Остаток ночи Баррас, конечно же, не спал. Некоторое время вокруг него вертелась Богарне, но и она не могла теперь его успокоить — проклятый кролик не шел из головы. Нужно было непременно проверить, правду ли говорил Колиньи, но сначала стоило прийти в себя. Он почти грубо выгнал Жозефину, заперся в кабинете и налил себе рюмку коньяка.
— Унижение! — прохрипел он и изо всех сил ударил кулаком по столу.
Рюмка опустела вмиг, Баррас налил себе еще. Унижение было тем, чего он боялся больше всего. И вот ведь странная вещь: как ни высоко поднялся в жизни Баррас, унижения продолжали его преследовать. Он страдал, а потом лечил себя: деньгами, властью, женщинами, обманом, игрой… Но не успевал прийти в себя, как случалось что-то еще, куда более унизительное. Когда-то, юным офицером, он попался на воровстве в полку. Его уволили, опозорили. Это было ужасно, и Баррас клялся себе, рыдая, что такого больше не произойдет. Знал ли юный Поль, что, став первым человеком во Франции, а то и в Европе, он может быть унижен куда сильнее?
— Дюпон, черт бы тебя побрал! — Баррас взял себя в руки и вторую рюмку тянул потихоньку. — Ты с самого начала презирал меня. Ты окружил меня шпионами, ты знаешь обо мне все. А я о тебе — ничего! Хотя нет, постой. Предметы. Вот источник твоей силы и власти, Дюпон, предметы, которыми ты то ли торгуешь, то ли жонглируешь. Хорошо же…
Что сказать дальше, Баррас не знал. Он постарался мысленно отвлечься от Дюпона и наткнулся на другой источник своей ненависти — свежий, совсем недавно появившийся источник. Причем появившийся с помощью Дюпона! Проклятый корсиканец, который планомерно, шаг за шагом, медленно, но совершенно неудержимо отбирал власть у Барраса.
— Да он просто животное! — Рюмка снова опустела, и Баррас налил третью, поклявшись себе, что это последняя. — Просто животное, которое стремится к власти. Я, например, не хочу власти. Я хочу лишь того, что власть может дать. А вот Бонапарт любит именно власть, именно величие. Зачем она ему?! Чтобы водить строем своих дрессированных артиллеристов! Такого человека нельзя пускать высоко, он погубит Францию. Что мне делать? — Баррас покачал рюмкой, глядя, как коньяк медленно стекает по стенкам сосуда. — Итальянский поход. Я заставлю Конвент выделить на это средства, и плевать, что северная армия и так нас разоряет. Снабжение поручим… А почему бы и не Колиньи? Держи друзей близко, а врагов еще ближе, как говорит пословица. Он пытался использовать меня, я использую его. Что же до Дюпона, то… — Баррас залпом допил коньяк и решительно отставил рюмку прочь. — Мне нужно утроить, удесятерить охрану. И убрать из Парижа Бонапарта, тогда разберемся и с Дюпоном.
К завтраку он вышел, немного придя в себя. Зато Богарне не могла не выказать ему свою печаль:
— Поль, у меня снова нет служанки, — ломала она руки со слезами на глазах. — Представь, эта Вероника, которую порекомендовала Мари, просто сбежала! Кстати, ты не видел Мари?
— Видел, — кивнул Баррас. — Отлично видел. Но, кажется, у нее какие-то дела имелись срочные… Послушай, Жозефина, если девчонка вдруг появится, сообщи мне. Срочно!
— Хорошо… — Богарне удивленно распахнула глаза. — Просто ты, кажется, меня не слушаешь: я не о Мари говорю, а о Веронике! Ушла, даже не попрощавшись. Я всегда была ласкова с ней, мне очень нравилась эта девушка, ее глаза и волосы, и вот… Я чувствую себя оскорбленной!
Баррас в то же самое время почувствовал укол ревности и пристально посмотрел на женщину. Вправду она так проста и так верна, как ему кажется? Но теплое чувство обволакивавшей его сердце любви не позволило рассердиться. К тому же Баррас не был бы собой, если бы разрешил эмоциям взять верх.
