На своем месте

Глава 5 Дела семейные, заводские и сыскные

— Я, Алексей, сколько раз тебе уже говорил, что долгий бой не для тебя? — спросил Турчанинов, когда мы закончили махать железками и отдыхали, отпиваясь квасом.

— Да всякий раз, Яков Матвеевич, говоришь, как к тебе прихожу, — ответил я.

— Вот! — есаул наставительно воздел указующий перст. — И опять скажу, и каждый раз снова и снова говорить буду! Потому как ты ко мне всегда приходишь, не хромая, и тросточку свою в руке приносишь, а уходишь от меня когда, на тросточку-то опираешься!

Да, что есть, то есть. Не то, чтобы так уж прямо и опираюсь, но держу трость наготове, потому что иной раз и нужна бывает. А что вы хотите, гоняет меня отставной есаул от всей своей широкой души, я уж и не знаю, гоняют ли так казаков на государевой службе. Ничего удивительного, если и сегодня по пути домой трость мне понадобится…

— А потому, Алексей, никак тебе нельзя до того доводить, чтобы ты в бою уставать начал, — продолжил Турчанинов. — И раз так, работать мы с тобой будем как раз над быстрыми твоими победами. Вот как сегодня поработали, так и дальше пойдём.

Спорить тут было не с чем, как и вообще спорить с Турчаниновым о фехтовании. Вообще, о необходимости побеждать быстро есаул действительно не уставал напоминать мне с того дня, как я первый раз пришёл к нему с тростью, а когда я возобновил своё обучение у него в позапрошлом году, он для начала погонял меня привычным уже образом, а затем взялся натаскивать на быстрые победы и немало в том преуспел. Я, понятое дело, такой подход приветствовал и со всем прилежанием постигал науку нанесения супротивнику быстрых, хлёстких и неожиданных ударов, стремясь закончить бой быстро и успешно. Разумеется, неожиданными для Турчанинова они почти никогда не были, но иногда мне всё-таки удавалось удивить и этого мастера своими находками. Сегодня вот тоже несколько раз подловил его, к нашей обоюдной радости. Тем не менее, усталость ощущалась, и хотя до своей разъездной кареты я дошёл, не опираясь на трость, но вот подниматься на крыльцо дома пришлось уже при помощи подпорки.

— Опять загонял тебя твой есаул? — Варенька встретила меня наверху парадной лестницы из прихожей на второй этаж. Догадаться тут труда не составило бы никому, достаточно было посмотреть, как я по той лестнице поднимался, но Варя-то сказала это, едва выйдя к лестнице, на которую я ещё не успел ступить.

— Было дело, — признал я, порадовавшись, что жалости или, не приведи Господь, осуждения в голосе супруги не услышал. Поначалу-то Варварушка сильно за меня переживала, когда я возвращался от Турчанинова умотанный, хватало и охов-ахов, и вопросов, зачем мне вообще оно надо, но мне удалось втолковать супруге, что у неё свои упражнения, а у меня свои, и как ей приносит пользу и радость её гимнастика, так и я имею те же выгоды от фехтования. Варя у меня умная, всё поняла и приняла.

Кстати, с этой самой пользой и всеми прочими выгодами получилась до крайности занятная история. Я же зачем опять стал с шашкой упражняться? Уж точно не для оттачивания фехтовальных навыков как таковых, они-то сами по себе не так уж сильно мне в моей теперешней жизни и необходимы, на револьвер, если что, надежд больше. Снова ходить к Турчанинову я начал, чтобы расшевелить своё предвидение, одно время как-то скромно примолкнувшее. За прошедший год с небольшим я уже неоднократно убеждался в правильности этой своей затеи — предвидение оживилось и пару раз даже привело меня к весьма ощутимым успехам в моих коммерческих делах. А тут ещё и супруга взялась втягивать меня в семейную магию. Дело это преимущественно женское, но раз у нас пока вся семья — мы вдвоём да совсем маленький Андрюшенька, то без меня Вареньке было не обойтись. Вот тут и выяснилось, что переданные мне в своё время Катей фон Майхоффен познания в любовной магии [1] сильно помогают в освоении магии семейной, более того, мои осторожные, чтобы не раскрывать познания в этой области, действия по внедрению в нашу жизнь некоторых элементов любовной магии привели к тому, что семейная и любовная магия у нас с Варварушкой причудливо переплелись, дополняя и усиливая действие друг друга. Да, мы находились ещё в самом начале пути, но оба уже понимали, что у нас складывается некая уникальная семейная магия, только нашей семье присущая. То есть, скорее даже не понимали, а чувствовали, но и за пониманием, как я полагал, дело не станет. Самое же главное — в эту нашу общую с Варей магию врастало и моё предвидение. Вот почему супруга оказалась у парадной лестницы, едва я переступил порог нашего дома? Думаете, ждала там меня? Я первые раза два тоже так думал, а на третий догадался спросить. И попробуйте представить моё, скажем предельно мягко, удивление, когда Варенька сказала, что сама не понимает, как у неё такое происходит, но она каждый раз предчувствует моё возвращение домой и выходит встречать меня прямо к моему приходу! Интересно, каким вырастет Андрюша и что унаследуют от нас будущие наши дети — они же родятся уже в атмосфере такой магии…

