Истязание одиночеством
Трек к главе — Tommee Profitt and Fleurie — Noble blood
* * *
Было тихо и темно ещё, как минимум, сутки. Или же время растянулось так для меня потому, что вслушивалась в каждый тихий прерывистый вдох и выдох любимого? Эти тяжёлые вдохи и стали отныне для меня своеобразным, жутким тиканьем часов отмеряющих время.
Желудок все чаще сжимался от голода, жажда заставляла думать, что нас так и оставят тут умирать, забытыми и запертыми.
Затем тяжёлые мысли сменились страхами за отца, маму и брата. Я вспомнила с каким ужасом и остервенением Эрион вырывался из-под контроля отца, как пытался рвать на себе магические путы ловчей, рассекая руки до крови и не унимался, пока мать не бросилась к нему, умоляя не гневить Градоса, как сама позже молила нового короля Мидера отпустить нас.
Чувства, что испытала от смерти Варгов, страдания близких, снова заставили неприятно поёжиться то ли от холода, то ли от скорби. Голова стала кружиться, хоть и ран на теле было не много, лишь ссадины на запястьях от того, что кандалы изранили кожу пока я рвалась к мужу изо всех сил. Но пить оставшийся Эликсир, способный излечить Эрбоса, не собиралась. Я ждала пока он очнется и тогда я смогу передать ему небольшой флакон, сейчас припрятанный в вырезе моего истерзанного наряда.
Ещё бы хоть каплю света сейчас увидеть. Кромешная тьма не только мешала видеть и планировать, она угнетала. Особенно меня. С детства ненавидела темноту и все тени мира. Даже будучи ребенком, часто засыпала при свете свечи и монотонные рассказы отца о волшебных существах, якобы обитавших в лесу.
Внезапно слева в дальней части коридора, отделяющего бесконечный ряд камер по обеим сторонам, словно по моему желанию, вспыхнул свет. Я прищурилась, даже тусклая вспышка далёкого факела, заставила поёжиться от боли в чувствительных глазах, привыкших к тьме.
Глаза мгновенно стали отыскивать силуэт любимого в камере напротив. Цепи и кандалы у потолка теперь висели пустыми, не сковывая, как прежде, своего пленника. Это дало понять, что Эрбоса, скорее всего, освободили и бросили на пол.
Мои цепи брякнули, когда встала, цепляясь за прутья решётки. Голова ещё больше пошла кругом, а желудок сжался от тошноты, когда рассмотрела Эрбоса, лежащего на животе на голом камне пола в полутьме. Спина его была исковеркана полосами глубоких ран, а кровь растекалась вокруг израненного тела багровой лужей.
Где-то в темнице послышались шаги и я поспешила пробудить мужа, на собственные переживания не осталось времени:
— Эрбос. Дорогой, очнись. Быстрее… Прошу… — Достала я флакон с Призрачным Эликсиром, готовясь отдать его мужу. Что-то подсказывало, что это последний мой шанс ему помочь. Возможно, спасти от смерти, ведь раны были нещадно глубоки на его спине и кровили до сих пор довольно сильно. — Я излечу тебя. Только помоги мне. Пожалуйста…
Изначально я думала, что феец так и не очнется, лишь тяжелее и чаще стал дышать, паника пробралась под кожу, когда эхо шагов стало чаще отбивать по каменному полу, приближаясь быстрее прежнего, но через время Эрбос приподнял голову, со стоном приподнялся на локтях и начал очень медленно, но уверенно ползти в моём направлении.
В этот же момент, присев, я сняла с цепочки флакон, как можно лучше прицелилась, чтобы попасть в просветы между прутьями решёток и запустила малюсенький бутылёк по шершавому полу вперёд прямиком в руки любимого пока чьи-то гулкие шаги наступали буквально на пятки нашему замыслу.
Пара мгновений замерли передо мной, я только и наблюдала как красивый, искрящийся магией флакон, скользит к своей цели. Молилась, чтобы он не встретил препятствия на своём пути в виде зазубрины камня или толстого тюремного прута. Чтобы достиг рук любимого и исцелил его содержимым…
К счастью, флакон быстро и метко проделал путь между мной и Эрбосом, миновал решётку и споткнувшись о выступ камня, резко остановился в метре от его руки.
