Муниципальная ведьма - 2

— Марк Леонидович Трубников — один из крупнейших криминальных авторитетов.

— Марио, — пояснил Колян с набитым ртом, хотя я уже и сама поняла, о ком речь.

— С Марио — да, встречалась. И что? Если уж на то пошло, Каретников — авторитет ничуть не меньше, а я с ним встречаюсь постоянно.

— Это совсем другое дело!

— Марио и Карета — не мафия, а крупные бизнесмены, — я изобразила крайнюю степень наивности. — Ни один из них ни разу не был осуждён.

— Вот только не надо! Ты раскатываешь по городу в сопровождении двух бандитов…

— Бубновый и Мешков — не бандиты, а сотрудники охранной фирмы. Хотя Бубновый когда-то, действительно, сидел.

— Да я уже смирился, что ты якшаешься с бандитами. При таком отце глупо было ожидать чего-то другого! Но Марио — это уже совсем за гранью добра и зла. Он же сутенёр!

Юра уже почти сполз под стол. Его тарелка оставалась практически нетронутой. Парнишка смотрел на меня испуганными глазами, в которых читалась мольба сделать что угодно, но любыми путями избежать ссоры. Я мысленно обратилась к Высшим Силам, но они, как обычно, предпочли не ответить. Что ж, обойдусь своими. Я ведь знаю, что лучшая защита — это нападение.

— Кстати, о сутенёрах, — жизнерадостно улыбнулась я. — Что такое ‘Красный октябрь’?

— Лена, не пытайся увести разговор в сторону! Я все эти уловки знаю не хуже тебя. Зачем тебе понадобился Марио?

— Милый, пожалуйста, ответь сначала на мой вопрос.

— Что за идиотизм? Ты не можешь этого не знать! Красным октябрём называют Великую Октябрьскую Социалистическую Революцию, сокращённо ВОСР. Какое отношение к ней может иметь этот сутенёр Марио? Она же произошла почти сто лет назад!

— Седьмого ноября тысяча девятьсот семнадцатого года, — уточнил Колян, не прекращая жевать. — Мы в школе проходили.

— Октября, а не ноября, — авторитетно поправил его Юра. — Революция-то октябрьская, а не ноябрьская.

— Седьмого ноября, — повторил Колян. — Я точно помню.

— Да не может такого быть!

— Сынок, Коля прав, — поддержал своего шофёра мой муж. — Именно ноябрь. Чему вас там, в Англии, вообще учат? Неужели вам не рассказывали о юлианском и григорианском календарях? До революции в России был юлианский, большевики сделали календарь, как в Европе. Вот и получается, что по старому стилю октябрь, а по новому…

— Дорогой, ты обвинял меня, что я увожу разговор в сторону, — остановила его я. — А что сейчас, по-твоему, делаешь ты? Я знаю про революцию, а спрашивала о фирме ‘Красный октябрь’.

— О фильме? С Шоном Коннери? — не расслышал он.

— Нет. Не фильм, а фирма.

— А, понял. Ты говоришь о кондитерской фабрике в Москве? Но при чём тут Трубников?

— Не московская фирма, а местная. Ты должен её помнить.

— В городе зарегистрировано не то сорок, не то шестьдесят тысяч разных фирм, а может, и сто, я не считал. Большинство из них, конечно, существуют только на бумаге. Я не могу помнить столько названий. Даже если должен.

— Они базируются в бывшем детском садике.

— И что?

— Когда садик закрыли, среди бизнесменов была драка за него. Ты лично продавил, чтобы садик достался ‘Красному октябрю’. Какой у тебя был в этом интерес?

— Последний раз у нас садики закрывали года три назад.

— Да, как раз три года назад.

— Ничего такого не помню. Уверена, что не могла ошибиться?

— Могла. Но я перед твоим приходом поговорила с Кариной. Она помнит, что ты тогда здорово поддержал эту ‘Красную капеллу’. Но не знает ни кто они такие, ни почему ты им помогал.

— Секретарь и обязан всё помнить. Я — не обязан, и не помню. Ты мне объяснишь, при чём тут Трубников?

— Запросто. Марио — сутенёр и бандит. Место ему — в тюрьме. Согласен?

— Это должен решать суд.

— Оставь трескучую демагогию для предвыборного митинга. Подумай лучше, где при таком раскладе место тебе.

— Не понял.

— Банда, похитившая Светлану, связана с ‘Красным октябрём’.

— Ну, и что?

— Они наверняка готовят какое-то громкое дело. Скорее всего, убийство.

— Допустим. И что?

— Будет расследование. Давай посчитаем, сколько раз всплывёт твоё имя. Похищена сестра твоей секретарши. Ты через тот бывший детсад как-то связан с похитителями. От убийства ты получаешь выгоду. Это три раза, а я только начала.

— Откуда ты знаешь, что мне будет выгодно это убийство, даже если оно произойдёт?

— Если для подготовки используется похищение, убивать будут не бомжа.

— Это понятно.

— А если убьют кого-то крутого, при желании всегда можно найти выгоду у любого из других крутых. А желание будет. Ты же не думаешь, что после прошлого дела в Генеральной прокуратуре к тебе испытывают симпатию? Да они из штанов выпрыгнут, когда поймут, что можно тебя посадить!

— Это всё?

— Нет. Кто заблокировал полицейское расследование похищения Светланы? Не ты ли им приказал готовиться к съезду депутангов, и плевать на всё остальное?

— Я не давал такого распоряжения, — тусклым голосом заявил муж.

— А полицейские думают иначе. Будь уверен, они именно так и заявят прокурорским. А те с удовольствием им поверят.

— Лена, если ты права, и они готовят убийство, тем более, не лезь в это дело! Лишние трупы их не остановят. А все улики против меня, о которых ты говоришь — ерунда! Мелентий запросто помножит их на ноль.

— Если я всё брошу, это будет ещё одна ерунда. Марио сегодня сказал мне, что Светлану держали в бывшем детсаду. Со стороны выглядит, будто я остановилась, узнав, что с этим связан мой муж. Думаешь, Марио станет скрывать это ради тебя? Да, потом Мелентий добьётся твоего оправдания, но суда ты будешь ждать в тюрьме, не сомневайся. Или в СИЗО, так, кажется, правильно называется это заведение?

— В тюрьме плохо, шеф, — сообщил новость Колян. — Да вы и сами не хуже меня знаете, вы же там полгода назад чалились, хоть и совсем недолго.

Убедить мужа мне, конечно же, не удалось. Переспорить политика невозможно, даже если он твёрдо уверен, что позиция, которую он страстно отстаивает, безнадёжно ошибочная. А здесь я его даже в какой-то степени понимала. Жена и сын постоянно крутятся среди разных бандитов, пытаясь сорвать какое-то крупное дело неизвестной группировке. Как тут не попытаться пресечь?

Я же считала, что риск минимален. Если они собираются совершить что-то громкое, сейчас им менее всего нужно привлекать к себе внимание убийством или похищением семьи губернатора, пусть ещё официально не утверждённого. К тому же в бывшем садике Светланы наверняка нет, а тех, кто там её держал, давно и след простыл. А присутствие участкового вообще, выражаясь словами супруга, множит риск на ноль.

А вот Юру я бы с удовольствием оставила дома, тут у нас с мужем было полное единодушие. Но с нами не согласился сам Юра. Он категорически заявил, что под охраной Бубнового и Мешка чувствует себя в полной безопасности. А если ему нельзя ездить со мной, чем ему заняться? Гулять с телохранителем он не хочет, один — боится. Придётся целыми днями сидеть дома, и это невыносимо. Раз он никому здесь не нужен, что ж, нет проблем, парень не станет навязываться и просто вернётся в Англию.

После такого демарша сына отец мигом сменил тон с требовательного на просительный, но успеха, разумеется, не добился. Теперь уже условия ставил Юра, а он потребовал, чтобы отец немедленно сменил экономку. Вот прямо сейчас, несмотря на позднее время. На вопрос, чем она его не устраивает, ответил ‘Всем!’, и в подробности вдаваться не пожелал.

— Я рад, что вы нашли общий язык, — поджав губы, заявил муж. — Но расстроен, что вы его нашли против меня.

Быстро выпроводив Коляна, он ушёл в спальню. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Муж повернулся спиной, и хоть я с полдесятка раз назвала его Сашенькой, гнев на милость так и не сменил. Лежал и делал вид, что спит. Я не могла допустить, чтобы он провёл ночь без сна, и мысленно прочитала сонное заклятие. Но он заснул раньше, чем я дошла даже до половины, так что вряд ли это было результатом действия Высших Сил.

Наутро пришлось вспомнить не такое уж и далёкое прошлое, когда я каждый будний день вставала рано, чтобы не опоздать к девяти на работу. Юра тоже не подкачал, проснулся вовремя, хотя за завтраком время от времени зевал и тёр глаза. Это был первый раз, когда мы завтракали втроём, если, конечно, не считать выходных.

Муж разговаривал с нами ровно, почти дружелюбно, но мы оба видели, что под маской спокойствия кипят нешуточные страсти. Я не сомневалась, что он что-то придумал, и даже догадывалась, что. По крайней мере, я бы сама поступила именно так — приставила бы к мальчишке профессиональную охрану. Казалось бы, неплохо, лишние пара человек на нашей стороне, случись какая-нибудь заварушка, не помешают. Но если подумать лучше — ничего хорошего нет. Неизвестно, как уживутся между собой старые охранники и новые, которые, скорее всего, из полиции, а то и из федералов.

Зная, что спорить с мужем по таким вопросам бесполезно, ведь он, даже проиграв спор по всем статьям, сделает по-своему, я не стала и пытаться. Зато неумолчно болтала, как мне нравится ‘Матиз’, как чудесно чувствовать себя повелительницей могучей техники, и как я была не права, что моя замечательная машинка столько времени простояла в гараже без движения. В общем, повторила кое-что не раз слышанное от Дины, и добавила капельку своего.

Юра смотрел на меня, как на последнюю идиотку, но его мнение интересовало меня сейчас в последнюю очередь. Проводив мужа, я тут же позвонила Мелентию. Великий адвокат изволили сладко почивать и высказали недовольство моим ранним звонком, но я как следует рявкнула, и он покорно согласился встретиться со мной в гараже через пять минут. Вторым звонком разбудила Мешка, и распорядилась, чтобы он немедленно выезжал, но к моему дому не приближался. А ещё, чтобы проверил, не следят ли за его машиной. Тот заверил меня, что всегда смотрит, нет ли хвоста, но если на хвост сели профи, да ещё и на двух-трёх машинах, которые постоянно меняются, то хрен их засечёшь.

Мелентий почему-то решил, что я хочу с ним поговорить, и удивлялся, что я выбрала такое странное место. Решила его не разочаровывать, так что, устроившись с Юрой на заднем сиденье роскошной адвокатской машины и сказав, куда ехать, спросила, не знает ли он что-нибудь о ‘Красном октябре’. Оказалось, кое-что знает.

— Нет, я не в курсе, Елена Михайловна, какой у Мэрского интерес в этой фирме, — заявил он. — Впервые слышу, чтобы этот интерес у него был. Кто вам сказал?

— Человек, заслуживающий доверия.

— А Мэрский доверия не заслуживает? У него не спрашивали?

— Спрашивала. Говорит, что не помнит такую фирму.

— Что ж, или врёт, или, действительно, не помнит. А я — помню. Защищал в суде одного из их сотрудников. У них там заборчик, и в него якобы случайно врезался бульдозер из городской службы ремонта дорог, не помню, как она в точности называется, но работает из рук вон плохо. Забор он снёс метрах так на двадцати. Ну, вроде потерял управление. По словам моего подзащитного, бульдозерист нагло ухмылялся, заявлял, что ему ничего за это не будет, и обещал на следующий день снести ещё кусок забора, и никто ничего не докажет. Ошибся, ему за это кое-что было. Мой подзащитный его избил, и я бы сказал, с избыточной жестокостью. Парню за это светил реальный срок, а уж условный — без вопросов. Но у него был толковый адвокат, и вот — ни сроков, ни даже штрафов, вообще никаких претензий со стороны правосудия.

Он сделал драматическую паузу, ожидая, что я спрошу, как ему, величайшему, это удалось. Я молчала, но Юру снедало любопытство.

— Дядя Мелентий, а как вам это удалось?

— Повезло, конечно. Бульдозерист оказался болваном, и я этим воспользовался. Устроил ему в суде допрос, он и поплыл. Сперва спросил, как долго он работает в службе дорожного ремонта. Оказалось, больше двадцати лет, из них около пятнадцати водит бульдозер и другую тяжёлую технику. На второй мой вопрос ответил, что свою технику ремонтирует сам, и по звуку способен определить малейшую неисправность. Соврал, наверно, но меня его враньё вполне устроило. Когда я удивился, как получилось, что исправный бульдозер, с таким асом за рулём, ну, или там, за рычагами, стал неуправляемым, мужик впал в ступор и надолго замолчал. Тогда я предположил, что он потерял сознание, и дальше бульдозер ехал сам, без его участия. Вот, собственно, и всё.

— Как всё? Я не понял, разве это оправдывает того человека, который его побил?

— Конечно, Юрочка! Раз бульдозерист находился без сознания, он не может быть свидетелем, потому что ничего не видел. А телесные повреждения он получил, ударяясь о бульдозерные рычаги. Внутри здорово трясёт, это он ещё раньше подтвердил. Вот и вышло в итоге, что никто его не бил, если не считать бульдозера, а мой подзащитный вообще ни при чём.

— Здорово, дядя Мелентий!

— Работа у меня такая. Защищать людей, даже если они кругом виноваты. В этом случае клиент был прав морально, но не прав юридически. Я, использовав свои знания и опыт, устранил несоответствие морали и юриспруденции. За что мне честь и, соответственно, хвала!

— Кто вам оплатил эту работу? — поинтересовалась я.

— Дорогая Елена Михайловна! Я вам пересказал ход разбирательства, потому что это открытая информация. Она содержится в обвинительном заключении следствия и протоколе судебного заседания, то есть, своим повествованием я не выдаю никаких тайн. А вот кто платил адвокату, то есть мне, сколько и на каких условиях, я разглашать не вправе. Эти сведения конфиденциальны, так что извините.

— Хорошо, пусть так. А чем занимается эта фирма?

— Понятия не имею. Для ведения защиты мне не потребовалось знать их профиль, я прекрасно без этого обошёлся.

О чём ещё можно его спросить, я так и не придумала, потому попросила медленно ехать прямо, никуда не сворачивая, и позвонила Бубновому.

— Елена Михайловна, мы за собой хвоста не засекли, — сразу же доложил он.

— Очень хорошо. Ты знаешь машину Мелентия?

— Нет. Но Мешок говорит, что знает.

— Проверьте, нет ли слежки за ней. Она движется в северном направлении мимо универмага ‘Арлекин’.

