Наперегонки с ветром. Буря (СИ)

Глава 15

Темные и как будто отяжелешие от дождя деревья тянулись по обе стороны ухабистой дороги сплошной стеной.

Молодая, но изумительно глупая лошадь подо мной захрапела, и мне пришлось встряхнуть поводья, чтобы она не остановилась вовсе.

Если остановится или выпаду из седла, искать никто не станет.

Уж точно не раньше, чем через пару недель, когда люди, — может быть, — заметят, что зло, поселившееся в этих лесах, покинуло их.

К тому моменту быть найденной мне уже не хотелось бы.

Кровь из простреленного живота пропитала прижатую к ране куртку, и я постаралась дышать глубже и реже.

Если доберусь до людей, деревенский врач перевяжет, а замок Совета не так далеко. Всего день пути верхом — если вытащить, пулю, не расстояние.

Если доберусь.

Зло захватило не только лес, но и все живущее в нем: ежей, зайцев и разбойников.

Те, к сожалению, могли пользоваться оружием даже не принадлежа себе, но все равно получилось смешно.

Лошадь заржала, а лес стал как будто еще темнее.

Он очищался.

Всего один хороший ритуал, и он начал сбрасывать с себя все, чему в нем было не место.

Полулежа в седле, я несильно, но сжала лошадь коленями надежде подогнать, но та только зафыркала громче.

Тупая скотина.

Они боялась перепачкавшей и ее крови.

Боялась темноты, боялась смерти.

Раньше я не особенно задумывалась над тем, как хотела бы умереть. Двух критериев, — быстро и в здравом рассудке, — было достаточно.

Теперь же темная, кажущаяся в предрассветной полутьме почти черной кровь толчками выплескивалась из раны, и умирать по глупости на дороге не хотелось.

Быть найденной спустя много времени тоже, — положенный человеку после смерти процесс представлялся мне слишком интимным для этого.

Намочивший яркую летнюю листву дождь прошел вчера, но все равно казалось, что лес остывает, как пепелище.

Боль отдавалась куда-то под сердце, мешая дышать даже коротко и редко и вызывая желание ругаться так грязно, как я не ругалась никогда прежде.

Использовать обезболивающее формулу было рано, — любое колдовство могло спровоцировать еще не до конца очистившийся лес.

Я не хотела умирать тут одна.

Впереди между деревьями показался просвет — дорога кончалась, а за ней был маленький постоялый двор.

Лошадь заржала как-то отчаянно, но я не рискнула выпустить поводья из рук, чтобы проверить, пропиталась ли куртка кровью насквозь.

На постоялом дворе точно есть ветеринар, и до него оставалось…

… Ровно два вдоха.

Быстрых, позорно судорожных, но достаточных, чтобы остановить внезапно обнаруженные слезы.

Корабль качало, где-то на палубе негромко и красиво пели матросы, в соседней каюте за стеной спал Гаспар.

Или не спал.

За два дня в море он так и не осмелился задать ни один из сотен своих вопросов, только смотрел. Встревоженно, серьёзно, как если бы пытался понять, нет ли его вины.

Проклятые непрошенные слезы навернулись от того, что ничьей не было, если не считать моей собственной.

Два дня в море — достаточный срок.

Деревня вместе с её проклятым пепелищем, визгливым Старейшиной и Кайлом осталась позади. Не повернуть, не переделать.

«Какого Нечистого ты мне не сказал?», — единственный вопрос, который я хотела бы задать ему, если бы было можно.

Не «Зачем ты пошёл в этот долбаный лес?».

Не «Ты в самом деле считаешь меня дилетанткой?».

Не «Зачем ты клялся мне кровью?».

Ответ на последний вопрос я как раз отлично знала, — мы действительно не желали знать никого кроме друг друга, и казалось, что так будет всегда.

Что бы я ни сказала Матиасу, — или Теду, неважно, — в церкви, что бы я сама ни думала в тот момент…

Всё было правдой.

Как минимум, потому что ему просто нечего было от меня хотеть. Ничего такого, чего он не имел бы сам или не мог получить без лишних хлопот где угодно.

У меня вообще ничего не было, кроме меня самой. И его.

Как максимум, потому что такие чувства не обманывают.

И всё же мы оба неизбежно менялись, как меняется всё живое. Леди Элисон из Совета мало походила на наглую и злую деревенскую ведьму. Точно так же, как та умевшая «по воле Нечистого» читать ведьма почти не напоминала заплаканную сироту с неподконтрольной силой, в которую швыряли камни.

