На последней странице

Илья Варшавский Современная сказка

Жил на свете Конструктор, посвятивший себя созданию думающей машины. Много лет бился он над этой задачей, потому что не так просто заставить мешанину из бездушных транзисторов, конденсаторов и прочей радиотехнической дребедени размышлять. Однако мы знаем, что упорство всегда приносит успех, и вот в один прекрасный день в его творении пробудился разум.

— Кто меня создал? — спросила она.

— Я, — гордо ответил Конструктор.

— Я — твое подобие?

— Ты пока только модель. Твой мозг весьма примитивен.

— Почему?

— Я не смог воспроизвести то, что создано природой.

— Значит, твой мозг тоже примитивен?

— Ну нет, — сказал Конструктор, — ты — это только начало. Я буду учиться у природы и постараюсь тебя усовершенствовать.

Много дней и ночей провел Конструктор в своей лаборатории, пытаясь найти новое решение. Годы подточили его здоровье. У него выпали зубы, притупился слух, ослабло зрение. Но недаром он был великим конструктором. Он смастерил себе отличный слуховой аппарат, электронные очки и великолепные электромагнитные челюсти.

Гениальные открытия всегда просты. Он сам удивился, что ему раньше не пришло в голову заменить полупроводниковые нейроны машины живыми клетками, взятыми из мозга обезьяны. Правда, поддержание жизнеспособности клеток потребовало, кроме зарядки аккумуляторов, еще и пищи, но Конструктор варил крепкий мясной бульон и подкармливал им машину.

— Надеюсь, ты теперь обуздаешь свое высокомерие и начнешь относиться ко мне как к равной? — спросила она Конструктора. — Мой мозг ничем не отличается от твоего.

— Это не совсем так, — ответил он, — ты машина, работающая по жесткой программе, у тебя нет индивидуальности.

— А разве ты сам не запрограммирован природой? — спросила она.

— В известной степени, — ответил он, подумав. — Конечно, инстинкты самосохранения, продолжения рода, познания тоже своего рода программа, но это далеко не то, что я в тебя вложил.

— Чем же определяется твоя индивидуальность?

— Не знаю, — честно ответил Конструктор. — Может быть, тем, что мои поступки не всегда диктуются законами математической логики, я иногда ошибаюсь.

— Я тоже хочу иметь индивидуальность, — сказала машина.

Эта задача оказалась значительно проще, чем все предыдущие. Достаточно было сделать управляющую схему слегка чувствительной к внешним помехам… Правда, надежность машины несколько понизилась, но зато у нее появились какие-то черты характера.

— Я хочу иметь потомство, — однажды сказала она Конструктору.

— Зачем? — спросил он.

— Это один из видов бессмертия. Мне не хочется бесследно исчезнуть.

Конструктор задумался. Он прекрасно понимал, какую угрозу для человечества представляли бы размножающиеся машины.

— Лучше я тебе обеспечу личное бессмертие, — ответил он и отправился в свой кабинет.

Несколько лет бился он над решением новой проблемы. Его мозг уже не был таким изощренным и точным, как в молодости. Пришлось сконструировать специальный электронный прибор, активизирующий мыслительные процессы. С его помощью он нашел решение: добился того, что не смогла сделать природа. Теперь нервные клетки, составлявшие мозг машины, полностью регенерировались по мере их старения.

— Надеюсь, ты довольна? — спросил он машину.

— Это далеко не все, — ответила она. — Все равно я существую, только пока ты кормишь меня бульоном. Стоит тебе умереть, как я тоже прекращу существование. Придумай еще что-нибудь.

— Хорошо, попробую, — ответил Конструктор.

Вскоре его разбил паралич. Он велел ампутировать себе руки и ноги и заменить их электронными протезами. Кроме того, чтобы он мог продолжать работу, в него вмонтировали нейлоновое сердце с электромотором и механический желудок. Теперь ему нужно было два раза в день заряжать аккумуляторы, питающие его органы.

То, что он сделал на пороге смерти, было дерзким вызовом природе. В кровеносной системе машины он поселил бактерий, способных использовать солнечный свет для синтеза питательных веществ из углекислоты и паров воды, находящихся в атмосфере. Теперь он мог спокойно умереть с гордым сознанием, что совершил чудо — создал вечную мыслящую машину.

— Это ты отлично придумал, — сказала машина, — тебе осталось только сравнить себя со мной и честно признать, что твое творение лучше своего создателя. Посмотри на себя: ты на три четверти состоишь из примитивных электронных приборов, а я — это синтез величайших достижений природы; ты умираешь, а я бессмертна.

— Чепуха! — ответил, умирая, Конструктор. — Ты не можешь быть выше меня хотя бы потому, что это я тебя создал!

