Мозаика мертвого короля

Глава четвертая

Моряк солидного полуторагодовалого возраста сидел на краю узкого металлического трапа, одной рукой ухватившись за поручень, другой водил над водой, временами растопыривая пухлые пальцы и бормоча что-то весьма похожее на заклинания. Солёная волна обдала босые ноги, но малыш на очередную шалость моря внимания не обратил. Страховала малолетнего морского волка нейлоновая стропа, пристёгнутая к широкому поясу, обхватывающему пузико ребёнка. От солнца мальчика прикрывал маленький тент. Кроме страховочного пояса, на младенце красовались великолепные шорты из тонкой парусины, — широченные и снабженные вместительными карманами. На запястье побрякивал браслет-оберег из тщательно подобранных красных и фиолетовых аметистов.

Из глубины воды на поверхность моря поднялось несколько пузырей.

— Буль! — не замедлил известить наблюдатель.

— Сейчас всплывут, — согласилась стоящая на краю кокпита мама, — молодая гибкая женщина чуть выше среднего роста, по имени Лот-Та. Коротко стриженные белокурые волосы, покрытые яркой голубой косынкой, открытый полукомбинезон, ремень, увешенный инструментами. В меру загорелая кожа, симпатичное лицо, голубые глаза. Руки в рабочих рукавицах.

Семнадцатиметровый катамаран покачивался на якоре вблизи крошечного острова. Сияло солнце, приглушенно урчали волны, разбиваясь о гранитные глыбы. Над островком парили чайки, уже привыкшие к соседству странного корабля. На металлической мачте катамарана восседал крупный баклан по имени Витамин и пристально следил за происходящим на корме. Собственно, сейчас вся команда судёнышка, именуемого «Квадро», с нетерпением ждала сигнала.

— Ну, что там? — поинтересовался щуплый белобрысый парень, стоящий у лебедки, — корму ему видно не было.

— Замедленность, — отозвалась голубоглазая наблюдательница.

— Ещё минута, и я сам пойду… — сумрачно пригрозил из рубки широкоплечий молодой парень.

Белобрысый с некоторым пренебрежением фыркнул: он по праву считал себя ныряльщиком получше.

В этот момент из-под катамарана мелькнула тень, и без всякого всплеска у кормы возникла голова довольно жутковатого создания, — узкая вытянутая морда, глянцевитая кожа, покрытая слабовыраженными пятнами-разводами, круглые безбровые глаза. Впрочем, сидящее у трапа дитё пугаться и не подумало, наоборот, — приветствовало страшилище радостным взмахом обеих рук.

Селк открыл пасть, усеянную массой острых зубов, залопотал-заговорил. Казалось, человеку понять его трудно, но девушка в комбинезоне булькающую речь старого друга разбирала отлично.

— Включай! — передала она команду на лебёдку.

— А Ратка? — сердито спросил парень из рубки.

— Всплывающая.

Действительно, у кормы появилась вторая голова, — на этот раз вполне человеческая, — хорошенькая, девичья.

Зажужжал электродвигатель лебёдки.

— Опять завозилась, — упрекнул парень из рубки.

— Ячейки цепляются, — оправдалась девушка, перевела дух и ухватилась за поручни трапа.

Малыш потянулся помочь второй маме, но ныряльщица была вполне способна управиться без посторонней помощи. Легко очутилась на кормовой площадке, ласково брызнула на мальчугана. Тот хихикнул, продемонстрировав все пять своих роскошных зубов.

Напряжённо жужжала лебёдка, поднимая груз, — обе девушки поспешили к борту.

— Поосторожнее, — предупредил парень из рубки, — он работал за штурвалом, удерживая судно против волны.

Над водой появилась сетка, набитая уловом: метровые куски профилей лёгкого сплава, квадраты толстого оргстекла, тёмный матовый пластик. Поверх сетки был пристегнут мешочек собранного крепежа. За сетку трала цеплялся скелет, — желтоватый, хрупкий на вид, с не раз чиненым черепом и многократно заменёнными костяшками стоп и кистей. Обут он был в кажущиеся огромными, крепко подвязанные к ногам башмаки, на шее скелета раскачивалась сумка с инструментами. Звали это костяное создание, являющееся седьмым членом экипажа «Квадро» — Авелем. Был он старинным сородичем Лот-Ты, погибшим лет пятьдесят назад, и примкнувшим к мореплавателям исключительно по собственной инициативе. Авель был существом (Сущностью? Остатком сущности?) привязчивым и нетребовательным. Несмотря на некоторые проблемы в общении и ограниченную годность к военно-морской службе, оказался товарищем весьма полезным, а порой просто незаменимым.

Сейчас костяк-такелажник отпихнулся ногой от леера и принялся заводить груз на место.

Через несколько минут трал лежал на палубе, лебёдку отключили, инструменты были отправлены по своим местам, а Авель — сушиться. Разбирать добычу решили после обеда. Малыш уже восседал за столом и тянулся к миске с огурцами. Действительно, с обедом припозднились. Белокурая Лот-Та несла с камбуза поднос с лепёшками и кастрюлей.

Уха была густа, в меру наперчена, и благоухала роскошно.

— Катрин бы одобрила, — пробормотал тёмноволосый парень, стараясь не обжечься.

Парня звали Жозеф, или просто Жо. Он был одним из двух постоянных шкиперов «Квадро» и состоял с леди-хозяйкой Медвежьей долины в близком, хотя и несколько запутанном родстве.

— Главное — перец, — повторил уже не раз высказанную им мысль белобрысый Ныр. Он был родом из фуа — дарков-ныряльщиков с далеких южных островов, но уже давненько обосновался на севере. От людей Ныра отличало разве что наличие перепонок между пальцами. Впрочем, сии лягушачьи признаки ни в коей мере не мешали достойному дарку орудовать ложкой.

— Вкуснотища, — согласилась младшая ныряльщица. — Но вторую часть корпуса мы, похоже, фиг найдем.

— Рата, не нервируй меня, — перефразировал Жозеф цитату из широко известного в узких кругах художественного произведения. — Трудно работать по правилам? Вынырнула, сказала, нырнула, — какие проблемы?

— Виновата. Больше не буду. Просто времени было жалко и кушать хотелось, — сказала ныряльщица, поправила влажные, зачёсанные назад волосы и улыбнулась.

