Наполеон. Книга 1. Путь к славе

ГЛАВА ВТОРАЯ ДВА РАЗГОВОРА

Штольц ожидал Александра с бокалом вина, добродушно кивая прогуливавшимся мимо него гостям Богарне. Выглядел он милым, добродушным полным мужчиной лет пятидесяти. Впрочем, он всегда так выглядел. Мало кто видел, как он рубится на саблях.

— Карл Иванович? — Александр остановился рядом и постарался надеть на лицо такую же добродушную улыбку. — Прошу вас, объясните мне хоть что-нибудь!

— Спрашивай, Саша.

— Ну… Кто такая Мари? И кто такой этот Дюпон, черт бы его побрал!

— Не о том спрашиваешь. — Даже теперь Штольц не выходил из роли доброго, но строгого учителя. — Ты бы, милок, лучше спросил, что в чемодане, за который тебя сегодня едва не убили.

— Что в чемодане? — послушно повторил Остужев. — Кто на нас напал?

— Роялисты напали. — Штольц громко поприветствовал проходившего мимо них главу австрийской миссии с женой. — Агенты англичан. Я же тебе рассказывал: англичане предоставили убежище претендентам на французский трон. И хотя Россия выступает за скорейшее подавление мятежа, за реставрацию монархии и прежнего, установленного Господом на земле порядка, позволять Англии распоряжаться всем и здесь, на континенте, мы не собираемся. В Париже готовится восстание, мой друг. И если с плохо вооруженными, недисциплинированными санкюлотами из предместий Баррас справился легко, то тут дело посложнее. Центральные районы Парижа населены людьми зажиточными, а где деньги — там и оружие, и профессионалы, умеющие с ним обращаться.

— А при чем здесь наш чемодан? — Остужев припоминал, как мог, слова Ханса. — Чем наш чемодан может помешать восстанию роялистов?

— Да не то чтобы роялистов… — не спеша протянул Штольц и задумался на миг. — Роялисты придут вслед за теми, кто хочет от Конвента перемен, считает его слабым. И правильно считает. Восстанию мы помешать не можем, у них уже все готово, по некоторым нашим сведениям. Наш чемодан, наполненный как документами, так и обыкновенными деньгами, и даже золота там немного есть… Наш чемодан помешает Баррасу сбежать. А когда таким людям бежать некуда, они бьются насмерть, как крыса, зажатая в угол. Вот такие вещи происходят иногда в политике — приходится и платить, и запугивать одновременно подлеца, которого я бы с удовольствием лично пристрелил. Но только он может справиться с волной, которая вот-вот поднимется и снесет весь этот революционный режим, или что тут от него осталось после гибели Робеспьера. Британский ставленник на французском престоле нам не нужен.

Остужев помолчал, мысленно обдумывая услышанное. В этом ему помог бокал вина, который он взял с подноса проходившего мимо лакея. Александр не любил тайные политические игры, но другого способа увидеть мир у него не было, вот и ввязался он в эти дурно пахнущие дела, использовав свою способность к языкам. Правда, Штольцу во Франции, так же как и в Германии, переводчик вовсе не требовался. На должность секретаря легко могли выбрать более опытного человека, в желающих недостатка не было.

— Карл Иванович, мы из Франции поедем куда-то еще? — спросил наугад Остужев. — Мне бы знать, я занялся бы языком заранее.

— Куда-то поедем, если Бог даст, — несколько печально произнес Штольц. — Только как знать куда? Слушай меня, Саша. Мы противостоим попыткам Англии подмять под себя всю Европу. И вот эта вроде бы простая фраза, которую я произнес, — государственный секрет. Понял?

— Ничего не понял, — честно признался Остужев. — Да скажите хоть, кто такой Дюпон, или прикажите не задавать вопросов!

— Не задавай вопросов, — просто ответил Штольц и тут же добавил: — Дюпон — наш друг. Во многих странах у нас есть друзья, противостоящие Англии. И это тоже государственный секрет. Ханс был нашим другом из Пруссии, царство ему небесное.