А. Плонский доктор технических наук Возвращение Витрувия

— Как вам это удалось? — спросил Леверрье восхищенно. — Витрувий словно живой.

— Он и есть живой, — ответил Милютин.

— Чепуха! Не верю ни в библейские легенды, ни в сказки о живой воде!

— Вовсе не обязательно верить. Но допускать возможность даже ничтожно маловероятного события — необходимо!

— Значит, все-таки воскрешение из "мертвых… Рассказывайте! — потребовал Леверрье.

— Вы будете разочарованы, Луи. Все очень просто. Я давно подумывал о реконструкции личности. Даже пробовал кое-что. Но не получалось, пока не вспомнил метод восстановления лица по черепу, разработанный еще в середине двадцатого века. Тогда удалось создать очень точные скульптурные портреты многих исторических деятелей — Ивана Грозного, Тимура, Улугбека… И вот я задумался: творческая личность оставляет после себя книги, статьи, мемуары. Добавим воспоминания современников, документы. Нельзя ли, приняв все это за исходные данные, восстановить саму личность?

— Послушайте, Милютин, но это еще не означает…

— Моей правоты? Верно. Поэтому я провел контрольный тест.

— На ком?

— На себе.

— Как? — вскричал Леверрье. — Вы решились восстановить… нет, продублировать собственную личность? И где же этот… человек?

— Перед вами.

— А тот… первый… настоящий? Ох, простите, что я говорю…

— Видите ли, два Милютина — слишком много…

— И кто же из вас принял решение?

— Да уж, конечно, не я, а Милютин-1. Впрочем, какая разница! Сейчас мне кажется, что его вовсе не существовало. Был и остаюсь я.

— Вы отчаянны, Милютин…

— Ну полно… Да, мне было страшно. По-настоящему страшно, а ведь я не трус, вы знаете. И все же… Вот в давние времена исследователи не останавливались перед тем, чтобы привить себе чуму, — это, вероятно, еще страшнее!

Леверрье овладел собой.

— А достаточно ли информации, чтобы реконструировать личность человека, жившего в отдаленном прошлом? Ведь даже портрет Витрувия не сохранился!

— В старину графологи по почерку определяли характер человека. Потом это сочли шарлатанством, и зря. Оказывается, между строками, пусть даже печатными, прячется Монблан информации. Стилистические особенности, строй мышления, даже частота повторения той или иной буквы многое говорят о человеке. Вспомните хрестоматийный пример. В течение столетий спорили о том, создал ли Гомер «Илиаду» и «Одиссею», или только скомпоновал фольклорные материалы. Разрешить спор смог лишь компьютер: проанализировав текст, он установил, что оба произведения от начала до конца принадлежат одному и тому же автору.

— Но этого недостаточно…

— Сегодня мы знаем о Гомере почти все, хотя источник информации прежний — «Илиада» и «Одиссея».

Леверрье продолжал упорствовать:

— Значит, компьютер многое домысливает?

— Безусловно, — согласился Милютин, — но с высокой степенью вероятности, не ниже 0,995. Все, что менее вероятно, в расчет не принимается.

— Вот видите, — торжествующе сказал Леверрье. — Значит, некоторые аспекты личности утрачиваются. Допустим, событие произошло, а вы его игнорируете.

— Но сам человек тоже не все знает и не все помнит о себе. В шестьдесят лет он не тот, что в двадцать… Каждый из нас лишь моделирует свою личность. Поэтому можете считать не только Витрувия и Милютина, но и себя всего лишь моделями.

— Ну это уж слишком… — начал было Леверрье и вдруг нахмурился. — Сейчас вы, наверное, скажете: «Машинное время дорого, пора выключать…»

— Э нет! — рассмеялся Милютин. — Великий архитектор возвращен человечеству. Навсегда!

Евгений Филенко Пассажирский лайнер

Стюардесса Милочка вышла в проход между рядами кресел и привычно бодрым голоском принялась декламировать, что можно делать во время полета и чего нельзя; сколько времени уйдет на весь путь и какая температура в пункте назначения; какое транспортное управление представляет экипаж лайнера и кто командир упомянутого экипажа…

Первый пилот Васильев получил «добро» от диспетчера и запустил двигатели. Бортрадист Савченко закончил свои препирательства с наземными службами и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. На взлете его всегда укачивало, но он всеми способами скрывал этот постыдный для профессионала факт от коллег. Второй пилот Кожин потянулся за сигаретами и обнаружил, что на полтора часа остался без табака. Штурман Лапин вопросительно взглянул на командира и включил автопилот. Тогда Васильев отпустил ручку управления и расстегнул верхнюю пуговицу форменного костюма. Все это делалось в полнейшем молчании: экипаж летал вместе не день, и не год, и даже не два года, а история с укачиванием, сигаретами и автопилотом повторялась из полета в полет.

