На кругах времен (Сборник)

Глава восьмая

…Музыка лезла в уши, надрывалась, рвалась в окна… Ганс тряхнул головой: «Хватит!».

Блондинка с ярко накрашенными губами («Вылитая Мари Рок», — подумал Ганс), сидевшая за соседним столиком, незаметно, как ему показалось, кивнула кому-то за его спиной.

Ганс осторожно притронулся к слегка вздувшемуся карману. «Нормально подумал он. — Так просто я вам не дамся!» На эстраду вылез длинный парень с гитарой и тоскливыми собачьими глазами. Оркестр смолк, а ударник, приподнявшись, ткнул палочкой в сторону парня с гитарой и лениво объявил:

— Шангер…

Парень потоптался, подергивая струны, — настраивал, — потом перехватил покрепче гриф и не то запел, не то запричитал глухим речитативом :

Все чаще и задумчивее пьем,

Мозги все чаще пьяный ветер кружит,

И с каждым днем все медленней живем

И уже…

Ганс отвернулся и плеснул в стакан.

…Склизкий туман заползал за воротник. Оба поеживались, ускоряя шаг.

— На кой черт она нам? — остановившись, спросил коротышка Карл.

— Помалкивай, — сквозь зубы бросил Ганс. — Не все равно тебе, за что талоны получать?

Шли долго, куда-то сворачивая, ежась от сырости. Наконец Карл сказал:

— Стоп. Пришли…

В половине двенадцатого Катарина, натянув чехол на тренировочный макет арифмометра, собралась ложиться. Эльза в соседней комнате уже спала. Вдруг в прихожей задребезжал звонок. Катарина накинула халат, подумала: «Кто бы это мог быть?» — и, подойдя к двери, повернула ключ…

Через час Эльза неожиданно проснулась: тянуло сильным сквозняком. Хозяйка заглянула в комнату Катарины — кровать девушки оказалась пустой. «Куда она среди ночи?» — подумала Эльза и рассердилась, поняв, откуда сквозняк: квартирантка, уходя, не прикрыла дверь, вот и тянет…

Эльза вышла в прихожую и остолбенела. Катарина лежала ничком на побуревшем коврике для ног. Сквозняк из полуоткрытой двери шевелил прядку у виска. Эльза бросилась к телефону. Через несколько минут прибыл Патруль Стражи. Все было ясно с первого взгляда. Катарину увезли в морг, а Эльзе было ведено на всякий случай помалкивать…

Наутро в специальной сводке для Хозяина о происшествиях дон Эдуардо прочитал короткое сообщение: «Неизвестным преступником убита Катарина Ирреаль, младший арифмомейстер Службы Счета, двадцати лет». Отложив сводку, дон Эдуардо потянулся и пропел вполголоса: «Хороша была девица, краше не было в селе!» Потом, поразмыслив, решил, что надо бы похвалить Мехельмердера, и нажал кнопку вызова Начальника Охраны Тайны. На сей раз он говорил голосом Хозяина, с удовлетворением следя за выражением лица Мехельмердера.

Начальник Охраны Тайны был потрясен оказанной ему честью: сам Хозяин!..

Выслушав сдержанную похвалу, он, стоя навытяжку, доложил:

— Прошу вашего разрешения, экселенц, принять в кадровую систему исполнителей задания.

Динамик так рявкнул, что Мехельмердер невольно отшатнулся:

— Да вы положительно идиот, Мехельмердер !

Исполнитель и свидетель — вы не усматриваете никакой связи между этими понятиями? Или, может, вам нужны свидетели? Или, может, вам не нужна ваша голова? Говорите.