«Тайная организация! — сообразил наконец Александр. — Международная тайная организация! Масоны? Но их и в Англии хватает, все говорят, что и политика британская ими ведется. Так во что же втравил меня Штольц? А может, и не Штольц, а сам Аракчеев?»

— Эту девочку, Мари, хорошо запомнил? — спросил Карл Иванович. — Далеко пойдет малышка.

— Ее трудно запомнить. Как-то она умеет по-разному выглядеть. Не знаю, как объяснить, но…

— Правильно ты понял. — Штольц шагнул вперед, пожал кому-то руку, обменялся любезностями на немецком и вернулся. — Девка непростая, не зря Дюпон ее при себе держит. Если вдруг заметишь ее где-нибудь рядом, будь начеку и мне сразу сообщи.

— Так Дюпон нам друг или не совсем?

— Ах, Саша! Я же просил тебя не задавать вопросов. Но Дюпон наш друг, это совершенно точно. А вот Мари… С такими, как она, шутки плохи. Дочь аристократов, между прочим, вся семья погибла от якобинцев.

— Она говорила много хорошего о Баррасе! — вспомнил Остужев. — Мне показалось, он для нее авторитет.

— Вот как! — Штольц нахмурился. — Вот, родной, это важно. Это я передам Дюпону, хоть он и сам должен знать. Девочка, совсем еще девочка… Тем она и опасна со своими талантами. Пролезет в любую щель, а потом исчезнет на пустом месте. Опасайся ее. Она не наш человек, а человек Дюпона и, возможно, Барраса. Конечно, Баррас придавил всю эту шайку, кому как не ей его за это любить. Ну вот и Клод!

Дюпон широкими шагами двигался к ним через зал. Он был еще сравнительно молод, Александр дал бы ему лет тридцать пять, но не только рано поседевшие виски заставляли предположить, что Дюпон старше. Имелось в нем нечто, чего Остужев не мог сам себе объяснить. Будто приближался к ним кто-то сошедший со старых картин.

— Карл Иванович, а Дюпон не был прежде охотником или моряком? Есть в нем что-то…

— Да, Клод не на паркете вырос, — оборвал его Штольц. — Ты сам попросил: прикажите мне не задавать вопросов! Я приказал.

— Баррас уходит из зала, — сразу перешел к делу Дюпон, как только оказался рядом. — Идем и мы, встретимся с ним в одной из уютных комнат. Мари позаботится, чтобы нас никто не подслушал.

— Она не в слишком близких отношениях с Богарне? — спросил его Штольц. — Знаешь, Жозефина — женщина приятная, но ветреная.

— Мари по моему приказу понравилась ей. Их многое объединяет, Богарне потеряла мужа во время террора, сама была под арестом. Пожалела девочку… Конечно, Мари несколько привязана к ней, но не настолько, чтобы выдать наши тайны. — Дюпон посмотрел на Остужева. — Ты сказал своему секретарю, что все наши переговоры абсолютно секретны?

— Не сомневайся, Клод, Саше можно доверять всецело. — Штольц положил руку Остужеву на плечо. — Я, конечно, планировал несколько позже ввести его в курс дела, но, видимо, пора. Тем более что Ханса с нами больше нет.

— Тогда идемте, нечего терять время. — Дюпон первым пошел к двери.

— Ты многого еще не знаешь. — Карл Иванович взял Остужева под руку и двинулся следом за французом. — Ничего, постепенно ты поймешь. Главное, верь мне: мы трудимся ради блага России.

Особняк Жозефины Богарне оказался даже больше, чем по первому впечатлению Остужева. Это был целый дворец, изобиловавший множеством комнат, к которым порой вели совершенно неожиданные повороты коридоров. Но Дюпон прекрасно знал этот лабиринт. Ни разу не усомнившись в выборе пути, он довел русских до места встречи с Баррасом. Крохотная комната на втором этаже имела лишь одно окно, плотно завешенное шторами. Горели свечи, на маленькой кушетке сидел, подперев голову ладонью, первый человек Франции и о чем-то размышлял. Когда гости вошли, он не поднялся, лишь лениво поприветствовал их:

— Добрый вечер, господа, если он для вас добрый. Я слышал, в саду напали на чью-то карету? Надеюсь, все обошлось?