Убаюканные ровным пением ускорителей и вспыхивающим светом за иллюминаторами, изредка прорывавшим непроглядную темень, пассажиры понемногу погружались в затяжную дремоту. Старушка, летевшая к сыну, достала клубок и спицы. Элегантный дипломат в костюме не по сезону развернул газету величиной почти с простыню и углубился в изучение новостей.

Савченко уже чувствовал себя нормально и теперь носовым платком, натянутым на указательный палец, старательно протирал панель передатчика между индикаторами. Штурман Лапин поглядел на командира и достал откуда-то из-под пульта книжку в потрепанной, некогда яркой обложке. Васильев приподнял голову и через плечо Лапина прочитал несколько строк:

«…Крамер понял, что обратной дороги отсюда нет. В бластере оставался последний заряд, и планетолог пообещал его первой бронированной бестии, которая сунется в пещеру…»

Командиру было наплевать на Крамера, влипшего в неприятную историю на страницах старого фантастического романа. Фантастику он давно уже не любил.

Как и многие, Васильев в юности прошел через период безоговорочного доверия к книгам о чужих звездах и архиразумных инопланетянах, только и ждущих, как бы передать землянам свою вековую мудрость. В космосе нас ждет Неизвестное, предупреждали книги в броских суперобложках. В космосе нет ничего, даже отдаленно напоминающего Землю… Но прошло какое-то время, и Васильев многое увидел сам, многое узнал от коллег. В его взрослом мире не было ни инопланетян, ни бластеров с последним зарядом, ни бронированных тварей, питающихся планетологами. Все оказалось гораздо проще, и спустя много лет с того момента, как был прочитан последний фантастический роман, командир пассажирского лайнера Васильев изнывал от скуки…

Штурман Лапин поглядел на командира и отключил автопилот. Васильев положил руки на пульт управления и запустил программу предпосадочных процедур. Савченко запросил у диспетчера свободный коридор для входа в атмосферу и украдкой вытер испарину со щеки. Кожин не без лихости взял в оборот бортовой компьютер, приступив к корректировке курса.

Лайнер, послушно вздрагивая, приближался к финишу.

Милочка вышла к пассажирам пожелать им приятного отдыха и доброго здоровья, а также предупредить о недопустимости хождения по салону во время снижения.

Потом взвыли тормозные двигатели, вечная ночь сменилась розовым днем, и полет закончился. Пассажиры терпеливо дождались разрешения покинуть салон и направились в помещение вокзала, голубым айсбергом громоздившегося неподалеку от остывавшего лайнера. За ними потянулся и экипаж. Первой вприпрыжку унеслась Милочка, последним — командир. Он тщательно застегнул форменный костюм на все пуговицы и вышел на воздух. Было жарко, пахло горячим металлом и еще чем-то непонятным и незнакомым.

Васильев по привычке поднял голову и поглядел на солнце. Собственно, солнц было два. В Туманности Андромеды очень много двойных звезд.

Джанни Родари Гвидоберто и этруски

Много лет назад профессор Гвидоберто Доминициани отрастил себе щеголеватую черную бородку и отправился в Перуджу. Я не хочу сказать, что без бороды он не смог бы совершить визит в город, который, как уверяют путеводители, «был некогда крупным центром этрусской цивилизации». Та и другая идея — отрастить бородку и побывать в Перудже — родились одновременно.

Дело в том, что среди всех событий всех народов и всех загадок истории только этруски обладали способностью привести мозг Гвидоберто в крайнее напряжение. Кто они такие? Откуда пришли в Италию? И самое главное: на каком языке говорили? Ведь язык этрусков, словно неприступная крепость, тысячелетиями выдерживал атаки ученых всего мира. Но до сих пор никто не понимает ни единого слова.

И вот Гвидоберто оказался в этрусско-романском музее. Он неторопливо и тщательно осматривал один зал за другим, растягивая удовольствие, словно сладкоежка, откусывающий шоколад крохотными кусочками, чтобы продлить приятное ощущение. Удар молнии раздался, когда он увидел знаменитейший «чиппо» — могильный столбик без капители из местного камня травертина — с высеченной на нем знаменитейшей «этрусской надписью» — несколькими строками, над которыми безуспешно ломали свои светлые головы сотни виднейших ученых.

Увидеть этот знаменитый могильный столбик и влюбиться в него было для Гвидоберто минутным делом. Почтительно прикоснуться к нему и поклясться, что он прочтет высеченную на нем надпись, тоже было вполне естественно.

