Мытарь

Глава 1. Луна-парк

Говорят, что совсем недавно – лет пятьдесят назад, если человек долго смотрел в небо, казалось, что можно упасть вверх, словно небеса и бренная земля неожиданно менялись местами. Тогда небо затягивало, кружило голову и, как рассказывают, даже опьяняло своей девственной синевой. Трудно поверить, да?

Если долго смотреть в небо в наши дни, может показаться, что сейчас так и рухнешь в эту серую зловонную лужу. Все как раньше – стихии меняются местами, хотя нет... они просто слились в одно целое, стирая грани, и понятие горизонта кануло в небытие.

Андрей опустил голову, отрешенно разглядывая свое отражение в мутной воде у ног. Какая разница, куда смотреть – вниз или вверх? Везде одно и то же – серая, до омерзения блеклая пелена. Лужа на грязном асфальте также смотрела в облака, плотным дышащим покрывалом окутывающие небо над городом. Как зеркала, небеса отражают черную землю, а вода вторит им – везде серая пелена. Отражение отражений. В таком зеркальном лабиринте легко потеряться навсегда.

– Не потерять бы в серебре ее, одну... – одними губами напел Андрей строчки старой песни, глубоко затянулся и разжал пальцы, роняя окурок в собственное колышущееся лицо. Вода зашипела, и отражение подернулось рябью, – заветную... День-то какой поганый.

Подержав ментоловый вкус на языке, Андрей медленно выпустил дым и машинально провел ладонью по коротко стриженным волосам. Еще немного, и придет пора носить шапку. А там, глядишь, и до зимы недалеко...

Аттракцион наконец набрал достаточное количество желающих повеселиться. Закрыли жестяную дверку, хозяин бодро убежал в операторскую кабину, загудел мотор, и карусель медленно поползла по кругу. Воздух наполнился протяжной и безнадежно фальшивой музыкой, написанной, должно быть, века полтора назад. Да на этой карусели, наверное, еще сам Николай Второй катался... Какой ужас.

Андрей втянул шею в короткий воротник куртки, спрятал руки в карманы и отвернулся, отойдя к самому парапету набережной. Ветер порывами бил в лицо, принося с собой запахи шашлыков, тины и солярки. Взгляд лениво заскользил по речной глади Оби, по старым мертвым баржам и огням небоскребов на другом берегу. Еще с полчаса, если, конечно, его стукач вообще не соврал.

– А в облаках застыл луны неверный... Может, опять напиться? – Андрей прикусил губу, в очередной раз ловя себя на том, что думает вслух. Все по накатанному расписанию... Осень, тоскливая сибирская осень. И не дай бог, чтобы об этом хоть краем уха прознал штатный психолог.

Тяжело вздохнув, Андрей локтем оперся о грязный раскрошившийся бетон парапета, краем глаза поглядывая на гуляющих по набережной людей.

Подумать только – Луна-парк! Конечно, приди сюда он в другом настроении, может, все и не выглядело бы столь ужасно, но сейчас... Раскинувшийся вдоль всей набережной Луна-парк, со всеми его павильончиками и аттракционами, ларьками и кафе, гуляющими людьми и детским смехом казался Андрею пиром во время чумы. Единственный положительный момент – сколько ни выглядывай, нигде на всей протяженности парка (а он занял немаленькую по размерам набережную между Старыми Мостами) не было видно ни единого игрового автомата. Ни одной «сатанинской машины», как называл их Лексеич, ни следа разноцветных железных коробок, агрегатов со свисающими вдоль бортов нитями проводов и капканами виртуальных шлемов, исторгающих из себя стрельбу и взрывы. И это несмотря на то, что такие сегодня можно было наблюдать где угодно – от метро до дешевых забегаловок. Вероятно, хищные механизмы, заманивающие перемигиванием огоньков в приоткрытые недра голо-кабин, сюда попросту не допускались администрацией. Словно хозяева парка решили построить своеобразную машину времени – разноцветная сладкая вата на палочках и кулдыканье шарманки над куполами павильонов. Шаг назад, так сказать, но только не смотрите в залитую бензином реку...

Спешите! Спешите, всего три дня, наш всемирно известный Луна-парк радует вас своими ржавыми каруселями, умоляющими о смазке качелями и комнатами страха, испугаться в которых можно, лишь предварительно получив передозировку «романтики». Приходите и приводите детей!