— Скорее. — Посмотрела я, на всё более светлеющую точку в конце коридора. Тени боязливо задрожали на стенах, словно тоже переживали за нас.
Эрбос застонал, резко и быстро рывком сократил путь к своему спасению. Рука его накрыла сосуд, феец не раздумывая открыл флакон и выпил содержимое, переворачиваясь на изувеченную спину, чтобы успеть исцелиться вовремя. Заревел от боли и сердце сжалось от этого, но вскоре его раны ярко осветили камеру даже при том, что он лежал на больных местах.
В этот момент появилась она. Та самая фейка с черным холодным взглядом и, судя по всему, такой же чёрной душой.
— Что тут происходит? — властно спросила она, осматривая нас с мужем.
Эрбос по-прежнему был весь в крови и лежал на спине. Ран его не было бы видно за стольким количеством багровой слипшейся жидкости, шрамы делали бы вид таким же ужасным, даже если бы кто-то посмотрел на них. Никто не должен догадаться о том, что Эрбос ранен недостаточно. И не догадается. Я выдохнула. Мой замысел удался, это приподняло дух.
Вскоре возле девушки в черном платье, возникли и двое высоких бойца фейри, которые, по всей видимости, немного отстали от ее быстрого шага или же выполняли по дороге ещё некое поручение.
— Ничего, как видишь, нового. Мы скованы полностью, — ответила ей не без доли презрения, ведь именно эта фейка помогала Градосу и разрушила все наши планы с Эрбосом. Будущее — она разрушила всё будущее, которое мы планировали с любимым и уже готовились в него окунуться, не говоря о том, что Грия и Ниадис погибли, а мы с мужем оказались тут.
Девушка смерила меня злобным взглядом, но проверила или на мне все кандалы, опустив глаза на руки.
— Что, боишься? — задала ей вопрос, на который не требовалось ответа. Он читался на лице незнакомки. Она точно боялась. Это выдало в ней опасение, что могу освободиться, это же дало мне надежду. — Не бойся, я ведь прочно увязла в путах ловчей.
Фейка хладнокровно кивнула, сдерживая раздражение, словно ей приказано это. Зато когда обернулась к Эрбосу, который лежал на полу и просто наблюдал за нами, полностью показала себя:
— Выбросить его из замка в город и приказать никому из фейцев не помогать этому полукровке, пусть сам справляется. Таков приказ короля.
Я с облегчением выдохнула. Эрбоса оставят в живых, остальное он сможет преодолеть. Я знала это.
Гвардейцы сразу же открыли двери в камеру и подхватили Эрбоса под руки, поднимая. Но девушка всё не унималась:
— Тебе повезло выжить, полукровка, — с отвращением произнесла она, от чего её лицо исказилось, теряя скульптурные красивые линии.
Тени задрожали в углах снова и настоящий мороз стал пронизывать и без того холодный камень пола. Я резко поднялась и стала моргать чаще, чтобы понять… не кажется ли мне то, что вижу… Но нет… Не казалось, ведь рука, которой она грубо, впиваясь в кожу Эрбоса ногтями и обхватила его подбородок, словно испускала черный дым. Нет. Языки черноты. Саму тьму, которая действовала как магия фейри, извиваясь между её пальцев и по рукам выше. Эта тьма представляла собой противоположность тёплому, насыщенному свету магии фейри.
— Ты дитя скверны… — Тихо проговорила я название прочитанное когда-то всего мельком в книге, которую ещё в мире людей отдал мне Авалард. — И тебя не уничтожили?
Из того, что хорошо помнила, было ясно одно: как и в мире людей, в Асгаларде иногда рождались калеки, или же больные дети, с пороками. И если люди награждались в таких случаях больным телом, то для фейцев не было худшего наказания, чем породить дитя тьмы с исковерканной, неправильной магией.
Их убивали, как только замечали её проявления. Иногда это происходило после вхождения в аргум. И иногда родители лишали жизни такое дитя скверны сами, ощутив какое чудовище породили. Именно из-за такой ужасной несправедливости я и запомнила тот закон фейцев:
«Любое дитя, которое родилось у чистокровных фейри — благословение и награда, остальных же стоит придать смерти, чтобы не порочить чистоту крови. В особенности тех, которые носят имя „Детей скверны“ и пронизаны тьмой, являя собой чистую ошибку мироздания».
«Законы и порядки фейри» Эраген Алахосский.