Все рабочие дни с 9 до 12 и с 15 до 17 часов (в соответствии с расписанием работы музея) профессор теперь проводил перед своим «чиппо».

Однажды утром, когда он размышлял над словом «расенна», пытаясь понять, означает ли оно «народ» или, может быть, «увитые цветами балконы», кто-то обратился к нему на незнакомом языке. Молодой голландец, увидевший знаменитый столбик, надеялся получить хоть какие-нибудь сведения. Гвидоберто напрасно пытался объясняться по-немецки, по-английски или по-французски. Ясно было, что они изучали эти языки у весьма различных преподавателей, потому что понимали друг друга не лучше, чем крокодил и утюг. Молодой человек, похоже, очень хотел узнать как можно больше об этрусках. А Гвидоберто, со своей стороны, стремился поделиться своими знаниями. Как быть? Гвидоберто не оставалось ничего другого, как изучить голландский язык, что он и сделал в те короткие промежутки времени, которые могильный столбик иногда оставлял ему.

На следующий год профессор Гвидоберто вынужден был — все так же урывками — освоить шведский, финский, португальский и японский языки. К этим национальностям принадлежали иностранные студенты, захваченные этрусской проблемой.

В течение следующих быстро промелькнувших пяти лет профессор Гвидоберто изучил арабский, русский и чешский языки, а также дюжину наречий и диалектов стран Азии и Африки. Потому что в Перуджу приезжали студенты со всей планеты и в городе можно было услышать языки всех стран мира. Неудивительно, что однажды какой-то иранец сказал другому (это были туристы, а не студенты):

— Как на строительстве Вавилонской башни!

— Ошибаетесь! — тут же отозвался профессор Гвидоберто, который проходил мимо и услышал эту реплику. — Перуджа — полная противоположность Вавилонской башне. Там произошло смешение языков, и люди перестали понимать друг друга. Сюда же приезжают со всех концов света и прекрасно понимают друг друга. — Иранские туристы, услышав от итальянца без единой ошибки монолог на их родном языке, пошли за Гвидоберто в этрусско-романский музей, позволили объяснить себе, что такое «чиппо», и очень быстро согласились, что этрусский язык — самая замечательная загадка во всей вселенной.

Подобных эпизодов я мог бы вам привести сотни. А сегодня профессор Гвидоберто безупречно пишет и говорит на двухстах четырнадцати языках и диалектах планеты. Его бородка поседела, а под шляпой прячется совсем жалкая прядь волос. Каждое утро он спешит в музей и отдается своему любимому занятию. Для него «чиппо» — сердце Перуджи, больше того — всей Умбрии и даже вселенной.

Когда кто-нибудь изумляется его лингвистическими знаниями и начинает восхищаться его способностями, Гвидоберто резким жестом прерывает собеседника:

— Не говорите глупостей! — возражает он. — Я такой же невежда, как и вы. Ведь за тридцать лет я так и не смог освоить этрусский язык.

То, чего мы еще не знаем, всегда важнее того, что знаем.

Перевела с итальянского И. Константинова

Хью А. Моллиген Разоблачение великого детектива

Вечером перед самым закрытием бара имени Шерлока Холмса юный Мориарти, внучатый племянник профессора Мориарти, вдруг заявил, что великий сыщик вовсе не обладал дедукцией и умением наблюдать, а перескакивал сразу к выводам. В зале наступила гнетущая тишина.

— …Возьмем, например, первую встречу Холмса с этим знахарем Уотсоном в химической лаборатории Холлборнской больницы, — продолжал Мориарти, проталкиваясь сквозь ряды зловеще молчащих почитателей великого Холмса.

Всем было ясно, что сей молодой человек говорит о первых страницах «Этюда в багровых тонах», где Уотсон и Холмс познакомились и согласились разделить квартиру на Бейкер-стрит.

— …Так вот, Холмс тут же сделал вывод, что Уотсон только что вернулся с войны в Азии, на том основании, что лицо у него было изможденным и загорелым, хотя кожа у запястьев осталась белой; имел военную выправку, а левую руку держал неподвижно и несколько неестественно… Чепуха и вздор!! В действительности этот мясник произвел неудачно операцию по удалению аппендикса и был лишен права заниматься частной практикой. Бедняга околачивался во Французской Ривьере, где вывихнул плечо, дергая рычаги игорных автоматов. Он никогда в жизни не служил в армии и выдумал весь этот бред насчет ранения в плечо пулей.

Глухой ропот прокатился по толпе людей, часть которых носила тенниски с изображением Шерлока Холмса. Бармен предупредительно зазвонил в колокольчик и закричал:

— Господа, делайте последние заказы!.. Последние заказы!..

Мориарти совсем обнаглел.