Почему Кайл Нильсон, вторым именем которого всегда было Дорога, — как, впрочем, и моим, — не мог захотеть чего-то другого?

Хороший дом, спокойную жену.

Чуть больше удобства и предсказуемости.

Пять лет — большой срок для чего угодно.

В том числе и для того, чтобы пресытиться.

«Но какого же Нечистого ты не сказал мне, что пора что-то менять?».

Не верил, что я захочу и смогу жить иначе?

В самом деле не знал, что мне, по большому счету, всё равно, — как, если вместе?

Или правильным оказался самый простой вариант — больше не хотел, как не хотел и объясняться?

Два дня в море — деревня осталась далеко позади, и думать об этом не было уже ни смысла, ни времени.

Равно как и гадать, отпустила бы я?..

Конечно, да.

После всего, что там случилось, такой ответ знатно отдавал лицемерием, но тогда, раньше, не было ни Жизель, ни чужого дома, в который он зачем-то принёс подаренные мною часы.

Отпустила или попробовала что-то изменить, сделать лучше — я бы старалась просто потому, что не представляла, как может быть иначе.

А впрочем, тогда я не знала и о том, как сильно он мне…

Я даже мысленно не закончила фразу.

Влажные дорожки ещё не сохли на щеках, но и торопиться мне было некуда, — до рассвета оставалось не меньше трёх часов, и судно качало так, что можно было просто продолжать лежать.

Мне показалось, что взгляд Кайла обжёг мне висок — чуть расфокусированный, недоуменный, настороженный от непонимания.

Этого в той каюте точно не было, и я открыла глаза, просыпаясь, а секунду спустя в нос ударил удушающий запах крови.

Его было так много, что он отдавался мутью в и без того ещё не прояснившейся со сна голове и характерным привкусом на губах.

Все мышцы в тела свело разом, и от боли я, застонала сквозь зубы дважды, прежде чем сумела щёлкнуть пальцами, зажигая свечи.

Пальцы были липкими, а когда вспыхнули три ровных и высоких огонька, я не сразу поняла, где нахожусь.

Это точно была моя спальня во Фьельдене, но тьма в ней стояла непроглядная, а кровью, от запаха которой плыло зрение, была залита вся постель.

Подушка, простынь, моя рубашка…

Это кровь уже засохла на ладонях, лице и бёдрах, стекла по губам и попала на язык.

Сердце пропустило удар, а потом забилось быстрее, потому что здесь, сейчас, сегодня, никаких ран на мне не было.

И лес, и тупая лошадь, и шальная пуля в животе, все случилось на самом деле. Было такой же правдой, как унизительные, глупые, отвратительно женские эгоистичные слезы в тесной каюте.

Но не сегодня.

Оперевшись рукой о тумбочку, я постаралась проигнорировать боль, от которой скручивало пополам, и встать, но колено подломилось, и падение вышло отвратительно неловким.

Онемение непросто никуда не девалось, к нему прибавились судороги. Спазм прошел по горлу, и в глазах потемнело.

«Ну что, сука, теперь поговорим?», — на этот раз голос был откровенно издевательским.

Хватая губами воздух, я не могла ответить ему вслух, но именно в этот момент поняла что-то важное.

Что-то, что тут же упустила, потому что должна была сосредоточиться на другом.

Пальцы скрючивались и не слушались, и я, застонала снова, чтобы прижать средний к указательному и вывести прямо на полу один из тех знаков, которыми пользовалась редко.

Получилось смазано.

Могло не получиться вообще.

Но голос издал невнятное шипение, и ощущение присутствия пропало.

Вместе с ним одномоментно ушла и боль, но на смену ей пришла дрожь и шальной испуг за собственные суставы. Если хоть хоть один окажется выбит, в таком состоянии мне придётся возиться с этим до утра.

Я не могла подняться, от запаха крови начинало мутить, а дрожь нарастала.

— Кайл…

Вместо нормального голоса из горла вырвалось придушенное тонкое шипение.

Как в том сне, когда сущность, притворившаяся им, пыталась увести меня в тот лес, где были и пуля, и лошадь, и пятеро убитых мной одержимых разбойников, один из которых меня всё же достал.

Так глупо — умея убивать и изгонять, звать на помощь, сидя на полу в собственной крови.

Что если его вообще нет дома?

Он ведь сказал, что может не вернуться до утра.

Всё это пронеслось в уме мгновенно, но ни снова попробовать встать, ни испугаться того, что не чувствую совсем ничего ниже поясницы, я не успела.