— Жозефина, а где та забавная вещица, кролик? Я хотел бы прямо сейчас на нее посмотреть.
— Сейчас? — У Богарне машинально дернулась рука к груди, и этого хватило Баррасу, чтобы понять: предмет с ней. — Ой, милый, я его куда-то задевала. Вся эта ужасная ночь, этот Бонапарт со своими огромными страшными солдатами!
— Понятно, — кивнул ее сотрапезник и приторно улыбнулся. — Надеюсь, он найдется, любимая! Обязательно найдется. Налей мне кофе.
Отложив разбирательства с Жозефиной и ее предметом на потом, Баррас поспешил в Конвент, чтобы как можно быстрее провести решение об отправке Бонапарта в южную армию. Генерал и сам давно туда рвался, и Баррас никак не мог взять в толк зачем. Все решения принимаются в Париже, все деньги проходят через Париж, и успех итальянской кампании зависит от того, что произойдет в Париже. Но Бонапарт, похоже, никак не мог это осознать. Он, правда, оставлял на многих влиятельных постах близких себе людей, но уж Баррас-то знал, как достаточно быстро убрать их оттуда. Недоброжелателей у Наполеона Бонапарта тоже хватало, взять хоть тех же генералов, чью славу затмила слава выскочки.
В то же самое время Остужев, не выспавшийся и мрачный, явился в канцелярию к Бонапарту. Записку с то ли приглашением, то ли приказанием вестовой принес ему в гостиницу еще ночью, но Александр вернулся в номер лишь утром. Наполеон выглядел свежим, спокойным и против обыкновения даже не хмурил брови.
— Здравствуй, мой друг! — Он лишь на миг поднял голову, жестом пригласил Александра присесть и опять начал читать бумаги. Это совершенно не мешало ему общаться. — Я говорил тебе, что собираюсь на юг и ты будешь мне там нужен в качестве личного секретаря и помощника. Хочу уточнить: мы едем в Италию. Кажется, уже все шпионы об этом знают… Но все равно не болтай.
— И в чем будут состоять мои обязанности?
— В том, чтобы исполнять мои поручения. Поручения могут быть разными, но ты справишься. Пока займись языком — я заметил, ты весьма скверно говоришь по-итальянски. Но твои способности тебе помогут. Ну и вообще почитай все, что сможешь, о Генуе, о Риме, о Венеции и Неаполе… — Наполеон, не глядя, протянул руку и отпил кофе из чашки. — Во Франции стремительно дорожают колониальные товары: кофе, чай, табак, шоколад и прочее. Все из-за проклятых англичан, которые просто душат нас. Силой победить не могут и взялись за торговлю! Что ты об этом думаешь?
— Я думаю, что английский флот, безусловно, очень силен. — Остужев пожал плечами. — Видимо, Франция пока ничего не может с этим сделать.
— Зато у Франции сильная армия. А будет еще сильнее. — Бонапарт все так же быстро работал пером, правя документы. — д что, если обмануть англичан маневром и высадить десант в Ирландии? Ирландцы нас поддержат. Мы получим продовольствие, фураж, боеприпасы, людей и лошадей.
К подобным скачкам в разговорах Остужев уже успел привыкнуть. Бонапарт, кажется, думал сразу обо всем и делал это без малейшего усилия.
— Крайне рискованно, — сказал он. — Если англичане переиграют французов и встретят флот в море, может случиться такая же беда, как с Великой Армадой, которую послали к их берегам испанцы. Кроме того, Ирландия — отдельный остров, и, захватив его, все равно придется переправляться в Британию, а английский флот будет начеку. И расстояние! Армия окажется оторвана от страны.
— Это аргумент, — кивнул Наполеон. — Но есть еще шотландцы, с которыми тоже можно попробовать договориться. Что касается расстояний, то правильно руководимый экспедиционный корпус может действовать совершенно самостоятельно долгое время. Нужно только обеспечить снабжение. А это задача, которую следует решить командующему.