Улыбка у неё была ослепительная. Миловидное, но, в общем-то, вполне обыкновенное личико преобразилось мгновенно: просто поразительно, что секунду назад можно было не замечать такую красоту.

Рата (если полностью, Рататоск, в своем кругу — Ратка или Белка) вообще была преисполнена талантов. Ныряльщица, скалолазка, незаурядный психолог, замечательная специалистка по выживанию. Весьма основательное для здешних мест коммерческое образование, поэтический дар и увлечение театром уживались с редкой твердостью характера. Ещё Рататоск была очень сильным некромантом. Так уж получилось. Неумышленно. Болезнь такая, наследственная. О своем родовом титуле Рата могла не вспоминать месяцами, но забыть о проклятой способности общаться с мёртвыми не получалось, — покойников вокруг гораздо больше, чем принято считать.

Малыш ёрзал от нетерпения, — уха в его мисочке была не острой, но уж очень горячей. Обе мамы попеременно дули, остужая варево. Белокурая Лот-Та помешивала уху ложечкой.

Так уж вышло, что родился самый юный член команды «Квадро» в семье необычной и совершенно неправильной. Две мамы, две бабушки. Кучка дядек и теток. Один прадедушка и одна прабабушка (те проживали в другом мире). Вот папа, тот был единственный, как и положено в скучных общепринятых семьях.

Кто виноват? Что делать? Кому виниться? Ну, так уж звезды сошлись. И дурная наследственность виновата, и стечение обстоятельств, и даже мерзавец Гитлер, загнавший предков Лот-Ты в этот мир. Бесноватого фюрера никто не оправдывает, но, вообще-то, сложность и аморальность тройственного семейного союза, в отличие от некромантских способностей, несчастьем не считались. Наоборот, и родители, и сам крошечный мореплаватель, в меру своего скромного опыта, считал, что всё сложилось замечательно.

Странное семейство.

Рататоск, тогда ещё особу крайне взбалмошную и вздорную, угораздило втюриться в Жо в столь юном возрасте, что и вспоминать-то неприлично. До этого благородная соплячка-островитянка успела овдоветь, немножко утонуть и познакомиться с чудодейственной силой приказа «упал-отжался». Потом судьба, испытывая, развела смутно осознающих свои чувства молодых людей. Рата успела постичь азы торговой науки, сочинить с десяток баллад и с ужасом осознать, что к ней тянутся мёртвые. Кое-кого сама успела сделать мёртвым. Познакомилась с дикаркой Лот-Той. Вместе девчонки выжили там, где выжить-то нельзя. И когда вернулся черноволосый принц, породнившиеся девушки решили, что такое сокровище делить незачем. Принц крепкий, его и на двоих хватит. Жо был в ужасе, но ему, как истинному джентльмену, пришлось уступить.

Что делать? С судьбой воевать не будешь. Да и зачем, если людям хорошо?

После ухи и компота из сухофруктов (в прошлом году урожай в Медвежьей долине выдался поистине удивительный) стало совсем хорошо.

Ныр, задумчиво глядя на безымянный остров, заметил:

— Пива бы сейчас. Светлого, замкового. Ква обещал с оказией прислать.

— Да мы в Медвежьей раньше окажемся, чем пиво до Глора доберётся, — справедливо заметил Жо.

— Всё равно. Приятно, когда друзья тебе что-то шлют.

Все молча согласились. Будущий юнга сидел на коленях у Раты и увлечённо грыз грушу из компота.

— Мне «Две лапы» сегодня снились, — сказал фуа. — У них там ещё прохладно.

— Что-то определённое? — поинтересовалась Рата.

— Нет. Я же глуховатый ко снам, вы знаете. Ква с Лиской что-то обсуждали. Цуцик на луну смотрел. Прохлада, грибов ещё нет.

Экзотическое занятие по собиранию растущей в лесу вкуснятины не переставало удивлять фуа.

— Ныр, ты где следующую зиму провести думаешь? — поинтересовалась Лот-Та.

Фуа вздохнул. В Медвежьей долине у него оставалась уйма друзей, в Глоре ждала любовь и сын. Сын имелся, но назвать себя женатым Ныр всё не решался: любовь попалась с характером. И то сказать, не каждая девушка решится окончательно связать свою судьбу с перепончатым бродягой-моряком.

Впрочем, все знали, что у ныряльщика всё рано или поздно устроится.

— Ладно, нужно делом заниматься, — с сожалением сказал разленившийся Жо. — Берём компьютер, приходуем улов…

Усилившийся было ветер ночью опять утих. Рата слушала тихий звон снастей, плеск волн. Хорошая ночь. Сиге уплыл куда-то далеко, — перевоплощения даётся селку нелегко, и он предпочитает не тратить силы, лишний раз возвращаясь в двуногое состояние. Близкую разведку ластоногий шкипер провёл, но ничего не обнаружил. Гуляет. Здесь работы ещё дня на два. Запчасти для ремонта уникального «Квадро» попробуй найди, а здесь, на дне, такое богатство обнаружилось. Запас не помешает.

Рате нравилось это место. Тихое. Потому и хорошо ночные вахты стоять. Наслаждаешься тишиной. Своя семья Рате, конечно, не мешала. Но здесь по-настоящему тихо. Самое замечательное, что на той штуке, лежащей на дне, никто не погиб. Наверное, в рубке-кабине остались мёртвые. Здесь только корма, в смысле, хвост. Само-лёт. Удивительно.

Рата много раз видела самолёты на экране ноутбука и трижды, когда лично бывала в Старом мире. И ракеты видела и эти… с вертушками. Летают. Даже с воды могут подняться.

Летучий корабль взбил пену винтом,

Паруса его не стесняют.

Мчится драккарам наперерез,

К бою готов и победе…

Э-э… Опять что-то не то. Ну его, и так четыре саги не дописаны. Пусть летают. Жаль, что бьются. Вот найдётся его нос, и опять шёпот будет лезть в уши, бесплотные пальцы с мольбой касаться плеча. Все, кто тонет, считают, что их смерть несправедлива. Можно согласиться. Рата и сама тонула, помнит свои чувства. С другой стороны, какую смерть можно счесть полностью справе…

На корме кто-то!

Рата одним движением вырвала из креплений, вскинула острогу. Рот распахнулся завизжать тревогу. Фигура на корме вскинула из-под плаща пустые руки:

— Ш-ш-ш. Еле нашла. Вы спите. Без снов.