— Мы далеко. У ‘Арлекина’ будем только минут через десять.

— Годится. Догоняйте, мы еле ползём.

Примерно через пятнадцать минут мне позвонил Бубновый и попросил несколько раз повернуть без всякой цели и смысла. Мелентий так и сделал. Бубновый позвонил ещё раз и сообщил:

— Мы не видим за вами хвоста, но это не значит, что его нет. Тут ведь вот какое дело. ‘Бэху’ мы возле вашего дома не светили. Поставили её в двух кварталах. Мешок остался за рулём, а я сбегал глянуть, что там у вас творится.

— И что?

— Возле дома стояли четыре машины. То есть, машин больше, но с водилами внутри только четыре. Я списал их номерки, а наш человек в ментовке их пробил по своим базам. Три вроде обычные, а вот четвёртая — из ментовской наружки.

— Это те, кто следят?

— Они самые. Что они там ждут? Вас?

— Нет, не меня. Мой розовый ‘Матиз’. Они думают, что мне нравится чувствовать себя повелительницей могучей техники.

— Так затейливо ваша сестрица частенько выражается. А почему они так думают?

— Им это сказал человек, который отправил их на задание. А его подло обманула одна коварная ведьма.

Времени вся эта ерунда заняла изрядно, так что едва мы с Юрой сели в машину Мешка, я назвала адрес коммуны ‘Красный октябрь’ и попросила ехать побыстрее. Но Мешок всё равно не превышал положенных шестидесяти километров в час, а Бубновый пояснил:

— Елена Михайловна, вас пасёт ментовская наружка. Висят они сейчас у нас на хвосте или нет, мы не знаем. Если висят, глупо у них на глазах устраивать ‘Формулу один’. Вот возьмут, и лишат Мешка прав за нарушение скоростного режима, а ‘Бэху’ поставят на штрафплощадку, и что дальше? Никакая жена Мэрского не поможет. Тем более, я так понял, они действуют с вашим супругом в полном согласии. Иначе бы вы к нему обратились, чтобы хвост снять, а не к Мелентию.

Я собиралась проявить настойчивость, просто потому, что их дело — охранять меня, а не определять скорость движения, но Юра не дал мне и рта открыть на эту тему, засыпав вопросами.

— Тётя Лена, так что получается, папа замешан в похищении?

— Не знаю, — отмахнулась я. — Думаю, нет.

— Но ведь говорят, что он помог ‘Красному октябрю’.

— Говорят, причём люди, которые наверняка в курсе дела, и врать им незачем. Значит, с этой чёртовой коммуной он связан. Но о том, что Светлану держали в коммуне, мы знаем только от Марио, а он вполне мог соврать или ошибиться.

— Соврать мог, он скользкий тип, — вставил Бубновый. — А вот ошибиться — это вряд ли. Марио никогда не ошибается. Если бы хоть раз ошибся, шеф бы его на следующий день и похоронил.

— А если не соврал? — настойчиво продолжал допытываться Юра.

— Марио сказал, что Светлану прятали в коммуне. Не больше и не меньше. Может, коммунисты были не в курсе. Может, за три года твой отец порвал с ними все отношения. Даже не исключено, что в ‘Красном октябре’ с тех пор вообще всё руководство сменилось.

— Подожди, тётя Лена! Выходит, ты допускаешь, что замешан?

— Мне бы очень этого не хотелось. Если замешан, а мне не сказал — это обидно. Значит, не доверяет. Но — вполне возможно.

— Не может быть! Папа не такой! Он никогда не стал бы заниматься такими делами!

Мешок хмыкнул, Бубновый заржал, я только улыбнулась.

— Пойми, Юра, твой отец и мой муж — политик и чиновник. Это его суть и смысл жизни. Он горит на работе…

— Да! И разве это плохо?

— Плохо. К нему ненадолго приехал сын из Англии, и сколько времени он провёл с сыном?

— Это не твоё дело! — обиделся за отца Юра. — Мы сами разберёмся.

— А я вам что, мешаю? Разберётесь, конечно, если выкроите время на разборки. Пока у вас не получается, но это, как ты верно заметил, не моё дело. Так вот, любой серьёзный политик, если понадобится, будет заниматься любыми делами. И такими, и похуже. Политика — вообще грязное дело, разве в Англии это скрывают?

— Папе совсем невыгодно это похищение! Ты же знаешь, его пока не утвердили в должности, и никакой скандал ему не нужен, даже наоборот!

Телохранители, слушая наш разговор, продолжали хихикать, Юра злился всё больше и больше, но я не собиралась уступать в споре пятнадцатилетнему мальчишке.

— Верно, скандал ни к чему. Вот и представь, что Светлана знает о нём что-то нехорошее, и угрожает обнародовать. Мой отец её бы убил, а твой просто убрал подальше до тех пор, пока его не сделают полноценным губернатором. Потом пусть болтает что угодно, всем уже будет наплевать.

— Что она может о нём может знать? Они даже не знакомы!

— Он сам тебе сказал?

— Да! Я спрашивал!

— Мог и забыть. Ведь коммуну ‘Красный октябрь’ забыл. Но даже если не знакомы. Светлана — сестра Карины, а та о нём знает очень много. Уж побольше, чем я или ты.

— Папа доверяет Карине Георгиевне, а он разбирается в людях. Она не могла разболтать его секреты даже сестре.

— Могла, не могла… Может, тогда это не было секретом, а сейчас стало. Не хочу гадать. И я же тебе сказала: не думаю, что он замешан в похищении! Спроси что-нибудь другое, а ещё лучше — помолчи.

— Ладно. Кто, по-твоему, платил дяде Мелентию в том деле с бульдозером? — молчать Юра, конечно же, не собирался.

— Не знаю. Спросим у коммунистов. Хотя они тоже могут не знать.

— Как это?

— Представь, парень уже видит небо в клеточку, и тут появляется адвокат класса Мелентия и говорит: ‘Если вы не против, я буду вас защищать, причём мне уже полностью заплатили’. Как думаешь, он не глядя согласится, или начнёт выспрашивать, кто заплатил и почему? Кстати, ты не допускаешь, что заплатил сам обвиняемый или коммуна?

— Тётя Лена, я вчера в интернете глянул эту фирму. У них есть сайт, но он пустой, там только контакты. Ни слова о том, чем они вообще занимаются. Фирма с таким сайтом не может быть богатой.

— Это в Англии не может. А у нас — сколько угодно. Вон, у Марио вообще никакого сайта и близко нет, и ничего, обходится как-то, и не бедствует. Больше ни о чём не хочешь спросить?

— Хочу.

— Почему-то и не сомневалась. И о чём же?

— Ты спрашивала дядю Мелентия, чем занимается фирма. А почему не попыталась это узнать в другом месте? Их же наверняка проверяют всякие пожарники и санэпидстанция.

— Ты откуда знаешь такие вещи? В твоём возрасте я понятия ни о чём подобном не имела.

— Папа когда-то говорил. Что-то вроде ‘надо закошмарить их пожарниками, налоговой и санэпидстанцией, и они сами приползут’. Что такое ‘кошмарить’, я давно знаю.

— Не так и важно, что они выпускают или чем торгуют. Очень скоро спросим это у них.

— Вот это да! — вновь заржал Бубновый. — Малец знает, что его папаша способен закошмарить чью-то фирму ради взятки, но не верит, что он готов избавиться от левой бабёнки, которая может помешать занять губернаторское кресло. Ну, ты даёшь!

Я представляла участкового толстым дядькой лет этак за сорок, а он оказался стройным парнишкой едва ли старше меня, в новенькой форме с ярко блестящей пряжкой на ремне. На кобуре я не углядела ни единой царапинки, и предположила, что этому стражу порядка ещё не доводилось срочно выхватывать оружие. Вот у моего отца на кобуре живого места нет, такая она потёртая, а тут — будто прямо из магазина, или где они там берут эти вещи. А вот фуражки на нём не было, я не стала выяснять, почему так.

Выглядел он недовольным, наверно, наметил на сегодня кучу дел, но не смог отказать Нежному в настойчивой просьбе, и теперь терял время на меня. А я ещё и опоздала на двадцать минут. Моего взгляда он избегал, на телохранителей смотрел с неприкрытым презрением, а Юру вообще в упор не видел.

— Товарищ майор говорил о вас с большим уважением, а я вижу, что ваши охранники — натуральные бандиты, — брезгливо процедил он.

— Вы считаете, что охрану нужно набирать среди учителей ботаники и пения? — осведомилась я.

— Теперь я вспомнил, кто вы такая. Вы тоже из них. Дочь Кареты! — его отвращение к нам достигло новых высот.

Такого поведения я ему спускать не собиралась. Неизвестно, как далеко это зайдёт и чем кончится.

— Слушай, ты, сопляк! — начала я обличительную речь, но меня прервал Бубновый.

— Елена Михайловна, не нужно. Негоже вам опускаться до его уровня, — неожиданно заявил он, и мне стало немного стыдно. — А вы, гражданин лейтенант, смелый парень. Не боитесь непочтительно разговаривать с могущественной ведьмой. А вот Марио её боится.

— Плевал я на вашего Марио!

Марио был не наш, но сообщать это лейтенанту никто не стал. Тот принял гордый вид, секунд десять простоял, поджав губы, а потом вдруг зашмыгал носом.

— Насморк-то зачем? — прошептал он.

— Что, не спас магический щит? — ехидно поинтересовался Бубновый. — Скажите ещё спасибо, что она вас сопляком назвала, а не трупом. Она сегодня необычайно добрая.

Я ничего не понимала. Колдовать я даже не пыталась, да и показалось мне, что никакого насморка у юного полицейского нет. Впрочем, ему виднее.

— Хватит уже магии и пустой болтовни! — рявкнула я. — Лейтенант, что вы знаете о фирме ‘Красный октябрь’? Род деятельности, численность персонала, форма собственности, имя владельца, годовой оборот?

— Я всего две недели на этом участке, ещё не успел ознакомиться, — смутился парень и снова зашмыгал.

— Как убрали отсюда бордель, крышевать стало нечего, — пояснил Бубновый. — Прежний участковый по-быстрому перевёлся в какое-то более-менее хлебное место, а на это безрыбье поставили фраера. Он быстро понял, что ловить тут нечего, вот и злится на весь мир.

— Насморка больше нет, — сообщила я, и лейтенант перестал шмыгать. — Пойдём знакомиться с коммуной. Вам это тоже будет полезно. Надеюсь, они торгуют не коммунизмом.

Бывший детский садик окружал сплошной забор зелёного цвета, высотой примерно в два с половиной метра. Мы подошли к воротам и постучали. Открылась калитка, и к нам вышел бритый наголо мускулистый мужчина лет этак сорока-пятидесяти, точнее не определить, одетый в шорты, тельняшку и шлёпанцы.

— Чего надо? — недружелюбно поинтересовался он.

— Нам бы войти и осмотреться, — робко попросил участковый, напрочь утративший понты, если выражаться языком моего отца.

— Запросто. Входи и осматривайся. Если, конечно, у тебя ордер есть. А он есть?

— Нет, но я легко могу его получить.

— Вот иди, мент, легко получи, и только тогда возвращайся. И бандитов с собой забери, они мне ни к чему. Кто такие? Люди Кареты?

Я ожидала, что бандиты, похитившие Светлану, так просто не пропустят нас к месту, где её какое-то время держали. Но вот не видела я в этом грубом привратнике бандита, и всё тут. Искренность в нём какая-то была, которой мы, все остальные, лишены. Я не могла поверить, что он позволил бы держать в заточении невинного человека, тем более, женщину. Рыцарь это, а не бандит, несмотря на то, что вместо сверкающих доспехов у него несвежая тельняшка.

— Да, трое из нас в каком-то смысле люди Кареты, — подтвердила я.

Привратник замер в недоумении. Он явно не мог осознать, как это — женщина, и вдруг сказала что-то связное. Ну, да, настоящий рыцарь. Согласен спасать прекрасную даму, рискуя жизнью. Готов преклоняться перед ней, ставя выше Бога. Но признать у дамы каплю ума — нет, невозможно.

— А вы кто, собственно говоря, будете? — наконец, произнёс он, уже немного более доброжелательно.

— Я — дочь Михаила Павловича Каретникова. Но к вам пришла не по его делам. Можно сказать, я действую в интересах адвоката Мелентия. Вы его должны знать.

— Да плевать мне на этого вонючего адвокатишку! — вновь разозлился мой рыцарь. — Век бы его не видать! Вы хоть знаете, что он учудил, когда меня судили?

— Только с его слов.

— Может, мы послушаем эту историю, не стоя на жаре? — предложил участковый.

— Мент, ты ещё здесь? А ну, марш за ордером! Не понял? Пошёл вон, говорю! А остальные, проходите внутрь. Он прав, нечего стоять на жаре. Надо же, всего полдесятого, а такая топка!

Пропустив нас, он захлопнул калитку перед носом полицейского. А перед нашими носами возникли две огромные собаки. Не знаю, какой породы, но страх они внушали. Нет, вели себя совсем неагрессивно, просто стояли, распахнув пасти с кошмарными клыками, с которых на землю капала слюна, и недружелюбно на нас смотрели.

— Это гости, — сообщил им привратник, и собаки полностью потеряли к нам интерес. — Хорошие пёсики, — он потрепал по загривку одного из них. — У нас их пятеро. Сам обучал и натаскивал. Мимо них мышь не проскочит! Хотя жрут много, это просто кошмар. Да ещё и мясо подорожало. Но ничего, они себя окупают. Их даже кавказцы боятся.

— Вы имеете в виду кавказских овчарок? — уточнил Юра.

— Не овчарок, а шакалов, — усмехнулся привратник.

Мы шли к зданию, а я быстро осматривалась. Забор, который с внешней стороны казался деревянным, изнутри выглядел бетонным. Снаружи, стало быть, его слегка обшили дешёвым деревом и покрасили, чтобы не выглядел так устрашающе. Напрашивалась ещё колючая проволока по верху, но её не было. Действительно, зачем она, если по двору бегает пять псов, больше похожих на порождения Преисподней, чем на обычных животных?

Один из псов брёл за нами следом, слегка повиливая хвостом. Чуть в стороне ещё один такой же сидел возле группки дерущихся стенка на стенку десятилетних мальчишек, и безучастно наблюдал за схваткой. Это не было обычной дракой — возле детей суетился парень лет двадцати пяти, и время от времени что-то подсказывал то одним, то другим. Дети дрались в одних шортах, их наставник щеголял в фирменных спортивных штанах и тельняшке, причём тельняшка издали сверкала чистотой.

Один из мальчишек, уже не участвующий в схватке из-за разбитого носа, подбежал к нам и обратился к привратнику.

— Степан Алексеевич, а можно мне ещё потренироваться?