В дверь постучали. Бонапарт разрешил войти, и солдаты, всегда стоявшие снаружи с примкнутыми штыками, впустили Барраса. Наполеон поднял брови — обычно о таких визитах его извещали заранее.
— Решил зайти к вам по дороге в Конвент, — сообщил, фальшиво улыбаясь, Баррас. — Не знаю, могу ли я говорить о некоторых делах при вашем друге…
— Это мой личный секретарь, — подумав мгновение, решил Бонапарт. — Да, говорите.
— Генерал, я думаю, нам не стоит тянуть с итальянским походом, — произнес Баррас, недовольно покосившись на Остужева. Он знал, что Александр — человек Дюпона, но сделать с ним пока ничего не мог. — Необходимые распоряжения я подготовлю прямо сегодня. Провести их через Конвент так быстро не получится, но вы же понимаете, что я все равно это сделаю.
— Пустые болтуны! — Наполеон презрительно скривил губы. — Что ж, я готов отправиться в течение нескольких дней. Кое-что нужно закончить здесь, в Париже. Алекс, и ты имей в виду: когда я пришлю за тобой, будь готов в ту же минуту отправиться на юг.
— Некоторые части расквартированы в Ницце, некоторые в Марселе… — бесцельно бормотал Баррас, глядя на Бонапарта.
— Я понимаю вас, понимаю, — нервно кивнул Бонапарт. — Хорошо, Остужев, я сказал тебе все, что хотел, можешь идти. Но помни: я считаю тебя своим секретарем и доверенным лицом!
— И, надеюсь, своим другом! — Александр как мог любезнее поклонился и с облегчением вышел.
Баррас, вероятнее всего, хотел обсудить с Бонапартом события минувшей ночи. Остужева никто из них не видел и посвящать его в детали случившегося не собирался. Более всего, конечно же, Барраса интересовало, что именно произошло между ним, Дюпоном и Колиньи. Но Остужев был уверен: Наполеон и не подумает ничего рассказать этому жулику. Он отправился в гостиницу, намереваясь поспать и уже потом, на свежую голову, обдумать, что же делается с ним и вокруг него.
Между тем Баррас, как и предполагал Александр, долго пытался выведать что-то у Бонапарта и наконец нарвался на приглашение зайти попозже. Это прозвучало почти грубо, и внутренне Баррас вскипел — генерал и правда теперь ставил себя выше него. Более того, имел на это право! Он почувствовал острую необходимость отомстить как можно скорее. Но имелась еще одна тема, которую Баррас хотел обсудить.
— Для снабжения готовящейся к наступлению армии требуется некая централизация… — Он испытующе посмотрел на Бонапарта. — Я хочу, чтобы за поставки отвечал лично Колиньи. Он сам мне это предлагал несколько дней назад. Берется договориться с другими коммерсантами и далее за все, включая доставку, будет отвечать лично.
— Колиньи — тот еще вор, — заметил Бонапарт. — Впрочем, других у нас и не осталось, верно? Хорошо, пусть будет Колиньи.
Такого Баррас не ожидал. Ему показалось, что когда генерал покидал ночью его дом, то относился к Колиньи, мягко говоря, без уважения. Баррас полагал, что Наполеон откажется и тем самым позволит задать ему еще ряд вопросов. Потом визитер назвал бы несколько других кандидатур, а когда Бонапарт отбыл бы из Парижа, все равно поставил Колиньи.
— Хорошо, — только и вымолвил Баррас. — И еще я хотел спросить вас… В каких вы отношениях с мсье Дюпоном?
— Да ни в каких. Так же, как и с мсье Колиньи, — уточнил Наполеон. — Поступайте с ними обоими как вам угодно.
Это был ответ на вопрос, который Баррас и не думал задавать. Он откланялся и вышел от генерала, красный от злости, мечтая увидеть у гильотины всех троих — и Дюпона, и Колиньи, и Бонапарта. Но чтобы не оказаться там самому, следовало действовать постепенно.
— Начнем с Дюпона, — пробормотал Баррас, садясь в карету.