— Все обошлось, — поклонился ему Штольц. — Хочу представить вам моего секретаря, которому я абсолютно доверяю: Александр Остужев.

Остужев поздоровался и поклонился. Баррас посмотрел на него с любопытством.

— Вы француз? Как ваше настоящее имя?

— Он русский, — за Остужева ответил Штольц. — Просто имеет необыкновенную способность к изучению иностранных языков.

— Надо же! — Баррас усмехнулся и сел поудобнее. — Русский говорит по-французски как парижанин, а ко мне вчера приходил один французский генерал, просил места, так у меня уши опухли слушать, как он изъясняется на моем языке. Впрочем, он корсиканец.

— Наполеон Бонапарт? — тут же спросил Дюпон, прикуривая от свечи сигару. — Бригадный генерал, если не ошибаюсь, герой взятия Тулона.

— Он, — кивнул Баррас. — Впрочем, не такой уж и герой. Просто на фоне тех людей, которые у нас стали командовать армиями, Бонапарт смотрится героем. Всего-то и сделал, что правильно выбрал место и разместил там артиллерийские батареи, чтобы обстреливать английский флот и вынудить наших чертовых соседей убраться от Тулона.

— Толковый генерал многого стоит! — заметил Дюпон.

— Толковый, да слишком норовистый. Ему предлагали отправиться в Вандею, воевать с мятежниками, командовать дивизией. Впереди была карьера! Так нет: и в гражданской войне ему участвовать не хочется, ручки марать о кровь французов, и он, видите ли, артиллерист, а не пехотный генерал… Молод еще, тридцати нет. Горяч. Хотя умен, разбирается в баллистике как ученый. Сказал, что, будь он на месте Людовика, просто расстрелял бы толпу в Тюильри из пушек и никакой революции не было бы. Явно скрытый роялист. Но я заметил, Дюпон, что вы им интересуетесь, а это неспроста.

Дюпон рассмеялся и покачал головой.

— Вы очень наблюдательны, Баррас. Вот поэтому и занимаете такое важное место — всегда умели все вовремя подмечать и принять правильную сторону! Но не обижайтесь. Мы пришли говорить не о Бонапарте. Вы собрались бежать, Баррас. Сейчас, когда вы в зените славы, на вершине власти! Нельзя так поступать, милый мой.

Баррас выпрямился на кушетке и настороженно покосился на Штольца. Тот укоризненно покачал головой: нет, нельзя так поступать. Француз перевел взгляд на Остужева, и Александр заметил в его умных, внимательных глазах страх.

— Какого черта! — Баррас возмутился, но не слишком убедительно. — Вот еще, бежать! Я что, сумасшедший — бросить все и бежать!

— Вы наворовали достаточно, чтобы жить припеваючи хоть в Италии, хоть в колониях, хоть даже в Турции, — твердо сказал Штольц. — Мы знаем, что деньги уже ушли из страны. Жадность губит вас, Баррас. Вы постарались не «бросить все», а забрать все с собой. Это нельзя сделать незаметно.

— А вы мне с самого начала не понравились, мсье Штольц. — Баррас закинул ногу на ногу и достал из шкатулки на столике сигару. — Слишком симпатичным выглядите. Мягкий, добрый… Что вам нужно?

— Чтобы вы остались. — Дюпон присел на кушетку рядом с ним и поднес к сигаре Барраса свечу. — Примите бой и победите.

— Это невозможно! — Баррас поперхнулся дымом. — Я сам расправился с якобинцами. Теперь предместья меня не поддержат! А буржуа настроены решительно, они видят, как слаб Конвент. Армия нам нужна на юге, в Вандее, на Рейне, в Италии… Войск просто нет! Роялисты прибыли в Париж, их сотни. Они вернулись и ждут сигнала. И они не будут кричать «Да здравствует король!», они лишь поддержат восстание. Ну, а уж потом придет и их час. Оружия в городе хватает, все висит на волоске, и этот волосок неизбежно лопнет. Я ничего не могу сделать, мои же генералы против меня. Их просто купили, и стоило это недорого — никто не поддерживает Конвент.