— Только на штанге, — бросил тот. — Никаких поединков, пока сопатку не подлечишь. Не мешай, я занят. Неужто больше не у кого спросить?

— Хочу ещё схватку, а Борис Петрович не разрешает.

— Правильно делает.

Мы вошли в здание бывшего садика, оставив снаружи мальчишку и собаку. Жара мгновенно отступила, сменившись прохладой даже не кондиционеров, а дорогой сплит-системы. Наш провожатый зашёл в кабинет с табличкой ‘Директор’, сел за стол и предложил нам размещаться по своему желанию. Я почему-то совсем не удивилась, что он директор, а не швейцар.

Уже стало понятно, что Светлану держали не здесь. Помимо прочего, пять сторожевых собак ни за что не выпустили бы отсюда пленницу. Можно было уходить сразу, как только нам показали очаровательных пёсиков. Но я любопытна ничуть не меньше Юры, интересно же узнать, за что Степан Алексеевич не любит Мелентия, да и вообще, чем занимается эта фирма. Хотя, наверно, я просто оттягивала неприятный разговор с Марио, который произойдёт сразу же, как мы покинем коммуну.

— Чего уставился, будто приведение увидал? — обратился директор к Мешку. — За машину волнуешься? Не тронут её, у нас там камера, и человек постоянно смотрит. Ну, нет места для большой стоянки в детском садике, что я могу поделать?

— Стёпка, так я на самом деле привидение вижу. Тебя же убили!

— Убили, да не совсем. А ты откуда меня знаешь? Погоди, припоминаю. Славик Мешков?

— Он самый.

— Карете, значит, служишь?

— Ему. А ты чем тут занимаешься?

— Детьми торгую, — усмехнулся Степан. — Вон, видел, как моему товару нос подпортили?

— А если серьёзно?

— Куда уж серьёзнее? Помогаю мальчишкам выжить. Помнишь, Славик, сколько пацанов у нас во дворе было? Где они теперь? Кто сидит, а кто уже и лежит. Ты вон тоже сядешь не сегодня, так завтра, на такой ‘работе’. Вот я и не хочу, чтобы и с этими пацанами так же получилось.

— Учишь их драться?

— И это тоже. То, что вы видели на площадке — тренировка двое против десяти. На улице не так и часто дерутся в равных составах. Это вам не спорт. Но навыки боя — не главное. Знаешь, что я увидел, когда из армии сюда вернулся? Вся моя рота полегла, трое нас всего не по зубам чехам оказались, чудом спаслись. В роте ребята многие здешние были, и у большинства жены и дети. Контрактники же, не сопляки восемнадцатилетние. Вот я приехал, пошёл обходить этих жён, вернее, вдов. Думал рассказать, как их суженые смерть приняли. А им по барабану, они с кем попало пилятся, кто за бутылку, а кто и за дозу. Не все, конечно, но таких оказалось немало. Что с их детьми, рассказывать не буду. Ни к чему это. Вот и пошёл я в военкомат, потом к мэру, говорю, нельзя же так, это дети героев, а гляньте, в каких условиях живут! А они мне все кивают, мол, да, согласны, надо что-то делать, но ничего не делают. Вообще ничего.

— А твоя семья как?

— Какая ещё семья? Была у меня когда-то давным-давно невеста, да за другого вышла, из армии не дождалась. Ладно, то дело прошлое, да и тебе оно без надобности. В общем, побазарив с городскими чиновниками, я понял, что если хочу что-то изменить, должен сделать это сам. Вот и сделал. Поехал кое-куда, деньжат немного подзаработал, и всё в коммуну вложил. А тут и мэр уже новый в городе, не такая сволочь, как прежний. Пошёл я к Мэрскому, рассказал всё. Только не ему, а его заму. Думал, опять будет та же бодяга, ан нет. Потом Мэрский сам меня вызвал, задал пару вопросов, ответы его устроили, и мы получили этот детский садик. И ещё льготы по налогам. Так что живём пока.

— Торпед из них готовишь?

— Не хотелось бы. Раньше как было? Подходит тебе восемнадцать, и выбор небольшой — или в бандитскую бригаду какую-нибудь, или в армию. Ещё в милицию можно, но это совсем уж плохо. А эти ребята без коммуны вряд ли бы и до восемнадцати дожили. Видели бы вы их матерей! Надеюсь, с нашей помощью они смогут выбирать из большего. Глядишь, кто-нибудь и в институт попадёт.

— А бабки ты на чём делаешь?

— Тебе не кажется, Славик, что ты слишком много спрашиваешь? О семье я тебе ответил, теперь моими финансами интересуешься? А с какой целью?

— Да ладно, я думал, мы просто базарим.

— Степан Алексеевич, вы начали говорить о Мелентии, но не закончили. Чем он вас обидел? Я думала, он спас от зоны вашего сотрудника, а может, даже вас самого. Что не так? — вмешалась я, чтобы узнать то, что могло в будущем пригодиться, а заодно и немного разрядить обстановку.

— Что в этом может быть интересного для вас? — вздохнул Степан, показывая своё нежелание говорить об этом, но я ему не поверила.

— Мелентий — мой знакомый, кроме того, я здесь, потому что выполняю его просьбу. Вот мне бы и хотелось знать побольше о ваших с ним отношениях. Как, впрочем, и с Мэрским.

— Мэрский, если я правильно понял, ваш муж?

— Да.

— Вот у него и спросите. Мне кажется, о моей коммуне он давно забыл. Ничем больше не помогает. Ладно, не мешает, и то хорошо. А с Мелентием вот как получилось. И пары месяцев не прошло, как нам предложили крышу. Думаете, кто? Чехи? Другие бандиты? Менты, в конце концов? Не угадали. Первыми были церковники. Припёрся к нам какой-то отец Поносий, или как-то так, и говорит, что заняты мы богоугодным делом, и потому Церковь готова помочь, то есть простереть над нами свою длань, дабы защитить от происков слуг Сатаны. Я ему в ответ, мол, лично я считаю, что религия — опиум для народа, сам я коммунист до мозга костей, и непохож на тех, кто тоже называет себя коммунистом, но с партбилетом в кармане крестится, свечки держит да поклоны бьёт. Но ежели совместно действовать на благо — пожалуйста, я готов. А он мне: на завтра ему нужны мои отроки, дабы побить каких-то слуг Сатаны. Вот тут я его и послал. А он сказал, что всё равно будет окормлять отроков. Оттолкнул меня, и пошёл им проповедь читать. Да только вдруг собачку испугался. Никогда не видел, чтобы такой толстяк так быстро бегал. Даже кадило своё бросил, или как оно там называется. Наверно, думал, дурачок, что сможет удрать от пёсика. Да где там ему! Здоровенный кусок рясы в зубах оставил. Но — только рясу. Команда была — мяса не трогать.

— При чём тут Мелентий?

— А вот при чём. Попику я кадило отдал, и даже рясу отгрызенную отдавал, да он не взял. На прощание проклял и пообещал кару небесную. Вот ни капельки не сомневаюсь, что это он натравил на нас чехов! Хоть они и другой веры. В тот же день подъехали впятером, и все с автоматами. Оружие, оно, конечно, важная вещь, но против десанта его маловато будет. Мы их всех голыми руками уложили, они и понять ничего не успели. Ещё через день их пахан пожаловал. Бухтеть на нас борзо начал, но мы ему показали сперва стволы, причём законно оформленные, а потом и собачек. Так что он сразу сдулся, и больше мы чехов в глаза не видели. Но это не значит, что нас в покое оставили. Это сейчас тут заборчик такой, что его не каждым танком пробьёшь, а тогда ещё был старый, детсадовский. И вот какой-то придурок на экскаваторе начал нам его сносить. Борька увидал такое дело, вытащил этого гада из кабины, да и вломил ему как следует. Тот поначалу пугал, что ему ни мы, ни менты не страшны, потому как ничего не докажем, а потом и вовсе замолк. Борька если бьёт, уже особо не поговоришь. Но что ему чехи заплатили, сказать успел. Десант учат допрашивать пленных, у нас не отмолчишься! Ну, а вечером Борьку менты забрали. Говорят, за нанесение увечий, как-то так, и за злостное хулиганство. Вот тут Мелентий и появился.

— Кто ему платил? — уточнила я.

— Он сказал, платить не надо, он и так защитит Борьку, потому что за справедливость готов работать бесплатно.

— С трудом верится.

— И правильно, что с трудом! Потому что он, сволочь, взял деньги у чехов! Я так думаю, он с самого начала это задумал. Понимаете?

— Нет, если честно. Они натравили на вас бульдозер…

— Не бульдозер, а экскаватор!

— Неважно. Так вот, натравили, ваш Борька избил их наёмника, и они оплатили адвоката? Хотя им было выгодно, чтобы Бориса посадили?

— А Мелентий чехов перед выбором поставил. Сказал, что если не заплатят, докажет в суде, что они на десантников хвост подняли. Тогда со всех окрестностей сюда наедет десантура, и будет их гонять самое меньшее две недели. Весь их бизнес такие убытки понесёт, что мало не покажется. А ещё десантники обязательно кого-нибудь из чехов поймают, и не одного. А это будет очень больно. Вот они ему и заплатили. Может, ещё и своему мерзавцу с экскаватора сказали: на суде — не дёргаться. Вот Мелентий и повернул всё так, будто тот гад сознание сам потерял, и об рычаги фонари под глазами себе набил да рёбра переломал.

— Какая разница? — не поняла я. — Бориса же освободили подчистую. В чём Мелентий не прав?

— Не понимаете, — снова тяжко вздохнул Степан. — А ведь что ж у нас получилось? Мужик тот без сознания был, значит, Борька лупил больного человека, не способного защищаться? И кто Борька после этого?

— Свободный человек. А без Мелентия стал бы зэком.

— Да, не понимаете. А как же честь? Её куда спрятать прикажете? Честь дороже жизни, не то что свободы! А этот адвокатишка за деньги чехов выставил Борьку… Эх, всё равно не поймёте!

— Куда едем, Елена Михайловна? — вновь поинтересовался Мешок, и меня пронзило острое ощущение дежа вю.

— Немного постоим, — распорядилась я. — Только отъедь так, чтобы коммунисты нас не видели. Надо кое-что обдумать.

— Что именно обмозговать хотите? — полюбопытствовал Бубновый. — На чём он собирается бабки делать? Я бы тоже хотел знать. А то Мешок его спросил, а он не ответил.

— Балда ты, Бубновый, — заявил Мешок. — Я там классный допрос устроил, Стёпка запел соловьём. А ты слушал его, слушал, да так ничего и не просёк. Не будет Стёпка навариваться, ясно? Не ради бабла он всю эту хренотень замутил. Честь ему велит это делать. Это нам с тобой честь — так, плюнуть да растереть, а он — не такой.

— Как он собирается зарабатывать — его дело, — ответила я Бубновому. — А обдумать хочу некоторые нестыковки в его рассказе. И самая первая — почему он всё это нам выложил? А сам даже не спросил, зачем мы пожаловали.

— Да тут всё понятно, Елена Михайловна! — высказался Мешок. — Он подумал, что это наезд. Вот и принялся запугивать нас собаками, да своей крутизной десантника. Ещё и про легальные стволы не забыл упомянуть. Заодно попытался вас разжалобить, типа какой он хороший и каким благородным делом занят. В общем, чтобы не наезжали. А то кавказцев эти коммунисты прогнали, а вот против Кареты им не выстоять.

— А как он понял, что мы от Каретникова? Тебя же он узнал только в кабинете, гораздо позже.

— Зато вас он узнал сразу, — фыркнул Бубновый. — На городском портале то ваше знаменитое фото собрало кучу лайков. Это значит, что многим понравилось.

— Я знаю, что такое лайк.

— Ну, вот. А под ним написано, что вы — жена Мэрского и дочь Каретникова. Да он и сам сказал, мол, Мэрский вам супруг. Так что знал, кто мы.

— А я вот думаю, не в том дело, — возразил напарнику Мешок. — Он хотел Елену Михайловну на бабки развести. Мэрский ему когда-то подмогнул, а потом напрочь забыл. А тут классный случай о себе напомнить. Вот он для неё и выложил, какой он честный да благородный, да и крутой тоже. Хвост вовсю распустил, короче, но не в смысле закадрить, а в смысле бабок.

— Ладно, сойдёт, — согласилась я. — Теперь следующий пункт. Мелентий говорил, что забор снесли бульдозером, а Степан — что экскаватором.

— А что, нам есть разница? — удивился Бубновый.

— Я — бухгалтер. А у нас, бухгалтеров, если баланс не сходится хоть на копеечку, нужно искать, где ошибка. Бульдозер и экскаватор — разные машины. Одна с ковшом, другая с ножом.

— А есть такие, которые и с тем, и с другим, — вспомнил Мешок. — Хотя вряд ли. Они — колёсные, и не такие мощные, чтоб забор напрочь снести. И там руль, а не рычаги.

— Бульдозер это был, — авторитетно заявил Юра, молчавший уже очень долго. — Дядя Мелентий сказал, что избитый бульдозерист якобы потерял управление. То есть, просто ехал и сносил забор. Экскаватор так не может.

— Я тоже больше верю Мелентию. Давно заметила, что он почти ничего не забывает, а если забыл, то не станет выдумывать. Выходит, соврал уважаемый Степан Алексеевич. А раз соврал в одном, мог и в другом слукавить. Ну, не могу представить, чтобы он попа травил собаками, а поп, вместо того, чтобы заявить в полицию, натравил на него иноверцев. Не бывает так!

— Бывает всякое, — возразил Мешок. — Только Стёпка нам в натуре лапшу навешал. Может, даже сам этого не замечает. Была у него жена, точно помню, а он говорит — не было никогда. Да и пацаны с нашего двора не все в землю полегли или зону топчут. Таких даже не половина. Многие работают. Получают, правда, крохи, но живы и не сидят.

— А ещё он говорил, что с чехами воевал, — прервав молчание, Юра теперь болтал без умолку. — А с кем они воевали? Со словаками? Так там и не было настоящей войны.

— Это не те чехи, которые в хоккей здорово шпилят, — заржал Бубновый. — Он говорил про смуглых чехов, которые живут в горах, а сюда беспредельничать ездят.

— Чехами он называет чеченцев, — пояснила я. — Или всех кавказцев, не очень поняла. Кстати, где он денег на эту коммуну заработал? Это же не три рубля.

— Наёмником он где-то был, — тихо сказал Мешок. — Им очень хорошо платят. Другое дело, что не все доживают до выплаты. Стёпка ничего не умеет делать, кроме как воевать. И с этой своей коммуной тоже облажается. Чему этих пацанов может обучить десантник? Тому, что сам умеет. Драться да убивать. Подрастут, и станут такими же десантниками. Это если в армию пойдут. А если не пойдут, кем тогда?