Глядя на потрясенного, почти потерявшего от ужаса дар речи Мехельмердера, дон Эдуардо не слушал его косноязычного лопотания, он снова смотрел на себя со стороны: он — Хозяин. Он властелин жизни и смерти всех этих людишек, он волен поступать с ними, как захочет его левая или правая нога, и никто не посмеет даже на мгновенье усомниться в его праве! Это — сегодня. А всего через две недели то же самое ждет все это паршивое человечество, не сумевшее в свое время понять его и в своем высокомерии обрекшее его- его! — на крушение мечты выбиться наверх. Четыре миллиарда кретинов… Ну ничего — через две неделя все они узнают, что такое Власть. Власть Хозяина! Его Власть! И, не слушая Мехельмердера, он гаркнул:

— Все! Отправить следом за девчонкой.

…Внезапно рявкнул тромбон. Ганс встряхнулся. Блондинки напротив не было. «Пора сматываться», — решил Ганс и рывком поднялся.

Этих двоих он заметил, еще когда выходил из ресторхауза. Замедлил шаг. Нагоняют.

— Эй парень, дай прикурить!

Ганс медленно потянул из кармана «вальтер» и быстро вскинул два раза…

Он бежал уже минут двадцать, сворачивая то налево, то направо. Наконец, прислонившись к стене, прислушался. Погони не было…

Герта тяжело поднялась и побрела к двери.

— А, это ты. Входи.

Половицы заскрипели. «Ремонт нужен», — думала Герта, доставая из шкафчика бутылку и тарелки.

— Ну как?

— Да так…

— Ну, все-таки?..

— Нет еще.

— Жаль.

Под окном простучали каблуки. Оба насторожились. Часы гулко пробили три четверти.

— Пора!

…Он тяжело перевел дыхание: «Нужно переждать». Джаз ревел. В фокстроте дергались пары, «Тут не станут искать», — решил Карл. — Только бы Ганс пришел поскорее…»

Вдруг в зеркале напротив он увидел группу людей в форменных лицах Стражи. Чутье подсказало: «Беда!»

«Ну, держись!» — сказал сам себе Карл. Окно разлетелось стеклянными брызгами… Сзади слышался быстрый топот. «Беги! — подгонял себя Карл. Беги!»

— Стой!

«Беги!»

У тротуара стоял старенький открытый «мерседес» — такси.

Карл резко подскочил, рванул дверцу. Дремавший шофер удивленно поднял голову. Карл схватил его за воротник и вывалил на тротуар…

Волосы разлетались в стороны. Лезли в глаза. Ветер свистел и подвывал.

Вдруг впереди на дороге в жидком свете лун появились три точки. Точки росли, росли, росли… «Стража!» — мелькнуло в мозгу. — Прорвусь!..

Когда до шуцманов оставался десяток метров, вдруг поперек дороги опустился полосатый шлагбаум. Это было последнее, что видел Карл в своей жизни….

Мехельмердер был доволен: ему есть о чем доложить Хозяину — свидетелей нет, оба отправились вслед за девчонкой, которую, сами незадолго до этого препроводили на небеса. Карл Векслер разбился, пытаясь удрать от Стражи, а этого, как его, Ганса… ну да, Ганса Грубера нашли еще тепленьким в номерах фрау Швайне… Хозяин будет доволен, поручение выполнено, и начальник Охраны Тайны нажал кнопку просьбы связи.

Мехельмердеру повезло: Хозяин был явно в добром расположении духа и выслушал доклад благосклонно.

Дон Эдуардо действительно был, что называется, в настроении, и даже несколько приподнятом: перед самым звонком Мехельмердера закончилась ежедневная утренняя уборка его апартаментов. Конечно, повода для особого веселья этот факт вроде бы представлять не мог, если бы не одно обстоятельство…