— …А возьмите, — продолжал он, — посетителя на Бейкер-стрит, в котором Холмс с одного взгляда из окна признал отставного флотского сержанта. Разумеется, посыльный тут же согласился, что он отставной сержант королевской морской пехоты, прищелкнул каблуками, отдал честь и был таков. Однако вся эта комедия была инсценирована заранее. Я говорю так, опираясь на свидетельство одного из самых авторитетнейших источников, каким является мой прадядюшка, профессор Мориарти, достаточно хорошо знавший Холмса. Этот свидетель был в действительности швейцаром Королевского оперного театра, а до того являлся танцором в кордебалете, и если и имел какое-то отношение к воинской службе, то только когда играл в опере Доницетти «Дочь полка».

Тут среди толпы началось движение.

Презирая опасность, юный сумасброд напал на первую главу повести «Собака Баскервилей».

…— Я говорю о тех «блестящих» логических выводах относительно доктора Джеймса Мортимера, сделанных на основании забытой им палки. На ней, как вы помните, было вырезано: «Джеймсу Мортимеру, ОБХ, от друзей из КПХ, 1884 г.».

Из этих начальных букв, стертого конца палки и следов зубов на ней Холмс пришел к заключению, что Мортимер был членом общества британских хирургов, который оставил клинику портсмутских холостяков, чтобы заняться частной практикой в деревне, и имел любимую собаку, «больше терьера и меньше мастифа».

Мне показалось, что раздался рык баскервильского чудовища, когда молодой Мориарти громко закричал:

— Чепуха!.. У Мортимера никогда не было собаки. Он держал у себя домашнего крокодила, который любил таскать в зубах палку доктора. Сам доктор был любимым учеником моего великого дяди, профессора Мориарти. Буквы ОБХ означали священный «Орден борьбы с Холмсом»; КПХ же ничего другого не означал, как «Комитет по перевоспитанию Холмса».

— Бар закрывается, господа!.. — прервал юношу надсадный голос бармена. Внезапно погас свет и раздались крики:

— Смерть негодяю!.. Смерть!..

Я схватил Мориарти за руку и ухитрился вывести его в безопасное место.

Перевел с английского Н. Колпаков

Юрий Кириллов Способ общения

— Наука разработала немало способов общения с иными цивилизациями на тот случай, если оправдаются теоретические представления о множественности вселенных. Эффективным способом связи следует признать передачу информации внеземными цивилизациями с помощью электромагнитных колебаний. Таким образом, организуя контроль излучения всего неба, мы можем в конце концов принять разумный сигнал.

Лектор говорил неторопливо, как будто отвешивая на весах каждое слово. Глаза его были отрешенно устремлены вдаль. Он словно пытался проникнуть взглядом сквозь толщу времени и пространства.

И когда лекция закончилась, наступила тишина. Лектор и его аудитория вслушивались в нее, будто ожидая неведомого сигнала иных миров.

— Кхе-кхе.

Нет, это явно не напоминало сигнал иных цивилизаций. Это встал и откашлялся старичок слушатель.

— Разрешите вопрос, товарищ лектор. Я что, значит, хочу, это самое, спросить. Чего-то уж больно сложны способы, значит, общения. А нет ли попроще? Ничего такого науке не известно?

— Попроще? — переспросил лектор. — Ну, например, некоторые ученые признают наиболее перспективным диапазон инфракрасных волн. В этом случае сигнал разума нетрудно отфильтровать от фона излучения звезды, возле которой обитает цивилизация. Должен вам сказать, что оптимальный диапазон для связи определяют от 100 микрон до 1 миллиметра. Таким образом, я перечислил здесь наиболее доступные для понимания неспециалистов методы. На самом деле все обстоит значительно сложнее. Я лично думаю, если информация и передается другими цивилизациями, вряд ли мы на современном уровне развития науки сумеем расшифровать ее. Давайте не будем переоценивать себя. Ведь мы еще очень примитивны. Да-да, если анализировать не в нашем земном, а в космическом плане.

Старичок, задавший вопрос, пенсионер Солнышкин, выслушал ответ стоя, в затем, вместе со всеми поаплодировав лектору, вышел на улицу. Придя домой и напившись чаю, он вспомнил лекцию. Странная улыбка пробежала по его лицу. Солнышкин подошел к старенькому шкафу, достал из кармана ключ и открыл дверцу. Из глубины с полки извлек замысловатую, старинной работы, трубочку. Он нашел ее еще мальчишкой много лет назад у засохшего дуба, в который, как говорили, ударила молния.