— Торпедами, а то и киллерами, — подсказал Бубновый. — Не все, конечно. Кто-то, может, и в институт поступит.

— В университет, — поправил Юра. — Все институты давно переименовали в университеты. Маркетинговый ход — так солиднее звучит, можно дороже брать за обучение.

— Да? Значит, и тут Стёпка отстал от жизни.

— Ну, поступит кто-то, — согласился Мешок. — Адвокатом каким-нибудь станет. Будет, как Мелентий, кавказцев на бабки разводить, когда защищает таких, как тот Борька.

— Тётя Лена, а ты веришь, что дядя Мелентий такое сделал?

— Верю, Юра, — кивнула я. — Фокус вполне в его стиле. Но не забывай — его клиент при этом освобождён подчистую. Свою работу Мелентий сделал, и сделал качественно. Кто-то должен был за это заплатить. Ведь если бы он, во имя чести и справедливости, всё время работал бесплатно, жил бы в теплотрассе, а питался с помойки. Ему бы это не понравилось.

— Почему обязательно ‘всё время’? Зачем такие крайности? Иногда же можно?

— Иногда можно, — согласился Мешок. — Мелентий десять лет назад бесплатно Коляна из зоны вытащил. Его туда менты по беспределу засунули. Может, ещё кому за так помог, кто знает. Менты, они такие. Кстати, Стёпка их тоже не любит. Даже участкового подальше послал, а это о чём-то, да говорит.

— О том, что у него крыша сильная, — заявил Бубновый.

— Какая крыша? Он кавказцев прогнал, а Марио его боится.

— Дурак ты, Мешок, хоть и морда у тебя, как у мыслителя. Малец сегодня говорил о том, как фирмы закошмаривают, а ты ушами прохлопал. Как попрут одна за другой комиссии из школьного ведомства, да из охраны труда, а вдобавок налоговые, пожарники и медики — никакой десант не отобьётся, и собаки не помогут. Кстати, собак тоже кто-то имеет право проверять. Короче, мало не покажется. Думаешь, менты не могут такое устроить, за то, что их человечка на хрен послали? Могут и похуже! Штурм организуют, пёсиков перестреляют, а потом извинятся — мол, ошибочка вышла, не было здесь террористов. Или тонну-другую героина найдут. Тут никакой Мелентий не отмажет. А этого нет. Почему, мыслитель?

— И почему?

— Потому что кто-то сказал, что этого делать нельзя. Кто-то такой, кого у нас слушаются. Или просто связываться не хотят. Церковь, например.

— С его отношением к Церкви они скорее удавятся.

— А я и не говорю, что они. Есть ещё Мэрский. Сказал три года назад ‘не трогать’, давно об этом забыл, а они боятся и до сих пор не трогают.

— Бубновый, а ты откуда знаешь, как именно кошмарят? — поинтересовалась я.

— Мы с Мешком иногда шефа охраняем, а бывает, что и Татьяну Викторовну. Телохранители много разного слышат.

— Это точно, — кивнул Мешок. — Знаешь, Бубновый, я тут помыслил немного, и вот что надумал. Не Мэрский его крыша. Или шеф, или Марио. Во как получается, браток.

— Им-то зачем?

— Толковые начальники заранее подбирают себе людей. Мы с тобой не вечны, а шефу, каким бы он великим политиком ни стал, пара десятков торпед никогда лишними не будут. Особенно такие, как Стёпка подготовит. Десант — это тебе не школа бальных танцев, и не драки двор на двор.

— Циничные вы люди! — возмутилась я. — Степан Алексеевич для меня — рыцарь! Он лучше всех нас. Для него честь и справедливость — не просто пустые слова, а руководство к действию. Идеалы у него есть, а это редкость в наше время.

— Ваш идеальный рыцарь воевал наёмником, — напомнил слегка обиженный Бубновый.

— Иногда рыцари становились наёмниками. Что это меняет?

— Рыцарское сословие могло существовать только в эпоху феодализма, и было встроено в систему феодальных отношений, — тоном школьного учителя заявил паршивец Юра. — И руководствовались они не только рыцарским кодексом, но и приказами своего сюзерена, которые были обязаны беспрекословно исполнять.

— Сюзерен — это кто-то вроде шефа? — уточнил Мешок.

— Да. Можно и так сказать. Шеф — сюзерен, а подчинённый — вассал.

— Вот! Значит, какой бы рыцарь ни был благородный, если сюзерен у него сволочь, то и рыцарь будет творить сволочные дела. А слово ‘вассал’ помню. Мы в школе с него ржали.

— Но Степан Алексеевич никому не вассал! — возразила я. — Он сам по себе, у него нет шефа!

— Ошибаетесь, Елена Михайловна. На самом деле шеф у него есть, только Стёпка об этом ещё не знает. Ладно, это всё лирика. Мы дальше тут стоим или куда-нибудь едем? Если едем, то куда?

Я пока не знала куда ехать. Нужно было звонить Марио, мне этого не очень хотелось с самого начала, а после разговора со Степаном Алексеевичем желание пропало совсем. Бывший десантник, при всех его недостатках, был светлым человеком, он не только верил в добро, но и пытался его творить. Как же он выделялся на фоне тех, кто меня окружал в моём нынешнем мире, сотканном из криминала, грязного бизнеса и ещё более грязной политики!

Впрочем, мои знакомые из времён, когда я ещё не была женой Мэрского и не знала, что мой отец — Каретников, мне откровенно завидовали, а значит, внутренне ничем не отличались от бандитов, политиков и чиновников. Бизнесменов можно отдельно не упоминать — все они или бандиты, или чиновники, а чаще всего и те, и другие сразу.

А ещё исчезла мама, с которой я раньше за всю жизнь ни разу не расставалась. Нет, конечно, совсем не так исчезла, как Светлана. После моей свадьбы она поехала в Сочи, отдохнуть пару недель. С тех пор прошло уже полгода, а она всё отдыхает. Раз в несколько дней мне звонит, спрашивает, как дела, рассказывает о себе, время от времени просит ещё денег, решив продлить отпуск ещё на пару-тройку недель. На работе ей безропотно продлевают отпуск, с такой роднёй всегда пойдут навстречу. А мужа это полностью устраивает, он очень рад, что тёща где-то далеко.

Я решительно тряхнула головой, выбрасывая из неё отвлекающие мысли. Увязнув так глубоко в этом деле, сейчас я не могла остановиться, а значит, придётся звонить. Я набрала номер Марио, в глубине души надеясь, что он вне зоны доступа, например, на очередной стрелке с кавказцами. Но нет, он мгновенно ответил.

— Здравствуйте, Марио! Бывший садик — пустой номер. Там женщину держать не могли, — сообщила я.

— Верю вашему ясновидению, но всё же дайте какое-нибудь логическое обоснование, — попросил он.

— Легко. Дам даже два. Здание охраняется собаками. Оттуда не сбежать. А второе — там и близко нет никаких скатертей, и даже столов, где они могли бы лежать.

— Скатерть, скатерть… при чём тут она? — задумался Марио. — Та хрень, в которую была завёрнута бабёнка — скатерть?

— Да.

— Вот как! А менты её обнюхали? У них же эксперты всякие могут определить, откуда её взяли. Что об этом говорил Нежный?

— Не говорил ничего. Но в деле написано, что скатерть искали, но не нашли. Пропала.

— Жаль. Тогда придётся обойтись своей экспертизой. Значит, что у нас получается? Три места, где могли держать бабёнку. Школа отпадает?

— Уверена в этом.

— Садик, значит, тоже. Выходит, остаётся только моя гостиница?

— Выходит.

— Ясно. Будем разбираться. Хотите поприсутствовать?

— Если разборки намечаются без стрельбы, хочу.

— Стрельбы не будет, гарантирую. Но я знаю, что женщинам на такое смотреть неприятно. Хотя, наследственность у вас вполне подходящая, может, для вас оно и нормально. А вот мальца, который за вами всюду таскается, с собой не берите. Ему там быть уж точно незачем. Пусть в машине посидит.

Когда Мешок подъехал к бывшему борделю, а ныне респектабельной гостинице, Марио с двумя телохранителями, теми же, что были вчера в ресторане, уже ждал у входа. Юра, невзирая ни на что, рвался пойти со мной, но Бубновый предложил дать ему по сопатке, и обиженный паренёк, нахохлившись, остался с Мешком караулить ‘БМВ’.

Как и говорил Нежный, за стойкой регистрации сидела благообразная старушка, при виде Марио расплывшаяся в улыбке. Она что-то хотела ему сказать, но он не был расположен слушать. Спросил только ‘Илона у себя?’ и, дождавшись подтверждения, повёл нас куда-то вглубь здания. В углу фойе я успела увидеть средних размеров стол, накрытый белой скатертью. Впрочем, это ещё ничего не доказывало. Мало ли где есть скатерти…

В коридоре нас встретил седой мужчина лет под шестьдесят, очень крепкого сложения для своего возраста, видимо, местный вышибала. Марио прошипел ему ‘Исчезни!’, и тот послушно исчез. Мы подошли к дверям без таблички и даже номера, Марио постучал и, не дожидаясь разрешения, вошёл. Нам ничего не оставалось, как последовать за ним.

— Марк Леонидович! — обрадовалась женщина, при нашем появлении вскочившая из-за стола.

Красотой она ничуть не уступала своей ровеснице Анжеле, только, в отличие от неё, ещё и не брезговала косметикой, которой очень умело пользовалась.

— Илона, есть к тебе одно дело, — сообщил Марио.

— Так здесь же теперь обычная гостиница, кроме себя, мне и предложить некого, — улыбнулась Илона.

— Для начала ответь мне на один простой вопрос. Этак с месяц назад у тебя тут пропала скатерть. Почему ты мне ни о чём не доложила?

— Так ведь скатерть — это же сущая мелочь, Марк Леонидович, — женщина продолжала улыбаться, но теперь в её глазах плескался страх.

Не требовалось ясновидения, чтобы понять — она уже догадалась, о чём идёт речь, чувствует себя виноватой и ужасно боится неизбежного наказания. Марио тоже всё прекрасно прочитал по её лицу.

— Илона, лучше колись сразу, — попросил он. — Расскажи всё, что знаешь о бабе, которую здесь держали, и никто не пострадает.

— Я не понимаю, о чём вы говорите!

Всё она отлично понимала. Умение скрывать мысли явно не относилось к её сильным сторонам. Я не сомневалась, что ещё пара-тройка вопросов, и она выложит всё, что знает. Но Марио решил пойти другим путём. Почти не замахиваясь, он ударил женщину по лицу, и она упала, обливаясь кровью.

— Заорёшь — убью, — прошипел он.

Илона поверила, кричать не стала, только тихонько плакала, размазывая по лицу кровь и слёзы.

— За что? — произнесла она, всхлипывая.

Я видела, что сейчас он будет бить её ногами. Меня замутило, я готова была бросить всё это дело, лишь бы прекратить ту мерзость, что происходила у меня перед глазами. Шагнув к Марио, я хотела его остановить, но Бубновый одной рукой меня обхватил, а второй зажал рот.

— Не вмешивайтесь, — Елена Михайловна, — прошептал он мне в ухо. — Здесь он хозяин и в полной силе, полезем — только себе навредим.

У меня всё плыло перед глазами, доводы рассудка больше не имели силы. Я укусила его за ладонь, но он не освободил мне рот. Вместо этого он вынес меня в коридор и потащил к выходу. Только в фойе он убрал руку с моего лица, тут уже кричать смысла не имело. На улице ко мне подбежал Мешок, и вдвоём они без труда забросили меня в машину. Бубновый сел рядом, на заднем сиденье.

Уже через полминуты мы были в двух кварталах от этой мерзкой гостиницы. Мешок остановился, Бубновый выволок меня наружу. Я глубоко вдохнула свежий воздух, и вдруг почувствовала у себя на языке вкус крови. Дальше сдерживаться было выше моих сил. Меня стошнило, желудок исторг весь завтрак и огромное количество жёлчи. Когда я, наконец, остановилась, Мешок протянул мне пластиковую бутылку холодной минералки, уж не знаю, когда он успел её раздобыть.

— Что, малец, и ты хотел посмотреть на то, что видела она? — мрачно поинтересовался Бубновый.

Юра испуганно замотал головой. Мешок протянул Бубновому аптечку.

— У тебя рука в крови, — сообщил он. — Что там? Похоже на укус.

— Так и есть. Я к ней со всей душой, а она со мной — вот так, — Бубновый умело бинтовал ладонь.

— Теперь тебе прививки надо будет делать, — попытался пошутить Мешок, но никто даже не улыбнулся. — Да что с вами? Ну, глянули, как Марио допрашивает свою шалаву. Не пойму, что вы ожидали увидеть? Ладно она, но ты, Бубновый? Ты же и сам мастер поработать паяльником!

Меня опять замутило, но на этот раз я подавила позыв к рвоте.

— При мне больше о пытках ни слова! — приказала я. — Может, по-другому и нельзя, но я не хочу этого ни видеть, не слышать! Ясно?

— Куда уж яснее, — ухмыльнулся Мешок. — Не тянем мы на благородных рыцарей в сверкающих доспехах. Куда нам до Стёпки!

— Это уж точно, — равнодушно согласилась я. — Отстань.

— Никогда не видели, что вытворяют эти благородные рыцари в День десантника?

— Это совсем другое! Озорство, может, и глупое, но женщин они не избивают!

— Уверены, Елена Михайловна? Я слыхал другое.

— Хватит! Замолчи!

Он замолчал. Но было уже поздно. Я снова вспомнила несчастную Илону. В глазах потемнело, и я бы рухнула на асфальт, если бы кто-то из моих чудесных телохранителей меня не подхватил. Юра выскочил из машины и суетился вокруг меня, пытаясь привести в чувство.

— Угомонись, малец, — попросил его Бубновый. — Ничего, через время оклемается. Она думала, в сказку попала. Может, и так, да только сказка оказалась страшненькая. В ней иногда бьют баб, а бывает, что и паяльники кое-куда засовывают.

После этого я окончательно утратила всякий интерес к происходящему и погрузилась в забытьё.

В сознание меня привели быстро. Бубновый похвастался, что умеет это делать получше иного реаниматора, уж больно часто приходилось этим заниматься. Мешок пояснил, что когда фраер при виде паяльника падает в обморок, нужно обязательно его оживить, на время, пока не скажет всё, что от него хотят услышать. После этого пусть делает, что хочет. Мне показалось, что они специально завели такой разговор, и я решила не обращать внимания. Но не тут-то было, мои бравые телохранители стали охотно развивать эту тему.

— Я думаю, зря Марио так, — заявил Бубновый. — Мог бы сам разобраться со своей шалавой, а не при Елене Михайловне.

— А что он такого сделал? Морду шалаве набил? — уточнил Мешок.

— В общем, да, только очень уж грубо.