— Остужев, посмотрите за шторами — нет ли там чего- нибудь любопытного для господина Барраса?

Александр, посмотрев на кивнувшего Штольца, подошел к окну и обнаружил за шторой свой простреленный чемодан. Он поднял его и поставил у ног Барраса и Дюпона.

— В доме моей любовницы чувствуете себя как у себя дома, Дюпон? — проворчал Баррас. — Это похоже на вас. Эх, знать бы, кого вы представляете.

— Я представляю силу, которая сможет достать вас даже на краю света. Вы никуда не поедете, Баррас. Вот ключ от замка, раскройте чемодан и изучите его содержимое. Вам будет интересно.

Баррас подчинился. Он положил чемодан себе на колени и несколько минут шуршал какими-то бумагами. Остужеву не было их видно, но он понимал, что знать больше, чем приказано, ему запрещено. Наконец Баррас захлопнул крышку и сердито оглядел своих гостей.

— Что ж, вы можете меня и ограбить, и просто убить, можете выставить меня подлецом и вором и отправить на гильотину…

— Да вы и есть подлец и вор, — почти дружелюбно перебил его Дюпон, пуская кольца дыма.

— Идите к черту! Вы предлагаете мне погибнуть или… Или погибнуть. — Баррас нервно барабанил пальцами по чемодану. — Что я могу? Верных людей совсем нет. Я могу… Я могу выпустить из тюрем тех якобинцев, которые согласятся поклясться в верности Конвенту. Из них можно сформировать роту-другую или даже батальон. Против буржуа эти головорезы будут драться насмерть, но их мало! Кроме того, они меня ненавидят.

— Вот за это мы вас и ценим, Баррас! — воскликнул Штольц. — Вот вы уже начали искать и нашли верное решение. Этого мало, но вы придумаете что-нибудь еще.

— Вы меня цените! — передразнил Баррас, и Остужев поразился его самообладанию. Мари права: этот человек был и подлецом, и вором, и распутником, но никак не трусом. — Дешево вы меня цените, если верить содержимому этого чемодана.

— Мы даем вам деньги, потому что свои вы слишком далеко припрятали. — Штольц погрозил пальцем. — Верните свои капиталы и спасайте на них свою жизнь и власть. А это — на первое время.

— Мне не на кого опереться. — Баррас наморщил лоб. — Вокруг воры, взяточники, тайные враги и просто дураки. Вот до чего довела Францию революция! Посадили в тюрьму палачей, и некому стало заниматься государственными делами, потому что палачи успели всем достойным людям отрезать головы.

— Нам пора. — Дюпон поднялся. — Спасайте Францию и себя, Баррас.

— Но вы! — Баррас тоже вскочил и схватил Дюпона за рукав. — Ваша организация, или как вы себя называете, — вы могли бы оказать неоценимую помощь!

— Если мы вступим в дело открыто, открыто проявят себя и наши враги. — Дюпон вырвал руку. — А тогда, мой милый, не только от вас, от страны камня на камне не останется. И не от нее одной. Вам нужно справиться самому. И вот еще: если вас придут купить другие, лучше бы вам их не слушать. Потому что тогда мы больше уже никогда с вами не увидимся. Да вы никого уже не увидите, говоря совсем откровенно. Прощайте.

Дюпон покинул комнату, следом за ним Штольц. Коротко поклонившись, оставил Барраса и Остужев.

«Какой циничный негодяй! — удивлялся он, пока они той же дорогой возвращались в зал. — И вот этот мерзавец управляет самой сильной, самой цивилизованной страной мира! Или — уже не управляет? Кому же я служу?»

На лестнице ему показалось, что по ступенькам вверх пробежала Мари, но в самом ли деле он кого-то видел, Остужев не был уверен. Но в самом деле — кто еще принес в комнату чемодан? Остужев не исключал даже, что она слышала весь разговор. Ему стало интересно — так же лестно отзывалась бы Мари о Баррасе, если бы представляла, каков он на самом деле?