Теперь его, как и Бонапарта ночью, охраняла конная рота. Еще одна ждала его у Конвента, третью расквартировали неподалеку от дома Богарне с приказанием постоянно находиться в готовности. Солдаты, конечно, куда более уважали Бонапарта, но скоро он должен уехать, и тогда все изменится.
Когда Остужев вернулся в гостиницу, его ждал сюрприз — в номере сидел Дюпон, спокойно покуривая сигару. Бурная ночь подействовала на него благотворно — напряжение последних месяцев спало, в битве за льва наступила передышка. У Бонапарта за плотными рядами гренадерских штыков он хранился надежнее, чем в сейфе.
— Доброе утро. — Остужев подсел к столу, за которым разместился француз. — Я думал, вы отдыхаете. Как там Мари и Антон?
— Я действительно отдыхаю! — Дюпон пыхнул сигарой. — Мари где-то бегает, Антон спит. Колиньи покинул город, если тебе интересно. Я его понимаю — надо успокоиться, залечить рану и разработать новый план. Пообщаться с арками, в конце концов, оправдаться перед ними.
— Где он? — Остужев сжал кулаки, но это был лишь жест. Он слишком устал, чтобы сейчас кипеть ненавистью. — Ваше слово касалось его безопасности только ночью.
— Да. Поэтому я не знаю, где он, — эта лиса хорошо заметает следы. Но я ищу, конечно же, ищу… — Дюпон потушил сигару и наклонился поближе к Александру. — Послушай, я очень любил Карла. Но пойми: мы два года не представляли, кто руководит делами Западного клана в Париже. Нас убивали, а мы даже не видели врага. Теперь нам известно, кто это. Если ты просто его убьешь, бесцельно, из мести, то мы снова не будем знать, от кого ждать удара.
— Мне не нравится ваша игра!
— Мне тоже. Но если играть иначе, проигрыш придет слишком быстро. — Дюпон допил кофе. — Все дорожает: и кофе, и сигары, — а финансовые наши дела расстроены… Впрочем, все налаживается. Уже прибыли люди из Пруссии, завтра появятся бельгийцы. Мы будем бороться за Францию.
— Готовится поход армии в Италию, — вспомнил Остужев. — Бонапарт главнокомандующий.
— Прекрасно! — Дюпон тихо рассмеялся. — Малютка Баррас сделает все, чтоб поход провалился. Это унизит Бонапарта, лишит его поддержки народа и армии. Но у Бонапарта кое-что есть, и если он сможет это кое-что использовать, Барраса ждет большой сюрприз.
— И чем это хорошо для нас?
— Только тем, что ты отправишься с Бонапартом. — Дюпон посерьезнел, в глазах его блеснула сталь. — И ты знаешь зачем. Италия — пустяк, она меня не интересует. Франция ее завоюет или Австрия — все это временно. Важен лев.
— Я должен… украсть его? — с омерзением спросил Остужев. — Может быть, даже убить Бонапарта?
— Пока нет. Пока будь рядом. Сдружись с ним сильнее. Может быть, однажды мы попробуем склонить его на нашу сторону… — Дюпон с сомнением пожал плечами. — Сейчас пробовать бессмысленно и опасно. Колиньи тоже не рассказывал ему лишнего, я уверен. Не в его интересах. Да, и еще попытайся как-то узнать про второй, а точнее, первый его предмет. Может быть, мы его недооценили? Не спрашивай, как это сделать. Не спеши, говори побольше, будь откровенен… Попробуй напоить…
— Знаете, вам бы лучше шпионку-соблазнительницу нанять для таких дел! — не выдержал Остужев. — Я не могу дружить и шпионить одновременно!
— Да не друг он тебе! — Дюпон поморщился. — Вспомни, как вышло у Мари с Баррасом, и подумай — человек тебя обаял, и ты не видишь, каков он! Да, этот Наполеон вызывает и уважение, и симпатию, но он из тех людей, что идут к цели по трупам других. Баррас убивал интригами, доносами, клеветой… А генерал убивает пушками. Да, это честнее, только результат один. И поверь, ты еще в этом убедишься. А пока просто пойми: я старше и лучше разбираюсь в людях. Бонапарту нужны слава и власть. Может, он и сам пока не понял, к чему стремится. Но судьба сложилась так, что скоро поймет.