Всё произошло в мгновение ока. Девушка отпустила Эрбоса и тенью метнулась ко мне. Теперь её магия клубилась вокруг всего её тела, вокруг меня, а глаза и вовсе полностью заволокло чернотой, даже вокруг глазниц распустились черные прожилки тьмы, словно ядовитые цветы, делая из красавицы чудовище. Я только и успела, что больно приземлиться на пол и отползти от решётки к противоположной стене, её рука почти коснулась моего горла, а холодная тень лизнула подбородок.
— Если ещё хоть раз так меня назовёшь, уничтожена будешь ты! — злобно прорычала девушка, а Эрбос дёрнулся в руках стражников, хоть и был ещё слишком слаб, чтобы освободиться.
Больше я не хотела гневить эту фейку, да и оскорбила её лишь от незнания того, что не понимала — её магия, её же приговор, наказание и огромнейший стыд в жизни. Мне стало её жаль. Даже несмотря на то, что она была моим врагом в данной ситуации.
— Я не знала, что это для тебя оскорбительно. Я в целом ещё очень многое не знаю о мире фейри, — зачем-то оправдалась перед ней я.
— И не смей так смотреть на меня… — прошипела она, словно змея, явно понимая какая таится глубина сожаления в моих словах и взгляде. — Я не пожалею тебя, когда придет время.
Затем девушка резко погасла, прямо как свеча испускающая свет, но в противоположном смысле этого слова. От её магии словно меркли краски вокруг, а теперь они снова стали ярче, светлее. «Чистое зло» — промелькнула в голове мысль, противоречащая чувствам. Хотелось верить, что эта фейка не сама была так озлоблена, а лишь стала орудием Градоса, но нечто подсказывало мне, ноя неприятным чувством под ложечкой: эта девушка несёт холодную, злую смерть в мир фейри и ничего больше. Она проклятие этого мира.
На мгновение, от удивления и созерцания сил ребёнка скверны я и позабыла посмотреть на любимого. Зато он смотрел на меня неотрывно, хоть его взгляд всё ещё туманила слабость. Призрачный Эликсир спас его от смерти, но не излечил сполна. А сейчас нам предстояло расстаться.
— Будь сильной Милли и делай так, как прикажет король.
Я не поверила своим ушам. Эрбос просил лечь в кровать Градоса? Стало нестерпимо больно, но я знала уже какой ад сжигает моего мужа изнутри. Он желал, чтобы я осталась в безопасности. Даже таким способом готов был спасти меня.
— Позаботься о моих родных, Эрбос… — тихо сказала и зелёные глаза любимого наполнились ужасом. Его рванули вперёд, уводя и когда он стал вырываться, сильно ударили под рёбра, но в конце концов феец вывернулся, упал на пол и подскочил к клетке, собрав все силы на такой резкий манёвр. Наши руки соприкоснулись, обвили друг друга, лоб коснулся лба, а глаза встретились, поглощая душу друг друга, соединяясь в последний раз. Я предчувствовала, практически знала, что в последний раз… ведь знала, что не смогу лечь с Градосом в одну постель, и, тем более, не выдержу его ребёнка в своём чреве, вечное служение… Такая жизнь хуже смерти.
— Не сдавайся, Милли! Не смей! — увидев моё полное смирение перед судьбой, начал настаивать феец. — Я не могу тебя потерять… — почти шёпотом продолжил, но его уже рвали из моих объятий, выдирая словно и изнутри, и из самого сердца.
Эрбос ещё не раз пытался обернуться, посмотреть в глаза и найти в них зарождение искры борьбы, а не находя, снова и снова оборачивался и выгибался в руках гвардейцев, словно и вовсе не ощущая как те его били по рёбрам, заставляя двигаться вперёд.
— Я бы на месте Его Величества приказала казнить тебя, — недовольно проговорила молодая фейка и пошагала вперёд, забирая факел с собой.
Свет для меня снова погас, окатывая теплым клубом лишь дальние стены длинного коридора темниц, но и он вскоре сник, как и голоса, крики моего любимого и глухие удары по его телу из-за сопротивления.
Я осталась совсем одна. Но теперь больше не о ком было беспокоиться. Все, кого любила и могла спасти, я спасла, а себя… Стало дурно окончательно, я рухнула снова на холодный пол. Так по-видимому мне и предрешено принять смерть.