И ведь люди шли, подумать только. Отрывались от домашних компьютеров, отрывали своих чад, платили за билеты и шли. Шли, рассказывая своим детям и внукам, как ходили когда-то в детстве вот также в приехавший на это самое место старинный Луна-парк. Народу набралось... Кусочек истории. Вот ведь где романтика. И даже Пашка, чтоб его передернуло, узнав об операции, умудрился проникнуться и даже начал втолковывать это Андрею. Встреча с детством.

Среди людского потока мелькала шпана – у каждого свой пост, и стоит хозяину аттракциона отвлечься, как условный сигнал собирает у входа всю ораву, и пацаны, словно стайка воробьев, ныряют внутрь. Андрей помнил. Чтобы вернуться в детство, совершенно необязательно тащиться в Луна-парк... Невольно Андрей подумал о Грише Демине. Первый раз малец, поди, такое увидит...

Грязный, похожий на ходячую кучу драного тряпья, бомж осторожно приблизился к Андрею, и из лохмотьев появилась длинная шея, увенчанная плешивой головой. Неестественно ярко сверкая белком единственного глаза, бомж принялся высматривать под ногами Андрея пустые бутылки.

Сморщившись и едва удержавшись, чтобы не зажать нос рукой, Андрей обернулся, негромко процедив сквозь зубы:

– Пшшел вон, урод!

Бродяга дернулся, словно его со всего маху двинули палкой, и отшатнулся.

– Вы действительно считаете новый режим лучшим?! А отчего бы, – многозначительно возразил он внезапно, при этом так вращая глазом, что тот, казалось, сейчас выпадет на землю, – и ничего плохого в процедурах не вижу! Как быть?!

Андрей неохотно развернулся к бомжу, вынимая из карманов руки, но тот проявил недюжинную для юродивого сообразительность и мигом растворился в толпе гуляющих, отвечая на гневные вскрики добропорядочных горожан нелепыми и путаными фразами. Водя глазами по поглотившей бродягу толпе, Андрей рассеянно потер щеку, словно рассчитывал ладонью соскрести трехдневную щетину. Собрался было снова вернуться к созерцанию речной глади, как тому учили крупные знатоки дзен-буддизма, как тут в голове зазвучал голос Мельникова.

– Всем постам, внимание! Ребята, соберитесь. Объект появился, проходит в зону. Повторяю: объект проходит в зону. Объявляю общую готовность!

Ох, что ж так неожиданно-то! Андрей отработанным движением расстегнул короткую кожаную куртку и пристально вгляделся в толпу, еще миг назад существовавшую для него не более чем безразличным фоном. Натянул тонкие черные перчатки.

– Это Костин, вас понял, «Центральная», готовность подтверждаю.

Хорошо, когда появляется работа. Даже серое небо над головой в такие минуты как будто светлеет, а голова хоть немного начинает соображать. Люди в парке внезапно стали очень четкими, наполненными мелочами и индивидуальностями, они медленно текли мимо Андрея, радуясь жизни и с удовольствием тратя деньги.

Взгляд вонзился в человеческий поток, высматривая, сравнивая, выискивая, и Андрей медленно направился к выходу, стараясь лишний раз никого не задевать.

– Костин, объект у паровозов, слева от входа. Охрана – три человека, коротко стрижены, одеты в серые куртки одинакового фасона, держатся чуть поодаль. Начинаем сближение.

– «Центральная», понял вас, направляюсь на сближение. – Андрей спрятал губы за углом ворота куртки, где крепился передатчик.

– Осторожнее, ребята, охрана крепкая. Не торопимся, траектория сближения в норме, не ускоряемся. Визуальный контроль через две секунды, Круглов, на два часа, внимание!

Андрей собрался для возможного рывка сквозь толпу, отчетливо представляя себе, как Пашка сейчас выходит в зону видимости охранников.

– Объект остается на аттракционе. Сближайтесь! Давайте-давайте, ребята, работаем, пошли-пошли, быстро!

Паровозики – кольцо железной дороги с маленькими детскими вагончиками, располагались прямо возле входа в Луна-парк, справа от билетной будки. Вглядываясь в обступившую аттракцион толпу, Андрей сразу приметил трех широкоплечих молодцов, так неприметно отиравшихся возле забора из крупной сетки-рабицы. Через секунду из человеческой реки вынырнул, на ходу сворачивая газету, и Круглов. Приподняв свои в общем-то неуместные при такой погоде солнцезащитные очки, Павел обменялся с напарником короткими взглядами и направился прямо к аттракциону. Андрей чуть задержался и тоже двинулся вперед, не спуская глаз с телохранителей. Что там под куртками? Автоматы? Вряд ли... Скорее всего как всегда.

Павел смешался с толпой.

Дальше – быстрее.