Женщин дон Эдуардо не то чтобы побаивался, но, мягко говоря, недолюбливал. Как-то лет десять назад он оказался в захолустном городишке Восточной провинции в качестве полномочного представителя фабрики по производству подтяжек. Там приглянулась ему одна вдовушка. Он и стал захаживать к ней — по воскресеньям, а то и чаще. Вдовушка — не то Герта, не то Марта, — за долгим временем дон Эдуардо забыл, — принимала его с явным расположением, и от сытного обеда с красным кузельвеином местного происхождения у него кровушка начинала поигрывать и даже возникали непростительные, а порой и совсем бессовестные мысли. Неизвестно, чем бы закончилась эта история, — те мысли приходили все чаще, и даже сны определенного содержания стали беспокоить дона Эдуардо, да так, что утром просыпался он разбитым, — но вскоре он стал получать недоуменные запросы с плохо скрытым раздражением от своих подтяжечных патронов. Чем бы все это кончилось, трудно сказать; может, обозлившись на безделье своего полномочного представителя, выгнали бы шефы фирмы дона Эдуардо Франсиско Адолфо Куртиса вон, а может, оказался бы он в один распрекрасный день под ручку с Гертой (или Мартой?) у входа в местный костел XVI века… Трудно сказать, как все пошло бы дальше, но тут как раз подоспело очередное дядюшкино послание насчет возврата тысячи монет. И, вмиг разочтясь и распрощавшись с подтяжечным поприщем, дон Эдуардо через неделю оказался в диаметрально противоположном конце страны, обосновавшись на время в забытом богом и людьми местечке в лесах Горронды.

Марта (или Герта?) осталась далеко-далеко, как будто ее и не было вовсе. Сны некоторое время по привычке приходили, но недолго.

Этот малозначительный эпизод его биографии заставил дона Эдуардо принципиально выяснить с самим собой отношение к таким предметам, как женщина и женитьба. И по долгом размышлении он пришел к выводу, что выгоды от этих предметов весьма сомнительны, а неудобства очевидны и многочисленны. На одном месте по известной причине, как мы знаем, дон Эдуардо засиживаться не мог. А путешествовать с вероятной супругой не только малоудобно, но и весьма накладно. А там еще, не дай бог, детишки… Можно было бы, конечно, при нужде сняться с места и без ведома семейства, но, поразмыслив, дон Эдуардо решил, что это никак не выход. Накачивать себе на шею вдобавок к дядюшкиным воплям еще целый хор никакого резона не было — от одного преследователя еле-еле увернуться успеваешь.

Надо сказать, что это очень и очень важное ращение далось ему не без труда: воспоминания о Герте-Марте время от времени влезали а его безмятежные сны, особенно ближе к весне. А тут еще простучит перед носом на каблуках-шпильках точеная дамочка, как паром обдаст. И это бы еще ладно. Но, приглядевшись, Куртис сделал весьма неприятное открытие: встречные дамочки (как про себя с некоторым пренебрежительным оттенком именовал он всех особ женского пола приемлемого возраста) смотрят не столько на него, сколько сквозь него. И хотя отношение к ним он определил для себя основательно, столь явное и очевидное пренебрежение задевало его сильно, можно было бы сказать, до глубины души, если бы таковая существовала вообще и у маклера Куртиса в частности. И тогда он объявил войну, методы и приемы которой были им до блеска отшлифованы на другой — сильной половине человечества.

Сидя на бульварной скамеечке после работы, он оглядывал проходивших мимо женщин и намечал очередную жертву. Хмурых и старых пропускал беспрепятственно, но стоило ему заметить улыбку или, того хуже, услышать жизнерадостный смех или попросту углядеть в толпе оживленное девичье лицо, внутри у него все замирало в предвкушении победы.

— Иди-иди. Посмеешься, когда муж те рыло начистит, — бормотал он про себя, и в голове его, как по трафарету выведенные, вспыхивали строчки: «Ваша жена находится в незаконной связи с… Доброжелатель». Или на работу: «Аморальное поведение вашей…»

Дон Эдуардо провожал глазами ничего не подозревающую женщину, переводил взгляд на другую, и сознание собственной власти над ними всеми — над их благополучием, счастьем, семьей, добрым именем — вспыхивало в нем: «Раз — и нет тебя!»

Когда действия на этом участке его доброжелательской деятельности стали приносить первые плоды, он даже завел специальную графу в записной книжке, с подразделами: ПС (простой скандал), СП (скандал с побоями), Р (развод). В списке его со временем появились две жемчужины: две попытки отравиться (одна, правда, неудачная).