Никто из троих не знал, что в то же самое время, когда они покинули зал для свидания с Баррасом, Жозефина Богарне также отправилась на встречу. Извинившись перед гостями за то, что на минуту покидает их, она поднялась по другой лестнице на третий этаж, где ее ожидал среднего роста лысый мужчина со шрамом на щеке.

— Вы заставляете себя ждать, Жозефина, — негромко сказал он.

— Вы велели мне прийти, когда Баррас исчезнет из зала, — хмурясь, ответила Богарне. — И прежде всего я хочу спросить: вы не могли найти другого времени для нашей встречи? Все это может сильно скомпрометировать меня. Надеюсь, вы не этого добиваетесь?

— Нет, не этого! — Мужчина провел ладонью по ее щеке, Богарне отпрянула. — Не пугайся, крошка. Мне требовалось быть уверенным, что кое-кто не узнает о нашей встрече.

— У Барраса много дел! Мы могли увидеться утром.

— Да нет, не в Баррасе дело. То есть в нем, конечно, тоже, но еще важнее люди, которые прямо сейчас говорят с ним. И кое- кто наверняка обеспечивает им безопасность, следит, чтобы никто не подслушал. Значит, и этот «кое-кто» тоже не узнает о нашей встрече.

— Перестаньте говорить загадками, Колиньи! Я этого не люблю. — Богарне старалась держаться независимо, но это лишь смешило ее собеседника. — Что еще за «кое-кто», что за встреча у Барраса?

— Ну, с кем встреча у Барраса, это не твое дело. А что касается того, кто может многое подслушать в твоем доме, то… Я не стану ничего утверждать наверняка, но малышка Мари лично мне сильно подозрительна. — Колиньи взял из вазы яблоко и с хрустом надкусил. — В сущности, задерживаться нам здесь ни к чему. Дело у меня к тебе пока простое: держи вот эту штучку.

Он протянул собеседнице фигурку кролика, подвешенную на серебряной цепочке. В сущности, недалекая, но очень любопытная женщина, Богарне тут же схватила украшение и внимательно рассмотрела.

— Это даже не серебро! — фыркнула она. — Что за ерунда?

— Эта ерунда, милая, стоит тысячи таких, как ты. — Колиньи посерьезнел и заговорил жестко: — Не вздумай потерять, а то, клянусь всеми дьяволами преисподней, я живьем сдеру с тебя твою нежную шкурку! И слушай внимательно: когда будешь общаться с Баррасом, всегда имей ее при себе. Повтори.

— Иметь при себе эту безделушку, когда общаюсь с Баррасам, — недовольно повторила Богарне и капризно надула губки. — Но она мне не нравится! И уж точно не понравится Баррасу — как ни странно, у него тонкий вкус.

— Мне плевать, что понравится или не понравится тебе. Этот кролик должен касаться твоего тела, когда ты общаешься с Баррасом, в других случаях лучше носи его в кармане. — Колиньи внимательно смотрел на нее, будто к чему-то прислушиваясь. — Баррасу это понравится. Я не фигурку имею в виду, а… В общем, соври ему что-нибудь: талисман на счастье или еще что-нибудь. А пока спрячь куда-нибудь, начни завтра. О чем тебе шептал прошлой ночью любовник?

— О чем, о чем… — Роль шпионки не нравилась Богарне, но у Колиньи явно имелось нечто способное ее испугать. — Ни о чем, Колиньи. Баррас не дурак и разговаривать со мной о делах не станет. Говорил, что хочет отдохнуть и скоро мы отправимся за город.

— Он-то явно собирался куда-то уехать, — усмехнулся Колиньи. — Ты что, не слышала меня? Немедленно спрячь фигурку и никогда не смей надевать ее, когда встречаешься со мной! Это только для Барраса, ясно?!

— Ясно… — Богарне убрала кролика. — Не кричите так, нас же услышат.

— Так делай же, что я говорю! — Колиньи взял себя в руки и снова захрустел яблоком. — Почему ты не сказала мне, что он забрал почти все твои украшения?