Дверь распахнулась, почти ударилась о стоящий за ней шкаф.

Кайл замер на пороге, заспанный и, кажется, злой как сам Нечистый.

Он пытался рассмотреть.

Зрение ещё плыло, и я не готова была поручиться, что вообще поняла его реакцию, но секунду спустя он прошёл вперёд, взял меня за плечи и вздернул на ноги.

Чувствительность вернулась мгновенно.

Кожу пронзило тысячами иголок, и для надежности я вцепилась в его плечо — может, слишком сильно, но так я хотя бы ощутила собственные ноги.

— Сломанные шеи уже вчерашний день? Сегодня ты придумала что-то поинтереснее?

Правильные слова, сказанные правильным тоном привели в чувства быстрее, чем я могла мечтать.

Продолжая держаться за Кайла, я наконец оглядела себя.

Низ живота, бедра, рукава, — все было в крови. Она уже засохла, и тонкая ткань стала жесткой.

Так и не ответив, я отошла к ширме, отделявшей комнату от ванной, стянула рубашку, едва не запутавшись в ней, и только потом потянулась за полотенцем.

— Не здесь, — Кайл осадил так резко и тихо, что я едва его не выронила. — Там полно воды.

Он не смотрел на меня, уставившись странным взглядом на постель, а потом наклонился и поднял окровавленную рубашку.

Кровавые разводы сохли и на коже, а дрожь отступала постепенно, и в целом мне было всё равно, где именно их смывать.

Но я всё равно засмотрелась.

Это был он и как будто не он одновременно, и спорить с ним таким не имело смысла.

Только молча взять из сундука чистую рубашку, захватить халат и убраться, как было велено.

В спальне, задуманной как супружеская, ванная была соответствующей — просторная, удобная, даже с небольшим окном.

На стене висело зеркало, и прежде чем согреть воду, я встала перед ним.

Как выяснилось, кровь шла отовсюду, откуда только могла, даже из ушей.

Проведя ладонью над водой и согрев её, я просто в неё села, и только потом начала умываться.

Вода быстро окрасилась.

У меня ничего не болело, даже дрожь отступила, оставив вместо себя усталость и злость.

Я использовала символы, обязывающие любую сущность отозваться, и оно отозвалось. Решило поставить меня на место и показать, кто в этом доме настоящая хозяйка.

Одевшись, и ещё раз проведя ладонью над ванной, чтобы набранная в неё вода просто высохла, я вернулась к себе.

Кайла в комнате уже не было, зато моя постель была чистой. Следов крови не осталось ни на перине, ни на полу, как не было и испорченной простыми и рубашки.

Пол был тёплым, по нему оказалось приятно пройтись босиком.

Спустившись в гостиную, я увидела ровно то, что ожидала: вещи догорали в камине, а Кайл сидел в кресле спиной к нему и задумался так глубоко, что, кажется, вообще не заметил моего приближения.

Остановившись в дверях, я не стала спешить сообщать о себе.

Всё это, — кресло, камин, пожирающий рубашку огонь, — уже однажды было.

Совсем иначе.

Неожиданно для меня самой горло пережало от нежности.

Он очень устал. Эта усталость читалась в позе, в том, как он немного наклонил голову, в сведенных плечах. Лицо оставалось наполовину скрыто в тени, и мне стоило бы последовать этому примеру — сесть на диван, воспользоваться возможностью и спрятать свое в полутьме.

Он и без того увидел и узнал достаточно.

Те сны, — воспоминания, от которых я сама предпочла бы избавиться, — что потревожили меня, видел и он.

Другого объяснения тому, что мне померещился его взгляд, не было.

Видел и, что много хуже, прочувствовал, прожил вместе со мной. Самые отвратительные моменты слабости.

Мы даже проснулись одновременно, и он не услышал, как я звала его, просто вошёл, чтобы… разбудить?

Я не хотела спрашивать.

Просто подошла и села на ковёр рядом, положила локоть на его колено.

— Сколько ты спал?

— Достаточно, — Кайл отозвался тихо, всё ещё не глядя на меня, но в его голосе больше не было ни злости, ни напряжения.

Только всё та же тяжёлая ночная усталость, от которой песни под веками.

Все разговоры правильнее было отложить на утро, и я провела ладонью по его ноге чуть выше.

— Сам справишься или помочь?

Сил ни на что большее у нас обоих не было, но мне было приятно прикасаться к нему, а он наконец повернулся и посмотрел мне в лицо.