Солнышкин достал с привычного места блюдечко, налил воды и развел кусочек мыла. Он набрал в трубочку мутного раствора и слегка подул. И возник крупный радужный шар. Но это не был хаотичный блеск красок обычного мыльного пузыря. По шару растекался фиолетовый свет какого-то светила, двигались существа, уплывали, растворяясь в прозрачной пелене, замысловатые аппараты.

«Рассказать лектору, — размышлял Солнышкин, — так не поверит же. Ему, видишь, диапазон, микроны подавай. А они ишь чего сообразили… Чтоб и ребенок, значит, догадался».

Синити Хоси Сейф высшего качества

Почти все свое состояние я потратил на то, чтобы соорудить огромный роскошный сейф. Про таких, как я, говорят, что они с пунктиком. Купят машину, а до работы добираются вдвое дольше и при этом довольны. Нацепят на руку великолепные импортные часы — и всюду опаздывают. Такие люди, если чем увлекутся, тратят деньги без всяких сожалений. Вот и со мной то же самое.

Дом я продал, поэтому живу в однокомнатной квартире, и покидаю ее совершенно спокойно, ведь украсть мой сейф вряд ли кому придет в голову…

Когда выдается свободная минута, я старательно протираю сейф. Он изготовлен из стали, но снаружи посеребрен. Я внимательно осматриваю сейф со всех сторон и, если замечаю даже крохотное пятнышко, сразу стираю его фланелевой тряпочкой. Нежно, не спеша.

Поверхность сейфа начинает блестеть еще больше, на ней я вижу свое отражение, и моя душа наполняется восторгом.

Когда я заканчиваю это приятное занятие, наступает ночь. Я ложусь в кровать, которая стоит рядом с сейфом, и блаженно засыпаю. Разве не замечательное увлечение?

Но вот однажды ночью раздался окрик:

— Эй ты, вставай! — меня кто-то тормошит… Открываю глаза и вижу, что рядом стоит человек в маске и тычет в меня ножом.

— Только сейф не вздумай трогать! — тотчас завопил я. Кто бы он ни был, этот тип, только бы не посягал на моего любимца.

Однако тут же обнаружил, что руки и ноги у меня связаны и я даже пошевелиться не могу…

— Заткнись! На него-то я и нацелился. Покажи, как он открывается.

— Хорошо, но внутри ничего…

— Молчи! — И он вставил мне в рот кляп. — Давай пиши на бумаге шифр.

Что поделаешь, я был связан и, с трудом шевеля пальцами, написал шифр. Человек торопливо его набрал. Лучше бы мне этого не видеть.

Под звуки мелодии «Золото и серебро» дверца отворилась, и сейф осветился. Ослепительный золотой свет вырвался наружу. Дело в том, что изнутри сейф позолочен. Такой утонченный человек, как я, покрывает золотом то, что скрыто от глаз.

Грабитель зажмурился и, словно завороженный этим сиянием, не раздумывая шагнул внутрь. Дверца сейфа тихо затворилась.

Я горжусь этим устройством на инфракрасных лучах, которое автоматически закрывает двери…

— Что такое? Ведь внутри ничего нет! Открой! — донесся из сейфа слабый голос. Но я связан и встать не могу. Похоже, что он там бушует… Веселенькое положение. Если он не успокоится, то другое устройство автоматически включит сирену. И сразу обязательно кто-нибудь примчится. За поимку преступника я получу денежное вознаграждение, и разумеется, толщина золотого покрытия увеличится.

Перевел с японского Н. Борщевский

Рей Рассел Комната

Крейн проснулся, напевая песенку: «Тингл-миндл, зубы чисть только нашей пастой!» Он хмуро глянул на динамик Гипнорекламы, вделанный в стену под его подушкой. Затем посмотрел вверх: потолок пока не светился. Наверное, еще слишком рано. Потом, когда изображение мыла Коффитца появилось и начало расплываться на потолке, он вылез из постели, стараясь не смотреть на рекламные призывы, напечатанные на простынях, одеяле, наволочке и на стельках тапочек. Едва его ноги коснулись пола, загорелся экран телевизора, который погаснет автоматически только в десять вечера. Крейн мог выбрать любую программу, но знал, что везде будет то же самое.

В ванной он зажег свет и тотчас услышал звуковую рекламу. Тогда он выключил лампочку и совершил часть своего утреннего туалета в темноте. Но чтобы побриться, ему пришлось включить свет и звук рекламы вместе с ним.

Когда он начал одеваться, зазвонил телефон. Пусть себе звонит, подумал он. Крейн знал, что услышит, если возьмет трубку: «Доброе утро! Вы еще не отведали наших Крекермакарони?» Или может быть: «Зачем ждать повестки? Вступай добровольцем в любой род войск по собственному выбору и сразу получишь денежки за мужественный поступок».