Дюпон поднялся и надел шляпу.
— Отдыхай, Саша. Да, вот еще что… Баррас почти наверняка попытается меня достать. Он обид не прощает, а на меня уже давно имеет зуб, просто боялся. Теперь он в курсе, что есть не одна закулисная сила, а две, и запросто подыграет Колиньи для вида. Он в этом мастер. Поэтому я, скорее всего, тоже уеду лечиться. И тебе не будет известно куда. Но ты знаешь, что делать.
— А что делать, если Баррас расскажет Бонапарту, что я присутствовал тогда, во время разговора с ним? Что это я привез чемодан?
— Скорее всего, он придержит эту карту про запас. Может быть, даже попытается тебя шантажировать. Думай сам! В любом случае, ты был не мой человек, ты был человек покойного Карла. — Дюпон хлопнул Остужева по плечу. — Конечно, ты лишишься доверия Бонапарта. А может быть, он решит поиграть с тобой и не подаст виду, а устроит слежку. Именно поэтому встречаться мы теперь будем только в уединенных местах. Связь через Мари и Антона, они везде смогут незаметно пробраться, ты же знаешь.
Когда Дюпон ушел, Остужев упал на кровать как был, в одежде и обуви. Он проспал весь остаток дня и был разбужен настойчивым стуком в дверь. Еще до конца не очнувшись, он понял, что случилось, — так стучали вестовые Бонапарта. Распечатав полученный конверт, Александр узнал, что генерал приглашает его на прием у генерала Карно.
— Молодец, Наполеон! — усмехнулся Остужев. — Ты меня уже на чужие приемы зовешь! Ловко прижал к ногтю всю парижскую власть. И раньше справлялся, а теперь, со львом, и вовсе станешь первым человеком Франции. Прощай, Баррас и вся твоя Директория.
Париж по вечерам продолжал веселиться, хотя касалось это, конечно же, только центральных районов города, населенных буржуа и уцелевшими аристократами. Франция стремительно нищала и разграблялась, но деньги стекались именно сюда и здесь весело тратились. По тем же улицам, где совсем недавно пушки Бонапарта расстреливали толпы протестующих, теперь фланировали разодетые хозяева жизни со своими женами и любовницами. Но настоящие хозяева предпочитали веселиться в тщательно охраняемых особняках.
Именно в такое место и прибыл Остужев. Генерал Карно, один из героев революции, ревновал Бонапарта к его славе и влиянию, но поделать ничего не мог, слишком крепкая хватка оказалась у молодого генерала. Теперь он пытался как-то подружиться, сблизиться с ним, чувствуя, куда дует ветер. Остужев знал, что все бесполезно — Бонапарт считал Карно совершенным бездарем в делах и военных, и политических.
— Он кое-чего стоит как ученый — так мне говорят, — сказал Наполеон, встречая гостя. — Но человек ничтожный. Меня до сих пор удивляет, как такие канальи, как он, смогли совершить революцию и удержать власть, а потом еще командовать армиями и время от времени выигрывать сражения. Если бы не Карно, дело с Тулоном было бы куда проще.
Александр вновь ощутил то же самое странное чувство смелости, желание поддержать во всем Бонапарта, которое утром уже щекотало ему грудь. Лев! Перед ним стоял невысокий, хмурый, не слишком разговорчивый мужчина, который имел льва и был львом.
«Так вот вы какие, предметы! — подумал Остужев. — О, как трудно с вами сладить. Видимо, совсем нельзя. Можно только помнить о вас и понимать, что чувства, которые вы вызываете, лживы».