Невнятный, но такой знакомый вскрик Круглова: «Господин Демин, вы арестованы!» Движение за спинами людей и приглушенные звуки борьбы, быстрее рева сирены расшвыривающие зевак прочь.

Демин вырвался и ринулся прочь, совершенно забыв про малолетнего сынишку, радостно уезжавшего в жестяной тоннель на полном ребятни поезде. Прямо по лужам рванулся к выходу, что-то крича на ходу и смешно размахивая полами дорогого плаща. Люди Демина сработали четко, мгновенно и без капли стеснения обнажив из-под курток короткоствольные пистолет-пулеметы, чем мгновенно вызвали в толпе панику.

Один из них прыгнул за хозяином, лихорадочно высматривая приближающуюся из мечущейся толпы угрозу, второй перелетел невысокое ограждение в попытке догнать исчезающий поезд. А третий осмотрительно прикрыл отход, взглядом внезапно наткнувшись на приближающегося Андрея.

Иногда Андрей готов был спорить. Скажем, на тему того, что выживает сильнейший. Выживает быстрейший, будет он после, мучительно долго, гонять эту мысль за бутылкой. Хватило времени обдумать даже это, а ведь было необходимо еще расстегнуть «оперативку» под левой рукой, отключить предохранитель и прицелиться.

– Оружие на землю! – прокричал Андрей и сразу нажал на спуск. Телохранитель так и не навел оружие, как «Тигр» харкнул с обоих стволов, превращая человека в подушку для двух титановых игл. Бритоголовый дернулся назад, роняя пистолет, и повалился в лужи, головой едва не своротив ограду аттракциона.

«Тигр» бьет бесшумно. Ну или почти бесшумно, и окружающие, часть из которых еще не успела осознать, что же все-таки вообще происходит, даже не поняли, что случилось с упавшим телохранителем. Зато когда второй бритоголовый, сграбастав Демина-старшего в охапку, практически не целясь, дал длинную очередь по бегущему за ним Павлу, люди, кажется, прозрели.

Истеричный женский крик мгновенно потонул в целом хоре детских воплей и плачей, отцы семейств бросились к своим малышам, все же свернув ограду павильона, а зеваки разбежались, унося панику в глубину парка. За последние сорок лет так и не сумев привыкнуть к регулярным взрывам и перестрелкам на улицах родных городов, толпа отреагировала мгновенно, неумело и оттого еще более дико. На асфальт начали валиться сбиваемые с ног люди.

Павел упал на землю, выдернул из-за пояса пистолет, что-то крикнул Демину. Телохранитель уже выталкивал хозяина из парка и, присев за билетной будкой, снова целился в Круглова. Раздались выстрелы, Павел ответил и перекатился в сторону, прикрываясь перевернутой тележкой для приготовления сахарной ваты и воздушной кукурузы. Ох и будет же он потом вопить по поводу испорченной одежды...

– Костин, охрана уносит мальчика через северный выход! Твою мать, Костин, бегом!

Андрей обернулся, быстро приблизился, не спуская раненого телохранителя с прицела, наклонился, рукой прикасаясь к шее.

– «Центральная», на главном входе необходима медицинская помощь. Продолжаю преследование... – Длинным скачком перепрыгнув поваленное ограждение, Андрей побежал к тоннелю, пригибаясь и держа оружие перед собой. За спиной продолжали стрелять, вопили люди.

Быстро заглянув в пустой поезд, застрявший на выходе из трубы, он метнулся к забору парка. Ветки кустов, еще не успевшие облысеть к приходу сентября, отчаянно колыхались. Кусты, забор, скамейки. Андрей нагнал телохранителя, зажавшего ревущего пацана под левой рукой, за Комнатой Страха.

– Стоять! Мальчишку в сторону, оружие на землю, руки чтобы я видел! – заорал Андрей, падая на одно колено и ловя широкую спину в прицел.

Охраннику словно поставили подножку. Он качнулся, будто готовясь упасть, но удержался на ногах и застыл, не оборачиваясь.

– Я сказал, быстро оружие на землю и отпусти пацана! Телохранитель медленно повернулся и присел, внезапно выставив мальчика вперед.

– У-у-у, суки! – тихо взвыл он, кладя ствол пистолета на плечо пацана. – Замочу мелкого, мусор поганый! А ну бросай ствол! Быстро, козлина, а не то грех на душу возьмешь! Ну, кому сказал?!

«Тигр» дрогнул в руке, но Андрей не опустил оружия. Внимательно, очень внимательно следил он за каждым движением, за каждым вздохом здоровенного бугая, прятавшегося за спиной плачущего девятилетнего мальчугана.