— Он, конечно, на вид нежный и утончённый, да в разборке поопаснее двоих торпед будет. Кстати, о Нежном. Юр Николаич тоже большой спец допрашивать с кулаками.

— Врёшь! — не выдержала я. — О нём все говорят только хорошее!

— Вот и не все, — возразил Бубновый. — Татьяна Викторовна, мачеха ваша, его люто ненавидит. И есть за что. У неё братец какие-то шахеры-махеры проворачивал, да попался Юр Николаичу. А тот всё знает, но доказать не может. Признание ему нужно, желательно чистосердечное. Да только не получил гражданин майор нужных показаний. Помер подозреваемый прямо на допросе. Теперь она всё пытается уломать шефа, чтоб тот Нежного замочил, а шеф — ни в какую. Оно ему надо? Да и не любил он особо шурина, если честно.

— Хватит уже о пытках!

— Елена Михайловна дело говорит, — неожиданно поддержал меня Мешок. — Ох, доиграешься, стошнит её прямо в машине, и оно нам надо? Ты лучше вот что мне скажи, раз там был и всё своими глазами видел. Это не липа?

— Не понял.

— Марио в натуре шалаву отметелил? Или как?

— Вроде всё по чесноку. А с чего ты взял, что липа?

— Да что-то слишком много Марио. Почти весь город держит шеф, а эта бабёнка, Светлана, постоянно на людей Марио натыкается. Сбегает из его борделя, и тут же попадает в машину его бывшей цыпочки. Как бы не вышло, что это всё его работа.

— Елена Михайловна сознание теряла, не забыл? Похоже, что она видела липу, Мешок?

— Вам с ней показали спектакль. Ты же знаешь, как такие вещи умеет делать Берендей.

— Нет, меня не проведёшь. Даже с Берендеем. Всё было по чесноку.

— Как же ты упрям, Бубновый! Думаешь, Марио хочет, чтобы мы нашли Светлану? Да плевать ему и на неё, и на нас! Ему нужно, чтобы от него отцепились, вот и всё. Если я прав, он сейчас позвонит Елене Михайловне, и сообщит массу подробностей, но все они окажутся бесполезными.

— Ты тоже ясновидец?

— Наверно. Это как зараза. Я теперь, может, ведьмаком стал.

Мне очень хотелось, чтобы избиение Илоны оказалось инсценировкой, но я ни капли не сомневалась, что избили её по-настоящему. Если её ужас был актёрской игрой, она бы без конкуренции взяла Оскар. Тут выяснилось, что Юра тоже согласен со мной и Бубновым, о чём не преминул немедленно сообщить.

— Глупости говорите, дядя Мешок! Ой, я хотел сказать, ошибаетесь!

— Малец, со мной можешь базар не фильтровать, — разрешил наш водитель. — Я на малолеток не обижаюсь, а главное — я тебя должен охранять, а не что-то другое. Ну, продолжай. В чём я не прав?

— Вот смотрите. Мы уверены, что Светлану Георгиевну держали в этой гостинице, когда она ещё была домом терпимости.

— И что?

— После Марио избитую тётку будет допрашивать Юрий Николаевич. Если на самом деле никто её не избивал, неужели он не заметит? А когда заметит, решит, что ему морочат голову. Английские полицейские этого не любят. Думаю, наши — тоже.

— Менты не любят, это да. А ты уверен, что Нежный полезет кого-то допрашивать? Он сейчас, я так понимаю, сильно занят подготовкой к тому дурацкому съезду.

— Я не уверен. А Марио может быть уверен, что майор не полезет? Особенно если на него тётя Лена немного нажмёт? Или сама, или через моего папу. Зачем Марио такой риск?

— Может, малец, ты и прав, рисковать он очень не любит, — признал Мешок. — А может, и не прав. Послушаем, что этот сутенёр скажет Елене Михайловне, и сразу всё поймём. Или почти всё. Думаю, нарисуется он скоро, чего ему тянуть?

Марио позвонил ещё минут через двадцать. Разговаривать с ним было противно, но куда деваться? Впрочем, раньше, до свадьбы, мне приходилось иметь дело с неприятными людьми гораздо чаще, просто отвыкла за эти полгода.

— Илонка во всём призналась, — доложил он. — Было их трое, двое мужчин и бабёнка. Те, что номер снимали. Вроде всё честь по чести, за номер платили исправно, дамочка даже паспорт показала. Понимаете, два месяца назад, когда они заселялись, паспорта у неё с собой не было, а потом вдруг появился. Новикова Светлана Георгиевна, вам это имя о чём-то говорит?

— Да, это она. А что мужчины?

— Они документов так и не показали. Зато есть… Впрочем, это не телефонный разговор.

Видеть Марио мне хотелось ещё меньше, чем говорить с ним. Но пришлось возвращаться в проклятую гостиницу. В этот раз никаких страстей вроде не намечалось, и Юра потребовал, чтобы я взяла его с собой. Спорить не было сил, и я не стала возражать.

Первым делом мы заглянули в номер, где держали Светлану. Номер как номер, ничего особенного. Две комнаты, в каждой по две кровати. Сейчас его занимали четверо небритых мужиков, уже слегка поддатых, несмотря на довольно ранний час. Выяснилось, что они — бригада наладчиков, прибыли на крановый завод в командировку. Сама не могу понять, зачем я у них что-то спрашивала. По словам Марио, в этом номере за месяц успели побывать семнадцать постояльцев, не считая Светланы и её пленителей.

Из номера мы, по моей просьбе, вернулись в фойе, там я внимательно рассмотрела столик с белой скатертью. Обнаружила то, что и ожидала, а именно — ничего. Может, профессиональный сыщик что-то и заметил бы, но его тут не оказалось. На всякий случай я обратилась к Высшим Силам, но никакого знака от них не получила, даже не знаю, услышали они меня или нет. Марио при этом нагло ухмылялся, паршивец Юра — тоже.

А затем Марио с торжествующим видом повёл меня в чей-то кабинет, но не директорский, и на стоящем там компьютере кое-что показал. На экране я увидела номер, в котором мы только что были, а может, другой такой же. По нему молча расхаживали три человека, Светлана или её двойник, и два жгучих брюнета в одинаковых светлых костюмах без галстуков, оба настолько длинноволосые и бородатые, что видны только глаза. Впрочем, глаз тоже толком рассмотреть не удалось из-за очков с дымчатыми стёклами. Они довольно долго без видимой цели бродили по номеру, а потом один из мужчин вдруг заполнил собой весь экран, и на этом ролик кончился.

— Было по три камеры в каждой из комнат, — пояснил Марио. — Эти ребята всё отключили. Подключать камеры заново никто не стал, да и, наверно, это ничего бы не дало. Мы же не шпионы, так что техника у нас самая примитивная. А у них явно был какой-то детектор, засекающий видео.

Нетрудно догадаться, что именно могли снимать видеокамеры в борделе. А ведь именно здесь клиентов угощали несовершеннолетними девушками. Такие записи прекрасно подходили для шантажа, хотя я в шантаже совсем не разбираюсь. К тому же постояльцы скрытые камеры отключили, так что и говорить не о чем.

Я прокрутила этот ролик ещё раз, а потом и остальные пять, с других камер. Пыталась понять, кто в этой троице главный, но мне не удалось. Никто не командовал, все сосредоточенно работали, пока не отключили видео. Затем я как следует рассмотрела женщину. Довольно симпатичная, умело накрашенная, одетая в лёгкое белое платье и в цвет ему босоножки на каблуке. Ходит не просто уверенно, а царственно. Светлана или двойник? По логике, должен быть двойник, но уж очень похожа на Карину. Неужели настоящая Светлана?

Так и не определившись с женщиной, стала рассматривать мужчин. Один высокий и стройный, второй пониже и с небольшим брюшком. У высокого ухоженные руки с длинными пальцами, у пузатого — ладони широкие, а пальцы короткие, толстые и мозолистые. Натруженные руки рабочего человека. Занимательно, но что это даёт?

— Они в париках, — уверенно заявил Марио. — Смотрите, Елена Михайловна, волосы у них абсолютно одинаковой длины. Так не бывает. Бороды, скорее всего, тоже фальшивые. Какой-то детский сад, ясельная группа. Клееные бороды давно не в моде, не тот век на дворе! Морды свои они, конечно, спрятали, но взгляните вот на это!

Он, торжествуя, запустил ещё один ролик, и на экране возникла автостоянка гостиницы. Туда как раз заезжал белый фургон. Как сказал Юра, марка автомобиля называлась ‘Мерседес-Вито’. Из него вышел уже знакомый нам толстяк и, включив сигнализацию, быстро покинул экран. Марио увеличил изображение фургона.

— Ну, разве я не молодец? — похвастался он. — Номер отлично виден. Списывайте его, передавайте майору Нежному, и толстячок с приклеенной бородкой у него в руках. А выбить из задержанного всё остальное — вопрос пары часов. Юрий Николаевич это прекрасно умеет. Всё, Елена Михайловна, считайте, ваше дело раскрыто! Вы — тоже молодец!

Нежный оптимизма Марио совсем не разделял. Мне показалось, что он хочет как можно быстрее закончить разговор и напрочь выбросить моё дело из головы.

— Юрий Николаевич, удалось узнать, где держали Светлану, — сообщила я.

— В борделе с малолетками?

— Да.

— Ну, я это с самого начала знал, как только Анжела раскололась. Паспорт там засветился, надо полагать, только гражданки Новиковой?

— Да.

— А с ней было ещё двое или трое мужиков.

— Откуда вы всё это знаете?

— Опыт. Преступники редко балуют нас чем-то оригинальным. Что было, то и будет, и что творилось, то и будет твориться, и ничего нет нового под солнцем. Бывает, скажут о чем-то: «Гляди, это новое!» — а уже было оно в веках, что прошли до нас. Кто это сказал, Елена Михайловна?

— Вы. А перед вами — Экклезиаст.

— Приятно иметь дело с эрудированным человеком. Но продолжим. У Марио наверняка есть камеры в номерах, он же, подлец, ещё и шантажом промышляет. Вы мужичков рассмотрели?

— Да. Их было двое.

— Уверен, что оба, невзирая на возраст, длинноволосые, бородатые, и в тёмных очках. Опознать по этим кадрам никого не удастся, разве что Светлану. Думаю, там та бабёнка, с которой я имел дело в Анапе. И ещё, мне кажется, что скрытые камеры очень быстро отключились, так или иначе.

— Вы прямо ясновидец.

— Они не идиоты, а раздобыть детектор несложно и не очень дорого. Машина у них была?

— Да. ‘Мерседес-Вито’. Её тоже засняли, — я продиктовала номер.

- ‘Мерседес’, говорите? — уточнил Нежный после пары минут молчания.

— Да. ‘Вито’.

— Да хоть ‘Пето’ или ‘Васо’. Под этим регистрационным номером у нас в базе числится красная ‘Жигули-трёшка’, возрастом намного старше вас. Владелец — дедок без малого восьмидесяти лет. Запишите его адрес, только поаккуратнее с ним, без паяльника, ладно?

— А вы не станете искать?

— При чём тут я? На тех роликах, что вы посмотрели, мужики как-то обижают Светлану?

— Нет, но это и не Светлана!

— Вы видите в их действиях состав преступления?

— Но мы же знаем…

— Ну, вот и знайте себе дальше. А у меня полно работы.

Он отключился, а я длинно выругалась. Бубновый восхищённо прицокнул языком, Мешок хмыкнул, и даже Юра ни словом, ни взглядом меня не упрекнул.

— Что, не хочет гражданин майор свою заднюю часть от стула оторвать и делом заняться? — предположил Бубновый, и подождал, пока я кивнула. — Так всё понятно! Он хочет, чтобы эти, которых мы ищем, кого-нибудь замочили. Выгодно ему. Раскроет громкое дело, глядишь, подполковником станет. И бабок чуток побольше, и престижу. А если никого не убьют, то как?

Обсуждать мотивы Нежного не было настроения. Я злилась, причём не только на него, но и на себя. Преступники подделали автомобильные номера, но сам автомобиль они же подделать не могли! Вряд ли в городе много таких фургонов. Майор легко бы узнал, сколько их и кому они принадлежат, но звонить ему ещё раз и приставать с просьбами не позволяла гордость.

Пришлось побеспокоить Мелентия. Адвокат тоже норовил прервать разговор, просил позвонить попозже, отговариваясь тем, что у него клиент. Но мне сейчас не было никакого дела до его клиентов. Я заявила, что или он через пять минут выкладывает мне владельцев всех городских ‘Мерседесов-Вито’, или я через те же пять минут сворачиваю расследование.

— Оно мне всё уже осточертело! — честно сообщила ему я, и Мелентий поверил.

Через четыре с половиной минуты он уже диктовал мне фамилии, адреса и названия фирм. Попутно выяснилось, что ‘Мерседес-Вито’ — это не фургон, а микроавтобус на девять пассажиров. Хотя может быть и фургоном. Разбираться с этим парадоксом я не стала. Один из ‘Мерседесов’ принадлежал гаражу мэрии, другой был оформлен на Шепелявого Шашку…

— Юра, давай выйдем на свежий воздух, — предложила я таким тоном, что он не рискнул отказаться.

Мы отошли от машины метров на пять и повернулись к ней спиной. Мало ли, вдруг один из наших телохранителей умеет читать по губам? Юра понимал, что я хочу поговорить с ним без лишних ушей, и терпеливо ждал. А я всё не решалась начать.

— Миссис Холмс, ваш ассистент доктор Ватсон с нетерпением ждёт пояснений великой сыщицы, — поторопил он. — Что случилось, тётя Лена?

— Мне кажется, я знаю, кто стоит за этой бандой, — вздохнула я.

— Твой отец? И ты поэтому боишься говорить при его людях?

— Нет, не он. Интриги — это не его. Хотя его тоже могли втянуть, так уже недавно было. Он очень жаден, хитрый манипулятор легко на этом сыграет. Но я говорю не об исполнителях, а о том, кто руководит.

— Ну, и кто? Говоришь, так говори.

Юра заметно разволновался, похоже, понял, о ком именно пойдёт речь.

— Ты же понимаешь, когда произойдёт убийство? — мрачно поинтересовалась я.

— Ватсон, конечно, должен быть немного туповат, но тут и ежу понятно, что убийцы ждут того самого съезда депутатов, о котором нам все уши прожужжали. Я угадал?

— У меня тоже так получается. А теперь скажи мне, откуда мог взяться двойник Светланы? Такого сходства просто не бывает!

— Но ведь есть же, — резонно возразил Юра.

— Сходство наверняка искусственное. Это работа выдающегося гримёра?

— Говорили, что дядя Берендей ещё и гримёр отличный.

— Но грим — это что-то разовое. Его постоянно нужно обновлять. А фальшивая Светлана ездила на курорт. Думаешь, возила гримёра с собой?