Он бы сильно удивился, узнав, что почти теми же словами о предметах в эту секунду думал Баррас. Конечно, он тоже присутствовал на приеме Карно, и не один, а вместе с Жозефиной. Он знал уже, что его страсть к ней вызвана не самой женщиной, а кроликом. Колиньи оказался прав: Бар. рас действительно уже собирался расстаться с ней, когда вдруг понял, что любит, и это чувство стало для него святым. Узнать же, что его унизили не глупой женской изменой, а одурачили самое его сердце, было для него непереносимым ударом.
Баррас потребовал, чтобы Жозефина надела кулон в виде кролика себе на шею. Она, чувствуя неладное, сопротивлялась, но он настоял, накричав на нее. Жозефина без поддержки Колиньи, который исчез, не попрощавшись, и не подавал никаких сигналов, повиновалась. Бледная, расстроенная, она явилась на прием с кроликом в декольте. Здесь, где дамы блистали золотом и бриллиантами, это выглядело странно, и только это и беспокоило бедняжку Жози. А вот Баррас знал, что делает.
— Генерал Бонапарт! — явившись, он сразу подвел Жозефину к нему и постарался держаться позади. — Вы, конечно, хорошо знаете мою хорошую подругу, мадам Богарне.
— Да, мы знакомы. — Бонапарт сразу повернулся к ней, чем удивил Остужева. Генерал никогда не придавал большого значения той стороне жизни мужчин, которой властвовали женщины. — Я ведь бывал у вас, вот хоть бы прошлой ночью. Мы не виделись по причине позднего часа. Простите меня, вероятно, я переполошил весь дом?
— О да… — Жозефина смутилась от его пристального взгляда. Она старалась рукой поймать руку Барраса, спрятаться за него, но тот ускользал. — Я слышала топот солдатских сапог, команды, весь этот шум. Но я вовсе не сержусь! Государственные дела, они меня не касаются, но я понимаю всю их важность!
— Как вы милы! — Бонапарт поцеловал ее руку. — Именно так должна поступать благородная женщина: не вмешиваться в дела мужчины, но поддерживать его во всем!
«Разноцветные глаза! — вдруг заметил Остужев. — Черт возьми, у Жозефины предмет! Антон говорил об этом, как я забыл?»
Он сам не заметил, как эта рискованная игра начала затягивать его. Другая жизнь, куда более настоящая, чем привычная скука службы. Настоящая, потому что открытая нараспашку, как дверь в спальню. Все причины творящейся в Европе большой политики становились видны во всей своей неприглядности. Остужев не верил теперь ни в сумасбродство фавориток, ни в гениальные прозрения ученых, ни в тонкие политические расчеты министров. Все гораздо проще! Игра предметов, война за предметы.
— Не угодно ли вам составить мне удовольствие в танце, когда заиграет музыка?
Никогда Остужев не видел Бонапарта таким галантным. Случайно он встретился взглядом с Баррасом и узрел в его глазах веселье, разбавленное отчаяньем. Это были глаза человека, который потерял больше всех, но по собственной воле, потому что другого выхода не имел. Александра пробил холодный пот.
«Да он его ненавидит! И эта ненависть пострашнее моей к Колиньи!»
— Мсье Остужев! — Баррас улыбнулся ему. — Что ж, я слышал, вы поменяли службу? Хотите остаться во Франции?
— Хочу задержаться во Франции, — поправил его Остужев. — Я никуда не спешу, и если могу быть полезен генералу Бонапарту, то буду лишь счастлив.
— В России не очень хорошо относятся к нам, деятелям и вдохновителям французской революции, — заметил главный из членов Директории. — Из Санкт-Петербурга доносятся такие слова, как «повесить», «перестрелять» и даже «четвертовать». На месте генерала я бы заподозрил в вас шпиона, ха-ха!
— Я испытываю крайнюю нехватку в честных и порядочных людях, — сказал Наполеон, все так же глядя в глаза Жозефины. — Поток революционных событий, к сожалению, поднял на поверхность весьма много грязной пены.