— Леди Блоод? — Рата со стуком закрыла рот.

— Просто. Блоод.

Рата прошла вдоль борта. Действительно, попробуй не узнать опасный свет этих янтарных глаз. Опустив зазубренный наконечник остроги, Рата решительно обняла гостью, — кратко обожгло вожделение.

Перебороть немедленно.

— Крепко. Спите. Едва нашла. Жо без снов. Утомляете, — улыбнулась ланон-ши.

Смущаться Рата не думала:

— Стараемся. Он у нас любимый. И сильный.

— Несомненно. Счастливец. Придётся будить.

Рата с опозданием встревожилась:

— Случилось что-то?

— Форс-мажор. Буди всех.

Блоод ушла через час. Жалела, что не повидала Сиге. Суккуб и селк дружили, хотя виделись редко. Рата понимала, — Сиге к людским женщинам абсолютно равнодушен. Блоод с ним поболтать — всё равно, что для Раты в диком месте остановиться, где сроду никаких могил не имелось.

Еще через час «Квадро» поднял якорь и взял курс на Глорское побережье. Сиге поймёт, догонит по дороге.

Квазимодо шагал впереди и с многозначительным видом помахивал короткой дубинкой. Несмотря на свой невеликий рост, лорд-шпион умел выглядеть внушительно. Прохожие и уличные торговцы догадливо расступались перед охранником и следующими за ним красивыми дамами. Прошли Отводной канал. Свернули на узкую улочку, — идти было уже недалеко. Высадились гости ранним утром. Проводницей была Блоод, прыжок прошел безупречно, если не считать того, что очутились по другую сторону канала, в тростнике, и испачкали подолы. Катрин разворчалась, что нужно было надевать брюки, но побурчать по пустякам сиятельная леди всегда любила, поэтому всерьёз претензии никто не воспринял. Блоод немедленно отправилась назад, а гостям южной столицы пришлось прогуляться по городу.

— Ничего не изменилось, — заметила Флоранс, поглядывая на облезлые лавочки.

— Кризис, — напомнила Катрин. — Здесь ещё ничего. В Новом Конгере дела ещё хуже.

— Да, наши с тобой здешние инвестиции пока не оправдали себя, — с грустью признала Флоранс.

Когда-то подруги приобрели в Глоре небольшой, но приличный домик, и вложили приличную сумму в несколько бизнес-проектов. Пока неизменную прибыль приносило лишь одно заведение, сугубо, хм, развлекательного профиля. Впрочем, там заправляла одна весьма талантливая компаньонка подруг, умеющая делать деньги.

Квазимодо погрозил дубинкой юному оборванцу, с независимым видом отирающемуся на углу.

Катрин хихикнула:

— Смотрите, вылитый сам Ква в лихом отрочестве. Только у этого два глаза.

Лорд-шпион отозвался, не оглядываясь:

— Если бы у меня было оба глаза, я бы тогда, в Конгере, от вас, леди, непременно удрал. Вот бы клял себя потом.

— Тебе ворованный сыр мешал, а не отсутствие глаза, — напомнила Катрин. — Давай-ка на «ты». Лишних ушей нет.

Вновь прибывшие шли по тенистой улочке. Персики и абрикосы уже отцвели, но сады благоухали, затмевая сомнительные ароматы близкого канала. Вот и знакомые тополя у старинных, с маленькой калиткой, ворот. Ква поднапрягся: в отчем доме он давненько не бывал.

— Нужно спасать девочку, — сказала Флоранс, краем глаза наблюдая, как лорд-шпион выговаривает сестрице. Сестру одноглазого, приятную молодую женщину, звали Син. Когда-то Флоранс с детьми, оказавшись в безвыходном положении, нашла здесь приют. За полгода они, несмотря на разницу в возрасте, крепко сдружились с тогда ещё совсем молоденькой хозяйкой. Твёрдостью характера девчонка не уступала брату, но пошла по другой линии, — теперь Син владела уже весьма внушительным бизнесом. По части торговли светильниками и маслами у неё серьезных конкурентов в Глоре не имелось. Поставки шли даже на север, в Тинтадж, в королевский замок. На первых порах бизнесу помог Ква, содействовал и сейчас, — шпионским делам семейные интересы ни коим образом не противоречили.

Спасать молодую купчиху не пришлось, Ква обнял сестрицу, и они вернулись к столу.

— Оказывается, сестрёнка про короля Эшенбу все знает, — пояснил одноглазый. — Чуть ли не лично наблюдала его погибель.

— Не преувеличивай, пожалуйста, — в некоторой растерянности возразила Син. — Просто я лично знаю человек десять, которые собственными глазами видели последние мгновения короля. Тут врать нечего, событие известное. Я бы раньше вам написала, только… Ну, полагала, что вы-то куда лучше меня знаете. Ведь это Рата с вашими…

— И тут Ратка? — удивилась Катрин. — И что она с нашими?

— Так это она короля… Ну, убила. То есть утопила, — смущённо пробормотала Син.

Когда-то она учила юную Рататоск торговому делу, и до сих пор не могла смириться с мыслью, что подающая надежды ученица приказчика превратилась в какую-то чудовищную некромантку с неясными жизненными перспективами. Конечно, несколько утешало замужество воспитанницы. Жо, несомненно, надежный парень, Лот-Та тоже заслуживает всякого уважения, хотя вообще-то всё вышло как-то ненормально.

Король Эшенба… Тот день помнило всё население Глора. Даже те горожане, что были в отъезде, могли сообщить мельчайшие детали о великой битве пиратов Эшенбы с мертвецами. Собственно, на тот момент формально никаких пиратов не существовало, — воинство Эшенбы захватило и прочно удерживало Цитадель, следовательно, являлось законной властью Глора. Такому повороту дела мало кто из горожан был рад, — за несколько дней Эшенба доказал, что у него тяжёлая рука. Проблема заключалась в том, что официально противостоять захватчику было некому. Лорд Адальберт, еще во времена похода Объединённого Флота временно занявший королевский трон, со своими обязанностями справлялся скверно. Если сказать прямо, — слабоват был на голову лорд Адальберт, только о своей астрологии и думал. Собственно, поэтому его и оставили во главе Глорских земель, вот уже больше ста лет объединяющих королевства Северного берега. На роль узурпатора лорд Адальберт явно не мог претендовать. Но всё пошло наперекосяк. Шли годы, никто из великих королей так и не вернулся. Дромон властителя Глора сгинул в океане во время Змеиной бури. Говаривали, что корабль со всей командой был вознесён к богам, замыслившим свой собственный Великий поход. Другие говорили, что королевский дромон отнесло ко льдам Белого пролива. Как бы там ни было, править Глором король не мог по объективным причинам. Король Бадон погиб в битве у Крабьего мыса. Король Морде ушел в глубь Жёлтого берега, и теперь, по одним слухам, возводил крепость у какого-то Лил-озера, по другим, его уже лет шесть как сожрали орки-людоеды. Глор продолжал пребывать под рукой лорда Адальберта. Жить было можно, вот только рука лорда была чересчур вялой. Расплодились разбойники, гильдия Торговцев несколько лет отчаянно судилась с гильдией Оружейников, в связи с чем обе гильдии отказывались платить налоги.