— Не тяни, тётя Лена. Кто атаман этой шайки?

— Погоди. Если не грим, значит, пластическая операция. Согласен?

— Не знаю. Наверно, раз ты так говоришь.

— А когда её сделали? Два месяца назад фальшивая Светлана уже поселилась в ту бордельную гостиницу. А ведь ещё нужно время на то, чтобы зажили рубцы и всё такое. Добавь ещё минимум месяц. А когда объявили о съезде?

— Не знаю. Я же тогда был в Англии.

— Да, забыла. Мне уже кажется, что ты тут был всегда. Так вот, я впервые услышала в начале апреля. Как раз три месяца назад, даже меньше. А преступники уже знали. Откуда?

— К чему ты ведёшь, тётя Лена?

— В банду входит человек, который знал об этом съезде сразу, как только было принято решение его проводить. Ещё один, а может, тот же самый, знал о борделе с малолетками. Ты же не думаешь, что они сунулись наугад в первую попавшуюся гостиницу, а попали туда? И опять же, кто-то из них знал, что Светлана одинока, и если подменить её двойником, никто не заметит. Кто, по-твоему, эти люди? Или, может, всё-таки один человек?

— Ты думаешь, это папа? — сдавленным голосом спросил Юра. — Только потому, что один из ‘Мерседесов’ принадлежит мэрии, и папа мог его взять? Его мог взять кто угодно! И откуда папе знать тот бордель? Или ты думаешь, что он интересуется малолетками?

— Неважно, интересуется или нет. Нежный знал. Другие полицейские, наверно, тоже. Разве губернатор не может выспросить у полицейских всё, что ему нужно? А заодно поручить им столько лишней работы, чтобы они ни в коем случае не искали пропавшую Светлану.

— Но у папы нет мотива! Какое ему дело до тех, кто приедет на съезд? Зачем ему кого-то из них убивать?

— Мотив у него есть, Юрочка. Он очень любил твою маму.

— Я знаю. И что с того?

— Она умерла от рака.

— Знаю и это.

— Один человек обворовал больницу, где лечат рак. Из-за этого умерли люди, которых можно было спасти. И он остался безнаказанным. Уверена, что именно этот мерзавец, приехав из Москвы, будет убит на съезде. Я считаю, что это справедливо. А теперь вопрос к тебе. Что нам делать дальше?

Бурча под нос ругательства, Мешок нас вёз к старому деду, владельцу красной ‘Жигули-трёшки’. Жил он на окраине, которую, похоже, строили ещё при царе и тогда же последний раз ремонтировали дорогу. Я даже не знала, что в нашем городе сохранились такие трущобы.

— При Союзе это всё собирались снести, — пояснил мне Бубновый. — Но не успели. А сейчас всем плевать. Правда, шеф грозился разобраться с такими посёлками, когда станет мэром. Но так все говорят. Мэрский тоже поначалу хотел, да так и не выкроил времени.

— Рот закрой и за дорогой следи, — посоветовал ему Мешок.

— Зачем мне следить, если за нами следят? Та самая машина ментовской наружки, что возле дома Елены Михайловны стояла. Неужели кто-то думал, что они будут до вечера её розовую машинку ждать, а потом спать пойдут?

— Но как же они нас нашли? — удивилась я.

— Да запросто! Вы звонили Марио, вот и засекли нас по звонку с вашей трубки. Я, вообще-то, слыхал, что даже если ты никому не звонишь, и тебе никто, всё равно можно засечь, где телефон, если он включенный. Но точно не знаю, врать не буду.

С Юрой мы немножко поругались, и он молча сидел надутый. Прийти к общему мнению нам так и не удалось. Он категорически не верил, что его отец способен даже помыслить об убийстве. Я же такую возможность вполне допускала, но мужа за это осуждать не собиралась.

— Вы, Елена Михайловна, если что непонятно, не стесняйтесь, спрашивайте нас с Мешком, — продолжал Бубновый. — Мы в расследованиях толк знаем, хоть и немного с другой стороны, чем менты. Ну, да разница невелика. Хотя я так думаю, вы уже знаете, кто эту бодягу с двумя одинаковыми бабёнками развёл. Если мне и Мешку всё понятно, так крутая ведьма тем более давно всё выяснила.

— Может, тебе и понятно, а мне — ни хрена, — отказался Мешок.

— Ты же сам говорил!

— Я говорил, что так выходит, потому что больше некому. Но я всё равно не верю, что такой человек на такое гнилое дело пойдёт. Где-то мы с Бубновым облажались, когда всю эту туфту перетирали.

— Так скажите мне! — потребовала я. — Кто?

— А вы взаправду не знаете?

— Знает она, — буркнул Юра. — Или думает, что знает. Потому что я тоже считаю, что за такое гнилое дело он не возьмётся.

— Устами младенца глаголет истина! — торжественно напомнил Мешок. — Бубновый, расскажи Елене Михайловне, что мы с тобой определили, а она пусть с этим поколдует. Я бы сам, но тут такая дорога, что лучше не отвлекаться. Менты, небось, думают, что мы их сюда притащили из вредности.

— И расскажу! Юр Николаич это.

— Он-то здесь при чём? — удивлённо воскликнула я.

— А! Значит, вы не знали! На другого думали! Тогда слушайте, почему он, и никто другой. Юр Николаич — очень крутой мент. Круче только яйца.

— Какие яйца? — не понял Юра.

— Крутые яйца. Сваренные вкрутую. Просёк фишку?

— Просёк. Продолжайте, дядя Бубновый.

— Так вот, крутой, но очень нежный мент допрашивает липовую бабёнку, но не врубается, что она липовая. Казалось бы, ничего особенного. Впарили ему фуфло, да и все дела. С чего бы ему что-то подозревать, если даже Карина Георгиевна её опознала, как сестру? Но зачем-то затевает дурацкую проверку, она это или не она. И определяет, что она, хотя на самом деле это не она.

— Бубновый, ты так базаришь, что даже я тебя с трудом понимаю, — хмыкнул Мешок.

— Да говорю же, Нежный затеял свою липовую проверку, чтобы доказать — со Светланой всё в порядке, беспокоиться не о чем. Когда он так лажал? Все говорят, что его на допросе не обмануть, а тут — как сопляка провели! Что за туфта?

— Ну, ошибся. Это всё? — уточнила я.

— Если бы! Ошибиться любой может. Но вот Анжелу он не нашёл. А вы нашли за пару дней. Это вы такая крутая ведьма, или Юр Николаич дурака валял? Сыщик, блин!

— Анжелу искал не он. В смысле, не лично он.

— Ладно, вы её нашли. А он допросил. На этот раз уже лично. И что узнал? Ничего! Она ему не сказала, где подобрала пассажирку. А вы связались с Марио, и он вам всё сказал. А что Нежному мешало через Марио действовать? Аж ничего! Захотел бы, и прижал этого сутенёра. Он умеет. И запел бы ему Марио, как канарейка. Вот мы с Мешком его и заподозрили. А когда поразмыслили, и другие доказательства нашли.

— Какие там доказательства, — фыркнул Мешок. — Болтовня одна.

— Нет, не болтовня! Много народу знало про этот бордель с малолетками? Только клиенты, люди Марио да менты — всё! Клиенты не станут его использовать как темницу…

— Почему? — поинтересовалась я.

Да, меня это очень интересовало. Я всё ещё считала, что за всем этим делом стоит мой муж. По крайней мере, может стоять. И мне не хотелось, чтобы он был клиентом этого борделя. Очень не хотелось! Я была готова простить ему похищение и даже убийство, но страсть к малолеткам — совсем другое дело!

— Да всё просто, как самовар, — разглагольствовал Бубновый. — Когда кого-то очень крутого убьют, будет серьёзное расследование, и могут выйти на бордель. А когда их прижмут за участие в похищении, они сдадут все списки клиентов, а может, и видеозаписи. Да мы и так на заведение Илоны вышли, хотя убийства ещё не было. Ну, и кто станет рисковать такими делами? Тут на зону загреметь — нечего делать, а вы знаете, что на зоне ждёт любителя малолеток? Нет, клиенты в натуре отпадают.

— Это всё?

— Куда там! Как они Светлану нашли на квартире у её сестрицы? Знали, что она там прячется, а откуда?

— И откуда же? — Бубновый делал паузы, так что мне приходилось заполнять их очевидными репликами.

— А у ментов есть база данных, по которой можно просечь, кто кому сестра. Но это не главное. Главное — знаете, что?

— Что?

— Главное — почему Светлана открыла им дверь.

— И почему?

— Потому что на пороге мент стоял.

— А откуда вы знаете, что они её в квартире поймали? — уточнил Юра, которому эта версия нравилась гораздо больше моей.

— Это элементарно, Ватсон! — не удержалась я.

— Для меня — сложно! Я не понимаю. Объясни, пожалуйста.

— Скатерть, Юрочка. Если бы Светлана куда-то пошла, она бы оставила злополучную скатерть в квартире сестры. Но скатерти там не было. Значит, её забрали вместе со Светланой. Бубновый, это всё, что есть против Нежного?

— Нет, Елена Михайловна. Той бабе, которая двойник, делали пластику, верно?

— И что?

— Значит, задумано это всё давно, примерно с полгода назад. А тогда никто ещё даже не слыхал об этом дурацком съезде. Никто из простых людей. А вот Нежный — знал!

— Откуда?

— А без ведома ментов такие вещи не решаются! И даже если именно ему не сказали. Ментам поручили почистить город от бакланов. Неужто Юр Николаич не стал бы выяснять, зачем? Вот и узнал.

— Бубновый, я сейчас тебя послушал, и вот что скажу, — напомнил о себе Мешок. — Нежный тут в натуре не при делах. Не он это, а Мэрский. Откуда Юр Николаич мог знать, что Светлана — в квартире сестры? А Мэрский — мог! От той же Карины услыхал. Она, конечно, бабёнка не болтливая, но от шефа у неё секретов быть не должно. И зачем из квартиры скатерть спёрли, теперь понятно. Ведь неоткуда им было знать, что скатерть — из борделя, её надо унести. А узнали от Карины через Мэрского.

— Дядя Мешок, вы бы лучше за дорогой следили, — посоветовал нашему шофёру Юра.

— За какой дорогой? Мы уже приехали. Вот этот дом. Удачи вам с дедушкой. Я с вами не пойду, здесь машину можно оставлять без присмотра, только если она лишняя.

Дом, где проживал владелец старенького автомобиля, имел три этажа и выглядел так, будто был готов развалиться от лёгкого дуновения ветерка, а может, и от громкого звука. Не знаю, когда его строили, но сейчас он явно просился если не на снос, то на капремонт уж точно.

— Эта конура не рухнет, когда мы войдём? — боязливо поинтересовался Бубновый, которого явно беспокоили те же мысли.

— Высшие Силы пообещали, что нет, — соврала я. — Пошли.

И мы пошли. Дедок жил на втором этаже, подниматься было невысоко, но в подъезде царили сумрак и удушающая вонь. Лампочки отсутствовали напрочь, а стёкла, которые последний раз мыли, наверно, ещё в СССР, солнечного света почти не пропускали. Чем тут пахло, я даже боялась предполагать.

— Как в фильме ужасов, — прошептал Юра, и я мысленно с ним согласилась.

Звонок, как назло, не работал, а на мой стук никто не отозвался. Но в квартире кто-то был и даже разговаривал. За дело взялся Бубновый, он забарабанил в дверь так, что дом затрясся и приготовился рухнуть, невзирая на выдуманное мной обещание Высших Сил.

— Может, дед коньки отбросил? — оптимистично предположил Бубновый, остановившись. — А если ещё и помогли ему? Что делать будем?

— А ты не можешь открыть дверь отмычками?

— Отмычками, Елена Михайловна, отпирают замки, а дверь открывают фомкой. У меня нет ни того, ни другого. А если б и были, всё едино не смог бы. Я — торпеда, а не домушник или медвежатник, тут совсем другие навыки нужны. Но если надо, я дверку высажу.

— Не надо, — отказалась я. — Давай попробуем другой путь.

— Высшие Силы попросите?

— Да, в лице Мешка.

Мешок мгновенно понял, чего я от него хочу, и уже через десять минут к нам подошёл местный слесарь. Всё это время мы провели у заветной двери, дыша зловонием подъезда. Бубновый раза три предлагал выйти на свежий воздух, но я настояла на том, что ждать нужно здесь, а то дедок сбежит из квартиры к кому-то из соседей, и как его потом искать?

Слесарь ходил покачиваясь, говорил невнятно, а запах самогона из его рта перебивал даже ароматы лестницы. Но дело своё он знал. Потыкался в кнопку звонка, постучал, выждал минуту, а затем достал инструменты, и дверь мгновенно распахнулась.

— Кто, блин, будет платить, сука? — поинтересовался доблестный труженик коммунального хозяйства.

— Ты, главное, никуда не уходи, — попросил его Бубновый. — Сейчас дедка замочим, а потом займёмся свидетелями.

— А за что его?

— Наследство, — туманно пояснила я.

— А я и не свидетель вовсе! — внезапно сообразил слесарь. — Я ничего не видел и ничего не знаю!

Всё же я дала ему денег, хоть Бубновый и осуждающе покачивал головой. Ведь человек сделал работу, и сделал хорошо. Довольный жизнью труженик убежал, а мы вошли в квартиру. Окажись хозяин мёртвым, нам бы действительно не помешал бы свидетель, но дедок был жив, он увлечённо смотрел какой-то сериал и ни на что больше не обращал внимания. Именно в этом сериале и велись разговоры, которые я услышала из-за двери и приняла за настоящие.

— Здравствуйте! — начала я долгую, заранее продуманную речь. — Вы — владелец автомобиля с номером?…

— Ась? — откликнулся дедок, приложив ладонь к уху, отчего стал немного похож на мартышку.

— Здравствуйте! — громко повторила я.

— И вам не хворать! — дедок убрал руку и вновь уткнулся в экран.

— Бубновый, у тебя паяльник с собой? — тихо поинтересовалась я.

— Нет, в машине оставил. А зачем?

— Вставишь ему сам знаешь куда. И геморрой старику вылечишь, и слух подправишь.

— Не надо паяльника! — всполошился дедок. — Что вы за звери такие?

— Так, слух восстановился, — отметила я. — Продолжим лечебные процедуры. Паяльник заодно ещё и память улучшит.

— Да спросите по-человечески, что вам от меня надо. Что вы всё ‘паяльник’ да ‘паяльник’? Уже напугали старика дальше некуда, хватит! А как вы поняли, что я не глухой?

— Это элементарно, Ватсон! — ухмыляясь, заявил Юра.

— Я — не Ватсон, — возразил дедок. — Вы меня с кем-то путаете.

— Телевизор у вас, уважаемый не Ватсон, тихо работал, — пояснила я. — Глухой или совсем звук отключит, или сумасшедшую громкость выставит.