Жозефина таяла. Иначе она никак не смогла бы передать свое состояние. Хотя, быть может, она могла бы сказать: «Передо мной стоит мужчина-лев!» Именно так она себя и ощущала: жертва, которая хочет стать жертвой. Она ничего не знала о силе кролика и только мельком удивилась разноцветью своих глаз. И уж конечно, ничего ей не было известно о фигурке в виде льва, висевшей на груди Наполеона. Предметы играли с людьми, но люди в этот момент чувствовали себя счастливыми.
— Может быть, мы немного пройдемся по залу… — Баррас не выдержал этой пытки и взял Богарне под руку. Он все еще ее любил, хоть и раскаивался в этом. — Как-то мы застоялись, надо пошевелить ногами, пройтись…
— Но наш генерал, наш герой, говорит так интересно! — возразила Жозефина. — Мсье Наполеон, если позволите вас так называть, приходите ко мне чаще! И приводите, если вам скучно, этого мсье с русской фамилией, он уже бывал у меня!
Когда Баррас с подругой отошли, Бонапарт тяжелым взглядом смерил Остужева.
— Так ты часто бываешь у Богарне?
— Один раз по делу, один раз случайно, — отмахнулся Александр. — Она тебе понравилась, не так ли?
— Она — божество, — сухо сказал генерал, по-прежнему пристально глядя Остужеву в глаза. — И лишь такое ничтожество, как Баррас, может этого не понимать.
Остужев понял, что его только что обретенная должность секретаря и личного помощника Бонапарта сейчас висит на волоске. И именно в этот миг он осознал: Дюпон прав. Такие люди, как Наполеон, не могут иметь друзей, потому что их друзья — власть, слава и почитание. Генерал лишь играл в дружбу с ним, имея нужду в толковом человеке со стороны, не вовлеченном во французскую политику. Александр решился.
— Баррас — ничтожество, — кивнул он. — Послушай, Наполеон, если ты хочешь еще немного поговорить с Жозефиной наедине, то я могу занять его на несколько минут.
— Буду благодарен. — Бонапарт посмотрел на ее удаляющуюся фигуру. — Какая женщина! Буду честен, Александр: один лишь ее запах сводит меня с ума. Я никуда не уеду, пока не получу ее.
Остужеву стало легко. Нет, он не шпион. Не подлая тварь, которая обманывает доверчивых людей, — это роль для таких, как Баррас. Александр всего лишь игрок, игрок на том поле, где никто никому не доверяет. И лишь предметы из иного мира заставляют этих людей быть похожими на обычных с их обычными чувствами. Он смело подошел к Баррасу и встал перед ним.
— Простите, мадам Богарне, но я должен украсть вашего кавалера на пару минут, — сказал он, глядя прямо в глаза Баррасу. — У меня к нему есть важный разговор.
Немного помявшись, Баррас выпустил руку Жозефины, которая, оглянувшись, тут же направилась к Наполеону.
— Какого черта вам надо? — удрученно спросил Баррас.
— Вообще-то я хотел бы знать, какой предмет у Жозефины, — наобум сказал Остужев, наслаждаясь испуганным взглядом Барраса. — Но вы ведь не осмелитесь ответить? Тогда скажите другое: у вас ведь достаточно ума, чтобы не передавать Бонапарту, где и при каких обстоятельствах мы с вами встретились в первый раз? Я не имею отношения к Дюпону, делайте с ним что хотите. Но упоминать о той нашей встрече, я полагаю, невыгодно ни одному из нас, а также кое-кому еще. Тому, кто может отомстить.
— Вы российский шпион, — мрачно, почти безразлично ответил Баррас. — Может, нечто большее, но про это я не хочу знать. А что до России, то она далеко, и не пытайтесь меня запугивать. Хотите забыть о нашей встрече — прекрасно, я уже забыл. Идите к своему драгоценному генералу, обнимайте и целуйте его. Кажется, моя Жозефина вот-вот этим займется, так не дайте себя опередить!
Он повернулся к Остужеву спиной и пошел прочь. Рассмеявшись, Александр направился к лакею с подносом, чтобы взять бокал вина. Да, эта игра способна доставлять удовольствие! Впрочем, с такой же легкостью из-за нее можно было получить и пулю.