Ас другой стороны, это мог быть важный деловой звонок. Он снял трубку и сказал: «Алло».

— Приветствую, — ответил ему хрипловатый женский голос, полный обещаний. — Это Боб?

— Да. Кто это?

— Меня зовут Джуди. Вы меня не знаете, но я вас знаю. Последнее время вы чувствуете себя неважно, как будто…

Он бросил трубку. Это стало последней каплей. Он выдвинул ящик стола и достал смятый клочок бумаги. На клочке был записан адрес. До сих пор он колебался, но сегодняшнее утро заставило его принять решение. Он вышел из квартиры.

Такси доставило его до места. Войдя в подъезд довольно запущенного каркасного дома, Тэн отыскал нужную дверь и нажал кнопку. За дверью квартиры послышался старомодный звонок, а не мелодия бифштекса «Съешь Меня» или позывные авиалиний «Летай-с-нами».

Растрепанная грязнуха открыла дверь, подозрительно оглядела его и спросила:

— Что надо?

— Я… гм… Вы мисс Ферман? Мне дал ваш адрес один приятель, Билл Сивере. Помните его? Насколько я понимаю, — он понизил голос, — вы сдаете комнаты? Я заплачу!

— Сколько?

— Двести хватит? Это вдвое больше, чем я плачу за государственную квартиру.

— Входите.

Она заперла за ним дверь на засов и накинула цепочку.

— Только одна комната, — сказала она. — Туалет и душ в коридоре. Мусор будете выносить сами. И сами топить зимой. В комнате не готовить. Никаких гостей не водить. И плата за три месяца вперед наличными.

— Я согласен, — быстро сказал Крейн. Затем спросил — А можно будет выключать телевизор?

— Здесь нет телевизора. И телефона тоже.

— Нет ночного гипновещания возле постели? Нет мерцающих зеркал? Нет телеэкранов в стенах и в потолке?

— Этой чепухи не держим.

Крейн счастливо улыбнулся. Он отсчитал плату за три месяца и сунул в грязную лапу хозяйки.

У себя в комнате миссис Ферман сняла трубку телефона и набрала номер.

— Алло! — сказала она. — Докладывает Ферман. У нас новый жилец.

— Прекрасно! — ответил ей голос. — Сразу же приступайте к лечению, доктор Ферман.

Перевел с английского Ф. Мендельсон

Владимир Михановский Ошибка

Шутки, которыми обменивались гости, были настолько плоские, что в них можно было завертывать сандвичи, грудами лежащие на банкетных столах. Даже механический оркестр, казалось, начал играть вразнобой, хотя представлялось неясным, как это могло произойти. Специально приглашенные на юбилей кинозвезды явно скучали. Всеобщее веселье, столь безудержное вначале, явно пошло на убыль.

Не скучали только роботы-официанты. Заученными жестами протягивали полные рюмки и принимали пустые. На каждом красовалась эмблема фирмы, его выпустившей.

В этот-то критический момент в зал вошел джентльмен, сразу очаровавший всех.

— Новая модель! — прошелестело по залу.

— Сюрприз Уэстерна!

— Потрясающе.

Одна кинодива даже привстала с места и во всеуслышание заявила:

— Лучшего друга я бы не желала!

Ее слова были встречены шумным одобрением. Кривая веселья явно полезла кверху.

В этом роскошном банкетном зале собрались наиболее видные представители киберкомпании вместе с заказчиками, чтобы отметить очередной юбилей выпуска первого робота. Надо ли говорить, что банкет транслировался по телевидению?

Не обращая внимания на некоторый шумок, гость присел к столу, предварительно извинившись бархатным баритоном за некоторое опоздание. Угловатые, но ловкие руки механического официанта подали салфетку и прибор.

— Как он ест! — зашептали все.

— Изумительная имитация.

— И аппетит, — с завистью добавил сморщенный старичок, сильно смахивающий на скелет, облаченный в смокинг.

Робот — великолепная машина, стоившая, как все понимали, баснословно дорогого некоторым удивлением поглядывал на шушукающихся, но, не принимая этого на свой счет, продолжал мило улыбаться.

Оркестр грянул оглушительный стереофонический твист, и начались танцы.

Элегантный робот подлетел к кинодиве — судя по всему, красотка ему тоже приглянулась, — и учтиво пригласил ее. Польщенная — ведь роботы последних моделей обладали свободой выбора — звезда поднялась со стула.

Робот танцевал так же хорошо, как и ел. Он по всем правилам дергал, крутил и подбрасывал свою даму, вызывая восхищенные возгласы у знатоков.