И тут вернулся король Эшенба. Вот уж кого нельзя было упрекнуть в нерешительности. Король сохранил немногочисленный, но опытный флот, принявшийся без зазрения совести брать на абордаж любые корабли, попадающиеся под руку. Сам Эшенба не замедлил заявить о своих претензиях на глорскую корону. Некоторые основания для подобного требования у пирата имелись, — действительно, он был единственным из королей, вернувшимся из Великого похода. Но кому нужен подобный человек на троне Глора? Эшенба был сумасшедшим ещё до похода Объединённого Флота. В странствиях король окончательно озверел, — так в один голос заверяли немногочисленные счастливцы, коим довелось увидеть вернувшегося Эшенбу и спастись.

Лорд Адальберт проявил неожиданную твёрдость и претензии Эшенбы отмел. Гильдии на время оставили распри и объединились. Юридическим основанием для отказа неожиданному претенденту стало отсутствие неоспоримых доказательств гибели верховного короля. Отговорка смехотворная, но для того, чтобы её оспорить, у Эшенбы было маловато бойцов. На море король мог разбойничать, но высадиться у города едва ли рискнул. К тому же, его воинство изнуряла эпидемия «девичьей лихорадки».

Эшенба рискнул. Его корабли ворвались в порт Нового Конгера. Десант захватил часть города, но увяз в бесконечных стычках с горожанами. В городе два месяца продолжались вялые бои и чуть более оживлённые грабежи. В Глоре уже решили выслать подкрепление и покончить со смутой, зажав корабли Эшенбы в конгерском порту. Но безумец-король неожиданно отступил. В Глоре и Новом Конгере еще пытались осмыслить неожиданную победу, как пятнистый король очутился в Глорской Цитадели. Потом говорили о предательстве, о полном пренебрежении охраной своими обязанностями. Вероятно, было и то, и другое. Утром глорцы принялись потрясённо рассматривать трехглазые флаги на башнях цитадели. Сдаваться было глупо. Король успел предъявить требование о возмещении убытков, с которым ни гильдии, ни простые горожане смириться никак не могли, — усевшись на трон, Эшенба явно не оставил замашек отчаянного грабителя. Город собрал ополчение, чудом успевший удрать из цитадели лорд Адальберт пытался сплотить и вдохновить своих уцелевших воинов. Глорцы готовились штурмовать цитадель. В ответ на это Эшенба взял заложников из горожан.

Что именно произошло дальше, горожане спорили до сих пор. Общепринятой оставалась версия, утверждающая, что проклятый король решил применить магию, но его слуга-колдун обернул силу против своего господина.

Насчет непосредственно этих событий Катрин и Флоранс были осведомлены лучше. Атака горожан на Цитадель была скоординирована. «Квадро» вошёл в порт и отвлёк на себя часть пиратов Эшенбы. Рата впервые в полную силу применила свою магию, подняв сотни мертвецов.

Когда Катрин впервые услышала об этой авантюре, ей нестерпимо захотелось выпороть Жо. Поддался балбес здоровый на уговоры своих девчонок. Чудом всё обошлось.

…Мертвецы шли стеной, — рассказывала Син. — Это было прямо у Коронной пристани. Безногие сидели на безруких, безголовые поднимали над собой свои черепа, чтобы рассмотреть живого врага, карлики ковыляли внизу, тарахтя гребнями своих обглоданных рыбами горбов. Эшенба вышел навстречу этому ужасному воинству. Он громко хохотал, по лицу его тек гной, — язвы от колдовства раскрылись, и «девичья лихорадка» вновь колотила короля. В руках его свистели два огромных меча. Он врубился в стену мертвецов и шёл, как могучий смерч. Лишь у самой пристани ему не посчастливилось, — огромный скелет внезапно возник из воды и схватил короля за ноги. Говорили, это был сам капитан Элки, — тот, кого сто лет назад отравила собственная наложница. Это была его дочь, но он этого не знал и…

— Син, не отвлекайся, — призвал Ква.

— Да, Элки сжал ноги короля. Эшенба успел разрубить череп мертвеца-капитана, но тот, скрежеща зубами, рванул его в воду, — молодая купчиха зажмурилась, представляя ужасную картину. — Бесстрашный король-безумец почти устоял, но за него схватились ещё трое мертвецов и среди них великан-орк, весь в длинной рыжей шерсти, и, словно панцирем, покрытый мидиями. Мертвецы тянули Эшенбу в воду. Видя, что ему не справиться, король вскинул вверх оба меча и рухнул в бурлящую воду гавани. Ещё несколько мгновений были видны сверкающие мечи и слышался глухой смех…

— Не вынырнул? — с ужасом спросила Флоранс.

— Где там, — Син махнула рукой. — Тут же со дна гавани полезла новая волна мертвецов. Там были самые древние…

— Потрясающая картина, — Катрин покачала головой. — Даже хорошо, что ты такого ужаса сама не видела. Ты же не видела?

— Как же я могла? Я же в подвале сидела, в заложниках. Но, лично я, верю. Сейчас посчитаю… четверо моих знакомых точно это видели. Это же не вранье про цены в Краснохолмье или женитьбе лорда Бенкса. Известное событие. Вот приказчик на Втором складе у меня служит. Он видел, у них дом к гавани выходит. Я не пустые враки пересказываю, честное слово, — Син глянула на гостей с некоторой обидой.

