах Сакры мелькнула тревога.
— Что случилось? — спросил он своим обычным спокойным голосом, не меняя позы.
Ананда, стараясь говорить в таком же спокойном тоне, рассказала о злосчастном лорде Уло.
— Я использовала последнюю косичку с заклятьем, чтобы убить его, — вымолвила она уже со слезами. — Я убила человека и осталась ни с чем, когда тебе так нужна была моя помощь!
— Вы ведь на собирались его убивать, — успокоил ее Сакра. — И вы все сделали правильно: заставить его замолчать было необходимо.
Ему хотелось убаюкать ее на руках, как тогда, когда она была ребенком. Ему хотелось обнять ее. Ананда прочла это в его глазах и в едва заметном машинальном движении рук. Но Сакра не посмел. Все-таки и новому слуге нельзя было доверять полностью.
— Я буду в полном порядке завтра к вечеру, принцесса. И тогда мы доведем эту битву до конца.
Ананда вытерла глаза рукавом, не веря, что этот кошмар когда-нибудь закончится.
— Ты поправишься, Сакра?
Призрачная улыбка заиграла на его губах:
— Я принял сильное тонизирующее средство.
— Ты об этой женщине?
Сакра кивнул:
— Возможно, это самая великая колдунья из всех, кого я встречал за свою жизнь.
Ананда услышала благоговейный трепет в его голосе. Все ясно: ему не терпится понять эту новую силу. Это была неизменная черта его характера — вечное любопытство, вечная жажда знать. И это еще более усложняет ее задачу. Несмотря на сожаления о судьбе Уло, несмотря на изнеможение, Ананда должна была сказать кое-что еще. С самого утра она знала, что ей придется это сделать, и все происшедшее за день не изменило ее решения.
Ананда украдкой глянула на слуг: Кирити и Беюль о чем-то беседовали с Йеросом. Это хорошо. Слуга вряд ли поймет их разговор с Сакрой, а вот девушки могут понять. Но если их подвергнут допросу (да хранят их от этого Святые Матери! ), они не должны ничего знать.
Ананда наклонилась к Сакре:
— Я могу… Я могла бы… Если она…
Нет, она не сможет этого произнести! А надо. Но если она сделает это, не падет ли она так же низко, как императрица, которую нимало не заботит количество человеческих жизней, загубленных ради ее собственных целей?
Но если она этого не сделает, то погибнет сама.
Однако Сакра и без слов понял ее намерение и, что делает ему честь, был шокирован.
— Принцесса!..
— Это единственный выход, — категорично заявила Ананда. Вот только взглянуть в ошеломленные глаза Сакры она почему-то не решалась. Вместо этого она упорно разглядывала его сильную руку, лежащую на покрывале. И гнула свою линию.
— Знаешь, что она видела сегодня? — Ананда пыталась объяснить свое решение. — Она видела, что я не могу исцелить своего слугу. Не могу даже узнать его в заколдованной птице!
— Да нет, вы хорошо выкрутились. — Кисть Сакры дернулась, как будто он хотел дотронуться до ее руки, но опять вспомнил о Йеросе и передумал. — Она наверняка решила, что это вы испытываете ее.
— Ты не видел ее глаз. — Ананда покачала головой. — Это она меня испытывала. Она знает. Даже сейчас может быть уже поздно. Она уже могла рассказать Калами и императрице.
Голос Ананды дрожал, и она ничего не могла с этим поделать. Настал тот день, которого она так боялась. Теперь, чтобы избавиться от нее, они начнут использовать обычные средства: яд и заклятья, от которых она не сможет защититься. Она умрет, и Микель останется один.
— Императрица говорила об этом на Совете?
— Нет. Она хотела заставить меня признаться в том, что это я вызвала тебя во дворец, нарушив приказ об изгнании. А еще ей хотелось увидеть мое выражение лица, когда она сообщит мне о смерти лорда Уло. А еще — не дать мне предупредить лорд-мастера Пешека.
И вот это последнее было плохо. Очень плохо. Сакра не мог не понимать, какая опасность в этом таится. Но когда он заговорил, его голос был ровным и твердым:
— Императрица хочет избавиться от вас очень давно. Неужели она упустила бы возможность разоблачить вас перед Советом, если бы знала о твоем притворстве?
— Все равно, это только вопрос времени. — Голос Ананды снова задрожал. «Скоро она умрет. Микель навсегда останется игрушкой в руках матери, а она умрет». Ананду душили рыдания. Она замолчала и открыла рот только тогда, когда была полностью уверена, что голос ее не подведет: — Если она заговорит, нам конец. Сейчас главное — выиграть время. Тогда мы сможем использовать Храбана и поднятый им мятеж. Если повстанцы победят, Медеан погибнет. Тогда наложенные ею чары исчезнут и Микель придет в себя.