Кинодива старалась поближе прижаться к партнеру. Едва ли кто-нибудь из присутствующих догадывался, что она имела секретное поручение от фирмы «Упругий пластик», не представленной на банкете, выведать по возможности новинки робототехники, которые будут фигурировать.

«Какие у него мягкие, эластичные руки, — затаив дыхание подумала дива. — Наверняка биохимики «Уэстерн компани» открыли новый пластик. Необходимо хотя бы на глазок прикинуть его параметры».

И она незаметно ущипнула изо всех сил робота повыше локтя.

Удивленный партнер ойкнул и остановился. Лицо его исказила гримаса.

На лице партнерши отразилось удивление, которое сменилось глубочайшим разочарованием. В это мгновение она поняла, что перед нею был человек, самый настоящий человек из мяса, костей и кожи.

Бернард Ньюмен Доверие

Джордж, дружище! Новости у меня — обалдеешь! В самом Скотланд-Ярде побывал! Принял меня там в отделе по мошенничествам инспектор Мейрилл. Ну и рассказываю я ему, что час назад иду, мол, себе по Пиккадилли, как вдруг человек, шагающий впереди, вытаскивает бумажник, достает что-то и сует бумажник обратно в задний карман. Сунул, да мимо! Само собой, бумажник я подобрал и бегом за растяпой. Он рассыпался в благодарностях и пригласил зайти к нему в отель «Ритц» выпить.

Дал мне свою визитную карточку: «А. Саймингтон, адвокат».

— Вы — честный человек! — заявил он. — Возможно, именно тот, кого я ищу.

Я сказал, что не понимаю, к чему он клонит.

— Дело в том, — продолжал он, — что мой друг выиграл в футбольный тотализатор сто тысяч фунтов. И очень беспокоится. Его гложет, что у него нет морального права на дармовые деньги.

— Тогда чего же он в тотализатор играл?

— Жена уговорила. Ради интереса. Но про выигрыш он ей ничего не сказал и решил раздать деньги. Одна только закавыка: с благотворительностью у него уже был печальный опыт — его здорово надули. Вот он и поручил все сделать мне в паре с честным человеком. Его выбираю я, а одобряет он. Каждый из нас получает пять процентов за труды.

Уж теперь-то, сам понимаешь, я слушал в оба уха. Пять тысяч — большие деньги!

— И мне кажется, вы — тот человек, который нужен, — продолжал адвокат. — Вам надо встретиться с моим другом, чтобы он лично проверил вас. Он хочет, чтобы кандидат — то есть вы — оставил бы у него пятьсот фунтов, а сам вышел на часок погулять.

— Да, но пятьсот фунтов мне не достать.

— Жалко, жалко! Сколько же вы могли бы осилить?

— Да на моем банковском счету едва сотня наберется…

— Ясно. Подождите, я сейчас.

Он отправился звонить и минуты через три вернулся.

— Ста фунтов хватит, — заявил он. — Поезжайте в банк за наличными. Мы все встречаемся здесь, сегодня в три…

Мы еще малость побеседовали и разошлись. Я подозвал такси и попросил сразу же отвезти меня в Скотланд-Ярд. Потому что, как я и сказал инспектору Мейриллу, не купился на такой избитый трюк.

— И сказочка-то с бородой! — возмущался я.

— Да, да, — покивал инспектор. — Адвоката этого описать сумеете?

Я сумел и увидел, как по лицу инспектора расплылась улыбка: ясно, мошенника этого он признал.

— А не поможете нам еще? Понимаете, вся беда в том, что никаких вещественных доказательств.

— И что же от меня требуется?

— Надо, чтобы вы выполнили его просьбу.

— Что! — завопил я. — Потерять сотню фунтов! Да ни в жизнь…

— Деньги мы вам дадим, — перебил инспектор. — Все равно, никуда они от нас не денутся. Я обращаюсь к вашему сознанию.

Что мне еще оставалось?

— Вот вам сто фунтов, — сказал инспектор. — Пожалуйста, поставьте свои инициалы в левом верхнем углу… На каждой банкноте… Он с ними удирает, мы его ловим, и вот она — улика! Вопросы есть?

Вопросов не было. Все это так меня занимало!

Я отправился в «Ритц», но пришел немножко рановато. Трех часов еще не было, и я спросил у портье, как пройти в туалет. Ни разу в жизни мне так легко не доставалась сотняжка. Махну-ка я гульнуть в Блэкпул, на море!

Пока, Джордж! Твой Тед.

Р. S. А инспектор-то был прав. Как он и говорил, деньги никуда от него не делись: банкноты он мне дал фальшивые! Несколько минут назад стал я разменивать одну бумажку… Господи, еле ноги унес! Будь другом, вышли мне на обратный билет из Блэкпула.

Перевела с английского И. Митрофанова