– Ты чего это, падаль, удумал, – негромко, но отчетливо проговорил Андрей, – хозяйским сыном прикрываться?! Я тебе не мент, меня твое прошлое не волнует. Мальчишку отпустишь – тогда и поговорим. Давай без глупостей, ты мне и не нужен вовсе.

Лицо охранника исказила неопределенная гримаса, и он повел стволом пистолета:

– А мне все одно! Я сидеть не буду, понял, падла! Я вообще... – Он немного привстал из-за детского плеча, и Андрей, коротко выдохнув, выстрелил.

Бугай исчез из-за детского плеча, словно его стерли ластиком. А мальчишка даже не шелохнулся. Продолжал опасливо коситься назад и не успевал смахивать предательские слезы. Человек, которого он знал всю свою сознательную жизнь, лежал за его спиной с железной стрелкой в голове. Человек, которому он привык доверять. Человек, который так любил катать его на руках и приносить апельсины. Защищавший и оберегавший. Осмелившийся предать.

Тело бритоголового тяжело осело в лужу, выпавший из руки пистолет откатился прочь.

– Все хорошо, Гриш, – Андрей осмотрелся и медленно спрятал оружие, – больше бояться нечего...

Демонстрируя открытые ладони, Андрей осторожно подошел к ребенку. Опустился рядом на корточки, прикоснулся к плечу. Мальчишка не переставал всхлипывать, но заплаканные глаза поднял.

– Ну, будь мужчиной... – Андрей запнулся. На этом весь его лексикон разговора с плачущими девятилетними мальчиками полностью себя исчерпал. Он неумело притянул пацана к себе, настороженно всматриваясь в неподвижное тело охранника. Кровь медленно капала с идеально выбритого лица, ручейком втекая в грязную лужу.

– «Центральная», – Андрей прикоснулся к передатчику, – у меня ребенок. Доложите обстановку.

Мельников ответил не сразу, совсем не сразу, и тишина эта насторожила Андрея больше, чем десять негров с битами в ночном подъезде.

– «Центральная», ответьте первому посту. Требуется обеспечение отхода, как меня поняли? Что там у вас происходит?

– Да-да, первый пост, понял тебя, это «Центральная»... – Голос Мельникова долетал словно из далекого космоса.

– Лексеич, что с ним?! – Догадка пришла мгновенно и уверенно, словно только и дожидалась, когда можно будет бедой громыхнуть. Гриша вздрогнул, когда Андрей стремительно поднялся на ноги.

– Ранен он, Пашка твой... – Мельников тяжело вздохнул, – Демин, сука, уйти-таки смог. Упустили гада. Ладно, давай, Андрюша, веди мальчонку... Я ребят послал, выход обеспечат.

Словно во сне Андрей взял пацана за плечо и направился к воротам парка, совершенно не замечая ни встревоженных лиц зевак, ни дороги через газоны, по которым шел.

Глупая усталая бессонная ночь. Солнце, пользуясь прорывом в грязной пелене, скрывавшей Новосибирск от его светлого взгляда, ласкало просыпающийся город блеклыми лучиками. Лучики путались в зеркальных стенах небоскребов, антеннах и нагромождении высотных строек, которые, наверное, так никогда и не будут закончены.

– Давай помедленнее, ага? – Андрей осторожно пошевелил затекшей ногой и повернулся к окну, любуясь восходом. Кибернетический таксист – ухоженный мужчина средних лет, послушно наклонил голову и снизил скорость. Такси пересекало пустынный мост, и Андрей прижался лбом к прохладному стеклу, наблюдая, как танцуют на речной воде солнечные зайчики. С Левого Берега стартовали два вертолета и, едва не касаясь проводов, бесшумно унеслись в сторону Речного Вокзала.

Взгляд Андрея упал на набережную с едва заметными из-за портовых построек и подъемных кранов шатрами и разноцветными домиками дремавших аттракционов.

– Доброе утро, чтоб ты сгорел вместе со своими клоунами... – невольно поморщился Андрей, откидываясь на спинку сиденья.

– Прошу прощения? – все так же вежливо осведомился водитель.

– А, нет, ничего, давай, отец, гони дальше... – Тот снова кивнул, и машина стремительно понеслась вперед.

Новый день, а если разобраться, то просто не окончившийся вчерашний. Суета, страх, спешка, паника, отчаяние, машины реанимации, больница, бар через дорогу, опять больница. «Пожалуйста, выйдите отсюда, вам сюда нельзя… ох, парень, да ты пьян! Ох, да ты не просто пьян... Стой, скотина, это же приборы! Кто-нибудь помогите мне вывести его наружу. Вызывайте милицию в конце концов». Ну и что? Не каждый ведь день, слава богу, увозишь в реанимацию напарников и друзей.