— Да, вполне вероятно, всё так и было, — сказала Катрин. — Проблема в том, что сама Ратка об этом ничего не знает. Короля она не видела, да и сидели они к этому времени уже на стене Цитадели. Кроме того, орк-шатен в картину не укладывается. Рата с мертвыми нелюдьми контакта не имеет. Блоод специально уточняла, — насчёт обезьян и всяких прочих разновидностей нечеловечьих мертвецов. Наша Белка утверждает, что это не некромантия, а какая-то иная херня. Пардон, увлеклась, — Катрин виновато глянула на подругу.

— Возможно, присутствовал и иной колдун? — сказала Флоранс. — Специализирующийся по оркам и тем ужасным карликам?

— Что-то чересчур много узких специалистов на отдельно взятую гавань, — заметила Катрин. — Скорее, мёртвые дарки — это элементы фольклора. Людям свойственно видеть чуть больше, чем было на самом деле. Ты, Син, пожалуйста, не обижайся, — они, свидетели, искренне верят, что всё это видели.

— Похоже, слухи имеют под собой реальную основу, — сказал Ква. — Привирают, как без этого. Но что-то есть. Будем уточнять.

— Будем, — согласилась Катрин. — Но остаётся вопрос: имеет ли отношение этот король-маньяк к похищению нашего мальчика?

— Ой, мои леди, ужас какой, — Син горестно покачала головой. — Разве возможно, чтобы в такую даль мальчика унесло? Бедная Аша… А Костяк как переживает. Он такой парень сдержанный…

Аша собирала вещи. Преждевременно, конечно. Корабль в лучшем случае придёт дней через десять. И так южане-торговцы торопятся изо всех сил. Когда на «Боспоре» им сообщили о происшедшем, с «Новой головы» спешно перегрузили большую часть груза на два других драккара, а сами двинулись налегке вперёд. Заберут в «Двух лапах» пассажиров и сразу назад. Остальные корабли должны сдать товар, — настоящего торга в этот раз не будет, — из Тинтаджа уже вышли навстречу купцы, обменяют товары у слияния Тюра и Синелилы. Настоящий расчёт произведут уже осенью, когда придёт следующий караван. Король поручился, что всё будет справедливо. Вот так, сам король земель Ворона счел нужным содействовать поискам Сашика. Не соврала Катерина, все силы приложены. Впрочем, тут было глупо сомневаться. Катерина — тётка жёсткая, но своим никогда не врёт.

Даша складывала детские вещи. Много брать не нужно. Там тепло, а Николка париться не любит. Если Сашика нужно будет одеть, то размер почти тот же.

Не найти. Мир огромный. Почти пустой. Ни милиции, не телевидения. Почему его в Глоре ищут? Вокруг лес, горы, озеро Чёрное, ещё бог знает сколько километров безлюдья. Мало ли… Эшенба какой-то дурацкий. Разве серьёзные доказательства имеются? Мартышки эти скотские, в жопу их…

Даша осознала, что сидит, держа на коленях детские одёжки. Клинит башку. Ох, дура, не уследила, так хоть сейчас-то не тупи.

Даша сунула штанишки в старый походный мешок. Всё собирались какое-то лето выделить, на море отправиться, но не в таком же настроении. Что ещё нужно? Оружие Костя готовит, с провизией чуть позже сообща решили разбираться.

Во дворе вопили дети и лаяли собаки. Погода хорошая, всей детсадовской шайкой прогулялись до хутора, нельзя же ребятню постоянно в замковом дворе томить. Охрана надёжная, пара егерей постоянно рядом, и Лешка с женой. Лешка-земляк хоть и болтун, но службу знает, красноармеец отчаянный.

Даша услышала голос сына. Отошёл немножко. Первые дни смотреть было невозможно. Хлюпает носом и их игрушечный ножик точит. Там и лезвие-то с полмизинца. Зимой, когда Ква опасную игрушку подарил, хотела вообще нож отобрать. Костя объяснил, что порез — не самое страшное. Сошлись на том, что пусть мальчики играют, но затачивать железку преждевременно. Ох, дура-дура. Был бы тогда ножик, может, ткнули в лапу обезьянью. Впрочем, что дохлятине такой укол?

Как близнецы росли мальчишки. Когда Сашика привезли, он помельче был. Ничего, подтянулся, почти догнал брата. Оба худющие, но здоровенькие, и аппетит…

Даша всхлипнула. Держаться нужно. И надеяться. Не всё ещё потеряно. Говорят, близнецы смерть друг друга остро ощущают. Николка уверен, что брат жив, сидит в плену у обезьяньего короля. Они, конечно, не настоящие близнецы, но кто об этом помнит? Должны чуять.

Даша повертела маленькую серебряную ложку. Сашика наследство. Единственное, что от его мамы осталось. Ох, Машка, Машка, ну и отца ты ребёнку подсунула. Всегда ведь такая расчетливая в связях была, Машка-Мариэлла. Судьба. Высоко взлетела, да в лесу лежишь. Ладно, ложку взять нужно. Пусть Николка микстуру пьёт, которую Док приготовил. Противная, сын норовит лекарство на палец подцепить, да по крышке стола снизу размазать. Конспиратор. Это Катеринины отпрыски подсказали, набиты военными хитростями по самые уши. Их только Кэтти тормозит, — подружка чуть постарше, разумненькая девочка. В пути на неё можно надеяться.

Даша покачала головой. Дочь у леди Блоод действительно умница. Только смотришь на неё и думаешь, что за убийственное создание растёт. В смысле красоты. Года через три, а то и раньше…

Ой, шайка уже на амбар полезла! Куда мужики смотрят!?

Даша, придерживая тесак у бедра, вылетела на крыльцо:

— Куда?! Кто обещал просто в салки играть? На море не возьму! Цуцик, ты как там оказался? Айка!? Ах, ты, морда! Брысь на землю! Все слезайте! Только осторожнее. А вы чего ржёте, лбы взрослые?

Шея у Дженни очень красивая. Волны чёрных волос подобраны всего двумя заколками, изощряться она не любит, на модные изыски время не тратит. И так хороша.

Лит стоял за креслом королевской ведьмы. Пока шла официальная беседа, требовалось замереть бездушным столбом. Телохранитель — должность строгая, небрежностей не терпящая. То, что ты ещё и муж королевской ведьмы, второстепенно. Платит Корона за охрану, а не за всякие личные интимности.

Король отпускал Дженни неохотно.