Глаза у него оказались чёрными. Это был остаточный эффект часов, проведённых на кладбище, и в такой момент даже шутить с ним не следовало.

— Иди ложись. Я посмотрю за камином.

Он не ответил, но и не встал. Вместо этого перехватил мою руку на своей ноге, — к счастью, левую, — и, не отпуская, пересел на пол, чтобы мне не приходилось смотреть на него снизу вверх.

— Как давно?

Это была не жалость, а прямой вопрос.

Даже в таком состоянии он предпочитал дело отдыху, и с этим тоже можно было только согласиться.

— В первый раз накануне встречи с Альфредом.

Раз уж случай представился, я рассказала ему и о словах Габриэля, и о старшей леди Мерц, и о вылившееся из дома чёрном дыме, который видела только я.

О паре капель крови на подушке.

Кайл слушал, не перебивая, и постепенно всё это перестало казаться таким глупым.

В конце концов, моей задачей было наблюдать за людьми и вытаскивать из них информацию. Он не был обязан не только и решать мои проблемы, но и рассказывать мне что-либо в ответ.

Когда я закончила, взгляд Кайла прояснился.

Только теперь я заметила, что его рука лежит у меня на коленях, как будто забытая, а моя ладонь — на его запястье. Случайное прикосновение, которого я точно не заметила.

Не разрывая его, Кайл немного сменил положение, прислонился к креслу спиной.

— Пока мне только намекали. Достаточно прозрачно, но к угрозам ещё не перешли.

— Но ты ведь расскажешь мне, чем они соберутся тебя напугать? — я хмыкнула, вообразив себе эту сцену во всём её великолепии, и тоже пересела.

Теперь я прислонилась к его плечу спиной, а он предложил руку мне на живот, — тоже не думая дальше, просто по привычке.

— Всенепременно. Как только господин Миголь определится.

Улыбчивого и угодливого Миголя в роли шантажиста я представляла себе очень хорошо.

— Надеюсь, его сердце не разорвется от усердия.

— Уверен, теперь ему точно ничего не грозит.

Мы улыбнулись одновременно, и, подумав, я устроилась удобнее, так, чтобы затылок почти лежал на его предплечье.

— Ты увидел что-то, о чем не хочешь говорить?

Остаться в одиночестве с окровавленными вещами он захотел точно не для того, чтобы без спешки навести порядок. И все же, расспросив меня, молчал.

Кайл сделал какое-то неопределенное движение. Кажется, посмотрел в потолок.

— Пока не уверен.

Почему-то это задевало больше, чем если бы он сказал, что это не мое дело. Последнее было бы хотя бы честно, а “Пока не уверен” подозрительно походило на “Узнаешь, когда и если понадобится”.

Я отстранилась, чтобы все-таки заглянуть ему в лицо.

— Я не настолько дура. Даже если моя роль здесь подозрительно близка к роли походной шлюхи, это не повод для какого-то дерьма сосать из меня кровь. Это точно делает не дом…

— Дом дважды не дал этому дерьму тебя убить, — Кайл перехватил меня за подбородок так резко, что раздражение мгновенно улетучилось. — Что касается того, что сосет из тебя кровь, я не знаю. Даже Готтингс не знает, и в этом проблема. Он не просто связан с городом, грубо говоря, он и есть Фьельден. И он уверяет, что оно просто есть здесь. Нигде, но как будто везде.

Его глаза не темнели, но на дне зрачков мелькнул по-настоящему жуткий огонек.

Злость никуда не делать, просто направлена она была не на меня.

— Никто не отправлял тебя сюда в качестве походной шлюхи. Я думаю, было иначе. И если мои догадки подтвердятся, по возвращении мы с Мастером Йонасом очень серьезно побеседуем.

Я подалась вперед и коснулась губами его губ прежде, чем он успел продолжить.

Не поцелуй, просто мимолетное выражение признательности.

— Ты ведь знаешь, что он бы не подставил тебя без веских на то причин.

— Ты его еще и защищаешь.

Ладонь Кайла скользнула мне под волосы, легла на затылок.

— Что ты думаешь о Готтингсах?

Я улыбнулась коротко и только потому, что собиралась сказать то, чего говорить точно не следовало.

— Радуюсь, что у тебя нет хвоста. Хотя, в некотором смысле это даже удобно.

— Замолчи.

Кто на этот раз потянулся первым, я понять не успела.

Мы целовались, пока воздух не закончился, а лицо не обожгло невыносимым жаром.

Кайл снова провел рукой по моим волосам, расправляя их, чтобы сохли быстрее.