— Понял. В другой раз буду аккуратнее. А то ходят тут всякие, всем что-то надо, а с глухого какой спрос?

— Хитрый ты, дедуля, — оценил Бубновый.

— А простачку у нас и не выжить. Надо иметь или мышцы, как у тебя, сынок, или голову на плечах, а иначе — каюк. Тут такие соседи у меня, что…

— Мы видели лестницу, — прервала его я. — Так что о местных обитателях представление получили. Но нас интересуют не они, а ваша машина.

— Хотите купить? Сколько предлагаете? Только я честный человек, и сразу скажу: ‘Жулька’ моя не на ходу. Год уже скоро будет, как поломалась, а у меня нет денег, чтобы починить. Я же без машины и выйти-то никуда не могу дальше двора, хорошо хоть, магазин рядом. И то с трудом, суставы болят, мне, чай, уже не двадцать, а через полтора годика, если Бог даст, восемьдесят стукнет! Я тогда ходил, просил, чтобы мне ‘Жульку’ отремонтировали. До самого верха дошёл! Я ведь не босяк какой-нибудь, всю жизнь на заводе проработал, до семидесяти лет почти. Ушёл только когда артрит совсем замучил. И что же вы думаете? Всем плевать на старика! Может, на заводе мне бы и помогли, так нету больше того завода. Там теперь какой-то новый русский живёт, и охрана страшная, не подступишься. Представляете, был завод, а теперь — чья-то дача?

Говорил он, конечно же, о Каретникове. Правда, я заметила явную нестыковку. Если ему сейчас семьдесят восемь, а с завода он ушёл почти в семьдесят, с тех пор прошло чуть больше восьми лет. Но отец ‘перепрофилировал’ завод под дворец гораздо раньше, ещё в девяностые. Впрочем, меня больше заинтересовала другая деталь его рассказа.

— Говорите, до самого верха? И у Мэрского были?

— Был, конечно. Только и он мне отказал. Мол, пенсия у тебя большая, да и взрослый сын есть, вполне обеспеченный, так что не положено. Сволочь! Небось, денежки сам прикарманил, он же недавно женился на какой-то шалаве, слышали? Она, небось, из него тянет бабки со страшной силой, вот у него на честных людей и не остаётся.

— Когда это было? Вы говорили, год назад?

— Нет, год назад ‘Жулька’ моя сломалась. А у Мэрского я был, кажется, в первых числах апреля. Но не первого, это точно.

Что ж, этого я и боялась. Муж знал о том, что есть такой дедок, у которого машина не на ходу, и при надобности с неё можно спокойно позаимствовать номера. И время, когда ему об этом стало известно — самое подходящее.

— Где стоит ваша машина? — я резко сменила тему.

— Известно где — в гараже. Где же ей ещё стоять?

— Гараж ваш?

— Да.

— А кто туда ещё может войти?

— Никто. Ключи только у меня.

Глазки дедка забегали, и это заметила не только я, но и Бубновый.

— Дед, кончай тянуть кота за яйца, — лениво попросил он. — Всё равно рано или поздно скажешь. А мне неохота бегать за паяльником, память тебе просветлить.

— Ладно, скажу. Обещал не говорить, но на паяльник я не подписывался! Пришли ко мне как-то двое, мужик и баба. Попросили разрешения, чтобы в моём гараже кое-что немножко полежало.

— Когда это было? — попыталась уточнить я.

— Не помню. Честно, не помню! Не надо паяльника!

— Ну, примерно хотя бы. На прошлой неделе?

— Нет, раньше. Весной ещё.

— До того или после, как вы к Мэрскому ходили?

— Наверно, после. Ну, не помню же!

— Ладно, верю. Что именно должно было полежать в гараже?

— Откуда мне знать? Я спросил, так они не ответили.

— Сами-то что думаете?

— Что-то незаконное, ежу понятно. А так, меньше знаешь — крепче спишь. Да и живёшь дольше. Я ещё хочу восьмидесятилетний юбилей справить, чего мне на рожон лезть?

— Ясно. Эти двое представились?

— Да. Бабу звали Светлана Григорьевна, фамилию запамятовал…

— Может, Георгиевна?

— Да, точно! Георгиевна, так и было. А мужик — Владимир Семёнович Высоцкий. Этого запомнил.

— Так он же умер, — удивился Бубновый.

— Да? Очень жаль, — расстроился дедок. — Земля ему пухом. Хороший был человек. Надо же, совсем не старый, да только он помер, а я живой.

— Дед, ты не понял. Высоцкий помер в восьмидесятом.

— Дурак ты, Бубновый! Это не тот Высоцкий! Тот был гитарист, а этот — врач. Раз такое дело, значит, этот Владимир Семёнович — живой?

— Наверно, да, — снова повела разговор я. — А с чего вы взяли, что он врач?

— Так он мне операцию сделал! Вот, смотрите! — дедок вскочил и помчался куда-то на кухню, и сразу вернулся с раскрытым паспортом, демонстрируя нам собственное фото. — Вот! Это я с бородавкой на щеке, — бородавка на фото была огромной и довольно уродливой. — А теперь где она? — он тыкнул пальцем в щеку, и я, приглядевшись, рассмотрела почти незаметный шрам. — Нету её больше! А всё Владимир Семёнович! И ни копейки с меня не взял. Говорю же, хороший человек!

— А описать его можете?

— Могу. Высокий, длинноволосый, бородатый, лет сорока, наверно. Волосы чёрные, седины нет совсем. Носит очки-хамелеоны, это такие, которые…

— Я знаю, что это за очки. Взгляните на фото, нет ли тут его?

На фото из борделя дедок уверенно опознал Владимира Семёновича в том из мужчин, который повыше.

— Что-нибудь ещё можете о них сказать? Например, кто из них главнее?

— Мужик, конечно. Командовать всегда мужик должен, потому что все бабы — дуры!

— А как они друг к другу обращались? По именам?

— Не помню. Кажется, вообще никак не обращались. Да и говорили они со мной, а не между собой.

— Не верю, что вы совсем ничего не заметили? Вы же такой наблюдательный, — польстила я дедку, и он расплылся в довольной улыбке.

— Ну, кое-что приметил. Понимаете, они не женаты. В смысле, не расписаны.

— Как вы догадались?

— Так у них не было обручальных колец. А главное, фамилии разные.

— Вы же не запомнили фамилию женщины.

— Были бы они одинаковые — её бы и запоминать не понадобилось. И так понятно, что если он — Высоцкий, то она — Высоцкая.

Дедок показал из окна свой гараж и дал ключи от него, так что мы направились туда. Юра бурчал, недовольный тем, что нам не предложили присесть, и мы говорили с дедком стоя, а может, и ещё чем-нибудь. Бубнового это бурчание злило, и он явно собирался наорать на мальчишку.

— Ватсон, что скажете о показаниях этого свидетеля, который очень не хотел, чтобы его паяли? — поинтересовалась я, желая разрядить обстановку.

— Этого врача, я думаю, в самом деле зовут Владимир, — мгновенно переключился Юра. — А вот отчество и фамилию он выдумал.

— А я думаю, что теперь можно не сомневаться: в банду входит пластический хирург. Именно входит в банду, а не просто задействован.

Гараж-ракушка стоял метрах в двухстах от подъезда, но Мешок очень настаивал, и мы эту дистанцию преодолели на автомобиле. Пока Бубновый, жутко ругаясь, возился с тремя замками, я вкратце пересказала Мешку всё, что узнала от дедка. Мне показалось, что он спросил только из вежливости, а на самом деле его это вовсе не интересует. Особенно после того, как он, выслушав меня, заговорил совсем о другом.

— Елена Михайловна, пока вы там деда паяли, ко мне тут приставали менты, — сообщил он. — Те, что следили за нами. Они на вас очень злые, вы их идиотами выставили. Только вас-то они не тронут, ручонки коротковаты, а вот нам с Бубновым теперь придётся ходить, оглядываясь. И то не факт, что поможет. Против лома нет приёма.

— А где они сейчас?

— Уехали. Сказали, смена кончилась. Это у нас ненормированный рабочий день, а менты стараются не перерабатывать, если в деле нет их личного интереса.

— Тётя Лена, а я вот чего ещё не понял, — напомнил о себе Юра. — Зачем этот Высоцкий срезал старику бородавку?

Вопрос хороший, но ответ на него я не знала.

— Наверно, нравится ему это дело, — предположил Мешок. — Вон, если Бубновый долго ни с кем не дрался, у него аж кулаки чешутся. Даже мне иногда страшно.

Бубновый попросил напарника заткнуться, добавив пару неприличных слов. Он как раз справился с последним замком, и распахнул дверь гаража. Только сейчас я заметила, что он орудовал в медицинских перчатках. Молодец, ведь я об отпечатках пальцев даже не подумала.

Мы вошли внутрь, только Мешок, как обычно, остался возле своей ‘БМВ’. Гараж был довольно большим, но изрядно забитым каким-то старым хламом. Видно, дедок стаскивал сюда всё ненужное, кроме того, что совсем уж не жалко выбросить. Сломанная швабра, велосипед без переднего колеса, мангал без единого шампура, которым явно не пользовались несколько лет, три очень потёртых чемодана, чем-то набитых под завязку, аккордеон без нескольких клавиш и многое другое в том же духе. Все эти вещи покрывал толстый слой пыли, можно было не сомневаться, что к ним очень давно никто не прикасался.

Пыль лежала и на машине, причём не только сверху, но и налипла по бокам. Я знала, что машина должна быть красной, но видела серую. Не верилось, что автомобиль не на ходу всего год, я готова была поспорить, что намного дольше. Впрочем, это не имело особого значения.

А вот номера, и передний, и задний, блистали чистотой, причём в пыли возле них остались следы чьих-то рук. Прямых доказательств, что их снимали, я не видела, но было очень на то похоже. Я позвонила Нежному и попросила, чтобы он прислал эксперта.

— Елена Михайловна, вы же не думаете, что наши эксперты балду пинают в ожидании, когда же они вам понадобятся? Если так думаете, то ошибаетесь. То, что этот ваш гараж не имеет никакого отношения к делу, всё только усложняет.

— Как это не имеет? — возмутилась я. — Тут стоит машина с теми номерами, что были на ‘Мерседесе-Вито’, причём видно, что номера снимали!

— Перестановка номеров с машины на машину — епархия ГИБДД, а не уголовного розыска. Если же попытаться присобачить это к делу пропавшей без вести женщины, придётся провести чёртову уйму процессуальных действий, а это затянется минимум на пару дней.

— Почему вдруг так долго?

— По материалам дела у меня нет ни малейших оснований производить обыск в гараже одного пожилого гражданина. Чтобы они появились, я сперва должен провести изъятие видео с камер наблюдения гостиницы, которая бывший бордель. Вот и считайте. Вызываю на допрос директрису, она же бывшая бордель-маман. Илона у неё псевдоним, кажется. Затем с протоколом её допроса иду в суд, получаю судебное постановление на обыск. То, что в народе зовётся ордером. В гостинице я внезапно нахожу нужную видеозапись, на которой запечатлена разыскиваемая женщина, или очень на неё похожая. При этом она в компании двух мужчин. Затем я нахожу запись, где из автомобиля с чужими номерными знаками выходит один из этих них. Всё это оформляется протоколом, с которым я опять должен идти к судье. И вот только тогда я отправлюсь получать постановление, которое позволит мне осмотреть гараж. Причём я должен заранее указать, что я ожидаю там найти. Не подскажете, что?

— Следы преступников!

— Какие именно?

— Например, отпечатки пальцев.

— Их там наверняка нет. Сейчас даже дети знают, что преступления нужно совершать в перчатках, а то придёт злой дядя мент, сделает дактилоскопическую экспертизу, и посадит невинного мальчика в тюрьму для малолетних подонков. Нет, ‘пальчики’ искать бесполезно.

— А какие-нибудь другие следы?

— Какие, Елена Михайловна? Разве что кто-то из них потерял там паспорт.

— Кто хочет что-то сделать — делает, кто не хочет — ищет отговорки.

Нежный, наверно, обиделся, потому что сразу же прервал связь.

— Говорю же, шеф в этой банде — сам Юр Николаич, — заявил Бубновый. — Что он, дурак искать против себя улики?

Не получив помощи от Нежного, я вновь обратилась к Мелентию. Тот, выслушав, заявил мне, что уже сам не рад моему участию в расследовании. Он, дескать, работает на Карину бесплатно, но кто компенсирует его расходы? Ведь я от него фактически требую найма частного детектива, а эти люди за три копейки ничего делать не станут. Я помолчала, и он через несколько секунд сообщил, что ‘ладно, попробует что-нибудь придумать’. Не прошло и пяти минут, как он перезвонил и сказал, что скоро к нам подъедет частный детектив, спец по обыскам и поиску следов.

Пока мы ждали мастера частного сыска, Бубновый сбегал в ближайший магазин и купил водку, после чего подсел к собравшимся во дворе пенсионерам. Я видела, что ему пришлось посетить магазин ещё раз, после чего разговор за доминошным столом продолжился. Говорил в основном Бубновый, при этом много жестикулировал и указывал на гараж. Его собеседники послушно поворачивали головы в нужную сторону, кивали, а в основном пили водку. Наш дедок, углядев из окна застолье, не замедлил к нему присоединиться.

Прибывший частный детектив, типичный отставной даже не полицейский, а милиционер, засыпав всё, что можно, специальным порошком, тщательно обследовал гараж и машину, и нашёл там именно то, что и предполагал Нежный, а именно — ничего. Он смог отыскать во множестве отпечатки пальцев всего одного человека, как выяснилось через пару минут, того самого дедка, владельца гаража и автомобиля.

На всякий случай я спросила, кто же его нанял. Не верила, что Мелентий раскошелится, и оказалась права. Никто сыщика не нанимал. Детективное агентство, где работал отставник, крышевал Марио, он же и попросил о мелкой услуге, в которой ему, конечно же, не смогли отказать. Я три года проработала в частной фирме, и отлично понимала, что задания, не сулящие прибыли, всегда поручают самым бесполезным работникам. Что ж, и на том спасибо.

Сыщик, наверно, почувствовал моё отношение, и немедленно решил доказать свою компетентность. Расспросил меня, что же мы конкретно ищем, и высказал предположение, что отпечатки пластического хирурга могли остаться и в квартире, а не только в гараже. Дедок, к тому времени уже изрядно захмелевший, не имел ничего против поисков в его квартире, при условии, что мы там всё за собой уберём.

Наш выдающийся эксперт засыпал всё тем же порошком и квартиру, нашёл огромное количество отпечатков дедка и несколько моих, Юры и Бубнового. Больше ничего, даже на ноже, которым срезали бородавку, хотя дедок божился, что с тех пор к ножу не прикасался. Доложив о своих выдающихся успехах, великий детектив откланялся и отбыл, сочтя свою миссию выполненной, а репутацию — восстановленной.