Сейчас Куртис понимал, что та его власть была довольно призрачной, и успехи в этой области были куда менее значительны, чем ему бы хотелось. То ли дело теперь. Вон только рот открыл, и девку эту любопытную раз — и прихлопнули. А можно и вообще рта не открывать — техника сама сделает. В этом он убедился почти с первых часов своего хозяйствования. На третий день после вступления в должность Хозяина, когда, уже несколько поосмотревшись, Куртис подключил каналы внешней связи, вскоре раздался звонок и динамик пролаял:

— Докладываю: временная горничная для уборки резиденции доставлена.

«Какая еще горничная?» — подумал Куртис. Он вспомнил подчеркнутую в инструкции строчку:

«Доступ в резиденцию Хозяина запрещен всем, независимо от ранга». А тут какая-то горничная… Куртис потянулся к информарию, нащупал кнопку «вопрос»:

— Что еще за уборка?

Информарий загудел и через минуту выбросил листок: «Уборка — наведение внешнего порядка в резиденции. Порядок уборки: доставка временной горничной уборка помещения — удовлетворение потребностей Хозяина — ликвидация временной горничной».

Едва дон Эдуардо пробежал эти строчки, как с легким щелчком включился обзорный экран: где-то там, в незнакомой еще ему части здания, распахнулась узкая дверь и в коридор вошла, боязливо озираясь, высокая девушка. «Голая, что ли?»-поразился Куртис, но, всмотревшись, увидел, что на нежданной посетительнице надето что-то полупрозрачное, не длиннее мужской рубашки. С некоторым смущением он разглядел, что под «платьем» и вовсе ничего не надето. На стенке вспыхнула стрелка, и девушка, мгновение помедлив, пошла в показанном направлении.

Куртис, следя, как она шла мимо вспыхивающих и гаснущих стрелок, вдруг услышал приближающиеся шаги и тут увидел на экране, что она — временная горничная — сейчас откроет дверь в спальню-кабинет, где он развалился на овечьей тахте. Куртис подхватился, метнулся через комнату и вскарабкался на подоконник, запахнувшись в тяжелую парчовую портьеру.

Девушка вошла осторожно, огляделась, секунду помедлила, будто что-то вспоминая, подошла к косяку, нашла розетку, — Куртис услышал облегченный вздох. Потом наклонилась — у него перехватило дыхание, — пошарила у плинтуса, нажала что-то и из-за откинувшейся панели достала небольшой пылесос. Вое это дон Эдуардо видел в каком-то полутумане. А когда она остановилась рядом, задев голым плечом портьеру, его бросило в жар. Она во второй раз наклонилась, передвигая пылесос, и дона Эдуардо начал бить озноб. Она тем временем, не подозревая, что кто-то следит за ней, наводила, как умела, чистоту в кабинете, порядком-таки захламленном за три дня безвылазного сидения. Дон Эдуардо почувствовал, что начинает задыхаться, и, не в силах больше терпеть, отдернул чуть-чуть портьеру. Горничная вскинула глаза и, увидев выглядывающего из-за портьеры Хозяина, уронила пылесос, вскрикнув: «Слушаю и повинуюсь!» судорожным движением стащила через голову платье-коротышку и бросилась навзничь на овечьи спины.

Дон Эдуардо потерял дар речи. Она лежала, не шелохнувшись, на тахте, разбросав руки, меловая бледность залила лицо.

Он потрясение смотрел, не зная, что делать. Потом, не сознавая, как во сне, спрыгнул негнущимися ногами на пол и вдруг неожиданно для себя заорал:

— А ну вон отсюда!

Впопыхах он забыл включить ретрадуктор, но тон его был понятен без слов. Девушка вскочила и в мгновение ока натянула свою полупрозрачную одежку.

— Вон!-распаляясь, снова заорал Куртис. Девушка метнулась к двери, а он в изнеможении плюхнулся в кресло.