— Присмотришь за торговцами. В накладные и векселя заглядывать незачем. С ними сами разберутся. Само твое присутствие убережёт наших хитрецов от некоторых искушений. В южанах я не сомневаюсь, — там больше бойцов, чем торгашей, — король Рутр склонил голову к плечу. — Я тебя не пугать посылаю, но при необходимости…

— Поняла, — Дженни разгладила лист записной книжечки. — Там всё пройдёт спокойно.

— Надеюсь. Я поручился, и, в случае осложнений, Корона понесёт ощутимые убытки.

— Как нам действовать дальше?

— Идите с южанами, — сумрачно разрешил король. — По прибытию известите меня. Из самого Глора буду ждать донесений, но исходи из важности происходящего. Вмешивайся осторожно. Мне нужен спокойный и осторожный властитель Северного берега. Скажу прямо: сейчас нас устраивает лорд Адальберт. Пока он на троне, я значительно меньше думаю о Глоре. Квазимодо знает, что делать, твоё дело наблюдать и извещать меня. Ещё раз повторю: вмешивайся очень осторожно, в драку не лезь. Естественно, похищение ребёнка из наших земель — беспримерное и наглое преступление, крайне возмутившее и меня, и королеву. Но ты идёшь не искать малыша, а оказать помощь в его розысках. Посильную помощь. Я определённо высказался?

— Да, Ваше Величество. Я бы хотела как можно быстрее вернуться.

Король кивнул:

— Разумно. За сына не беспокойся. Присмотрят, как обычно. С прыжками осторожнее. Не доверяю я этим сложным магическим штукам. Катрин мне как-то объясняла… Впрочем, ты сама всё знаешь. Всё, можете отправляться. Разберёшься на месте.

— Да, Ваше Величество, — Дженни поднялась из-за стола.

— Отлично, — король улыбнулся. — Тебя ждёт королева. У неё гораздо больше поручений. Испытываю робкую надежду, что основное ты тоже не забудешь. Можешь идти, а я пока скажу несколько слов твоему суровому охраннику.

Дженни замерла, уже шагнув к двери.

Король глянул насмешливо:

— Я хочу дать совет твоему муженьку, а не сожрать его живьём.

Лит первый раз остался наедине с властителем земель Ворона. До сих пор Его Величество ограничивался беглым кивком, справедливо воспринимая рослую фигуру телохранителя, как тень ведьмы. Единственная привилегия тени — и в королевских покоях носить за поясом видавший виды топор.

— Женщины, — проворчал король. — Слишком изменчивые, чтобы слепо доверять даже лучшим. Нервные, импульсивные или упрямые, прямолинейные, как клинок глорского меча. Боги знают, от чего это зависит, — утром человек женат на милой и ласковой красавице, вечером опасается разделить ложе со злющей и ядовитой навой. Понимаешь, о чём я?

— Да, мой король. Даже летом бывают заморозки.

— Именно. Нам с тобой, видят боги, повезло, — король поднялся и подошёл к конторке. — Желаю вам найти мальчишку. Я помню ту историю. Ищите.

Лит следил, как король наполняет серебряные походные стаканчики.

— Насколько я понимаю, Катрин непременно отыщет мальчишку или того, кто его убил, — задумчиво продолжил король. — Это справедливо, и я не собираюсь мешать. Но будет крайне несправедливо и преступно по отношению к землям Ворона, если леди Катрин или ведьма Короны не вернутся.

— Они вернутся, Ваше Величество. Вернутся живыми.

— Очень хорошо. Такова наша главная задача. Кстати, тебе тоже нужно вернуться. Моя ведьма должна иметь надёжную опору. Будь осторожен, лесовик.

Возвращались домой молча. Дженни несла корзинку с несколькими аккуратненькими сверточками, — королева настоятельно требовала передать подарки близнецам леди Катрин. У Лита под курткой оказался увесистый мешочек, — на этот раз Корона сочла предстоящими расходы оправданными и не поскупилась.

— Что он тебе сказал? — мрачно осведомилось Дженни.

— Приказано тебя беречь.

— Хм. И всё?

— Ещё приказано беречь леди Катрин.

Королевская ведьма выразительно фыркнула.

— Король её ценит, — пробормотал Лит.

— Ещё бы.

— Ты думаешь? По-моему, король и королева очень… ладят.

— Они любят друг друга, дикий лесовик. Но до этого была ваша воительница. И она не стала королевой, потому что… Ну, понятия не имею, почему.

— О!

— Не делай такое умное лицо. Похоже, Катрин не захотела отягощать свою белокурую голову короной и подсунула вместо себя замену — нашу нынешнюю королеву.

— А король? — поразмыслив, поинтересовался Лит.

— Король? Подумал-подумал, и смирился. Потом ему пришлась по вкусу замена. Самое чудное в этой истории, что они все продолжают дружить.

— А почему они не должны дружить с Катрин? Она поступила честно.

— Ты уверен?

— А где подвох? Ну, я, конечно, не согласился бы, чтобы ты мне кого-то сватала. Но король иное дело. Политические интересы…

— Ты тупее своих корявых пней, углежог, — Дженни взяла мужа за руку. За левую. Правая у Лита всегда оставалась свободна — ладонь должна быть у топорища.

Темнота. Промахнулась.

Ланон-ши — ночные создания, и боги подарили им ночные глаза. Замковые башни и галереи, городские черепичные крыши, звёздный полог глухой ночи, скрип обветшавших мельниц и бархатная пыль заброшенных подвалов, сонная тьма и тишина, — вот мир сладостных кровопийц. Но ни в подземельях, ни на чердаках не бывает полной тьмы.

Здесь была.

Блоод прошла ощупью, должно быть, шагов двести, и вернулась на то же место. Слабый аромат осоки и проточной воды, — запах, занесённый самой Блоод.

Попалась. Как это называется у людей?

Мышеловка.

Сама виновата. Прыгнула, уже мысля о следующем прыжке. Так нельзя.

Сделала.

Что дальше?

Справа снова тянулась неровная стена. Блоод изредка касалась её когтями. Неровные выступы, никаких ниш или проходов, никаких щелей, никакого движения воздуха. Ноздреватый сухой камень. Выступ… можно споткнуться, — Блоод инстинктивно перешагнула неровный порог. Нет, не порог, — складка нетронутого камня. Никогда не было двери, и никто не долбил здесь камень. Ещё тридцать шагов, опять запах канала Глора, — уже потускневший, слабый. Круг замкнулся.