Ананда не желала знать, что подумает о ней Сакра. Она знала только одно: как сладка мысль о свободе. Ее далекий аромат не раз дразнил душу Ананды, но лишь затем, чтобы приносить все новые разочарования. Теперь она сама добудет свою свободу и выпьет ее До дна, разделив с Микелем радость победы..
Наконец Сакра заговорил. Голос его звучал тихо-тихо, и в нем была мольба:
— Госпожа, я все понимаю, поверьте. Но прошу, дайте мне только одну ночь, прежде чем отнимете у нее жизнь. Или прежде чем вы отдадите такой приказ своим фрейлинам. — До того как она успела ответить, он продолжил: — Думаю, Калами и императрица недооценили эту новую силу, которую сами же и привезли.
— Ну и что? — устало спросила Ананда. Рука Сакры скользнула по одеялу, и кончики его пальцев коснулись ее руки.
— Они забыли о том, что она — женщина со свободной волей, а не только могучая сила. Они обманули ее и скрыли от нее правду. Я уверен, как только она узнает об этом, все изменится.
Ананда взглянула на их переплетенные пальцы. Она хотела бы поверить Сакре, но она так устала и так боялась за Микеля… После того инцидента в зале Совета императрица может усилить заклятье. Она вообще может сделать с ним все что угодно. Ананда уже проглядела один замысел императрицы — не подпускать ее к лорду Пешеку. Может, она проглядела и что-то еще?
Она подняла голову и долго смотрела в глаза Сакры. Он предлагал ей надежду. Шанс, что не случится то, чего она всегда боялась. Что она не станет бессердечной и беспощадной. Почему же она не согласилась сразу? В глазах Сакры была тревога за свою госпожу и горячее желание узнать правду об этой новой колдунье. Но было и кое-что еще, какое-то желание или надежда, которую она не могла понять. Что с ним происходит? Этого Ананда не знала, и оттого ее сердце полнилось новой тревогой.
— И ты хочешь показать ей, как обстоят дела на самом деле?
— Если получится.
Ананда ухватилась за спинку кровати, как будто хотела разломить деревянную раму надвое. Она должна ему верить! Что бы она ни увидела в его глазах. Сакре нужно верить. Если она не будет доверять даже ему, она сойдет с ума.
— Хорошо. Одну ночь, но не больше. Если мы действительно собираемся участвовать в восстании, промедление недопустимо. И если ты не сможешь убедить ее…
Сакра склонил голову и прижал ладони к лицу, прежде чем она произнесла слова, тяжелым грузом лежащие у нее на сердце. Ананда посмотрела на Сакру молча и отчужденно. Нет, ничего не выйдет. He может выйти. Какие бы надежды ни питал Сакра, они были безосновательны. Калами и императрица слишком осторожны, чтобы привлечь на свою сторону силу, в которой они не уверены до конца. Если эта Бриджит еще не полностью в их власти, это не замедлит случиться, и тогда не останется никакой надежды. Разве что на внезапное выздоровление Микеля. Однако в глубине души Ананда была уверена, что, пока жива императрица, этого не произойдет.
И все же Ананда чувствовала себя в долгу перед Сакрой, который столько лет оберегал ее жизнь. Нужно дать ему шанс. Он все еще не поднимал головы, ожидая ее решения. Ананда вздохнула и коснулась его лба:
— Я знаю, ты сделаешь все возможное.
Сакра поднял голову. На его лице была печаль.
— Госпожа, вы были сильной столько лет. Умоляю, не падайте духом и сейчас. Если вы прикажете уничтожить человека из изавальтской знати, то станете воплощением всего, чего они боятся в хастинапурцах.
— Нет, этого я не хочу, — ответила Ананда. — Но я не хочу быть и одной из тех героических королев, которые гибнут за любовь и честь, не пошевелив и пальцем ради спасения своей жизни.
Эти слова зажгли искорку улыбки в глазах Сакры.
— Нет, это не в вашем стиле, — серьезно согласился он. Ананда мимолетно ответила на эту улыбку.
— Если это создание не удастся переубедить, то поток их планов станет неуправляем, — уже совершенно серьезно сказала она. — И я не стану ждать, пока он потопит меня или Микеля. Восстание Храбана — наш единственный шанс. При необходимости я попрошу отца поддержать его.
Сакра вздрогнул.
— Народ Изавальты никогда не признает вас законной правительницей, если вы получите трон в результате вторжения, — тихо произнес он. — До этого доводить нельзя.
— Что ж, — сказала Ананда вставая, — значит, мы должны быть уверены, что это не понадобится.