Снова вспыхнул обзорный экран. Дон Эдуардо, вытирая лоб и шею, смотрел, как горничная почти бежала по коридору вдоль вспыхивающих стрелок. И вдруг она, будто споткнувшись, остановилась: впереди был тупик. Куртис, удивившись, всмотрелся: за спиной девушки быстро опустилась серая, во всю ширину коридора, плита, и она оказалась в образованной стенами тупика и опустившейся плитой клетушке. Она испуганно озиралась, трогая рукой стены. И тут вдруг экран вспыхнул так, что Куртис зажмурился. А открыв глаза, увидел, что девушка исчезла. Всмотревшись, он разглядел на зеркальном полу невысокую серую кучку не то пыли, не то чего-то похожего. Пока он раздумывал, что бы это значило, в стене откинулась дверца, .медленно выполз гофрированный шланг с широким раструбом и, в мгновение ока втянув кучку пыли, уполз обратно. Пол снова зеркально заблестел, плита медленно поползла вверх.

Дон Эдуардо ничего не понял, и тут взгляд его упал на судорожно зажатый в кулаке клочок бумаги. Машинально расправив его, он увидел, что это ответ информария и, снова пробежав, уперся взглядом в строку: «…удовлетворение потребностей Хозяина»… «Вон чего она разлеглась!» — наконец дошло до него. И тут он прочитал последнюю строчку: «ликвидация временной горничной» — фразу, которую понял только сейчас.

«Прикончили, значит!» — удивился он. И тут же по окрепшей уже привычке включил информарий:

— Зачем девку эту, того… ну, ухлопали?

Информарий ответил, не задумываясь: «Ликвидация временной горничной после выполнения задачи, как-то: уборка апартаментов Хозяина и удовлетворение потребностей Хозяина, — производится в целях Охраны Тайны. Пополнение резерва временных горничных производится Управлением Набора Рук. Параметры отбора: объем бедер… объем груди…»

Последние строчки поплыли перед глазами: нет, такие возможности ему и не снились!.. Вспомнив, как лежала она в беззащитной готовности на овечьих спинах, он вздрогнул, и что-то похожее на сожаление на миг перехватило горло: дал маху, черт возьми!

Ночью ему снилось такое, что он раза три вскакивал, ошарашенно тряся головой…

Но это дело прошлое. Больше маху дон Эдуардо не давал и, войдя во вкус, подумывал даже, не велеть ли дважды в день уборку делать, но, поразмыслив, отказался: много сил требует, и опять же — время, а дел у него, Хозяина, невпроворот. Зато придумал другое: приказал Управлению Набора Рук альбом сделать — фотографии в разных видах, параметры эти самые тоже. И если раньше убирать присылали по указке какого-то там вахмана, то теперь дон Эдуардо, полистав альбом, выбирал сам.

Вот сегодня, к примеру, выбор очень даже удачный оказался: чернявенькая, тоненькая, лет девятнадцати — из нового набора. Всего неделю назад нa яхте в свадебное путешествие с женихом и компанией пустилась. А тут раз тебе — и Охотники.

Дон Эдуардо внимательно проследил, как она, пошатываясь, шла по коридору, как опустилась стена и после яркой вспышки — он предусмотрительно прикрыл глаза ручкой, — шланг пылесоса втянул серую кучку легкого пепла — все, что осталось от чернявенькой и тоненькой.

Он отключил экран, потянулся и, чувствуя с удовлетворением, что день начался прекрасно, вынул записную книжку, пометил в ней коротенько что-то, номер чернявенькой вышел 38. И тут прозвенел сигнал вызова — просил связи Мехельмердер. Он, конечно, не подозревал, чем вызвано благосклонное внимание Хозяина к его докладу, но весь внутренне затрепетал, когда Хозяин, выслушав сообщение о ликвидации исполнителей, кивнул медленно и сказал:

— Хорошо. Старайтесь дальше.

— Слушаю и повинуюсь!

Дон Эдуардо пододвинул к себе папки и принялся просматривать бумаги, еще раз подумав, что день сегодня начался прекрасно.