— Я не думала, что это важно. — Богарне пожала плечами. — По его словам, он хочет дать их опытному оценщику, чтобы точно знать, сколько они стоят. Не знаю, зачем ему это понадобилось… Но что я могла сделать? Я полностью в его руках.

— Нет, милая, ты в моих руках, — поправил Колиньи. — И если якобинцев больше нет, это не значит, что гильотина больше не работает. Да что там гильотина, мне и самому тебя прикончить не сложно. Ладно, с кроликом разобрались. Еще раз повторю: береги его, это очень дорогая вещь. И старайся не показывать посторонним. Впредь рассказывай мне обо всем, что делает Баррас, понятно? Негодяй собрался бежать, вот и прибрал к рукам все ценное.

— Бежать?! — Богарне вскочила. — А как же я?

— А на тебя ему наплевать, будто ты не понимаешь. Но не волнуйся, его не отпустят. И я никак не могу решить: плохо это или, напротив, хорошо… — Колиньи задумался на минуту, потом бросил недоеденное яблоко обратно в вазу. — Так или иначе, передавай мне через моего человека все, любые мелочи. И сама расспрашивай его, работай!

— Будто мне платят за эту работу! — фыркнула Богарне.

— Не платят? А кто помог тебе стать любовницей Барраса, ты забыла? Да каждая женщина в Париже скажет, что это — очень щедрая плата. Этот развратник только для государственных дел скуп, а уж тебе досталось от него немало, взять хоть этот дом. Поэтому делай, что тебе говорят. Докладывай обо всем. — Колиньи надел шляпу. — Прощай, мне пора исчезнуть.

Впрочем, прятаться Колиньи не собирался — на приеме у Богарне он присутствовал вполне официально, в качестве отставного военного, прославившегося удачными действиями против мятежников в Вандее. Спустившись в зал, он раскланялся с несколькими знакомыми, а у дверей задержался, сделав незаметный знак пышногрудой брюнетке. Минуту спустя та оставила окружавших ее молодых людей и подошла к Колиньи.

— Есть что-то интересное, Джина?

— Нет, — брезгливо поморщилась она. — Болтают о всякой чуши, бахвалятся своими подвигами при расстреле черни в предместьях. И врут эти французы так, что любой итальянец покраснел бы.

Графиня Джина Бочетти совсем недавно прибыла в Париж из Италии. На родине некоторые знали ее под другими именами.

— Слушай всё, — наставительно сказал явно неравнодушный к ней Колиньи. — Возможно, кто-то из этих офицеров скоро возглавит целую армию. Во Франции теперь это обычное дело — стать генералом раньше, чем отрастут усы. Кролик у Богарне. Сойдись с ней поближе и присматривай на расстоянии.

— Как прикажете, — кивнула Бочетти. — Кстати, когда я получу ту сумму, которую просила на расходы?

— На расходы? — Колиньи вскинул брови. — Вот как ты это называешь? Что ж, мне, пожалуй, по душе. Я пришлю человека с деньгами вечером.

— Вот это мне в вас нравится, Колиньи: вы не откладываете дела на завтра! — Бочетти звонко рассмеялась, показав ровные острые зубки. — Но почему бы вам не зайти вечером самому?

— Лучше будет, если вечером у вас окажется кто-нибудь из интересных для меня людей. — Колиньи усмехнулся, глядя ей в глаза. — Дело прежде всего, Джина. Ну, если тебе больше нечего мне сказать…

— Говорят, что в Париже сейчас живет некто Наполеон, или Наполеоне, не разобрала. Какой-то известный несколько лет назад генерал, теперь голодает и чуть ли не побирается в поисках места. — Бочетти наморщила лоб, припоминая. — Кажется, артиллерист.

— Есть такой, — безразлично кивнул Колиньи. — Но его звездный час прошел, он не сумел схватить за хвост удачу. Впрочем, я учту, что он в Париже, такой может однажды и пригодиться — униженный, злой, жаждущий вернуться к славе. Я ухожу, Джина. Если сможешь сблизиться с Богарне, следи, чтобы эта дура не потеряла кролика. И смотри, не влюбись в нее сама!

Колиньи поклонился и покинул прием, скрывшись в неспокойной парижской ночи.