Мне же досталась самая неприятная часть работы — уборка квартиры, где великий детектив порезвился, ни в чём себя не сдерживая. Уже через пять минут этот порошок набился мне в нос и в уши, а когда я начала ругаться, полез и в рот. Юра вызвался помочь, но толку от него не было, только мешал, и я его отстранила, сказав пару слов о системе подготовки к жизни английских джентльменов, не умеющих убирать ни за собой, ни за великими детективами.

Бубновый стоял в сторонке и нагло ржал, время от времени предлагая засунуть дедку куда-нибудь паяльник, чтобы он забыл о договорённости и убрал своё жилище сам. Потом бравый телохранитель надо мной всё же сжалился, ушёл и вскоре вернулся с какой-то старушкой, видимо, соседкой. Та, недовольно ворча, навела полный порядок минут за десять, причём квартира хоть и не стала стерильной, но уж точно выглядела чище, чем когда мы сюда впервые пришли.

Я достала кошелёк, а Бубновый снова предложил расплатиться паяльником, уверяя, что старухе это понравится. Ему это казалось смешным, а меня от шуток про паяльник уже тошнило. Бабка хотела улизнуть, но он заявил, что прежде чем покинуть территорию зоны, положено пройти шмон. Она вяло возражала, но сил сопротивляться у неё не было, Бубновый бесцеремонно её обыскал и нашёл три чайных ложечки. Я даже не заметила, когда она успела их приватизировать.

Старуха ушла, проклиная Бубнового, его предков до седьмого колена и почему-то меня. Юра остался неохваченным добрыми пожеланиями. Зато он сказал пару слов о системе подготовки российских домохозяек, не способных научиться самостоятельной уборке жилых помещений. Я предпочла не услышать его реплику, и пошла в ванную счищать и смывать с себя противный порошок, липнущий куда попало, и на кожу, и на материю.

В машине я чихнула, и неведомо откуда взявшаяся новая порция порошка разлетелась по салону. Мешок сперва открыл рот, но увидел в зеркальце выражение моего лица и предпочёл промолчать. Зато заговорил Бубновый.

— Елена Михайловна, не обращайте внимания на эту гадость, — посоветовал он. — Лучше послушайте, что мне удалось узнать у доминошников. Они все подтвердили, что видели возле этого гаража ‘Мерседес-Вито’, и двое даже опознали номер.

— Они хоть знают, что такое ‘Мерседес-Вито’? — поинтересовалась я.

— Зачем бы они подтверждали, если не знают эту модель?

— За две бутылки водки они тебе подтвердят, что видели розового слона, играющего возле гаража на рояле, — авторитетно заявил Мешок, решивший, что молчал уже достаточно. — И даже мелодию опознают. ‘Муси-пуси’.

— Что такое ‘Муси-пуси’? — не понял Юра.

— Так называют песни слонов под рояль возле гаражей, — охотно объяснил ему Бубновый. — Точнее, слоних. Но поют они, только если нанюхаются какого-то порошка. Какого именно, я не помню. Ты, малец, у Елены Михайловны спроси. Она теперь спец по любым порошкам.

— А ещё бывает порошковая металлургия, — зачем-то сообщил Мешок. — Правда, я не знаю, что это такое.

— Ни слова больше о порошках! — рявкнула я, они меня по-настоящему достали.

— Да, — поддержал меня Юра. — А то она вас обоих в порошок сотрёт.

Мне казалось, что будет полезно поговорить с Берендеем. Он наверняка разбирался в париках и фальшивых бородах на порядок лучше любого человека в нашем городе, включая гримёршу и реквизитора из театра. Я попросила Бубнового ему позвонить, Берендей ответил, но на этом наши успехи и закончились. Бубновый протянул телефон мне, сказав, что Берендей не в настроении, и помочь может только магия. Но магия не помогла.

— Елена Михайловна, я так понимаю, вы хотите спросить моё мнение о двух длинноволосых бородачах, снятых камерами наблюдения. Я не ошибся?

Мне показалось, что Берендей напуган, хотя не смогла бы объяснить, почему я так решила.

— Вы не ошиблись, — подтвердила я. — Как вам удалось угадать?

— Ко мне сегодня с этим вопросом обращались несколько людей. Один из них — Юрий Николаевич Нежный, остальных, уж простите называть не стану. Всем им я сказал одно и то же. Если хотите, могу повторить и для вас.

— Хочу.

— Без сомнения, оба в париках, и бороды у обоих фальшивые. У высокого фальшивые усы, у низкого — гарантировать не могу. Не исключено, что настоящие. Парики и бороды стандартные, никто их под клиента не подгонял. И гримировал их любитель. Профи даже с этим материалом сделал бы намного лучше. Думаю, они сами себя гримировали. Ещё вопросы есть?

— Да. Очки.

— Стёкла простые, не линзы. У высокого оправа великолепно подогнана под его лицо. Или специально изготовлена, или удачно подошла. У второго дужки не полностью достают до ушей. Значит, очки покупные. По одежде ничего сказать не могу, самая обычная. На этом предлагаю закончить допрос.

— Спасибо, что помогли, Берендей.

— Хотелось бы, чтобы мне эта помощь не аукнулась могилой, — буркнул он и прервал связь.

— Он от страха наложил в штаны, или мне показалось? — поинтересовался Бубновый.

— Конечно, показалось. Да вот только мне то же самое показалось. Он говорил, что к нему несколько человек с этим вопросом сегодня обращались.

— Юр Николаич, Марио и кто-то из наших, — уверенно перечислил Бубновый. — Ну, и ещё один тип.

— Какой ещё тип?

— Не знаю, Елена Михайловна. Да только Карете до Берендея и дела нет, а Марио и Нежный просто пытаются понять, кто эти люди. Чего бояться-то? Нет, есть кто-то ещё, замешанный в это дело, и его мы пока не знаем. Вот кто старика здорово напугал.

Я тоже испугалась. Насколько я понимала, Берендей под крышей и Марио, и моего отца. Ни один городской бандит не рискнёт пойти против них. Тех, кто пробовал, уже давно похоронили, если осталось, что хоронить. Кто же тогда?

— Бубновый, а ты на кого думаешь? — поинтересовалась я.

— Понятия не имею. И если честно, не хочу иметь. Берендей — киношник, они там все артисты. Мог и сыграть испуг, чтоб от него отстали.

Похоже было, что и Бубновый немного боится. Паника — штука заразная. Парализованный ужасом телохранитель мне совсем был не нужен, так что я постаралась взять себя в руки, напустила на себя видимость спокойствия и прекратила разговор на опасную тему. Вместо этого я попросила Мешка отвезти нас с Юрой домой, а сама позвонила мужу и потребовала, чтобы он немедленно шёл домой, возражения не принимаются. Наверно, во время разговора самообладание мне изменило, потому что когда я прервала связь, Бубновый просто трясся от страха.

— Мешок, за нами хвост, — стуча зубами, сообщил он.

— Менты, — равнодушно предположил наш водитель. — Новая смена. А ты ждал, что нас оставят без надзора?

— А если это не менты? Берендей ментов не боится.

— Зато ты боишься.

— Я — не ментов!

— А кого?

— Федералов. Думаю, у нас на хвосте — они.

— Федералы — это кто? Бывшая госбезопасность? — уточнил Юра.

— Госбезопасность бывшей не бывает, — назидательно заявил Мешок.

— Вот именно, — кивнул Бубновый. — Их и боится Берендей. Больше некого.

— Слушай, даже если федералы пуганули Берендея, это не значит, что они у нас на хвосте.

— Значит! — Бубновый заупрямился.

— Тогда готовься к бою. Мы дорого продадим свои жизни.

— Я не хочу продавать свою жизнь!

За этой дурацкой перепалкой мы незаметно подъехали к нашему дому. Мешок уже начал тормозить, и вдруг резко прибавил скорость, и мы промчались мимо.

— Хватит сопли развешивать! — прикрикнул он на напарника. — Видел?

— Ты дурак. Это был Колян.

— Коляна и я засёк. А ещё там какой-то хмырь затихарился, кажется, кавказец.

— Не было там больше никого, — неуверенно возразил Бубновый.

Мешок резко развернул машину, и мы поехали обратно. Теперь и я увидела Коляна, он равнодушно смотрел, как метрах в десяти от него полицейский в форме застёгивал наручники на молодом кавказце, лежащем лицом вниз на асфальте. Рядом с этими двумя стоял автомобиль, совсем недавно висевший у нас на хвосте, с другим полицейским за рулём.

Я вышла из машины и направилась к ним. Бубновый шёл слева от меня на шаг позади. Сотрясавшая его дрожь бесследно пропала. Не знаю, боялся ли он ещё или нет, но сейчас выглядел несокрушимой скалой.

— Не знаете, кто такой? — поинтересовался у нас полицейский, поднявшись на ноги и перевернув пинком задержанного на спину. — Прятался тут, а когда я документы спросил, кинулся бежать. Но от меня не убежишь!

— Отдай его нам, гражданин начальник, — попросил Бубновый. — Побазарим, и вернём при полном параде.

— Нельзя. Свидетелей много.

— Так это все свои.

— Чего меня схватили? — заорал кавказец с диким акцентом. — Просто гулял! Ничего не нарушал! Вижу, этот стоит, бандит настоящий, я испугался, да и спрятался, ждал, пока он уйдёт. За что наручники?

Полицейский нагнулся и обыскал лежащего. Выпрямился он с документами в руках.

— Студент, значит? — уточнил он. — И регистрация в порядке? Так чего бежал?

— Страшно стало!

— Елена Михайловна, Юра, идёмте домой, — предложил Колян. — Шеф попросил вас встретить здесь.

Он обменялся тяжёлыми взглядами с Бубновым, и повернулся к нему спиной. Бубновый презрительно сплюнул на асфальт, но ничего не сказал. Я посмотрела, как кавказца сажают в полицейскую машину. Мешок тем временем звонил кому-то по телефону. Я шагнула к ‘БМВ’, чтобы послушать, он и не собирался ничего от меня скрывать.

— Алло, шеф, тут вот какое дело. Елену Михайловну возле дома ждал какой-то кавказец, вроде, без оружия. А может, не ждал, а просто тут ошивался. Я его засёк, но менты до него раньше нас добрались и упаковали. Я не хотел рисковать Еленой Михайловной, потому и опередили. А ещё Берендей кого-то боится. Бубновый думает, что федералов, и боится их за компанию. Нет, шеф, сами ему это скажите, если я, он меня убьёт. Привет вам от шефа, — сообщил он мне, пряча телефон.

Чёрная ‘БМВ’ умчалась, унося прочь моих бравых телохранителей, но Коляну я доверяла значительно больше, чем им, так что не волновалась.

— Дядя Колян, а где этот тип прятался? — поинтересовался Юра.

— Вон там, за кустами, — показал Колян. — А зачем тебе знать?

— Он же был без оружия. Это элементарно, Ватсон!

Юра с энтузиазмом принялся за поиски, кусты трещали так, что из дома выскочил охранник, чтобы выяснить, что за стадо носорогов там резвится, но увидел меня с Коляном и успокоился. Не прошло и пары минут, как окрестности огласил торжествующий вопль. Из кустов появился перепачканный донельзя Юра, держа за ствол небольшой пистолет. Колян мгновенно отобрал у него оружие и спрятал.

— Вот так! Я тоже немного владею методом дедукции, — хвастливо заявил Юра. — Ежу понятно, что это никакой не случайный безоружный прохожий. Это киллер!

Мне только и оставалось радоваться, что за мной охотятся не федералы.

Дома меня ждал обеспокоенный муж. Как я поняла, полицейские, которые за нами ездили, докладывали лично ему, так что он уже знал о схваченном ими кавказце. Колян прямо с порога рассказал о том, как Юра нашёл брошенный киллером пистолет, и супруг разволновался ещё сильнее.

— Ты хотела срочно меня видеть из-за этого кавказца? — предположил он.

— Нет. Тут вот какое дело…

— Тётя Лена, давайте лучше я скажу, — перебил меня Юра. — Папа, мы очень много узнали по этому делу, и выходит так, что во главе банды, которая похитила Светлану, стоишь ты. Только я в это не верю!

— А ты веришь? — муж обратился ко мне.

— Теперь — нет.

— А раньше?

— Раньше допускала такую возможность. Но даже если так, я на твоей стороне.

— Надо же, — муж достал из бара бутылку коньяка, налил полную рюмку и выпил залпом. — Значит, любимая жена считает, что я — атаман шайки убийц?

— Считала, — поправила я.

— Ладно. А какие у вас доказательства?

Юра пересказал отцу мои рассуждения, причём очень убедительно. Его обвинительной речи, внятной, логичной и беспощадной, позавидовал бы сам Мелентий, не говоря уже о каком-нибудь прокуроре. Любой судья принял бы эти аргументы как бесспорные. Муж слушал и сокрушённо покачивал головой.

— Юрочка, после твоего выступления я чуть сам не поверил в свой злой умысел, — признался он. — Кстати, вы упустили ещё кое-что, говорящее против меня. Ведь я знал, что Карина и Светлана редко видятся и терпеть друг друга не могут. Кроме них и меня, не думаю, чтобы ещё кто-нибудь был в курсе их отношений. И когда Светлана сбежала, я точно знал, к кому она может обратиться за помощью и, стало быть, где её искать. Но ведь это ещё не значит, что я преступник, верно? Лена, ты пару раз подчеркнула, что теперь не видишь меня в роли главаря банды. Почему? Что изменилось?

— Появился киллер-кавказец. Его наверняка послал не ты.

— Да? Если ты считаешь, что я способен на убийство, что мне помешает отправить на тот свет жену, которая хоть и любимая, но уже напала на след и вот-вот меня разоблачит, как убийцу? — он улыбался, но глаза оставались серьёзными.

— Убивать меня незачем. Говорю же, я на твоей стороне.

— А вдруг я этого не знаю?

— Знаешь. Ты отлично разбираешься в людях и предсказываешь их поведение. Сам говорил, что политику и чиновнику твоего ранга без этого нельзя. Но главное другое. Даже если бы ты всё-таки решил натравить на меня киллера, то ни при каких обстоятельствах не допустил бы, чтоб в момент покушения рядом со мной был Юра.

Он был готов сразу мне ответить, но тут появилась Арина Родионовна и сообщила, что стол накрыт. Наверно, нам с Юрой не помешало бы переодеться и принять душ, но мне не хотелось прерывать этот разговор, и Юра, уже сделав шаг в сторону своей спальни, увидел, что я пошла в столовую и последовал за мной. Колян тоже к нам присоединился. Я бы предпочла обойтись без него, но муж безоговорочно доверял своему шофёру и не возражал, чтобы тот дослушал всё до конца.