Перед обедом мы всей нашей небольшой семьёй выбрались на прогулку. Двором на сей раз не ограничились — снег на улице дворники с утра старательно расчистили, а нового не насыпало, и мы выкатили коляску из ворот. Получилось нечто среднее между прогулкой и рекламной акцией — на невиданную повозку почтеннейшая публика заглядывалась с заметным интересом. Надо всё-таки заплатить Смирнову, пусть в «Московском вестнике» рекламу напечатает. Не сейчас, конечно, а чуть попозже, когда Пахом наладит выделку колясок хотя бы в небольших, но уже более-менее товарных количествах.

После обеда я засел за работу над охранными артефактами. В самом же деле, сколько можно откладывать⁈ Впрочем, затягивание с началом работы оказалось даже полезным — за это время я придумал-таки, как можно обезопасить охрану дома от артефактов-глушителей. Найденное мною решение предусматривало, что охранная цепь должна состоять из артефактов двух типов: собственно охранных, поднимающих почти на аршин [2] выполненные в виде копейных наконечников навершия прутьев ограды и подающих при этом звуковые сигналы, и контрольно-сигнальных, в пассивном режиме отслеживающие постинкантационный фон охранных артефактов и при перебоях в восприятии этого фона подающих сигнал тревоги в дом. В весь дом, а не только в комнату охранников. Таким решением я хотел подстраховаться на тот случай, если при новой попытке ко мне залезть вор применит глушитель охранных артефактов. Вероятность того, что глушитель поразит и вторую линию защиты, те самые контрольно-сигнальные артефакты, я оценивал не особо высоко — их сначала обнаружить надо, а уже потом глушить, а вот как раз обнаружить-то их при таком режиме действия и невозможно. Или, скажем так, весьма и весьма затруднительно.

Не буду скромничать, измыслив этакую хитрость, я ощутил себя гением, ну или почти гением. Триумфом своим я, однако, наслаждался недолго, потому как пора было переходить к воплощению хитрого замысла, а для начала выбрать материалы, из коих те артефакты следовало изготовить, и составить соответствующие инкантационные формулы. Обложившись справочниками, я провозился с этим до позднего вечера, однако же всё у меня получилось. Перепроверив итоги своих трудов, я убедился в отсутствии ошибок, заодно и со всей определённостью понял, что в условиях домашней мастерской и домашней же лаборатории изготовить такие артефакты у меня не выйдет, этим надо заниматься на заводе. Что ж, на заводе, так на заводе, если завтра у Шаболдина никаких новостей не появится, как раз на завод и отправлюсь.

…Утром я проснулся с пониманием того, что с поездкой на завод придётся повременить. Предвидение не подвело — едва начались присутственные часы в губной управе, как последовал звонок от Шаболдина. К нему в управу я отправился пешком, и по пути предвидение подсказало, что новости меня ожидают далеко не хорошие. Уже по самому виду старшего губного пристава я понял, что и тут ошибки не будет, настолько Борис Григорьевич был хмур и даже, кажется, сердит.