Мышеловка. Ланон-ши-ловка.

Блоод присела на корточки и обняла колени руками.

Попалась. Когда-то, уже много лет назад, Катрин объясняла, как это — Прыгать. Одновременно и сложно, и легко. Одно усилие, и ты уже там. Но это сложное усилие. Ты становишься искрой на кончике клинка летящего кинжала. Пронзаешь-прожигаешь пространство. Другой мир, иное время, иной край земли, — нет границ, всё легче лёгкого. Единственный миг полнейшей концентрации мысли, великой решимости и силы. Отрешённая отрешённость.

Промахнулась.

Плохо. На тебя надеялись, а ты промахнулась.

Что-то стучало в груди. У ланон-ши есть сердце, но оно медленное. Стучат сердца у тех, кто спит, кто грезит и видит ночную гостью, кто держит её в объятьях, и спит, спит… Но мёртвых ланон-ши никто не должен видеть.

Успокойся. Это паника. Как у человека. Внутри колотится, сжимается что-то неведомое в желудке, крик рвётся наружу.

Успокойся. И тогда всё получится.

Нет! Уже не получится. В плену. Опять в плену. Подвал. Голод. На шее ожерелье тяжёлого, тронутого ржавчиной, железа. Ошейник. Твое первое человечье украшение. Тогда Катрин помогла. Нет, тогда помогли друг другу. Странное чувство — дружба.

Ланон-ши не дружат с людьми. Ланон-ши не дружат ни с кем. Закон. Инстинкт. Всё. Самцы-мужчины — пища и удовольствие. Женщины-люди — смешны, безобразны, вовсе не нужны.

Блоод смотрела в темноту, опёршись спиной о сухую стену. Сухая — это плохо. Ланон-ши — терпеливы. Выносливы. Без крови и мужской силы можно спать. Долго. Без воды — меньше. Намного меньше.

Катрин бы проскребла камень насквозь. Она не умеет сдаваться. Слабые ногти, но воля твёрже стали. Она всё может. Загрызть, научить. Говорить смешные вещи. Показать удовольствие без пищи. Ха, как может быть? Может. Жила одинокая, голая и вечно голодная ланон-ши. Раз, — зеленоглазая молодая человечья самка просто говорит, — и всё можно по-иному. Муж, дети, дом. Украшения. Друзья. О, чулки! Лайкра. Небывалая красота. Небывалая ланон-ши.

Энгус, ты где? Муж? Ты не сумеешь объяснить детям. Одичают. Полукровки. Ночь, люди в глубоком сне: и кровь, и удовольствие льются до дна. Мертвецы. Месть. Охота за несущими смерть.

Ланон-ши сидит. Умирает. Годы идут.

Вот блинский случай, как любит говорить Катрин.

Блоод ощупала вещи, оставшиеся при ней. Плащ, брюки и блуза. Мягкие удобные башмачки. Шнурки. Крошечная одежка из другого мира, — стрин-ги. О, вечно голой ланон-ши удовольствие от одежды. Ещё длинный стилет и ножны. Кошель с письмами. Перстни, браслеты. Какой толк? Кресала нет.

Факел. Пусть бы болят глаза. Терпеть. Найти щель, рыть, ковырять. Ползти червем.

Нет. Нет кресала. Нет сквозняка. Не выйдет. Всё пропало. Глупая ланон-ши.

Блоод свернулась в древнюю позу. Уже почти забыла как. Плотный клубок, ноги поджаты, руки между колен, под щекой твёрдый камень. Дикий-дикий дарк. Подушка — только волосы. Где постель? Где кружева? Чистые простыни. Запах лаванды, духов, что делает Фло.

Бедная ланон-ши. Ещё плотней сжаться. Лежать, умирать.

Ланон-ши долго живут, долго умирают. Сколько жизни прошло до ловушки? Восемьдесят лет. Нет. Уже девяносто? Раньше не считала. Нет мужа, нет друзей, — не ждёшь, когда они умрут. Незачем считать зимы. Нет забот у дикой ланон-ши. Плохо иметь всё. Плохо умирать. Совсем молодая. Во цвете лет. Хотела присмотреть за правнуками, дальше, за пра и пра, помочь…

Рано умирать! Зацепиться за что-то. Удочка, крючок. Ловить рыбу. Вещь, мысль. Успокоиться, сосредоточиться. Прыгнуть. «Две лапы»? Нет, мысли как стрижи над обрывом: несутся, пищат, глупят. Муж, дети, своя постель, — колотится в груди страх, мешает. Глор? Не поймать. Сложно. Чужой город. Кругом пища, пища…

Блин, нафиг. Хочется есть. Сколько дней прошло?

Не думай так! Ты почти человек. Как Катрин, — мысль, вбитая в железо. Узко, твёрдо. Только туда. Как водопровод, — длинная труба. Течёт. В старом мире Катрин и Фло много труб. Удобно. Стирать, пить, брать мужчин. В пузырьках. Джа-кузи. Там был большой мужчина. Вкусный, пахучий. Громкая музыка из хитрого ящика. Дзум, дзум, дзум, — как толчки крови из вены. Даришь счастье. Оставляешь живым.

Блоод фыркнула во тьму, перевернулась на другой бок. Сжалась изо всех сил, согревая ладони между бёдер.

Не туда мысль. Пища, самцы, все заботы — к такой-то матери.

Водопровод. Поток. Журчащий, сильный. Струя из крана. Стирать. Много-много стрин-гов, чулок, бюст-гальтеров. Какой ажур, о! Богатый мир. Туда? Через Старый мир? Рискнуть? Без Кэт и Фло?! Там дурной воздух. Нет, страшно. Жадная ланон-ши. Мало белья? Коллекция. Подруги не забывают дарить. Любят. Балуют. Посмеиваются. Стыдно расспрашивать о штучках. О манящих пустяках. Вот Мариэтта говорила о лосинах… Она любит поболтать.

Мариэтта. Ферма «Боспор». Что мешает? Лес, река, покой. Можно стирать бельё. Ланон-ши не может умирать в нечистых стрин-гах. Пробуй. Дурища…

— Цыц, покемон заводной! — Мариэтта подхватила сына, упорно норовящего ухватить морковку за ботву и стащить со стола вместе с корзинкой.

Рыбу пришлось чистить, держа ребёнка на руках. Наследник деятельно помогал, дёргая бронзового леща за хвост.