Машина скользнула под железнодорожный мост, и Андрей заерзал на сиденье, устраиваясь поудобнее. Новый день...

Сотовый запиликал, сбивая дрему прочь, и Андрей неловко зашарил по карманам.

– Да? – Холодный пластик приятно прикасался к заросшей щеке.

– Костин?

– Он самый, Юрий Лексеич, точно так!

– Как Павел? – Мельников тактично не замечал пьяной медлительности ответов Андрея. – Ты возвращался к главврачу?

– Да, Юрий Лексеич, вернулся я... Все вроде. – Андрей отстранился от трубки, трижды сплюнул через левое плечо и замер со сжатыми в кулак пальцами, пытаясь отыскать в обшитом пластиком кебе хоть что-то деревянное. Рассеянно осмотревшись, легонько постучал себя по лбу. Водитель, с застывшей на лице нейтральной улыбкой, внимательно посмотрел на него через зеркальце заднего вида. – Вроде все в порядке. Легкое удалось заштопать, он сейчас в... – Андрей с трудом удержал зевок, – в реанимации, хотя уже должны были перевести в палату.

– Ну, слава тебе, Господи! – Андрей очень красочно представил себе, как Мельников истово крестится. – Сам как?

– Я? – Андрей удивленно посмотрел на телефон, краем глаза заметив, что проехали высоченные купола ЦУМа. – В меня-то в общем ничего не попало, Лексеич... Ни пульки.

– Не хами, Андрей. Выпивший? – В голосе шефа не было и капли привычной суровости.

– Выпимший. Маленько...

– Знаю я твое маленько, Костин. – Мельников пошелестел бумажками. – Ладно. Дуй домой, на работе раньше двух чтоб тебя не видел... зато потом держись... Римма Ивановна тобой очень тут заинтересовалась...

Только через мгновение Андрей понял, что сматерился прямо в ухо своему непосредственному начальнику.

– Ой, Юрий Алексеевич, виноват, сорвался!

– Да ладно там... Езжай, отсыпайся... Конец связи.

Андрей закрыл трубку, короткой тонкой антенкой почесав лоб. Значит, можно поспать... Это хорошо. А вот заинтересованность штатного психолога его персоной – это уже хуже, но ладно... это все завтра. А сейчас постель, постель и еще раз постель... Как в том анекдоте. «Вчера приперся домой в три. – Так поздно? – А что сказала жена? – Я не женат. – Да, а тогда чего так рано?»

Снаружи проплывал город – еще только начавший просыпаться, такой холодный и пустой. И такой родной. Андрей любил этот город. Как любил города вообще. Каменные лабиринты, ловушки душ. Он вырос в городе, всю свою жизнь в нем прожил, и ему очень нравилось ощущать себя своим в этом мире. Город лечил, радовал, заставлял думать и позволял отдыхать. Ночные улицы были полны какого-то мрачного, фундаментального раздумья о судьбах Вселенной. Андрей мог чувствовать себя здесь совершенно свободно и легко. А особенно обладая спрятанной в кобуре силой, позволяющей ему не оглядываться лишний раз в темном переулке или практически без страха гулять по рассветной набережной. Он дышал городом полной грудью и другого не хотел.

Мебельный магазин, гастроном, ларьки, ларьки, банк, институт, магазин тканей, парикмахерская, кафе, школа, ресторан, магазин, рынок, почта. Улицы мутными слайдами мелькали в окне.

– Площадь Калинина, прибыли. – Ну не умеют наши делать человеческие модуляторы голоса. Точнее, человеческие-то они и делают, только получается, как всегда, как из унитаза... Таксист обернулся к Андрею и посмотрел на него с таким видом, словно только что исполнил арию Пьеро.

– Оччнь хршо... – Андрей чиркнул банковской карточкой по автомату оплаты и буквально вывалился из машины.

Черт! Как назло, когда хочется поплакать, нет дождя! Андрей немного постоял посреди двора, провожая взглядом такси, и поплелся к подъезду, глубоко дыша утренним воздухом. Перед глазами стояла картинка, та самая, которую он всю ночь безуспешно пытался утопить в водке, – лежащий лицом вниз Пашка и растекающееся из-под груди ярко-красное пятно.

В трех шагах от дверей Андрея вырвало. Одной водкой.

Несколько минут постоял, сосредоточенно пытаясь вспомнить, где находится, с трудом открыл дверь и вошел внутрь.