— Что еще тебе рассказали про этот дом?

Мы бесконечно давно не разговаривали так, — не пытаясь задеть друг друга, без спешки, без напряжения.

Садясь так, чтобы не прижиматься к нему и восстановить дыхание, но не разорвать этот контакт, я пристроила локоть на его поднятое колено.

— Маргарет сказала, что мне есть кого расспросить. Именно этим я собиралась заняться, когда пошла к Женни.

— Женни, значит. Хорошо. Даже лучше, чем я думал.

Его усмешка вышла настолько странной, что я снова попыталась поймать взгляд.

— Но какие-то догадки у тебя есть? Меня пока что больше всего беспокоит мэр. Слишком много вокруг него…

— Я не уверен, что он замешан в этом, — Кайл посмотрел в сторону камина, а потом поднял руку, и пламя в нем разгорелось ярче. — Мерц умер из-за него, это очевидно, но убивать за отказ проводить деньги в банке это чересчур. Банк можно было купить или просто забрать. Райан хитрый и осторожный человек.

— При условии, что он все еще держит штурвал, — наблюдая за огнем, я ответила почти невпопад.

Если мэр призвал силу, с которой не смог справиться, все сходилось так хорошо.

Взбесившееся нечто вполне могло начать разбирать на части город, в который его заманили. Для того, чтобы Райан стал сговорчивее. Просто для того, чтобы причинить ему боль — в конце концов, он действительно много лет управлял Фьельденом.

В этой схеме было только одно “но”, — Самуэль.

Он, вне всякого сомнения, говорил правду, и у Кайла была отличная возможность проверить это на кладбище.

Младший Готтингс был тем, за кого себя выдавал, и это вполне могло оказаться случайностью, но если бы эпицентр угрозы был рядом с ним, он бы знал.

Знал и принял конкретные меры.

Что бы ни навещало меня в образе невнятного голоса, оно было больше обычного проклятия, по глупости спровоцированного обычным же человеком.

Больше, злее, кровожаднее.

Почему-то я стала одной из тех, кто ему не нравился, но именно это я должна была решить сама.

Не для того, чтобы доказать что-то себе или Кайлу, а потому что конфликт успел стать личным.

Моя кровь стоила слишком дорого, чтобы вот так, по чьей-то прихоти ею разбрасываться.

Как бы там ни было, строить версии было прекрасно, но мы снова ушли от темы.

Кайл держался так, будто ничего особенного сегодня не случилось, хотя должен был бы прийти в бешенство от того, что кто-то посягнул на его территорию.

Что-то знал, но не хотел говорить.

— Когда и как ты собираешься проверить свои догадки?

— Скоро, — он, наконец, посмотрел на меня, потеряв к пламени, в котором сгорело все, что стоило сжечь, всякий интерес. — Завтра я как раз встречаюсь с Готтингсом. Старшим. И он, вероятно, скажет мне все, что хочет сказать. Когда поймем, чего от него ждать, будем исходить из этого.

В его голосе снова слышалась усталость, но теперь спокойная, фоновая.

Такая, что у меня начала, наконец, поворачиваться голова.

— Я хочу завтра пригласить Женни. У них должна стоять хорошая защита, но являться самой — плохая идея.

— Да, — Кайл потянулся и поправил сбившуюся прядь моих волос. — Прямо сейчас мне интересно другое. Как можно было оказаться настолько бестолковой, чтобы пропустить пулю?

Слабая надежда на то, что он принял эти сны за обычные кошмары, растаяла, и мне захотелось отстраниться.

Если он понял это, значит, уловил и все остальное, а это было уже…

Безразлично.

Каковы бы ни были мои ожидания, даже подобия брезгливости Кайл не демонстрировал, равно как и не оставил меня наедине с этим камином, хотя мог бы просто пойти спать.

Глупо было отрицать то, что он и так знал, причем, от меня же.

Значит, и мне следовало держаться так, словно всего остального и не было — избежать неловкости, просто обойдя вниманием ее причину.

— Видимо, я слишком часто брала плохие примеры, — ощупью, даже не глядя, я провела пальцами по его ключице к плечу.

Шрамы прекрасно чувствовались через рубашку, и ни живота протянуло хорошо знакомым теплом.

Он усмехнулся, а потом подался немного ближе.

Как выяснилось, только для того, чтобы снова махнуть рукой в сторону камина.

Пламя заметно уменьшилось, начало постепенно гаснуть.

— Пойдем спать. Сегодня оно тебя точно больше не тронет.