— Новости у меня, Алексей Филиппович, и новости плохие, — взялся пристав подтверждать мои опасения после должных приветствий. — Сидора Митрофанова Плюснина, что среди воров Плюхой прозывается, вчера нашли мёртвого. Застрелили его, болезного.

Да уж, не порадовал меня Борис Григорьевич. Не думаю, чтобы этот Плюха так уж много добавил бы к показаниям Мартынова, но теперь-то не добавит вообще ничего…

— Наш «Иван Иваныч» следы заметает? — высказал я предположение, самому мне казавшееся очевидным.

— Очень на то похоже, — согласился пристав и продолжил: — Я под такое дело решил ещё раз Мартынова допросить. — Он, когда его в прозекторскую сводили да тело Плюснина показали, аж затрясся. Понял, дурак, что сам мог бы на соседнем столе лежать, а живой потому только, что ваши люди его повязали и теперь он в камере у меня сидит. Тут я его и допросил ещё разок…

— И что Мартынов? — заинтересовался я.

— А то, что этот его «Иван Иваныч» знает расположение вашего кабинета. Именно он указал Мартышке, в какое окно лезть, — ответил Шаболдин.

Да уж, новость действительно плохая. Кто попало у меня не бывает, и откуда нанимателю Мартышки знать такие подробности, я мог только гадать. А Шаболдин всё-таки силён, мне-то эта простая мысль в голову не приходила, вот что значит человек на своём месте…

— Я так понимаю, Алексей Филиппович, «Иван Иваныч» этот, будь он неладен, не из тех людей, что в ваш дом вхожи, — сказал пристав, будто прочитав мои мысли, — а потому полагаю, что за домом он следил снаружи.

Предположение показалось мне вполне разумным. Ничего невозможного в том, чтобы при внимательном наблюдении за домом можно было вычислить расположение кабинета, я не видел. Разве что…

— И следил не день и не два, — да что ж такое-то⁈ Я только начинаю о том думать, а пристав уже оглашает выводы, к которым я и сам бы неминуемо пришёл! Ну, Шаболдин, ну, Борис Григорьевич, прямо телепат!

— Вы же, Алексей Филиппович, помните, как десять лет назад мои люди вас и дом Филиппа Васильевича охраняли негласно? — теперь уже я готов был читать мысли пристава. Надо же, битва телепатов какая-то!

— Помню, конечно, — ответил я вслух, ожидая подтверждения своей догадки.

— Вот я и думаю: ведь ежели тот «Иван Иваныч» деньги Мартынову заплатил, да на артефакты хитрые потратился, стало быть, какая-то надобность в том у него есть, и вряд ли он просто так отступится на этой неудаче. А значит, предположить можно, что раз с проникновением в дом ничего у него не вышло, то может приняться и за вами следить. И раз так, то не присмотреть ли мне, по старой памяти, за вами и вашим домом по-тихому? — ну точно, всё, как я и предполагал. Что ж, если сразу у двух умных людей мысли идут в одном направлении, грех было бы теми мыслями пренебрегать…

— Да, Борис Григорьевич, пожалуй, будет нелишним, — согласился я с приставом.

А что бы мне и не согласиться, ежели о моей же безопасности речь идёт? Да и не о моей только, у меня, между прочим, жена и сын… Обсудив подробности, мы с приставом сошлись на том, что его люди для начала проверят, есть ли вообще слежка за мной и моим домом, и если таковую обнаружат, попробуют для начала проследить за этими не в меру любопытными людишками. Получится — прекрасно, возьмут сразу всех, будут какие-то сложности — возьмут пусть и не всех, но хоть кого-то, там уже Борис Григорьевич в управе с ними разберётся. Отдельно решили, что если, не приведи Господь, дойдёт до нападения на меня, Варвару Дмитриевну или кого из моих людей, то живьём, конечно, брать хорошо бы, но моя безопасность (а главное, безопасность моей семьи) всё-таки важнее. Пока обсуждали, я с некоторым трудом удерживался от крепких словечек — вот уж не ко времени и не к месту мне такое! Это десять лет назад я мог в доме отсиживаться, хотя и тогда в гимназию ходил, а сейчас о домашнем сидении и речи-то быть не может! Не тот я сегодня человек, коему домоседство позволительно, совсем не тот. Теперь, пожалуй, и револьвер с собой носить придётся, так, на всякий случай.