— Я тебя сейчас купать не буду. Вот пусть тебя Пуштун облизывает, — пригрозила заботливая мать.

Кошка, поджидающая за окном, нервно мявкнула.

Мариэтта была матерью молодой и не слишком опытной, но человеком сугубо жизнерадостным и уверенным в себе. Уйти из Старого мира ей с мужем пришлось по состоянию здоровья. Обосновались на реке, до ближайшей деревни шесть дней пути. Так и хотели: безлюдья и покоя. Муж всё ещё служил по своему ведомству, в связи с чем регулярно исчезал в сопредельных мирах, и отсутствовал неделями, а то и дольше. Мариэтта скучала, но дел имелась целая прорва, а когда наследник появился, так и вообще ни вздохнуть, ни покурить…

Противень шмякнулся на стол, — хозяйка вертелась в тесноте кухни с ловкостью профессионального бармена, подбрасывая в воздух одновременно и нож, и банки специй. Сын теперь восседал у неё на шее, дергал за бандану, удерживающую кудряшки матери, и радостно взвизгивал, наслаждаясь представлением. На кухне царил творческий беспорядок: трехлитровая банка солёных огурцов служила подставкой для миски с орехами, с воткнутых в стену шампуров свисали связки грибов, перца и прищепок, а над парой тинтаджских пивных кружек и бутылкой южного ширитти гордо парил пластиковый птеродактиль. На самой высокой полке — так, чтобы не дотянулся ребёнок, — стояла коробка со светошумовыми гранатами. Впрочем, в этом кажущемся хаосе таился некий порядок, — по крайней мере, сама Мариэтта безошибочно, чаще ощупью, находила всё, что требовалось. Супруг не вмешивался, единственное, что требовал — оружие должно храниться всегда на одном и том же месте.

Обитатели «Боспора» искали уединения и вполне могли его отстоять. Близкие друзья здесь бывали редко, а для речников, чьи караваны пять-шесть раз в год проходили по Тюру, был оборудован причал и расчищено место для лагеря неподалеку от частокола, окружающего маленькую ферму. Впрочем, пока никому из разумных двуногих не приходило в голову проявлять агрессию, — на пустынных речных просторах гостеприимство ценили высоко.

Мариэтта уже занялась соусом, как во дворе залаяли собаки. Мать и сын озадаченно уставились друг на друга.

— Судя по гавканью, кто-то знакомый, — пробормотала хозяйка. — Но ты иди-ка, на всякий случай, в блиндаж.

Ребёнок безропотно позволил усадить себя в манеж, лишь любопытно тянул шею. Мариэтта сдёрнула фартук, потрогала рукоять револьвера, — из набедренной кобуры торчала рукоять «русского» Смит-Вессона с семидюймовым стволом.

Во двор молодая женщина вышла осторожно, собаки уже не лаяли, — дружно сидели у крыльца и смотрели на хозяйку.

— О чём сигнализируем? Своих быть не может. С юга спекулянты только что прочапали. Речной народец заказы забрал. Кто там? Опять какой-то хорек «эсэмеску» вам оставил?

Собаки смотрели обиженно.

Мариэтта еще раз окинула взглядом реку, опушку ближней рощи и, наконец, разглядела одинокую фигуру, бредущую вдоль кромки берега.

— Ты откуда? Ой, мать моя женщина, что у тебя с плащом? Напал кто? Или наоборот? — Мариэтта впустила гостью, заперла массивную калитку.

Блоод села на корточки и оперлась о брёвна частокола. Была сиятельная даркша какой-то измятой и замученной. Сквозь желтоватый шёлк кожи проступала бледность. Даже вечным сексуальным напряжением от красавицы сейчас пёрло как-то вполсилы.

Ланон-ши чуть сдвинула капюшон:

— Я когда? У тебя была?

Мариэтта с некоторым беспокойством глянула в прищуренные янтарные глаза:

— Четыре дня, как ты была. Я тебе почту передала, про южан рассказала… Да что у вас стряслось-то? Я думала, ты в лучшем случае через месяц заглянешь.

— Четыре дня? — Блоод кивнула с каким-то мрачным удовлетворением. — Я попутно. Зашла. На обед. У тебя куры есть?

— Куда ж они денутся? Но я сегодня леща готовлю. С хреном, — Мариэтта замолчала на полуслове. — Тебе это… Питаться, да?

Блоод смотрела молча.

— Ты так не смотри, — пробормотала Мариэтта. — Не нажимай. Я не железная. И не закомплексованная. Только как-то…

— Неуместно, — прошелестела Блоод.

— Точняк. Дитё ноет, собаки чешутся. Не та атмосфера. Не расслабишься. Хотя, с другой стороны, муж шесть дней носу не кажет. Работничек…

— Ты трепло, — Блоод улыбнулась, на миг показав острые верхние клыки. — Курицу дай.

— Уже несу. Может, лучше петуха?

— Индифферентно. Но лучше две. Штуки.

Через пять минут Мариэтта с интересом разглядывала, держа за лапы, двух умерщвлённых куриц:

— Аккуратно. Даже стильно. У меня Андрей так сырые яйца пьёт. Хочешь ещё коктейльчик?

— Хватит. Вечером муж. И остальное.

— Логично. Привет супругу передавай. Храбрый он у тебя человек.

— Любит. Ты тоже смелая. Не боялась меня и в начале.

— Я бы боялась, — серьёзно сказала Мариэтта. — Но ты подруга Катерины. Рекомендация солидная. Если честно, я её больше тебя опасаюсь. Хотя и уважаю. Но они с моим Андреем оба вояки, много повидавшие. Знаешь, как бывает: вспоминая бои да трофеи, стаканчик пропустили, другой. Разговор по душам, духовная близость, подкреплённая доводами идеального бюста, голливудских ног и зелёных глазищ. Ещё влюбится муженёк. Нет, я против кратковременного траха ничего не имею, но…

— Кэт сейчас некогда.

— Да это я так, на всякий случай намекаю. А что с пропавшим мальчиком? Конкретика какая проявилась?

— Не знаю. Пойду спрашивать. Вопрос. Мыло есть? Бельё простирнуть.

— Ой, да хоть вся стирайся и волосы мой. Сейчас воды согрею. Только без искушений. Я легкомысленная и темпераментная.

— Не вопрос. Есть же курятник.

Достойные особы дружно захихикали.