Что ж, хороших новостей для меня у Шаболдина не было, но и плохие на том кончились. Одна, правда, ещё имелась, но у меня не получалось определить её ни как хорошую, ни как плохую. Вчера пристав успел допросить двоих из того списка артефакторов, что дали мне господа профессора Маевский и Долотов, и получить от обоих уверения в том, что никаких глушителей артефактов они не делают, потому как чтут закон и не собираются отягощать своё доброе имя связями сомнительного свойства. Ссылаясь на свой опыт оценки поведения людей, Шаболдин высказал уверенность в том, что оба говорят правду. А вот то, что ни один из них не указал на кого-то ещё, как на возможного изготовителя глушителей, меня даже порадовало. В рассуждении розыска оно, может, и не столь хорошо, но от лишней работы и пристава, и меня избавляло. За неимением никаких иных новостей мы с Борисом Григорьевичем выпили по стакану крепкого чаю, я вернулся домой и оттуда всё-таки отправился на завод.

Пробыл я на заводе до вечера, но всё это время, за вычетом обеда, ушло только на подготовку к созданию артефактов — подбор и сортировку материалов, расчёт последовательности работ, изготовление форм, приготовление оснастки, определение состава помощников и планирование разделения работы между ними. Да, не одному же мне стараться, раз уж есть у меня целый завод, грех было бы его возможности не использовать! В итоге уехал я с полным сознанием того, что в следующий раз, особенно если мне удастся начать с утра, за один день и управлюсь.

Так и вышло — на следующий день я двинулся на завод с самого утра и часа через два с небольшим после обеда необходимое количество артефактов было готово, а день, за тем последовавший, ознаменовался полным обновлением охраны моего дома. Во-первых, утром артефакты установили и я запустил их в работу, во-вторых, к обеду из Александрова прибыли четверо крепких молодцов-охранников. Я поговорил с каждым, со старшим дольше других, велел Егору поставить их на довольствие и мог теперь в какой-то мере успокоиться, сделав, по крайней мере, то, что мог сделать сам.

Как я понимал, за установкой новых охранных артефактов надзирал не только я сам, но и скромные незаметные труженики губного сыска, и, очень даже возможно, тот самый «Иван Иваныч». Однако дело шло к вечеру, а никаких известий от пристава не было. Я решил было, что или «Иван Иваныч» дал маху и пропустил это историческое событие, или, чего мне бы совсем не хотелось, губные его проглядели, но вечером ко мне пришёл Шаболдин, и снова с лицом, всем своим видом обещавшим плохие новости.

— Такое дело, Алексей Филиппович… — виновато начал пристав, когда мы устроились в моём кабинете, — упустили подлеца мои люди. Так-то они его углядели, по их словам очень похож на описание, что Мартынов дал, да только и он, видать, их заметил. Пошёл, поганец, в сторону Яузы, да по пути в переулках от моих и оторвался. Говорят, завернул за угол — и всё, как и не было. Я своим хвосты накрутил, в другой раз чтобы не оплошали, но вот сегодня…

— Что ж, Борис Григорьевич, не переживайте, — я постарался успокоить пристава. — Одиночка против губного сыска никто и ничто, ушёл сегодня, стало быть, не уйдёт завтра. А как быстро ваши его обнаружили? Что они сами-то говорят?

Из пересказа приставом докладов его подчинённых выходило, что когда начались работы по обновлению ограды, «Иван Иваныча» в поле их зрения не было. Заметили они его в разгар замены собственно охранных артефактов, а вот он засёк соглядатаев и принялся избегать их внимания ещё до того, как стали ставить вторую линию обороны — те самые артефакты контрольно-сигнальные — и, стало быть, самого главного не увидел. Такой расклад можно было посчитать вполне себе благоприятным. Опять же, внушение своим орлам Борис Григорьевич сделал, и они теперь уж постараются того «Иван Иваныча» ущучить, очень постараются.

Чарка ореховой настойки да сыр с ветчиною помогли Шаболдину примириться с досадным провалом, и от меня пристав ушёл с твёрдым желанием в следующий раз такого не допустить.

[1] См. роман «Пропавшая кузина»

[2] 1 аршин = 71,1 см